355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Грэм Макнилл » Ангел Экстерминатус » Текст книги (страница 5)
Ангел Экстерминатус
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 01:54

Текст книги "Ангел Экстерминатус"


Автор книги: Грэм Макнилл



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

– Знаю. Я вижу, как их флот кувыркается на орбите.

– Нет, повелитель, – возразил Камнерожденный. – Они здесь, на поверхности планеты. Уже.

Пертурабо вздрогнул, как будто от удара: ведь флот бывшей 28-й Экспедиции всего несколько минут назад вышел на орбиту, с которой можно запускать трансатмосферные летательные аппараты.

– Не может быть. Фулгрим никогда не начинает высадку без тщательной многочасовой подготовки. Ты, наверно, ошибся.

Даже шипение помех не могло скрыть замешательства Фулл Бронна: Форрикс чувствовал, как тот обдумывает слова, чтобы осторожно возразить примарху.

– Повелитель, за входом в долину приземлилось более трехсот десантных кораблей, – сказал наконец Фулл Бронн. – На них символика Третьего легиона, хотя ее не очень хорошо видно под новыми знаками, которые мы пока не можем идентифицировать.

– Фулгрим здесь? – Пертурабо словно не мог поверить в то, что сам говорил, и Форрикс понял, что его генетический отец знает своего брата совсем не так хорошо, как думал.

Какие еще сюрпризы приготовил Фениксиец?

Глава 4
КАЗНЕННЫЙ
КАРНАВАЛИЯ
БЛИЖЕ ЧЕМ БРАТЬЯ

Великая истина, которую рано или поздно должны принять все живые существа, заключается в том, что жизнь конечна, что энергию, которую они черпают во вселенском источнике, однажды придется вернуть. Эту истину апотекарий Фабий считал лишь следствием плохого воображения. Жизнь была такой же движущей силой, как любая другая: как электричество, как варп-огонь, и стоило лишь убрать из уравнения абсурдные понятия морали, добра и зла, как вопрос восстановления этой силы переходил в область обычной биоинженерии.

Его лаборатория на «Андронике» была местом чудес и откровений, – местом, где секреты жизни, и смерти, и тонких границ между ними вскрывались скальпелем и обнажались перед его могучим интеллектом. Она представляла собой лабиринт извилистых проходов, куполообразных залов для вивисекции и герметично закрытых комнат со смотровыми отверстиями из армированного стекла, через которые можно было наблюдать за гротескными кошмарами внутри.

Жизнь здесь создавалась, трансформировалась и уничтожалась. Чтобы иметь возможность проводить эксперименты над живой тканью, еще дышащими существами и трупами, Фабий устроил в своем логове склад опытных образцов человеческого, сверхчеловеческого и ксеносского происхождения. Вооружившись отполированными стальными лезвиями, он мародерствовал на полях сражений недавно зародившегося восстания, и в итоге собрал алхимическую коллекцию из вещей жутких, священных и божественных. Прогеноиды, извлеченные из живых и мертвых на Исстване-V и Призматике, дали Фабию генетические мастер-ключи к семи из императорских легионов – последовательности кодов, которые помогут ему сделать его величайшее открытие.

Разгадать тайны самого Императора.

Криозамороженное тело, лежавшее перед ним, отвлекало от этой задачи, однако и оно было важно. Тело выглядело грубым и нескладным, но Фабий уже работал над ним раньше: перенаправлял синаптические рецепторы, чтобы при малейшем намеке на боль в мозге объекта возникал взрыв удовольствия. Теперь внутреннее устройство тела было столь изящно, что Биологис культа Механикум при виде него зарыдали бы от ужаса и восхищения.

В операционном зале клубился ледяной туман: мощные холодильные установки, пыхтевшие и рычавшие под металлическим настилом, убили все тепло.

Сконструированный специально под него хирургеон сидел на плечах, словно любопытный наблюдатель, и его причудливые многосуставчатые лапы метались вокруг Фабия, то ушивая кровоточащий сосуд, то прижигая открытую вену, так что казалось, будто они наделены собственным разумом. Эти щелкающие отростки были ловчее его настоящих рук, но он получал удовольствие, ощущая мягкие влажные ткани раскрытого тела под осязательными элементами перчатки.

Фабий был облачен в доспех, подогнанный под его сухопарую фигуру и усиленный в поясе и плечах, чтобы лучше нести вес хирургеона. В дополнительных отсеках и наручах индивидуальной работы скрывались многочисленные инструменты, предназначенные для пыток и лечения. С плеч спадал длинный грязно-белый плащ, подол которого был заляпан пятнами крови.

Жидкие волосы, бесцветные и безжизненные, висели спутанными прядями, и на исхудавшем от плохого питания лице блестели черные как смоль глаза. Сухой язык, порой пробегавший по безгубому рту, делал его похожим на ящерицу, пробующую воздух.

– Ты до сих пор не закончил? – произнес голос из дальней части лаборатории, но Фабий не обернулся, продолжая работать. – Легион вот-вот начнет сбор для высадки на поверхность.

– Они уже улетели, – сказал Фабий. – Железный Владыка скоро будет принимать в гостях Фениксийца и его безупречное воинство.

– Я должен быть с ними! Ты обещал, что я буду с ними!

Фабий пожал плечами.

– Появились более важные дела, – сказал он. – Будь благодарен, что я вообще тобой занимаюсь. Если бы выбор стоял за мной, я бы позволил тебе умереть.

– Я и умер.

Фабий отмахнулся. Тонкости семантики его не интересовали.

– Жизнь, смерть. Слова. Жизнь – это просто механистический процесс, а тело – машина, которую можно запустить заново, когда ее движущая сила иссякает.

– Тебе легко рассуждать, апотекарий, не ты мертв.

– И не ты. Впрочем, если продолжишь отвлекать меня, я могу это исправить.

– Примарх убьет тебя.

– О, какая ирония: нас казнят одним мечом… – засмеялся Фабий.

Голос умолк, что удивило Фабия, но это давало ему шанс продолжить работу в тишине. Разрез был предельно аккуратен: меч был так остр и ударил с такой силой, что ткань, в сущности, оказалась повреждена только в месте этого разреза. Завершающий удар совершенной точности – такой мог нанести только примарх.

– Почему вообще так долго? – спросил голос, и Фабий заскрипел зубами в ответ на подразумевавшееся обвинение в медлительности. – Разве ты не лучший в своем деле? Или это было просто пустое бахвальство?

Фабий удержался от язвительного замечания и подавил желание выместить раздражение на лежащем перед ним теле. Он просто сказал:

– Все пучки нервов в основании шеи были рассечены, и поверь мне, если я соединю их неправильно, последствия будут отнюдь не приятны.

– Я переживу боль.

– Придется пережить, – пообещал ему Фабий. – Немыслимую боль. Ты узнаешь боль, подобной которой еще не испытывал, и восторг сведет тебя с ума. Каждое мгновение жизни, что я тебе дарю, будет симфонией боли и удовольствия. Полагаю, ты будешь с равной силой ненавидеть меня и боготворить.

– Фабий, знай, что я всегда тебя ненавидел.

Фабий повернулся к говорящему и ухмыльнулся. Это была порочная ухмылка черепа, который знает, что живые скоро станут такими же, как он.

– Ты впустую растрачиваешь на меня свою ненависть, – сказал Фабий. – Меня слишком мало заботит факт твоего существования, чтобы она что-либо для меня значила. И моего внимания требуют куда более важные вещи, чем это лоскутное уродство.

– Когда-нибудь я тебя убью.

– Не убьешь, – сказал Фабий.

– Ты заносчив.

– А ты глуп. Подумай о всех тех ощущениях, что ждут тебя, о зовах плоти и крови, которые предстоит утолить. Представь лучи славы, в которых тебе не доведется искупаться, если выведешь меня из себя и я тебя убью.

– Сам примарх приказал тебе восстановить меня, – голос почти взмолился.

– В приступе беспричинного раскаяния, – ответил Фабий, вновь склоняясь к своей работе и нетерпеливо щелкая хирургеоном. – О чем он, должно быть, уже сожалеет. Нет, друг мой, не сомневайся: если ты умрешь здесь, никто не будет по тебе скорбеть. Твои братья-капитаны уже плетут интриги, рассчитывая занять твое место…

– Я вернусь, став сильнее и могущественнее, чем когда-либо!

– Вернешься, – согласился Фабий, поворачиваясь спиной к источнику голоса. – А теперь замолчи и дай мне спокойно поработать.

В дальнем углу темной лаборатории на закрепленных вертикально хирургических спицах, питательных трубках, кровяных насосах, электрокортикальных стимуляторах и охлаждающих спиралях, не дававших мозгу умереть, восседала отрезанная голова.

Голова и тело должны были быть едины, но их разделило одним ударом золотого меча, принадлежавшего Фулгриму.

Отрезанная голова смотрела, как Фабий работает над ее мертвым телом, и мечтала о том, каким разнообразным мучениям подвергнет апотекария.

Возле места высадки Детей Императора, в трех километрах от входа в долину, должно быть, одновременно начался триумфальный парад и поднялось восстание. Это было единственное разумное объяснение приближавшимся шумам, цветам и движениям. Десять тысяч смертных шли в авангарде Третьего легиона – безумная орда кричащих мужчин и женщин, несших развевающиеся знамена и издававших нестройный грохот с помощью инструментов, которые просто не могли быть созданы психически здоровым музыкантом.

Перед ордой плыли клубы цветного пахучего тумана, раздуваемые осоловевшими огринами, чьи подогнанные по фигуре доспехи были приколочены к шкуре острыми шипами. Форрикс со смесью гнева и ужаса взирал на приближающуюся толпу, на этот карнавал, чествующий все извращенное и низкое, что было известно человеку.

Старшие офицеры Железных Воинов собрались у барбакана на южной части контрвалационной стены, чтобы поприветствовать Фениксийца и его лордов-коммандеров, и чем же их встречали? Карнавалией и сумасшествиями? Форрикс перевел взгляд на Пертурабо, ожидая увидеть перемену в настроении, вызванную этим оскорбительным зрелищем, но примарх сохранял непроницаемое выражение лица – спокойный как камень, равнодушный, как механические воины Железного Круга, выстроившиеся за ним полукругом. Форрикс стоял по правую руку Пертурабо, и его тяжелая броня блестела несмотря на то, что у сервов-оружейников был минимум времени на приведение ее в порядок. Примарх вывел их из Кавеи феррум и объявил сбор легиона, едва Фулл Бронн сообщил о прибытии Детей Императора. За их спинами гудело сто два «Лэнд рейдера» с золото-черной символикой, и в небо приветственно вздымались вытянутые бронзовые дула тяжелых артиллерийских орудий. Орудия поменьше были выстроены аккуратными рядами в честь встречи двух полубогов, и их наводчики красовались в красно-коричневых плащах Стор Безашх.

В тени монолитных стен десятки тысяч торакитов, сгруппированных в роты, метались под ударами электрокнутов, которыми надзиратели загоняли их в строй. Перед ними располагались двести гранд-батальонов Четвертого легиона, пятьдесят тысяч воинов в янтарно-вороненых доспехах – словно ряды статуй варварского царя, страшащегося встречи с душами тех, кого его армии отправили в загробный мир.

Столь могучего и великолепного зрелища не видели со времен резни на черных песках Исствана. Это воинство предназначалось для покорения звезд и перекраивания Галактики; однажды оно заставит Императорский Дворец на Терре содрогнуться до основания. И это воинство было лишь одним из многих в армии Магистра войны.

Рядом с Форриксом стоял Камнерожденный, и кузнец войны позволил себе несколько мгновений полюбоваться железной пехотной лопатой, закинутой за спину воина. Этот превосходный инструмент предназначался не только для копания земли, но и для сражений; прочные края, заточенные под небольшим углом, одинаково легко расправлялись с землей и плотью.

Солтарн Фулл Бронн был лейтенантом 45-го гранд-батальона. У него была бритая голова, узкие глаза и кожа, бледная на лице и загорелая до коричневого цвета на шее: он очень много времени проводил, смотря на землю. Форрикс с десяток раз видел, как Фулл Бронн прикасался к камням на очередной планете и благодаря какому-то непонятному геологическому провидению узнавал о скрытых особенностях, о слабых и прочных местах. Где камни быстро расколются, а где станут сопротивляться любым киркам, бурам и взрывчаткам.

Поверхность мира говорила с ним, и уже этого было достаточно, чтобы терпеть его унылое общество.

По левую руку Пертурабо возвышался поразительно объемный Барбан Фальк. Всего на голову ниже Железного Владыки – и тем не менее рядом с примархом он казался мелким, ибо присутствие примарха заставляло весь мир выглядеть незначительным.

Новый триарх легиона занял место рядом с Фальком. Он до сих пор не починил броню после штурма цитадели, однако с керамита счистили кровь, и теперь ее отсутствие на доспехах почему-то заставляло его казаться менее значительным, чем раньше.

За Форриксом стоял Торамино. Командующий Стор Безашх даже не пытался скрыть, как неприятен ему был Кроагер и факт его повышения. И хотя Форриксу нравилось наблюдать за злящимся Торамино, его мучило подозрение, что кузнец войны не забудет и не простит удар, нанесенный его гордости.

За примархом высился Беросс, вернувшийся в ряды Железных Воинов стараниями технодесантника, стоявшего рядом с ним. Саркофаг из железа и адамантия в середине тела-дредноута теперь был его погребальным ларцом, украшенным отчеканенными изображениями черепов и наполненным эксгумированными костями; осадный молот и роторная пушка служили орудиями убийства. С его армированного борта капало масло, а из аугмиттеров раздавался низкий статический шум, напоминавший звук точимого металла. Со спины Беросса свисали две длинные цепи, к концам которых были прикреплены два окровавленных существа; один был целиком закован в фиксирующую клетку, а на другом оставались лишь обломки запыленной золотой брони Имперских Кулаков.

Передние ряды беснующейся орды приближались. Под ногами этой шумной толпы стелились клочья галлюциногенного тумана, который двигался как живой, с нетерпением стремясь вкусить пот, дыхание и выделения тех, кто его создал. Громогласные крики были полны буйного восторга, агонии и экстаза одновременно, они сливались в сплошную какофонию, и эхо этой разноголосицы отражалось от склонов долины, словно маниакальный бред тысяч и тысяч безумцев.

Среди танцующей толпы метались жрецы-скарификаторы; вооружившись отравленными клинками и цепями с прикрепленными к ним крючьями, они в радостном неистовстве резали и пороли своих подопечных, причиняя им жестокие мучения. Если острие ядовитого клинка пронзало артерию, благодарная жертва начинала содрогаться в яростном хореоманиакальном припадке. Другие, глядя на это, с воплями начинали подражать предсмертным судорогам, и так помешательство танцем ширилось, приобретая все более изощренный вид. Вскоре жертва, с которой все началось, истекала кровью, хлеставшей из-за бешеного сердцебиения, и в толпе разгорался новый очаг танцевальной лихорадки.

Массовая психогенная истерия охватила тысячи людей, и все они стенали, кричали и смеялись, словно на празднике или поминках. Они дрались и совокуплялись, подчиняясь неодолимому горячечному ритму, который Железные Воины уловить не могли. Над процессией вздымались знамена, развевались гонфалоны и вымпелы; яркие изображения на флагах были одновременно непристойными и соблазнительными, безобразными и прекрасными. Форрикс не знал, что за символы представлены на знаменах, но их плавные очертания вызывали в нем тошноту отвращения: переплетение округлых форм и чувственных изгибов – и жесткие, твердые линии шипов, пронзающие их.

Среди этой толпы не было равенства, и богато украшенные одеяния из шелка и металла, бархата и кожи выделяли тех, кто был возведен в ранг королей, королев или принцев. Головы их венчали костяные короны, державами служили черепа добровольных жертв, а рабыни, выполнявшие их прихоти, пожертвовали руками, чтобы сложить из фаланг пальцев скипетры. В полном соответствии с безумием, охватившем этот пестрый королевский двор, новые претенденты на монарший титул свергали правителей одного за другим и присваивали себе залитые кровью короны.

Но все бесстыдство, с которым вела себя эта процессия, не могло сравниться с телесными уродствами, которые демонстрировали иные из ее участников. Дефекты некоторых явно были врожденными; тела других были изувечены мечами и булавами в ритуальном поединке; но большинство было обязано своими физическими патологиями скальпелям, медицинским пилам и генной модификации.

Одни жертвы этих кошмарных хирургических вмешательств теперь вынуждены были ходить на руках, так как ноги их были пришиты к плечам, а лица опустились до животов. Другие – с гребнями на спинах, похожие на какой-то гибрид многоножки и гигантского скорпиона – сбивались в бешеные стаи, впереди которых летели грязные херувимы, выращенные в специальных чанах. Обнаженные женщины извивались в пляске, поливая груди ароматными маслами, причем у многих из них количество грудей бросало вызов природе. За этими созданиями с лиловой кожей следовала целая свита вопящих рабов и рыдающих фанатиков.

Толпа колыхалась и содрогалась в спазмах. В ней были те, кому достаточно было просто танцевать, других влекла скверна, третьих – насилие. Были и те, кто кричал, срывая голос, пока их не охватывало блаженное помешательство. Они выли вместе с чудовищами-гибридами, и наконец те, кто желал познать самые запредельные ощущения, поджигали себя и смеялись, отдаваясь во власть пламени.

Когда эта орава экзальтированных извращенцев приблизилась, Форрикс снял шлем с магнитного замка на бедре: едкий запах духов начал его раздражать.

– Много странностей я повидал на Исстване, но это… – Исчерпав свой словарный запас, он надел шлем и защелкнул замки на горжете.

Да словами и невозможно было описать такое представление; никакой кодекс чести не мог объяснить, почему Дети Императора, раньше кичившиеся своим воинским совершенством, обратились к подобному безумству.

– Что с тобой случилось, брат мой? – изумился Пертурабо, однако гнев, наверняка кипевший в его сердце, на лице никак не отразился.

– Но где сами легионеры? – спросил Фальк.

Форрикс окинул внимательным взглядом это беснующееся море человеческих тел, которое уже накрыло собой передовые фортификации. Неистовая толпа прокатилась по заграждениям из колючей проволоки, отмечавшим огневые мешки, преодолела утыканные кольями траншеи, пронеслась мимо бронеколпаков огневых точек. Авангард Детей Императора за считанные мгновения взял рубежи обороны, которые обычно требовали месяцев кровопролитной осады.

Подчиняясь неслышимому сигналу, орда умолкла и остановилась совсем рядом от Железных Воинов. Облака пыли, поднятые ногами участников шествия, смешивались с зыбкой завесой наркотического фимиама, который поднимался от скрытых курильниц. После шума и гвалта тишина казалась оглушительной, и Форрикс напряженно вглядывался в это скопище потных, запыхавшихся людей, гадая, что же будет дальше.

Но вот фанатики пали ниц, распростершись на песке, словно дикари, поклоняющиеся горящему кусту. Солтарн Фулл Бронн, опираясь рукой о землю, опустился на одно колено.

– Вставай немедленно, – рыкнул на него Форрикс. – Железные Воины ни перед кем не кланяются.

Не обращая на него внимания, Фулл Бронн склонил голову, словно прислушиваясь к голосу, который обращался только к нему.

– Он здесь. Фениксиец. Он идет.

Форрикс поднял голову и увидел, как расступается стена из плоти: фанатики отползали в стороны, открывая широкий коридор. В розово-лиловом тумане наметились очертания чего-то огромного, что приближалось, покачиваясь. Рядом шли воины в силовых доспехах, и, судя по их силуэтам, III легион еще не совсем забыл, как должно выглядеть боевое соединение.

Из тумана показались пятьсот воинов в сверкающей броне Детей Императора, и Железные Воины встретили их приход дружным вздохом удивления. Пурпур доспехов испещрили пятна кричаще-яркой краски самых невообразимых тонов и оттенков; нарушая все принципы гармонии, они не имели ничего общего с цветовой схемой, принятой в легионе. Наплечники были утыканы зазубренными шипами, украшенные крыльями шлемы превратились в сложные конструкции благодаря резонаторным капюшонам и усилителям, встроенным в визоры.

Штандартом воинам служило знамя из плотной материи розового цвета, в которой Форрикс по текстуре и характерной вони узнал человеческую кожу. Посередине был изображен тот же символ, что в разных вариациях украшал тела и доспехи участников неистового шествия, но здесь он был представлен в своей чистой, идеальной форме. В руках воинов легиона этот знак уже не вызывал у Форрикса прежнего отвращения – наоборот, ему внезапно захотелось вглядеться в эти завораживающе плавные переплетения.

Вспышка ярости помогла ему сбросить чары, которые этот символ источал.

Чары?

А это еще откуда? Откуда взялось это старомодное слово, которому не было места в век разума и точного научного знания? Должно быть, в курильницах дымилось действительно сильное психотропное вещество, если Железному Воину вдруг стали приходить на ум такие странные понятия.

Как и смертные, легионеры почтительно расступились в стороны, давая дорогу шумной когорте воинов, несущих такое оружие, какого Форриксу не доводилось видеть ни в одном арсенале. По виду напоминавшие огромные топоры, эти предметы были оснащены различными усилителями звука, тональными модуляторами и устройствами, назначение которых нельзя было даже угадать. В длинных трубах пульсировали глубокие басовые ноты, дававшие ощущение грубой мощи, и Форриксу стало любопытно, нельзя ли использовать такого рода оружие для разрушения крепостных стен. Воины, вооруженные этими устройствами, были без шлемов, и лица их казались воплощением кошмара: челюсти неестественно вытянуты, рты раскрыты в несмолкаемом крике, на месте ушей – зияющие раны, результат хирургических операций, благодаря которым акустические колебания воспринимались без каких-либо искажений.

Форриксу показалось, что он узнал одно лицо среди этих чудовищ: Мария Вайросеана, его старого товарища, с которым он воевал в первые годы Великого крестового похода. Но этот изуродованный монстр был лишь бледной тенью благородного воина, восковой фигурой, забытой под солнцем, величественной статуей, побитой молотками. Форрикс шагнул к нему, но Пертурабо строго покачал головой, и кузнец войны остался на месте.

Явление самого примарха Детей Императора, последовавшее затем, было в точности таким же феерически эффектным, как он наверняка и рассчитывал.

Фениксиец, показавшийся из клубов живого тумана, восседал на огромной платформе из тел, сплавленных, сшитых и сросшихся в одну сплошную массу. Этот паланкин несли воины в доспехах-катафрактах; шипы и острые края их широких наплечников вонзались в соединенные тела, исторгая из них и кровь, и крики экстаза.

Снежно-белые волосы Фулгрима ниспадали из-под сверкающего серебряного шлема, а сам он был закутан в плащ из перьев цвета сочного пурпура и золота. Плоть под этим покровом пребывала в постоянном движении, словно куколка, готовая переродиться в какое-то немыслимо прекрасное создание.

Дождавшись, когда Гвардия Феникса остановится, Фулгрим распахнул плащ. Его тело обладало совершенной красотой форм; рельефные мышцы плеч, груди и живота, не прикрытые доспехом, блестели от ароматических масел. Свежие татуировки с изображениями извивающихся змей покрывали руки и ноги, но сверхчеловеческая физиология примарха быстро устраняла повреждения, причиненные коже, и рисунки уже начинали блекнуть.

Пертурабо шагнул навстречу живому паланкину. Воины подняли щиты, соединяя их в своеобразную лестницу, по которой Фулгрим спустился на землю. Форрикс видел перед собой того, кто идеально владеет своим телом, кто понимает и контролирует мельчайшее его движение. Вопреки внешней манерности, каждый шаг примарха был в точности выверен.

– Брат Фулгрим, – сказал Пертурабо; голос его был спокоен, как мгновение перед ударом пробивного снаряда. – Позволь преподнести тебе подарок.

Тяжело шагая, Беросс приблизился к довольно улыбающемуся Фениксийцу, которого явно забавляла строгая церемониальность, насаждаемая Пертурабо. Дредноут протащил за собой двух пленников из Имперских Кулаков, скованных цепями и связанных по рукам и ногам колючей проволокой. По кивку Фулгрима вперед вышли два воина в пурпурных доспехах и поддели цепи своими золотыми алебардами. Они отволокли подарки Пертурабо в сторону, а Фулгриму между тем передали лакированный эбонитовый футляр – в давние времена в таких хранили чарнабальские сабли, – который он торжественно протянул Пертурабо.

– И у меня есть для тебя подарок, дорогой брат, – сказал Фулгрим.

Форрикс почувствовал укол тревоги, когда Пертурабо взял футляр и откинул крышку на петлях. Внутри лежала свернутая мантия из мягчайшего горностая, подбитая мехом летучей лисицы и покрытая вышитым узором из спиралей золотого сечения. Застежкой служил плоский череп из хромированной стали. В лоб черепа был вставлен драгоценный камень размером с кулак, черный с тонкими как волос золотыми прожилками. И мех, и камень были превосходными подарками, достойными примарха.

Пертурабо накинул на себя мантию и застегнул череп-застежку. Фулгрим улыбнулся, увидев, что его подарок пришелся по душе, и перевел взгляд на окружавшие их красные скалы и пустоши.

– До чего же грязный булыжник ты выбрал для нашей встречи, – сказал он.

– У меня были на то причины, – ответил Пертурабо. – Добро пожаловать на Гидру Кордатус.

– Что это значит? – мрачно поинтересовался Пертурабо, когда они вернулись в центр Кавеи феррум.

– Значит? – переспросил Фулгрим, изучая портреты на потрескавшихся каменных стенах с отвлеченным интересом знатока изящных искусств. – Кто сказал, что все непременно должно что-то значить?

– Не делай вид, будто не понимаешь, – сказал Пертурабо. – Та орда за моими стенами.

– Ты не одобряешь мое окружение? – игриво спросил Фулгрим.

– Толпа дегенератов – не для тебя, – сказал Пертурабо и указал на спутников своего брата, чья плоть была изувечена, доспехи – обезображены, а понятия о приличиях – уничтожены. – А твои легионеры? Что с ними стало?

– Они восхитительны, правда?

Фулгрим, сопровождаемый тремя воинами столь причудливой, нечеловеческой внешности, что Форрикс раньше и представить себе подобной не мог, вступил в крепость Железных Воинов с таким видом, будто это он командовал всеми орудиями и солдатами, что здесь были, будто его собственными руками были возведены гигантские осадные сооружения и устремленные ввысь стены. Все они, кроме одного, были закованы в доспехи и определенно являлись воинами-астартес, но изменившимися до неузнаваемости.

Один был мечником самодовольного вида, с пронзительными глазами и сложной сеткой шрамов, испортивших идеально правильные черты. Второй – массивным воином, чье практически лишенное плоти лицо из-за ожогов вовсе утратило сходство с человеческим; на шипах его брони были натянуты лоскуты кожи. Череп третьего искривили хирургическим путем, так что его рот оказался невозможно широко раскрыт, а на шее при малейшем звуке вздымались натянутые сухожилия и костные имплантаты. Именно этого воина Форрикс поначалу принял за Мария Вайросеана, но неужели подобное чудовище могло быть его старым соратником?

Был и четвертый: без брони и, судя по сложению, определенно не астартес. Он был худ, а в движениях его чувствовалась непонятная инаковость, немало смущавшая Форрикса. Прочие кузнецы Трезубца ее тоже заметили, даже Кроагер, но Фениксиец явно не собирался пока выдавать тайну скрывающегося под капюшоном создания.

Пертурабо покачал головой:

– Я знаю, что многое изменилось с тех пор, как мы принесли клятвы Хорусу, что… тебе открылись некоторые тайны, но это непристойно.

Фулгрим оскалился, обнажив ярко-белые, как отполированная слоновая кость, зубы.

– Открылись некоторые тайны? – хмыкнул он, делая медленный круг по сводчатому залу. Край его плаща мел по каменным плитам, и втертые в кожу мускусные масла наполняли подземное помещение соблазнительными запахами неизведанных миров, запретных желаний и невообразимых удовольствий и страданий. Форрикс старался глубоко не дышать, но избежать резкого запаха масел было невозможно.

– Ах, брат мой, ты и представить себе не можешь, что я теперь знаю, – сказал Фулгрим с резким смехом, в котором слышалось не только веселье, но и боль. – Многими тайнами я со временем с тобой поделюсь, и многие помогут нам стать друг к другу ближе, чем когда-либо.

– Ближе? – спросил Пертурабо. – Я не знал, что мы вообще были близки.

– Может, и не были, – признал Фулгрим, обиженно надув губы. – И это печалит меня. Разве мы не произошли от одного генетического отца, разве не вышли из чресел одного бога-героя?

– Нет. Нас создали в лаборатории, – ответил Пертурабо. – И он не бог.

– Как же буквально ты все воспринимаешь, – вздохнул Фулгрим, переходя от картин к архитектурным эскизам, разложенным на широком чертежном столе. – Но сути это не меняет. Мы братья, и мы должны быть близки, особенно теперь, когда мир вокруг нас рушится, готовый быть отстроенным с нуля – в новом, великолепном обличье. И я искренне надеюсь, что разделенные тяготы этого совместного предприятия свяжут нас узами столь же крепкими, что связывают меня и Жиллимана.

– Ты и с Гиллиманом никогда не был близок, – заметил Пертурабо.

– Нет? – поднял на него взгляд Фулгрим, словно удивленный собственными словами. – А, возможно, пока нет, но я закончу то, что начали фанатики Лоргара.

– Этого не случится. Никогда, – сказал Пертурабо. – Жиллиман ни за что не простит нам того, что мы сделали.

– Потому что нечего прощать! – рявкнул Фулгрим. Гневное выражение исчезло с лица Фениксийца во мгновение, и он улыбнулся: – Прощение нужно лишь тем, кому есть дело до смертных законов, а мы теперь настолько выше этого, брат. То, что я предлагаю, вознесет нас на такой уровень, что определять законы, которым все должны подчиняться, будем уже мы.

– И что ты предлагаешь?

– Всему своя пора, – поддразнил его Фулгрим. – Пока достаточно лишь сказать, что я предлагаю потратить время Четвертого легиона более плодотворным образом, чем на мстительное растаптывание парочки никчемных Имперских Кулаков на захолустной планете.

– Унижение дорновских воинов – не пустая трата времени, – сказал Пертурабо.

– Ну, может быть, – сказал Фулгрим, перебирая изящными пальцами вощеные листы с чертежами и время от времени одобрительно кивая головой. – Эти эскизы восхитительны. Скажи, ты что-нибудь из этого строил?

– Только одно, – ответил Пертурабо, поставив руку на середину стопки.

– Да, конечно, амфитеатр на Никее, – сказал Фулгрим, изобразив внезапное озарение. – Арену, на которой Магнуса бросили волкам.

Фулгрим рассмеялся над собственной шуткой и сказал:

– Как жаль, что он был уничтожен. Потенциал великих замыслов раскрывается лишь тогда, когда мы воплощаем их. Ты рисуешь их, но никогда не строишь. Почему?

Пертурабо посмотрел в глаза брата и ответил:

– Потому что реальность никогда не соответствует нашим мечтам.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю