Текст книги " Американская империя. С 1492 года до наших дней"

Автор книги: Говард Зинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 62 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Дж. Харлан сражался с более мощной силой, чем логика или справедливость: настроения Верховного суда отражали интересы новой коалиции промышленников Севера и бизнесменов-плантаторов Юга. Кульминацией этих настроений стало решение по делу «Плесси против Фергюсона», принятое в 1896 г. и устанавливавшее, что на железных дорогах возможна сегрегация белых и негров, в случае если предоставляемые им условия одинаковы: «Целью Поправки, было, без сомнения, обеспечение абсолютного равенства двух рас перед лицом закона, но на самом деле она и не могла быть направлена на то, чтобы отменить различия по цвету кожи или на то, чтобы обеспечить социальное, в отличие от политического, равенство, либо на то, чтобы объединить две расы на неприемлемых для них условиях». Харлан опять был не согласен: «Наша Конституция слепа к цвету кожи».

То, что происходило, было абсолютно ясно и нашло наглядное подтверждение в 1877 г. В начале года президентские выборы, прошедшие в ноябре 1876 г., вызывали ожесточенную дискуссию. Кандидат от демократов Сэмюэл Тилден набрал 184 голоса выборщиков, и для победы ему был необходим еще один: у него оказалось на 250 тыс. больше голосов избирателей. Кандидат от республиканцев Разерфорд Хейс получил 166 голосов выборщиков. В трех штатах, обладавших 19 голосами выборщиков, подсчет еще не был произведен, и если бы Хейс получил их все, то набрал бы в сумме 185 голосов и стал бы президентом. Эту проблему и ухитрились решить руководители его избирательной кампании. Они пошли на уступки Демократической партии и белому населению Юга, включая соглашение о выводе из региона подразделений Армии Союза, которые являлись последним препятствием на пути восстановления прежнего господства белых.

Политические и экономические интересы Севера требовали наличия могущественных союзников и стабильности в преддверии национального кризиса. С 1873 г. страна находилась в состоянии экономической депрессии, и к 1877 г. начались фермерские и рабочие волнения. Как пишет К. Ванн Вудворд в своем исследовании «Воссоединение и реакция», посвященном Компромиссу 1877 г.[99]99
  Компромиссом 1877 г. называют достигнутую специальной комиссией Конгресса США договоренность об урегулировании спора о результатах президентских выборов 1876 г., возникшего между кандидатами – республиканцем Хейсом и демократом Тилденом. В итоге президентом страны стал Р. Хейс, в обмен на обещание демократам прекратить Реконструкцию на Юге.


[Закрыть]:

«Это был год экономической депрессии – наихудший год самой глубокой на тот момент истории депрессии. На Востоке страны рабочие и безработные пребывали в ожесточении и ярости… С Запада поднималась волна аграрного радикализма… И с Востока, и с Запада звучали угрозы в адрес тщательно разработанной системы протекционистских тарифов, национальных банков, субсидирования железных дорог и монетаристских мероприятий, которые являлись основами нового экономического порядка».

Это было время примирения элит Севера и Юга. К. Ванн Вудворд спрашивает: «…вынужден ли будет Юг объединиться с консерваторами-северянами и вместо угрозы стать опорой нового капиталистического порядка?»

Утратив миллиарды долларов вследствие освобожения рабов, старый Юг лишился богатства. Теперь южане надеялись на помощь федерального правительства в получении кредитов и субсидий, а также при подготовке проектов по предотвращению наводнений. В 1865 г. Соединенные Штаты потратили 103 294 501 долл. на общественные работы, из которых Юг получил лишь 9 469 363 долл. Например, в то время в штат Огайо было направлено более 1 млн. долл., соседнему Кентукки, расположенному на южном берегу реки Огайо, досталось лишь 25 тыс. долл. Если штат Мэн получил 3 млн. долл., то штат Миссисипи – всего 136 тыс. В то время как 83 млн. долл. было субсидировано на строительство железных дорог «Юнион Пасифик» и «Сентрал Пасифик», в результате чего проложили трансконтинентальную железную дорогу по северной части страны, никаких подобных средств Югу не выделялось. Таким образом, одна из надежд последнего возлагалась на федеральную помощь строительству Техасско-Тихоокеанской железной дороги.

К. Ванн Вудворд пишет: «С помощью ассигнований, субсидий, грантов и долговых обязательств, которыми Конгресс столь обильно поливал капиталистические предприятия на Севере, Юг тоже мог бы улучшить свое положение или по крайней мере увеличить состояние привилегированной элиты». Предполагалось, что существование этих привилегий будет опираться на поддержку белых фермеров, при участии которых сформируется новый альянс против чернокожих. Фермеры нуждались в железных дорогах, обустроенных гаванях, системе контроля за наводнениями и, разумеется, в земле. Однако они еще не знали, каким образом все это будет использовано с целью эксплуатации их самих.

Например, первым актом нового капиталистического сотрудничества Севера и Юга стала отмена южного гомстед-акта, согласно которому все федеральные земли, т. е. треть территории Алабамы, Арканзаса, Флориды, Луизианы и Миссисипи резервировалась за фермерами, которые должны были там поселиться. Это позволило отсутствовавшим на местах спекулянтам и торговцам древесиной скупить значительную часть этих земель.

Итак, сделка состоялась. Сенат и палата представителей Конгресса США создали соответствующий комитет, который должен был решить, кому отойдут голоса выборщиков. Приняли решение: голоса принадлежат Р. Хейсу и таким образом он становится президентом.

К. Ванн Вудворд подводит итог: «Компромисс 1877 г. не был направлен на реставрацию на Юге прежних порядков… Он обеспечивал господствующим белым политическую автономию и невмешательство в вопросы расовой политики и обещал долю благ нового экономического порядка. В свою очередь Юг становился по существу сателлитом доминирующего региона».

Важную роль нового капитализма в ниспровержении власти чернокожих в южных штатах после [Гражданской] войны подтверждает исследование Х. М. Бонда, посвященное Реконструкции в Алабаме и показывающее «борьбу между различными финансовыми группами» после 1868 г. Действительно, расизм являлся фактором, но «накопление капитала и концентрация контролирующих его людей находились вне зависимости от предрассудков, которые, вероятно, существуют. Без сантиментов и эмоций, те, кто рассчитывал на получение прибыли от эксплуатации природных ресурсов Алабамы, обратили человеческие предрассудки и отношения в свою пользу, и сделали это искусно, с крепкой деловой хваткой».

Это был век угля и энергетики, а на севере Алабамы имелось и то и другое. «Банкиры из Филадельфии и Нью-Йорка, а также из Лондона и Парижа знали об этом уже почти 20 лет. Единственным, чего им недоставало, был транспорт». И вследствие этого в середине 70-х гг. XIX в., как отмечает Х. М. Бонд, имена финансистов-северян начали появляться в справочных изданиях южных железнодорожных компаний. Дж. П. Морган к 1875 г. числился членом советов директоров нескольких железных дорог в Алабаме и Джорджии.

В 1886 г. главный редактор газеты «Атланта конститьюшн» Генри Грейди выступал на ужине в Нью-Йорке. В аудитории находились Дж. П. Морган, Г. М. Флэглер (компаньон Дж. Д. Рокфеллера), Рассел Сейдж и Чарлз Тиффани. Речь Г. Грейди называлась «Новый Юг», и основными ее тезисами были: пусть прошлое останется в прошлом; давайте жить в новой эре мира и процветания; негры были процветавшим рабочим классом; они полностью защищались законами и дружеским отношением южан. Оратор пошутил по поводу северян, которые продавали рабов Югу и говорили, что Юг не в состоянии теперь решать свою расовую проблему. Ему бурно аплодировали, а духовой оркестр играл «Дикси»[100]100
  «Дикси», или «Земля Дикси», – песенка 1859 г., ставшая официальным гимном Конфедерации. Вскоре «Дикси» стали называть все южные штаты.


[Закрыть].

В том же месяце в нью-йоркской «Дейли трибюн» появилась статья, где говорилось: «Ведущие на Юге производители угля и черных металлов, которые находились в нашем городе в течение последних десяти дней, отправятся домой на Рождественские праздники, удовлетворенные развитием бизнеса в этом году, и с надеждами на будущее. И у них на это есть причины. Наконец настало время, которого они ждали почти 20 лет, время, когда капиталисты-северяне убедились не только в безопасности, но и в возможности получать колоссальные прибыли от инвестиций в развитие сказочно богатых ресурсов угля и железа в Алабаме, Теннесси и Джорджии».

Надо заметить, что Северу не потребовалось совершать переворот в сознании, для того чтобы согласиться с подчиненным положением негров. Когда закончилась Гражданская война, в 19 из 24 штатов черное население не было допущено к участию в голосовании. К 1900 г. все южные штаты в своих новых конституциях и новых статутах узаконили ущемление в гражданских правах и сегрегацию чернокожих. В редакторской колонке газета «Нью-Йорк таймс» писала: «Северяне… больше не осуждают лишение негров права голоса… Необходимость этого перед лицом высшего закона самосохранения искренне признана».

Хотя на Севере это и не было отражено в законах, схожие расистские настроения и практика присутствовали и там. Вот небольшая заметка из бостонской «Транскрипт» от 15 сентября 1895 г.: «Прошлой ночью по подозрению в дорожном грабеже был арестован цветной, называющий себя Генри У. Тернер. Сегодня утром его отвезли в студию Блэка, где сфотографировали для полицейского фотоархива. Это разозлило его, и он вел себя настолько отвратительно, насколько мог. Несколько раз по дороге к фотографу он оказывал сильное сопротивление полиции, так что его пришлось избить дубинками».

В послевоенной литературе образы негров в основном создаются белыми писателями-южанами, например Томасом Нелсоном Пейджем, который в своем романе «Красная скала» характеризует чернокожих как «гиен в клетке», «рептилий», «ничтожных созданий», «диких зверей». А исполненный отеческих поучений о дружбе с неграми Джоэл Чэндлер Харрис в своих «Сказках дядюшки Римуса» вкладывает в уста дядюшки Римуса следующие слова: «Дайте учебник арфаграфеи в руки ниггеру, и он сразу разучится пахать. Я магу взять ха-а-рошу палку и за адну минуту вбить ему в башку гаразда больша, чем все школы отседа и да Миджигана».

При таких настроениях неудивительно, что те негритянские лидеры, которых приняло белое сообщество, такие, как, например, Букер Т. Вашингтон, который однажды побывал в Белом доме в гостях у Теодора Рузвельта, способствовали политической пассивности негров. Приглашенный белыми организаторами Международной выставки и экспозиции хлопковых штатов в Атланте в 1895 г., Б. Т. Вашингтон убеждал черных Юга «поставить свою корзину на землю там, где вы сейчас находитесь», что означало призыв остаться на Юге, стать фермерами, ремесленниками, слугами и даже, возможно, приобрести какую-то профессию. Он призывал белых работодателей нанимать черных, а не иммигрантов с «незнакомым языком и привычками». Негры «без забастовок и трудовых конфликтов» являются «наиболее спокойными, преданными, законопослушными и необидчивыми людьми, каковых только видел мир». Б. Т. Вашинтон говорил: «Наиболее мудрые люди моей расы понимают, что агитация по вопросам социального равенства – это экстремистская глупость».

Возможно, он видел в этом тактику, необходимую для выживания во времена, когда по всему Югу негров вешали и поджигали их дома. Для черного населения Америки это был очень тяжелый период. Томас Форчун, молодой чернокожий редактор нью-йоркской газеты «Глоб», в 1883 г. давал показания сенатскому Комитету по поводу положения негров в Соединенных Штатах. Он говорил о «повсеместной бедности», о предательстве со стороны правительства и о безнадежных попытках черных заняться самообразованием.

По словам Форчуна, средняя оплата труда негра на ферме составляла 50 центов в день. Обычно она выдавалась не в деньгах, а в «чеках», которые следовало использовать лишь в магазине, контролируемом плантатором, – и это была «система мошенничества». Чтобы получить средства под будущий урожай, чернокожий должен был пообещать отдать его магазину, а когда к концу года все складывалось вместе, он оказывался погрязшим в долгах. В результате весь собранный этим фермером урожай постоянно принадлежал кому-то другому, а сам он был привязан к земле, притом что учет велся плантаторами и лавочниками таким образом, чтобы негры были «обмануты и навеки оставались должниками». Что же касается мнимой лени, то: «Я удивлен, что большинство из них не ходит ни на рыбалку, ни на охоту и не шатается без дела».

Т. Форчун говорил о «пенитенциарной системе Юга, печально известной своими скованными общей цепью группами каторжников в кандалах… это служило устрашением для чернокожих и поставляло жертвы для подрядчиков, которые покупали у штата труд этих бедняг по стоимости песен, которые они пели… Белый, застреливший чернокожего, всегда выходил сухим из воды, в то время как негр, укравший поросенка, попадал в каторгу на 10 лет».

Многие чернокожие бежали. Около 6 тыс. человек покинули Техас, Луизиану и Миссисипи, отправившись в Канзас, дабы избежать бедности и проявлений насилия. Фредерик Дуглас и некоторые другие лидеры полагали, что такая тактика ошибочна, но мигранты не слушали советов. «Мы поняли, что никому, кроме Бога, не стоит верить», – сказал один из них. Генри Адамс, еще один черный переселенец, неграмотный ветеран Армии Союза, в 1880 г. сообщил сенатскому Комитету, почему он покинул город Шривпорт (Луизиана): «Мы увидели, что весь Юг – все южные штаты – попал в руки тех же самых людей, которые держали нас в рабстве».

Даже в самые тяжкие времена негры Юга продолжали собираться и сплачиваться в целях самообороны. Г. Аптекер воспроизводит 13 текстов протоколов собраний, петиций, обращений черных, датируемых 80-ми гг. XIX в. в городе Балтиморе, а также в Луизиане, обеих Каролинах, Виргинии, Джорджии, Флориде, Техасе и Канзасе, которые показывают дух неповиновения и сопротивления, свойственные чернокожим по всему Югу. И это в то время, когда в течение года совершалось более 100 линчеваний.

Несмотря на очевидную безнадежность ситуации, некоторые негритянские лидеры все же полагали, что Б. Т. Вашингтон был не прав, пропагандируя осторожность и умеренность. Джон Хоуп, молодой чернокожий из Джорджии, который слышал речь Вашингтона на Международной выставке и экспозиции хлопковых штатов, выступая перед студентами негритянского колледжа в городе Нэшвилле (Теннесси), сказал: «Если мы не прилагаем усилий для борьбы за равноправие, то ради чего мы существуем? Я считаю малодушием и позором для любого цветного говорить белым или цветным, что мы не боремся за это… Да, друзья мои, я требую равноправия, не более и не менее… А теперь прервите дыхание, ибо я использую прилагательное: Я говорю, что мы требуем социального равенства… Я не дикий зверь и не грязное животное. Вставайте, братья! Давайте мы станем хозяевами этой земли… Будьте недовольны. Будьте не удовлетворены… Будьте же столь неугомонны, как бурные волны в безбрежном море. Пусть волна нашего недовольства поднимется высоко над стеной предрассудков и размоет самые ее основы».

Другой чернокожий, приехавший преподавать в Университет Атланты, У. Дюбуа, полагал, что предательство по отношению к неграм в конце XIX в. являлось всего лишь звеном в цепи событий истории Соединенных Штатов, где такое происходило не только с бедными чернокожими, но и с белыми бедняками. В своей книге «Черная Реконструкция», написанной в 1935 г., он отмечал: «Бог рыдал, но это было не очень важно в век безверия. Что было важно, так это то, что рыдал весь мир, и до сих пор рыдает, ослепнув от слез и крови. Отсюда в Америке в 1876 г. начался подъем нового капитализма и новый этап порабощения труда».

Дюбуа считал этот новый капитализм частью процесса эксплуатации и подкупа, которые имели место во всех «цивилизованных» государствах мира: «Рабочие, живущие в культурных странах, умиротворенные и введенные в заблуждение голосованием, жестко ограничившим диктатуру крупного капитала, были подкуплены высокими зарплатами и политическими постами, чтобы объединиться в эксплуатации белых, желтых, коричневых и черных рабочих в менее развитых государствах».

Был ли прав Дюбуа, утверждая, что вследствие роста американского капитализма до и после Гражданской войны белые, так же как и чернокожие, в некотором смысле становились рабами?

Другая Гражданская война

Шерифу одного из графств в долине реки Гудзон, недалеко от города Олбани (Нью-Йорк), собиравшемуся в холмистый район огромного поместья Ренселлеров осенью 1839 г., чтобы собрать ренту с арендаторов, вручили письмо, где говорилось:

«…арендаторы объединились в свою организацию и решили не платить более за аренду, пока не будут удовлетворены их жалобы… Теперь арендаторы считают себя вправе поступать с лендлордом так же, как он с ними, т. е. по собственному усмотрению.

Не думайте, что это детские шутки… Если вы приедете в официальном качестве, то я не поручусь за ваше безопасное возвращение…

Арендатор».

Когда помощник шерифа прибыл в этот сельский район с судебными постановлениями о взимании арендной платы, неожиданно под звуки оловянных рожков появились фермеры. Они отобрали у него эти документы и сожгли их.

В декабре того же года шериф с конным отрядом из 500 собранных им людей прибыли в этот аграрный регион и оказались в окружении 1,8 тыс. фермеров, преградивших им путь и трубивших в рожки, а сзади дорога была перекрыта еще 600 фермерами, ехавшими верхом и вооруженными вилами и дубинами. Шериф со своим отрядом развернулся, и те, кто стоял позади, расступились, чтобы пропустить их.

Так начиналось движение противников ренты в долине реки Гудзон, описанное Генри Кристменом в книге «Оловянные рожки и миткаль»[101]101
  Сорт грубой хлопчатобумажной ткани.


[Закрыть].

Это был протест против системы патроната, уходившей корнями в начало XVIII в., когда Нью-Йорком правили голландцы, – системы, при которой, как пишет Кристмен, «несколько семей, связанных между собой браками по расчету, контролировали судьбы 300 тыс. человек и правили на королевский манер территорией в 2 млн. акров».

Арендаторы платили налоги и ренту. Крупнейший манор принадлежал семье Ван Ренселлеров, от которой зависело более 80 тыс. арендаторов и которая сколотила состояние в 41 млн. долл. Землевладелец, как писал один из сочувствовавших фермерам, мог «наливаться вином, валяться на подушках, наполнять свою жизнь выходами в свет, едой и культурой, разъезжать на своем ландо, запряженном пятью лошадьми, по прекрасной речной долине на фоне гор».

К лету 1839 г. арендаторы провели первое массовое собрание. В результате экономического кризиса 1837 г. в районе появилось множество безработных, стремившихся получить землю, а также тех, кого уволили после завершения строительства канала Эри и спада первой волны постройки железных дорог. Тем летом арендаторы постановили: «Мы подхватим мяч революции там, где его оставили наши отцы, и докатим его до окончательного обретения народными массами свободы и независимости».

Некоторые жители аграрного края стали лидерами и организаторами. Среди них были сельский доктор Смит Боутон, приезжавший к своим пациентам верхом на лошади, и ирландец-революционер Эйндж Девир. Последний уже повидал, как монополия на землю и промышленность приводят к обнищанию обитателей трущоб Лондона, Ливерпуля и Глазго; он агитировал за перемены, был арестован за подстрекательские выступления и бежал в Америку. Девира пригласили выступить в День независимости США на митинге фермеров в Ренселлервилле, и оратор предупредил аудиторию: «Если вы позволите беспринципным и амбициозным людям монополизировать землю, они станут хозяевами страны со всеми вытекающими отсюда последствиями».

Тысячи фермеров во владениях Ренселлеров объединились в ассоциации противников ренты, чтобы не дать землевладельцам возможность выселить их за неуплату.

Эти люди решили носить индейские костюмы из миткаля как символ «Бостонского чаепития» и напоминание о том, кому изначально принадлежала земля. Оловянный рожок означал у индейцев призыв взяться за оружие. Вскоре около 10 тыс. человек прошли подготовку и были готовы к борьбе.

Сборы шли во многих графствах, в десятках городков на берегах Гудзона. Появились листовки такого содержания:

ВНИМАНИЕ! ПРОТИВНИКИ РЕНТЫ! ПРОСНИТЕСЬ! ВСТАВАЙТЕ! ПРОБУЖДАЙТЕСЬ!

Сражайтесь до тех пор, пока не исчезнет последний вооруженный враг,

Сражайтесь за ваши алтари и ваши очаги,

Сражайтесь за зеленые могильные холмы ваших предков,

За Бога и счастье в ваших домах!

Шерифов и их помощников, пытавшихся вручить фермерам постановления судов, окружали всадники, одетые в костюмы из миткаля и появлявшиеся под звуки оловянных рожков; они обмазывали представителей властей дегтем и вываливали в перьях. Нью-йоркская газета «Гералд», некогда относившаяся к фермерам с сочувствием, теперь уже сожалела о «бунтарском духе горцев».

В условиях аренды одним из наиболее нетерпимых было право землевладельца на строевой лес на всех фермах. Одного человека, отправленного на арендованный участок, чтобы забрать древесину, убили. Напряженность росла. Таинственным образом был убит мальчик с фермы, и никто не знал, кто это сделал, но в тюрьму посадили доктора С. Боутона. Губернатор приказал пустить в дело артиллерию, а из города Нью-Йорка был прислан отряд кавалеристов.

В 1845 г. в законодательное собрание штата поступили петиции в поддержку законопроекта, запрещавшего уплату ренты, подписанные 25 тыс. арендаторов. Этот билль провалили. В сельской местности началась своего рода партизанская война между «индейцами» и отрядами шерифов. Боутона продержали в тюрьме 7 месяцев, из них 4,5 месяца – в тяжелых цепях, после чего выпустили под залог. На митинги 4 июля 1845 г. пришли тысячи фермеров, поклявшихся продолжить сопротивление.

Когда помощник шерифа попытался продать домашний скот фермера Моузеса Эрла, который задолжал 60 долл. за 160 акров каменистой почвы, произошло столкновение, в результате которого этот представитель власти был убит. Неоднократно срывались похожие попытки распродаж для получения арендных платежей. Объявив о том, что вспыхнул бунт, губернатор направил в район 300 солдат, и вскоре почти 100 противников ренты оказались в тюрьме. С. Боутона судили по обвинению в том, что он отобрал у шерифа документы, но судья вдобавок провозгласил, что доктор совершил акт «государственной измены, антиправительственного мятежа и вооруженного восстания», и приговорил обвиняемого к пожизненному заключению. Упомянутые вооруженные «индейцы», укрывшиеся на ферме Моузеса Эрла, где погиб помощник шерифа, были объявлены судьей виновными в убийстве, и присяжных проинструктировали соответствующим образом. Всех «индейцев» признали виновными, и судья приговорил четырех человек к пожизненному заключению, а еще двоих – к повешению. Двум лидерам мятежников было приказано написать письма с призывом к противникам ренты разойтись, так как это единственная возможность избежать суровых приговоров. Такие письма они написали.

Как видно, сила закона сломила движение противников ренты. Это должно было внушить фермерам, что они не победят насильственным путем, а должны свести свои усилия к голосованию и другим приемлемым методам проведения реформ. В 1845 г. 14 представителей от противников ренты было избрано в легислатуру штата. Теперь губернатор Сайлас Райт заменил два смертных приговора на пожизненное заключение; он обратился также к законодателям с просьбой оказать помощь арендаторам и покончить с феодализмом в долине реки Гудзон. Предложения раздробить огромные поместья после кончины их владельцев не прошли, но легислатура проголосовала за запрещение распродажи имущества арендаторов в связи с неуплатой ренты. В том же году конституционный конвент объявил новые феодальные арендные сделки вне закона.

Следующий губернатор, избранный в 1846 г. при поддержке противников ренты, обещал помиловать их сторонников, содержавшихся в заключении, что он и сделал. Толпы фермеров приветствовали этих людей у тюрьмных ворот. Судебные решения 50-х гг. XIX в. начали ограничивать самые одиозные порядки, свойственные манориальной системе, так и не изменив сути отношений между землевладельцем и арендатором.

В 60-х гг. продолжилось спорадическое сопротивление фермеров сбору невыплаченной ренты. Даже в 1869 г. были случаи, когда группы «индейцев» собирались для того, чтобы преграждать путь шерифам, действовавшим от имени богатого местного землевладельца Уолтера Черча. В начале 80-х годов помощник шерифа, попытавшийся по поручению этого человека лишить фермера имущества, был убит выстрелом из ружья. К тому времени большая часть арендованных земель перешла в собственность фермеров. В трех графствах, бывших центром движения противников ренты, из 12 тыс. фермеров только 2 тыс. оставались арендаторами.

Фермеры сопротивлялись, закон их подавлял, и борьба свелась к голосованию, а система восстановила стабильность за счет увеличения класса мелких землевладельцев, сохранив при этом основную структуру богатства и бедности нетронутой. Такова была обычная последовательность событий в американской истории. Примерно в то же время, когда в штате Нью-Йорк действовало движение противников ренты, в Род-Айленде страсти кипели вокруг восстания Дорра. Как пишет М. Джеттлмен в своей работе «Восстание Дорра», это являлось одновременно движением за реформу избирательной системы и примером радикального бунта. Восстание было спровоцировано правилом, содержавшимся в хартии Род-Айленда, согласно которому правом голоса обладали только землевладельцы.

По мере того как все больше людей покидало фермы и переезжало в города, а для работы на фабриках прибывали все новые иммигранты, росло число тех, кто был лишен избирательных прав. Плотниксамоучка из Провиденса Сет Лютер[102]102
  Сет Лютер (1795–1863) – активист раннего этапа рабочего движения в США.


[Закрыть], выступавший от имени трудящихся, в 1833 г. написал «Обращение о праве на свободу волеизъявления», осудив монополизацию политической власти «новоявленными лордами, дворянскими отпрысками… мелкими картофельными аристократами» Род-Айленда. Он призвал к отказу от сотрудничества с властями, от уплаты налогов и службы в отрядах милиции. К чему, вопрошал он, 12 тыс. рабочим штата, не имеющим права голоса, подчиняться 5 тыс. тех, кто владеет землей и может голосовать?

Адвокат Томас Дорр, происходивший из состоятельной семьи, стал лидером движения за избирательные права. Рабочие сформировали Род-Айлендскую ассоциацию избирателей, и весной 1841 г. тысячи людей прошествовали по улицам Провиденса, неся флаги и лозунги с призывами к реформе избирательной системы. Выйдя за дозволенные законом рамками, они организовали собственный «Народный конвент», где составили проект новой конституции, не содержавший ограничения избирательных прав по имущественному признаку.

В начале 1842 г. активисты призвали проголосовать за этот проект. В результате «за» высказались 14 тыс. человек, в том числе около 5 тыс. собственников. Таким образом, за конституцию штата отдало голоса большинство даже тех граждан, которым хартия [1663 г.] юридически позволяла голосовать. В апреле прошли неофициальные выборы, на которых Т. Дорр был единственным кандидатом на пост губернатора, и его пода, ержало 6 тыс. человек. Одновременно действующий губернатор Род-Айленда заручился обещанием президента Джона Тайлера, что в случае мятежа в штат будут направлены федеральные войска. В Конституции США было положение, в котором предусматривалась как раз такая ситуация, предполагавшая вмешательство федеральных властей для подавления восстаний на местах по просьбе правительства штата.

Проигнорировав это, 3 мая 1842 г. сторонники Дорра провели церемонию его инаугурации, устроив в Провиденсе торжественный парад ремесленников, лавочников, мастеровых и ополченцев. Был созван съезд только что избранной Народной легислатуры. Дорр организовал закончившееся провалом нападение на арсенал штата – пушка, имевшаяся у атакующей стороны, не смогла выстрелить. Официальный губернатор Род-Айленда приказал арестовать лидера, но тот укрылся за пределами штата, пытаясь заручиться поддержкой вооруженных сторонников.

Несмотря на протесты Дорра и некоторых других, в «Народной конституции» слово «белые» сохранилось в той части, где были определены категории лиц, имеющих право голоса. Теперь разъяренные чернокожие жители штата вступали в отряды милиции, поддерживавшие коалицию Закона и Порядка, которая обещала, что новый конституционный конвент предоставит им право голоса.

Когда Т. Дорр вернулся в Род-Айленд, то обнаружил там несколько сот своих последователей, в основном рабочих, готовых сражаться за «Народную конституцию». Однако на стороне штата в составе регулярных отрядов милиции были тысячи человек. Единого восстания не получилось, и Дорр вновь бежал.

Объявили военное положение. Один из схваченных бунтовщиков был поставлен с завязанными глазами перед расстрельной командой, которая дала залп холостыми патронами. Около сотни ополченцев были взяты в плен. Один из них описал, как, будучи связаны веревками повзводно, по восемь человек, они прошли пешком 16 миль до Провиденса; «нам угрожали и кололи штыками, если мы медленно тащились от изнеможения, веревки сильно врезались в наши руки; с моих рук была содрана кожа… до прихода в Гренвилл нам не давали воды… до следующего дня – никакой еды… и после того, как нас выставили напоказ, нас бросили в тюрьму штата».

В новой конституции предлагались некоторые реформы. Тем не менее акцент все еще делался на представительские права аграрных районов, в которых могли голосовать только собственники или уплатившие избирательный подушный налог (в размере 1 долл.), а натурализованные граждане имели право голосовать, только обладая недвижимым имуществом стоимостью не менее 134 долл. Во время выборов в начале 1843 г. группировка «За Закон и Порядок», оппонентами которой выступали бывшие сторонники Т. Дорра, использовала для устрашения милицию штата, запугивала наемных работников работодателями, а арендаторов землевладельцами, для того чтобы получить голоса. Группировка проиграла в промышленных городах, но победила в аграрных районах и ее представители заняли все основные посты в штате. Осенью 1843 г. Дорр возвратился в Род-Айленд. Он был арестован в Провиденсе и предстал перед судом, обвиненный в государственной измене. Жюри присяжных, получившее от судьи указания не принимать во внимание какие-либо политические доводы и рассматривать лишь вопрос о том, совершил ли подсудимый «конкретные явные действия» (чего тот никогда не отрицал), признало его виновным, после чего судья приговорил Дорра к пожизненным каторжным работам. Он провел в тюрьме 20 месяцев, а затем вновь избранный от группировки «За Закон и Порядок» губернатор, стремившийся избавиться от образа Дорра-мученика, помиловал последнего.

Ни вооруженная сила, ни участие в голосовании не принесли успеха, – суды принимали сторону консерваторов. Теперь движение Дорра дошло до Верховного суда США, доведя туда по инстанциям судебный иск о нарушении права владения, возбужденный Мартином Лютером против ополченцев – сторонников группировки «За Закон и Порядок», в котором утверждалось, что Народное правительство в 1842 г. было легитимным правительством штата Род-Айленд. Против сподвижников Дорра выступил Даниэл Уэбстер, заявивший, что если народ претендует на конституционное право свергнуть существующее правительство, то от закона и правительства ничего не останется и воцарится анархия.