Текст книги "Пропавшие сокровища"

Автор книги: Григорий Гребнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

В КАФЕ «ГУИНПЛЕН»

В тот же день Педро Хорхе Кортец посетил кафе «Гуинплен». Он давно здесь не был, но завсегдатаи кафе сразу узнали его. Это были «маршаны» – перекупщики картин, небогатые антиквары; художники – молодые и уже много лет «подающие надежды»; натурщицы; любители картин и редкостей. В кафе, как всегда, было шумно, но шум усилился, когда в дверях показалась массивная фигура Кортеца. Среди посетителей было немало тех, на ком мсье Кортец иногда неплохо зарабатывал, и тех, кто заработал (но не очень много) с его помощью. Послышались возгласы:

– Ого! Дон Педро собственной персоной!

– Великий конквистадор из Стамбула!

– Салют, мсье Кортец! Присаживайтесь…

Отвечая на приветствия и помахивая волосатой рукой, на пальцах которой сверкали камни перстней, мсье Кортец внимательно искал среди завсегдатаев кафе того, кто был ему нужен.

– Он кого-то ищет… – сказала маленькая натурщица с большим черепаховым гребнем в золотой копне волос.

– Да, и уж, наверно, не тебя, – ответил ей молодой весьма кудлатый художник со старинным жабо вместо воротничка и с большой пиратской серьгой в левом ухе.

– Кто-то сегодня заработает, – меланхолично произнес старый «маршан», провожая Кортеца кислым взглядом. – Это ловкач!..

К Кортецу подошел буфетчик, круглоголовый человек в белом переднике:

– Мсье Кортец, вы кого-то ищете?

– Да, мсье Птибо, – рассеянно ответил Кортец. – Мне нужен профессор Бибевуа.

– Он уединился. Что-то пишет в бильярдной.

– Мерси… – Кортец хотел пройти в бильярдную, но, словно вспомнив о чем-то, спросил: – Он должен вам, мсье Птибо?

Буфетчик развел руками:

– Как всегда, мсье Кортец.

– Много?

– Неделю уже не платит. Три тысячи франков. При нынешнем курсе это, конечно, не так уж много, но…

– О, да-да! Узнаю профессора! – Кортец похлопал буфетчика по плечу. – Не унывайте, мсье Птибо. Может быть, мне удастся это дело уладить.

Он прошел в соседнее помещение. Здесь стояла относительная тишина, слышно было лишь, как белые шары на зеленых лужайках бильярдных столов, сталкиваясь, стреляли, словно пистолеты в тире. Время от времени маркер торжественно возглашал:

– Карамболь, мсье Роже! Тридцать два!

– Карамболь, мсье Капо! Шестнадцать!

– Удар не засчитан.

В углу, подле стойки с киями, у подоконника, примостился на вертящемся стуле пожилой человек, облаченный в невероятно потертую визитку. Худобой своей, чахлым лицом, острой бородкой и похожими на пики усами он напоминал Дон-Кихота, а длинными руками и большими оттопыренными ушами – орангутанга. Его стриженый и угловатый череп посеребрила седина.

Человек быстро писал: перо его авторучки стремительно скользило по бумаге, а исписанные листы он небрежно отодвигал в сторону. Это и был Леон Бибевуа, которого все знакомые называли «профессором», хотя еще десять лет назад он был изгнан из последней гимназии за пристрастие к крепким напиткам и нигде не преподавал.

Кортец хорошо знал этого странного человека, обладавшего энциклопедическими познаниями и феноменальной памятью, неудачника, пьяницу, но в свое время очень неплохого педагога. Бибевуа великолепно изучил историю человечества и историю всех видов искусства. Не глядя на подпись, он мог безошибочно назвать автора картины (если тот был, конечно, известен), и для этого ему даже не надо было видеть картину раньше. Он знал также все, что касалось мировой литературы и в особенности литературы древней. Кроме того, Бибевуа в совершенстве владел языками, на которых уже давно никто не говорил: латынью, древнегреческим и санскритом.

Кортец часто пользовался консультацией Бибевуа и, не взирая на странности «профессора», с уважением относился к нему. Сейчас он видел, что Бибевуа увлечен какой-то работой. Обычно высокомерный и бесцеремонный с бедняками, Кортец все же не решался окликнуть его.

– Мсье Кортец! – не оборачиваясь, сиплым голосом сказал Бибевуа. – Вы хотите помешать мне работать?

Кортец догадался: Бибевуа увидел его отражение в темном стекле окна.

– О нет, профессор! Я подожду…

– Вам придется ждать еще час. Я пишу статью за одного идиота, облеченного ученой степенью бакалавра.

– Это интересно. Какая тема?

– Палеографическое исследование эволюции заглавных букв в минускульном письме девятого века.

– О ла-ла! – с уважением воскликнул Кортец. – Что же это за письмо? Кто его автор?

– Вы невежда, мсье Кортец! – просипел Бибевуа, не переставая строчить свою статью. – Это не чье-либо личное письмо, а тип латинского рукописного письма. Выражаясь современным языком, это шрифт, которым написано большинство рукописей латинских классиков.

– Понимаю, профессор. Я пришел не вовремя, но, кажется, кстати. У меня та же тема, – стараясь говорить возможно мягче, сказал Кортец.

– Тоже статья?

– Нет, консультация… Со мной древняя рукопись.

Бибевуа перестал писать и быстро повернулся на своем кресле:

– Покажите.

Кортец передал ему свернутый трубкой пергаментный лист. Сейчас этот лист был прикреплен к ватманской бумаге, и оборотная сторона его оказалась закрытой. Бибевуа поправил очки и впился своими пронзительными глазами в пергамент. Через минуту он поднял голову и молча посмотрел на Кортеца.

– Подделка? – тихо спросил Бибевуа.

Кортец развел руками:

– Не знаю. Это вы должны мне сказать.

Бибевуа вскочил, подбежал к настольной лампе и сунул свой острый нос в самый пергамент. Затем, суетливо пошарив по карманам, он извлек лупу и снова припал к листу.

Кортец медленно подошел к нему.

Бибевуа долго разглядывал лист в лупу. Он был явно взволнован.

– Невероятно! – наконец воскликнул он. – Подлинник!.. Вы знаете, что это?

Кортец неопределенно шевельнул своими мохнатыми бровями:

– Приблизительно…

– Это первая страница книги, которую считают погибшей. Вместе с другими сокровищами византийской столицы она была вывезена в Рим из Константинополя в середине пятнадцатого века. Дальнейшая судьба ее неизвестна! – патетически произнес Бибевуа. – Этому пергаменту цены нет. Как он к вам’попал?

– Я вам потом расскажу, профессор, – уклончиво ответил Кортец. – А что здесь написано?

– Извольте! Вот точный перевод. Киклос. Антология византийских поэтов. Эпиграммы элегические, сатирические и любовные, собранные Агафием, юристом и поэтом.

– Интересно… – задумчиво произнес Кортец.

– Какая прелесть! – с восхищением сказал Бибевуа, разглядывая эмблему древнего титульного листа. – Но где же вся книга?

– У меня есть надежда, что с помощью титульного листа я найду всю книгу! – многозначительно произнес Кортец и взял из рук «профессора» пергаментный лист, когда тот пытался отодрать его от ватманского листа.

– Вы хорошо заработаете, если найдете ее. За такую книгу богатые коллекционеры дадут много денег, – сказал Бибевуа.

– Примерно?

– Оценщиком меня возьмете? – хитро подмигнув, спросил Бибевуа.

– Возьму.

– Смотрите! Без обмана… Эта книга должна стоить не меньше ста тысяч долларов. Мой гонорар скромный – два процента…

Кортец похлопал Бибевуа по спине:

– Я люблю вас, профессор. И потому я готов уже сейчас внести часть вашего гонорара.

Бибевуа оживился:

– О, это было бы неплохо!

Кортец подошел к двери и позвал:

– Мсье Птибо!..

Буфетчик не заставил себя ждать.

– Профессор должен вам три тысячи франков?

– Совершенно верно, мсье.

Кортец вынул бумажник и отсчитал несколько кредиток.

– Вы больше не должны господину Птибо, – весело сказал он, обращаясь к Бибе-вуа.

– Виват дону Педро Кортецу!.. – воскликнул Бибевуа. – Надеюсь, вы теперь не сомневаетесь в моей кредитоспособности, мсье Птибо?

– Сегодня нет, а завтра опять буду сомневаться, – с юмором, но и с жалостью ответил Птибо.

– В таком случае, приготовьте мне стакан коньяку, – вежливо попросил Бибевуа. – Я подойду к вашей стойке, как только закончу статью.

Кортец вынул из бумажника еще одну кредитку и подал Птибо.

– Я очень обязан профессору и не хочу, чтобы он сегодня был перед вами в долгу, – сказал он и, пожав руку Бибевуа, направился к выходу.

В общем зале Кортец подошел к группе художников, сидевших за маленьким столиком. Здесь шла оживленная, прерываемая смехом беседа, но, как только Кортец приблизился, все умолкли.

– Садитесь, маэстро! – предложил художник с пиратской серьгой.

– Нет, я только на минуту, – сказал Кортец. – Но я вам помешал, господа? Вы о чем-то говорили…

Он еще издали услыхал свое имя и понял, что разговор шел о нем.

– Нет, отчего же! Я все могу повторить, – с независимым видом сказал художник с серьгой. – Я рассказывал им забавный анекдот о том, как вы, мсье Кортец, хотели выменять в ленинградском Эрмитаже ван-дейковского лорда Уортона на поддельного Гогена. Кортец саркастически улыбнулся:

– В Париже все идет в анекдот! А насчет поддельного Гогена вы присочинили, Прежан.

– Но он так смешно рассказывает! – с восторгом воскликнула маленькая натурщица с большим гребнем.

– А-а! Ну, тогда я его прощаю… – снисходительно произнес Кортец. – Кстати, вы очень нужны мне, Прежан. Вы можете мне уделить сейчас минут десять?

– С удовольствием, маэстро!

Кортец подмигнул маленькой натурщице и, взяв под руку молодого художника, направился с ним к свободному столику в дальний угол кафе.

– Садитесь, Прежан, – сказал он и грузно опустился на стул. – У меня к вам действительно есть дело. Но эти ваши анекдоты…

– Мсье, – смеясь, сказал Прежан, – это лишь безобидная болтовня! Никто в нее не верит.

Кортец сокрушенно покачал головой:

– Болтовня? Есть на Востоке умная пословица: «Будь осторожен, когда лжешь, но еще больше остерегайся, когда говоришь правду»…

– Прекрасная пословица! – воскликнул Прежан. – Завтра же ее будет знать весь Париж.

– Однако то, что я вам скажу, сейчас, должны знать только вы, Прежан, и я, – пристально глядя на него, произнес Кортец.

– Самый верный замок для тайны – это деньги, маэстро, – насмешливо ответил Прежан, играя сросшимися бровями и пощелкивая пальцем по своей серпообразной серьге

– Вы можете хорошо заработать, Прежан… – многозначительно сказал Кортец.

– Как?

– Слушайте… – И, оглянувшись, Кортец зашептал.

– Ого! Интересно… Опять Гоген? – воскликнул Прежан.

– Нет. Это совсем другое дело… Вы у меня бывали. Помните те два пейзажа, что я привез из Москвы?

– Помню, маэстро. Но… – художник пожал плечами, – я ничего особенного в них не нахожу.

– Я тоже, Прежан. И все-таки я уверен, что если мы хорошо поищем, то можем найти не в них, а за ними что-нибудь очень интересное.

– Вот как? – с озадаченным видом произнес Прежан. – А что же именно вы хотите за ними найти?

– Боровиковского! Вы видели у меня два портрета его работы, которые я купил у князя Оболенского?

– Видел.

– Два московских пейзажа надо нанести на полотна Боровиковского так, чтобы была видна расчистка. Понимаете?

– Начинаю кое-что понимать, маэстро, – пристально глядя на своего собеседника, сказал Прежан.

– Я не сомневался, что вы меня поймете…

Кортец придвинулся поближе к молодому художнику и зашептал ему что-то прямо в ухо с пиратской серьгой.

«ДОПРОС С ПРИСТРАСТИЕМ»

Мать Джейка Бельского, Тереза Бодуэн, стала второй женой русского эмигранта князя Андрея Бельского, когда ей было 30 лет, а ее мужу 50. Она назвала сына Жаком в честь своего отца. Ее муж Андрей Бельский, когда-то был богат, но к моменту рождения Жака успел промотать свое состояние и вскоре уговорил жену переехать из Европы в Соединенные Штаты. Здесь его дальняя родственница, княгиня Александра Толстая, обещала ему «доходное место». В антисоветском кружке Толстой Андрею Бельскому предложили выступать на сборищах реакционных организаций и рассказывать об «издевательствах», которым он якобы подвергался со стороны большевиков в 1917 году. Но для подобных рассказов требовалось хотя бы небольшая доля воображения, которого князь Андрей Бельский был лишен, и поэтому вскоре ему пришлось прекратить свои выступления и устроиться клерком в контору налогового инспектора. Эта должность со временем перешла по наследству к его сыну, уже возмужавшему и превратившемуся из Жака в Джейка.

Молодой Бельский не был в восторге от своей профессии, тем более что от матери он унаследовал природную смекалку и производил впечатление неглупого молодого человека. Однако житейский опыт научил его понимать, что одним умом в Америке не добьешься хорошей жизни. Не поможет и образование. Его отец кончил Петербургский университет, но дальше клерка в Штатах не пошел, ибо был человеком чрезвычайно непрактичным. А в этом Джейк убедился, когда перед смертью отец рассказал ему о тайнике в каком-то монастыре, где в XVI веке, по его словам, была захоронена библиотека византийской царевны Зои. При этом старик передал сыну титульный лист от старинной книги (с планом тайника), которую царь Иван Грозный подарил своему другу, боярину Бельскому, одному из предков Джейка.

Оказывается, тайна ценнейшей коллекции была известна Андрею Бельскому много лет, но он не сумел воспользоваться ею.

Целых два года обдумывал Джейк Бельский, как заполучить собрание древних рукописей, стоивших немалых денег, и наконец пришел к мысли, что одному ему пробраться в Россию, отыскать там книжный клад и вывезти его за границу никак не удастся… Нужны помощники. Но кому можно доверить свою тайну в стране, где господствует закон джунглей и где сам Джейк чувствует себя лишь слабым тростником в джунглях? Даже с матерью не мог посоветоваться Джейк: отец запретил говорить с нею об этом.

«Она будет скулить, что ты погибнешь в России, и все испортит», – предупредил отец.

И все же Джейк рискнул поговорить кое с кем из русских эмигрантов. Он сказал, что хочет пробраться в Россию: там отец закопал в помещичьем саду фамильные драгоценности.

Один из друзей Керенского, барон Виттельсбах, свел Джейка с Сэмюэлем Греггом. Это был крупный акционер и фактический хозяин «Международного антикварного треста».

Располагая широко разветвленной агентурой, этот трест выискивал и скупал во всех странах произведения живописи, скульптуры, ценные рукописи и книги, личные вещи, принадлежавшие знаменитым людям (историческим лицам, спортсменам и артистам, дипломатам и «великим» преступникам). Покупая и перекупая подлинные ценности и ценности сомнительные, трест широко практиковал также и фабрикацию подделок самого различного рода. Не гнушался он и авантюрными махинациями. Одним из такого рода «подвигов» треста была мошенническая проделка с «коптским евангелием».

Агенты треста пронюхали, что в Ленинграде, в одном книгохранилище, находится древнее рукописное евангелие, написанное во II веке на языке египетских христиан (коптов). Первоначальным владельцем этой рукописной книги был знаменитый Афонский монастырь, а затем, в первой половине XIX века, монастырь подарил «коптское евангелие» русскому царю Николаю I. После революции ценная древняя книга стала достоянием советского народа. В 30-х годах, установив с игуменом Афонского монастыря контакт, антикварный трест поручил своему агенту Кортецу за любые деньги приобрести в Ленинграде «коптское евангелие». По оценке опытных антикваров, эта книга стоила сто пятьдесят тысяч долларов. Кортец предложил книгохранилищу триста тысяч долларов. Советские организации решили продать книгу, но едва она попала в руки треста, как афонский игумен с согласия Сэ-мюэля Грегга обратился в суд с просьбой вернуть монастырю «древнюю святыню», якобы похищенную коммунистами. Антикварный трест не возражал против иска монахов, но учинил иск советскому торгпредству на сумму в триста тысяч долларов.

Авантюра эта провалилась, ибо советские юристы предъявили дарственную запись, сделанную в свое время монастырем на имя царя Николая I. Коптская рукопись, таким образом, была не собственностью Афонского монастыря, а достоянием советского народа… Авантюристы остались в дураках, а «козлом отпущения» оказался Кортец. Грегг обвинил его в «медлительности и неловкости», в том, что «потомок великого конквистадора» не нашел в Ленинграде дороги к людям, которые заранее уничтожили бы дарственную запись Афонского монастыря.

Таков был антикварный трест, с главой которого, Сэмюэлем Греггом, и познакомился Джейк Бельский.

Гориллоподобный хрипун Грегг недолго разговаривал с Джейком. Он просмотрел его документы и пергаментный лист, затем молча написал записку Кортецу и чек на тысячу долларов.

– Немедленно отправляйтесь в Париж! – сказал он. – Найдете там Кортеца. Адрес вам дадут. Я финансирую всю эту операцию. Вы получите десять процентов от чистой выручки, Кортец – пятнадцать. От него зависит все… Гуд бай! Хеппи энд!.. Об остальном договоритесь с нашими юристами.

Обо всем этом Джейк вспомнил на другой день после визита к Кортецу, шагая по Рю-де-Орьянт к вилле «потомка великого конквистадора». Вспомнил он и о том, как вчера, уходя от Кортеца, сунул в цепкую руку Мадлен еще одну бумажку – на этот раз уже не долларовую, а пятидолларовую – и попросил Мадлен прийти вечером в любое время в кафе «Сурир». Ему пришлось прождать Мадлен долго, но она все же пришла и сразу стала болтать о своих поклонниках и подругах. Потом она выпила рюмку шартреза и выкурила сигарету.

О Кортеце Мадлен рассказала, что он пришел домой поздно и в хорошем настроении, а на ее вопрос, принимать ли завтра мсье Бельского, ответил: «Непременно!»

– Он добавил: «Не забудьте завтрак приготовить на двоих», – щебетала Мадлен. – Вы должны знать, что мсье Кортец угощает только того, кого считает полезным для себя человеком… Джейк, мне кажется, что с его помощью вы заработаете много денег. Я не первый день знакома с мсье Кортецом и научилась угадывать…

– Это будет зависеть только от него! – перебил ее Джейк, пожимая плечами.

О, вы, наверно, не забудете тогда скромную маленькую Мадлен, которая так старалась, чтобы мсье Кортец вас принял! – воскликнула Мадлен и бросила на Джейка из-под своих фантастических ресниц один из тех взглядов, которые считала «обжигающими».

Джейк сообразил, что неплохо было бы вообще иметь Мадлен союзницей при осуществлении «монастырской операции» (так он мысленно зашифровал свой план). Он не сомневался, что в холостяцком доме Кортеца Мадлен не ограничивается ролью горничной. И потому, быстро достав из жилетного кармана изящный янтарный мундштучок (подарок отца), он преподнес его Мадлен.

– В том, что я ваш друг до гробовой доски, вы можете не сомневаться, Мадлен, – сказал он с той искренностью, с какой умел разве только чихать. – А пока примите этот небольшой сувенир… Сейчас среди чикагских девушек в большой моде именно такие мундштучки.

– Какая прелесть!.. – запела Мадлен и от полноты чувств перешла на «ты». – Ты всегда будешь делать мне подарки, Джейк?

– Вечно, Мадлен! – воскликнул он. – А ты будешь мне рассказывать, что думает обо мне мсье Кортец? Это очень важно для нас с тобой.

– О, это нетрудно, милый! – ответила Мадлен. – Я умею с ним разговаривать… Но ты действуй смелее. Иначе с ним нельзя. Только, пожалуйста, не моргай так часто глазами. Кортец говорит, что у тебя плохо пришиты веки.

Они расстались большими друзьями.

…Вспоминая о Мадлен, Джейк тем временем поравнялся уже с густо заросшей плющом двухэтажной виллой Кортеца, построенной в старинном стиле.

Калитка. Клумбы. Стриженые кустики. Посыпанная гравием дорожка. Крыльцо с гранитными ступеньками… Звонок. Тишина… Быстрые, легкие шаги за дверью, и вновь неописуемые ресницы.

– Это ты? – зачирикала Мадлен, открыв дверь. – Входи! Мсье Кортец ждет тебя… Я узнала еще кое-что. Вчера он был у какой-то важной дамы, с которой говорил о твоем деле. Он называет ее «старой хрычовкой».

«Мадам Брентан!» – сразу догадался Джейк.

– И что же? – спросил он.

– Это все, милый. Но настроение у него все то же. Я угощу тебя чудесным рагу. Иди… Стой!.. Дай я поправлю галстук. Тебе надо его переменить, он похож на гадюку. Вот так…

Она скрылась за дверью кабинета, и Джейк услышал ее тонкий голосок:

– Князь Джейк Бельский, мсье!

– Просите! – сырым голосом ответил Кортец.

Войдя в кабинет, Джейк сразу же почувствовал, что Кортец сегодня действительно настроен более благожелательно, нежели вчера. Протянув Джейку свою огромную волосатую длань, он пригласил гостя на диван, сел рядом и сказал:

– Душа моя! Я не умею долго притворяться. И потому скажу вам сразу, что ваше предложение меня заинтересовало. Оно необычно. А я люблю заниматься необычными делами. Это моя слабость… Но даже необычное дело должно быть все же делом, а не спортом. Вы меня понимаете?

– Вполне, мсье, – тихо произнес Джейк, стараясь вовсе не моргать.

– Должен сообщить вам, мой друг, – продолжал Кортец велеречиво, – что вчера же я показал ваш пергамент одному многознающему человеку. Он сказал мне почти то же, что и вы. Я навел справки о византийской библиотеке и узнал то же, что и от вас, с той лишь разницей, что, кроме вас, кажется, никто не знает точного адреса этой библиотеки… Я побывал у мадам де Брентан и узнал от нее то же, что узнали от нее вы.

– Я хотел вчера рассказать вам о своем визите к ней, – поспешно вставил Джейк.

– Это ничего мне не дало бы, душа моя. Мне надо было увидеть ее лично. Успех нашего дела во многом зависит от этой старой хрычовки, – как бы думая вслух, произнес Кортец. – Очень хорошо, что вы ей ничего не сказали.

– Она ничего не должна знать! – сухо и резко сказал Джейк. – Все надо сделать с нею, но без нее.

– Вот именно! – воскликнул Кортец. – С нею, но без нее…

Чуть стукнув, вошла Мадлен:

– Прикажете подавать завтрак, мсье?

Кортец оживился:

– Давайте, Мадлен!

Он встал с дивана и, как Мефистофель плащом, взмахнул полой своего живописного халата.

– Но одной, самой главной справки по вашему делу я пока еще не получил, – сказал Кортец, медленно шагая по кабинету и искоса поглядывая на Джейка. – Получение этой справки потребует времени.

Джейк вскочил и с готовностью произнес:

– Может быть, я смогу вам помочь, мсье?

Кортец поднял унизанную перстнями руку:

– Нет, нет! Такую справку я могу получить только от людей, которых хорошо знаю.

Джейк понял:

– Вы мне не верите?

– Я верю только в то, что после понедельника бывает вторник, мой друг. – И, пг» и-стально поглядев на Джейка, спросил: – Вы, конечно, хотите поехать со мной в Россию?

– Без меня вы там ничего не найдете, мсье, – вежливо, но твердо сказал Джейк.

– Вот, вот! – воскликнул Кортец. – А я, мой друг, жил в Соединенных Штатах и знаю, что там могут иногда придумать, чтобы заслать в Россию необходимого для Пентагона человека.

Джейк взволновался не на шутку:

– Значит, вы думаете, что я шпион?

Кортец снисходительно улыбнулся:

– О нет! Если бы я так думал, я не стал бы с вами разговаривать. Мне моя шкура пока еще не надоела.

Джейк был сбит с толку. Он даже забыл, что у него «плохо пришиты веки», и сигналил вовсю.

– Я вас не понимаю, мсье. Так в чем же дело?

Вошла Мадлен с подносом. Заменив круглый столик другим, более просторным, она расставляла на нем тарелки и украдкой поглядывала на своего нового друга. Не понимая, о чем ее хозяин беседует с Джейком (они говорили по-русски), Мадлен видела тревогу на лице молодого гостя. А так как, кроме накладных ресниц и огненных губ, она обладала еще и простым, добрым сердцем, то, забыв о «будущих подарках», посылала Джейку самые выразительные взгляды, которыми старалась ободрить его.

– Стол накрыт, мсье! – сказала она.

Кортец похлопал Джейка по плечу и подвел к столу:

– Не унывайте, душа моя! Я только хотел быть с вами откровенным. У меня принцип – ни в коем случае не связываться ни с какой разведкой. Но мне кажется, что чутье меня не обманет: вы не похожи на шпиона.

Он взглянул на стол, накрытый Мадлен, и увидел на нем, кроме тарелок и закуски, узкую вазочку с тремя пунцовыми тюльпанами:

– О ла-ла! Вы в этом доме, кажется, понравились не только мне.

Но, обратив свой взор на закуски и пузатенькую бутылочку шамбертэна, тотчас же забыл о тюльпанах.

– М-м… Недурно! Это то, что в рекламном деле называется «экстра».

Кроме тюльпанов и шамбертэна, стол украшала горка паштета из дичи с орехами, нарезанная тончайшими лепестками колбаса салями и пахучий салат из сельдерея.

– Прошу, ваше сиятельство! – церемонно сказал Кортец по-французски и широким жестом указал на стул. – Не зная, что вы любите, я решил положиться на свой вкус.

– И на мой, мсье! – добавила Мадлен, посылая Джейку сияющий взгляд.

– Да, я советовался с Мадлен, – сознался Кортец. – Она была бы неплохой хозяйкой, но…

Он не докончил, встретив ее пристальный взгляд.

– Благодарю вас, мадемуазель, – сказал Джейк и сел за стол.

Мадлен собралась уходить, но ее остановил Кортец:

– Как там у Барб? Все сделано, как я велел?

– Рагу изумительное, мсье! – с напускным восторгом пропела Мадлен.

– А подливка?…

– Сливки, вино, коринфский изюм и корица, мсье. Все так, как вы любите.

От предвкушаемого удовольствия Кортец раздул ноздри:

– Люблю поесть, друг мой! Гублю себя! Врачи запретили… Но не могу! В жратве я романтик… А относительно Пентагона и прочего вы не думайте. Если даже вы шпион, я не стану доносить на вас русским, – мне на них наплевать. Но выгоню вас обязательно. Если же вы честный жулик, помогу, ибо ваша затея мне нравится. В таких делах я тоже романтик.

– Мистер Грегг сказал: «Педро Кортец умеет увлекаться и не теряет при этом головы», – льстиво произнес Джейк.

– Старый плут! Он меня хорошо знает! – воскликнул Кортец, наливая в рюмки вино.

– Я никогда и ничего не пью, мсье. Но с вами выпью с удовольствием.

– За Ивана Грозного и за его библиотеку! – смеясь, воскликнул Кортец и понюхал вино. – Экстра!

Они выпили и закусили ломтиками салями.

– Возьмите паштету, Джейк, – предложил Кортец. – Он сделан по моему «сценарию». И вообще во мне погиб величайший в мире кулинар. Да-да!

Однако блаженное состояние, в которое погружались за столом все сто двадцать кило мсье Кортеца, не лишало его способности мыслить практически.

– Итак, вы уверены, что найдете легендарную византийскую библиотеку? – неожиданно спросил он.

– Я в этом не сомневаюсь, мсье…

– Я понимаю, что это ваша семейная тайна, и не прошу указать точные координаты древнего тайника, Джейк. Но я пальцем не шевельну, если не буду знать, что это дело верное… Попробуйте салат. Это чисто французское блюдо.

Джейк потянулся к салату.

– Благодарю, мсье… Я тоже не пустился бы в столь далекий и рискованный путь, если бы не считал это дело верным, – сказал он совершенно спокойно. Его тревожили только сомнения Кортеца, а в остальном он был уверен.

– Я вам уже сказал – ваше предложение мне нравится. Но я все же вынужден повторить свой вчерашний вопрос, – жуя, сказал Кортец. – Что у вас есть? Титульный лист старинной книги и план тайника на нем?… Но почему вы решили, что это план именно того тайника, где захоронена книжная коллекция Ивана Грозного?

Джейк положил вилку, поморгал ровно столько, сколько ему было нужно, и сказал, глядя в сторону:

– Я могу заверить вас, мсье, что знаю, где находится книжный тайник Ивана Грозного. Но я получил строгую инструкцию от мистера Сэмюэля Грегга никому не открывать координат тайника, до тех пор пока не прибуду в Москву.

Кортец засмеялся недобрым смехом:

– Вот это конспирация! Значит, вы хотите, чтобы я отправился в Россию с завязанными глазами?

– Вы все узнаете, как только мы с вами попадем наконец в Москву, – тихо ответил Джейк.

– Ага! Теперь моя очередь задать вам ваш же вопрос, – хмуро глядя на Джейка, оказал Кортец: – Значит, вы мне не верите?…

– Я вам верю, мсье. Но я связан условиями…

– Мистер Грегг знает, где находится тайник?

– Нет.

– А вы читали когда-нибудь русские материалы, касающиеся библиотеки Грозного?

– Да, – безмятежно и вежливо ответил Джейк.

– Что вы читали?

– Труды русских археологических съездов; книгу профессора Белокурова, статьи профессоров Соболевского, Кобеко, Забелина и, наконец, недавно опубликованную в русском журнале «Наука и жизнь» статью профессора Игнатия Стрелецкого, – залпом выпалил Джейк, торжественно и независимо глядя на Кортеца.

Тот присвистнул:

– Ого! Солидная эрудиция… И все же не все верят, что библиотека Грозного существовала. Многие считают, что это миф, легенда… Вам об этом известно?

Джейк Бельский, стиснув зубы, насмешливо посмотрел на Кортеца:

– Мне наплевать на всю эту болтовню, мсье. У меня в руках документ, которому я верю больше, чем всем ученым сорокам…

Кортец с минуту пристально глядел в кошачьи глаза молодого авантюриста.

– Я восстановил на вашем пергаменте записи, сведенные вами, и прочел их, – наконец сказал он.

Джейк внезапно преобразился. Презрительно оглядев Кортеца, он резко выкрикнул:

– Прочли? И ни черта в них не поняли! Не так ли, мсье Кортец?

– Да, именно так, мистер Бельский, – произнес Кортец, ошеломленный его тоном.

– И никогда не поймете, пока я не приведу вас к тому месту и не скажу: «Вот здесь!» Однако вы еще не вступили в дело, а уже хитрите.

– Я не хитрю! Я хотел проверить, не морочит ли меня ваш бандит Грегг! – сердито взревел Кортец. – Вы не знаете, какую штуку он со мной уже сыграл!

– Знаю. «Коптское евангелие»!.. Но здесь вы имеете дело со мной, а не с ним, – все еще не смягчая резкого тона, сказал Джейк.

– А почему я должен вам верить больше, чем Греггу?

Джейк подошел к дивану и, усевшись, сказал спокойно:

– Садитесь!.. Я вам сейчас расшифрую французскую надпись на пергаментном листе. Но знайте, мсье Кортец, если вы захотите устранить из этого дела меня, я провалю вас. И, кроме того, я найду вас даже в Антарктике, даже на втором спутнике Земли…

Он не кончил. Кортец уже хохотал во все горло, взявшись за живот, как пузатый запорожец на картине Репина:

– Вы молодец, Джейк! Вы мне нравитесь! Ха-ха-ха!..

Он уселся рядом с Джейком и сказал деловым тоном:

– Ну, хватит болтать! Выкладывайте ваши боярские секреты… А насчет устранения запомните: из этого дела я кое-кого устраню, но только не вас…

Джейк немного поморгал, полез во внутренний карман и достал какой-то листок.

– Я переписал французскую надпись на титуле пергамента, а потом стер ее. Вот точная копия надписи, – сказал он и протянул листок Кортецу.

Кортец прочел:

«Эжени! Вы взглянули в глаза древней мудрости. Она здесь, где мы с Вами стоим. Она сокрыта рядом с прахом святого Кирилла. Четыреста лет она хранится в земле. Но я подниму ее из гроба. Записи моего предка помогут мне. Эта мудрость даст Вам вечную молодость. Вы много лет будете такой же прекрасной, как сейчас. Все в вашей власти, Эжени. Вечно Ваш!.. Платон Бельский».

– Я не умею разгадывать ребусы, мой дорогой, – пожав плечами, сказал Кортец и вернул листок Джейку. – «Древняя мудрость», «прах святого Кирилла», «вечная молодость»… Что все это значит? И кто это написал?

– Видите ли, мсье… – на минуту задумавшись, сказал Джейк. – Мой предок боярин Иван Дмитриевич Бельский чем-то провинился перед царем, и Грозный сослал его в древний монастырь на далеком севере России. Там он умер и там был похоронен. Умирая, он просил положить в его гроб книгу, подаренную ему Грозным. Это была византийская антология Агафия, титульный лист которой я принес вам, мсье.