Текст книги " Американская империя. С 1492 года до наших дней"

Автор книги: Говард Зинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 62 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

И тем не менее образы отцов-основателей окружены мифами. Говорить, как недавно выразился историк Б. Бейлин о том, что «ликвидация привилегий и создание политической системы, которая потребовала от своих лидеров ответственного и гуманного использования власти было их высшей целью», – значит игнорировать то, что в действительности происходило в Америке при этих самых отцах-основателях.

Бейлин пишет: «Каждый знал рецепт создания мудрого и справедливого правительства. Оно должно было стать таким балансом между противоборствующими силами, чтобы ни одна из них не довлела над другими и, будучи неконтролируемой, не могла бы уничтожить принадлежащие всем свободы. Проблема заключалась в том, каким образом организовать правительственные институты, так чтобы достичь этого баланса».

Были ли отцы-основатели теми мудрыми и справедливыми мужами, которые стремились к достижению правильного баланса? На самом деле им это было не нужно; главное заключалось в сохранении статус-кво, т. е. баланса доминирующих сил того времени. Разумеется, они не желали равновесия в отношениях между рабами и их хозяевами, неимущими и собственниками, индейцами и белыми.

Ни много ни мало, а половина населения страны даже не рассматривалась отцами-основателями в качестве, если воспользоваться выражением Бейлина, «противоборствующих сил» общества. Эти люди не упоминалась ни в Декларации независимости, ни в Конституции, они были невидимками в условиях новой политической демократии. Речь идет о женщинах молодого американского государства.

Угнетенные по признаку пола

Читая стандартные учебники истории, вполне возможно забыть о женщинах, составляющих половину населения страны. Мужчинами были первопроходцы, землевладельцы и купцы, политики и военные. Сама незаметность женщин, тот факт, что их роль не принимают во внимание, являются признаками подчиненного статуса женщины в обществе.

В этой своей незаметности они были похожи на чернокожих рабов (таким образом, рабыни подвергались двойному угнетению). Женская биологическая уникальность, подобно цвету кожи и физиогномическим характеристикам негров, стала основой для отношения к ним как к людям второго сорта. В биологическом устройстве женщин было нечто более важное, чем цвет кожи, – их детородная функция, но этого недостаточно, чтобы объяснить то, что всех женщин отодвинули на задворки общества, даже тех, кто не рожал детей или кто был слишком молод, либо слишком стар для этого. Похоже, что упомянутые физические характеристики стали удобны для мужчины, который мог использовать, эксплуатировать и лелеять ту, которая одновременно была служанкой, сексуальным партнером, компаньонкой и матерью-учительницей-наставницей его детей.

Общества, основанные на частной собственности и конкуренции, в которых моногамная семья являлась практичной ячейкой работы и социализации, считали особенно полезным установить особый статус женщин, уподобляя их домашним рабыням в вопросах интимной близости и подавления, требуя, как раз из-за этой интимной близости и долгосрочной связи с детьми, особого покровительственного отношения, которое иногда, особенно перед лицом проявления силы, могло бы превратиться в общение на равных. Угнетение, совершаемое столь приватно, окажется трудно искоренить.

В более ранних обществах – в Америке и в других странах, – где имущество оставалось общим, а семьи представляли собой большие и сложные структуры, в рамках которых под одной крышей жили тетки и дядья, бабушки и дедушки, отношение к женщинам как к равным было более выражено, чем в созданных позднее на их месте сообществах белых людей, принесших с собой «цивилизацию» и частную собственность.

Например, в индейских племенах зуньи на Юго-Запада расширенные семьи – крупные кланы – основывались на женской линии (муж приходил в семью жены). При этом женщины владели домами, поля принадлежали кланам, и индианки имели равные с мужчинами права на урожаи. Кроме того, женщина чувствовала себя в большей безопасности, поскольку жила в собственной семье и могла по своему усмотрению разойтись с мужем, сохранив при этом совместное имущество.

Женщины в племенах индейцев Великих равнин на Среднем Западе не имели обязанностей по обработке земли, но играли в племени очень важную роль как лекари, травники, а иногда и как святые, дававшие советы. Когда общины теряли вождей-мужчин, женщины возглавляли кланы. Женщины научились пользоваться небольшими луками, носили ножи (у сиу было принято, чтобы индианка могла защитить себя в случае нападения).

Церемония наступления половой зрелости была построена у индейцев сиу таким образом, чтобы внушить девушке гордость: «Иди добрым путем, дочь моя, и стада бизонов, большие и темные, как тени от облаков, будут следовать за тобой по прерии… Будь почтительной, исполнительной, мягкой и скромной, дочь моя. Шагай гордо. Если женщины потеряют гордость и добродетель, то с наступлением весны бизоньи тропы порастут травой. Будь сильной, обладай теплым, крепким сердцем Матери-Земли. Ни один народ не сдастся до тех пор, пока его женщины не ослабеют и не будут обесчещены».

Было бы преувеличением сказать, что женщины имели равные права с мужчинами, но относились к ним с уважением, а общинная суть индейского образа жизни отводила индианкам более важное место в обществе.

Условия, благодаря которым в Америке появились белые колонисты, создавали для женщин разное положение. Притом что первые поселения практически полностью состояли из мужчин, женщин везли туда как сексуальных рабынь и подружек, а также для продолжения рода. В 1619 г., когда в Виргинии впервые появились чернокожие невольники, на одном из судов в Джеймстаун прибыли 90 женщин: «Милые персоны, молодые и неиспорченные… проданы с их согласия в качестве жен поселенцам по цене, равной стоимости переезда».

В эти ранние годы многие женщины, часто девочки-подростки, прибывали в качестве законтрактованных сервентов, и условия их жизни мало чем отличались от условий жизни рабынь, за исключением, пожалуй, лишь того, что срок действия договора ограничивался временными рамками. Они должны были послушно вести себя по отношению к хозяевам и хозяйкам. В книге «Работающие женщины Америки» под редакцией Р. Баксандолл, Л. Гордон и С. Реверби так описывается их положение: «Им мало платили и часто обращались с ними грубо и жестоко, лишая нормальной пищи и личной жизни. Разумеется, эти ужасные условия порождали сопротивление. Поскольку они жили в семьях, без особых контактов с другими себе подобными, законтрактованным сервентам был доступен один основной метод протеста – пассивное сопротивление, попытка выполнять как можно меньше работы и создание проблем хозяевам и хозяйкам. Конечно, хозяева и хозяйки воспринимали это несколько иначе: непокорное поведение слуг воспринималось ими как угрюмость, леность, недоброжелательность и глупость».

К примеру, в 1645 г. законодательное собрание Коннектикута постановило, чтобы некую «Сьюзан С. за непокорное отношение к хозяйке отправили в исправительный дом, заставили тяжело работать и кормили только хлебом, а также привели бы на следующий день, дабы прочесть ей публичное наставление, и делали бы это еженедельно, пока не будет получено иное распоряжение».

Сексуальное насилие хозяев над молодыми служанками стало обычным делом. Из судебных протоколов Виргинии и других колоний видно, что первых за это привлекали к суду, и есть основания предполагать, что такое происходило лишь в особо вопиющих случаях; гораздо чаще общественность ничего не знала о происшедшем.

В 1756 г. Элизабет Спригс писала отцу о своем порабощении: «То, как мы, несчастные англичане, страдаем здесь, вам в Англии и не представить, но пусть успокоит то, что я лишь одна из несчастных, работающая с утра до ночи, очень часто выполняя тяжелейшую работу, порой с единственной мыслью, что не одна я такая, часто связанная и избитая кнутом так, как вы бы не поступили с животным, питающаяся маисом с солью и завидующая даже многим неграм, с которыми обращались лучше; я же была почти нагая, без башмаков и чулок… единственный отдых, который нам доступен, – завернуться в одеяло и лечь на землю».

Какие бы ужасы ни представлялись во время перевозки черных невольников в Америку, их можно помножить применительно к чернокожим женщинам, которые часто составляли до трети живого груза. Работорговцы сообщали: «Я видел, как беременные женщины рожали младенцев, будучи прикованными к трупам, которых не убрали наши пьяные надсмотрщики… уложенные, как ложки, они рожали детей в едком запахе пота человеческого груза… На борту судна была молодая негритянка, прикованная к палубе, потерявшая рассудок вскоре после того, как ее купили и посадили на корабль».

Женщина по имени Линда Брент, бежавшая от рабства, рассказывала и о другой беде: «Сейчас мне исполнилось 15 лет – печальная пора в жизни девушки-рабыни. Мой хозяин начал шептать мне на ухо отвратительные слова. Как бы я ни была молода, я не могла оставаться безразличной к их смыслу… Мой хозяин попадался мне на каждом шагу, напоминая мне, что я принадлежу ему, и клялся землей и небесами, что заставит меня подчиниться ему. Если я выходила вдохнуть глоток свежего воздуха после дня неустанного труда, его шаги преследовали меня. Если я припадала к могиле матери, его темная тень была надо мной и там. Беззаботное сердце, коим меня одарила природа, тяжелеет от печальных предчувствий».

Даже свободные белые женщины, привезенные в Америку не в качестве служанок и рабынь, а как жены первых поселенцев, сталкивались с особыми трудностями. На борту «Мейфлауэра» прибыли 18 замужних женщин. Три были беременны, одна родила мертвого ребенка в пути. Роды и болезни были настоящей бедой; к весне выжили только четыре из этих 18 женщин.

К тем, кто остался жив, разделяя с мужчинами тяготы строительства новой жизни в диких местах, часто относились с особым почтением, поскольку в них крайне нуждались. А когда мужчины гибли, женщины зачастую выполняли их работу. Кажется, что в течение первого столетия существования колоний и позднее женщины американского фронтира были близки к равноправию с мужчинами.

Но всех колонисток тяготили идеи, привнесенные на новый континент переселенцами из Англии, – идеи христианского учения. Английское право было суммировано в документе «Законодательные решения о правах женщин», датируемом 1632 г.: «В этом объединении, которое мы называем брачным союзом, правда то, что муж и жена едины, но понимать это надо так. Когда ручеек или речка впадают в Роданус, Хамбер или Темзу, малая речушка утрачивает имя свое… Женщина, выйдя замуж, получает статус находящейся под покровительством мужа… «закрывает лицо вуалью», то есть уходит в тень; она лишается своего течения. Я могу правдивее сказать замужней женщине, что ее новое «я» – это ее наставник, ее партнер, ее хозяин».

Джулия Сприлл так описывает юридический статус женщины в колониальный период: «Контроль мужа над женой предполагал право выпороть ее… Но он не мог изувечить жену или лишить ее жизни.».

Что же касается имущественных прав, то «помимо абсолютного распоряжения личным имуществом жены и недвижимостью, которой она обладала, супруг мог присвоить любой ее доход. Он забирал средства, заработанные ее трудом… Естественно, из этого следовало, что и вырученные от совместной работы мужа и жены деньги принадлежали первому».

Родить внебрачного ребенка для женщины было преступлением, и архивы колониальных судов переполнены материалами дел женщин, которых привлекли к уголовной ответственности за «блуд», – при этом отца ребенка закон не трогал и оставлял на свободе. В колониальной газете за 1747 г. воспроизводится выступление «мисс Полли Бейкер перед судом в Коннектикуте, возле Бостона, что в Новой Англии, которая в пятый уж раз судится за появление на свет незаконнорожденного ребенка». (Эта речь была иронической выдумкой Бенджамина Франклина): «Да позволит достопочтенная судейская коллегия сказать мне несколько слов к ее удовольствию. Я бедная, несчастная женщина, у которой нет денег на оплату адвокатов, чтобы они выступили за меня в суде.

…Уже пятый раз, джентльмены, я предстаю перед вашим судом по тому же обвинению, дважды я платила большой штраф и дважды подвергалась публичному наказанию за желание получить деньги, дабы оплатить эти штрафы. Это, наверное, соответствует закону, и я не спорю, но иногда законы неблагоразумны сами по себе и потому отменяются, а иные в определенных обстоятельствах слишком тяжки для подданных… осмелюсь сказать, что считаю этот закон, по которому меня подвергают наказанию, и сам по себе неблагоразумным, и особо жестоким по отношению ко мне… Вне зависимости от закона, я не могу понять… суть моего преступления. Я привела в этот мир с риском для своей жизни пятерых прекрасных детей, помогала им своим трудом, не обременяя городские власти, и делала бы это еще лучше, если б не тяжкие обвинения и штрафы, которые мне пришлось платить… никто и не жаловался на меня, до того пока слуги правосудия не обратили внимание на то, что детей я родила, будучи незамужней, из-за чего они забыли взять с меня взнос за регистрацию брака.

Но разве это моя вина?

Что же должны делать бедные молодые женщины, которым обычаи и природа их запрещают домогаться мужчин и которые не могут насильно овладевать мужьями, когда законы не заботятся о том, чтобы их этими потребностями обеспечить, но жестоко наказывают их, если они исполняют свои обязанности без таковых законов, прежде всего обязанность первейшую и величайшую, которую возлагает на них природа и Господь, – плодиться и размножаться. От постоянного исполнения сей обязанности ничто не могло меня удержать, и во имя ее я пострадала, потеряв уважение общества, и все время сталкивалась с общественным порицанием и наказанием, а потому мне, по моему скромному разумению, вместо розог должны воздвигнуть памятник».

Положение отца в семействе было описано во влиятельном как в Америке, так и в Англии периодическом издании – «Спектейтор»: «Ничто не доставляет такую радость мужчине, как возможность власти или доминирования; и… я, будучи отцом семейства… постоянно раздаю указания, распределяю обязанности, выслушиваю стороны, отправляю правосудие, распределяю вознаграждения и наказания… Короче говоря, сэр, я рассматриваю собственное семейство как патриархальное государство, в котором я – и король, и священник».

Неудивительно, что эта зависимость женщин была перенесена в пуританскую Новую Англию. На судебном процессе над женщиной, посмевшей пожаловаться на качество работы, которую выполнил по ее заказу столяр, один из всемогущих бостонских отцов церкви преподобный Джон Коттон заявил: «…то, что муж должен подчиняться жене, а не жена – мужу, есть ложный постулат. Ибо Господь предписал женщинам иной закон: жены, во всем подчиняйтесь своим мужьям».

В XVIII столетии в американских колониях был широко распространен бестселлер «карманного формата» «Советы дочери», опубликованный в Лондоне: «Сначала тебе следует принять общие основы, состоящие в том, что есть неравенство полов, и в том, что для улучшения экономики в мире мужчины, созданные быть законодателями, наделены большей долей разума. А посему ваш пол лучше подготовлен к уступчивости, необходимой для исполнения тех обязанностей, которые вам можно наилучшим образом поручить… Вашему полу надобен наш разум для руководства действиями и наша сила, чтобы защитить вас, мы же нуждаемся в вашей доброте для нашего смягчения и развлечения».

Несмотря на столь мощное педагогическое воздействие, удивителен тот факт, что женщины восставали. Бунтарки всегда сталкивались с особыми трудностями: они жили под постоянным присмотром хозяина, были изолированы друг от друга в своих домах, тем самым не имея возможности проявлять ежедневную солидарность, которая вдохновляла мятежников из других угнетенных категорий населения.

Энн Хатчинсон являлась религиозной женщиной, матерью 13 детей, имевшей познания в лечебных свойствах трав. В первые годы существования колонии Массачусетской бухты она бросила вызов отцам церкви, настаивая на том, что она, равно как и другие простые люди, в состоянии самостоятельно интерпретировать текст Библии. Будучи хорошим оратором, Энн проводила собрания, в которых участвовало все больше женщин (и даже некоторые мужчины), и вскоре в ее доме в Бостоне стали собираться группы из 60 и более человек, чтобы послушать критику деятельности местных священников. Губернатор Джон Уинтроп описывал Э. Хатчинсон «женщиной надменного и неистового нрава, сообразительной и деятельной, с хорошо подвешенным языком, более храброй, чем иной мужчина, хотя в своем понимании и суждениях уступающей многим женщинам».

Энн Хатчинсон дважды подвергалась суду: в первый раз – за ересь, во второй – за противостояние властям. Во время гражданского процесса она была беременна и больна, но ей не разрешили сесть, пока подсудимая чуть не потеряла сознание. В ходе церковного суда Энн допрашивали неделями, и вновь она была больна, но бросила вызов допрашивающим своими подробными познаниями в Библии и удивительным красноречием. Когда наконец женщина письменно раскаялась в содеянном, судьи не были удовлетворены и заявили: «По выражению ее лица о раскаянии не скажешь».

Энн была изгнана из колонии, и, когда в 1638 г. она отправилась в Род-Айленд, за ней последовали 35 семей. Затем Хатчинсон перебралась к берегам Лонг-Айленда, где лишенные своих земель обманным путем индейцы приняли Энн за одного из своих врагов и убили ее и ее семью. Двадцать лет спустя одна из последовательниц этой женщины – Мэри Дайер, свидетельствовавшая в пользу Энн Хатчинсон во время суда, вернулась в колонию Массачусетской бухты и наряду с двумя квакерами была приговорена к повешению за «бунт, подстрекательство и дерзкое навязывание своей точки зрения».

Колонистки редко открыто участвовали в общественных делах, хотя в южных и западных районах фронтира это было время от времени возможно. Дж. Сприлл нашла в архивах Джорджии раннего периода историю Мэри Масгроув Мэттьюз, дочери индианки и англичанина, которая могла говорить на языке племени крик и стала советчицей губернатора колонии Джеймса Оглторпа по отношениям с индейцами. Сприлл обнаружила, что по мере увеличения численности населения поселков женщин все больше оттесняли из общественной жизни и они стали вести себя более робко, чем раньше. Вот что сказано в одной из петиций: «Не в компетенции нашего пола глубоко размышлять о действующих порядках».

Однако, как отмечает эта исследовательница, в революционный период военные нужды дали женщинам возможность вернуться к общественным делам. Американки создавали патриотические группы, осуществляли антибританские акции, писали статьи в защиту независимости. Они активно проявляли себя в кампании протеста против английской пошлины на чай, из-за которой непомерно выросла стоимость этого товара. Появились ячейки организации «Дочери свободы», бойкотировавшие британские изделия, призывая женщин самим изготавливать одежду и покупать только американские товары. В 1777 г., как отклик на «Бостонское чаепитие», имела место «Кофейная вечеринка», описанная Абигейл Адамс[46]46
  Абигейл Адамс (1744–1818) – супруга 2-го президента США Дж. Адамса, мать 6-го президента США Дж. К. Адамса. Принимала активное участие в общественной жизни страны, отстаивала права женщин в области образования и т. д.


[Закрыть] в письме своему супругу Джону: «Один высокопоставленный, состоятельный, прижимистый купец (который, между прочим, не женат) имел в своей лавке бочку кофе, который он отказывался продать комитету по цене 6 шилл. за фунт.

Группа дам, по словам некоторых, сотня, а возможно, и более, собрались, прихватив повозку и сундуки, пришли к складу и потребовали ключи, которые он выдать отказался. После этого одна из женщин схватила купца за шею и швырнула в телегу. Не найдя прибежища, он отдал ключи, когда они перевернули повозку и вытряхнули его оттуда; после этого дамы вскрыли склад, сами извлекли оттуда кофе, поместили его в сундуки и уехали… Большая группа мужчин в удивлении молчаливо наблюдала за всем происходящим».

В последние годы женщины-историки отмечают, что вклад представительниц рабочего класса в Американскую революцию по большей части игнорируется в отличие от вклада светских дам, жен лидеров (Долли Мэдисон, Марты Вашингтон, Абигейл Адамс). Маргарет Корбин по прозвищу Грязнуля Кейт, Дебора Сэмпсон Гарнет и Молли Питчер[47]47
  Героини Войны за независимость 1775–1783 гг.


[Закрыть] были грубоватыми женщинами из нижних сословий, чьи образы приукрашены историками, сделавшими из них леди. Притом что простые американки участвовали в сражениях в последние годы войны, жили в армейских лагерях, помогали чем могли и воевали, их представляли позднее как шлюх, а Марте Вашингтон в учебниках истории уделялось особое внимание за то, что она посетила своего мужа во время зимовки в Вэлли-Фордж.

Когда же регистрировались феминистские импульсы, то они почти всегда сводились к произведениям привилегированных дам, обладавших достаточным положением, с высоты которого они могли говорить свободнее, имея возможность оставлять после себя записи. Еще до провозглашения Декларации независимости Абигейл Адамс писала своему мужу в марте 1776 г.: «…в новом своде законов, который, я полагаю, вам необходимо принять, я желала бы, чтобы ты помнил о дамах и был к ним более благосклонен, чем твои предшественники. Не отдавай столь неограниченную власть в руки мужей. Помни о том, что все мужчины были бы тиранами, если бы выдалась такая возможность. Если же не уделить особой заботы и внимания дамам, то мы полны решимости устроить мятеж и не будем считать себя связанными соблюдением законов, при принятии коих наши голоса не были услышаны».

Тем не менее Т. Джефферсон подчеркнул смысл своей фразы «все люди созданы равными» заявлением о том, что американские женщины «слишком мудры, для того чтобы морщить лоб от политики». А после обретения независимости право голоса для женщин не было предусмотрено ни в одной из новых конституций штатов, кроме Нью-Джерси, да и там его отменили в 1807 г. В конституции штата Нью-Йорк четко говорилось о лишении женщин избирательных прав – в тексте используется слово «мужчина».

Притом что в середине XVIII в. около 90 % белого мужского населения было грамотным, этот показатель среди женщин составлял лишь 40 %. У представительниц рабочего класса имелось мало способов общения, а средств фиксирования на бумаге своих бунтарских чувств, которые они могли испытывать в своем подчиненном положении, не было вообще. Им приходилось не только с огромными трудностями производить на свет множество детей, но и выполнять работу по дому. Примерно в то же время, когда была принята Декларация независимости, в Филадельфии 4 тыс. женщин и детей работали на дому для местных «рассеянных» мануфактур. Женщины владели также лавками и тавернами, занимались многими ремеслами. Они пекли хлеб, изготовляли оловянную посуду, варили пиво, дубили кожу, вили веревки, плотничали и столярничали, печатали в типографиях, работали гробовщиками, мастерицами по изготовлению корсетов и т. п.

Идеи равноправия женщин витали в воздухе во время и после революции. За женское равноправие выступал Т. Пейн. Вышедший в Англии новаторский труд Мэри Уоллстонкрафт «В защиту прав женщин» был переиздан в США вскоре после Войны за независимость. Автор отвечала английскому консерватору, противнику Французской революции Эдмунду Бёрку, который в своей работе «Размышления о революции во Франции» заявлял, что «женщина – не более чем животное; а животные не относятся к существам высшего порядка». Уоллстонкрафт писала: «Мне хотелось бы убедить женщин стремиться к обретению сил, и душевных, и телесных, убедить их в том, что мягкие фразы, впечатлительность, ранимость чувств и утонченность вкуса почти синонимичны эпитетам слабости, в том, что существа эти, которые могут быть лишь объектами жалости и своеобразной любви… вскоре становятся объектами оскорблений…

Мне хотелось бы показать, что тот, кто обладает похвальными амбициями, будет первым, кто обретет человеческий характер, вне зависимости от своей половой принадлежности».

В период между Войной за независимость и Гражданской войной в американском обществе изменилось многое – происходил рост численности населения, освоение Запада, развитие фабричной системы производства, расширение политических прав белого мужского населения, повышение образовательного уровня для соответствия новым потребностям экономики, – и эти перемены не могли не отразиться на положении женщин. В доиндустриальной Америке практические потребности в женщинах в приграничных районах привели к некой доле равноправия; американки занимались важными делами: издавали газеты, руководили сыромятнями, владели тавернами, занимались работой, требующей квалификации. В некоторых профессиях, например в акушерстве, они обладали монополией. Н. Котт рассказывает нам о старушке по имени Марта Мур Баллард, жившей в 1795 г. на ферме в Мэне, которая «пекла хлеб и варила пиво, делала соления и варенья, пряла и шила, варила мыло и изготавливала маканые свечи» и которая, будучи акушеркой в течение 25 лет, приняла более 1 тыс. младенцев. Поскольку образование зачастую носило домашний характер, женщины играли особую роль в семье.

Происходили сложные, разнонаправленные процессы. Отныне американки были вынуждены покидать дома и участвовать в промышленном производстве, но в то же время на них оказывалось давление, чтобы женщины оставались у домашенго очага, где за ними было намного легче следить. Внешний мир, прорываясь в тесное жилище, порождал страхи и конфликты в среде, где доминировали мужчины, привнося идеологический контроль на место ослабевавшего внутрисемейного: идея «места женщины», пропагандируемая мужчинами, была для многих жительниц США вполне приемлемой.

По мере развития экономики возрастала роль мужчин в ремеслах и торговле, а напористость становилась все больше мужским уделом. Женщинам, возможно именно потому, что все большему их числу приходилось входить в опасный внешний мир, приказывали быть пассивными. В одежде стали развиваться стили – прежде всего для богатых и представительниц среднего класса, – но, как всегда, даже здесь находилось место для унижения бедных, поскольку играл роль вес женской одежды, корсетов и нижних юбок, подчеркивавший отход женщин от деятельного внешнего мира.

Важную роль стала играть выработка идей, с помощью которых через церковь, школу, семью стремились убедить, что женщинам следует сохранять свое прежнее положение в непростые для них времена. Б. Уэлтер в книге «Домотканые убеждения» показывает, каким сильным был «культ истинной женственности» после 1820 г. От женщины ожидалось, что она будет набожной. Мужчина писал в журнале «Лейдиз рипозитори»: «Религия – как раз то, в чем нуждается женщина, поскольку она придает ей достоинства, наилучшим образом отвечающие ее зависимому положению». Миссис Джон Сэндфорд в своей работе «Женщина в обществе и дома» заявляла: «Религия – именно то, что необходимо женщине. Без таковой она всегда будет беспокойной или несчастной».

Непорочность рассматривалась как особая женская добродетель. Предполагалось, что мужчины в силу своей биологической природы могут грешить, но женщина не должна поддаваться своим желаниям. Как отмечал один автор-мужчина: «Если это произойдет, ты останешься наедине с собой в молчаливой печали, оплакивая свое легковерие, слабоумие, двуличие и поспешную продажность». Женщина же писала, что женщины попадают в неприятности, будучи «высокодуховными, но неосторожными».

Женщине с юности предписывалось играть определенную роль. Чувство покорности готовило девушку к подчинению первому подходящему партнеру. Б. Уэлтер так описывает это явление: «Предположение двояко: американка должна быть столь безгранично любвеобильной и соблазнительной, что любой здоровый мужчина с трудом может контролировать себя, находясь с ней в одной комнате, а с другой стороны, та же девушка, «вылупившись» из кокона семейной защиты, так трепещет от ненаправленной на конкретный объект привязанности, так переполнена нежными чувствами, что отдает свою любовь первому встречному. Однажды в летнюю ночь она просыпается после сна юности, и семья и общество обязаны убедиться в том, что взгляд ее падает на достойную пару, а не на какого-то клоуна с головой осла. Семья и общество вносят свою лепту такими запретительными мерами, как раздельные школы для представителей разных полов и/или классов, уроки танцев, путешествия и другие меры внешнего контроля. От девушки же требуется самоконтроль – подчинение правилам. В результате сочетания этих мер образуется некий общественный пояс целомудрия, с которого не снимают замок до тех пор, пока не найден партнер для брака и юность не закончилась официально».

Когда в 1851 г. Амелия Блумер[48]48
  Амелия Дженкс Блумер (1818–1894) – первая женщина – владелица и издатель ежемесячного женского журнала «Лилия». Стояла у истоков движения суфражисток.


[Закрыть] предложила в своем феминистском издании, чтобы женщины носили нечто вроде короткой юбки с шароварами, дабы освободить себя от неудобств, связанных с традиционной одеждой, это предложение подверглось нападкам в популярной дамской литературе. В одной истории рассказывается о девушке, которой понравились «блумерсы», но преподаватель предостерег ее, заявляя, что эта одежда «лишь одно из многих проявлений дикого духа социализма и аграрного радикализма, раздирающих нашу страну в настоящее время».

В «Книге молодой женщины», изданной в 1830 г., говорится: «…в какую бы жизненную ситуацию ни попадала женщина с колыбели до могилы, от нее требуется дух покорности и подчинения, сдержанность характера и смиренность ума». В 1850 г. одна дама в книге «Листья леса в зеленом наряде» писала: «Истинный гений женственности – в извечной робости, сомнениях, верной зависимости; бесконечное детство». В другой книге, «Воспоминания южной матроны», отмечается: «Если какая-то из его привычек раздражала меня, я тихо говорила об этом один раз или дважды, а затем спокойно переносила это». Предназначенные для женщин «Правила супружеского и домашнего счастья» заканчивались словами: «Не ожидайте слишком многого».

Женской считалась работа по сохранению домашнего очага, поддержанию религиозности, а также труд сиделки, кухарки, уборщицы, швеи, аранжировщицы цветов. Женщине не следовало слишком много читать, а некоторых книг вообще надо было избегать. Когда реформатор 30-х гг. XIX столетия Гарриет Мартино написала книгу «Общество в Америке»[49]49
  Гарриет Мартино (1802–1876) – английская писательница, общественный деятель, сторонница буржуазно-либеральных реформ. Путешествовала по СИТА (1834–1836), после чего и выпустила указанную книгу (1837).


[Закрыть], один из рецензентов предложил, чтобы эту публикацию держали подальше от женщин: «Таковое чтение расшатает их представления о своем истинном предназначении и целях, и они вновь повергнут мир в смуту».

А вот текст проповеди в штате Нью-Йорк, датируемой 1808 г.: «Как интересны и важны обязанности, возложенные на женщину как на супругу… как на советчицу и подругу мужа своего; она делает своей повседневной заботой облегчение его забот, сожаление его горестям и прибавление его радостей; она, подобно ангелу-хранителю, следит за соблюдением его интересов, предупреждает его об опасностях, утешает его в тяжелые минуты, а своей благочестивостью, усердием и привлекательностью постоянно стремится отплатить ему еще большей добродетелью, пользой, честностью и счастьем».