Текст книги "Путешественник"

Автор книги: Грег Вайсман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Все трое отрицательно покачали головами. Грейдон взглянул на Арама. Тот сглотнул и сказал:

– Я просто думал, что он… ну, понимаешь, что он просто вечно всем недовольный старикан.

– Таким он и был, – подтвердил Однобог. – Но он был таким же и четыре года назад. Клянусь Хранительницей Жизни и ставлю что угодно – он был таким с самого рождения.

– Можно ли узнать, – задумчиво спросила Макаса, – был ли с ним заключен стандартный контракт на пять лет?

– Да, Макаса, – ответил капитан. – Как у всей команды, кроме тебя с Арамом.

До этого Арам и не знал, что у команды есть какие-то контракты. Эта сторона дела никогда не приходила ему на ум. Теперь ему стало интересно, отчего у Макасы нет контракта, если у всех есть, но спрашивать об этом было не время.

– Значит, всего через год он получил бы полную долю от нашей прибыли за пять лет? – уточнила Макаса.

– Через одиннадцать месяцев, если точнее. Отчего же он рискнул такими деньгами?

– Может, ему пообещали заплатить больше, как только пираты разделят добычу, – сказал Однобог.

– Так этот Шепчущий – пират? – спросил Арам.

– Кроме всего прочего, – ответил Однобог.

Грейдон с Макасой не сказали ни слова, хотя они-то, в отличие от Однобога, видели Шепчущего своими глазами. Но сейчас все присутствующие понимали, что Шепчущий, вероятнее всего, один из Отрекшихся – мертвец, поднятый из могилы силой темнейшей из магий.

Арам попытался представить себе, что может понадобиться от них пирату из нежити, и с сомнением спросил:

– И ему нужен этот корабль?

Все четверо воззрились на него. На лице каждого по-своему отразилась обида и возмущение.

– Не обижайтесь, – продолжал Арам. – Я понимаю, в чем ценность нашего груза. Но загляните в трюм! Разве все это не разочарует пирата? И разве Кобб ему об этом не сказал?

Все вновь надолго замолчали, обдумывая эту мысль. Грейдон еще раз взглянул на компас.

Тогда Арам закусил губу и спросил отца:

– А что, если я просто все неправильно понял? То есть, я видел то, что видел. Но вдруг Старина Кобб отошел в лес, чтобы… не знаю… просто опорожнить мочевой пузырь? А с твоего стола – просто убирал грязную посуду?

– А серебряная монета?

– Получил карточный долг.

– А по какой причине не явился на борт?

– Э-э… Перепил, уснул где-нибудь в канаве…

Грейдон покачал головой.

– Я был бы рад думать о нем лучше, даже если бы сам при том оказался подлецом, бросившим его в Живодерне. Мне очень не хочется думать, что кто-либо из наших может оказаться предателем. Говоря откровенно, если бы мне удалось убедить себя в том, что Шепчущий захватил его силой, на душе у меня стало бы спокойнее, как бы ужасно это ни звучало. Но иного объяснения, кроме предательства, мне в голову не приходит.

Однобог с Макасой согласно кивнули. Джо скрестил руки на груди.

Вновь наступила тишина.

Грейдон нарушил молчание, ударив по столу кулаком:

– Зачем ему понадобилось раскрывать карты раньше времени?

В конце концов, капитан Торн отпустил своих офицеров, но попросил Арама остаться.

Развернув карту, Грейдон прижал к столу ее края наполненной игральными костями оловянной кружкой и резным деревянным драконом, будто пресс-папье. Взявшись за карандаш, он принялся прокладывать новый курс. Придвинувшись ближе, Арам с удивлением отметил, что отец работает не с картой Калимдора, а с другой, на которой был изображен весь Азерот.

– Арамар, что для тебя такое «дом»? – спросил Грейдон, не отрываясь от работы.

Арам помедлил с ответом – чувствовалось, что вопрос отца непрост.

– Э-э… Приозерье.

– Нет, я не о том. Почему ты считаешь домом Приозерье?

– Ну… Там моя мать. Брат с сестрой. Чумаз – то есть, наш пес. И…

В первый раз Арам запнулся перед тем, как произнести это имя в присутствии отца. Но Грейдон закончил за него:

– И Глэйд. Твой отчим.

– Ну… да.

– И это хорошо. Это правильно. Если даже ты не вынесешь из нашего путешествия больше ничего, запомни хотя бы это.

– Я… Я не понимаю.

– Известно ли тебе, что Сейя родом не из Приозерья?

– Известно ли… Ну, да. Она родилась в Златоземье.

– Да. Родилась в Златоземье, росла в поселке лесорубов в Восточной Долине, а потом, вместе со своей матерью, перебралась на побережье. Мы встретились и познакомились в Штормградском порту и только после свадьбы решили устроить себе дом в Приозерье. До этого я никогда не бывал там, а она – всего несколько раз ребенком ездила туда на рынок. Ни для меня, ни для нее Приозерье не было домом, однако стало им.

– Ну и хорошо, – шутливо, точно болтающему о пустяках ребенку, сказал Арам, совершенно не представляя себе, к чему клонит отец.

– Пойми главное, – продолжал Грейдон, впервые оторвав взгляд от карты. – Дом – это не просто место, где живешь. В первую очередь это – люди, с которыми ты связал свою жизнь. Это семья. Только так, и никак иначе. А семьи бывают разными…

Внезапно Арам понял смысл этого разговора. Внезапно ему стало ясно, что Грейдон наконец-то решил рассказать о своих «причинах».

– Этот корабль – тоже семья, – сказал Арам. – Это я вижу. Контракты – контрактами, но это – твоя семья.

– Да, одна из моих семей. У любого человека, Арам, может быть много семей. Даже у такого, как Робб Глэйд, никогда в жизни не отъезжавшего от границ Приозерья дальше пяти миль, в жизни есть, по меньшей мере, две семьи. Первая – это родители, с которыми он жил в детстве, а вторая – семья взрослого мужчины: жена, дети и… И ты. О, и еще ваш пес.

Арама передернуло. Отделять Арама от сводных брата и сестры, как будто такой достойный и простой человек, как Робб, не относился ко всем троим своим детям одинаково, было не слишком благородно со стороны отца. Как будто Робб не обращался с Арамом, как с собственным сыном! (А если откровенно, Грейдон и вовсе намекнул, будто Робб ставил Арама наравне с Чумазом!) Но возражать было не время, и потому Арам просто сменил тему, чтобы поскорее добраться до самой сути того, чему Грейдон собирался научить его – ведь отец постоянно старался научить его чему-нибудь новому.

– Вот почему предательство Кобба так обидно, – сказал он. – Он – не просто кок, предавший своего капитана. Он предал свою семью.

– Да. Что касается нашей команды, так оно и есть. Возможно, это и глупо, но я воспринимаю все это именно так. Сердцем…

С этими словами отец ударил себя в грудь, будто приветствуя кентавра, и этот жест немедленно обрел смысл. Арам почувствовал, что понимает, откуда пошло это приветствие. Новое знание привело его в восторг, и ему тут же захотелось поделиться своим открытием с отцом. Но Грейдон снова склонился к карте Азерота, и Арам увидел, что карандаш в его руке выводит длинную кривую, начинавшуюся от юго-восточного берега Калимдора, огибавшую Пандарию сверху, тянувшуюся к южной оконечности Восточных королевств и далее…

Внезапно Араму сделалось ясно: Грейдон прокладывает курс к дому! Он был поражен.

– Ты повезешь меня домой?

Грейдон не отвечал.

– Ты собираешься отвезти меня домой, в Приозерье.

На этот раз сказанное уже не было вопросом. Однако Грейдон по-прежнему молчал и даже не взглянул на сына.

– Почему? – спросил Арам. – То есть, почему именно сейчас? Из-за Кобба? Из-за Шепчущего?

Наконец Грейдон ответил, но голос его звучал тихо – точно так же, как шепот упомянутого Шепчущего:

– Пожалуй… Пожалуй, я сделал ошибку, взяв тебя в это плавание.

В любой другой день за все шесть месяцев, проведенных на борту «Волнохода», Арам согласился бы с этим. Но сейчас слова отца ранили его в самое сердце.

– Послушай, я понимаю, что должен был рассказать про Кобба раньше…

– Дело не в этом.

– Тогда в чем?

– Ты еще не готов. И времени было мало. И, может, его никогда не будет достаточно.

– Что все это значит?

– Лучше тебе не знать.

Арама буквально отбросило назад, будто Грейдон дал ему пощечину или ударил под дых. Грейдон поднял глаза. Их взгляды встретились.

– Почему ты ушел от нас? – спросил Арам.

Грейдон молча смотрел на него – глупо, растерянно раскрыв рот. Ярость и возмущение нахлынули с новой силой, и Арам подумал, что отец выглядит, точно злополучная беспомощная рыба, вынутая из воды. Взгляд Грейдона затуманился, и он снова сказал:

– Лучше тебе не знать…

– Нет. Ты обещал. Ты дал слово!

– Обстоятельства изменились.

– Нет! Держи свое слово, отец. Объясни, почему ты бросил жену и сына.

– Не могу.

– Объясни!

– Не стану.

Чувствуя, как закипает в жилах кровь, Арам подавил жгучее желание схватить оловянную кружку и ударить ею Грейдона. Вместо этого он, спотыкаясь, шагнул к двери, рывком распахнул ее и изо всех сил хлопнул ею при выходе из каюты. Удар эхом разнесся по кораблю.

Неверными шагами он подошел к борту, пройдя мимо Макасы, Однобога, Тома и Дуань Фэнь, но даже не заметив их.

Вытащив из кармана блокнот, Арам принялся лихорадочно листать его, пока не нашел портрет отца, вырвал рисунок, скомкал его и бросил за борт, в темную воду.

– Как вам вот эта магия? – прошептал он.

Глава восьмая

Черный корабль

Восход солнца удрученный Арамар Торн встретил на палубе. В кои-то веки – не потому, что был выдернут из постели рукой Макасы, и, уж конечно же, не потому, что научился, наконец, просыпаться самостоятельно. Нет, Арам был на ногах оттого, что, можно сказать, и не ложился. Как он ни старался, уснуть не удалось ни на минуту, и с первыми лучами солнца он сдался, встал и отправился наверх. Поутру было зябко, и он надел серый свитер объемной вязки, связанный для него матерью полтора года назад – да, ровно за год до того, как в их жизни вновь появился Грейдон Торн, в тот самый день, о котором Арам сейчас жалел сильнее, чем когда-либо прежде.

Молчун Джо и ночная вахта, удвоенная Грейдоном сразу после того, как корабль покинул Живодерню, уже расходились по койкам, а остальные понемногу поднимались и принимались за дело. Ночью капитан Торн приказал лечь на новый курс, и теперь «Волноход» шел на юго-восток, но все еще находился так далеко от берегов, что земли было не разглядеть. На севере по небу плыли низкие черные тучи, с юга над горизонтом висели низкие серые облака. Солнце то показывалось, то исчезало вновь.

Прислонившись спиной к лееру, Арам устремил взгляд в перекрестье брусьев, скреплявших дверь в каюту отца. Однако вскоре его отвлекла Дуань Фэнь, ловко взлетевшая по вантам на грот-мачту и забравшаяся в «воронье гнездо». На ней, как обычно, были шелковые туфли и шелковая шляпа, под которую она прятала длинные, шелковистые, черные, точно вороново крыло волосы – однажды Арам видел, как она мыла их в бочке с дождевой водой. В свои пятнадцать она была самой младшей на судне после двенадцатилетнего Арама и десятилетнего Кильвателя Уотта, помощника кока, только что получившего повышение благодаря бегству своего начальника.

Кили уже орудовал на камбузе, и до ушей Арама доносились его проклятия в адрес Старины Кобба. Возможно, кок из мальчишки получился неважный – подгоревшую овсянку Арам учуял еще до того, как тот выскочил на палубу и вывалил загубленное блюдо за борт. Но, подавая Джонаса Кобба под соусом из целого ряда определений, способных оставить неизгладимый след даже в самых закаленных ушах и сердцах, Кили показал себя подлинным гением.

Том Фрейкс встал к штурвалу. Остальные тоже разошлись по местам. При виде вышедшей из офицерской каюты и направившейся в матросский кубрик Флинтвилл – заранее разъяренной, хрустевшей суставами пальцев в предвкушении стычки, которой на этот раз не суждено было состояться, Арам развеселился. Он сосчитал дважды до двадцати и еще до шести. Только после этого Макаса вновь возникла на палубе – в полном недоумении, судя по выражению лица. Оглядев палубу, она, наконец, заметила Арама, стоявшего у леера, и на лице ее отразилось такое замешательство, что он едва не расхохотался вслух.

Тем временем из офицерской каюты вышел и Однобог – без рубашки, босой, заспанный. Остановившись перед бочонком с дождевой водой, он снял с него крышку, оперся ладонями о край, отжался на руках, наклонился, окунулся в бочку едва не по брюхо, густо поросшее рыжими волосами, и вынырнул только секунд через десять. Встряхнувшись, он нетвердым шагом вернулся в каюту.

Но не прошло и пяти минут, как дворф снова вышел на палубу, улыбаясь, хохоча и от души хлопая по спине каждого, оказавшегося в пределах не такого уж широкого размаха его рук. Казалось, веселье первого помощника заразило всю команду – на палубе оживились, заговорили и даже запели, стряхивая остатки сна. Вскоре все дружно распевали любимую моряцкую песню Однобога.

Может ли утонуть добрый малый, не покидая судна?

А как же, язви меня в брюхо, ей-ей!

Тут нет никакого чуда!

Чтоб утонуть, моряку ни к чему вся глубина морская,

Были бы только эля бочонок да голова дурная!

Может ли боевой топор юнге снести башку?

А как же, язви меня в печень, ей-ей!

Тут и конец пареньку!

Но дело-то не в одном топоре: вернулся бы парень домой,

Коль не помог бы бочонок эля у юнги под головой!

Может ли кракен толстого кока в соленой воде утопить?

А как же, язви меня в спину, ей-ей!

Только бы смог ухватить!

Однако и кракен тушу такую на дно б утащить не сумел,

Выплыл бы кок, если бы только от эля не отяжелел!

Может ли палица лоб проломить бедному моряку?

А как же, язви меня в глотку, ей-ей! В драке держись начеку!

Что против палицы череп? Удар – и тут же треснет, увы!

Но много опаснее эля бочонок для слабой дурной головы!

Может ли пандаренская джонка поджечь быстроходный фрегат?

А как же, язви меня в ребра, ей-ей! Если успеет догнать!

Да, «Пламенное дыхание», скажу я вам, горячо,

Но если в брюхе бочонок эля, пожары нам нипочем!

Может ли ворген-матрос разорвать помощника с капитаном?

А как же, язви меня в темя, ей-ей! Клыки у него – без обмана!

Но не судьба офицерам пасть от когтя и клыка:

Довольно эля выпито, чтоб и воргену дать пинка!

Может ли смерть отыскать мореход на острие клинка?

А как же, язви меня в сердце, ей-ей! Нож бьет наверняка!

Но не в поножовщине самая суть и не в ином озорстве:

Губит не нож, а эля бочонок, да клятая дурь в голове!

Может ли палубный матрос сгинуть в пасти у тролля?

А как же, язви меня в душу, ей-ей! Такая уж выпала доля.

Тут о матросе и кончилась сказка, а началась на том,

Что тролль с матросом бочонок эля выхлебали вдвоем!

Может ли старый капитан до смерти в море плутать?

А как же, язви меня в пятку, ей-ей! И не трудитесь искать!

И все карты в мире его не спасут – туда не ступал человек,

Куда завести может эля бочонок и хмель в дурной голове!

Несмотря на всю свою злость, Арам улыбнулся, и улыбался, пока на его плечо не легла чья-то рука. Обернувшись, он встретился взглядом с Грейдоном Торном. Взгляд отца был печален. Улыбка Арама тут же окаменела, а затем и вовсе исчезла – что, конечно же, не укрылось от измученного заботами отца.

Однако Грейдон решил не унывать и негромко сказал:

– Мы вполне можем провести оставшееся время с пользой. Сходи, возьми свою абордажную саблю.

Но Арам стряхнул с плеча руку отца.

– Нет, – сказал он. – С меня довольно. От такого, как ты, я уже узнал все, что хотел.

Сын Грейдона не стал делать из разговора секрет. Наоборот, он говорил так громко, что слышно было всем. Макаса обожгла его яростным взглядом. Остальные отвернулись. Даже Однобог перестал ухмыляться.

Грейдон нахмурил лоб.

– Мальчик, – сказал он так же громко, как Арам, – я – твой капитан и твой отец…

Но Арам перебил его – еще громче:

– Может, ты и мой капитан, но ты мне не отец! Мой отец – Робб Глэйд! И знаешь, почему? Потому что он был с нами!

С этими словами Арам развернулся на каблуках и отправился на корму. Онемевший от изумления Грейдон смог лишь проводить его беспомощным взглядом.

– Капитан, этому мальчишке не помешает хорошая порка, – негромко прорычала на ухо Грейдону подошедшая Макаса.

Но Грейдон печально покачал головой.

– За что? За то, что он прав? Нет. Если тут кто и заслуживает порки, то не он.

Стоя на корме, Арам хмуро смотрел в морскую даль. Вдруг на горизонте мелькнуло нечто – совсем маленькое, всего лишь темная точка, возникшая среди черных туч и тут же скрывшаяся из виду. Но в следующий миг из шторма за кормой показался черный, как смоль, корабль, крохотный издали, но вполне различимый.

– Смотрите, корабль! – крикнул Арам.

Все взгляды устремились за корму, включая и взгляд Дуань Фэнь, несшей вахту в «вороньем гнезде». И Дуань Фэнь тут же подтвердила открытие Арама:

– Корабль! Капитан, корабль сзади по курсу!

Через несколько секунд Грейдон, Однобог и Макаса присоединились к Араму на корме, глядя в указанном им направлении. Вначале Грейдон Торн не смог разглядеть ничего. Но первый помощник подал капитану подзорную трубу. Грейдон взглянул в окуляр.

– Эсминец, – сказал он. – Эльфийский эсминец.

– Удирает от шторма? – спросил Однобог.

– А, может, гонится за нами? – возразила Макаса.

– Сидит неглубоко, – заметил Грейдон, продолжая изучать идущее следом судно в подзорную трубу. – Трюмы пусты.

– Трюмы держат пустыми, когда замышляют наполнить их чужими товарами, – с обычным для нее оптимизмом сказала Макаса.

Араму отчаянно хотелось никогда больше не разговаривать с отцом, и все же он не смог удержаться от вопроса:

– Значит, ты думаешь, это – корабль Шепчущего?

– Похоже, довольно скоро мы это узнаем, – сказал Однобог. – Он приближается. Не тот это корабль, который нам по силам обогнать.

– Не тот, – согласился Грейдон. – Но, если нам хватит хитрости и удачи, уйти от него мы сможем.

Резко развернувшись, он принялся отдавать приказы. Тут же был поднят и наполнился ветром еще один парус. Команда взялась за фалы и шкоты. Каждый на борту знал свое место и делал свое дело с такой восхитительной точностью, быстротой и слаженностью, будто каждый матрос был еще одной рукой самого капитана. Однобог, Макаса и Молчун Джо, поднятый с постели вместе со всей ночной вахтой, успевали всюду – карабкались на ванты, стрелой мчались по палубе, ныряли в трюм, руководя командой каждый в своей манере: Однобог сыпал шутками, Макаса угрожающе рычала, а Джон просто за какой-то час произнес больше слов, чем за все предыдущее плавание. Наименее ценный груз капитан приказал выбросить за борт, чтобы облегчить судно. В этом принял участие и Арам. Глядя, как исчезают в волнах паллеты песчаника, бочки мускусного масла и ящики железных цепей, он невольно задумался. Какие сокровища смог разглядеть во всем этом отец? На что и где мог бы обменять? Тем временем Грейдон отдал новый приказ, и Фрейкс круто повернул штурвал, уводя «Волноход» с прежнего курса, чтобы набрать больше ветра. Корабль понесся по волнам с поразительной быстротой. Обшивка его была крепка, команда – опытна, офицеры – надежны, а капитан – хитер…

Но вот удача им не сопутствовала.

– Нагоняют, капитан! – крикнула Дуань Фэнь из «вороньего гнезда».

Подзорная труба Грейдона Торна подтвердила ее правоту. Черный, как смоль, корабль тоже сменил курс и приближался. Арамар Торн, Дурган Однобог, Макаса Флинтвилл и снова умолкший Молчун Джо Баркер подошли к капитану.

– Сколько продержимся? – спросила Макаса.

Грейдон взглянул на свой компас, будто надеясь, что он покажет ответ, и поднял взгляд к солнцу, выглянувшему из-за туч. Арам, не отрываясь, следил за лицом отца, пока тот что-то подсчитывал в уме.

– До вечера, – наконец сказал Грейдон. – Часа через два после заката они на нас и навалятся.

– Ну уж нет, капитан, – возразил Однобог. – Это не они, это мы на этих пиратов навалимся часа через два после заката!

Макаса мрачно ухмыльнулась – а может, радостно оскалилась – и согласно кивнула.

Джо не сказал ничего и даже не изменился в лице.

Грейдон взглянул на Арама.

– Ну что ж, теперь ты сходишь за саблей?

Глава девятая

Тягостная обреченность

Черный, как смоль, корабль гнался за «Волноходом» весь день и с каждым часом приближался.

Капитан Торн больше не пытался маневрировать. Вместо этого он и его офицеры позаботились о том, чтобы вся команда, вплоть до троицы самых младших – Арама, Дуань Фэнь и Кили – была как следует вооружена и готова к казавшемуся неизбежным бою. Макаса расхаживала по палубе со щитом на спине, железной цепью через плечо, абордажной саблей на боку и гарпуном в руке. Да, для Арама она была вовсе не самым любимым из членов команды, но он не мог не признать, что ее присутствие придает уверенности всем и каждому, включая и его самого.

Честно говоря, нервы Арама были напряжены, однако он не был слишком уж напуган. Макаса, Однобог, Молчун Джо, Мэри Браун, Ансельм Тис, отец… Всех их за шесть месяцев плавания ему доводилось видеть в бою (большей частью – в драке в тавернах), и он был склонен согласиться с Однобогом: пираты с эльфийского эсминца выбрали для нападения не тот корабль и не ту команду.

Но тут он вспомнил о Шепчущем, и его пробрала дрожь.

И все же больше всего он боялся другого – оплошать в бою, оказаться обузой, осрамиться, если его потребуется выручать. Стоя на корме и следя за черным, как смоль, кораблем, пока дневной свет не померк и преследователь не скрылся из виду во тьме безлунной ночи, Арам держал руку на рукояти абордажной сабли и от всей души жалел, что не слишком прилежно учился обращению с оружием.

Перейдя с борта на борт, он услышал крик Дуань Фэнь:

– Капитан, я их больше не вижу!

– Увидишь, когда подойдут вплотную! – громко крикнул в ответ Грейдон Торн. – Смотри внимательно, не зевай!

– Есть, капитан!

– Погасить все огни! Чтоб ни единой свечки! Всем – рот на замок! Не стоит облегчать жизнь этим разбойникам!

– Есть, капитан! – раздался в ответ хор голосов, и вскоре на судне стало темно и тихо.

– Как думаешь, капитан, долго еще? – прошептал Том.

– Два часа. Даже чуть меньше.

Услышав это, Арам решил провести оставшееся время с толком.

Он удалился в почти опустевший трюм – тихо и осторожно сошел вниз по трапу и снял с пояса саблю, чтобы попрактиковаться. Получилась целая пантомима. Арам представлял себе врагов и отражал их атаки. Парировал и нападал, парировал и нападал… Если бы на месте затхлого воздуха трюма оказался Шепчущий – да, тут-то этот негодяй и прошептал бы свои последние слова на этой земле.

Арам продолжал рубить и колоть, но никак не мог поверить, что все его усилия хоть чего-то стоят. Все это было детской забавой, боем с тенью, игрой. Наконец он остановился, и сабля бессильно повисла в его руке. Быть может, стоит забыть о гордости и попросить отца дать ему напоследок еще один урок, пока не поздно? Но нет, Арам прекрасно понимал, что у отца есть дела поважнее, а остальным сейчас совсем не стоит видеть, как жалки и ничтожны навыки «Грейдонова сына». Это зрелище вряд ли могло бы придать им уверенности, и Арам был достаточно смышлен, чтобы понять: в такой момент все, что может подорвать уверенность в себе, может погубить всех.

– Тут нет моей вины, – сказал он вслух, в никуда.

В самом деле – он не просился сюда, на этот корабль, и не стремился к подобным приключениям. Все остальные, до единого человека, сделали свой выбор сами. Грейдон Торн мог быть кем угодно, но вовсе не был рабовладельцем. Он никого ни к чему не принуждал. Вся команда завербовалась к нему по доброй воле и подписала контракты, зная, на что идет. Только у Арама выбора не было. И если сейчас он станет для всех обузой, то виноват в этом будет не он, а Грейдон.

Но это ничего не меняло. Ему все равно не хотелось выглядеть растяпой и неумехой. А уж умирать на этом корабле – тем более.

Он сел – практически рухнул – на ящик и начал постукивать в пол острием абордажной сабли, но тут же прекратил это занятие, сообразив, что понапрасну тупить клинок сейчас совершенно ни к чему.

Вместо этого он вспомнил некоторые из проклятий Кили и начал было ругать отца. Но ругательства отдавались в ушах пустым звуком, а рот словно запорошило пылью. В кармане до сих пор лежала половина полоски вяленого мяса. Арам оторвал от нее кусочек и принялся жевать. «Два часа. Даже чуть меньше», – сказал Грейдон. Арам мог бы поспорить, что на это время полного рта вяленого мяса хватит.

Жуя, он откинулся назад и прислонил голову к обшивке. Здесь, в темном трюме, ниже ватерлинии, он мог чувствовать каждое колебание судна в самом его начале. Арам тяжко вздохнул, закрыл глаза и продолжал жевать.

– Только спокойствие, – прошептал он самому себе. – Когда начнется, смотри в оба и не теряй разума.

Грейдон не раз говорил нечто подобное, и Арам напомнил себе, что этот совет не становится хуже только оттого, что получен от отца. В конце концов, отец был умелым воином. Может, не слишком хорошим отцом, но воином – умелым. Араму вспомнился бой с предводительницей гноллов. Вспомнил, как Грейдон отразил ее удар. Вспомнил саму Клекоть. Почувствовал, как качнулся корабль. Вспомнил, как Клекоть склонилась над его блокнотом. Почувствовал, как качнулся корабль…

Она говорила, что он должен закончить портрет отца. Арам поднял взгляд, чтобы взглянуть ей в лицо. Но это была не Клекоть, это была его мать, Сейя Нордбрук-Торн-Глэйд.

– Закончи рисунок, Арам, – сказала она. – Отец – оба отца и я – считаем, что это необходимо. Закончи рисунок.

– Я закончил, – ответил Арам.

Но эта полуправда комом застряла в горле…

– Тогда покажи, – сказала она.

Теперь это была Дуань Фэнь.

– Я… Я не могу.

– Почему? – разочарованно спросила малышка Селия.

Арам промолчал. Ему стало стыдно.

– Ты вырвал его, не так ли? – сказала Макаса. – Вырвал из блокнота и швырнул за борт.

– Я просто очень разозлился. Я не хотел…

Арам закашлялся.

– Злой магия, – сказала Клекоть.

Поперхнувшись волокнами полуразжеванного мяса, Арам закашлялся и проснулся. Еще раз кашлянув, он вытолкнул ком мяса из горла и выплюнул его на пол. Он просто поверить не мог, что уснул! Вот-вот начнется бой, а он уснул!

И только тогда он услышал – только тогда понял, что происходит. Сверху, с палубы, доносились крики. Лязг клинков. И свет, свет! Несмотря на приказ Грейдона, наверху горели факелы – или что-то еще!

Значит, бой не «вот-вот начнется». Бой уже начался.

Глава десятая

Последняя улыбка

Нужно отдать мальчику должное: он вполне мог бы прятаться в трюме и дальше. Но Арамар выскочил наверх как раз вовремя, чтобы оказаться свидетелем смерти Кассиуса Микса. Огромное – самое меньшее, двух с половиной метров ростом – создание с палицей вместо правой руки прикончило Микса одним ударом. Тело матроса рухнуло к ногам Арама. Арам потрясенно уставился вначале на бедного Кассиуса, затем – на его противника. Он сразу пронял, что перед ним огр, хотя никогда прежде не видел огров: массивный, мускулистый, с огромными круглыми ушами, кирпичного цвета кожей, двумя нижними клыками, выпирающими из пасти, будто бивни, и рогом, торчащим посреди лба. Сделай огр лишь один шаг вправо – и перед ним оказался бы Арам, но вместо этого он шагнул налево и ударил рукой-палицей Дезамира Феррара. Тот едва успел увернуться.

«Смотри в оба и не теряй разума…»

Оба глаза Арама были открыты во всю ширь, но вот разум словно оставил его, удрав подальше в поисках более безопасных мест. Попятившись назад, прочь от распахнутых мертвых глаз и застывшей улыбки Микса, он обвел взглядом палубу и увидел Однобога. Тот, с абордажной саблей в одной руке и ломиком в другой, врезался в строй людей с пиратского корабля, атаковавших «Волноход». Впрочем, среди пиратов были не только люди. Женщина-тролль под два метра ростом, с длинными волосами, длинными острыми ушами, золотисто-оранжевой кожей и короткими бивнями, облаченная в странный переливающийся доспех, подняла парные арбалеты, и вогнала по болту из каждого в Тома Фрейкса. Тома отбросило назад, прямо в приоткрытую дверь офицерской каюты. Под его тяжестью дверь подалась, распахнулась, Том упал внутрь и скрылся из виду, будто решил сбежать из боя и немного вздремнуть в своей офицерской койке.

При виде его «бегства» Арама пробрало холодом до самых костей. Но долго раздумывать над одним-единственным кровавым зрелищем времени не было. Такие же кровавые сцены окружали Арама со всех сторон, но не все они были так безнадежны. Мэри Браун проткнула одного из налетчиков саблей. Братья О’Доногалы – тоже. Гном Пальфитиль крутанул двумя топорами на коротких рукоятях и достал одного из пиратов. Пронзительно завизжав, пират согнулся пополам, и второй удар гнома оборвал его визг.

Тут взялся за дело и Молчун Джо. Арамар и раньше знал, что Джо – ворген, но знать – это совсем не то, что увидеть своими глазами. А тут третий помощник капитана «Волнохода» изменил облик прямо на его глазах! Тело его покрылось шерстью и прибавило в весе и росте, лицо вытянулось и сделалось хищной клыкастой мордой, и Джо превратился в устрашающую волкоподобную тварь, тут же пустившую в ход клыки и когти.

Второй помощник капитана «Волнохода» оказалась не менее грозной силой. Макаса наотмашь рубанула перед собой абордажной саблей, метнула гарпун, пригвоздив врага к фок-мачте так, что тот тут же обвис и застыл неподвижно, освободившейся рукой сорвала с плеча железную цепь и хлестнула ею еще двоих нападавших. Четвертый пират бросился на нее слева. Арам хотел было закричать и предупредить ее, но – как всегда в решительный момент – не смог издать ни звука. Тем временем Макаса повернулась, подставив врагу спину. Парализованный ужасом, Арам следил, как меч негодяя падает на нее сзади, но Макаса резко вскинула плечи и пригнула голову, отразив удар пристегнутым к спине щитом. Ее цепь взвилась в воздух, описав полукруг, хлестнула изумленного противника прямо поперек лица, и он упал.

Макаса заткнула абордажную саблю за пояс, освобождая вторую руку, сделала два шага вперед, вырвала гарпун из пригвожденного к фок-мачте мертвого тела, и взмахнула оружием, целя в нового врага.

Тут взгляд Арама отыскал отца. Грейдон Торн бился на полубаке, одолевая всех и каждого, пытавшегося подступить к нему. С абордажной саблей капитан «Волнохода» управлялся мастерски, и, казалось, был почти так же силен, как ворген-Джо. Никто из пиратов не мог устоять перед ним. Однажды Арам видел, как отец вышел победителем из драки в таверне, но та драка в сравнении с сегодняшним боем была просто детской забавой. Грейдон Торн был несокрушим, и внезапно Арам осознал, насколько же отец сдерживал руку во время их упражнений. Сейчас мальчик невольно восхищался – и даже гордился отцом. Нет, их взгляды не встретились, однако мощь Грейдона каким-то образом придала сил и Араму. Внезапно рука мальчика, словно по собственной воле, подняла саблю, разум – более или менее – вернулся на место, и Арамар устремился вперед, на врага.

Более неподходящего момента для этого нельзя было и вообразить.

На палубу «Волнохода» с черного, как смоль, корабля, сцепленного с ним борт к борту, хлынула новая волна пиратов. Их натиск успешно сдерживали два могучих дуба – корабельный плотник Ансельм Тис и кузнец Мордис Туя. Но вдруг Тис смолк и качнулся назад – в горло ему вонзился кинжал из черного сланца. На палубу «Волнохода» шагнул Шепчущий – в наплечниках с костяными шипами поверх знакомого черного плаща. Прежде, чем плотник успел упасть, он выдернул кинжал из его горла. Туя развернулся к нему, взмахнул молотом и нанес сокрушительный удар, начисто снесший Шепчущему левую руку. Но тот не потерял ни капли крови! Не обращая внимания на свою рану, пират лишил кузнеца жизни одним изящным ударом черного палаша в уцелевшей руке. Убрав палаш в ножны, Шепчущий хладнокровно поднял с палубы свою отсеченную руку с зажатым в пальцах сланцевым кинжалом, приставил ее на место, к плечу, и повернулся к подбежавшему Арамару Торну.