Текст книги "Тайна подводной скалы (Сборник)"

Автор книги: Григорий Гребнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

ЮЖНОЕ СИЯНИЕ
Научно-фантастическая повесть

I. ВИЗИТ ПРОФЕССОРА КОРДАТО К ГЕНЕРАЛУ ФЛАНГО

Генерал Фланго редко приближался к окнам своего обширного кабинета. Но сейчас ему вдруг захотелось взглянуть на этот ненавистный город. Пятнадцать лет назад, с помощью зарубежных друзей Фланго взял его после длительной осады, ожесточенных уличных боев и бомбардировок с воздуха, чтобы подавить освободительное движение в стране и установить в ней фашистскую диктатуру… Пятнадцать лет прошло с тех пор, а город этот, как и вся страна, оставался чуждым ему, враждебным. Фланго знал, что здесь каждый булыжник мостовой мог в любую минуту полететь ему в голову, на каждом балконе в любой день могло взвиться алое знамя свободы или флаг мира с парящим белым голубем на его полотнище.

Фланго отошел от окна и зашагал по кабинету. Пятнадцать лет!.. Сколько труда, сколько неимоверных усилий ему требовалось затрачивать ежегодно, ежедневно, чтобы добыть деньги в этой обнищалой стране!.. Деньги!.. Деньги!.. Как много их нужно, чтобы держать в руках весь этот сброд!.. Одна полиция поглощает многие миллионы, четвертую часть всего, что удается выудить налогами и раздобыть у концессионеров. А для содержания армии пришлось распродать иностранцам все рудники, шахты, отдать под плантации восемьдесят процентов земли. Армия!..

Размышления Фланго об армии были так же безрадостны, как и обо всем остальном. Под влиянием повсеместных разговоров о мире и антивоенной агитации из его армии началось массовое дезертирство. Солдаты, офицеры, одиночки и даже большие, группы военных отказываются ехать в африканские колонии. Они бегут в горы с оружием и скрываются там.

Фланго тяжело вздохнул. Это массовое дезертирство из армии подрывало и без того невысокий престиж его внутри страны и за рубежом… А сейчас прибавилась еще морока с этим профессором… Как его?… Кордато, что ли?… Говорят, что этот профессор изобрел какую-то таблицу. Фланго попытался припомнить ее название.

– Таблица… Мендельсона?… Какая-то еврейская фамилия. Но при чем тут профессор Кордато, если эту таблицу уже изобрел Мендельсон?…

Кордато должен явиться с минуты на минуту. Макчерти приказал его вызвать. Это Карл Штук убедил Макчерти, будто Кордато сделал ценное открытие. Штук должен прийти сейчас. Этот бывший гитлеровский ученый отлично разбирался во всяких научных делах. Недаром атомный концерн платит ему большие деньги за то, что он всюду ищет эти таблицы.

Фланго подошел к стальному сейфу, стоявшему позади письменного стола, проделал несколько сложных манипуляций с замком и, открыв, наконец, достал черную папку с крупной, жирной цифрой «808». Закрыв сейф, Фланго опустился в кресло.

Первым в папке подшито было донесение начальника управления разведки майора Ганстероса:

«В кругах ученых ходят слухи, что профессор Кордато сделал какое-то открытие в области таблицы Менделеева. Направляю в университет Ящерицу и Шептуна…».

Далее замелькали донесения сыщиков:

«Кордато работает в здании университета. В свою лабораторию никого не допускает. Помогают ему: ассистент Ролландо Орли и дочь Кордато Вербена. Все трое молчаливы, держатся замкнуто, не общаются ни с кем. (Ящерица)…».

«Беседовал с профессором Винченца. Он утверждает, что Кордато открыл какие-то новые Элементы, в общем что-то вроде атомной энергии. (Шептун)…»

«Проник в лабораторию ночью, но не успел ничего сфотографировать. Был избит неожиданно явившимся Орли. (Ящерица)…».

Фланго листал сводки агентов тайной полиции и ни в одной из них не мог найти объяснения, в чем же суть открытия профессора Кордато. Ученые очень ревниво оберегали свою работу от посторонних глаз и ушей. Однако донесение Шептуна о том, что научная работа Кордато имеет какое-то отношение к атомной энергии, очень заинтересовало Карла Штука. Он тотчас же засыпал Фланго директивами: «Непременно расследовать подробнее», «Не выпускать из виду работу Кордато» и т. д.

Этот агент заокеанского атомного концерна распоряжается здесь, как в своем доме. Но он, Фланго, принужден повиноваться ему, ибо от этого повиновения зависят займы, обещанные заокеанскими банками, зависит поставка нового вооружения для армии и для полиции, без которых он, Фланго, вряд ли удержит власть в этой проклятой стране.

Фланго продолжал листать материалы, подшитые в папке. Тут же были приложены и фотографии Кордато, его дочери и ассистента Орли. Фланго мельком взглянул на фото старого ученого и внимательно стал разглядывать снимок, сделанный Ящерицей с Вербены Кордато в тот момент, когда она входила в здание университета. Тут же был приложен увеличенный снимок лица этой девушки. С фотографии на Фланго смотрели светлые, умные глаза. Во всем облике этой девушки чувствовались большая сила и твердый характер в счастливом сочетании с пленительной женственностью и нежностью. У Фланго фотография Вербены Кордато вызвала оценку упрощенную и краткую:

– Недурна, но с норовом…

Снимок с Орли, сделанный одним из сыщиков, изображал молодого человека лет двадцати восьми. Черты лица его говорили о прямом, открытом характере и большой воле.

«Тип, весьма неприятный», – подумал Фланго и перевернул страницу.

Углубившись в изучение лежавшего перед ним дела, генерал не заметил, как приоткрылась дверь, и в кабинет вошел адъютант. Постояв немного, кашлянул. Фланго поднял на него глаза.

– Профессор Кордато, господин генерал, – тихо доложил адъютант.

Фланго закрыл папку и сунул ее в ящик письменного стола.

– А доктор Штук приехал? – спросил он.

– Нет, господин генерал…

Фланго секунду подумал.

– Пусть войдет.

Адъютант скрылся за дверью, и тотчас же в кабинет вошел пожилой человек среднего роста, в длинном старомодном сюртуке. Кордато остановился у двери и выжидательно смотрел на Фланго.

– Профессор Кордато? – спросил Фланго, подняв на вошедшего свои пронзительные глазки.

– Да, я профессор Кордато, – настороженно глядя на Фланго, сказал Кордато.

– Прошу садиться…

Фланго указал на кресло подле стола. Кордато не спеша приблизился и сел. Он уже с любопытством смотрел на «грозного диктатора», которого никогда до того ему не случалось видеть.

– Мне очень приятно познакомиться с одним из выдающихся ученых нашей страны, – криво улыбаясь, произнес Фланго.

Кордато неопределенно кивнул головой.

– Мне говорили, что вы добились больших успехов в своей работе, – не то спросил, не то подтвердил Фланго.

«Так я и знал…», – подумал Кордато и сказал:

– Ученый имеет право говорить об успехах или неуспехах только в том случае, если какая-либо его работа закончена…

– Возможно, возможно, – согласился Фланго. – Но не в этом суть дела. Государственные дела большого значения не позволяли мне ближе ознакомиться с работами наших ученых, но, я думаю, у меня еще есть время исправить это мое упущение. Пригласив вас, я хотел положить начало своему сближению с людьми науки.

Кордато опять неопределенно качнул головой.

«Черт возьми! Куда же запропастился этот проклятый Штук», – со злостью подумал Фланго. Пора было уже задать Кордато тот вопрос, который интересовал агента иностранного атомного концерна, но Фланго не знал, о чем он должен спрашивать профессора.

– Э-э… вы, кажется, что-то изобрели, господин профессор? – осторожно спросил Фланго.

Кордато высоко поднял брови.

– Я?… Простите, тут, очевидно, какое-то недоразумение, господин генерал. Может быть вы меня за другого ученого принимаете?

– То есть, как это «за другого ученого»? – удивился Фланго. – Вы же профессор Кордато?…

Фланго уже потянулся было к ящику письменного стола, чтобы вытащить «дело № 808» и взглянуть на фотографию профессора Кордато, но вовремя опомнился и отдернул руку.

– Да, я профессор Кордато, но я никогда и ничего не изобретал, господин генерал, – сказал ученый.

Фланго понял.

– Я может быть не так выразился. Не изобрели, а… придумали, или как это называется?

Кордато усмехнулся.

– Я физик, господин генерал. Физики ничего не придумывают. Некоторым из них в результате большой своей работы удается сделать то или иное открытие.

– Вот, вот! Открытие! – воскликнул Фланго. – Говорят, вы какую-то таблицу открыли… Мендельсона, кажется. Хотя мне непонятно: если таблицу уже открыл какой-то Мендельсон, то при чем тут вы?…

– Вы имеете в виду таблицу элементов Менделеева, господин генерал? – сдержав улыбку, сказал Кордато.

– Да, да! Вот именно, – быстро согласился Фланго.

– Менделеев – гениальный русский ученый, господин генерал, – строго сказал Кордато, – Он открыл периодический закон элементов и изложил его в своей замечательной таблице, именуемой «Периодической таблицей элементов».

– Русский?! – ужаснулся Фланго. – Коммунист?…

– Он придерживался прогрессивных взглядов, но умер за десять лет до Октябрьской революции в России, – сдержанно сказал Кордато.

Фланго вздохнул облегченно, однако продолжал смотреть на Кордато с большим подозрением.

– Значит вы к этому русскому ученому никакого отношения не имеете? – спросил он.

– Я искал элементы, не обозначенные в таблице Менделеева, – ответил Кордато.

– Не обозначенные в таблице Менделеева? – переспросил Фланго. – Ага! Это очень похвально. Подальше от этих русских элементов.

– И что же вы нашли, уважаемый коллега? – спросил кто-то позади Кордато.

Кордато обернулся и увидел маленького шарообразного человека с острыми, колючими глазами на круглой румяной физиономии.

– Доктор физико-математических наук Карл Штук, господин профессор, – вкрадчиво сказал человечек и отвесил глубокий поклон Фланго. – Прошу прощения, господин генерал, я опоздал и потому ворвался без доклада.

– А-а! – сказал Фланго. – Вы пришли кстати. Профессор Кордато рассказывает мне о своей научной работе.

– Это очень интересно! – с восторгом воскликнул Штук. Продолжайте, господин профессор. Вы говорили о новых элементах, не обозначенных в таблице Менделеева.

– Я объяснил господину генералу, кто такой Менделеев и как именуется его система элементов, – неохотно произнес Кордато. Он слышал об этом гитлеровском физике, который вместе с другими немецкими учеными в дни войны усиленно работал над расщеплением атомного ядра. Кордато знал, что Штук по поручению крупного атомного концерна ищет здесь урановую руду для производства атомных бомб.

– Это очень благородно с вашей стороны, коллега! – воскликнул с тем же притворным восторгом Штук. – Господин генерал, как человек просвещенный, интересуется успехами, современной науки, а своей отечественной в особенности.

– Да, да, – подтвердил Фланго. – Я часто вспоминаю все эти таблицы и элементы.

– Вы работаете над заурановым рядом элементов, коллега? осторожно спросил Штук, прощупывая Кордато своими острыми глазами.

– Я предпочел бы говорить о своей работе, когда она будет закончена, – сухо сказал Кордато.

– Я вас понимаю. Скромность – первый признак настоящего ученого. Но я, пожалуй, напрасно задал вам свой вопрос. Вы можете работать только над каким-нибудь элементом, с номером большим, чем у Калифорния, ибо все остальные клетки таблицы Менделеева уже заполнены.

– А вы разве не допускаете, что ученый может интересоваться элементом не радиоактивным? – спросил Кордато.

– Допускаю, коллега? Конечно, допускаю! – воскликнул Штук. – Водород – элемент не радиоактивный, но термоядерный процесс доказал его исключительную эффективность…

– Да, конечно, если рассматривать достижения науки только как средства ведения войны, – резко сказал Кордато.

Штук печально вздохнул.

– Война всегда была бедствием для человечества. Но и меч, обнаженный в защиту справедливости, всегда был прекрасен. Это, кажется, еще Шекспир сказал.

– Я не знаю, что именно сказал Шекспир о мече. Но я знаю, что сказали миллионы людей о бомбе, изготовленной учеными для Хиросимы, – раздраженно ответил Кордато.

– Все зависит от того, с чьей точки зрения рассматривать эпизод в Хиросиме, – с иронией сказал Штук.

– Я могу рассматривать этот эпизод только с точки зрения тысяч мирных людей, погибших там от атомной бомбы, – сказал Кордато. Он понимал, что говорит лишнее. Но отвращение к этому наглому атомщику заглушило в нем осторожность.

– Простите, вы кажется отвлеклись, господа, – вмешался Фланго. – Мы говорили о работе профессора Кордато, а не об атомной бомбе.

– О нет, господин генерал! Если профессор Кордато работает в области ядерной физики, – то эпизод в Хиросиме имеет прямое отношение к его работе, – многозначительно произнес Штук.

Фланго широко открыл глаза.

– Ах, вот как! Значит он готовит атомную бомбу?…

Штук расхохотался.

– Прошу прощения, господин генерал. Атомную бомбу не в силах изготовить один человек, да еще при столь низком уровне техники, существующей в вашей стране, – сказал он, свысока глядя на Фланго. – Но если профессор Кордато изучает поведение атомных частиц, то вполне возможно, что его работа может быть использована другими людьми для получения атомной энергии.

Фланго смотрел на Кордато уже с возрастающим интересом.

– В таком случае профессору Кордато надо укрыть в надежном месте все свои таблицы и элементы.

– Это верно, господин генерал, – согласился Штук.

– А более надежного места, нежели вот это сейф, – Фланго кивнул на свой сейф, – придумать трудно.

– Я уже доложил вам, что мне еще нечего прятать, – глухо сказал Кордато.

– Так или иначе, но вам, господин профессор, все же следует работать в иной обстановке. Университетская лаборатория не подходит для опытов с радиоактивными элементами, – осторожно произнес Штук и выразительно взглянул на Фланго.

– Мы вам предоставим другое помещение, – решительно сказал Фланго.

– Но я ведь не произвожу никаких опасных опытов, – возразил Кордато, стараясь говорить спокойно.

– Очевидно, господин генерал имеет в виду не только безопасность. Материалы, относящиеся к вашей работе, профессор, могут выкрасть коммунисты и использовать их для нападения на цивилизованные народы, – не моргнув, сказал Штук.

Кордато пожал плечами.

– Я не слыхал ни о чем подобном.

– А я слыхал.

Фланго не выдержал:

– Завтра мы отведем вам надежное помещение, а помощником вашим будет доктор Штук.

– Я с радостью готов стать полезным господину профессору, – с иронией сказал Штук.

– У меня есть помощники: молодой доктор наук Ролландо Орли и моя дочь, студентка Вербена Кордато, – сухо ответил Кордато. – Другие помощники мне не нужны.

Фланго покачал головой.

– Э-э, нет! Вы еще не знаете доктора Штука. Это очень толковый ученый! Он заменит вам всех ваших помощников!

– Следует ли понимать ваши слова, как приказ, господин генерал? – спросил Кордато.

– Нет, это только совет, господин профессор, – ответил Фланго, буравя Кордато своими мышиными глазками. – Но я никогда не даю советов напрасно…

Кордато понял все. Видимо кто-то проведал о том, что он, Орли и Бери так тщательно до сих пор скрывали. Несомненно Фланго и Штук действуют о указанию того же атомного концерна и хотят использовать его открытие для войны…

Но нет! Этому не бывать!..

– Принимаю ваш совет к сведению, господин генерал, – покорно сказал Кордато. – Но внезапное отстранение моих ассистентов от работы будет для них тяжелой неожиданностью. Я отправлюсь домой, чтобы хоть немного их утешить. Аппаратуру и все относящееся к моим опытам мы перевезем в новое помещение завтра.

Фланго быстро взглянул на Штука. Тот отрицательно качнул головой.

– Мы сегодня же перевезем все, – сказал Фланго. – Вы вместе с доктором Штуком отправитесь отсюда прямо в университет и сразу приступите к перевозке своих таблиц и аппаратов.

Штук тотчас же выразил свою готовность немедленно помочь профессору Кордато в этом деле.

«Все пропало! – с ужасом подумал Кордато. – Орли и Бери ничего не успеют вынести из лаборатории».

– Но у Орли находится ключ от очень сложного замка лаборатории, – сказал Кордато, стараясь не выдать своего волнения. – Разрешите вызвать его в университет.

Фланго впился глазами в Штука. Тот несколько секунд колебался, но, видимо, что-то решив, сказал:

– Мне очень хотелось бы познакомиться с доктором Орли и с вашей очаровательной дочерью, господин профессор.

– Звоните же поскорей, – с величайшей готовностью воскликнул Фланго, указывая на свой телефон.

Кордато позвонил к себе домой. К телефону подошла его жена.

– Что случилось, Энни? – с тревогой спросила она. – Откуда ты звонишь?

– Успокойся, дорогая, – сказал Кордато. – Со мной ничего плохого не случилось. А где Орли? Если он у нас, попроси его к телефону.

– Орли и Вери, а с ними тот молодой инженер, что у нас бывал, только что вывезли на грузовике все лабораторное оборудование. Они забрали в твоем кабинете какие-то бумаги и умчались.

– Куда?

– Не знаю. Они ничего мне не сказали.

– Ах, вот как? – радостно воскликнул Кордато. – Ну, что ж, отлично.

– Скоро ли ты вернешься домой, Энни? – спросила жена. – Я очень встревожена.

– Не знаю. Я сейчас ничего не знаю, – сказал Кордато и положил трубку.

– С кем вы говорили? – спросил Фланго.

– С моей женой. Она сказала, что ни Орли, ни моей дочери в доме нет, – спокойно ответил Кордато.

Внезапно зазвонил телефон.

– Начальник полиции полковник Танголико, – громко объявил появившийся в дверях адъютант.

Фланго взял трубку:

– Я слушаю…

– Мне только что донес мой агент, что помощники Кордато неожиданно погрузили в машину всю аппаратуру из университетской лаборатории и уехали, – напуганно доложил Танголико. – Дочь Кордато отвлекла агента, и ему не удалось проследить, куда направилась машина с Орли…

Глаза Фланго выкатились из орбит.

– Погрузили всю аппаратуру?!..

– Так точно… господин генерал, – запинаясь, сказал Танголико.

– Да как же вы смели это допустить?! – заорал Фланго.

– Я тотчас явлюсь к вам лично, господин генерал, и объясняю, как все произошло…

– К черту! – крикнул Фланго. – Поезжайте туда, куда эти негодяи уволокли свои таблицы. И без них не смейте мне показываться на глаза!

Фланго швырнул трубку и с ненавистью взглянул на Кордато.

– Так вот оно что?… Пока вы здесь меня морочили, ваши помощники грузили все ваши таблицы в машину, профессор?…

– Для меня это так же неожиданно, как и для вас, господин генерал, – ответил Кордато. Он уже был совершенно спокоен. Что бы ни случилось теперь с ним самим, Орли и Вери не отдадут в руки атомщиков его драгоценного мегония, который он добыл с величайшим трудом после четырех лет неустанной работы…

– Ловко! – сказал Штук. – Оказывается, коммунистам незачем и выкрадывать ваши научные секреты, господин профессор. Ваши помощники сами все им доставят.

Кордато взглянул на него с презрением:

– Если бы они и доверили тайну моего открытия коммунистам, я был бы спокоен. Это означало бы, что мое открытие не будет использовано для войны. Но они ничего никуда не доставят.

– Вы в этом уверены? – насмешливо спросил Штук.

– Я не желаю разговаривать с вами. Вы достойны только презрения. Вы позорите звание ученого! Вы хотели стать гитлеровским атомщиком, но не успели и попали в услужение к атомному концерну. Ваш концерн, вы и вот этот опереточный диктатор хотели бы всю мировую науку выстроить в одну шеренгу перед новым Гитлером. Этому не бывать!.. – гневно сказал Кордато и встал, отодвинув кресло.

– Ар-рестовать! – истерически завопил Фланго.

Обыск в квартире профессора Кордато длился три часа. Агенты полиции, во главе с самим начальником государственной полиции Танголико, в присутствии Штука перевернули вверх дном все, что было в квартире, но не нашли ни одной записи, которая дала бы хоть какую-нибудь путеводную нить для раскрытия научной тайны профессора Кордато.

Около двадцати полицейских в штатской одежде незаметно дежурили вокруг дома Кордато и дома, где жил Орли. Но ожидания их оказались напрасными, Орли и Вери не вернулись. Лишь на другой день, когда Танголико наводнил всю столицу сыщиками, Орли, выйдя из помещения вокзала, где он приобрел три билета для проезда в один из южных портов, был опознан агентом Шептуном. Сыщик увидел Орли и пошел за ним. Подле вокзала, покуривая, стояли еще два сыщика. Шептун сделал им знак. Пропустив Орли, они мгновенно схватили его за руки. Орли тряхнул ими как двумя пустыми мешками, но Шептун упер ему дуло револьвера в спину и крикнул:

– Руки назад!.. Стреляю!..

Вмиг на Орли были надеты наручники…

II. ПЛАН, РОЖДЕННЫЙ В ТЮРЬМЕ

– Раз! Два! Три! Четыре!.. Восемь… Раз! Два! Три! Четыре!.. Двенадцать… Раз! Два! Три! Четыре!.. Шестнадцать…

Орли перестал шагать и остановился посреди камеры.

«Я шагаю уже четыреста дней, – подумал он. – Я прохожу не меньше пятидесяти километров в день. Я прошел уже всю Европу и Азию. Я добрался до Чукотки и повернул обратно…»

Он заставлял себя не думать о том, что случилось с ним больше года назад. У него ныло сердце от тоски по Вери, от воспоминаний о погибшем в этой тюрьме профессоре Кордато. Месяца два подряд его, Орли, терзали здесь, били, пытали на допросах, но он не сказал им ни слова. Потом узника оставили в покое, и он стал строить планы бегства. От жгучих мыслей о свободе жестокая мигрень пластом укладывала его на койку… Понемногу он приучил себя ни о чем не думать и только шагать, шагать, шагать: четыре шага от окна к двери, четыре шага обратно. Много тысяч километров прошел он так, не выходя из камеры. Сколько еще придется ему шагать?…

Орли опустился на койку. Невольно вновь возникли перед ним картины прошлого: Университет… Лаборатория… Там Кордато в течение нескольких лет неустанно изучал поведение атомных частиц: электронов, протонов, нейтронов. Он знал, что в 1937 году были открыты новые атомные частицы, массой своей превосходящие обычные электроны в двести раз. Открыв в космических лучах эти тяжелые электроны, ученые назвали их «мезонами», т. е. «средними», очевидно, предполагая существование еще более крупных частиц. Предположение это подтвердилось. Опыты советских физиков, проведенные после войны на большой высоте, обнаружили в космических лучах неизвестные до сих пор частицы с массой, превышающей массу обычного электрона в тысячу и более раз. Советские физики установили, что эти электроны не долетают из космического пространства до поверхности земли и распадаются в самых верхних слоях атмосферы.

Профессор Кордато не сомневался, что в советских лабораториях сверхтяжелые электроны получены искусственным путем. Он решил собственными силами получить эти удивительные гиганты атомного мира. Ему не легко было работать, его никто не субсидировал, он не имел той совершенной аппаратуры, которой располагали лучшие лаборатории мира, приходилось тратить на опыты весь заработок свой и его, Орли; все свои деньги отдавал и друг Орли, Алонзо Спиро.

Помогала этим труженикам науки необычайная изобретательность Орли и большие технические познания молодого инженера Спиро. Облучая множество элементов, Кордато, наконец, на третьем году своей работы получил в высшей степени радиоактивный изотоп одного устойчивого элемента. В процессе естественного полураспада этот элемент давал поток сверхтяжелых положительно заряженных электронов, Кордато назвал их «мегонами», т. е. гигантами, а новый изотоп, излучавший эти частицы, – «мегонием».

Однако мегоны были очень недолговечны. Появляясь в излучении мегония, они тут же в одно мгновение распадались. Чтобы продлить их жизнь, нужно было придать их движению очень большую скорость. Эту задачу и взял на себя Орли. Он знал, что в лучших лабораториях мира существуют самые различные ускорители частиц, начиная с портативных бетатронов, способных поместиться на лабораторном столе, и кончая огромными (величиной с одноэтажный дом) фазотронами и космотронами. Он хотел создать ускоритель, обладающий мощностью космотрона и объемом известного миниатюрного бетатрона Керста. Это была труднейшая задача. Он, ведь, был молодым физиком, он не располагал совершенной, дорогой аппаратурой, которой обладали советские ученые, но упорный труд, познания профессора Кордато и техническая помощь Алонзо Спиро принесли ему победу; он создал этот необыкновенный аппарат и назвал его «Энергоном», позаимстовав это название из любимой им фантастической повести Джека Лондона «Голиаф».

«Это была интересная работа, – вспоминал Орли. – Но, конечно, без Алонзо я ничего не сделал бы…»

Неизменный друг и неутомимый изобретатель Алонзо Спиро предложил в качестве силовой установки для ускорителя Орли сконструированный им атомно-водородный аккумулятор. Основной составной частью этого аккумулятора являлись пятьдесят больших пластин из активированного угля. Опущенные в раствор поваренной соли, они выделяли водород. Атомы водорода, заряженные электричеством, накапливались в порах пластин и служили мощным источником энергии. Идею этого удивительного аккумулятора Спиро позаимствовал у советского изобретателя Преснякова, об изобретении которого сообщил один зарубежный научный журнал.

Орли вспомнил о Карле Штуке. Этот гитлеровский атомщик, ставший ныне ученым-шпионом, видимо, нюхом чуял, что в лаборатории Кордато его атомному концерну будет чем поживиться. Он много дал бы, чтоб присутствовать при первой демонстрации Энергона. Да, это был знаменательный день. Орли никогда его не забудет. В этот день далеко за городом, в пустынном месте, у подножия горы Колло, Орли впервые выпустил из вакуума Энергона в пространство пучок мегонного луча. Эффект превзошел все ожидания его, Орли, и профессора Кордато.

На расстоянии нескольких метров луч Энергона в одно мгновение расплавил стальную пластину толщиной в два сантиметра. При этом на глазах у Орли, профессора Кордато, Алонзо Спиро и Вери Кордато увял небольшой кустик тамариска, подле которого поставлена была пластина, и были парализованы движения у полевых мышей в клетке, установленной на пути луча Энергона. Очень интересные Превращения произошли с минералами, подвергнутыми облучению во время опыта. Небольшой кусок антрацита накалился и превратился в кокс, но настолько хрупкий, что от одного прикосновения к нему он рассыпался. Таким же хрупким стал и кусок гранита, подвергнутый бомбардировке мегонами больших энергий. Профессор Кордато объяснил эти явления:

– Мегоны, достигающие скорости света, обладают большой способностью проникать в вещество. При этом в металле они сильно тормозятся, поток частиц бомбардирует атомы металла, энергия движения переходит при столкновении в тепловую энергию и последняя достигает очень высокой температуры. Все это происходит в тысячные доли секунды. Вот почему пластина наша накалилась и расплавилась в один миг.

Алонзо Спиро, присутствовавший при подобных опытах, с изумлением смотрел на расплавленную пластину:

– Значит лучи Энергона смогут плавить металл и в мартеновских печах? – спросил он.

– Вполне, – ответил Кордато.

– А что произошло с углем, гранитом, с мышами и тамариском?

– Поток мегонов вызвал в антраците нагревание и превратил его в кокс, – объяснил Кордато. – Хрупкость гранита и кокса, видимо, вызвана ослаблением сцепления молекул. Мыши оцепенели и увял кустик? Гм… Гамма-кванты и радиоактивное излучение губительны для всякой живой клетки. Но их действие должно сказаться впоследствии. А здесь… Скорее всего, я думаю, что в ионизированный воздух проник сильный заряд из аккумулятора Спиро…

Вери Кордато зачарованно смотрела на расплавленный металл, на сгоревший и рассыпавшийся уголь. Наконец, она приблизилась к Орли и сказала:

– Пройдет еще немного времени, и наша родина станет свободной. Вот тогда ваш Энергон, Орли, очень пригодится нашему мирному трудовому народу. Я уверена, что он будет творить чудеса!

Профессор Кордато ласково положил руку на плечо дочери:

– Ты права, Вери, – сказал он. – Мегоний и Энергон действительно смогут в дальнейшем творить чудеса. С их помощью будет в мартенах плавиться металл, газифицироваться уголь в подземных пластах. Энергон будет дробить камни и прокладывать дороги в горах, рыть шахты. Прекращая рост клеток злокачественных опухолей, малые дозы излучения принесут человечеству избавление от таких тяжелых болезней, как рак… Нам с вами, друзья, надо только постараться, чтобы мегоний и Энергон не попали в руки людей, готовящих новую войну. В их грязных руках мегоний и Энергон могут превратиться в очень опасное оружие…

В тот день подле горы Колло он, Орли, в присутствии своего лучшего друга Алонзо Спиро и Вери Кордато, девушки, которую он крепко любил, дал клятву своему учителю, что никогда мегоний и Энергон не попадут в руки врагов мирного человечества.

Опыт у горы Колло был произведен утром на заре. Вокруг на расстоянии нескольких километров не было никого. О нем знали только четыре человека: Кордато, его дочь, Спиро и он, Орли. Никто посторонний о нем ничего узнать не мог, и тем не менее вскоре вокруг университетской лаборатории стали шнырять сыщики. Он, Орли, тотчас же предложил профессору Кордато немедленно перевести сейф с мегонием и Энергон в какое-нибудь потайное место, скрыть их и временно прекратить научную работу в лаборатории. Но Кордато уже трудно было оторвать от его опытов, которые с каждым днем давали все новые и новые поразительные результаты. Старый ученый не мог оставить свою работу, и, наконец, беда стряслась… Как хорошо, что он, Орли, в тот день, когда Фланго вызвал к себе Кордато, решил немедленно увезти из лаборатории сейф с мегонием, Энергон и всю аппаратуру. Ему помогали неизменные друзья – Алонзо и Вери. Спиро примчался в университет на грузовике, и, пока грузили все, Вери увлекла куда-то дежурного сыщика и отпустила его, когда машина уже умчалась.

С тех пор прошло больше года. Здесь в тюрьме его, Орли, били на допросах, ему выкручивали суставы, лили на голову ледяную воду, сажали на доску, утыканную гвоздями, но он вытерпел все эти нечеловеческие терзания и не сказал своим мучителям, где хранятся сейф с мегонием и Энергон, не сказал, над чем работал Кордато и что делал в лаборатории он сам.

Что же заставляло его молчать на допросах, в чем черпал он свою силу при этих страшных средневековых пытках?…

Перед глазами Орли из дымки прошлого вставало прекрасное, мужественное лицо отца, залитое кровью. Шестнадцать лет назад, когда ему, Орли, было всего лишь двенадцать лет, его отец, инженер Витторио Орли погиб на баррикадах в дни героической обороны столицы от контрреволюционных банд генерала Фланго… Он, Ролландо Орли, был единственным сыном у матери, и она решила уберечь его в годы жесточайшего террора флангистов, отвратить от него трагическую участь отца. Дочь состоятельных родителей, она употребила все свои сбережения, чтобы дать сыну образование, направить его помыслы к науке. Орли очень любил свою мать, но сейчас он не жалел, что она умерла пять лет назад. После гибели горячо любимого мужа, увидеть сына в тюрьме было бы для нее величайшей трагедией. Орли бережно хранил воспоминания о матери, но он помнил и об отце. Наука лишь на время вытесняла из его памяти героические картины борьбы народа за свою свободу. Он, Орли, гордился отцом и ненавидел тех, кто убил его. Попав в тюрьму, он решил погибнуть, но не отдать своего изобретения убийцам отца.