Текст книги "На берегах Ганга. Торжество любви"
Автор книги: Грегор Самаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
II
При первых лучах солнца лагерь ожил, но все старались не шуметь. Даже прислуга говорила шепотом: все боялись спугнуть чутких хищников из их убежищ.
Гости-охотники давно встали. Лорд Торнтон сгорал от нетерпения; опытные охотники давали новичкам наставления, которые выслушивались с напряженным вниманием. Ласкарии чуть свет вышли из лагеря, став огромным полукругом в джунглях, спускавшихся к морю. Часть ласкариев осталась в лагере поддерживать огонь в кострах и защищать лошадей и вьючных животных от нападений тигров. Скоро появились и Гастингс с Марианной.
Перед большой палаткой на открытом воздухе подали закуски без спиртных напитков. Потом подвели охотничьих слонов. Вместо обычных седел, приспособленных для лежания во время путешествий, на их спинах были прикреплены хауды – охотничьи седла, нечто вроде ящиков с крепкими решетками вместо стен и очень высокими перилами, служащими одновременно стойкой для ружей.
Каждый из охотников взобрался на своего слона. Около слона леди Гастингс ехали два шикария на особенно могучих и хорошо выдрессированных слонах, чтобы помочь в случае малейшей опасности. Позади шли многочисленные и хорошо вооруженные егеря со сворами собак.
Гастингс взял Неро с собой в хауду; он не хотел оставлять его, боясь, что Неро побежит по следу. Умная собака легла у ног своего хозяина.
Вся охота направилась из лагеря в джунгли. Гастингс, ехавший впереди, подозвал к себе лорда Торнтона, чтобы дать ему еще несколько советов и особенно внушить, что надо целиться тигру прямо в сердце или в затылок, потому что только от таких ран он мгновенно умирает.
Слоны не выказывали ни малейшего беспокойства или волнения. При входе в джунгли они высоко подняли свои хоботы, чтобы тигр во время прыжка не мог схватиться за них; внимательно смотрели по сторонам и осторожно подымали тяжелые ноги, как бы желая избежать шума.
Не успела охота перейти через лагерный ров и приблизиться к джунглям, как первый шикарий, ехавший непосредственно за губернатором, протяжно затрубил в рог. В тот же миг со всех сторон поднялся оглушительный шум барабанов, трещоток и ружейных выстрелов, которым цепь загонщиков выманивала тигров из дневных логовищ и гнала их навстречу охотникам.
Вдруг слон Гастингса остановился – сбоку из кустов показалась огромная голова со сверкавшими фосфорическим блеском зеленоватыми глазами. Более опытные охотники отодвинулись, потому что одно из правил охоты – выступать против тигра в одиночку, чтобы освободить место для выстрела. Шикарий крикнул новичкам отойти друг от друга как можно дальше.
Несмотря на шум, раздававшийся со стороны загонщиков, послышался ужасающий рев страшного хищника. Почувствовав себя в засаде, он выполз из кустов и приготовился к прыжку. Не ожидая знака корнака, слон Гастингса повернулся на тигра, закинул назад хобот, низко наклонил голову и маленькими шагами направился к хищнику.
Тигр полз по земле, совершенно растянувшись, и ударял хвостом направо и налево, но вдруг сделал огромный прыжок и вцепился передними лапами в голову слона. Ужасные когти глубоко впились в толстую кожу слона, и кровь заструилась из ран. Лорд Торнтон, ближайший очевидец всего происшедшего, вскрикнул от ужаса; казалось, что тигр сейчас очутится на спине слона, так близко сверкали его глаза и лязгали страшные челюсти.
Но Гастингс стоял спокойно и неподвижно в своей хауде, нацелив ружье на тигра. Да и корнак, сидевший между головой слона и хаудой, оказался непосредственно перед тигром и держался спокойно.
Положение, казавшееся со стороны таким ужасным, в сущности, не представляло серьезной опасности: тигр, уцепившись передними лапами за голову слона, задними висел в воздухе и не имел точки опоры не только для прыжка, но и для дальнейшего карабканья по телу могучего животного. Если б тигру удалось зацепиться когтями за переднюю ногу слона, тогда корнаку и охотнику грозила бы действительно серьезная опасность. Но умный, отлично выдрессированный слон знал, что ему надо делать: он еще ниже наклонил голову, сильно потряс ею, и увлекаемый собственной тяжестью тигр грузно упал на землю.
Не успел яростно рычавший хищник приготовиться к новому прыжку, как грянули два выстрела из ружья Гастингса, и тигр, пораженный насмерть, свалился в предсмертных конвульсиях. Тогда слон выпрямился, поднял ногу и уверенно опустил ее на еще вздрагивавшую голову тигра.
Подошли шикарии и отнесли в сторону добычу. Громко раздался звук рога шикария, и со всех сторон послышались ликующие крики, приветствовавшие успех губернатора; но Гастингс, не останавливаясь, двинулся вперед на своем слоне, очень мало обеспокоенный полученными им ранами.
Скоро на краю огромного, обросшего тростником пространства послышался яростный рев второго тигра. Гонимый загонщиками, он выскочил из кустов и бросился прямо на слона лорда Торнтона. Тот выстрелил, не дав тигру прыгнуть. Целился он хорошо, но попал зверю не в сердце, а в бок. На мгновение зверь присел и громко зарычал от ярости и боли, затем сзади бросился на слона и вскарабкался ему на спину. Крепко уцепившись и щелкая зубами, сидел он непосредственно за хаудой и обдавал лорда своим горячим дыханием.
Шикарий быстро приближался на своем слоне, Гастингс велел корнаку также подъехать: лорду Чарльзу угрожала серьезная опасность.
Но лорд Торнтон не терял хладнокровия. Он схватил другое ружье, подошел к задней решетке хауды и почти в упор выстрелил из обоих стволов в голову тигра. Тигр упал со слона, кровь так и лилась, но выстрелы все-таки оказались не смертельными. Раненый зверь огромным прыжком бросился на шедших позади ласкариев, сшиб одного из них и, пробивая себе дорогу среди подходивших со всех сторон охотников, помчался прямо в чащу.
Гастингс подоспел на своем слоне. Лорд Торнтон непосредственно следовал за ним.
– Вы слишком рано стреляли, – крикнул ему Гастингс, – но вам делает честь ваше хладнокровие. При первой охоте на тигра обыкновенно теряют голову.
– Я уверен, что хищник смертельно ранен, – заявил лорд Торнтон. – Он не уйдет далеко. Нельзя ли его догнать? Очень уж хороша его шкура!
– Вы не знаете, насколько они живучи, лорд Чарльз, – возразил Гастингс. – Если сердце и затылок не тронуты, то тигры поправляются от самых тяжелых ран. Но шкура от вас не уйдет, а раненого тигра надо догнать и прикончить.
– Спустите собак! – приказал Гастингс.
Собак спустили, и они, рыча и обнюхивая, пошли по следу. Даже Неро завозился в хауде.
Все осторожно двигались за собаками, только Марианна осталась около раненого ласкария и утешала его. Вдруг собаки остановились и ощетинились; ни одна не осмелилась пойти навстречу тигру, который сидел в высоком тростнике и при приближении людей вскочил, зарычав от боли.
– Пустите меня вперед! – крикнул лорд. – Это моя добыча…
– Стойте! – приказал Гастингс. – Тигр теперь опаснее, чем когда-либо, и, если у него хватит сил для прыжка, он бросится на охотников и собак, и его жизнь нам будет дорого стоить. Стреляйте! – крикнул он.
Шикарии стали полукругом за собаками и прицелились; по знаку Гастингса раздался залп, и тигр свалился. Около него образовалась целая лужа крови.
– Теперь ваша добыча не уйдет от вас! – проговорил Гастингс.
Охота продолжалась. Один из тигров достался лорду Торнтону; на этот раз ему удалось подпустить тигра спереди и, когда слон стряхнул его с головы, убить его метким выстрелом в затылок. Другой подкрадывался к слону Марианны, но бросился на одного из находившихся поблизости слонов с шикарием. Слон стряхнул его, тигр упал на спину, и не успел он подняться, как Марианна выстрелила ему прямо в сердце, а ее слон наступил на голову умирающего зверя.
Все охотники в приподнятом настроении окончили охоту. Гастингс велел всем идти отдыхать до следующего дня.
За поздним обедом царило еще большее веселье, чем накануне, и никто не ощущал усталости. Марианна рано удалилась, а Гастингс объявил, что он завтра не примет участия в охоте: ему хотелось сделать по другую сторону леса охотничью рекогносцировку, чтобы убедиться, не может ли он предложить еще гостям охоту на оленей.
Скоро весь лагерь погрузился в глубокий сон, только со стороны джунглей раздавался рев потревоженных хищников. Когда Гастингс пришел к Марианне в палатку, чтобы пожелать ей доброй ночи, она еще раз робко спросила его, нельзя ли найти другое решение поимки беглецов, но Гастингс остался неумолим.
На другой день рано утром все снова направились к джунглям. Охота обещала стать еще интереснее, потому что раздраженные тигры смелее выходили на охотников. Когда охотники скрылись в джунглях, Гастингс позвал старшего егеря, не принимавшего сегодня участие в охоте, и приказал ему провести себя на обложенное место.
Гастингс взял ружье, висевшее у него на плече, большой охотничий нож на поясе, а за поясом, в складках платья, – два пистолета. Он кликнул Неро.
Только Гастингс хотел идти, как пришла Марианна в короткой амазонке. Она тоже взяла с собой изящное ружье, но не радовалась предстоявшей охоте, бледное лицо ее говорило, что она не спала всю ночь, глаза, красные от слез, глядели тускло.
– Ты хочешь идти со мной? – строго и с упреком спросил Гастингс.
– Ты должен мне позволить, – умоляющим, но твердым и решительным голосом вымолвила она.
Гастингс стоял с мрачно опущенными глазами. Он понимал, что, несмотря на покладистость Марианны, она не послушается его, а при охоте на оленей никакой опасности не предвиделось.
– Иди, – разрешил он наконец и, близко подойдя к ней, тихо добавил: – В первый раз ты добиваешься того, в чем я хотел бы тебе отказать!
– И в последний, – тихо ответила она и быстро пошла вперед, чтобы прекратить всякие разговоры.
Похитив Маргариту из губернаторского дворца, капитан мчался с ней по той же дороге, по которой шел Гастингс со своей охотой. Беглецы отдыхали редко и то, только для того, чтобы дать передохнуть лошадям. Скоро они достигли гор Ориссы, в ущельях которых жил когда-то Раху. Уверенный в том, что теперь его не догонят, капитан медленно поехал по дороге, вьющейся между джунглями и лесными высотами.
На второй день вечером он остановился, посмотрел по сторонам и, убедившись, что поблизости никого нет, соскочил с лошади, помог слезть Маргарите, крайне утомленной продолжительной поездкой, и повел ее в горы, в сторону от дороги. Его слуга-индус пошел за ними, ведя на поводу всех трех лошадей, но предварительно он искусно замел платком следы их копыт на песчаной дороге.
Скоро они скрылись в лесной чаще, и никто не смог бы найти их следа. После получасовой ходьбы они пришли к более открытому месту, где перед ними предстало чистое звездное небо. Когда-то здесь и находился стан Раху. После убийства кавалера д’Обри и исчезновения Раху парии удалились отсюда, боясь, что их здесь накроют. Местность успела уже зарасти молодым кустарником, и, если б случайно сюда попал охотник, он вряд ли догадался бы, что когда-то здесь жили люди.
Для большей уверенности капитан издал звук, похожий на крик совы, но ответа не последовало: все по-прежнему было тихо и спокойно. Тогда капитан пошел в глубину поляны. С трудом пробивая себе дорогу, провел он Маргариту к заросшей мхом скале, из щелей которой кое-где рос кустарник. Капитан начал ощупывать скалу и наконец радостно закричал:
– Я не ошибся, мы у цели, и если темные силы не вооружатся против нас и небо не отвернется от нас, то мы найдем здесь убежище, пока не перестанет нам грозить преследование.
Слуга с лошадьми тоже подошел и подвел усталых животных.
– Принеси света! – приказал Синдгэм.
Слуга достал фонарь, выбил огонь и зажег свечу. При свете в скале показалось довольно большое темное отверстие, в которое мог, согнувшись, войти человек.
– Вот наш дворец, – с горечью показал капитан. – Сюда мы изгнаны людьми, но не бойся, моя дорогая, – продолжал он, видя, что Маргарита с содроганием взглянула на темную пещеру. – Я испытал уже и знаю, что дебри приветливее людей. Пещера когда-то послужила убежищем для моей мести, тем вернее она укроет нас для любви.
Он вынул из-за пояса пороховницу, насыпал на широкий камень у входа немного пороха и зажег его. Взвилось пламя, дым проник в пещеру, из нее вылетело несколько ночных бабочек, выбежали и скрылись ящерицы.
– Я так и думал, – заметил капитан. – Дикие звери избегают мест, где раньше жил человек. Возьми еще фонарь, – крикнул он слуге, – и войди туда.
Слуга зажег второй фонарь и, нагнув голову, без всякого страха вошел в мрачную пещеру, внутри которой просматривались довольно грубо сделанные столы и стулья; на земле и на сиденьях виднелись остатки циновок и ковров.
– Выбрось весь этот хлам, – крикнул капитан, – и вычисти как можно лучше пол и стены.
Слуга повиновался.
– А теперь, Наразинга, открой чемодан, который я велел навьючить на лошадей! – попросил капитан, с радостью замечавший, что испуганное лицо Маргариты прояснялось все более и более.
Слуга исполнил приказание, и из чемодана появилось много разнообразных предметов. Сперва он вынул тончайшие ковровые ткани, очень плотно свернутые. Капитан велел разложить ковры по полу и сам повесил шелковые ткани вместо занавесок, так что пещера оказалась разделенной на три части.
Потом появились чашки и посуда из серебра и лакированного дерева. О пище капитан тоже позаботился. Чай, сушеное мясо и рыба, разные консервы, корабельные сухари, варенья – все капитан взял в таком количестве, которое смог увезти на трех лошадях, не обременяя их чрезмерно. Когда все было готово, капитан ввел Маргариту внутрь пещеры.
Она радостно всплеснула руками.
– Какое великолепие! – воскликнула она. – Ты говорил, что нам придется скрываться в пустыне, но здесь мало похоже на ту пустыню, какой я представляла ее себе.
– Любовь, – заметил капитан, – преодолевает и пустыни, и все…
Он обнял Маргариту, казавшуюся здесь, при дрожащем свете фонаря, какой-то лесной феей, и нежно и почтительно поцеловал ее золотистые волосы.
– Теперь отдохни, дорогая моя. Я же позабочусь, чтобы в нашем жилище стало еще приветливее.
В задней части пещеры он устроил ложе из мягких одеял, а вместо подушки подложил один из чемоданов. Маргарита устало потянулась на нем, со счастливой улыбкой кивнула капитану и, закрыв глаза, тотчас же уснула.
Капитан же со своим верным слугой Наразингой, красивым смуглым индусом из касты судров, занялся сперва лошадьми; приготовил им подстилку из сухих листьев и травы, напоил в близлежащем ручье и накормил кукурузой, потом развел перед пещерой костер из сухих веток и приготовил ужин, состоящий из обваренного кипятком сушеного мяса, чая и варенья.
Он велел накрыть маленький столик, разбудил Маргариту и повел ее к столу.
Я думала, – почти с упреком промолвила Маргарита, – что приношу тебе жертву, а ты окружаешь меня всем, что я имела в Калькутте.
– Всем? – мрачно спросил капитан. – Да разве такие мелочи придают цену жизни? Но сумеешь ли ты обойтись без своей матери, с детства окружавшей тебя заботой, и без того, кого ты называешь отцом? Не пожалеешь ли ты когда-нибудь об их любви, заботе и прежней блестящей жизни?
– Я сумею обойтись без всего этого. – Маргарита нежно прижалась к нему.
Он поцеловал ее большие голубые глаза с блестевшими на ресницах слезинками. Потом они сели за стол, и Наразинга служил им так же внимательно и почтительно, как в блестящих покоях резиденции Гастингса.
– Здесь, в пустыне, мы все равны, – молвила Маргарита, – и верному нашему спутнику, согласившемуся делить с нами нужду и опасности, подобает сидеть за одним столом с нами.
Она подозвала Наразингу, но тот сказал почти с упреком:
– Нет, леди Маргарита, такого никогда не случится! Я прогневил бы богов, если бы осмелился приравнивать себя к господам. Никогда не будет этого ни здесь, ни в пустынном лесу, ни в блестящих дворцах, куда в конце концов вы вернетесь, если небо справедливо, – и тогда вы позволите Наразинге служить вам.
Скрестив руки, он низко поклонился.
Капитан мрачно уставился в одну точку. Что сказал бы верный слуга, так строго различавший сословия, если бы узнал, что его господин, к которому он относился с такой робкой почтительностью, когда-то жил в этой пещере и предводительствовал над париями и что кровь париев действительно текла в его жилах?..
По окончании трапезы капитан показал Маргарите глубокую щель в уступе скалы. Туда он спрятал лежавшие у него в боковом кармане банковские билеты и кошелек, наполненный золотом.
– Здесь наше будущее! – показал он. – Мы достигнем впоследствии французской или голландской гавани и отправимся в Европу, где нам понадобится всемогущее золото. И если же со мной, что вполне возможно, случится несчастье, то не забудь место, где оно лежит. Золото, не нужное нам сейчас, поможет тебе вернуться в свет, и с его помощью ты найдешь дорогу к своим.
– Ты не должен так говорить, мой ненаглядный, – со слезами отозвалась Маргарита. – Что стало бы со мной, если б я тебя лишилась?
– Я верю в счастье, – ответил капитан. – Разве небо соединило бы наши сердца, покровительствовало бы нам до сих пор, если б не хотело нас сделать счастливыми? Но надо думать и о завистливых темных силах. Теперь мы должны защитить себя от внешнего мира. Ты увидишь, что у нашего дворца есть ворота, защищающие вход не хуже, чем железные ворота во дворце самого Могола.
Он подошел к входу. Сбоку около стены оказался широкий плоский кусок скалы, немногим толще доски, тщательно пригнанный с одной стороны. Наружная его сторона имела грубую, шероховатую и покрытую мхом поверхность и вполне подходила к входному отверстию; когда его прислоняли изнутри, то никто не стал бы искать здесь вход в пещеру. Капитан указал Наразинге на маленькую, находившуюся около двери часть пещеры, сам занял следующую часть, а третью, самую большую, предоставил Маргарите, отделив ее плотными занавесками.
– Здесь твое царство, Маргарита, – указал капитан, – пока мы не достигнем цели и не найдем себе родины, куда я мог бы ввести тебя как мою жену.
Он еле коснулся ее губ и быстро отвернулся. Она нежно и крепко пожала ему руку, но потом быстро отошла и тихо прошептала:
– Покойной ночи.
В глубокой тишине капитан изредка слышал за тяжелой двойной занавеской жалобные вздохи, иногда даже тихое рыдание; он несколько раз вскакивал, подходил к занавеске, хватался за нее, но в страхе отступал.
«Нет, – думал он, – сжимая руками пылавший лоб, никто не должен упрекнуть меня в том, что я злоупотреблял ее доверием!»
На другое утро капитан встал очень рано, задолго до пробуждения Маргариты. В расселине скалы он устроил место для очага, чтобы перед пещерой по возможности не оставалось следов человеческого пребывания. Он приказал слуге отвести лошадей в ближайшую деревушку и там продать их и купить провизии, пороху и дроби, потому что охота – главное подспорье для пищи беглецов.
Наконец появилась Маргарита с несколько утомленным видом, но сон все-таки освежил ее. Слегка покрасневшие глаза Маргариты радостно засияли при виде капитана. Здороваясь, она нежно обняла его, но он не коснулся ее улыбавшихся губ, а лишь с благоговением поцеловал ее золотистые волосы.
Наразинга вернулся в тот же день вечером, продав лошадей и принеся разных фруктов, овощей, несколько сосудов с индийским пивом «явазурой», которые он поставил вместе с другими напитками в трещину скалы.
Капитан почти весь день старался придать их жилищу больший уют; он подумал обо всем. В его запасах оказались даже льняные ткани и мягкая кожа, и, к крайнему удивлению Маргариты, он принялся шить ей приспособленный для дебрей костюм с сандалиями и круглой, закрывающей голову и затылок шляпой, чтобы она могла сопровождать его в прогулках по окрестностям.
Началась однообразная и во многих отношениях тяжелая жизнь, напоминавшая приключения Робинзона Крузо. Из взятых с собой легких материй капитан сделал наволочки и наполнил их сухими листьями; из твердой коры, принесенной им из чащи, он смастерил огромные тазы, чтоб сохранять в пещере ключевую воду для мытья и стряпни. Маргарита усердно помогала ему, часто смеясь над собственной неловкостью. Они вместе ходили в лес собирать фрукты. Иногда он уходил один за дичью. Капитан нередко убивал молодых оленей и очень искусно солил или вялил их мясо, а шкуру и рога употреблял на украшение их жилища. Порой, тщательно подчернив лицо и одевшись бродягой, капитан отправлялся в разведку. Он заходил даже в далекие города и селения и всегда возвращался с известием, что беглецов еще усердно разыскивают.
Выйти из верного убежища и добраться до гавани, чтобы переправиться через море, все еще не представлялось возможным. Маргарита даже радовалась этому. Для нее новая жизнь на лоне природы представляла особенную прелесть, тем более что благодаря неусыпным заботам капитана она не чувствовала никаких лишений даже по сравнению с прежней утонченной жизнью. Несмотря на кажущееся однообразие, каждый день приносил с собой новые впечатления. Ей казалось, что она только теперь вполне узнала своего возлюбленного и стала ему гораздо ближе, чем могла предполагать прежде.
После захода солнца, когда жилище их освещалось фонарями, в которых Наразинга заменил свечи масляными лампочками, капитан беседовал с ней о чуждом ей мире, в котором он прежде жил. Он, изучивший в храме Хугли под руководством браминов священные Веды и богатую индийскую литературу, объяснял ей глубокую, полную смысла религию браманизма. В свою очередь он расспрашивал ее о христианском учении и с глубоким благоговением прислушивался к ее словам.
– В храмах Брамы, – говорил он, – изгнанный из рая мир стремится вновь найти путь к Богу. Христос открывает этот путь. Пусть жестокий мир прячется за свою гордость и тщеславие – свет солнца христианства проникает всюду, и здесь, в глуши лесов, его тепло чувствуется нами больше, чем в блестящей резиденции в Калькутте.
В то же время в душе Синдгэма происходила борьба. Когда при вечернем прощании Маргарита нежно к нему прижималась, когда ее влажные глаза смотрели на него, а губы, казалось, искали его поцелуя и он чувствовал на щеке ее дыхание, сердце его начинало усиленно биться, кровь приливала к вискам, но гордость и сила воли всегда преодолевали его страсть.
Иногда ночью со стороны джунглей слышалось ужасное рычание тигров, но капитан уверял, что здесь менее, чем где-либо, можно опасаться кровожадных хищников: они не решаются входить в густой лес, а только подстерегают оленей, когда те идут на водопой или же выходят из своих убежищ, чтобы подкрасться к пастбищам оленей. Во всяком случае, если б тигр и проник в лес, то ночью закрытая пещера была совершенно безопасной и очень удобной для защиты.
Однажды, вернувшись вечером с охоты, капитан сидел с Маргаритой за ужином, а Наразинга в передней чистил оружие. Вдруг слуга испуганно отдернул занавеску.
– Господин! – крикнул он. – Выйди сюда и послушай!.. Слышны громкие голоса, подошло много-много людей. Я думал, что это путешественники, спускающиеся по большой дороге к Мадрасу, но они не прошли дальше, они остановились у опушки джунглей – я слышал ворчание слонов и фырканье лошадей, и на темном небе видно зарево от костров.
Капитан быстро вышел из пещеры; Маргарита, бледнея, прижала руки к сердцу.
Капитан осторожно оглянулся. Действительно, с одной стороны темное небо все больше и больше озарялось светом костров. Слышались голоса людей, а также какой-то стук.
– Они сколачивают палатки. Должно быть, приехали на охоту…
– Дело плохо, – подтвердил капитан, еще внимательнее прислушиваясь к разнообразным звукам, – охотиться будут на тигров только в джунглях, сюда, в лес, пока не придут, но мы должны сохранять осторожность, избегать всякого шума и не разводить огня, пока охота не окончится. Кто может здесь охотиться?
– Я пойду узнаю, – сказал Наразинга.
Капитан вернулся к Маргарите успокоить и ободрить ее. Он сказал ей, что им здесь нечего бояться.
Приблизительно через час Наразинга вернулся очень взволнованный.
– Господин, – обратился он, – это сам губернатор сэр Уоррен Гастингс с многочисленными гостями и большой охотой. Они расположились там лагерем. Я подкрался совсем близко и слышал разговор шикариев и прислуги, находящейся при слонах и лошадях. Завтра рано утром начнется охота на тигров, и леди тоже тут, и, пожалуй, больше тысячи ласкариев-загонщиков…
– Боже мой! – воскликнула Маргарита. – Мы погибли. Моя мать здесь, это не случайность, нет, охотятся на нас, а не на тигров!..
Капитан мрачно вперил свой взгляд в землю.
– Ты ведь слышишь, – успокоил он ее, – они хотят охотиться на тигров. Если б они хотели преследовать нас, они подошли бы тихонько, а не брали бы с собой целые тысячи народу.
– Я тогда не понимаю, – пролепетала Маргарита, – но я знаю, что сэр Уоррен Гастингс все делает не так, как другие. О Боже мой, помоги нам убежать!
– Убежать? – грустно спросил капитан. – Если они пришли ради нас, то они скоро найдут наш след, да и куда мы побежим? Мы не можем выйти из лесу.
– Но лес тянется далеко, вдоль всех гор, – возразила Маргарита. – Он становится все гуще и гуще, убежим туда. Было бы ужасно, если б они нас нашли!
– Может быть, – предложил Наразинга, дрожа от страха, – лучше всего последовать совету леди, здесь нас может выдать всякая случайность. Слуги могут нечаянно проникнуть сюда в поисках источника или плодов пальм – в глубине леса будет безопаснее.
– А если они придут сюда и найдут эту пещеру, то они все-таки нападут на наш след! – поморщился капитан. – Нам остается только надеяться на Бога и ждать, чтобы опасность миновала.
– Пещеру можно закрыть, – заметил слуга. – Я осторожно прилажу камень к входу.
Капитан все еще колебался, но скоро и он пришел к заключению, что лучше всего удалиться в самую чащу и там переждать опасность. Он велел Наразинге закрыть вход; тот, ползая по земле, так искусно все сделал, что снаружи без особенно тщательного исследования ничего нельзя было заметить. Маргарита надела самую прочную лесную обувь. Капитан взял пороху и пуль, заткнул за пояс два кинжала, и трое беглецов стали прокладывать себе дорогу через кусты и деревья в противоположную от лагеря сторону. Не успели они пройти несколько шагов, как шедший впереди Наразинга остановился.
– Стойте, стойте, – прошептал он. – Я слышу в чаще тихие голоса.
Капитан почувствовал, как кровь застыла у него в жилах. Маргарита упала около него на колени.
– Это голос старшего шикария, – шепнул Наразинга капитану. – Много людей идут друг за другом через лес, и слышите, господин, – продолжал он, забыв от страха всякую почтительность и судорожно сжимая руку капитана, – слышите, это голос сэра Уоррена, самого губернатора.
– Оставайся тут! – приказал капитан. – Я сам пойду послушаю, в чем дело.
Через несколько минут он вернулся.
– Весь лес окружен, – сказал он, – бегство немыслимо. Но они говорят об оленях, которых здесь много водится, и хотят на них охотиться – цепь ласкариев должна обложить зверя. Единственное наше спасение – спрятаться как можно лучше в пещеру и уничтожить все следы нашего пребывания. Если они ничего не знают о нашем убежище, то в пылу охоты они пройдут мимо, и мы будем спасены.
Он прислушивался еще несколько минут. Шаги и голоса удалялись, но время от времени в ночной тишине слышалось с разных сторон потрескивание веток и тихое бряцание оружия.
– Цепь замкнута, – с мрачным спокойствием промолвил капитан, – у нас выбора нет, один Бог может спасти нас.
Он поднял на руки Маргариту и унес ее обратно в пещеру. Отверстие в скале, где находилась кухня, они заткнули землей и мхом; там, где трава была истоптана, набросали веток и листьев, а потом все трое удалились в пещеру, не закрывая входа, чтобы лучше все услышать. Маргарита, утомившись, заснула, но во сне иногда испуганно вскакивала, капитан и Наразинга остались у входа, прислушиваясь ко всякому шороху.
На другой день рано утром послышался шум выступающей охоты. Беглецы издали слышали выстрелы и рычание тигров. Надежда, готовая возродиться в сердце капитана, угасла, когда он, осторожно пробравшись через кустарник, убедился, что они все еще оцеплены. Значит, не раздумали еще охотиться на оленей, и его бегство с Маргаритой невозможно. Он всячески старался утешить и успокоить Маргариту. Весь день прошел в боязливом ожидании, а при наступлении ночи капитан и его слуга опять стали караулить со страхом и беспокойством.
Капитан с облегчением вздохнул, когда при наступлении следующего дня со стороны джунглей вновь послышался шум охоты.
– Они раздумали и не придут сюда, – возгласил он, – опасность минует, Бог не оставит нас.
Но Наразинга, прислушиваясь, приложил ухо к земле.
– Слушай, господин, слушай, – шепнул он, – кругом начинается движение.
Мимо пещеры, ломая ветки, пробежал старый олень; за ним следом несколько молодых.
– Они здесь, – проговорил Наразинга, – охота начинается.
Не говоря ни слова, капитан толкнул своего слугу в пещеру, вошел за ним, осторожно задвинул обросший мхом обломок скалы и поспешил к Маргарите.
– Нам грозит большая опасность, дорогая моя! – сказал он. – Соберись с духом и надейся на Бога. Он один может нас спасти.
Маргарита вскочила. Близость опасности, с таким страхом ожидаемой, вернула ей всю силу воли.
– Я буду молить о помощи Его, Всесильного Творца Вселенной! – воскликнула она. – Когда они придут, во мне не будет страха, дорогой мой. Всему свету я скажу, что я твоя и вечно буду твоей!
Она упала на колени, подняла вверх руки, и глаза ее, полные доверия, обратились к небу с молитвой. Капитан стоял рядом с ней, и его могучая фигура дрожала от сдержанного волнения. Он также сложил руки, но плотно сжатые губы не произносили ни слова, его сердце не ощущало твердой веры в Божью помощь. Наразинга лежал, распростертый на земле. Он скрестил руки на груди и дрожащими губами шептал браминские молитвы.
Под предводительством старшего шикария Гастингс дошел с Марианной до цепи ласкариев, хладнокровно и спокойно приказал начать охоту и вошел в круг загонщиков, окружавших и охранявших эту местность.
Цепь медленно стала стягиваться. Неро стремился вперед и старался освободиться от цепи, на которой хозяин его удерживал. Гастингс строго крикнул на него, и, слегка ворча, собака послушно легла у его ног.
– Останься здесь, – приказал Гастингс идущему за ним шикарию, – и скажи загонщикам остановиться, я хочу поохотиться в кустах.
Приказ губернатора несколько удивил шикария, круг загонщиков еще очень широк, и охота в кустах представлялась трудной и утомительной, но он затрубил в рог, и моментально шум трещоток умолк.
– Пойдем! – позвал Гастингс Марианну.
