Текст книги "От Скифии до Индии. Древние арии: мифы и история"

Автор книги: Григорий Бонгард-Левин

Соавторы: Эдвин Грантовский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Действительно, по данным археологии прослеживаются значительные передвижения земледельческо-скотоводческого населения: с северо-востока Ирана и юго-запада Средней Азии, из Белуджистана к долине Инда, из долины Инда на восток и юг (до Гуджарата и Декана) и т. д.; участились военные столкновения (следы их выявлены на некоторых поселениях на северо-востоке Ирана, в Белуджистане, долине Инда и др.). Миграции, войны, иные факторы новой политической ситуации нарушили также и традиционные торговые связи, игравшие столь важную роль в жизни «протогородских» центров между Двуречьем и Индом. Но все эти процессы, связанные с внутренним кризисом протогородских и городских цивилизаций, не были следствием появления ариев, хотя, конечно, и могли в какой-то мере способствовать распространению арийских племен на указанных территориях в последующее время (после первой четверти II тысячелетия до н. э.).

Однако имеются ли какие-либо убедительные критерии, позволяющие говорить о конкретных этапах расселения по указанным территориям именно индоиранских племен? Да, такие критерии есть. Но для этого времени речь может идти уже не об «ариях» эпохи индоиранского единства (распавшегося до середины II тысячелетия до н. э.), а о племенах собственно индоиранской и иранской группы, продвижение которых происходило не одновременно и не одинаковыми путями. Письменные источники со всей определенностью свидетельствуют о пребывании индоариев и иранцев в Северной Индии, Средней Азии, на Иранском плато в первой половине I тысячелетия до н. э. К тому времени эти племена и народности прошли сложный путь исторического развития в новых условиях, вступив в тесный контакт с местным населением; проходили многосторонние процессы взаимовлияния; создавался сложный синтез «арийских» и различных местных этнокультурных традиций; индоарийские и иранские племена ассимилировали автохтонное население, заимствуя у него многие достижения хозяйства и материальной культуры. Однако и индоарии и иранцы, как показывают данные ведийской литературы, «Авесты», материалы письменных источников о западных иранцах, и в этот период продолжали оставаться носителями многих черт общего этнокультурного наследия. Стойкое сохранение в течение длительного времени особенностей социальной структуры, семейных и правовых отношений, бытовых традиций, духовной культуры и религии предполагает значительный удельный вес пришлого арийского населения, состоявшего не из отдельных групп вождей и воинов, а из самостоятельно функционировавших племенных коллективов, а также позволяет наметить определенное различие между «арийским» и «автохтонным» населением. Проследить такие различия можно и в эпоху, когда появляются первые свидетельства письменных источников об ариях Индии и Ирана.

Наиболее ранние данные об иранских племенах на западе Ирана относятся к IX–VII вв. до н. э. В отличие от Вед и «Авесты» они содержатся в точно датированных, но не местных, а иноземных источниках, а именно надписях ассирийских и урартских царей, предпринимавших завоевательные походы на территорию Ирана. Эти источники дают хотя и одностороннюю, но сравнительно последовательную «информацию» о ряде областей Ирана в указанный период. В них упоминаются географические названия и многие личные имена иранского происхождения. Ономастические данные играют большую, а часто и определяющую роль при решении вопроса о путях и времени проникновения иранских племен на территорию Ирана; в совокупности же с другими свидетельствами клинописных текстов IX–VII вв. они позволяют судить о распространении и удельном весе ираноязычного населения в различных областях Западного Ирана в ту эпоху, о взаимодействии иранских «иммигрантов» с местным населением, об уровне политического и социального развития иранцев и «автохтонов» и т. д.

Указанный ономастический материал не раз использовался исследователями, но приводил их к далеко не адекватным выводам. Часто полагали, например, что до VII в. ираноязычный элемент был весьма незначителен среди населения Западного Ирана, что иранские имена фиксируются с конца IX в. лишь в его более восточных районах (в Мидии), что число их постепенно увеличивается со второй половины VIII в., к западу же от Мидии и в то время они еще единичны. Согласно этому мнению, в Западном Иране ираноязычное население стало преобладать лишь после создания Мидийской державы; ономастический материал ассирийских текстов соответственно трактовался как непосредственное свидетельство продвижения иранских племен с востока на запад Ирана (Эд. Мейер, Дж. Кэмерон, X. Нюберг, И. Алиев, Г. А. Меликишвили, И. М. Дьяконов и др.; они полагают, что иранские племена шли в Иран со стороны Средней Азии). Некоторые ученые считали, что иранская ономастика впервые (уже в IX в.) засвидетельствована именно на северо-западе Ирана, но и, по их мнению, неиранские имена преобладали там и в то время, и позже, поскольку немногочисленные группы ираноязычных иммигрантов быстро продвинулись далее на восток и юг Ирана (Г. Хюзинг, Ф. Кениг; согласно их точке зрения, предки западноиранских племен прошли через Кавказ).

В настоящее время, однако, есть все основания утверждать, что в IX–VIII вв. до н. э. ираноязычное население уже было широко распространено на территории Западного Ирана, а в ряде его районов составляло большинство (правда, такие районы чередовались с районами преобладания старого местного населения). Показательно также, что иранские имена надежно засвидетельствованы и на крайнем северо-западе Ирана уже в IX в., со времени появления первых сведений ассирийских и урартских надписей об этих областях. Таким образом, материалы ассирийских источников не могут указывать на постепенное расселение иранских племен с востока на запад Ирана на протяжении IX – начала VII в. до н. э. Но откуда бы ни продвигались иранские племена, их распространение в Западном Иране началось не позже XIX вв. до н. э. (соответствующие данные клинописных источников IX–VII вв. до н. э. подробно рассмотрены в работах Э. А. Грантовского; мнение о широком распространении ираноязычного населения в Западном Иране разделяет и И. Алиев, отдающий предпочтение теории о проникновении западных иранцев через Кавказ, а также И. М. Дьяконов, продолжающий считать, что они продвинулись из Средней Азии).

Кроме письменных источников, к решению вопроса о происхождении западноиранских племен привлекаются и археологические материалы. Но и здесь ученые решительно расходятся во мнениях. Одни археологи полагают, что западноиранские племена продвинулись из европейских степей через Кавказ (такое мнение впервые было подробно аргументировано одним из крупнейших специалистов по археологии Ирана Р. Гиршманом, а затем разрабатывалось рядом специалистов по археологии Ирана и Закавказья); другие приходят к выводу, что иранские племена распространялись с востока на запад Ирана. Особую популярность в последнее время приобрело высказывавшееся уже ранее и подробно разработанное в 60-х годах Т. Кайлер Янгом мнение о широком распространении начиная с последних веков II тысячелетия до н. э. в Западном Иране «серой» керамики в результате миграции предков западноиранских племен с северо-востока Ирана. В археологической литературе «серую», или иначе «серо-черную», «черную», керамику, обнаруженную в различных областях Иранского плато и примыкающих районах, часто связывают также с расселением не только западноиранских, но и других иранских и индоарийских племен. «Серая» керамика, отнесенная к III–II тысячелетиям до н. э., была открыта еще в начале 30-х годов в Северо-Восточном Иране при раскопках на поселениях Горгана (Туранги Шах-тепе) и у Дамгана (Гиссар). Поскольку в «доисторические» эпохи индоевропейцы еще не обитали в Иране и там была распространена в основном расписная керамика, то смена расписной керамики на северо-востоке страны монохромной «серой» дала повод некоторым исследователям приписывать последнюю индоевропейцам или индоиранцам. Для аргументации такого заключения были привлечены материалы о распространении элементов культуры «серой» керамики в ряде областей, где позже, в историческую эпоху, обитали племена индоиранской группы. Так, например, в инфильтрации этой керамики в восточные области Иранского плато и на его окраины видят свидетельство продвижения туда из районов Гиссара-Горгана ариев или именно предков индоариев, в частности на северо-запад Пакистана (районы Свата, по материалам второй половины II – начала I тысячелетия до н. э.). Появление «серой» керамики на поселениях Южной Туркмении с конца III тысячелетия до н. э., еще в период преобладания «расписной посуды» (эпоха Намазга IV), некоторые ученые также расценивают как признак продвижения арийских племен из области распространения горгано-гиссарской культуры; на этом основании они полагают, что пришельцы ассимилировали местное население предгорий Копетдага, откуда оно, уже арианизированное, расселялось по югу Средней Азии и северу Афганистана.

На северо-западе Ирана и в соседних районах Передней Азии «серая» керамика в небольшом количестве обнаружена на памятниках первой половины – середины II тысячелетия до н. э., и этот факт был сопоставлен с данными письменных источников об ариях на Ближнем Востоке. С XIV–XIII вв. до н. э. «серая» керамика «массированно» охватывает многие районы Северо-Западного Ирана, что рассматривается как результат распространения там иранских племен с северо-востока Ирана.

Если таким образом совместить упомянутые точки зрения или непосредственно следовать некоторым из них, то окажется, что индоиранские племена «растекались» по Иранскому плато или его северной части, точно по огромному сосуду, узкое горло которого было ограничено Горганом и примыкающими к нему районами.

Но, несмотря на кажущуюся стройность подобных рассуждений, принять их не представляется возможным из-за противоречий как методологического, так и фактического характера. Им не соответствуют сами данные о наиболее раннем «серокерамическом» комплексе на северо-востоке Ирана, обстоятельствах и времени его появления. «Серая» керамика бытовала в этих районах на протяжении всего III тысячелетия до н. э. или даже ранее, судя по современным датировкам и результатам новых обстоятельных раскопок на главном тепе Горгана – Туренг (Ж. Дейе). Углубление дат «серой» керамики Горгана до последних веков IV тысячелетия до н. э., используемое некоторыми археологами как аргумент для «удревнения» ариев или «индоевропейцев» в указанных районах, лишь нагляднее подчеркивает, что появление «серой» керамики никак не может быть связано с индоиранцами. Последние не могли попасть к тому времени в Горган, даже если следовать наиболее ранним из предлагавшихся дат обособления ариев от других индоевропейцев. В конце IV – начале II тысячелетия до н. э. Гиссар и Горган с его огромным числом оседлых поселений той эпохи дают пример развитой земледельческой культуры с «протогородскими» чертами, тогда как для индоиранских племен в период до распада арийского единства (не ранее начала II тысячелетия до н. э.) характерен, как уже говорилось, совершенно иной хозяйственно-культурный тип. Сделанная на гончарном круге «серая» керамика представляет собой высококачественный образец профессионального ремесла; между тем в конце IV – начале III тысячелетия арии, точнее (для того времени), их предки не могли принести с собой сделанную на круге посуду, так как не изготовляли ее и много позднее (ниже мы остановимся на вопросе о том, когда профессионалы-гончары появились у ариев Индии и у тех иранцев, которые оказались в южных странах; но эти традиции, безусловно, не были ни индоиранскими, ни общеиранскими).

Вообще появление «серой» керамики в Гиссаре и Горгане не следует связывать с приходом любого нового этноса. Замена расписной керамики нерасписной «серой» шла постепенно в течение многих веков, без изменения других элементов культуры или при их последовательной эволюции. Новшества в керамике помимо изменения стилей, эстетических вкусов, «моды» и т. п. могли также определяться производственными причинами, новыми возможностями и интересами профессионального ремесла.

Для III–II тысячелетий до н. э. «серая» керамика в большем или меньшем количестве засвидетельствована в различных районах Иранского плато и соседних стран. Население части этих районов в начале их «письменной» истории не принадлежало к индоиранцам. В других районах к тому времени известны племена индоиранской группы, что, однако, не дает оснований устанавливать время и направление их миграции в зависимости от появления «серой» керамики. Так обстоит дело и с упоминавшейся теорией о происхождении западных иранцев, которая по существу является основой всей концепции об арийской принадлежности «серой» керамики.

Указанная теория исходит из того, что в IX в. до н. э., когда ираноязычное население впервые засвидетельствовано письменными источниками на северо-западе Ирана, там употреблялась «серая» керамика, которая имела широкое распространение уже в последней трети II тысячелетия до н. э. Материальная культура этого периода, включая «серую» керамику, связывается с северо-востоком Ирана и соответственно предполагается продвижение оттуда иранцев.

Если даже согласиться с мнением о восточном происхождении «серой» керамики, то это отнюдь не означало бы прихода иранцев с северо-востока Ирана, а лишь свидетельствовало бы о распространении оттуда данной керамической техники и ремесленных традиций. Более того, сходные черты керамического комплекса или других элементов материальной культуры на северо-западе и северо-востоке Ирана являются слишком общими, чтобы говорить об их прямой генетической связи; ей противоречит и хронологический разрыв между концом культуры Гиссара III и началом «серокерамической» эпохи в Северо-Западном Иране. «Серая» керамика на северо-западе Ирана бытовала еще в первой половине II тысячелетия до н. э., поэтому ее более широкое распространение в последних веках II тысячелетия можно объяснить местным развитием керамического производства на северо-западе Ирана; здесь, как и в ряде других областей, керамика утрачивала роспись под влиянием различных причин, включая интересы профессионального гончарного ремесла (к качественным видам его продукции принадлежала «серая» керамика). Многие черты археологической культуры Северо-Западного Ирана последних веков II – начала I тысячелетия до н. э. (особенности погребального обряда, строительные и архитектурные приемы и т. п., а также и традиции самого керамического производства) отличны от характерных черт культуры Гиссара-Горгана; они имеют местные корни или находят аналогии в соседних западных районах Передней Азии, в Закавказье и т. д. Независимо от истоков «серокерамической» культуры Северо-Западного Ирана ее носители не принадлежали к единой этноязыковой группе. Это непосредственно подтверждается данными клинописных источников начала I тысячелетия до н. э. – времени широкого бытования «серой» керамики; тогда в районах Северо-Западного Ирана еще обитали этнические группы, происходившие от старого местного населения (в том числе лулубеев, кутиев, хурритов и др.).

Уже поэтому и становление «серокерамической» культуры Северо-Западного Ирана не следует связывать с распространением одного этноса, а тем более – иранского. Если бы возникновение данной культурно-керамической общности было результатом прихода иранских племен, они преобладали бы на северо-западе Ирана со времени распространения там «серо-керамических» комплексов, т. е. не позже XIV–XIII вв. до н. э. Материалы клинописных текстов не позволяют говорить о широком расселении там ираноязычных племен ранее XI–X вв. до н. э. Сведения о них появляются начиная с IX в. до н. э. в ассирийских и урартских источниках. Но теми же текстами, относящимися к IX–VIII вв. до н. э., для многих районов Западного Ирана засвидетельствованы старые этноязыковые группы. Процесс их замещения иранскими, протекавший в IX–VII вв. до н. э. уже в свете данных письменных источников, не мог начаться в XIV–XIII вв. до н. э.; имеющиеся сведения клинописных текстов XII – начала XI в. до н. э. для некоторых областей на западе Ирана также содержат лишь данные о старых местных языковых группах. Поэтому археологические памятники на северо-западе Ирана последних веков II тысячелетия до н. э. должны характеризовать прежде всего культуру автохтонного населения.

Исследование содержащихся в письменных источниках историко-географических и ономастических данных позволяет также сделать важные выводы социально-экономического плана, непосредственно относящиеся к рассматриваемой проблеме. Когда в IX в. до н. э. появились сведения ассирийских и урартских надписей о Северо-Западном Иране, в ряде его районов существовали образования государственного типа с «городскими» центрами. Эти ведущие политические единицы и экономические центры (все или почти все в IX в., в большинстве в VIII в. и частично в VII в.) принадлежали именно местному населению. Поскольку такие «города» являлись также главными центрами ремесленного производства, то и тип продукции их профессиональных ремесел, включая гончарное, должен был в основном определяться традициями аборигенного населения. Можно, таким образом, утверждать, что «серая» керамика использовалась в Иране неиндоевропейским населением и до, и после прихода иранцев, перенявших ее у автохтонов вместе со многими другими особенностями материальной культуры.

Имеются, однако, такие показатели материальной культуры, распространение которых более определенно может быть увязано именно с иранскими племенами. Известно, например, об их роли в развитии всадничества и новых методов коневодства, о чем свидетельствует, в частности, и проникновение соответствующей иранской терминологии в местные языки Передней Азии с первых веков I тысячелетия до н. э. Поэтому элементы культуры, относящиеся к конному делу, сбруе, всадничеству, некоторым типам оружия и т. п., могут указывать на иранский этнос или его влияние. Но как раз они не имеют аналогий в горгано-гиссарской культуре.

Продвижение ираноязычных племен в Иран, очевидно, проходило в последней четверти II – начале I тысячелетия до н. э.

На первых этапах своего расселения они занимали отдельные районы и долины или распространялись по некоторым обширным областям, где сложившаяся политическая ситуация давала им возможность обосноваться. Они, вероятно, частично подчиняли местное население и ассимилировали его. Иранские имена, засвидетельствованные в источниках IX–VIII вв. до н. э., в основном происходят из языка населения таких местностей: обычно это имена правителей мелких и мельчайших политических единиц. Безусловно, нельзя говорить о том, что иранцы составляли верхушечный слой населения, что носители иранских имен были вождями военных дружин, подобно кондотьерам, поступавшим на службу к местным правителям и постепенно захватывавшим власть в тех или иных районах Ирана (так характеризуются иранские «иммигранты» в работах Ф. Кенига, Дж. Кэмерона, Х. Нюберга и др.).

Продвижение иранских племен в Иран не носило характера завоевания и не сопровождалось переходом власти на значительных территориях к их представителям. Напротив, уже весьма многочисленное ираноязычное население в IX – начале VII в. до н. э. в основном оказывается в зависимости от политических образований, созданных старым местным населением как на территории Ирана (Манна, Элам, Эллипи и др.), так и соседних стран (Ассирия, Урарту).

Таким образом, не захват политического господства представителями иранских племен приводил к языковой и культурной иранизации на обширных пространствах. Лишь в тех областях, где на значительных территориях иранский этнический элемент становился преобладающим, создавались возглавляемые представителями иранских племен крупные политические образования, (как это происходило, например, при возникновении Мидийского царства).

Причины, обусловившие широкое распространение иранского этноязыкового элемента, остаются еще недостаточно выясненными, но на некоторые факторы можно указать и сейчас (тем более что они применимы и к проблеме распространения ариев в Индии). Во-первых, иранизация соответствующих областей происходила при значительно большем, чем обычно предполагается, удельном весе пришлого ираноязычного населения (причем последнее состояло не из отдельных групп вождей или воинов, а именно из переселявшихся племенных групп, включавших различные слои населения). Во-вторых, уже ко времени появления на территории Ирана иранских племен они обладали своими весьма развитыми традициями в культуре, экономике и социально-политической структуре. Наконец, иранизации местного населения в разных частях Ирана могло способствовать само расселение еще очень близких друг другу по языку, культурным и иным традициям иранских племен по обширной территории, различные районы которой характеризовались большой этнической и языковой пестротой. Но вопреки мнению некоторых ученых, было бы неверным сводить этногенез западноиранских племен и народов к распространению иранского языка при сохранении свойственных прежде местному населению основных этнических черт.

Процессы формирования иранских народностей по характеру и результатам были значительно более сложными. Иранизация ряда территорий, внешне нередко фиксируемая главным образом по распространению иранской речи, сопровождалась коренными изменениями многих других этнических особенностей; это касается также и социальной структуры, политических институтов, религии и т. д. В течение длительного времени, прежде чем осуществился синтез местных и «пришлых» элементов, их носители продолжали во многом следовать своим традициям, определявшимся их прошлыми историческими судьбами. По имеющимся историческим источникам первых веков I тысячелетия до н. э., еще достаточно ясно можно проследить эти различия между ираноязычным населением и старыми местными этническими группами. Так, именно для последних, судя по данным ассирийских текстов IX–VIII вв., было характерно существование значительных «городских» центров с дворцами и храмами, различными ремесленными производствами, развитыми оседло-земледельческими традициями, включая садоводство и виноградарство и т. п. «Иранцам» же эти черты еще не были свойственны во время их расселения в Западном Иране в начале I тысячелетия до н. э. Данные обстоятельства следует иметь в виду и при рассмотрении вопроса о времени распространения ираноязычных племен в Средней Азии и на востоке Иранского плато.

Сведения об этих территориях в точно датированных источниках появляются с VI в. до н. э., хотя к тому и предшествующему времени могут быть отнесены данные «Авесты»; в эпоху составления ее древних разделов на территории Средней Азии, Афганистана и Восточного Ирана уже обитало ираноязычное население. Однако ответа на вопрос, когда же иранские племена пришли в указанные области, «Авеста» не дает. Поэтому для его решения используются археологические материалы.

Как уже говорилось выше, в III – начале II тысячелетия до н. э. в ряде районов на юге Средней Азии и Иранского плато были распространены оседло-земледельческие культуры протогородского типа. Позднее, в первой половине II тысячелетия до н. э., наряду с упадком ряда старых «городских» центров и запустением некоторых районов происходит освоение земледельцами новых областей Средней Азии – на юго-востоке Туркмении и юге Узбекистана. Среди памятников этого времени особый интерес представляют материалы тщательно исследованного узбекским археологом А. Аскаровым Сапалли-тепа. По археологической периодизации исследуемые памятники относятся к переходному периоду Намазга V–VI и к самой эпохе Намазга VI, охватывающей время до конца II тысячелетия до н. э. Сходные комплексы были недавно открыты в Северном Афганистане советским археологом В. И. Сарианиди (памятники типа Дашлы).

Для населения всех этих районов характерна культурная близость, а также, видимо, и этническое единство. Многие хозяйственно-культурные черты продолжают традиции старых земледельческих центров более западных областей юга Средней Азии и северо-востока Ирана, что проявляется, в частности, в устойчивых навыках ирригационного земледелия, строительной техники, керамического производства, изготовления глиняной посуды на гончарном круге. И вполне обоснованным выглядит предположение о непосредственных связях во II тысячелетии до н. э. жителей указанных районов с древним земледельческим населением Иранского плато и юга Средней Азии (которое, как отмечалось, не было арийским). Уже хотя бы поэтому трудно согласиться с мнением о том, что памятники Средней Азии типа Намазга VI и близкие им по культуре комплексы Северного Афганистана того времени принадлежат индоиранским племенам.

Создателей этих археологических памятников нельзя считать ариями и в свете данных о развитии хозяйственно-культурных традиций индоарийцев и иранцев, начиная от общеарийского периода до начала ведийской и авестийской эпох. Индоиранцы арийского периода предстают как скотоводы-земледельцы, как пастушеские племена, занимавшиеся подсобным земледелием. Близкий к ним тип хозяйства свойствен иранцам в общеиранскую эпоху и отражен еще в традиции «Авесты», во многих чертах его сохраняли и индоарии к началу ведийской эпохи. Сопоставление данных «Авесты» и «Ригведы» с реконструируемым «индоиранским состоянием» намечают линию развития, на которой нет места многим признакам «протогородской» цивилизации, в том числе традициям дворцового или храмового строительства (ср. комплексы типа Дашлы). Сапалли-тепа и ряд других земледельческих памятников на юге Узбекистана и Туркмении того времени по хозяйственным и иным показателям, очевидно, также не могли принадлежать племенам индоиранского происхождения. Особенно характерен наиболее «массовый» археологический материал – керамический. Посуда той эпохи из поселений типа Намазга VI, Сапалли, Дашлы и др. в основном сделана на гончарном круге. Индоиранские же племена не только не пользовались такой посудой в общеарийскую эпоху (как свидетельствуют сравнительные историко-лингвистические данные), но, очевидно, долго не изготовляли ее и потом.

Из иранских племен гончарную посуду стали со временем употреблять лишь те, которые расселились в земледельческих районах Средней Азии и Иранского плато, а продолжавшие жить в северных степных районах еще и в I тысячелетии до н. э. в основном применяли (и продолжали изготовлять) лепную посуду (либо пользовались также импортной гончарной, как, например, богатые скифы дорогими греческими вазами). Еще более показательны имеющиеся данные индийских письменных источников: гончары и гончарный круг упоминаются позже гимнов «Ригведы», в текстах поздневедийского времени. Но еще в то время сделанная на круге посуда, хотя и употреблялась в обыденных целях, считалась чуждой по происхождению, неугодной богам, в ритуальных целях должна была применяться сделанная «от руки» посуда; в отличие от изготовленной на круге она считалась «отеческой», использовавшейся предками. Известный немецкий индолог В. Рау, специально исследовавший данные ведийских текстов о гончарном производстве, приходит к выводу, что арии впервые узнали гончарный круг от оседлого местного населения лишь после своего прихода в Индию.

Таким образом, по целому ряду особенностей оседло-земледельческие культуры юга Средней Азии и соседних областей Иранского плато между второй четвертью – концом II тысячелетия до н. э. (эпоха Намазга VI) не соответствуют хозяйственному, социальному и культурному типу, который реконструируется для индоиранских племен того времени.

Следующей «археологической» эпохой в истории Средней Азии и примыкающих к ней на юге областей (около X–VII вв. до н. э.) была «эпоха варварской оккупации». Принимая такое название, исследователи полагали, что ее памятники связаны с новыми, «варварскими», племенами на данной территории. Однако в последнее время некоторые ученые выступают против подобного определения, подчеркивая преемственность отдельных черт материальной культуры памятников данной эпохи с предшествующим периодом. Но такая преемственность вполне могла сохраняться и при смене этноса (как это имело место, например, и в Западном Иране при распространении там ираноязычного населения). Зато гораздо показательнее данные, характеризующие явный разрыв с традициями предшествующих культур типа Анау-Намазга. На памятниках «эпохи варварской оккупации», в частности, широко распространена новая, лепная, керамика. Особенно характерны не только и не столько сами различия во внешнем облике, оформлении и орнаментации посуды, сколько отражение в гончарном производстве важных экономических и социальных явлений. Они не были свойственны прежнему местному земледельческому населению: вплоть до конца II тысячелетия до н. э. (и уже много столетий ранее) на местных поселениях широко бытовала изготовленная на круге профессиональными гончарами керамика, что свидетельствует также о весьма развитом разделении труда и обмене. Напротив, у индоиранских племен употреблялась лепная посуда, а состав отделившихся от сельского хозяйства ремесел был ограничен преимущественно металлургией, плотницким или колесничным делом. Так, в «Ригведе» говорится о «плотнике», «тачающем колесницу», но о гончарах в индоарийском обществе того времени данные отсутствуют. И это не случайно дошедшие, а закономерные факты, которые отвечают характеру и составу «арийских» ремесел, что вполне соответствует археологическим материалам о ремесленном производстве у «степных» племен.

Судя по сведениям письменных источников, на территориях, где известны памятники «эпохи варварской оккупации», в то время уже должно было распространиться ираноязычное население. Ему, следовательно, принадлежала и лепная керамика этих памятников. Данный факт также заставляет полагать, что иранцы в этих районах впервые стали преобладать в «эпоху варварской оккупации»; на протяжении же предшествующей эпохи (Намазга VI) земледельческие поселения продолжали занимать аборигенные группы, в основном в тот период еще сохранявшие свою этническую самобытность. Лишь затем, на ранней стадии «эпохи варварской оккупации» (примерно к началу I тысячелетия до н. э.), в ряде районов завершилась ассимиляция местного населения с ираноязычным и создание нового этнокультурного типа, чему, естественно, должно было предшествовать время проникновения туда пришлых иранских племенных групп.