355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Грэм Макнилл » Ангел Экстерминатус » Текст книги (страница 27)
Ангел Экстерминатус
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 01:54

Текст книги "Ангел Экстерминатус"


Автор книги: Грэм Макнилл



сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

Глава 24
ЖЕЛЕЗО НА ЖЕЛЕЗО
НАСЛЕДИЕ КРОВИ
ТЯЖЕЛЫЙ БОЙ

«Мучитель» выстрелил первым, но в конечном счете это не имело значения – форт все равно уничтожило. Отдача вулканической пушки отшвырнула стоявший на платформе танк, так что крепежные скобы сорвало с пронзительным треском ломающейся высокопрочной стали. Взметнулись лопнувшие кабели, разрезая целые группы Железных Воинов, которых даже доспехи не могли защитить от подобной силы.

Главная пушка «Теневого меча», созданного специально для борьбы с титанами, была самым убийственным оружием, которое можно было поставить на танк. Мощный лазер пробивал даже самую крепкую броню, уничтожал многослойные пустотные щиты и обладал кинетической и взрывной мощью, не доступной ни одному оружию в имперском арсенале, за исключением того, что стояли на самих титанах или на могучих ординаторах Марса.

У эльдарского титана, стоявшего вблизи, потерявшего голо-щиты, истекавшего светом из трещин, которые остались на усиленном корпусе после схватки с машинами Мортис, не было шансов.

Верхняя часть торса попросту исчезла во взрыве струящегося света и кристаллических осколков. Выше тазовых шарниров гигантской боевой машины не осталось ничего. Она покачнулась на полуразрушенных ногах, стремительно начавших терять прозрачность, когда свет хлынул из нее с мощью последнего артиллерийского залпа на Улланорском триумфе. По стекловидному материалу пробежали трещины, и наконец машина обвалилась, как скульптура из пепла.

Форрикс судорожно выдохнул, но радость пропала, едва он услышал, как деформируются рамы и усиленные опорные элементы платформы, не выдержавшие отдачу вулканической пушки. Они возвели конструкцию, не предполагая, что им доведется стрелять из главного орудия сверхтяжелого танка, и теперь за эту недальновидность придется дорого заплатить.

Задняя часть платформы начала заваливаться со скрипучим стоном разрушающихся опор, падая с экспоненциально растущей стремительностью по мере того, как отказывали все новые и новые элементы конструкции. Танк накренился и взревел мощными двигателями, заскрежетал гусеницами, пытаясь удержаться – водитель прикладывал все усилия, чтобы замедлить спуск.

«Мучитель» упал, и зубчатые гусеницы, не перестававшие вращаться, вгрызлись в камень, раскидывая вокруг обломки, но вместо того, чтобы зарыться вглубь, за счет их движения массивный танк выехал вперед, и носовая часть приземлилась невредимой.

Танк повело в сторону, а то, что произошло потом, Форрикс увидел словно в замедленной съемке. Накренившись, «Теневой меч» с ревом описал крутую дугу, и бронированный борт стеной понесся на него. Форрикс знал, что ему не убежать, но все же развернулся и попытался убраться с пути танка, на безумной скорости ушедшего в занос.

Казалось, что его пнул титан – с такой силой врезалась в него машина. Пластины доспехов покоробились, встроенные системы разбило вдребезги. Форрикс покатился, и земля с небом долго вертелись перед глазами, пока он не замер, пропахав в земле борозду.

Он едва мог дышать и совсем не мог двигаться. Встроенную нервную систему, управлявшую жгутовой мускулатурой доспехов, полностью уничтожило. Теперь перемещаться в тяжелой броне можно было, лишь задействовав собственную силу.

Услышав хорошо знакомый вой артиллерийских снарядов, Форрикс поднял взгляд в небо. Торамино начал обстрел, однако целая жизнь, проведенная в траншеях под небом, расчерченным полосами от взрывчатых боеприпасов, научила Форрикса интуитивно чувствовать траекторию любого удара.

– Кровь Олимпии! – охнул он, отчаянным рывком перекатываясь на бок.

Первые снаряды упали несколько секунд спустя, распространяя ударные волны сейсмической силы, северо-восточный участок пункта исчез в крещендо грохота и огня, и Форрикса отбросило назад. Из руин повалились тела – тела Железных Воинов, лишенные конечностей, лишенные голов, сплавившиеся со своими почерневшими доспехами или попросту разорванные на куски.

По броне Форрикса зазвенела шрапнель, и он перевернулся, опуская голову и подставляя взрывам выпуклый наспинник. Ударная волна едва его не опрокинула, но он пригнулся и прикрыл лицо руками. От немыслимого грохота и перепадов давления барабанные перепонки мгновенно лопнули, а воздух выбило из легких.

Новая партия снарядов разрушила ворота и оставила между двумя обломками стены пятнадцатиметровый кратер.

Еще больше трупов. В воздухе повис кровавый туман, куски почерневшей плоти падали дождем. Обломки брони, острые, как лезвия топоров, рассекали воздух, рикошетя от поверхностей. Западные стены исчезли за пеленой сплошного огня, а за ними – и южные бастионы. Вокруг Форрикса без конца что-то падало: то шлем, из которого торчал неровный обрубок шеи, запрыгал по земле, то покореженный болтер рухнул рядом, то цепной меч с клинком в желто-черных полосах.

Его воины гибли. Его воинов убивали.

Накладывающиеся друг на друга ударные волны обрушивались на Форрикса, мотая его из стороны в сторону, как тряпичную куклу, травмируя генетически улучшенные внутренности. Лишь оплавленные пластины разрушенной брони берегли органы от полного разжижения.

– Отставить огонь! – закричал Форрикс. Голос его звучал словно издалека.

Он даже не знал, работает ли его вокс.

– Железо на железо! Отставить огонь! Железо на железо!

Но обстрел не ослабевал.

Все новые и новые снаряды падали по радиальной схеме, центром которой, как знал Форрикс, был форт. Над ним навис гигантский силуэт, выплывший из тумана, – железное чудовище, грохочущее и ревущее. Вокс в латном воротнике искрился, но из него раздавался лишь тихий звон и слабый вой оглушенных взрывами.

Монстр надвигался на него с убийственным намерением.

Перед ним стоял тот самый железный зверь, который, как он всегда знал, станет причиной его гибели – оракул Лохоса предсказал ему это, когда он был всего лишь мальчишкой. Детский страх, забытый во взрослом возрасте, теперь, когда истинность предсказания подтверждалась, разгорелся с новой силой. Огромная черная пасть распахнулась и проглотила его целиком, отправив в залитое красным светом чрево, где воняло маслом и металлом.

Артобстрел стирал все, что было на площади. Неумолимые удары все били и били в землю перед гробницей, полностью уничтожая живое, мертвое и находящееся между жизнью и смертью. Дым и обжигающе-горячий воздух некоторое время еще неистовствовали среди развалин форта, пока не осталось ничего.

Ни одного камня на камне, ни одного целого куска железа, ни одного бьющегося сердца.

Светящиеся осколки стекла осыпали Кроагера, едва он низким взмахом цепного меча отсек ноги эльдарского конструкта. Создание повалилось набок, испуская свет из обрубков, и раскололось при падении на тысячи кусочков. Драгоценный камень, выпавший из шлема-черепа, Кроагер раздавил ногой, наслаждаясь чувством законченности, возникшим в момент его разрушения. Он сражался, двигаясь стремительно и четко, не опуская меч ни на мгновение, при каждом выстреле выбрасывая пистолет вперед, словно рассчитывая придать снарядам еще больше силы в момент убийства.

Только ближний бой и личное противостояние. Призрачные воины оттесняли их все ближе к краю бездонной шахты в центре, и Кроагер чувствовал мощную пульсацию света, бьющего из глубины, но все его внимание было сосредоточено лишь полчище безустанно атакующих кристаллических врагов.

Хотя он не видел, чтобы Пертурабо отдавал команду, Железный Круг разделился на две группы, по одной на триарха. Три боевых робота прикрывали Барбана Фалька, сражавшегося справа от Кроагера, по бокам и сзади, а трое других колоссов аналогичным образом защищали его самого. Автоматоны не отличались ни скоростью, ни особым мастерством, но каждый удар их щитов разбивал эльдарские машины на осколки, а глухо, гулко тараторящих наплечных пушек было достаточно, чтобы вблизи остались лишь самые удачливые враги.

Дети Императора позади него, у дальнего края шахты, вели собственный бой, сражаясь так, будто с минуты на минуту ожидали подкрепления.

Кроагеру едва не пришлось дорого заплатить за невнимательность. Обжигающий луч изумрудного света ударил ему в плечо, развернув и лишив равновесия. Эльдарский воин воспользовался секундным замешательством и обрушил на него кулак. Удар пришелся в бок головы, отчего визор заполнили красные предупреждения, а перед глазами заплясали яркие полосы. Он выпустил оставшиеся болты ему в грудь, после чего другой враг подбросил его в воздух размашистым ударом снизу вверх. Кроагер упал рядом с шахтой, и выпущенный из рук пистолет перелетел за край. Поток света тянул его, словно утопленник, пытающийся затащить его в подводную могилу.

Кроагер не поддался, откатившись в сторону за мгновение до того, как массивная кристаллическая нога опустилась на землю туда, где только что находилась его голова. Он выбросил меч вверх, и клинок скользнул вдоль внутренней стороны ноги к паху. Вращающиеся зубья вгрызлись, осыпая Кроагера стеклянной крошкой, и он отдернул меч, понимая, что не успеет ударить прежде, чем его швырнут в колонну света.

Мысль, что он погибнет от рук искусственного создания, привела Кроагера в такое бешенство, что он издал дикий, животный вой, прыгнул вперед и вцепился в иссеченные конечности. Вдоль одной ноги пробежала трещина, истекающая воющим светом, однако вторая оставалась цела. Но не успел он атаковать снова, как создание разрубили в талии ударом окутанного энергией меча. Кроагер поднялся, не чувствуя из-под красной завесы ничего, кроме потребности убивать.

Он взмахнул собственным мечом и опустил ревущий клинок на ближайший череп – на стально-серый шлем с полосой визора. Тот раскололся, брызнула кровь – удар отсек половину головы, заливая все алым и серым.

Харкор упал не сразу. Он застыл в той же позе, в какой убил эльдарского конструкта, вытянув вперед руку с мечом; потрясенное выражение на половине лица выглядело едва ли не комично.

Кроагеру было все равно, что он убил своего помощника. Достаточно было того, что он убил.

Еще один из его роботов упал с грохотом мертвого механизма; его щит превратился в кусок оплавившегося, пузырящегося металла, в груди зиял кратер из почерневшей пластали, сплавившихся биоорганических полимеров и вскипевших капель хладагента.

В грудь Кроагеру одновременно ударили два заряда ксеносской энергии, но он не почувствовал боли ни от опаленной плоти, ни от двух лопнувших ребер, ни от теплового ожога внутренних органов. Он вновь взмахнул мечом, рассек одного эльдарского конструкта надвое и завершил движение выпадом в лицевую пластину другого. Драгоценные камни, вставленные в их броню, треснули, потухли, и вид поверженного врага заставил Кроагера взреветь с первобытным восторгом. Взяв меч обеими руками, он бросился в толпу эльдар, рубя налево и направо. Он видел Фалька и Беросса, но до их битв ему не было дела – важно было лишь то, чтобы клинок заливала кровь, чтобы его покрывали ошметки плоти, чтобы он был сыт черепами побежденных. Сердце его дрожало от правильности этой резни, восторженная радость разливалась внутри при каждом ударе меча.

Он должен был умирать от многочисленных ран, но был полон ужасающей силы, а красный туман перед глазами служил лишь величественной декорацией к убийствам. Зрение помутилось, и на миг ему показалось, что он вдруг очутился в другом месте – на пересеченной равнине, покрытой черным пеплом, под бронзовым небом, усеянном черными тучами.

Не бездушные машины теперь были его противниками, а люди в шкурах, с тяжелыми бровями и спутанными волосами, в которые были вплетены костяные амулеты. Они размахивали грубыми топорами с кремниевыми лезвиями, а Кроагер со смехом потрошил их, одного за другим. Десятки, сотни кидались на него, гортанно крича на каком-то протоязыке, ему не знакомом. Он бездумно убивал, зная, что никогда не убьет достаточно, чтобы утолить свою жажду крови. Ему казалось, что он сражается уже несколько часов, но рука, в которой он держал меч, была тверда, а тело переполняла энергия, и он знал, что ее хватит на вечность резни среди звезд.

Неожиданно для самого себя Кроагер обнаружил, что теперь убивает не покрытых шкурами дикарей, а людей в военной форме, с шелковыми буфами и железными нагрудниками, в гребенчатых шлемах, сражающихся длинными пиками и пистолетами с деревянными рукоятями. И сам он был облачен не в полированные доспехи из железа, золота и гагата, а в шкуры животных, перья и боевую раскраску. Пепельная равнина сменилась буйными джунглями из высоких деревьев и разросшихся кустарников – впрочем, немало деревьев вокруг уже успели повалить люди с топорами на длинных древках и двуручными пилами.

Эпунамун – ибо, потеряв облачение Четвертого легиона, он потерял и собственное имя, – замахнулся макуауитлем на конкистадора, поднимающего к плечу длинный деревянный мушкет. Акульи зубы, усеивающие голодное оружие Эпунамуна, ударили человека прямо под стальным шлемом и прошли сквозь плоть и кость шеи. Голова человека слетела с плеч, и брызнувшая кровь омыла Эпунамуна теплом.

Сморгнув липкую кровь, он без удивления понял, что очутился в другом месте – на этот раз в полном грязи окопе. Дно его покрывали выщербленные доски, а стены были укреплены листами рифленого металла. Воздух наполняли дым и крики, и Карл заморгал, спасаясь от брызг грязи в глазах, когда откуда-то из-за края окопа начал приближаться рев голосов. Он не понимал, что они говорили, и лишь чувствовал все усиливающийся голод при виде людей, выбегающих из устроенных в окопе бетонных блиндажей. Они были его соотечественниками, но он испытывал к ним лишь слабое презрение.

Люди взбирались на стрелковую ступень, устанавливали тяжелые пулеметы или возились с затворами винтовок. К Карлу подбежал мужчина в грязном мундире оберста и нелепом шлеме с погнутой металлической пикой на макушке.

– Шевелись! Враг рядом! – прокричал оберст, но большего сказать не успел – его подбросило высоко в воздух взрывом гранаты, оставив на земле большую часть его ног. Карла вновь забрызгало кровью, и он упал на колени, услышав грохот выстрелов, идущий от края окопа. Он подбежал к кричащему оберсту, который полулежал у грязной стены, иссеченный шрапнелью и обожженный до мяса.

Запах опьянял – совсем как у той плоти, которую он срезал с любопытного цыгана после того, как заманил его в свой дом на краю деревни тогда, много лет назад. Цыган, конечно, сопротивлялся, но это лишь придало белому мясу терпкости, от которой ощущение силы, переполнявшее его после каждого проглоченного куска, стало только ярче.

– Карл, – выдохнул оберст, – о боже, как больно. Боже, помоги.

Но Карл просто смотрел него, не шевелясь.

Глаза оберста остекленели, и Карл поднес ко рту кусок обожженной плоти с его изувеченных ног. Он начал есть, чувствуя, как стекают в горло теплая кровь и куски жирного мяса. Закрыл глаза, наслаждаясь запретным вкусом, а звуки битвы все бушевали вокруг. Люди падали с края окопа под огнем наступающего врага, но крики умирающих его не трогали.

Они потеряли Верден, но Карл знал, что было неважно, кто победил и кто проиграл.

Что желанна была любая кровь – и его, и его врагов.

Он продолжал есть мертвого оберста, чувствуя, как наполняет его сила мертвой плоти.

Крики вокруг становились все громче, но он услышал позади возглас, полный отвращения. Он резко обернулся, потянулся к винтовке, готовый убить любого, кто узнает о его потаенной потребности, – он и раньше это делал, а в скором времени наверняка сделает снова. Но было слишком поздно: он только успел увидеть, как вражеский пехотинец делает выпад штыком, и в животе Карла вспыхнула боль, когда клинок проткнул внутренности. Солдат ногой скинул его со штыка и поднял оружие, намереваясь ударить еще раз. Свет от огня и взрывов позволил Карлу хорошо его разглядеть. У него было невероятно, невероятно старое лицо, и глаза его видели столько кровопролития, сколько не видел ни один человек на этой планете.

Из-под разорванной рубашки показались его жетоны, и Карл прочитал имя, отштампованное на стали. По крайней мере он умрет, зная, кто его убийца.

Персонн, Оливье.

Но не успел солдат нанести последний удар, как волна солдат в серой форме налетела на сражающихся из резервных окопов и шквалом выстрелов заставила его отступить.

Окоп снова был их, и Карл судорожно выдохнул. К нему приблизился солдат со значком медслужбы на лацкане.

Карл знал его. Они жили в одном городе.

– Не беспокойся, – сказал Флориан, разрывая перевязочный пакет и прижимая повязку к ране в его животе, – ты выживешь.

Карл кивнул, а между тем из раны, неизвестно когда полученной, по лбу, к глазам, потекла кровь. Он сморгнул ее, и…

Кроагер открыл глаза. Миллион наполненных кровопролитием жизней хлынул в него, как в сосуд, неожиданно для него оказавшийся пустым. Тело переполняла сила, вены вздувались от энергии, нервы дрожали в ожидании грядущей жатвы черепов.

Его окружала многосотенная толпа эльдарских конструктов, и он был абсолютно один.

Харкор лежал рядом. Череп его был проломлен, а в теле зияли многочисленные раны от меча. Фалька и Беросса не было видно, а эльдарские призрачные машины двигались к нему с неумолимой неизбежностью.

Его ждала смерть, но Кроагер только приветствовал возможность умереть в бою. В памяти всплыл обрывок последней увиденной жизни – слова, произносившиеся во все времена, на миллионе различных языков, но не изменившие своего значения с того момента, когда первый камень раскроил череп первого невинного.

– Мне все равно, откуда льется кровь, – взревел Кроагер и, высоко подняв меч, бросился на призрачных воинов. – Лишь бы лилась!

Свет окружал Пертурабо, обволакивал его. Он беспомощно висел в руках брата – всего лишь попутчик в этом ослепительном вознесении к поверхности. Скрепленные сильнее, чем родственные души, они летели сквозь сердце мира, который миром не был, и куда бы Пертурабо ни бросал взгляд, он видел лишь отражения своего брата.

Сверху в шахту падали осколки гладкого стекла и кристалла – разграбленные сокровища мира, когда-то звавшегося Призматикой. Пертурабо не смог бы объяснить, откуда это знает, но в знании этом был уверен так же, как в собственном имени. Они с Фулгримом поднимались сквозь пустоту с головокружительной стремительностью, подобно пулям, выпущенным из ружья.

А на пути к поверхности они миновали падающие тела.

Тела смертных последователей Фулгрима, добровольно отдавших жизнь во имя служения своему повелителю.

Многие были уже мертвы, но те, кто еще оставался в живых, вопили в бездумном экстазе, бросая свои жизни на алтарь фулгримовских желаний.

Его брат смеялся и кричал, наслаждаясь сиянием своих отражений, ни одно из которых не было похоже на другое, и ни одно из которых не могло сравниться с последующим в чудовищности воссоздаваемых образов. В одном Фулгрим был прелестным созданием с перламутровыми крыльями, белыми и увешанными жемчугом и серебряными цепочками, как у Сангвиния. В другом он представал в облике бараноголового, краснокожего, истекающего кровью существа. Третье изображало его в виде бесформенного порождения из первичной слизи, в виде массы отторженной мутировавшей плоти, деградировавшей слишком сильно, чтобы жить.

Тысячи порождений-имаго, тысячекратно повторенных, возникали перед Пертурабо, и сначала он решил, что мысленно оговорился. Порождений магии.

«Нет, – возразил его разум. – Имаго».

Фулгрим запрокинул голову и прокричал:

– Я чувствую эту силу! Темный принц одарил меня своим вниманием!

Пертурабо хотел ответить ему, проклясть за предательство, но сил говорить не было. Маугетар, закрепленный теперь на нагруднике Фулгрима, сыто пульсировал. Теперь, глядя на этот чудовищный, жуткий предмет, высосавший из него душу и укравший его жизнь, Пертурабо видел, что тот был уродливой побрякушкой, который создали в городе теней и предательства и наделили этой силой существа, проводившие жизнь за изобретением новых способов страдания.

– Брат, ты чувствуешь? – спросил Фулгрим, обхватывая его лицо ладонями, словно возлюбленного. – Чувствуешь, как сплетаются нити судьбы? Боги смотрят на нас!

Пертурабо действительно чувствовал – чувствовал что-то, похожее на разрушение мира, на столкновение реальностей, на конец всего. Возможно, именно так ощущалась гибель Вселенной, смерть самого времени? Узрев дела людей, боги насылали катаклизмы, невообразимые в своей неистовости, и сейчас исключения не будет.

– Я всегда буду носить тебя в себе, брат, – сказал Фулгрим, нежно гладя испещренный черными прожилками маугетар кончиками пальцев, которые теперь казались неестественно тонкими, похожими на когти. – Я никогда не забуду твой сегодняшний дар.

– Я ничего тебе не дам, – сказал Пертурабо, чувствуя, как жгучая ярость придает ему сил.

Услышав ответ, Фулгрим бросил на него холодный взгляд, разозленный, что это мгновение портит чужой голос.

– Неважно, отдашь ли ты ее добровольно или я вырву ее из твоего бьющегося сердца, итог будет один.

Пертурабо ничего не сказал, пытаясь сберечь те крупицы сил, которые удалось отобрать у камня на груди. Он закрыл глаза, чтобы не видеть отражения брата в падающем стекле, и сосредоточился на исправлении того, что сделал с ним ксеносский камень. Тот боролся – разумеется, тот боролся, жадно вцепившись в украденное, – но Пертурабо обладал исключительным умением пробиваться в места, путь в которые ему пытались закрыть.

Некоторые интерпретировали это умение лишь буквально, и Пертурабо с подобным сталкивался нередко. Людям было свойственно недооценивать его способности, если те выходили за пределы сложивших представлений о нем.

Пертурабо потянулся глубоко внутрь, к тому ядру собственной сущности, в котором железо и плоть сливались воедино, к незыблемой квинтэссенции себя, доступной лишь ему самому. Сосредоточив на ней все свое внимание, он собрался с еще остававшимися силами и наполнил ее мечтами юности, устремлениями и ненавистью к тому, что делал с ним Фулгрим.

Квинтэссенция его ненависти росла, питаясь причиненной болью.

А затем произошло то, о чем знали даже алхимики древности: подобное устремилось к подобному.

Украденная маугетаром сила начала вливаться обратно в Пертурабо – сначала по каплям, а потом все быстрее и быстрее, как вода через едва заметную трещину в дамбе.

Эта перемена не могла укрыться от внимания Фениксийца, обратившего на него потрясенный и одновременно недоверчиво-гневный взгляд своих черных глаз.

– Что ты делаешь? – крикнул он.

– Возвращаю то, что принадлежит мне, – прорычал Пертурабо.

Фулгрим покачал головой, и в его руке засиял золотой огонь – меч, когда-то давно выкованный для него Феррусом Манусом.

– Он мой! – крикнул Фулгрим и вогнал меч в живот Пертурабо, направляя его мимо ребер к груди. Мастерство Горгона породило меч, способный рассечь броню Пертурабо, как плазменный резак рассекает листовое железо, и доставить немыслимую боль. Яркая кровь хлынула из раны, заливая правую руку Фениксийца алыми каплями.

Пертурабо запрокинул голову и издал рев, полный злости и боли, который отразился от далеких стен с грохотом сталкивающихся континентов. Над головой возник свет – мерцающий круг, образованный вспышками выстрелов, и это могло значить только одно: они приближались к поверхности. Черная пустота наверху ярилась, как волны в бушующем океане.

Пертурабо почувствовал, как его отбрасывают, словно что-то нечистое. Энергия и кровь его не были неисчерпаемы, но, используя силы, которые удалось вырвать обратно, он потянулся к тому, что, как он знал, было для Фулгрима важнее всего.

Он сжал кулак, и все исчезло.

Фальк не поверил своим глазам, увидев, как Кроагер бросается в толпу конструктов, но у него не было времени думать, что за безумие охватило твердолобого триарха. Эльдарские создания воспользовались брешью в оборонительном рубеже Железных Воинов и направили в нее клин своего войска. Фальк прошил выстрелами грудь одного ксеноса и продолжил уверенной рукой разрушать тела созданий, неустанно поливая их огнем.

Дети Императора вели собственный бой, уйдя в оборону, будто с секунды на секунду ждали чего-то. Они принимали участие в сражении лишь в той мере, в какой это было необходимо для удержания позиций. Нерациональная тактика – а значит, они знали что-то, чего не знал Фальк, но что?

Он выкинул Третий легион из головы, когда нагрудник по касательной задел огненный заряд. Доспех-катафракт был способен защитить от любых выстрелов, кроме сделанных совсем в упор, и ни один пока не пробил броню настолько, чтобы причинить ему вред. Он разбил заходящего с фланга врага силовым кулаком, а обратным движением отшвырнул другого, как игрушку. При каждом шаге он поливал врагов огнем из встроенного оружия и ударами выбивал из них жизнь.

Два робота из Железного Круга рядом с ним приняли на щиты весь огонь эльдар. Оба они умирали, пластины абляционной брони сорвало, а от щитов оставались лишь покореженные обломки. Через считанные секунды роботы превратятся в металлолом.

Фальк не останавливался, не давая эльдар возможность наброситься на него. Под ноги упал призрачный воин, и он раздавил его кристаллический шлем ботинком. Тот взорвался, и Фальк уже собирался двигаться дальше, когда увидел в россыпи осколков, образованных ботинком, жуткое лицо черепа. Оно жадно уставилось на него снизу вверх, заставив замереть на кратчайшее мгновение.

Но каким бы кратким оно ни было, эльдар его оказалось достаточно, чтобы пустить в ход оружие.

Залп изумрудного огня ударил Фалька в поясницу, и он пошатнулся от жара, обжегшего сквозь доспехи. Клинок из колышущегося света вошел в подмышку, где броня была самой тонкой. Он взревел от боли и обрушил кулак на голову нападающего. Из луковицеообразного шлема вырвался фонтан сияния, а с мерцающего полотна этих лучей Фальку вновь ухмылялся череп.

– Прочь! – закричал он угасающему свету.

«Ты так близок…».

Голос, голосом не бывший, звучал в каждой частице плоти, резонировал во всем теле, от мельчайшей клетки до главнейшего элемента нервной системы. И вновь враги воспользовались его секундным замешательством и сосредоточили на нем огонь.

– Убирайся из моей головы! – крикнул Фальк, пробираясь сквозь группу вражеских воинов обратно к Бероссу, громящего ближайших к нему эльдар размашистыми ударами своего гигантского молота. Ряды Железных Воинов значительно уменьшились – в гробнице осталось от силы сто легионеров.

Несколько тысяч еще были снаружи, и Фальку оставалось лишь гадать, подвергались ли они столь же беспрестанным атакам. Вокс не работал, его попытки связаться с Форриксом, Торамино или Камнерожденным ни к чему не приводили. Неужели они были последними Железными Воинами на Йидрисе? Неужели Четвертый легион стал жертвой безумных планов Фениксийца, раскололся на наковальне его мании?

Но Фальк чувствовал, что решимость Железных Воинов крепла, когда он был рядом. Он был железом в фундаменте, болтом в несущей конструкции.

Его присутствие убережет их сердца от ржавчины.

Беросс сражался, как титаны из олимпийских легенд – создания, про которых рассказывали, что именно они породили богов, после чего погрязли в братоубийственных распрях. Энергетический молот легко разбивал эльдар на куски, и хотя роторная пушка давно израсходовала весь магазин, в качестве тяжелой дубинки она была не менее эффективна. Фальк осторожно приблизился к нему, помня, что в бою дредноуты нередко переставали отличать союзников от врагов.

Воин с невыразительным, незапоминающимся лицом, чьи черные волосы, полосой пересекавшие череп, были заплетены в многочисленные косички, сражался бок о бок с кузнецом войны, словно его защитник. Фальк оценивающе взглянул на него, после чего выбросил из головы как не заслуживающего внимания. Беросс повернулся к нему, и в голосе его прозвучало узнавание:

– Тяжелый бой, – сказал дредноут.

– Есть немного, – согласился Фальк, тратя последние болтерные снаряды. – Роль дредноута тебе прекрасно подходит.

– Ты видел этого идиота Кроагера? – спросил тот.

– Видел, – отозвался Фальк, взрывая выстрелом призрачного воина.

– Кажется, скоро в Трезубце освободится место, – сказал Беросс. – У меня еще есть шанс стать триархом.

– Если выживем, я попрошу, чтобы Пертурабо тебя повысил, – ответил Фальк.

Но не успел дредноут ответить, как из шахты за его спиной вырвалась волна энергии. Силой взрыва Фалька сбило с ног и швырнуло в толпу эльдарских конструктов. Она опрокинула даже Беросса, и Фальк заметался, пытаясь встать на ноги, прежде чем эльдарские создания успеют приблизиться к нему для убийства.

Безнадежно пытаясь подняться, Беросс раскачивался из стороны в сторону, дергая руками-орудиями и стуча по земле ногами. Вдоль боков корпуса пробежали трещины, а аугмиттеры гневно, раздраженно гудели.

– Проклятые эльдар! – прорычал поверженный дредноут.

Фальку наконец удалось перевернуться на живот и подтянуть ноги, чтобы можно было опереться и встать. С секунды на секунду его жизнь могла оборваться во вспышке изумрудного света, с секунды на секунду призрачные воины могли закончить то, что началось только что по воле этих дьявольских сил.

Он вскинул комбиболтер, хотя магазин был уже пуст.

– Поднимите меня! – взревел Беросс. – Я не умру на спине!

Фальк пораженно осмотрелся и покачал головой.

– Мне кажется, сегодня мы не умрем, – сказал он.

Призрачные воины-эльдар, окружившие группку Железных Воинов, больше не атаковали. Они стояли молча и неподвижно, словно статуи; жизнь покинула их, и мерцающий свет в шлемах-черепах начал блекнуть, как в фонаре с садящейся батареей. Колонна ослепительного света, выходившая из шахты в центре зала, исчезла, будто в центре планеты перекрыли какой-то гигантский канал. Чернота над головами забурлила – казалось, только река света, пронзавшая тьму до этого момента, и сдерживала ее.

С десяток Железных Воинов подняли упавшего Беросса на ноги, и дредноут сделал оборот на триста шестьдесят градусов.

– Что случилось? – спросил он трескучим от повреждений голосом.

– Не знаю, – ответил Фальк, поворачиваясь к шахте, из которой начал доноситься неуклонно усиливающийся рев. Едва Железные Воины нацелили на шахту оружие, как она извергла гейзер эльдарских драгоценных камней. Миллионы миллионов этих камней взрывались в воздухе, наполняя пустоту наверху яркими искрами.

Но вместо того чтобы пролиться на пол сверкающим дождем, они разлетелись по залу, словно образуя немыслимо сложную карту небес, на которой не осталась без представления ни одна звезда, ни одна планета, ни одна точка света.

– Что… – успел только произнести Фальк, когда два воина вылетели из шахты, словно выплюнутые из пасти гигантского зверя: Фулгрим, пылающий божественным огнем, и Пертурабо, крепко прижатый к его груди.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю