Текст книги "Классик (Городское фэнтези)"
Автор книги: Глеб Исаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)
Алексей, видевший все уловки и ходы дознавателя за версту, скучал. В конце концов, он попросил бумагу и написал отказ от дачи показаний. Закончив его пожеланием сменить непрофессионала на более достойного противника. Следователь прочел короткое послание, вспыхнул, и пообещав неприятностей, хлопнул дверью комнаты допросов. Последствия не заставили ждать. Алексея перевели к уркам.
Нарушение, которое тюремные власти не считают нужным даже обставлять бумагами.
– Запрещено законом? Ну и что? Они тоже закон нарушили. Вот примерно такое объяснение можно услышать в ответ. – А у нас перенаселение.
Поэтому, когда Алексея перевели в небольшую, по меркам ИВС, камеру на пятнадцать человек с рецедивами, он напрягся. Однако смотрящий успокоил.
– Слышь, не парься, там тоже люди. Будешь по уму жить, никто тебя спецом грузить не станет. А ты пацан, вижу правильный. Весточку перекину. Не косякуй только, и все путем. Пресс хат здесь нет, так, что спецом ломать не станут. Да и на что? На тебя у них все уже под суд готово. Это видно следак злобится.
Переехал Алексей ближе к вечеру. Народ в новой камере оказался куда как колоритней. Наколотые на руках кинжалы, звезды и прочая символика явно что-то обозначали. Однако, старожилы не быковали. Дождавшись подтверждения, что человек путевый, пригласили за стол. Разговор начался после ужина. Рассказ Лехин, урезанный до последнего предела, все равно вызвал всеобщее удивление.
– Чемпион? Да брось. – Шутливо не поверил старшой. – Хотя, а ведь и правда, где то слышал фамилию. Слушай, ну совсем беспредел творят. Чего ты вообще поперся служить? Отмазаться не смог?
– На Лубянской сделали предложение, или в Кресты, или на службу. История не моя, так что поверь на слово. – Отговорился бывший спортсмен.
– Так ты что? За конторскими сидел? Не поверил один из сокамерников. Мелкий, вертлявый паренек с соответствующей кличкой «Муха».
– Ну да. – Алексей, не видя смысла скрывать факт нахождения в знаменитой тюрьме, рассказал о порядках и обстановке в печально известном заведении.
Авторитет его после этих рассказов вырос значительно больше, чем после сообщения о знании пяти языков.
Вечер пролетел незаметно. Люди, в отличие от общей, в этой камере оказались гораздо интересней. Рассказы, если перевести их на нормальный язык, вполне могли потягаться с историями некоторых писателей.
А на следующий день его отозвал к себе авторитет. Старшего звали «Волонд» – кличка серьезная, духовитая, главное, что получить такую дано не каждому. Смотрящий своей стоил. Абсолютно седой, с аккуратной белоснежной бородкой, он походил на русского актера Любшина и одновременно иностранного Шона Конори. Говорил совершенно чистым, литературным языком, и только полустертый купол, виднеющийся в разрезе рубахи, выдавал опытного уголовника.
Сидеть тебе Алексей придется, это без вариантов. – Начал разговор Волонд. Они столько статей нарушили, потому, как уверены в исходе. Дадут, я так мыслю лет пять. Судя по комбинации пунктов – на Строгом. В общем, делают из тебя злодея. И, если я их ментовскую натуру правильно понимаю, добавят для полного комплекта тебе еще что-нибудь здесь. Они на эти выдумки мастера. Обставят, так, что никуда не денешься. Советы давать в нашем мире не принято, однако, скажу. Смысла тебе ждать суда никакого. А дальше думай сам. Умный поймет.
А почему сказал? В той камере, про которую ты рассказал, я сидел. Даже шконку помню. Вроде как земляка встретил. Ладно, иди думай. Не сторожись. Здесь тебя не подставят. За другие хаты не скажу.
Разговор заставил Алексея собраться. Окажись он в другой обстановке, кто знает, может и не стал прислушиваться к словам уркагана. Однако неволя быстро учит.
Бесправию и тому, как легко может оказаться человек в обстоятельствах, когда желаний и воли не зависит ничего.
***
На прогулку положено выводить покамерно. Однако чем меньше тюрьма, тем проще отношение к законности.
"Из-за десяти человек на ветру стоять? Перебьются". – решил зам по режиму и распорядился уплотнить график.
В тот день вместе с их камерой по огороженной, как собачий вольер, площадке, прогуливался еще человек двадцать.
Леху тормознул Волонд, и они шли рядом, неторопливо болтая о каких-то пустяках. Шум, даже не шум, а непонятное шевеление Алексей ухватил только благодаря отточенной годами тренировок и схваток реакции. Он оттолкнул авторитета и развернулся на движение. Рука шедшего позади невзрачного мужичка с зажатым в ней железом еще только шла на замах, а он уже встретил злодея прямым в лоб. В последний момент, решив не калечить неразумного, стукнул разжатой ладонью. Однако тот, словно, подкошенный, рухнул на асфальт. Еще бы, ладонь размером с хороший блин да плюс девяносто килограмм веса могли отправить в нокаут и не такого. На шум отворилась решетка и заметившие только удар Алексея, вертухаи кинулись к нарушителю. Удар дубинкой повалил его на колени, а упертый в спину ствол недвусмысленно дал понять, что дергаться опасно.
Били крепко. Причем, поскольку факт нарушения был явный, не церемонились. Особенно усердствовал плюгавый прапор. Он норовил со всего размаху въехать лежащему навзничь сапогом по лицу. Потерявшего сознание отнесли в лазарет, заключенных, разогнали по камерам, а Алексея запихали в карцер.
Десять суток, нары только на ночь, про батареи, когда строили этот каменный мешок видимо забыли. Холод пробирал до костей. Побои зажили. Но, грязь, попавшая в ссадины на лице, неожиданно загноились. Струпья разбухли и превратились в огромные гнойники. Леха напрягал все резервы своей памяти и пытался справиться с заразой. Однако помог черный хлеб. Пайку, которую ему выдавали, он делил пополам. Половину, растягивал на весь день, а вторую разжевывал и лепил на больные места. Гной выдавливал и протирал сукровицу вырванным из худого армейского бушлата ватином. На восьмой день опухоль начала спадать. Но лицо избороздили глубокие безобразные шрамы. Он неожиданно сильно похудел. Отсутствие питания, холод и сырой воздух не сахар и для привычных к скромным условиям зекам, а для привыкшего к полноценному питанию организму условия губительные. Ослабленный организм дал сбой и простуда принесла новую беду. Воспаление легких. Температура прыгнула под сорок. Его трясло в лихорадке. Сухой злобный кашель разрывал легкие. Перед глазами мелькали картины из недавнего прошлого. Вот вежливый премьер, склонив голову, веско роняет. – Мы вам должны, и в долгу не останемся. А вот неожиданно выплыл из темного угла старый разведчик. Так и не успевший пожить в свое удовольствие на собственной яхте. Иногда склонялась над ним расплывающимся силуэтом жена. Она смеялась и тыкала в него пальцем. – Идиот, чего заслужил, то и получил. – заливалась она смехом гоголевской панночки. Наконец он улетал в спасительное беспамятство. Трясучка исчезала, и перед ним открывался длинный освещенный невидимым, но таким ярким светом, просторный зал… Когда утром заглянул коридорный и пнул тяжело дышащего в беспамятстве заключенного, шел девятый день карцера. Солдаты вытащили тело, и, погрузив на брезент носилок отнесли в лазарет. В дверях один хмыкнул. – Ты смотри, ногами несем, видно не жилец.
– Да и хрен с ним, отмахнулся второй, не разворачиваться-же. Одним больше, одним меньше. Воздух чище будет.
Они приволокли его в лазарет, однако, Врач прибыл на службу только в девять.
Когда он приподнял веко лежащего в стылом коридоре на жестоком сквозняке доходяги, и посчитал еле слышно мчащийся с курьерской скоростью захлебывающийся пульс. Засомневался. Стоит ли тратить время и антибиотики.
Дернуло, меня. – Ругнулся доктор. Нет, чтоб как собирался в домоуправление заехать. Тогда бы уже и мороки не было. А так, за лазаретом жмура писать. То, что этот не жилец, для коновала было безусловно. Однако, чтобы не морочиться с отписками все-же вколол жаропонижающее, и лошадиную дозу пеницелина.
Санитар, получив распоряжение, белье перестилать не стал. Все равно к вечеру дойдет бросил доктор. А если перед концом простыни обгадит, убирать. Перебьется.
Леха выжил. К вечеру температура спала на градус и уже не зашкаливала. Тридцать девять и пять, это не сорок один. Врач пожал плечами выдал шнырю ампулу антибиотика и качая головой пошел заводить медицинскую карту.
Игра в поддавки и подарки фортуны закончились пятнадцатого декабря, когда Алексей сделал шаг и спас уголовника от заточки. Очнулся он на третий день после того, как его принесли в лазарет. Он лежал на серой застиранной наволочке комковатая подушка из слежавшейся ваты давила на затылок, как раз в то место, куда пришелся забытый кем то замок. Мыслей не было. Слабость и безразличие. Такое, что приди к нему та самая с косой, ничего не дрогнуло бы в нем. Слишком много сил взяла болезнь. Однако время лучший лекарь. Избитая истина, однако истина. Неделю его желудок не принимал пищу. Только воду. Спасала капельница с глюкозой. По непонятной причине отношение к нему резко изменилось. Шнырь летел к кровати по первому зову. Дефицитные лекарства нашлись без вопросов. Даже лепила, уже не пробегал мимо, брезгливо косясь на засохшие струпья заживших ран, а внимательно и вдумчиво слушал хрипы в глубине его легких.
Через неделю, когда температура спала, появился зверский аппетит. Но и тут внезапно прозревший доктор не отмахнулся, а прописал специальную диету. Куринный бульон, и плавный перевод на полноценное питание. Леха поправился. Однако что-то случилось с ним. Исчез прежний увалень с бесшабашной улыбкой. Глаза смотрели на окружающий его мир с безразличием оптического прицела. Только иногда вспыхивала в них искра. И поднималась из глубины непонятная волна, тогда его кулак, высохший, но все равно громадный, сжимался так, что казалось, лопнет натянутая на костяшках сухая кожа. Санитар, оказавшийся однажды свидетелем такого приступа в страхе попятился, и запнувшись об соседнюю койку рванул к выходу. Он вдруг ясно понял, скажи он в этот момент поперек непонятному пациенту, и громадная ладонь переломит его шею, как сухой тростник.
А Леха, в принципе не имевший ничего против безобидного санитара, просто изменился. Нестерпимый жар, полыхавший в его теле, словно выжег что-то в душе. Он понял, как просто исчезнуть из этой жизни. И как дешево цениться она людьми. Много что понял он, лежа на больничной койке. И не сладко пришлось бы сейчас, тому олигарху, затеявшему игру с беззлобным охранником. Однако и это его не тревожило. Он не забыл ничего, и память все так-же легко выдавала любую мелочь хоть раз виденную им. Пришла жесткость и что-то еще называемое характером.
Его выписали в первых числах нового года. Худой как скелет, при росте в метр восемьдесят пять его вес составил всего шестьдесят восемь. С лицом, изуродованном шрамами, он шел по тюремному коридору, уже привычно держа руки за спиной и ссутулившись. Однако конвоир вместо того, чтобы рявкать на переходах, произносил слова команды негромко и даже слегка опасливо. Такой силой веяло от заключенного.
Вошел в знакомую камеру и негромко поздоровался.
– Эй, командир, вскинулся из угла Муха, у нас комплект, молодой на больничке, куда еще суете. Однако дверь захлопнулась. Только тогда сидельцы признали в вошедшем Леху. Муха, нарушая все не писаные законы, негромко присвистнул.
– Ого, вот это да. Он подскочил и приблизился к Алексею. – Леха, ты что-ли? Он осторожно подхватил прислонившегося к стене соседа и провел к койке. – Ложись. Он кинулся в угол к старшему. Но Волонд уже сам приблизился к ним. Он махнул шестерке и присел рядом с сокамерником, который одышливо сипя, откинулся к затертой стенке.
– Как ты, он внимательно глянул на Алексея.
– Нормально. – Произнес тот. Голос, сухой как шерканье напильника прозвучал совершенно безжизненно.
Я как узнал, что ты на больничке подогнал маляву, чтобы подогрели. – Сообщил авторитет.
– Спасибо. – Леха приоткрыл глаза. Спасибо. – Повторил он.
– Ладно, отдыхай. – Заметил, что собеседник не расположен к разговорам, произнес смотрящий. – После перетрем. Он вернулся в свой угол, и жестом приказал уменьшить громкость телевизора.
Со следующего дня камера с удивлением заметила, что старшой развил бешеную активность. Коногон не успевал пробивать дорогу, отправляя сообщения то в одну, то в другую камеру изолятора. Иногда Волонд вынимал, неизвестно где спрятанный от шмона сотовый, и тихо говорил с кем-то, укрывшись тремя одеялами. А то и коридорный, стукнув по кормушке, бросал в камеру запаянный в целлофан клочок бумажки.
Через несколько дней, законник подошел к Алексею и тихонько сказал. – Ты не думай. Спас ты меня от смерти, это я не забыл. С тем вопросом я порешал. Но и в долгу быть не привык. А считая, как тебя прокрутили, вдвойне долг за мной. Потому будет у меня к тебе разговор. Пробил я тему. Есть один человечек. Так себе дерьмо, если честно. За какой то мухлеж приняли. Он, пока крутили, все расклады, и подельников отдал. Ну, и в камере накосячил, выше головы. В общем, суд его по отбытому выпускает. Однако не уйти ему. Это отдельный разговор. Сделали смертнику предложение. Он, вообще черт здоровый, и на тебя крепко мажет. Так что возьмет твою деляну на себя. А ты, взамен него, на волю. Сегодня вечером в нашу камеру закинут, а завтра адвокат решение подгонит. Тоже молчать будет. С него взятки гладки. А рожу тому, косорезу, уже подпортили. Так что, вас, если не присматриваться, вполне можно спутать. Ну как? Годиться? Только если в отказ пойдешь имей в виду, ему на волю не выйти. По любому. Подельники на него большой зуб имеют. И втарили кого надо. Так, что ему или на погост, или на нары. Он сам это понял и обеими руками за. В общем думай. Только мухой.
Леха поднял на Волонда глаза. – А чего думать? За помощь спасибо. Как того звать? Что-бы на выводке не проколоться. И подпись его нужно проработать. Детали я с ним сам обговорю. – Леха опустил голову и замолчал.
Ну, ты лютый, – изумился авторитет. Сурово тебя покоцало. Мне аж не по себе стало, как глянул. Ты, вот что, если все проскочит, запомни телефончик. Будет нужда или там еще чего. Звони. Чую я… Он не закончил и вернулся к себе. А Леха прикинув возможные варианты развития ситуации решил, что авторитет не обманывает. Ему с моего освобождения конечно профита никакого, но и больших затрат не понес. Уболтать опущенного, дело нехитрое. А так хоть поживет еще. Да и звон пойдет, что Волонд добро помнит. Авторитет опять же. Ну, может немного и впрямь благодарен.
Вечером в камеру ввели нового постояльца. Действительно чем то неуловимо похожего на Леху. Вернее, на Алексея, который вернулся из лазарета.
Однако глаза его двойника трусливо бегали, он присел возле дверей и ожидал, когда ему укажут место. Трудно в тюрьме, и бывает, ломаются и самые твердые характеры. А кто и на воле имел червоточину, хрустят на раз. Шнырь подошел к зэку и бросив перед ним клочок бумаги негромко что-то приказал. Тот взял бумажку, огрызок карандаша и несколько раз расписался. Положил бумагу на табуретку и вернулся в свой угол. Алексей внимательно всмотрелся в роспись и больше на бумагу не смотрел. Ну что запомнил, – увидев что тот потерял интерес к писанина осведомился Муха. Леха кивнул. Да ты что? Не поверил шулер. Не может быть смотри какие закорюки ткнул он не прикасаясь в причудливые завитки.
Алексей вынул ручку, и взяв со стола газету легко расписался. – Сравни. – Показал он написанное. Муха закрутил головой. Его глаза округлились, выдохнул восхищенно. – Прав старшой, Лютый. Вот и погоняло. Слушай, Волонд.
Тот отозвался. – Да слышу я. Нормально. Пусть. Принято.
Задав несколько вопросов двойнику и запомнив, Алексей потерял к нему интерес.
Чужие вещи, потертый спортивный костюм и разбитые китайские кроссовки, одел с двойственным чувством. С одной стороны, грело понимание, что это шаг на волю, с другой…
Но, жить захочешь, "и не так раскорячишься". Лицо двойнику отделали мастерски. Удивительно, как много талантов скрывает за своим безликим забором мирок, с коротким названием ИВС. Выход прошел обыденно. Сонный конвоир, выкрикнул фамилию. Привычно добавил, с вещами, и повел согнутую фигуру ЗК по длинным безликим коридорам. Миновав три шлюза, как называют, зарешеченное пространство, вышли в служебный сектор. Комната приема, истертый сотнями локтей прилавок, отгораживающий рабочее место безразличной тетки в огромной форменной гимнастерке, с мятыми погонами контрактницы. Она пробежала взглядом документ. Удовлетворенно вздохнула, и, ткнув толстым пальцем в строчку, приказала расписаться. Выдача документов. Еще одна роспись напротив, и вот он уже идет на выход, в сопровождении почему– то сильно вспотевшего адвоката. Хотя, ничего странного. На улице зима, а в дежурке не продохнуть от нестерпимо жарящей батареи.
Иван Петрович Гордеев. Такая фамилия значилась в справке, сообщавшей, что владелец ее освобожден решением суда из под стражи, в связи с истечением срока заключения. По отсиженному, как говориться. Последний кордон, часовой на воротах. Метель, задувает, даже под громадный воротник служебного тулупа. Развернутый листок, мгновенно залепило мокрыми снежинками. Сержант сверил нечеткое фото, сделанное тюремным фотографом. Сунул бумажки в протянутую ладонь и отворил тяжелый засов.
Заснеженные тротуары, укрытые белыми шапками деревья. Машины, дымя плохо сгорающим топливом, буксуют в ледяной каше.
Адвокат облегчено вытер пот со лба, перехватил тощий портфельчик, и мимоходом кивнув спутнику, быстро пошагал к машине. Алексей затолкал документы в карман демисезонной курточки, и ежась от порывов ледяного ветра, двинул в противоположную сторону.
Планов не было. Вернее был всего один. Уйти подальше от негостеприимного заведения.
Миновал несколько кварталов, проскочил на разъезжающихся кроссовках ледяной каток проезжей части, и двинулся между высотками торопясь выйти к остановке. В камере ему собрали денег, но не так, что-бы много. Слезы, одним словом. Он шел, укрыв лицо, и вновь возвращался к подмене. "Может, не стоило очертя голову соглашаться на столь рискованную авантюру. Там хотя бы тепло. А сейчас? Затерянный в уральских просторах городишко. Без денег, без документов. Без, без, без. Сплошная безнадежность впереди. Алексей потер зажившие шрамы. "Да, с такой мордой первый мент твой". – Согласился он. Однако, стержень, возникший в нем вновь дал о себе знать. Он выпрямился и сжал губы. "Ну, это мы посмотрим". – Погрозил он неведомо кому.
И тут, дикий рев автомобильного сигнала подбросил, зазевавшегося пешехода. Огромный джип, увешанный блестящими зеркалами, незаметно подкрался сзади и пуганул специально подобранной сигналкой. Леха рванулся в сторону и провалился в сугроб. Снег мигом проник в худые шлепанцы. Машина вальяжно проползла мимо, однако поравнявшись с ним, встала, тонированное стекло водителя уехало вниз, и в морозном воздухе разнесся одуряюще парфюмерный запах освежителя, смешанный с ароматом дорогого табака. Мордатый рулевой «носорога», перешибая звук стереосистемы рявкнул на замершую в снегу фигуру. – Что козел? Уши отморозил? Вали отсюда, понял? Не видишь, люди ездят. Его спутница, сверкая обесцвеченной шевелюрой, весело засмеялась забавной шутке кавалера и выбросила в окно окурок, разноцветной сигареты, норовя попасть в несуразное чучело. Алексей хотевший промолчать, и не заводиться. Ощутив, легкое, но неприятное попадание «бычка» в грудь, поднял взгляд на оборзевшего "хозяина жизни". А тот, повернув бычью шею к соседке. заржал над невероятно удачной, по его мнению. выходкой подружки. Однако смех внезапно оборвался.
Рука сутулого ротозея, неожиданно крепкая и проворная мелькнула в окне, и ухватив борова за шею, вроде совсем легонько, стукнула головой о руль. Однако удар вышел настолько удачный, что в глазах у рулевого потемнело, и он обмяк на сидении. А Леха, мягко открыв дверцу, джипа, вытянул тело разжиревшего хама в сугроб и аккуратно уложил на мягкий снежок.
– Остынь, а то синяк будет. – Невозмутимо произнес оборванец. Заметив торчащий из кармана джинсов бумажник, брезгливо вытянул гаманок. – Приберу пока, а то еще украдет кто. Он уселся в удобное кресло нагретое водителем и повернулся к онемевшей блондинке. – Ты ему кто? – Коротко спросил он. Под взглядом неожиданного спутника, девчонка испугано замерла. – Не знаю, я его. Он меня здесь, на проспекте, снял.
– Понятно, Алексей глянул на лежащее в снегу тело. – Ну ему сейчас это вряд – ли скоро понадобиться. Так, что иди – а ты назад, может и успеешь заработать. А лучше, он открыл бумажник и вынул пару тысячных купюр. – Отдохни сегодня. Поняла? Схватив деньги, профессионалка рванулась из машины. – Да, вот еще что, – остановил ее негромкий голос. К ментам не ходи. Меня найдут, не найдут, а тебе соучастие могут запросто припаять. Оно надо? Ну, давай. И смотри, окурки куда ни попадя, больше не бросай. – Глянув вслед подсказывающейся на высоких каблуках труженице автострады, Алексей выжал сцепление и плавно повел тяжелую машину по снежным заносам, нечищеных тротуаров.
"Cтранно, никаких эмоций". – Размышлял он неторопливо пробираясь по лабиринтам улочек. Отъехав несколько километров, остановился. В бумажнике двадцать тысяч рублей, права, документы на машину. На заднем сиденье заметил роскошный кожаный полушубок, норковую шапку. И вновь никаких душевных терзаний. Леха прикинул, – «бугай» очнется минут через пять, десять. Пока то, се. Полчаса у меня есть". Он тронул машину и уже целенаравлено погнал на окраину. Покрутился среди тупиков и долгостроев, и выехал к притулившимся в полосе отчуждения гаражным боксам, длинными рядами, уходящими вдоль рельс. На одном из гаражей заметил покосившуюся вывеску. На листке картона, от руки, корявая надпись. "Римнот машин". Кривая стрелка указателя. Метров через пятьсот. по наезженному следу вычислил нужный бокс. Оставив машину, приблизился и коротко стукнул в железо ворот. Через несколько секунд калитка приоткрылась, и в проем глянул заросший щетиной восточный человек. Он мимоходом посмотрел вдаль и перевел взгляд на гостя. – Чего надо? – Немногословно поинтересовался сын гор у странного посетителя, одетого в дорогой полушубок и стоптанные кроссовки.
"Рыбак рыбака, видит издалека". Поэтому сторговались быстро. Понявший все без лишних слов, скупщик отзвонил в несколько адресов, поскреб когтями дремучую щетину на подбородке и открыл тяжелые ворота. – Заезжай. – Бросил он клиенту. Леха загнал железного коня в стойло и выбрался в узкую щель.
– Две штуки. – Безапеляционо заключил покупатель. Все. Было видно, что больше не даст.
– Шестьдесят тысяч, рублями, – коротко ответил Алексей. Кавказец внимательно глянул на машину, стоившую, по меньшей мере, двадцать тысяч не рублей. Заглянул в упакованный салон и махнул рукой. – Согласен.
Документы вытянули еще на десять тысяч.
– Итого, семьдесят. – Подвел черту Леха. – Сейчас и без шуток. Вскинув глаза на продавца, кавказец поежился. – Какие шутки? Ты что? Я враг себя.
Пересчитав деньги, и заметив в углу почти новые ботинки, Алексей вернул тысячу и переобулся.
– Вэй? – Попытался сторговаться мелочный торговец. Однако видя, бессмысленность, согласился.
– Теперь звони. – Распорядился Леха.
– Кому? – заюлил глазами барыга.
– Джигитам своим звони. А то всех положу. – Значительно сжал Алексей в кармане пудовый кулак.
Блеф сработал. Пробурчав что-то в трубку, кавказец, успокоил. – Иди дорогой. Все в порядке.
Однако, Алексей, едва выйдя из гаража, примерился и в миг забрался на стоящую неподалеку старую бочку из под масла, а с нее на соседний гараж. Спрыгнув на другой стороне, прошел еще пол ряда и снова проделал трюк. Запутав следы, направился к железной дороге. Может и перестраховался, однако, " береженого, Бог бережет". Выбрался по шпалам к ближайшему переезду и двинул к остановке.
Звонить или не звонить? Алексей с большим сомнением относился к так называемым воровским понятиям. Прижмет, и все по боку, однако ехать через пол России с чужой справкой и совершенно непотребной физиономией. К тому-же если менты не совсем идиоты. А они хоть и менты, но не совсем, то сложат два и два и по приметам и осеннему прикиду на раз вычислят свежеотпущенного на волю Ивана Петровича, который с особой дерзостью и так далее, в трех кварталах от родной камеры… В общем, линейщики разошлют ориентировки и примут злодея на первом-же полустанке. По всему выходило звонить придется. А то, что душа не лежит. Так мы много чего через не хочу делаем. Леха, который проехал в стылом троллейбусе пяток остановок и теперь брел по довольно цивилизованно выглядевшей улице мимо лавок, игриво именуемых себя бутиками. Он глянул в витрину и покачал головой. Все нормально, но вот штаны и рожа, не в цвет. Не выдержал, зашел в ближайший и подобрал приличный костюм и теплый джемпер под горло.
С одеждой разобрались, а вот как быть с лицом? Он глянул в зеркало, стоящее в примерочной. – Разве, что борода, но, сколько времени ее отпускать?
А кто сказал, что свою? Он расплатился, и вернулся на ветродуй.
Вопрос с телефоном решил еще проще. В ближайшем ларьке торгующем паленой водкой и памперсами, купил недорогой телефон.
– Карточка, конечно, чужая, и скоро заблокируют. – Признался хозяин, но пока звонит. Алексей набрал номер и впервые неловко произнес прозвище, данное ему в камере.
– Лютый, мое погоняло. – Коротко бросил он в трубку. Знакомый этот номерок дал, сказал, если что…
В трубке помолчали, затем глухой, словно надорванный долгим криком, голос ответил. – Подгребай. Адрес, Толстого 12. Там встретят.
Ехать пришлось далеко. Однако, частник, везший молчаливого мужика, взял недорого. Выйдя в начале квартала, и прогулявшись до названного дома, Леха приметил сидящего на скамейке паренька. Тот явно кого-то ждал. У его ног лежало уже три окурка. Леха подошел и остановился возле шкета, вопросительно глядя на связного. Тот поднял глаза, всмотрелся, задержал взгляд на шраме. Кивнул головой, явно признав, легко поднялся и не оглядываясь пошел в крайний подъезд. Алексей двинулся следом. Однако, чуть подотстал и прислушался к входной двери. Дверь не скрипнула. В три прыжка догнал проводника и вошел в квартиру на третьем этаже. Приличная мебель прихожей, паркет, неяркий рассеянный свет. В глубоком кожаном кресле сидел громадный, сухой старик, вернее возрастной мужик. Стариком назвать этого человека язык не поворачивался. Голый, бритый налысо, шишковатый затылок. Огромная квадратная челюсть. Брежневские брови делали его похожим на джинна из старого фильма про Алладина и его лампу. Разница только в том, что там джин был добрый, а этот добрым если и был, то в далеком далеком детстве, когда пацаном смотрел этот веселый фильм.
"Череп". – Встал хозяин, и подал гостю крепкую мослатую руку, синюю от наколок. Алексей сжал ладонь и понял, что силенка у старого вора еще в наличии. Тот удовлетворенно хыкнул, признавая в рукопожатии ровню.
– Лютым ""Волонд"" прозвал – представился Леха. – А звать, Алексеем.
Ну, что, погоняло конкретное. – Согласился хозяин. – Присаживайся Алеша. Чайку попьем, покалякаем.
Он явно играл простака, однако глаза из под косматых бровей посматривали жестко и внимательно. Разлив крепкий чай и подвинув сахарницу, «Череп» вкусно дунул на кипяток и с присвистом отпил. – Рассказывай, что за дело у тебя? – Перешел к конкретике он, когда закончили чаевничать.
Леха – отодвинул чашку и произнес, взвешивая каждое слово. – ""Волонд"", когда я выходил, дал номер и сказал, что, могу позвонить. Что конкретно – не пояснил. Поэтому, если просьба не ко двору придется, не сердись хозяин.
– Ладно, хорош воду толочь. Считай, обставился. – Поторопил собеседник.
Лицо у меня больно приметное, и бумага слабенькая. – Нужна борода и документ. Крепкий. Денег всего полсотни тысяч. Рублей, конечно. – Закончил Алексей.
"Череп" в раздумье пожевал губу. – Наконец веско изрек. – Борода, дурь. На фраера. Пластика нужна. А «ксива» нормальная сейчас полторы сотни тянет, и то, для своих. За операцию «лепила» четыре сотни берет. Так что извини… – Он не закончил.
Однако, интуиция подсказала, это все туфта. Нет, цены вор назвал реальные, и то, что платить за него никто не станет, тоже было понятно. Однако не тот человек «Волонд», чтобы впустую бросаться словами. Ясно было, что такой матерый, как он, на три хода вперед смотрит. И не будь у него вида на Алексея, фиг бы он про телефон обмолвился.
Тем временем «Череп», выдержав пристойную паузу, продолжил. – Есть работенка, за которую тебе и пластику сделаем и бумагу выправим. Да не сторожись. – Поспешил он добавить, видя что Алексей порывается сказать. – Не с «волыной» на ларек тебя «блатую». Дело чистое и красивое. – Снова мотивированная пауза. – Ну, будешь слушать?
Алексей понимая, что выслушать все равно придется, кивнул головой.
– Мне «Волонд» шепнул, память у тебя козырная. – Зашел издали рассказчик. – И языков знаешь кучу. Причем, без балды. Так?
– Ну так. Согласился Леха не видя смысла скрывать очевидное.
– Если спец тебя «шпилевому» делу натаскает, сыграть возьмешься? Игра суровая. На кону деньги немереные. А игроки наперечет. Мухлеж в такой игре не канает. Мне «суперкатала» нужен. Понимаешь?
Леха задумался. – "Ох, голова Волонд". Напрягся, вспоминая, говорил или нет про свою неординарную память до карцера. Вроде нет. Хотя тот и сам мог просечь. И кто знает? Не подстава ли тот мужичок с пикой был? И карцер? Шрамы и болезнь, это уже непредвиденные сложности. А так – все ровно. И мотивация налицо – благодарность. И то, что без денег и паспорта, Лехе кроме как к «Черепу» идти некуда – тоже просчитал. Ох, умен. Вот только, не учел он, что в карцере такое случиться.
"Что-ж, сыграем". – Усмехнулся про себя «Лютый». – А кто банк снимет, там видно будет". И глядя в неподвижные глаза авторитета, произнес. – Согласен.
Череп удовлетворенно покивал. – Не сомневался, что ты парень сообразительный.
Тогда, вот что. Жить будешь здесь. Отъедайся, вес набирай. Завтра к тебе соседа подселю. Он тебя всему учить будет. – Ты его слушай. Интересный человек, ох интересный. Его уроки дорого стоят. На улицу выходить не советую. А для помощи, авторитет обтекаемо избежал слова обслуга. – Остается Паша. Пацан шустрый. Присмотрит. Срок тебе месяц. – Все. Уперев громадные ладони в колени, урка тяжело встал. – Дела еще.
Он вышел в коридор, и, надев неброское драповое пальто, вынул из гардероба тяжелую трость с бронзовым набалдашником, и вышел.
Леха глянул на улицу. Мело знатно, ветер порывами подбрасывал в воздух снежную пыль. Сумерки быстро опускались на город. Но вот открылась подъездная дверь, и авторитет шагнул к подкатившему Мерседесу.
