Текст книги "От Скифии до Индии. Древние арии: мифы и история"

Автор книги: Григорий Бонгард-Левин

Соавторы: Эдвин Грантовский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

ДРЕВНИЕ СКАЗАНИЯ ПОМОГАЮТ НАУКЕ

Еще в скифский период из этих же районов в Северное Причерноморье и эллинский мир поступали сведения о странах, где день и ночь длятся по полгода. Случаен ли тот факт, что в древности и раннем средневековье сведения о «полярных» явлениях проникали в южные страны из районов Среднего Поволжья и Нижнего Прикамья? Очевидно, степные племена (от них и поступали подобные сведения в античный мир) именно в этих районах оказывались в наиболее близком соседстве с племенами лесной зоны Севера (в более западных областях граница степи и леса проходит значительно южнее; весьма примечателен, например, тот факт, что о Балтийском море в античном мире узнали лишь на рубеже новой эры, сведения же о районах Среднего Поволжья и Приуралья доходили до греков уже в VII–V вв. до н. э.).

Но и гораздо ранее, еще в период арийской общности, индоиранские племена получали от своих северных соседей «информацию» о «полярных» явлениях. «Арктические детали» составляли лишь часть «северного цикла» древнеарийской мифологии. Многие другие сюжеты этого цикла также были связаны по происхождению с легендарными, а частично и с реальными представлениями космологической и мифологической системы древних народов северной лесной зоны. Поэтому имеются все основания утверждать, что у предков индоиранских народов весь круг рассмотренных нами «северных» представлений мог сложиться лишь при непосредственных контактах с теми племенами Севера, которые обитали вблизи арктических районов.

Такое заключение, основанное на анализе древних сказаний, позволяет прийти и к ряду выводов исторического характера. Прежде всего можно более определенно очертить искомую прародину древних ариев, исключив из нее территории Индии, Ирана, Афганистана, Средней Азии, а равным образом и районы возле Дуная и Карпат. Из областей, где те или иные ученые располагают прародину ариев, следовательно, остаются степные территории Юго-Восточной Европы, Казахстана, Южной Сибири, но и в этот перечень можно внести коррективы.

Постоянная и обязательная основа общеарийского «северного цикла» – великие горы, протянувшиеся с востока на запад и расположенные к северу от территории арийских племен. Судя по античной традиции, в Скифии бытовало представление о том, что земля «повышается» к северу. Сходное мнение отражено в древнеиндийском эпосе (север – это «вознесенная верхняя сторона»), причем оно входит в общий сюжетный цикл о горах Меру, подобно тому как в Скифии – о Рипейских. Следовательно, можно допустить, что уже в космологической системе древних ариев существовало представление о том, что земля постепенно повышается к северу.

Такое предположение подкрепляется и другим мотивом того же цикла, зафиксированным в традициях индийцев, иранцев и скифов: все великие земные реки текут со священных северных гор. В скифском мире это мифологическое представление оказывало влияние и на реальные географические воззрения – скифы считали, что реки их страны берут начало с Рипейских гор.

Часть карты к «Географии» Птолемея, изданной в Риме в 1490 г.

И позднее, в послескифскую эпоху, было распространено мнение, что великие реки, протекавшие через степи Юго-Восточной Европы, несут свои воды с больших гор. Еще в средние века западноевропейские географы и картографы полагали, что в северной части Восточной Европы находится протянувшийся в широтном направлении горный хребет, откуда берут начало большие реки, впадающие в Черное и Каспийское моря. Лишь с XV–XVI вв., когда были получены реальные сведения из Руси, это ошибочное мнение стало постепенно изживаться. Основывалось же оно на информации, которая в течение длительного времени поступала из южных районов Восточной Европы и во многом восходило еще к «Географии» Птолемея.

По сравнению со скифской эпохой VII–IV вв. до н. э. известный античный географ II в. н. э. отразил в своем труде качественно иной уровень географических знаний. Птолемей основывался во многом на конкретных свидетельствах торговцев, ездивших в Сарматию. И тем не менее на его карте к северу от территорий сарматских племен в широтном направлении помещены большие горные цепи, а на них – истоки Борисфена (Днепра), Танаиса (Дона), Ра (Волги) и др. В отличие от своих предшественников Птолемей уже знал о главном притоке Волги Каме и месте их слияния, но истоки обеих рек вел с больших северных гор («Гиперборейских» или «Рипейских»). Еще более примечательно само название современной Волги у Птолемея – «Ра», связанное с древнеиранским «Раха». Согласно авестийской традиции, полумифическая река Раха течет с великих гор Хары. Следовательно, сведения Птолемея были основаны на данных, полученных от ираноязычных племен Юго-Восточной Европы.

Часть карты мира, составленной в Генуе в 1447 г.

Таким образом, формирование «северного цикла» древнеарийской мифологии должно было проходить там, где на обширных территориях реки текут с севера на юг, а рельеф местности соответственно повышается с юга на север. Описываемым географическим условиям не удовлетворяют ни территории Средней Азии (ее великие реки несут воды с юго-востока на северо-запад, а за хребтами Тянь-Шаня, Памира и Гиндукуша нет океана и областей с «полярными» явлениями), ни области Европы, расположенные по Дунаю и по рекам, которые направляются к Балтийскому морю, ни районы Казахстана и Юго-Западной Сибири: Обь, Иртыш, Ишим, Тобол текут в направлении, обратном искомому, а их истоки находятся не на севере, а на юге и юго-востоке.

Из всей обширной территории, в пределах которой ученые помещают прародину ариев, остаются, таким образом, лишь области юго-восточной Европы – от Днепра до Урала. На всем этом пространстве рельеф местности повышается с юга на север, реки же – Урал, Волга, Дон, Днепр – текут с севера на юг, а их истоки теряются далеко на севере, в районах, уже непосредственно незнакомых древним обитателям степи.

ДРЕВНИЕ АРИИ: ПРАРОДИНА, ВРЕМЯ И ПУТИ РАССЕЛЕНИЯ

Выводы, сделанные на основе данных арийской мифологии, необходимо проверить на других материалах, которыми располагает современная наука по ранней истории индоиранских народов, сопоставить их с существующими мнениями о прародине и миграциях арийских племен. Задача эта сложна и многопланова: она требует освещения большого числа самых разных вопросов, получивших в науке неодинаковые, а часто и противоречащие друг другу решения. Так называемая «арийская проблема» включает вопросы происхождения и расселения индоиранских (арийских) племен со времени их выделения из индоевропейского племенного единства до распространения в странах, где они обитали в исторический период. Ее разработка основывается на исследовании материалов самого различного рода и зависит от выводов, к которым приходят лингвисты, археологи, историки и т. д.

Прежде всего это данные чисто лингвистического характера – о классификации, генеалогическом родстве и ареальных связях арийских языков как с другими индоевропейскими, так и между собой, об их контактах с языками иных семей (например, финно-угорскими, начиная с индоиранской эпохи, или дравидскими и мунда, характерными уже для периода пребывания ариев в Индии); это восстанавливаемые также с помощью лингвистики данные о животном и растительном мире, природных и климатических условиях, в которых жили индоевропейцы и арии; материалы о древних и даже современных географических названиях, особенно по гидрономии. Очень важны сравнительные историко-лингвистические данные о хозяйстве, быте, культуре арийских племен, особенностях их социального и политического строя со времени обособления от других индоевропейцев. Ценным источником являются сведения об индоиранских племенах на заре их письменной истории. Большое значение имеют, конечно, и материалы археологии, хотя здесь, как и в других отраслях науки, мнения ученых часто не только не совпадают, но и кардинально отличаются друг от друга.

За полтора столетия развития «науки об индоевропейских древностях» накоплен поистине огромный материал, ученые пришли к принципиально важным выводам о культуре индоевропейских народов, опубликовано немало капитальных научных исследований о «прародине» индоевропейцев, происхождении и миграциях различных индоевропейских племен и народов. Однако общая проблема первоначального ареала и расселения индоевропейцев, в том числе ариев, еще весьма далека от своего разрешения.

В немалой степени это связано с тем, что при высоком профессионализме конкретных работ они обычно страдают одним общим недостатком – односторонним подходом к использованию материала. Лингвисты, даже самые крупные авторитеты в области индоевропейского языкознания, при решении вопросов происхождения и расселения индоевропейцев и ариев, как правило, не касаются материалов археологии, либо ограничиваются ссылками на те общие выводы археологов, которые соответствуют их собственным лингвистическим построениям. Сходная картина наблюдается и в археологии: основываясь на выводах своей науки, археологи в лучшем случае упоминают об отдельных лингвистических теориях, но не обращаются к рассмотрению фактов, лежащих в их основе. Однако только комплексный подход, сочетание данных различных наук создает тот фундамент, на котором сегодня можно строить сколько-нибудь надежные выводы по «арийской проблеме». Такая методологическая установка по существу определяется и комплексным характером самой проблемы.

Конечно, первенствующая роль здесь принадлежит языковым и сравнительным историко-филологическим данным. Именно лингвистами был установлен сам факт близкого родства индоевропейских языков, которые засвидетельствованы на огромных территориях от Ирландии до Индии, что потребовало научного объяснения этого феномена. Выводы лингвистов поставили и саму проблему происхождения индоиранских языков и их носителей; более того, без материалов лингвистики лишь по собственно историческим, археологическим, антропологическим и т. п. данным племена Северного Индостана и Иранского плато в первой половине I тыс. до н. э. – времени преобладания там индоарийских и иранских языков не были бы признаны родственными не только индоевропейцам Европы, но, очевидно, и между собой. Устанавливая родство индоиранских племен и степень их близости внутри арийской группы в целом, сравнительные историко-лингвистические материалы позволяют характеризовать конкретные черты материальной и духовной культуры, хозяйственного облика, быта, социального строя арийских племен; представляется также возможным расположить в хронологической последовательности некоторые из этих реалий и представлений, начиная с периода, когда предки ариев входили в индоевропейское единство, затем в собственно «арийскую эпоху», и, наконец, на протяжении их дальнейшей истории вплоть до появления на Иранском плато и Индийском субконтиненте.

К сожалению, большинство лингвистов, обосновывая свои выводы о времени и путях распространения арийских племен, обычно не учитывают хозяйственные и социальные различия, существовавшие в соответствующие эпохи на территориях, через которые они «заставляют» передвигаться индоиранские племена на их пути к Индии и Ирану (причем «арийские миграции» в различных лингвистических построениях занимают огромный диапазон времени – от IV до конца II тыс. до н. э.).

Однако на территориях от областей Европы, где обычно помещают родину индоевропейцев, до Ирана и Индии, куда проникла часть арийских племен, открыты и изучены археологические культуры, исследование которых позволяет вполне реально представить развитие протекавших здесь хозяйственно-бытовых, социально-экономических и других историко– культурных процессов. На археологической карте остается все меньше территориальных и хронологических пробелов, открыты новые памятники, расширяются и уточняются данные об уже известных культурах и их датировках. Несомненно, что роль археологии в разработке «арийской проблемы» будет постоянно возрастать, но, как уже отмечалось, лишь при условии конкретного соотнесения археологических материалов с историко-лингвистическими выводами.

На упомянутых территориях теперь известны многие археологические культуры периода энеолита и бронзы, но нелегко назвать среди них такую, которая теми или иными учеными не связывалась бы с индоиранскими племенами. С ариями отождествляются, например, такие синхронные культуры, которые одновременно никак не могли бы принадлежать индоиранским племенам. Существование различных или даже взаимоисключающих гипотез по спорной проблеме само по себе, конечно, вполне допустимо, но часть из этих гипотез, если не большинство, не сопровождается историко-лингвистическими доказательствами того, почему та или иная культура должна или может быть увязана с индоиранскими племенами.

Соотнося с ариями конкретные «доисторические» культуры, археологи часто исходят из того, что в историческую эпоху на тех же территориях обитало население индоиранской языковой группы. Однако такой подход никак не может служить серьезным аргументом: если к началу исторической эпохи племена индоиранской языковой принадлежности были распространены от низовьев Дуная до долины Ганга, от границ тайги до Аравийского моря, то в предшествующие периоды они, естественно, могли жить лишь на части этой территории (ранее, возможно, и за ее пределами). Для доказательства раннего обитания ариев в областях указанного ареала ученые нередко прибегают к ретроспективному методу: прослеживается преемственность культурных традиций от более позднего времени, когда в этих районах зафиксировано население индоиранской группы, до весьма отдаленных эпох, вплоть до энеолита, а то и ранее. Действительно, определенная преемственность «культуры» (включая отдельные «этнографические» показатели) нередко наблюдается, но этот факт лишь подчеркивает, что такая преемственность могла сохраняться и при появлении нового этноса и даже при полной смене этноязыковой принадлежности населения.

Если подобным ретроспективным методом пытаются аргументировать автохтонность арийских племен в одних областях, то для доказательства продвижения ариев в другие районы археологи привлекают данные о появлении или распространении новых черт материальной культуры: орнаментации керамики, формы сосудов, оружия и т. п. Но такие явления, даже если бы они указывали на новый этнос и миграции, могли происходить и происходили на тех же территориях задолго до проникновения ариев. К тому же нет никаких оснований обязательно приписывать указанные особенности материальной культуры именно индоиранским племенам. Конкретные изделия или распространение их форм могут учитываться лишь тогда, когда сами эти изделия для соответствующих территорий и эпох можно надежно увязать именно с арийскими племенами или непосредственно с их влиянием. Но такого рода данными ученые пока располагают, к сожалению, крайне редко.

При отсутствии в настоящее время более надежных археологических критериев целесообразно решать проблему в общем плане и исходить прежде всего из того, отвечает ли данная археологическая культура по своим бытовым, хозяйственным, социальным и иным характеристикам историко-лингвистическим свидетельствам о культуре ариев или их отдельных групп в соответствующие эпохи. Подобная задача в общих чертах уже сейчас вполне разрешима. Следуя такой методике, нельзя, конечно, с полной достоверностью отождествить конкретную археологическую культуру именно с ариями, но можно намного сузить ареал распространения археологических культур, носителями которых могли быть племена индоиранской группы. Если же появятся основания утверждать, что индоиранские племена отсутствовали на конкретных территориях в определенные эпохи, то это позволит внести важные территориальные и хронологические коррективы в выводы лингвистов о расселении ариев.

Изучение вопроса о происхождении и миграциях ариев и их отдельных групп не может ограничиваться исследованием материалов по отдельным областям и эпохам, а должно учитывать данные по проблеме в целом – от времени обособления ариев из индоевропейского единства до их проникновения в Иран и Индию. В этом требовании также проявляется комплексный характер «арийской проблемы».

Первый вопрос из общего комплекса проблем, связанных с ранней историей ариев, – это вопрос о локализации индоевропейского единства ко времени его распада. Обычно полагают, что индоевропейские племена обитали тогда на территории Европы, от Балкан до областей к северу или северо-западу от Черного моря и Центральной Европы (некоторые ученые, например Г. Хирт, Ф. Шпехт и др., включали в этот ареал более северные районы до берегов Балтийского моря; однако такое мнение в настоящее время имеет все меньше последователей). Эта преимущественно лесная зона в природно-климатическом отношении была нормально-умеренной, с продолжительной и довольно холодной зимой. Позднее, по мнению ряда исследователей (например, Ф. Шпехта), некоторые группы индоевропейцев, и прежде всего арии, продвинулись в более восточные, в основном степные, районы к северу от Черного моря, Кавказа и Каспия; другие ученые (О. Шрадер и его последователи) полагают, что эти степные районы в очень ранний период входили в ареал первоначального распространения индоевропейских языков и племен.

В названных областях Юго-Восточной Европы арии еще продолжали сохранять связи с другими группами индоевропейцев, а затем, как полагают многие ученые, предки индоиранских племен продвинулись далее на восток: в Среднюю Азию, к Ирану и Индии. Однако время этого миграционного процесса определяется специалистами по-разному. По мнению одних ученых, арийские племена находились в Средней Азии и прилегающих районах уже в III тысячелетии до н. э. (В. Бранденштайн, И. М. Дьяконов, Эд. Мейер, В. Пизани и др.); согласно мнению других, движение ариев из Северного Причерноморья на восток относится ко времени около 2000 г. до н. э. (Т. Барроу, Ф. Шпехт и др.), к первой половине и даже середине II тысячелетия до н. э. (В. Порциг, Р. Хаушильд и др.).

Расходясь в определении дат, большинство ученых считали, что предки всех индоиранских народов ушли на восток и обитали в Средней Азии и прилегающих областях еще до разделения на иранскую и индийскую ветви. Но было высказано и мнение, что это обособление началось еще в пределах Юго-Восточной Европы (Р. Хаушильд), Существует, наконец, и точка зрения о том, что индоиранские племена, хотя и распространялись из Юго-Восточной Европы к востоку, никогда полностью не покидали ее территорий; часть арийских племен продолжала обитать здесь вплоть до скифской эпохи (В. И. Абаев, Э. А. Грантовский).

Современные данные индоевропеистики говорят о раннем развитии у предков индоевропейцев земледелия и скотоводства и связанных с ними хозяйственных и бытовых традиций, колесного транспорта, о знакомстве с металлургией и т. д., а также о значительном прогрессе социальных отношений. У индоевропейских племен, включая предков ариев, уже далеко зашел процесс социальной дифференциации: у них существовали весьма развитые имущественные отношения и освященные традицией правовые нормы. Во главе племен стояли вожди, обладавшие важными прерогативами власти, уже наметилось деление среди полноправных свободных членов общества (военная знать, жречество, «общинники»), имелись и другие группы населения – неполноправные, зависимые, находившиеся на положении рабов; появились некоторые виды профессионального ремесла, развивались обмен и торговля. Эта картина социальных отношений у «индоевропейцев» за последние десятилетия стала значительно более реальной и конкретной благодаря работам Э. Бенвениста, Ж. Дюмезиля и многих других исследователей – лингвистов, мифологов, историков.

Археологические открытия последних десятилетий намного удревнили дату возникновения и распространения земледельческо-скотоводческого хозяйства в тех областях Европы, где обычно помещают прародину индоевропейцев. Эти новые материалы, к сожалению, не всегда учитываются историками и лингвистами. Локализуя в Европе родину индоевропейцев (в том числе ариев), иногда характеризуют их общество как гораздо более примитивное, чем оно было, судя по современным историко-лингвистическим данным, а более развитые черты социального строя признаются лишь для той части ариев, которая продвинулась в области древних культур Востока – на юг Средней Азии, Иранского плато и пр. (такова точка зрения известного советского специалиста по истории, культуре и языкам Древнего Востока И. М. Дьяконова). Или, напротив, исходя из тезиса о весьма высоком уровне хозяйства и социальных отношений у индоевропейцев, помещают их прародину в Западной Азии, вблизи основных очагов цивилизации Древнего Востока (теория о прародине индоевропейцев в этом регионе разрабатывается в настоящее время крупными советскими лингвистами Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. В. Ивановым). Последняя точка зрения основывается также на лингвистических данных о связях индоевропейских языков с такими языками, как семитские, картвельские и др. Однако само существование подобных языковых связей отнюдь не противоречило бы традиционной локализации родины индоевропейцев в эпоху, предшествовавшую распаду их языкового и племенного единства. Такие связи, как не раз отмечалось индоевропеистами (например, О. Шрадером), не исключают поисков более ранней «прародины». Вполне допустимо, что в Европу проникли этноязыковые группы, принявшие вместе с местными племенами участие в сложении будущих «индоевропейцев» и их языка. Но главное – данные о связях индоевропейского с семитским, угро-финским и другими языками как и отдельные индоевропейские лексические соответствия с этими языками являются частными в сравнении с совокупностью бесспорных системных связей внутри самой индоевропейской семьи.

Некоторые структурные сходства или отдельные общие элементы словарного фонда могли бы восходить и ко временам задолго до эпохи индоевропейского единства. Если следовать гипотезе о «ностратическом» родстве индоевропейской и ряда других языковых групп, распространенных от Центральной Африки до Северо-Восточной Азии (работы В. М. Иллич-Свитыча и др.), то связи этих языков должны относиться к очень раннему времени, видимо еще к верхнему палеолиту (и, как полагают, территориально – на северо-востоке Африки и в Передней Азии), т. е. к периоду, отделенному от индоевропейской эпохи многими тысячелетиями. Понятно, что за этот длительный период также могли осуществляться контакты «предков» индоевропейского и некоторых других языков.

Становление «производящего» хозяйства в Европе (первоначально на Балканах) шло при воздействии, а вероятно, и при проникновении туда групп населения из Передней Азии. Подобные влияния могли иметь место и позже, но в целом на Балканах, в соседних областях Северного Причерноморья и Центральной Европы между VI–III (II) тыс. до н. э. происходило самостоятельное развитие культур. Эго привело к значительному прогрессу в земледелии и скотоводстве, металлургии, иных областях производства, а соответственно и в общественных отношениях, хотя здесь, конечно, не был достигнут уровень древних цивилизаций Передней Азии. Вообще протоисторические культуры Ближнего и Среднего Востока по многим социальным, хозяйственным и культурным показателям не соответствуют упомянутым культурам Европы и обществу индоевропейцев, реконструируемому по историко-лингвистическим данным.

Помещать предков индоевропейцев на Переднем Востоке нельзя еще и потому, что их прародина, безусловно, составляла единую обширную область глотто– и этногенеза. Между тем в областях от восточных районов Малой Азии, Сирии и Палестины до Западного Ирана (включая Закавказье, Армянское нагорье и, естественно, Месопотамию) аборигенное население принадлежало к различным неиндоевропейским языковым группам. Это хорошо известно по конкретным свидетельствам клинописных источников III–I тыс. до н. э. О том же говорят результаты современных исследований ранних этнолингвистических связей различных неиндоевропейских групп в пределах указанного региона: о связях языков хурритского и урартского с восточнокавказскими (нахско-дагестанскими) языками, протохаттского – на северо-востоке Малой Азии – с северо-западными кавказскими, эламского – с протодравидским языком (большая роль в разработке этих проблем принадлежит И. М. Дьяконову). Проникшие в этот регион представители индоевропейской языковой семьи принадлежали к уже отдельным, обособившимся ее «ветвям», и появились они здесь много позже «индоевропейской эпохи». Так, основные известные по имеющимся источникам «индоевропейцы» этих областей – западные иранцы и армяне – замещают старое местное население уже собственно в историческую эпоху (не относилось к индоевропейскому и древнейшее местное население востока Иранского плато, юга Средней Азии, долины Инда). И лишь в ряде районов Малой Азии возможно очень рано обитали отдельные группы индоевропейских племен, но эти районы примыкали к индоевропейскому ареалу Европы.

Эпоха формирования, развития и распада индоевропейского единства была весьма длительной; постепенно среди племен, составлявших эту общность, складывались группы, которые явились предшественниками основных исторически известных языковых семей. Среди них находились и предки ариев (индоиранцев); в тот период они еще продолжали сохранять тесные контакты с другими индоевропейскими племенами. На основании лингвистических данных ученые полагают, что наиболее тесными были связи протоариев с протогреками и протоармянами (В. Порциг, В. Георгиев, Р. Бирве, Т. Я. Елизаренкова и др.) или с предками славян и балтов (К. Цейс, А. Кун, Г. Хирт, А. Мейе, Г. Арнтц, Т. Барроу и др.). Эти языковые связи, безусловно, отражают реальные контакты, хотя они могут относиться и к разным историческим периодам.

Подобные данные позволяют помещать ариев на востоке индоевропейского ареала, скорее всего в районах к северу от Черного моря и Кавказа. Об этом свидетельствует и принципиально важное наблюдение о хозяйственных и экологических различиях, устанавливаемых для ариев, с одной стороны, и большинства остальных индоевропейцев – с другой: если данные большей части индоевропейских языков указывают на сохранение «лесных» традиций и отсутствие «разрыва» в продолжении этих традиций по сравнению с условиями общеиндоевропейской эпохи, то для ариев характерно значительное отклонение от такого экологического (и соответственно хозяйственного) фона. Выводы о различных для разных групп индоевропейцев хозяйственных и природных условиях, подразумевающих «контрасты леса и степей» (О. Шрадер), должны указывать на зону контактов в областях к северу от Черного моря, т. к. именно там проходили границы лесного ареала со степным.

В арийских языках широко представлена связанная со скотоводством терминология индоевропейского происхождения, и вместе с тем данные арийских и других индоевропейских языков говорят о значительных расхождениях в земледельческих традициях. Отсутствие в индоиранском языке ряда земледельческих терминов, общих для большинства индоевропейских языков, ученые приводили в качестве аргумента для обоснования точки зрения о том, что предки ариев будто бы покинули индоевропейский ареал еще до возникновения или широкого развития земледелия (В. Георгиев, В. Бранденштайн и др.). Отмеченный факт получал, однако, и иную трактовку: арии утратили земледельческие термины во время своего расселения, но предки индоевропейцев, включая ариев, занимались как скотоводством, так и земледелием (Г. Хирт, В. Вюст и др.). Действительно, новые историко-археологические данные показывают, что скотоводство на ранних этапах производящего хозяйства развивалось вместе с земледелием. Что же касается арийских языков, то в них сохранились такие слова индоевропейского происхождения, как названия отдельных злаков (ср., например, арийск. yava-, хеттск. eua-), жернова и пр.; в арийском языке обнаружены следы бытования общеиндоевропейского корня «сеять», слова «молоть» (иного, чем во многих других индоевропейских языках, но находящего соответствия в греческом и армянском); выявлены в них и некоторые другие индоевропейские термины, связанные с земледельческим хозяйством (работы А. Мейе, Э. Бенвениста, П. Тиме, Т. Барроу и др.).

Но все же в сравнении с арийским большинство других индоевропейских языков действительно имеют более тесные связи в области земледельческой терминологии. Однако это не значит, что арии со временем целиком утратили старые земледельческие традиции. Кроме того, имеются собственно арийские – общие как для индийского, так и для иранского – термины, говорящие о развитии земледелия у самих ариев. Но особое значение у них, бесспорно, приобрело скотоводство. Об этом свидетельствует многочисленная детализированная общеарийская терминология, указывающая на интенсивное развитие скотоводства, на новые приемы и методы ведения скотоводческого хозяйства, спецификацию его продуктов и т. д. Сравнительные историко-лингвистические реконструкции на основе изучения древнейших иранских и индийских памятников словесности показывают, что скот считался главным мерилом богатства и основной добычей в межплеменных столкновениях; большая роль придавалась крупному рогатому скоту. Особо следует отметить значение коневодства, получившего у ариев широкое развитие, что нашло подробное отражение в мифологических представлениях и поэтических формулах религиозно-эпических сочинений.

Уже давно высказывавшееся в науке мнение об обитании предков ариев в период распада индоевропейского единства в областях к северу от Черного моря и Кавказа согласуется с новыми археологическими материалами из Северного Причерноморья и соседних областей, относящимися ко времени, начиная с IV–III тысячелетия до н. э. У носителей ямной, катакомбной, полтавкинской и других культур указанного ареала особую роль играло скотоводство, но оно сочеталось с земледелием; наблюдался заметный прогресс и в других отраслях производства, в том числе металлургии, а также в общественных отношениях. Весьма примечательны полученные советскими археологами новые данные о весьма широком и раннем (не позже IV тысячелетия) распространении в областях к северу от Черного моря коневодства, игравшего, как известно, весьма большую роль в жизни арийских и других индоевропейских племен.

В научной литературе ариев нередко называют кочевниками, «номадами». Но это определение не является правомерным. Сам факт широкого расселения ариев по громадным территориям еще не указывает на кочевое хозяйство и быт; подобно кельтам, славянам, германцам, которые также распространились по обширным пространствам, индоиранцы использовали лошадей и крупный рогатый скот в качестве транспортного средства. Это хотя и увеличивало их подвижность, но еще не делало их кочевниками. Арии были скотоводами-земледельцами, жившими в долговременных поселениях или ведшими полуоседлый образ жизни. Показательно, что сравнительные историко-лингвистические данные об индоиранцах рисуют у них примерно тот же тип хозяйства и быта, что и археологические материалы степных культур III–II тысячелетия до н. э. (та и другая группа данных показывают, в частности, что удельный вес крупного рогатого скота в составе стада у индоиранских племен в указанный период был значительно больше, чем позднее – в «кочевую» эпоху). Вместе с тем нельзя не признать, что пастушеско-земледельческое хозяйство и образ жизни арийских племен способствовали их широкому распространению по обширным территориям.