Текст книги "Тайна двух океанов(ил. А.Васина и Б.Маркевича 1954г.)"

Автор книги: Григорий Адамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)

Глава XI. У Огненной Земли

Вода, пронизанная ярким желтым светом, спадала быстро, словно всасываемая стенами и полом камеры. Шелавин, Скворешня и Матвеев, навьюченные гидрофизическими приборами и аппаратами, осторожно сгружали их с себя в углу на пол. Зоолог, Горелов, Цой, Марат и Павлик снимали с плеч экскурсионные мешки и снаряжение. Здесь же был и комиссар, решивший сегодня принять участие в прогулке, чтобы поразмяться.

Голоса молодежи звучали возбужденно и весело.

– Замечательно интересная банка! – громко говорил Цой. – Не правда ли, Арсен Давидович? Какое огромное количество новых видов, родов и даже семейств! Какая масса антарктических животных!

– Очень интересно, Цой, – с удовлетворением подтвердил зоолог. – Очень интересно! Когда мы только справимся с материалом, которым нас так щедро одарила банка Бёрдвууд?

– Цой положительно был похож на сумасшедшего! – смеялся Марат. – Как будто его только что выпустили из сумасшедшего дома. Он бросался во все стороны, хватал все, что попадалось под руки…

– А ты? А ты сам? – наскакивал на Марата петушком Павлик, снимая свой мешок и кладя его у стены возле других. – Кто у меня вырвал из рук чудесного морского ежа? Наскочил, как разбойник, и выхватил. Арсен Давидович, честное слово, это моя добыча! Я вам покажу потом этого ежа – круглый, фиолетовый, с красными кончиками на иглах.

– Неправда! – запальчиво кричал Марат, размахивая перед собой своим мешком. – Ты даже не притрагивался к нему!

– Ну да, не притрагивался! Я подсовывал под него руку, чтобы не повредить, а ты всей пятерней – цоп!

Мешок в руках Марата пришел в бешеное движение и чуть раскрылся. В отверстии мелькнуло на мгновение что‑то красно‑синее, и в тот же миг с быстротой молнии рука Павлика выхватила из мешка великолепного морского ежа с розовыми кончиками игл.

Под общий смех с торжествующим криком Павлик бросился к Горелову, который ждал уже его с распростертыми объятиями, чтобы укрыть от настигавшего Марата. Но Марат оказался проворней в водной стихии, и, прежде чем Павлик успел сделать два шага, отделявшие его от спасительных объятий Горелова, еж опять очутился у Марата.

Павлик остановился с пустыми руками. Это было так неожиданно, что походило на фокус. Все смеялись, а Павлик с растерянным видом твердил:

– Вот разбойник! Вы видите, какой разбойник!

Потом вдруг схватил, не глядя, один из лежавших позади мешков за его нижний край и с хохотом обрушил на шлем Марата. Мешок от удара раскрылся, и живой радужный поток разноцветных рыб, морских звезд, кораллов, раков, офиур, водорослей, морских лилий, морских ежей, голотурий полился вокруг ошеломленного Марата, образуя около него нечто вроде искрящейся, извивающейся, прыгающей завесы. Общий хохот теперь гремел не переставая. Павлик с визгом плясал перед Маратом, как краснокожий у жертвы, привязанной к столбу пыток.

Возмущенный голос зоолога привел всех в себя.

– Что вы делаете, сумасшедшие? – гремел ученый. – Вы мне погубите весь сбор! Чей это мешок?

В наступившей тишине прозвучал глухой, клокочущий яростью голос Горелова:

– Мой! Я считаю это полнейшим безобразием со стороны Павлика!

Из дальнего угла комиссар с изумлением смотрел на искаженное лицо и злобные глаза Горелова.

Совершенно растерявшись, Павлик невнятно пролепетал:

– Простите, простите, Федор Михайлович… Я ведь думал, что это мой мешок, я не знал…

– Потом будешь извиняться! – продолжал греметь зоолог. – А теперь – скорее собирать добычу! Все, все, за дело!

Вода опустилась тем временем до колен. Она кишела, словно в огромном аквариуме, морскими обитателями – увертливыми рыбами, ползающими иглокожими, колышущимися лилиями. Все принялись ловить их, но вне водной стихии движения людей в тяжелых скафандрах сделались медлительными, утратив свою легкость и гибкость.

– Осторожнее! Осторожнее, товарищи! – умолял зоолог, ползая по полу на четвереньках. – Не раздавите кого‑нибудь!

Через минуту работа превратилась в забавный, увлекательный спорт. Камера наполнилась шутками, смехом, восклицаниями. Лишь Павлик и Горелов работали молча и сосредоточенно. Павлик все не мог отделаться от воспоминания о злобном взгляде Горелова. Горелов, еще до того как приняться за сбор, быстро осмотрел внутренность своего опустошенного мешка и теперь, с досадой отбросив его, лихорадочно работал, не столько охотясь за животными, сколько разбрасывая их в разные стороны. Он быстро приближался к углу, где Павлик осторожно распутывал клубок из великолепных морских лилий, горгоний, голотурий и ярких морских звезд. Неожиданно в середине клубка пальцы Павлика наткнулись на что‑то твердое, угловатое. Бережно раздвинув сплетение отростков, лучей и присосков, Павлик с трудом вытащил что‑то металлическое, необычайно тяжелое – и ахнул от удивления: перед ним был знакомый ящичек для запасных частей «ундервуда» Горелова!

Напряженно держа ящичек в обеих руках, Павлик с недоумением разглядывал его. В этот момент Горелов подошел почти вплотную к мальчику и поднял голову. В согнутом положении, с опущенными к полу руками и поднятой головой, он был похож в своем скафандре на сказочное чудовище, приготовившееся к прыжку.

Дрожь страха пронизала все существо Павлика, когда, обернувшись, он увидел перед собой эту пугающую фигуру и глаза, полные ярости и угрозы, мрачные, глубоко запавшие глаза… Павлик едва нашел в себе силы пролепетать:

– Федор Михайлович, зачем это здесь? Ведь части могут заржаветь, испортиться…

Не разгибаясь, с опущенными глазами, Горелов резко вырвал из рук Павлика тяжелый ящичек и придушенным, прерывающимся голосом сказал:

– Да нет же! Там нет запасных частей. Я туда переложил кое‑какие лабораторные инструменты для сбора…

Он быстро спрятал ящичек во внутренний карман мешка и молча, не взглянув на Павлика, продолжал укладывать животных в мешок.

Комиссар смотрел из своего угла…

Сбор был окончен. Все прошло благополучно, ничего из добычи не было потеряно, ничего не испорчено. Участники экскурсии, довольные и усталые, выложили из мешков свою добычу в лабораторные ванны и ящики и разошлись по каютам.

Горелов вместе со всеми прошел по коридору, открыл дверь своей каюты и скрылся за ней. Дверь резко, с отрывистым стуком, задвинулась, и Горелов с перекосившимся сразу от ярости лицом на мгновение застыл на месте возле нее. Он тяжело дышал; большие оттопыренные уши горели, словно с них сорвали кожу; огромные кулаки то сжимались, то разжимались. Подойдя к разобранной пишущей машинке, он вынул из кармана брюк ящичек, подержал его в дрожащей руке и вставил на место. В необычайном возбуждении, словно зверь в клетке, он заметался по каюте, меряя ее из конца в конец огромными шагами. С его посеревших губ время от времени срывалось хриплое бормотание:

– Надо кончить… Этот мальчишка… Надо кончить… Яростно ударив кулаком по круглому столу, он упал на стул подле него и застыл, опустив голову в полной неподвижности.

«Пионер», набирая скорость, уходил от банки Бёрдвууд, держа курс на Огненную Землю.

* * *

Идти было довольно тяжело. На каждом шагу попадались огромные обломки скал, утесы, доходившие до самой поверхности или выступавшие над нею, песчаные отмели и банки, иногда круто и высоко поднимавшиеся над дном. При обходе этих препятствий навстречу, словно вырываясь из труб, ударяли сильные струи течения. Хотя море здесь, в прибрежной полосе, у Огненной Земли, неглубоко – тридцать‑сорок метров, редко глубже, – но свет сверху едва доходил до дна. Густые зеленовато‑синие сумерки заставляли все время держать фонари зажженными, и все же видимость была очень слабой.

На поверхности океана свирепствовала жестокая буря. Она довольно заметно давала себя чувствовать даже здесь, на дне. Порой приходилось останавливаться, чтобы устоять на ногах; приходилось бороться с напором подводных волн, чтобы продвигаться вперед.

После долгой ходьбы Павлик наконец устал и пустил в ход винт, но, чтобы не отдаляться от своих спутников, он держал его на самом малом числе оборотов.

Зоолог и Скворешня упорно шли пешком. Зоолог считал, что на таком хорошем, плотном песчаном грунте при медленной ходьбе лучше всего собирать придонных животных. Скворешня не возражал. Он был опытный и выносливый подводный ходок.

Дно постепенно повышалось, и наконец впереди показались темные массы густых водорослевых чащ.

– Скоро будет легко, бичо, – сказал зоолог Павлику. – Проберемся только сквозь стену этих «Макроцистис перифера», а там, под их защитой, и бури не почувствуем, да и течение ослабеет.

– А знаете, Арсен Давидович, – ответил Павлик, – выходит, что Марат был прав, когда предлагал посеять эти водоросли в Охотском море… Он хотел отвести холодное течение от наших берегов!

– Ну, с течением вряд ли справятся даже эти гиганты, – выразил сомнение зоолог. – Самое большее, чего можно от них ожидать, – это то, что они в состоянии сыграть роль великолепных молов для защиты гаваней от бурь. Вот здесь, например, океан постоянным действием своих волн разрушает скалы, утесы, а гигантские макроцисты стелются пеленой по его поверхности, принимают на себя первые удары этих волн, приглушают их силу, и за ними корабли часто спасаются от яростных бурь… Это отметил еще Дарвин во время своего путешествия на корабле «Бигль».

– Ну, слезай с коня, хлопчик, – сказал Скворешня, – приехали!

Начинались заросли. Зоолог неправильно выразился, назвав их стеной. Водоросли поднимались со дна под острым углом и крутым подъемом далеко уходили вперед, теряясь в сумраке глубин. Павлик знал, что сейчас предстоит самая трудная часть пути. Он остановил винт и стал на дно рядом с товарищами.

В чащу они вошли гуськом. Само собой вышло так, что Скворешня очутился впереди, за ним – зоолог, а Павлик замыкал шествие. Через два‑три десятка шагов, погружая ноги в стелющуюся под ними плотную массу, они ушли в нее с головой. Скворешня, словно таран, пробивал дорогу среди сплетения толстых стеблей и широких мясистых листьев.

Своим появлением люди внесли в эту молчаливую чащу полное смятение. Отовсюду взлетали тучи маленьких рыб и каракатиц, гнездившихся в зарослях водорослей. Полчища крабов, морских ежей, морских звезд, красивых голотурий, планарий, нереид самого разнообразного вида быстро расползались по дну или гибли под тяжелыми подошвами людей.

Со стволов и листьев осыпались на шлемы тысячи ракообразных. Листья были до того густо усажены кораллообраз‑ными, что казались совсем белыми. На них часто встречались удивительно тонкие, изящные постройки, в которых обитали гидроидные полипы, прекрасные асцидии. Разнообразные моллюски вроде пателл, голых моллюсков, двустворчатых во множестве также покрывали листья.

Заросли были полны жизни. Они давали приют, пищу, кров и защиту огромному количеству организмов.

– Видишь, бичо, – говорил зоолог, с трудом пробиваясь сквозь чащу, – какую богатую, разнообразную жизнь таят в себе эти водоросли. Ни один, даже тропический, лес не может в этом отношении поспорить с ними. Еще Дарвин сказал, что если бы в какой‑нибудь стране свести все леса, то погибло бы меньше видов животных, чем с истреблением этих макроцис‑товых подводных лесов.

Вдруг шедший впереди Скворешня остановился. Два стебля, толщиной около двух сантиметров каждый, случайно обвились вокруг его груди и рук и задержали его. Скворешня поднатужился. Стебли не поддались – их держали не только корни, но и другие, соседние стебли, с которыми они сплелись у дна. Самолюбие Скворешни было задето.

– А, бисова лозина! – разозлился он. – А ну‑ка!

Он отодвинулся на шаг назад и с силой рванулся вперед. Даже хорошая веревка вряд ли выдержала бы этот могучий напор гиганта. Но стебли макроциста словно смеялись над усилиями Скворешни и ни на йоту не ослабили своих объятий. Скворешня в первый момент казался ошеломленным такой неудачей, потом пришел в бешенство.

– Да что они, железные, что ли? – вскричал он.

– Не иначе! – засмеялся зоолог, подмигивая Павлику. – Наверно, с какого‑нибудь проходящего корабля уронили ломы, и вот выросли стальные тросы… Вот тебе, Павлик, предметный урок, что такое «Макроцистис перифера»…

– Ага! Значит, это, вы говорите, урок Павлику? – со сдержанным гневом сказал Скворешня. – А я хочу дать урок этому проклятому макроцисту!

Он отошел на два шага назад, постоял с минуту, наконец, глубоко вздохнув, с силой пушечного снаряда ринулся вперед. Дальше произошло что‑то невообразимое. Огромные, толстые, как колонны, ноги Скворешни взметнулись кверху, его шлем исчез внизу, под чащей; Павлика что‑то сокрушительно хлестнуло по груди и свалило с ног; падая, он ударил ногами по шлему зоолога, и тот, ошеломленный, сел на дно, ничего не понимая. В один момент три человека внезапно исчезли, словно их тут и не было. Среде густой чащи, на небольшом примятом пространстве, колыхались лишь два высоких отростка стеблей; потом чаща сомкнулась, поглотив и этих свидетелей необычайного сражения, разыгравшегося в молчаливых подводных джунглях океана…

Первым пришел в себя зоолог. Кряхтя и охая, он поднялся на ноги, воззвал в пространство:

– Что случилось? Где вы тут, ребята?

Он раздвинул чащу и увидел перед собой растерянное лицо Павлика.

– Я здесь, Арсен Давидович… А где Скворешня? Павлик оглянулся, сделал шаг вперед и развел руками пелену водорослей.

Скворешня стоял среди чащи, молча и угрюмо снимая с себя оборванные петли злополучного макроциста. Скворешня поднял голову и посмотрел на мальчика.

– Ко всем сегодняшним урокам, Павлик, – сказал он с непередаваемым юмором, – прибавь еще один: нельзя, как бык, бросаться очертя голову, забыв о сохранении равновесия…

Зоолог разразился хохотом, к которому сейчас же присоединился Павлик, а немного погодя и сам Скворешня.

– Какое изящное сальто‑мортале вы проделали сейчас, дорогой Скворешня! – проговорил, захлебываясь от смеха, зоолог. – Ваши ножки… О‑хо‑хо!.. Вашим неподражаемым ножкам позавидует любая балетная танцовщица… Ой, не могу!.. О‑хо‑хо!..

Он схватился за свои металлические бока, продолжая хохотать и не имея сил успокоиться. Вообще со дня знаменательной беседы с капитаном, словно омытый и освеженный ею, зоолог находился в прекрасном настроении и в продолжение всего десятидневного пребывания у Огненной Земли, начиная от бухты Нассау, работал с прежним увлечением.

Через двадцать минут в том же строю, со Скворешней впереди, все трое вышли из чащи гигантских макроцистов и вступили в спокойную полосу прибрежья. И здесь дно было неровное, усыпанное подводными скалами, утесами; масса крохотных гранитных, базальтовых, сланцевых островков поднималась над поверхностью океана. Все они были увиты и оплетены теми же водорослями, но значительно меньших размеров, чем встреченные раньше, со стороны открытого океана. Казалось, что эти водоросли процветают и особенно пышно разрастаются именно в местах наибольшего волнения, среди непрерывно грохочущих бурунов.

Едва выйдя из чащи, зоолог вдруг остановился и сказал:

– А о Горелове мы и забыли! Ведь он нас должен был догнать… Одну минутку, я с ним соединюсь…

На вызов зоолога Горелов ответил, что он сейчас пробирается сквозь чащу макроцистов и держит курс к условленному месту встречи – безыменной скале, которой они дали название «Львиная голова», у крайнего островка из цепи, окаймляющей большой остров Гести.

Горелов просил подождать его там, чтобы дальше пойти вместе: он еще здесь не был ни разу, да и за все десять дней работы у Огненной Земли выходит лишь второй раз и не хотел бы оставаться один.

Островов, отдельных скал и утесов, поднимавшихся над уровнем океана, была здесь такая масса, что многие мореплаватели называют это западное прибрежье Огненной Земли «Млечным Путем». Под водой же, если присоединить и множество усыпавших дно подводных камней и скал, был полный хаос, настоящий лабиринт.

С частыми остановками для сбора организмов прошло не менее двух часов, прежде чем подводные исследователи приблизились к «Львиной голове».

Горелов уже ждал их. Он сидел на небольшом обломке, разбираясь в содержимом своего экскурсионного мешка, и захлопнул его, как только различил фигуры приближающихся к нему товарищей.

– Давайте, друзья мои, разойдемся здесь в разные стороны, чтобы обследовать возможно большее пространство, – предложил зоолог. – Я пойду по направлению к островам Лондондерри, Федор Михайлович – южнее, к бухте Кука, а Скворешня с Павликом – на юг, в лабиринт островков вдоль острова Гести. С таким моряком, как Андрей Васильевич, Павлик не заблудится в этом лабиринте. Сбор здесь же, у этой скалы. В пути не разъединять телефонную связь.

– Я думаю, Арсен Давидович, – с живостью возразил Горелов, – что мы напрасно уменьшаем охватываемую область тем, что соединяем Скворешню с Павликом. Павлик мог бы и один пойти. Он уже такой опытный подводник… Еще в истории с кашалотом он показал себя прямо героем. А в случае каких‑либо затруднений он всегда сможет нам пеленговать, и мы его быстро найдем… Не правда ли, Павлик? Ведь ты уже вырос из пеленок…

Он улыбнулся и ласково посмотрел на мальчика. Но Павлика внезапно охватил какой‑то необъяснимый страх и почему‑то сжалось сердце. Он отвел глаза и промолчал.

– А по‑моему, – вмешался Скворешня, – предложение Арсена Давидовича самое правильное. Я ведь только потому и увязался за вами, что Иван Степанович, мой шеф, прекратил уже гидрофизические работы и оставил меня безработным. А в вашей зоологии я ни бельмеса не понимаю. Такого понахватаю вам, что рады не будете! Под руководством же такого опытного зоолога, як оций хлопчик, и я буду полезен.

После некоторого колебания Горелов перестал возражать против предложения зоолога. Все разошлись и через минуту потеряли друг друга в густых зеленоватых сумерках вод.

Глава XII. Последнее усилие Скворешни

Оставшись одни, Скворешня и Павлик запустили винты, поднялись на несколько метров над дном и понеслись на восток‑юго‑восток. Они плыли на трех десятых хода, остерегаясь многочисленных препятствий, смутные силуэты которых то и дело появлялись со всех сторон.

Встречая заросли водорослей, они пробивали их, спустив предохранительные решетки на винты. Через час перед ними возникла непрерывная гранитная стена, границы которой как вверху, так и к северу и югу уходили, теряясь в подводной мгле. Стена была изборождена глубокими морщинами фиордов, бухт, массой больших и малых пещер, гротов, выступами мысов, нагромождениями свалившихся скал и обломков. Все было покрыто водорослями, тянувшимися к поверхности моря или стелющимися по дну: на огромных скалах и их обломках, на валунах и мелких камнях.

Павлик и Скворешня встали на дно. Вокруг них шмыгали разнообразные рыбы, промелькнул тюлень, в испуге бросившийся в сторону; морская выдра с большой рыбой в острых зубах резко взмыла кверху. По дну на водорослевом ковре ползала масса различных иглокожих, крабов, ракообразных.

– Отдать якорь! Приехали, товарищ начальник, – сказал Скворешня.

В увлечении занимательной охотой они долго блуждали по дну, среди хаоса «Млечного Пути», взбирались на отмели, на нагромождения скал, заглядывали в жуткую, полную тайн темноту подводных пещер и гротов.

Наконец мальчик объявил, что он устал и голоден.

– Давайте закусим и отдохнем, Андрей Васильевич, – предложил он. – Обедать мы сегодня не вернемся на подлодку – Арсен Давидович предупредил капитана.

– Знаю, – подтвердил Скворешня. – Ну что же! Глоток горячего какао не помешает.

Павлик случайно поднял глаза кверху. Высоко, у границ луча фонаря, быстро промелькнула длинная тень, отливающая металлически‑матовым синим блеском.

– Что бы это было? – спросил себя Павлик вслух. – Должно быть, тюлень. Только узкий какой‑то… Жаль, не разглядел.

– Ну, в другой раз увидишь, – равнодушно заметил Скворешня. – Закусывать так закусывать! И у меня аппетит разыгрался. Где бы тут присесть? – оглянулся он вокруг себя.

– Зайдем вот в эту пещеру, Андрей Васильевич, – сказал Павлик, указывая на темнеющий недалеко от них вход. – Осмотрим ее да там же закусим и отдохнем.

– Валяй, ваше благородие!

Над входом в пещеру, словно козырек, нависал небольшой свод, на нем громоздилось несколько огромных скал, густо обросших водорослями. Скворешня и Павлик вступили в пещеру и, держа наготове ультразвуковые пистолеты, настороженно и тщательно осмотрели ее дно и стены. Пещера оказалась очень небольшим гротом, не больше двух метров в глубину. Два луча ярко осветили его. Грот был пуст; по дну и стенам ползали звезды, ежи, голотурии. На дне валялось несколько небольших валунов.

– Ну и чепуха! – сказал Скворешня, подвешивая пистолет к поясу. – А отдохнуть, поглотать какао здесь будет недурно. Садись, хлопчик, располагайся!

Они сняли мешки и сели рядом прямо на песчаное дно, опершись спинами о заднюю стену грота. Было уютно, как в ложе театра. Открыли патронташи, нажали кнопки от термосов и с наслаждением сделали несколько глотков.

– Хорошо! – довольно прогудел Скворешня.

Павлик хотел что‑то ответить, но не успел. Глухой грохочущий гул неожиданно потряс стены грота. Перед входом мелькнула в песчаном облаке огромная темная масса и не далее чем в полуметре от вытянутых ног Скворешни ударилась о дно.

Одним прыжком Скворешня очутился на ногах и кинулся к выходу.

Первое мгновение Скворешня в полном замешательстве стоял, не зная, что делать, перед высокой глухой стеной из гранита, плотно закупорившей грот. Потом с криком: «Мы заперты!» – бросился плечом вперед, на стену. С глухим металлическим звоном его отбросило, как мяч, назад. Скворешня стоял оглядываясь, словно ища чего‑то. Крутые стены вздымались вокруг – немые, спокойные, равнодушные. Павлик сидел молча в том же положении, в каком его застигла катастрофа, окаменевший, бледный. Его губы что‑то невнятно шептали, но Скворешне было не до него.

Успокоившись, он начал внимательно осматривать так неожиданно возникшее препятствие.

– Это скала, – рассуждал он вслух, – та скала, что нависала на козырьке над входом. Как она свалилась? Почему? Она стояла прочно. Я успел это заметить.

Павлик шевельнулся при этих словах, попробовал что‑то сказать, но не смог: он словно онемел.

Скворешня на минуту замолчал, продолжая обшаривать скалу рукой. Потом он возобновил свое бормотание:

– Ни щели, ни просвета… Гляди, точно по заказу. Как в гнездо засела.

Он опять замолчал, потом уперся в скалу и медленно, все сильней и сильней начал нажимать на нее. Лицо его сделалось багровым, жилы на лбу надулись, колонноподобные ноги уходили все глубже в песок. Казалось, этим гигантским усилием можно было опрокинуть гору. Но скала стояла не шелохнувшись. Вдруг лицо Скворешни посинело, и, тяжело дыша, он медленно опустился на дно у подножия скалы.

Павлик с криком бросился к нему:

– Андрей Васильевич, Андрей Васильевич, придите в себя!.. Андрей Васильевич, нам надо иначе… Выпейте глоток какао. Трубка перед вами. Надо иначе… иначе…

Скворешня приоткрыл глаза. С минуту он бессмысленно смотрел на Павлика, словно не узнавая его. Потом приподнялся на локте и сел у скалы, спиной опираясь на нее. Отдышавшись, он поднял голову:

– Что ты говоришь, Павлик? Как иначе?

– Нужно вызвать помощь из подлодки, Андрей Васильевич. Нужно взорвать скалу.

Скворешня безнадежно махнул рукой:

– Зови.

Павлик громко позвал:

– Арсен Давидович! Арсен Давидович!

– Слушаю, бичо. Чем ты так взволнован?

– Арсен Давидович, скала обвалилась и закрыла выход из маленькой пещеры, куда мы зашли. И Андрей Васильевич ничего не может сделать с ней. Помогите нам, Арсен Давидович! Вызовите помощь из подлодки.

– Что ты говоришь, бичо!

С этим возгласом зоолога, полным тревоги, переплелся глухой, взволнованный голос Горелова:

– Где это произошло, Павлик? Надо прежде всего найти вас!

– Мы плыли сначала на ост‑зюйд‑ост, ближе к осту, а потом шли все время на зюйд. Но тут ужасный лабиринт. Я не могу даже сказать, сколько километров мы проделали по дну.

– Арсен Давидович, – быстро заговорил Горелов, – я нахожусь к ним ближе. Вызывайте подлодку и договоритесь с вахтенным о помощи, а я пока поплыву на зюйд и попытаюсь отыскать их. Ладно?

– Хорошо, Федор Михайлович, – согласился зоолог. – Плывите.

– Павлик, – продолжал Горелов, – подавай мне непрерывно ультразвуковые пеленги.

– Но тут со всех сторон гранитная стена, сплошная!

– Неужели нельзя найти хоть какую‑нибудь щель?

– Андрей Васильевич говорит, что нет.

– Ага! Вот как! – сказал Горелов, и настороженному уху Павлика послышалась какая‑то тень удовлетворения в его голосе.

– Укажи хоть какой‑нибудь заметный признак возле вас.

Павлик задумался.

– Недалеко от нас, – вмешался Скворешня, – примерно в пятнадцати минутах ходьбы к норду, стоит высокая и тонкая, как шпиль, скала.

– Ну, и на том спасибо. Плыву.

Тяжелое молчание воцарилось в маленьком тесном гроте. Время тянулось медленно. Нарастала тревога и тоска. Изредка слышались вопросы, сообщения зоолога и Горелова. Ученый передавал, что отряд вышел уже из подлодки, снабженный патронами теренита – взрывчатого вещества огромной силы, и что он плывет отряду навстречу. Горелов говорил, что он медленно плывет к югу зигзагами, чтобы лучше обыскать местность и не пропустить скалистый шпиль. Марат и Цой, находившиеся в отряде, соединились по радиотелефону с Павликом и Скворешней и старались подбодрить и развлечь осужденных на бездействие узников гранита.

Часы уходили за часами. Время от времени Скворешня вслух задавал себе вопрос, очевидно с особой силой и настойчивостью мучивший его:

– Почему она свалилась? Если бы было землетрясение, то все остальные скалы последовали бы за ней. Не понимаю.

И каждый раз, когда Скворешня заговаривал об этом, Павлик порывался что‑то сказать, но не решался. Наконец, как бы невзначай, он промолвил:

– Андрей Васильевич, вы видели, как скала падала?

– Нет. Я смотрел на стену. А что?

– А я как раз видел…

– Ну и что?

– Когда скала упала, то не сразу закрыла вход… Ее верхняя часть описала дугу слева направо. И вот в последний момент, в самый последний момент, когда уже оставался только узкий просвет между стеной и скалой, я увидел… а может быть, мне показалось…

– Ну, говори же. Павлик, чего ты тянешь?

– Мне показалось, что в просвете опять промелькнул, но теперь уже сверху вниз, почти рядом со скалой тот самый синеватый тюлень…

– Тюлень?! Так что же из этого? Не думаешь ли ты, что он задел скалу и так удачно сбросил ее?

– Разве смог бы тюлень это сделать? Я думаю… тюлень ли это был?

– Почему же нет? Правда, я не видел его тогда, когда он пронесся над нами.

– Странный какой‑то тюлень! Узкий, длинный. И плечи не покатые, сливающиеся с шеей, а прямые, квадратные… И не работал ни ластами, ни хвостом. Да и хвост, я заметил, какой‑то обрубок. Знаете, Андрей Васильевич… – Павлик почему‑то оглянулся и понизил голос до шепота. – Знаете… что‑то было в его фигуре человеческое…

– Ну что ты, Павлик, говоришь! Откуда здесь мог появиться человек? Да еще плавающий так быстро?

– Просто померещилось тебе, Павлик, с испугу! – послышался вдруг глухой, чуть насмешливый голос Горелова.

Павлик вздрогнул, опустил глаза:

– Не знаю… может быть, мне показалось. Скворешня пожал металлическими плечами и погрузился в какие‑то свои размышления. Наконец он поднял голову и сказал:

– Если мы не найдем способа пеленговать, то, пожалуй, дело затянется до бесконечности. Вернее, до конца наших запасов кислорода. Надо что‑нибудь предпринять, сделать хоть маленькую щель… Вот что, Павлик: давай‑ка еще раз пошарим – не найдем ли мы все‑таки такую щель. Прошлый раз я, может быть, и пропустил ее… волновался, надо признаться…

Они начали тщательно осматривать линию, по которой скала прилегла к краям входа. Поиски оказались напрасными: скала плотно – действительно, как по заказу, – слилась с линией входа и выступами вокруг него.

– Та‑а‑ак!.. – протянул Скворешня задумавшись. – Придется попробовать пустить в ход ультразвук. Может быть, ему удастся пробить края скалы: там она, вероятно, тоньше.

Начал свою неслышную работу ультразвуковой пистолет Скворешни, с дулом, плотно приставленным к одной точке края скалы. Гранит медленно распадался на небольшие комки, которые легко потом под пальцами Павлика превращались в грязь. Но мощность ультразвукового луча пистолета была недостаточна, чтобы быстро разрушить скалу. Лишь ультразвуковой пушке «Пионера» это было бы под силу. Мощность быстро падала, и, когда она совсем иссякла в двух аккумуляторах, в скале оказался небольшой тонкий канал, длиной около десяти и диаметром в три сантиметра.

Павлик отстегнул свой пистолет и протянул его Скворешне. Тот отрицательно покачал головой:

– Не годится, Павлик… Еще десять сантиметров канала – этого мало. Скала здесь, очевидно, слишком толста. А пистолет может еще пригодиться.

– Тогда знаете что, Андрей Васильевич, – сказал Павлик, – почему бы нам не попробовать подрыться под скалу, сделать подкоп? А? Право! Дно, наверно, мягкое, песчаное, и мы быстро сделаем себе ход. Как кроты! А?

Глаза Павлика радостно сверкали, он был очень доволен своей идеей.

– Правильно! Хорошая мысль! – одобрил его предложение Скворешня. – Рыть – так рыть скорее! У нас уже остается мало времени…

– Времени? – удивился Павлик. – А кто его отнимает у нас?

– Мы сами, хлопчик, – ответил Скворешня, снимая с пояса свой универсальный топорик и делая первый удар по песчаному дну. – Мы съедаем кислород и с каждой, для примера сказать, съеденной нами каплей кислорода мы съедаем часть нашей жизни… Выгребай песок… Ах, дьявол!..

Топорик звякнул о что‑то твердое, под лезвием засверкали искры.

– Гранит! – сказал Скворешня и, делая все новые удары в разных местах у основания скалы, непрерывно повторял: – Гранит… Гранит… Ну, Павлик, идея твоя прекрасна, но никуда не годится. Сам видишь: ничего не поделаешь… А теперь я присяду. Устал очень. И душно что‑то. Фу‑у‑у!.. Должно быть, кислород у меня подходит к концу…

– Да что вы, Андрей Васильевич! – проговорил, бледнея, Павлик. – Я не чувствую никакой духоты…

– Ты маленький… А я вон какая махина! Я больше съедаю кислорода. Надо уменьшить подачу, экономить.

Он открыл свой патронташ и, переведя кнопку «кислород» на новую позицию, с трудом, глубоко и порывисто дышал, стараясь захватить как можно больше воздуха.

– Как вы себя чувствуете, друзья мои? – послышался вдруг голос зоолога. – Весь отряд рассыпался цепью, и каждый из нас по участкам обследует дно. Ищем скалу, похожую на шпиль.

– Боюсь, Арсен Давидович… – ответил, задыхаясь, Скворешня, – не дождусь… У меня… кончается кислород… Начинается удушье…

– Держитесь!.. Держитесь, Скворешня! – испуганно закричал ученый. – Мы ускорим поиски! Еще немного! Экономьте кислород! Не разговаривайте!