Текст книги "Фулгрим (ЛП)"

Автор книги: Грэм Макнилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Фиолетовое пламя, вспыхнувшее в темных глазах Феникса, привлекало к себе не меньше внимания, чем тонкая струйка крови, вытекающая из ноздри, или побелевшие от неимоверного напряжения костяшки пальцев, обхватившие рукоять меча.

– Это была бы величайшая из моих побед!

– Да, и её отняли у тебя! Сначала безумный Манус, а затем подлый Деметер!

– Нет! – в полный голос выкрикнул примарх, и Астартес, шедшие рядом, на миг замерли от неожиданности. – «Железный Кулак» спас меня от верной гибели, а Капитан Деметер храбро сражался и показал себя достойным воином, захватив мостик со своей Ротой!

– Спас от гибели? И ты думаешь, Феррус сделал это из братской любви к тебе? Никогда! Он защитил «Огненную Птицу» лишь потому, что только ты мог избавить его от позорного разгрома. Что до Деметера… он похитил чужую славу, на которую не имел никакого права. Он украл у тебя победу.

Отчаянно тряхнув головой, Фулгрим рухнул на колени.

– Нет, нет, – прошептал он. – Они… не может быть.

– Это правда, Фулгрим, ты знаешь. В самом укромном уголке своего разума ты веришь мне…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. КАРТИНЫ ПРЕДАТЕЛЬСТВА

Глава Одиннадцатая

Видящий/Аномалия Пардус/Книга Уризена

ЗАТЕРЯННЫЙ В НЕВООБРАЗИМЫХ ГЛУБИНАХ КОСМОСА, ничтожный на фоне бесконечности, но сияющий в ней подобно бриллианту, лежащему на бархатной подкладке, он путешествовал из ниоткуда в никуда, не давая угаснуть в дикости и забытьи последним язычкам некогда величайшего в Галактике пламени. Он был кораблем, но никто из людей, за исключением мудрейших и опытнейших Летописцев, служителей Императорского Либрариум Санктуса на далекой Терре не смог бы опознать его и с уверенностью признать в нем обломок угасающей цивилизации эльдар.

У собственных обитателей он звался «Рукотворный Мир» или «Мир-Корабль», и во всей его сущности сквозили изящество и грациозность – недоступная мечта человеческих кораблестроителей. Всё колоссальное тело Мира-Корабля в незапамятные времена было создано из редчайшей субстанции, по виду напоминающей желтовато-прозрачную кость, и его формы – столь плавные, столь идеальные – выдавали в нем нечто скорее взращенное, нежели построенное. Прекрасные купола, разбросанные по поверхности Рукотворного Мира в неясном, но несомненном порядке, отражали ледяной свет далеких звезд и сияли внутренним огнем, смягченным их полупрозрачной поверхностью и тихо горящим фосфоресцирующим свечением.

Изящные башенки сливались в целые гряды цвета слоновой кости, их заостренные вершины сверкали серебром и золотом, а по бокам Рукотворного Мира пронзали черноту космоса вытянутые мощные шипы психокости, создавая защищенную гавань для целого флота элегантных судов, напоминающих своим видом древние галеоны, когда-то бороздившие высохшие ныне моря Старой Земли. Бесчисленные поселения, дивного и незнакомого для человека вида, раскиданные на поверхности Мира-Корабля, сливались в многолюдные города, и идеально прямые линии мерцающего света указывали пути, соединяющие их в единое целое.

Невообразимо огромный, черный с золотом парус, ловя мельчайшие дуновения звездного ветра, возносился над корпусом-телом Рукотворного Мира, понемногу изменяя его курс. Мир-Корабль путешествовал сквозь тьму в одиночку, и его медленное, но неуклонное движение среди звезд напоминало последнее турне престарелого, но некогда великого актера, ныне забытого всеми и готовящегося дать последнее представление в своей жизни.

Потерянный в космической пустыне, Рукотворный Мир плыл к своей незримой цели, ни с кем не встречаясь на бесконечном своем пути и не ища таких встреч. Лишь слабые лучи далеких звезд касались его гордых башен, и, лишенные тепла солнц и планет, его купола упрямо согревали пустоту окружающей бесконечности.

Немногие из тех, кто не проводил в унынии и меланхолии долгие свои жизни на борту изящного звездного города, знали правду о том, чем был Мир-Корабль. Единицы мудрейших существ своих рас ведали, что он нес на себе малую горстку уцелевших обитателей планет, эпохи назад уничтоженных пробудившимся кошмаром, равного которому не знала Вселенная.

Эльдары. Так звали обитателей Рукотворного Мира, остатков уничтоженной расы, последних хранителей памяти тех, кто однажды правил Галактикой, по чьей воле загорались и гасли звезды и кто однажды, отдавшись темной стороне необузданных желаний, обрек себя и свои миры на чудовищную гибель в пасти неназываемого Ужаса.

ПРОСТРАНСТВО ПОД КРУПНЕЙШИМ ИЗ КУПОЛОВ на поверхности Мира-Корабля заливало бледное сияние, распадаясь на бесчисленные лучики света при соприкосновении с листьями хрустальных древ, что начали взрастать ещё при свете давным-давно угасших звёзд. Ровные тропинки уходили в бесконечность сияющего леса, а куда они приводили путника – не знали даже те, кто когда-то прокладывал их. Безмолвная и бесконечная песнь эхом разносилась под куполом, и уловить её могли лишь те, кто развил в себе особый дар, встав на долгий и тяжелый Путь.

Призраки минувшего и образы грядущего витали здесь, и посему купол был известен среди обитателей Мира-Корабля как царство смерти… и бессмертия.

Если бы кто-то мог вознестись под самый верх купола и окинуть взглядом сияющий хрустальный лес, то в сердце его он заметил бы маленькое темное пятнышко – фигуру, недвижно сидящую на скрещенных ногах.

Эльдрад Ультран, Провидец Рукотворного Мира Ультве, грустно улыбнулся, когда песнь давным-давно ушедших из жизни Видящих наполнила его сердце, смешав в равных долях радость и печаль. Приятные, ровные черты его лица казались удлиненными и острыми, сияющие внутренним светом ясные глаза – слегка раскосыми и овальными. Темные волосы, схваченные на шее заколкой с драгоценным камнем, почти не прикрывали длинные, изящно заостренные уши.

Провидец носил долгий кремово-белый плащ и тунику из немного волнистой темной ткани, перетянутую на тонкой талии золотым поясом, украшенным геммами и расписанным сложными рунами.

Правая рука Эльдрада скользила по «коре» ближайшего к нему хрустального древа, в стволе которого повсюду мелькали огоньки и полоски света, иногда на мгновение складывающиеся в очертания умиротворенных лиц, тут же исчезающих в глубине. В другой руке он сжимал длинный посох Провидца, созданный из той же субстанции, что и Мир-Корабль. Инкрустированная драгоценностями поверхность посоха источала в пространство скрытую, но грозную силу.

Видения и картины будущего вновь являлись Эльдраду, с каждым разом все более и более нетерпеливо вторгаясь в его разум, и Ультран не находил себе места, пытаясь распознать их скрытую суть. Со времен ужасного Падения, мрачных и кровавых дней, когда эльдарам пришлось расплачиваться за собственные дикие наслаждения и распущенные удовольствия, он вел свой народ сквозь времена жесточайших катастроф и беспросветных кошмаров, но за все эти века ни одно видение не было столь грозным и всеобъемлющим, как те картины, что ныне подобно буре собирались у границ его сознания.

Новая эпоха Освобожденного Хаоса надвигалась на Галактику, столь же смертоносная, как и во времена Падения. И столь же неотвратимая?

Так или иначе, Эльдрад пока что не мог прозреть сущность этой угрозы.

Да, на своем Пути Видящего Ультрану в течение веков не одну сотню раз приходилось спасать остатки эльдар от опасностей, зачатки которых он прозревал ещё до рождения далеких предков тех, кто нес эти угрозы. Но сейчас его ясный взгляд затянула мерзкая непроницаемая пелена, поднявшаяся из глубин варпа. Эльдрад начинал всерьез опасаться, что Дар оставил его, когда хор древних Провидцев призвал своего наследника в Купол Бессмертия. Здесь, как и прежде, они вдохновили дух Ультрана и указали ему путь сквозь хрустальный лес в то место, где он и сидел ныне.

Эльдрад освободил свой дух от плотских оков, чувствуя, как ограничения плоти отступают, и его внетелесная суть становится крепче и быстрее. Пронзив психокость купола, он вознесся в ледяной космос… впрочем, дух Провидца не ощущал ни жара, ни холода. Звезды мелькали перед внутренним взором Ультрана, несущегося сквозь великую пустоту варпа. Он слышал предсмертные стоны навеки сгинувших рас, младенческие крики грядущих империй и грозные кличи существ, ныне кующих свою судьбу в огне и пламени войны среди бесчисленных звезд.

Человечество. Так называли себя эти мон-кей, грубые, краткоживущие создания, что распространялись по Галактике подобно вирусу.

Исторгнувшись из своей колыбели, их новые повелители завоевали сперва собственную солнечную систему, а затем рванулись к звёздам в гигантском походе, призванном объединить разрозненные осколки древней империи мон-кей. Разумеется, убивая при этом всех, кто вставал у них на пути. Подобная, дикая, почти что звериная прямота и жестокость «человечества» возмущала и пугала Ультрана. И, конечно же, он видел, что семена грядущей гибели мон-кей были давным-давно посеяны в их сердцах.

Как настолько примитивные создания могли добиться столь многого, да притом до сих пор не рухнуть под гнетом собственных завоеваний и полного непонимания своего места на Великой Игровой Доске Космоса? Впрочем, ждать оставалось недолго. И, похоже, мон-кей так нравились собственная близорукость и ограниченность, что даже осознание своей смертности и малозначимости не могло заставить их косные умы прозреть.

А ведь пока ещё не поздно! Хотя Эльдрад все яснее и яснее осознавал страшный конец их расы, чувствовал запах крови, заливающий земли их родного мира в конце времен и видел грозное торжество темного правителя.

Так что же, быть может, знание подобного исхода заставит человечество измениться и избежать ужасной судьбы? Конечно же, нет. Раса, подобная мон-кей, никогда не примет доброго совета от чужака, не поверит ему и будет отчаянно, но тщетно пытаться обратить необратимое и изменить то, что предначертано судьбой.

Ультран видел возвышение воинов, предательство владык и… чудовищное Око, распахивающееся, дабы извергнуть могучих героев, некогда плененных в нем. Он видел, как те возвращаются к своим армиям, чтобы возглавить их в последней битве пред концом времен. Будущее их преисполнено войны и смерти, крови и страха, но бессмертная мощь этих героев дает им шанс счастливо пройти сквозь эту бесконечную череду испытаний.

И их судьба… быть может, пока что не предрешена.

Из тьмы разорения и потоков крови к Эльдраду пробивался лучик надежды – мерцающий уголек, окруженный порождения варпа, чудовищными тварями с огромными, острыми, пожелтевшими рогами, когтями и клыками. Они пытались затмить сияние огонька надежды своими отвратными телами, они знали о присутствии Ультрана и более всего страшились дать ему шанс увидеть то, что, быть может, происходит прямо сейчас.

Но Провидец, собрав все свои силы, устремился взглядом к затухающему угольку и узрел далекую, но реальную картину.

Перед Эльдрадом предстал великий воин королевских кровей, могучий гигант в зеленой броне с янтарным оком на груди. Он бесстрашно шел сквозь смерть и ужас по болотам извращенно-болезненного мира, и его клинок сеял вокруг гибель, разя с каждым взмахом нескольких врагов. Но трупы, ряд за рядом, вздымались из трясины у его ног, свечение варпа заполняло их пустые глазницы, а силы Чумного Владыки заставляли двигаться их гнилые руки и ноги. Линии судьбы, ведущие к гибели человеческой расы, завивались вокруг воина подобно гигантской паутине, хотя он, конечно же, ни о чем не подозревал. Пока ещё.

Дух Ультрана подлетел ближе к огоньку, стараясь разглядеть лицо воина или расслышать имя, которым его называли спутники. Твари из варпа взвыли и заскрежетали зубами, слепо и беспомощно пытаясь схватить невидимый для них дух Провидца. Но варп уже скручивался вокруг него, и Эльдрад понял, что чудовищные боги Хаоса не собираются терпеть вмешательства в их дела, и возмущения в Эмпиреях вот-вот отбросят его назад в телесную оболочку.

Провидец не сдавался, концентрируясь на своем видении и одновременно стараясь уловить все нити, ведущие к нему через лабиринт времен. Образы будущего наполнили разум Ультрана: гигантская тронная зала, куда больше самой огромной пещеры; грозная богоподобная фигура в сияющей золотой броне; стерильные тайные покои в подгорной глуби; и предательство столь чудовищное, что даже в своем жалком отражении оно разорвало дух Эльдрада огненными когтями.

Уже не в силах противостоять чудовищной мощи варпа, взъярившегося вокруг него, Провидец вслушивался в дикие вопли и визги демонов, пытаясь уловить ещё хоть что-то, способное пролить свет на важнейший секрет Темных Богов.

Из криков возникли несколько слов. Они ничего не значили, их смысл казался неуловимым, но они вспыхнули в разуме Эльдрада ярче новой звезды.

Поход… Герой… Предатель… Разрушитель…

И одно превыше их всех, нестерпимо сияющее, словно тысячи солнц… ВОИТЕЛЬ! ВОИТЕЛЬ. ВОИТЕЛЬ…

ИЗ ТИШИНЫ И БЕЗМОЛВИЯ ВДРУГ ВОЗНИК СВЕТ. Пылающее облако, издали схожее с головой кометы, родилось на краю звёздной системы и начало расти, с каждой секундой сияя все ярче. Вдруг, без какого-то знака, словно по мановению руки невидимого кудесника, облако света быстро расширилось, словно взорвавшись изнутри. Через мгновение на том месте, где только что зияла чернота космоса, возник могучий корабль, чей пурпурный с золотом корпус носил следы недавнего сражения.

Завивающиеся струи утекающей в никуда энергии, подобные бурунам пены у носа океанского лайнера, сбегали по броне «Гордости Императора», словно бы встряхивающейся после резкого перехода из варп-пространства в реальный космос. За флагманом следовало множество судов сопровождения, чье появление также сопровождалось вспышками света и завихрениями странного разноцветного огня.

В течение следующих шести часов весь флот 28-ой Экспедиции завершил варп-переход и выстроился в боевые порядки вокруг «Гордости Императора». Из всех кораблей Детей Императора лишь одно судно, «Гордое Сердце», не имело никаких повреждений, ибо не участвовало в жестокой битве у Кароллиса. Флагман Лорд-Коммандера Эйдолона лишь несколько дней назад присоединился к флоту, успешно завершив свой «карательно-миротворческий» поход к Поясу Сатира и успев повоевать вместе с 63-ей Экспедицией Воителя в кампании против мегарахнидов на Убийце.

Дети Императора с невыразимым сожалением расставались с воинами Железных Рук, ибо великая победа над Диаспорексом возродила старое братство и дала жизнь новой дружбе, скованной в бою столь прочно, как никогда не случается в мирные дни.

Плененных на судах Диаспорекса людей переправили к ближайшим мирам Империума, где и передали в распоряжение местных губернаторов. Кто-то из них закончит свои дни в рабстве, кого-то ждет более быстрый исход – превращение в сервитора, и это послужит достойным уроком всем, кто пытается связать свою жизнь с чужими и тем самым предает человечество. Что до ксеносов, то на них не стали тратить заряды. Тех, кто был захвачен в плен на человеческих кораблях, выбросили в открытый космос, а остальных просто оставили на их отвратительных судах, которые затем в упор расстреляли «Железный Кулак» и «Гордость Императора». Часть механикумов осталась в Скоплении Бифольда для глубокого изучения древних технологий, обнаруженных на кораблях Диаспорекса, и Фулгрим позволил им присоединиться к 28-ой Экспедиции, когда исследования будут полностью завершены.

Итак, выполнив братский долг и поддержав Железных Рук в благородном деле отмщения предателям, Примарх Детей Императора повел своих воинов в область космоса, известную Имперским картографам как Аномалия Пардус. Собственно, она и была изначальной целью Фулгрима, вынужденного дважды отвлечься от неё – сперва ради покорения Лаэра, затем для помощи Манусу.

Немногое было известно об этой зоне Галактики. Среди исследователей глубокого космоса она имела недобрую славу, поскольку ни один из кораблей, отправленных на разведку Аномалии, не вернулся в Имперское пространство. Даже самые опытные навигаторы терялись в опасных завихрениях и не имеющих аналогов потоках имматериума, бушевавших там. Астропаты же хором говорили о том, что некая непроницаемая завеса скрывает зону Аномалии от их варп-зрения.

Единственным достоверным источником знаний о Пардусе был слабый сигнал, посланный механическими, а не астропатическими средствами с разведкорабля Великого Похода. Он сообщил о наличии в глубине Аномалии множества прекрасных и необитаемых миров, подходящих для заселения Имперскими колонистами.

Практически все Экспедиции и Легионы, к которым Администратум Терры обращался с просьбами об исследовании Аномалии, отвечали отказом, не желая рисковать людьми и кораблями в этой странной области космоса. Все, кроме, разумеется, III Легиона. Фулгрим, следуя давным-давно данной Императору клятве о том, что вся Галактика до последней звезды будет приведена под Его руку, избрал Аномалию целью своего Легиона.

Не последнюю роль для Феникса сыграло и то, что покорение столь опасной области космоса ещё раз доказало бы совершенство Детей Императора и их превосходство над иными Легионами.

ПО ТРЕНИРОВОЧНЫМ ЗАЛАМ ПЕРВОЙ РОТЫ разносилось гулкое эхо лязгающих клинков и тяжких ударов, которыми награждали друг друга Астартес. Шестинедельный переход к Аномалии Пардус дал Юлию достаточно времени на то, чтобы как следует почтить память Ликаона и иных погибших Десантников и провести ускоренные тренировки неофитов и скаутов-ауксилариев. Теперь они были в полушаге от того, чтобы стать истинными Астартес и заменить павших в бою товарищей.

Конечно, юным Десантникам ещё предстояло убить своего первого врага и впервые пролить кровь не в учебном бою, но Каэсорон уже посвятил их в новейшие тактические приемы Детей Императора. Он рассказал им о том, как наслаждаться боем и уничтожением врагов, о том, как стимуляторы Байля пробудят в них невиданную и чувственную ярость, которая поможет в сражении. Молодые воины с восхищением и энтузиазмом внимали словам великого Первого Капитана, и Юлий ощущал, что упивается их почтительным вниманием.

И, конечно, он вновь смог найти время для чтения, и те часы, что оставались свободными от занятий с Ротой, Каэсорон проводил на архивных палубах. Словно одержимый, Юлий поглощал, страницу за страницей, труды Корнелия Блайка, и находил в них то, что удивляло, поражало и, быть может, изменяло его. Но, сколько бы книг отверженного жреца не прочел Первый Капитан, он чувствовал странную неудовлетворенность и верил, что самое важное ещё впереди.

Сейчас, раздетый до пояса, Юлий стоял в одной из сферических тренировочных клеток напротив свободно укрепленных в пазах потолка трех боевых механизмов, чьи вооруженные конечности пока что оставались неподвижными. Каэсорон ощущал, как кровь бешено несется по его жилам в ожидании боя.

Без предупреждений и сигналов, трио машин пробудилось, и воздух вокруг Юлия наполнился зловещим сверканием стали, жужжанием приводов и пощелкиванием механизмов. Выскочившее словно из ниоткуда лезвие меча заставило Каэсорона отскочить в сторону и тут же пригнуться, пропуская над головой шипастый моргенштерн, едва не проломивший Десантнику череп. Секунду спустя Юлий уже изогнулся в невообразимой позе, увернувшись от длинного острия, нацеленного ему в живот.

Ближайший механизм обрушил на Юлия град ударов стальной дубины, но Первый Капитан, принимая их на предплечья, лишь хохотал, скалясь от боли и наслаждения. Резко повернувшись, Каэсорон ударил ногой машину, пытавшуюся зайти к нему в тыл. Удар отбросил её в дальний конец клетки по потолочным рельсам. Третий из механизмов тем временем нанес Юлию размашистый боковой удар в голову с такой силой, что даже скользящее касание заставило Десантника откатиться в угол комнаты.

Вкус крови на губах лишь заставил Каэсорона смеяться громче прежнего, да так, что он едва не пропустил смертельный удар от одной из боевых машин. Её клинок полоснул Капитана по спине, и он, наслаждаясь болью от глубокого пореза, принялся крушить обидчика голыми руками.

Чудовищные удары Юлия за пару секунд расшатали стальные крепления механизма, и он рухнул на пол, превратившись в жалкую груду металла. Но, не успел Каэсорон мысленно похвалить себя, как опаснейший выпад другой машины обрушился на его затылок, заставив Десантика рухнуть на одно колено. Тут же он ощутил, как активировались стимуляторы Байля, насыщая его тело новой свежестью и силой.

Вскочив на ноги, Юлий обхватил ладонями несущийся к его груди клинок ранившей его машины, и, не обращая внимания на порезы, вырвал его из креплений. Отбросив лезвие в сторону, Каэсорон с медвежьей силой обхватил корпус механизма и развернул его в сторону последнего, третьего противника. Как раз в этот момент машина выпустила в сторону Десантника три длинных железных шипа.

Они пронзили насквозь «тело» механизма, схваченного Юлием, и тот, дернувшись в его руках, будто в агонии, отключился. Первый Капитан небрежно отшвырнул его в сторону, и, чувствуя себя более живым, чем когда-либо, направился к третьей машине. Все тело Десантника пело от наслаждения схваткой и уничтожением машин, и даже боль от глубоких ран казалась Юлию чем-то вроде тонизатора, бегущего по жилам.

Механизм описывал круги по тренировочной клетке, словно бы опасаясь приближаться к Каэсорону. Кто знает, быть может, в глубинах своего металлического «тела» он испытывал страх перед непобедимым врагом, разрушившим двух его собратьев? Так или иначе, Юлий не стал дожидаться атаки и напал первым, мощным ударом кулака отбросив машину к стене комнаты, о которую та и ударилась с тяжким грохотом. Первый Капитан немедленно подскочил к дергающемуся механизму и повторным, чудовищным по силе ударом ноги с разворота просто-напросто вбил его в стенку. Машина, вздрогнув ещё пару раз, замерла в неподвижности.

Удовлетворенно склонив голову, Юлий нетерпеливо начал переминаться с ноги на ногу и покачиваться на пятках, ожидая, когда механизмы вновь придут в движение. Через минуту, так и не услышав звуков, сопровождающих перезапуск боевых машин, Каэсорон понял, что основательно разломал их всех.

Неожиданно потеряв весь задор и утратив настрой, Первый Капитан открыл дверцу тренировочной сферы и направился в сторону личной каюты. О судьбе механизмов он особо не беспокоился, зная, что сервиторы уже получили сигнал о поломке и немедленно займутся ремонтом. Как ни удивительно, но наслаждение схваткой и жар в крови, нахлынувшие на Юлия, буквально пять минут назад, во время боя с машинами, уже словно бы испарились. Окружающий мир вновь казался ему серым и скучным.

Каэсорон брел мимо тренировочных зал, в которых бесчисленные Астартес сражались друг с другом, с сервиторами или просто проделывали упражнения, поддерживая свою великолепную физическую форму в идеальном состоянии. Несмотря на то, что обычно Десантникам не требовались столь изнурительные упражнения – генетические улучшения и стандартные стимуляторы делали за них всю работу – новые химические тонизаторы, введенные уже и в системы доспехов Мк. IV, требовали постоянных мощных нагрузок. Без этого, по словам Байля, могли возникнуть «некие затруднения» с перестройкой под них обмена веществ.

Юлий наконец добрался до своих скромных покоев. Из распахнутой двери пахнуло резким ароматом масел и порошков для чистки брони. Первый Капитан окинул взглядом каюту, словно видя её в первый раз – стальные, ничем не прикрытые стены, простая кровать у стены. В небольшом углублении стоят на подпорках его старые верные доспехи, а в длинном ящике у изголовья сложены болтер и силовой меч.

Кровь, пущенная ему боевыми машинами, уже свернулась, и Юлий машинально стер её со спины и лба влажным полотенцем, а затем плюхнулся на кровать, раздумывая, чем бы заняться дальше.

Металлические полочки над головой Каэсорона были забиты книгами. На самом видном месте лежали сборники стихов Игнация Каркази: «Оды и Песнопения», «Раздумья о Великих Героях» и «Похвалы Единству». До недавних пор Юлий мог бесконечно перечитывать их, но теперь строчки Игнация казались ему пустыми и надуманными. За книгами Каркази спрятались три тома Корнелия Блайка, те самые, о которых Каэсорону рассказывал старый архивариус Эвандер Тобиас, и Десантник решил продолжить чтение записок падшего жреца.

Выбранный на сегодня том носил название «Книга Уризена», пожалуй, самый скромный по объему из всех известных трудов Блайка. Впрочем, «Книга Уризена» была интересна тем, что в качестве предисловия к ней некий безымянный автор составил биографию Блайка. Надо сказать, что она проливала немало света на то, почему тексты скандального философа выглядели именно так, а не иначе.

Из тщательно и подробно выписанной биографии Юлий узнал, что Корнелий Блайк за свою жизнь сменил немало занятий, видимо, ища свое истинное призвание. Художник, поэт, мыслитель, воин, наконец, пришедший к жречеству (тогда говорили «ставший священником»), Корнелий с детства обладал ярким и пытливым умом, талант ученого и философа совмещался в нем с мистическими задатками пророка. Как говорил он сам, ещё в юности его поразил образ идеального мира, явившийся в странном видении. То был мир, в котором исполнялись любые мечты и желания людей, даже те, которые в реальности Блайк мог лишь воспевать в стихах, картинах и философских трудах.

Следующее, на чем заострял внимание биограф – судьба младшего брата Корнелия. Имени его история не сохранила, все, что знали достоверно – юноша погиб в одной из бесчисленных войн, что прокатывались в те времена по Североафрикейским Конклавам. По мнению автора предисловия, именно судьба брата заставила Блайка стать «священником».

В дальнейшем Блайк стал известен благодаря шокирующим картинам и рассказам из жизни его давным-давно погибшего брата. Как утверждал Корнелий, тот сам рассказывал или показывал их ему во сне.

Каэсорон догадывался, что путь священника Блайк избрал в качестве некого убежища – то ли от судьбы, то ли от внимания властей – но он не спас его. Мистическия видения и запретные желания преследовали его с ещё большей силой, наделяя еретика странными, мистическими способностями. По слухам, однажды высший жрец другого ордена умер на месте, просто взглянув Корнелию в глаза.

Задыхающийся в тесной церквушке одного из безымянных городов Урша, Блайк постепенно убедил самого себя в том, что человечество должно извлечь важные уроки из его «научных» трудов и его тяжелой судьбы. Приняв такое решение, Корнелий обратил пока ещё не растраченные силы на создание творений, с помощью которых собирался доносить свои идеи до будущих последователей.

Юлий уже прочел немало стихов Блайка, и, даже не будучи критиком, без труда понял, что большинство из них Корнелий писал, не утруждая себя заботами о рифмах, размерах и ритме. Однако же, в них сквозила стержневая идея всего творчества опального жреца. Каэсорона она довольно сильно заинтриговала: Блайк утверждал, что бороться со своими желаниями – бесполезно и опасно, какими бы безумными они не казались со стороны. Ещё одна мысль, так или иначе встречавшаяся во всех работах Корнелия – уверенность в необходимости постоянных чувственных переживаний. Без этого якобы невозможно ни духовное развитие, ни истинное творчество.

Никакое наслаждение не будет отвергнуто, ни одна страсть не будет закована в цепи, ни один ужас, щекочущий нервы, не останется неиспытанным и ни одна мелочь не избегнет внимания. Отступив от этих правил хоть на шаг, мы никогда не достигнем совершенства. Взирать на красоту и уродство, испытывать любовь и ненависть равно необходимо человеку для полноценного наслаждения жизнью.

Жрецы ордена, к которому принадлежал Блайк, говорили в своих проповедях о Двух Силах, двух конфликтующих началах – Добре и Зле. Корнелий же с легкостью смел границы меж ними, назвав «бессмысленными словами», неспособными отразить единство мира, должного приносить наслаждение человечеству. Во Вселенной нет ничего изначально «хорошего» или «плохого», это выдумки косных людей с зашоренными глазами.

Юлий усмехнулся, читая эти громкие слова Блайка. Из биографии жреца Десантник уже знал, что Корнелия впоследствии вышвырнули из его религиозного ордена за то, что он чересчур рьяно претворял в жизнь свои теории – прежде всего, на укромных улочках и в дешевых борделях родного города. Вот уж действительно, «никакое наслаждение не будет отвергнуто и ни одна мелочь не избегнет внимания».

Кроме того, Блайк утверждал, что мир, скрытый в его видениях, куда более важен и прекрасен, нежели физическая реальность, и что человечество должно искать свои идеалы именно внутри себя, а не в грубой и бесчувственной материальной Вселенной. В его работах раз за разом повторялись выпады против ограничений и условностей, накладываемых на человечество рамками окружающего мира и замедляющих его духовный рост. Впрочем, Юлий подозревал, что на самом деле это были хорошо замаскированные нападки на тогдашнего правителя государства Урш, короля-воина Шан-Халя, который стремился достичь господства над Землей, в открытую применяя силу и жестоко угнетая порабощенные народы.

«Чтобы в открытую проповедовать подобную философию в такое страшное время, нужно быть безумцем» – так говорили многие. Однако же, Каэсорон вовсе не считал Блайка сумасшедшим, ведь его слова привлекли множество последователей, приветствовавших его как великого пророка, ведущего человечество в новую Эру, Эпоху Свободы Чувств.

Юлию вспомнился прочтенный когда-то сборник афоризмов Пандораса Женга, философа, подвизавшегося судьей при дворе одного из автархов Девятого Индонезийского Блока. Тот в свое время высказывался в поддержку мистиков и спиритов, говоря о том, что недооценка таких людей может привести к большим бедам. По мнению Женга, события действительно важные, имеющие влияние на судьбы всего человечества, просто не могут не иметь отголосков как в будущем, так и в прошлом.

Больше того, защищая в суде кого-то из современных ему «пророков», Пандорас изрек следующее:

– Именовать человека безумцем лишь потому, что он разговаривает с духами и способен к ясновидению, слишком опрометчиво. Если нечто не вписывается в известную нам научную теорию Вселенной, то это ещё не означает, что оно не существует.

Юлию всегда нравились работы Женга, особенно те из них, в которых философ призывал не относиться ко всем пророкам и мистикам как к мошенникам, пытающимся дурачить простых людей, одурманивая их красивыми загадками и принося сомнения в их жизни. Пандорас писал, что настоящие мистики, напротив, пытаются своими методами понять те загадки и разрешить те сомнения, от которых прочие стараются поскорее отмахнуться.