Текст книги "Сны Лавритонии. Книга 1: Тьма над горой"

Автор книги: Гил Макверт

Глава 5: Фокусы у колодца

Тереция с завязанными глазами двигалась на крики: «Огонь слева!», «Огонь справа!», «Огонь прямо!». Игра называлась «Башня». Ей нужно было обойти всех участников, не дотронувшись до них, ударить по колокольчику, привязанному к вытянутой руке одного из игроков, и крикнуть «Пожар!». Пока она ни разу не «обожглась». Плим подошёл к мальчишке, который выполнял роль «башни», подмигнул ему и аккуратно перевесил колокольчик с его руки на свою.

– Берегись, огонь слева! Правее, ещё правее! Теперь прямо! Огонь приближается сзади! Торопись!

За Терецией на каждый десятый счёт делала два шага чумазая девчонка с растрёпанными волосами – главная угроза для «пожарника».

– Огонь приближается, торопись!

Тереция потерялась в пространстве. Лево, право, сзади перестали для неё быть направлением и превратились в карусель, вращающуюся по кругу. Иногда один голос умышленно пытался сбить её с толку – простуженный голос Кая, мальчишки, живущего со своей бабкой. Она старательно не поддавалась на его провокации, но один раз всё же, чуть не угодила в «огонь».

– Огонь совсем близко. Левее, левее… Осталось совсем чуть-чуть. Колокол прямо перед тобой.

Дзинь!

– Пожар! – крикнула она и сорвала с глаз повязку.

Увидев перед собой улыбающегося Плима, она растерялась.

– Нечестно! Когда ты успел подменить игрока?

– Что ж тут нечестного? Ты ведь выиграла. Идём забирать приз.

– Нечестно, потому что ты меня напугал.

– Напугал? Все мне твердят, какой я в своём сюртуке обворожительный, а ты говоришь: «Напугал»?

Плим рассмеялся и начал звонить в колокольчик.

– Пожар, пожар… – подхватила детвора.

Кто-то выхватил из рук Тереции повязку, и игра началась заново.

– Давай прогуляемся к колодцу, – предложил Плим.

– Не могу, скоро будет выступление отца, я не хочу его пропустить.

– Пожалуйста, ненадолго. Туда и назад. Мне нужно тебя кое о чём спросить.

– Спрашивай здесь.

Лицо у Тереции вспыхнуло, словно она и впрямь побывала на пожаре. С одной стороны, ей хотелось пойти с Плимом, с другой – она боялась, что их разговор не будет стоить и выеденного яйца. Всё её сердце было переполнено нежностью к Плиму, и она всей душой хотела услышать от него важные слова. Но до сих пор он только говорил о всякой ерунде, не имеющей отношения к её чувствам. «Прогуляться к колодцу, чтобы вернуться разочарованной? Побыть с ним наедине несколько минут и надолго потерять покой? Неужели он не знает, не видит, не чувствует, что для неё он не просто друг, а человек, с которым она хотела бы прожить всю свою жизнь?»

Ярмарка беззаботно шумела. Было столько всего интересного и захватывающего, но искушение убежать от звуков веселья и оказаться наедине с ним было куда сильнее. Сбежать, и пусть даже это короткое бегство потом аукнется болью в сердце. Перед таким предложением было трудно устоять, если не сказать больше – невозможно.

– Ну… Давай. Только ненадолго, – поправляя волосы, сказала Тереция.

Они пошли к выходу, пробираясь сквозь толпу односельчан, не замечающих вокруг себя ничего, кроме ярмарочной пестроты.

Выбравшись на дорогу, ведущую к «Богомолу» – колодцу, из которого вся деревня черпала питьевую воду, они сбавили шаг. Мягкая пыль под ногами поднималась лёгкими облачками и оседала на красных сапожках Тереции. В небе пели жаворонки, вдали бушевала зелень леса, укрытая тенью облаков, зацепившихся за верхушки гор. Шум от ярмарки становился всё более приглушённым. Они шли, но никто так и не решался заговорить первым. Тереция ждала вопроса, а он не знал, о чём спрашивать. Не было на самом деле никакого вопроса… Плим судорожно искал хоть какую-то зацепку. Столько в мире «как», «зачем» и «почему», а в его голове всё словно провалилось в бездонную яму. Так они дошли до самого колодца. В отличие от других дней сегодня здесь никого не было, только пчёлы и шмели жужжали над дикой расторопшей. Плим поднял с земли камешек и бросил его в колодец. Глухое «бульк» навело его на мысль – он вспомнил о голышах, которые положил утром в карман, чтобы удивлять ребятню фокусами.

– Я хотел спросить, ты любишь фокусы?

– Что? – Тереция с лёгким разочарованием изогнула брови. – Ну… Да, люблю.

– Отлично! Тогда отвернись на минутку.

– Ты позвал меня сюда, чтобы показать фокус?

– Ну давай же.

Тереция послушно отвернулась. Дровосек посмотрел по сторонам и увидел на одном из сиреневых цветков шмеля, пьющего нектар. Ловким движением он схватил его за жирное брюшко, выдернул жало и аккуратно опустил насекомое в карман сюртука.

– Всё, можешь поворачиваться.

Плим протянул Тереции один из приготовленных голышей.

– Итак, что у тебя на ладони?

– Камень. Гладкий тёплый камень.

– Ты в этом уверена?

– Да, я в этом уверена, как и в том, что скоро нам будет нужно возвращаться, – с лёгким раздражением сказала Тереция.

– Не торопи меня, иначе магия не сработает.

– О, так ты у нас не только дровосек, но ещё и волшебник.

– Я много кто, Тереция. Много кто! В моих руках есть власть превращать неживое в живое и… Хорошо, протяни мне ладонь и покажи свой камень.

Тереция вытянула руку.

– Вот, смотри.

– Теперь я буду медленно зажимать твои пальчики и считать до пяти, а ты внимательно следи, чтобы камень никуда не исчез.

– Плим, я думаю, что он куда-то всё-таки исчезнет. Например, в один из карманов твоего смешного сюртука.

– Не разрушай магию. Начинаем зажимать пальцы. Мизинец – раз, безымянный – два, средний – три, указательный – четыре, большой – пять. Он дунул и сделал какое-то бессмысленное движение. Теперь… – он отпустил руку и с довольным лицом отступил на пару шагов, – можешь сказать, что у тебя в кулаке?

– Это вопрос, который ты обещал мне задать на ярмарке?

– Не знаю.

– Думаю, что у меня в руке…

Тереция вдруг почувствовала, как в кулаке что-то зашевелилось.

– Мамочки! – вскрикнула она и раскрыла ладонь.

Из руки, недовольно жужжа, вылетел шмель.

– Ты с ума сошёл, он же мог меня ужалить.

Плим хохотал, не в силах стоять на ногах.

– Я… Ха-ха! Дурёха, я выдернул ему жало!

– Болван! Зря я с тобой ушла с ярмарки! Вот ради чего пропускаю всё веселье – ради глупых фокусов.

Тереция развернулась на каблуках, показывая всем видом, что готова уйти.

– Подожди, на самом деле я действительно хотел спросить.

Она обернулась и замерла в ожидании.

– Спросить что?

– Я хотел спросить. Ну… Понравился ли тебе мой подарок на день рождения?

– Колечко из бересты? – её брови изогнулись как сломанные веточки.

– Ну да! Ты его носишь?

Тереция коснулась груди и почувствовала под тканью платья маленькое колёсико, висящее на кожаном пояске.

– Хм… Простой, но довольно красивый подарок.

– Так ты его носишь? – переспросил Плим.

– Нет! – Тереция опустила глаза.

– Почему? – он приподнял подбородок и заглянул ей в лицо: – А-а-а-а. Всё ясно… Можешь не говорить, я и так знаю. Ты боишься, что отец спросит, откуда у тебя дурацкое колечко.

Как это обычно и случается, Тереция вспыхнула и отдёрнула руку.

– Я ничего не боюсь. Не боюсь ни слухов, ни мнения, ни осуждения… Ведь ты… Ты всего лишь мой друг. Чего же мне переживать… Вот он, твой подарок.

Резким движением она выдернула колечко из-под воротника.

– Вот, смотри, оно всегда со мной – у самого сердца.

Тереция поняла, что теряет контроль над чувствами. Ещё чуть-чуть и из глаз хлынут потоки слёз.

– Мне просто жаль… Мне кажется, это не я, а ты боишься!

– Я? – от возмущения Плим вдохнул лишнего воздуха и закашлялся. – Чего я боюсь?

– Боишься моего отца, его положения, его влияния и… Всего! – закричала вдруг Тереция.

– Ты чего злишься? С чего бы мне его бояться?

– Плим, зачем ты позвал меня сюда? Я хочу вернуться, вот и всё!

Голос Тереции сорвался. Мир вдруг стал нечётким. Глаза-грозовые тучи разверзлись, хлынули слёзы, по щекам потекли реки смешанных чувств: обиды, нежности и досады. Она плакала, хотела бежать. Жаль, теперь она точно пропустит выступление отца и представление вечерних фонарей. Тереция редко плакала, но знала – этот внезапный "дождь" скоро не прекратится. Только куда бежать? Девушка метнулась к дороге, ведущей в лес. Плим попытался схватить её за руку, но она вырвалась.

– Оставь! Не сейчас! У меня просто… Я хочу немного побыть одна. Не ходи за мной.

Глава 6: Песня пленницы

Растерянным взглядом дровосек провожал убегающую Терецию. Он всё ещё сжимал голыш для фокусов. Странно, но камень вдруг стал мокрым и холодным. Плим п осмотрел на руку. Сквозь пальцы сочилась вода. Откуда? Он огляделся. Мир будто накрыло прозрачной чёрной вуалью. Откуда-то издалека, из тумана, к затылку подбиралась боль. Плим почувствовал, как онемели и похолодели пальцы рук и ног. Неприятный озноб пробежал волной по телу. Он ясно слышал глухую поступь боли, теперь не только в голове, но также во всём теле, и не понимал, откуда всё это взялось. Колодец, солнце, очертания леса, бирюзовое платье Тереции – всё потемнело и стало рассыпаться, разлетаться, словно маленькие мушки. На их место приходили новые звуки и запахи – шум капающей воды, смрадная вонь, чьи-то гортанные голоса. Он хотел открыть глаза. Бах! Боль ударила в затылок мощью кузнечного молота. Плим вскрикнул и попытался схватиться за больное место, но руки издали глухой лязг и остались недвижимыми. Превозмогая себя, он открыл налитые свинцом глаза и увидел тёмный свод. Наверху зияло отверстие, в которое влетал и исчезал в зеленоватой темноте снег. Отовсюду слышалось монотонное «кап-кап-кап-кап». Образуя на полу блестящие фосфорические лужицы, сверху по стенам стекала вода.

В эту минуту Плим всё вспомнил. Там, за толщей каменного свода, не было никакой весны. Зима уже наступила, и эти снежинки, кружащиеся под потолком, были вестниками разыгравшейся на поверхности метели. Тёплый ярмарочный день – то был всего лишь сон.

Он вспомнил, как этим утром проснулся и выглянул в окно. Ярко светила луна, земля была покрыта инеем – белым колючим бархатом. Память, а вместе с ней и ужас возвращались к дровосеку. Он вспомнил тепло и запах избы. Вспомнил, как ещё утром проснулся, закинул в рот остатки ужина, оделся и вышел в сарай. И вот теперь он здесь. По воле ли случая или по чьему-то злому замыслу, но он был здесь – в цепях, окутанный полумраком и нестерпимой вонью.

Плим приподнял голову и огляделся. Это была пещера. Стены мерцали унылым светом. Здесь и там горели костры, вокруг которых сидели сгорбленные бесформенные существа – пещерные тролли. Плим видел таких в Зрелищном саду Короля Прохламона, когда позапрошлой осенью ходил с друзьями на праздник Больших костров. Там этих тварей держали в специальных ямах, защищённых от губительного для троллей солнечного света.

Тролли сгрудились вокруг больших чанов с булькающей жижей и переговаривались на языке, напоминающем рвотные позывы. Вонь от мерзкого варева просочилась во все уголки пещеры и сдавливала дыхание. Чем-то похожим воняло, когда он проходил по деревне мимо дома кожевника. Тот вываривал, а потом отбивал и сушил кожи животных. Плим предположил, что блюдо троллей содержит тот же ингредиент. Теперь он был диковинкой для этих тварей, а может и того хуже – компонентом, из которого тролли приготовят своё зловонное блюдо.

– Эй вы, гады! – Плим приподнялся на локтях и в эту минуту увидел её…

В упор на него смотрела потрясающей красоты женщина. Она стояла, прислонившись спиной к стволу дерева. Её внешность так поразила Плима, что он на минуту забыл о боли, цепях и троллях. Он даже не задался вопросом, откуда в пещере могло взяться целое дерево. Глаза женщины отливали фиолетовым светом, а узкие вытянутые зрачки не отрываясь смотрели на Плима. В эту минуту (разве такое возможно) он увидел, как в этих «бездонных колодцах» исчезают остатки его сна. Увидел Терецию в её красных сапожках, растворяющуюся на опушке весеннего леса.

От руки женщины, обвивая тонкое деревце, тянулась цепь. Не такая грубая и тяжёлая, как та, которой был скован дровосек, но всё же это была цепь. Даже в тусклом зелёном свете было видно, как женщина истощена и измучена. При этом в её взгляде не было мольбы о пощаде и жалости – той сломленной воли, которая присуща всем пленникам. Нет! В этом взгляде было спокойствие и любопытство.

«Что он здесь делает?» Странно, она ничего не спросила, даже не пошевелила потрескавшимися губами, но Плим буквально услышал её голос. Как? В голове?

«Кто он такой?» – снова прозвучал вопрос, адресованный непонятно кому.

– Я Плим, дровосек из деревни… – начал он.

На лице женщины отразилось настоящее удивление и испуг.

– Ты меня слышишь? – спросила она, всё так же не открывая рта.

– Слышу! Но как ты это делаешь? – заговорил он.

– Стой! Не говори. Просто думай, – прозвучало в голове. И снова – неподвижные губы и ясная речь.

Плим повторил, но уже мысленно: «Я тебя слышу». Оказалось, это совсем нетрудно.

– Меня зовут Плим, я живу здесь недалеко – в деревне.

– Это мне уже известно. Видела твой сон.

– Но как ты можешь слышать мысли? Что ты такое? Ты не человек? – спросил Плим.

– Меня интересует тот же вопрос. Как ты можешь меня слышать?

– Не знаю, головешки мне за пазуху, но твой голос звучит так же ясно, как отрыжки этих безобразных тварей, – Плим кивнул в сторону троллей.

– Ты необычный! – женщина вздёрнула брови, напоминающие золотые колоски пшеницы. – Никто не может слышать голос дриады.

– Так ты… – Плим вспомнил рассказы матери о женщинах, чьё пение и красота сводит людей с ума. – Значит, это тебя я слышал там наверху?

Женщина не ответила, а лишь продолжила взглядом изучать дровосека.

– Мать рассказывала мне про таких, как ты. Она говорила, что своим пением дриады влезают в мозги к людям, так что потом крыша едет. Как же ты говоришь, что никто не слышит?

– Звуки, дровосек. Необычные звуки. Их способен распознать мозг, но не ухо человека. Когда мелодия наших песен проникает в головы людей, их посещают видения и беспричинная грусть. Из самых глубин их души поднимаются воспоминания, которые они топили годами, чтобы жить без шлейфа боли и стыда. Но ты – необычный. Ты слышишь слова! Кто ты такой? Не Плим, не дровосек, не сын своей матери, не весёлый парень, боящийся признаться Тереции в любви. Всё это ваша примитивная людская мера, с помощью которой вы взвешиваете друг друга на весах повседневных хлопот. Меня интересует только одно: «Кто ты?».

– Послушай, красавица, я не понимаю твоих дурацких вопросов и мне наплевать, как ты залезла ко мне в голову. Если тебе хочется знать, кто я, то меня больше интересует, как избавиться от цепей и смотаться из этого проклятого места. Полагаю, ты здесь уже обжилась, так растолкуй, что происходит, и давай вместе делать ноги.

Глаза дриады блеснули голубовато-огненным всполохом, словно в ледяной толще мелькнул факел.

– И этот вопрос задаёт мужчина? Нет! Глупый мальчишка, который думает, что попал в чепуховый переплёт. Мальчишка, у которого поджилки трясутся при одной только мысли лишиться своего уютного мирка. Юнец, который теряет дар речи при виде шляпы напыщенного сановника. И этот герой решил сбежать?! Хочет вернуться в свою деревню и продолжить безмятежно жить? Трус, который будет рубить дрова, даже когда его Терецию сосватает какой-нибудь придворный конюх. Что ж, беги! Попробуй снять цепи и пройти, не лишившись головы, мимо этих падальщиков и продажного каменного прихвостня старухи. Ты ещё с ним не познакомился? С громилой Обалдуем? Нет, дровосек, тебе не уйти отсюда…

– Ничего себе! – Плим артистично выкатил глаза. – Да ты сама справедливая ярость. Не просветишь меня, так, на всякий случай, ты, часом, не ядовитое животное?

Дриада проигнорировала сарказм Плима.

– Ответь себе, дровосек, на вопрос «кто ты?». И, быть может, тогда, хотя вряд ли, тебе удастся добежать до тех ступеней, по которым тебя сюда спустили.

Дриада в негодовании мотнула головой, и он увидел, что её волосы… Вплетены? Нет! Они пронизывают, проникают, обвивают ствол дерева, которое буквально на глазах становилось сухим и безжизненным.

– Эй, эй, кошка бешеная! Успокойся! – дровосек даже не заметил, как выкрикнул эти слова вслух.

Один из троллей обернулся на шум. Его бесформенная фигура отделилась от собратьев и двинулась в сторону дровосека.

– Чио ты аошь?

Плим краем уха услышал тролля и повернулся в его сторону.

– Не понял тебя. Повтори, чучело огородное.

– ЧИ-О ТЫ А-ОШЬ?

– Чего я ору?

– Да, чио ты аошь?

– Попробуй лучше говорить подмышками, может, тогда нам будет легче общаться.

Брызгая слюной, тролль зарычал и отвесил дровосеку внушительную оплеуху.

– Стой! – крикнул Плим. – Посмотри на эту, как её… Дриаду. С ней что-то не так.

На случай, если его не поняли, Плим ткнул пальцем в сторону женщины. Её обмякшее тело безжизненно висело на высохшем дереве.

Тролль обернулся и посмотрел, куда показывает дровосек. Он что-то крикнул (а может, просто рыгнул) на своём языке. В ответ другой тролль, сидевший у костра, огрызнулся, недовольно встал и направился к противоположной стене пещеры. Только сейчас дровосек заметил нагромождение вывернутых с корнем чахлых берёз. К одной из таких, только теперь уже высохшей, и была привязана дриада. Второй тролль выдернул из кучи новое дерево и швырнул в их сторону. Дерево со свистом пролетело по воздуху и упало возле Плима, едва не угодив ему в голову.

Тролль размотал цепь и бесцеремонно оторвал дриаду от берёзы. В стволе остались локоны зелёных волос. Он кинул сухое дерево к костру, а на его место между двумя валунами воткнул другое – без листьев, но всё же живое.

– Так вот чем ты питаешься?! – подумал про себя дровосек, адресуя свою мысль дриаде. Ответа не последовало. Похоже, женщина была без сознания.

Тролль вернулся к поспевающему ужину. Плим вспомнил, что ничего не ел с прошлого утра, если не считать небольшого перекуса в лесу. В ответ на эту мысль в животе заурчало.

Между тем с дриадой что-то происходило. Не сказать, что она возвращалась в сознание (её голова всё ещё безжизненно висела на груди), но вот волосы… Волосы вдруг затрепетали, напоминая осоку, потревоженную лёгким ветерком, стали вытягиваться и вживляться в дерево. Затем, словно от судороги, дёрнулись пальцы, и Плим заметил на них острые как бритва ногти. Этими бритвами дриада стала впиваться в берёзу, пока на белом стволе не проступил прозрачный сок. На бледном лице заиграл лёгкий румянец. Грудь всколыхнулась, помутневшие глаза открылись.

Она не глядела в сторону Плима, по-видимому, презирая его даже больше, чем своих надсмотрщиков. И тут произошло то, чего при данных обстоятельства можно было ожидать меньше всего. Дриада запела! Что это была за песня! Она стонала, грустила как пастушья жалейка. В ней было всё – унылое завывание ветра, крик ночной птицы, тишина звёзд, скрип мельничного жёрнова, падение невесомых частиц смолотого зерна. Всё это звучало с отчётливостью падающих капель в совершенной тишине. Песня навевала блаженство и одновременно терзала, пробуждая в душе Плима далёкие воспоминания и сожаление об утраченном.

 
Золотом сверкают черепицы крыш.
Спит холодный город, спит и мой малыш.
Путь к горе далёкой снегом заметён…
В бедную дриаду был Король влюблён.
Спи, не бойся, крошка, баю-баю-бай,
Под моей защитой глазки закрывай.
 
 
Ты оставил звёзды – беззаветный кров,
Здесь же всё иначе – мир людей суров.
Долгая дорога впереди лежит.
Песнь дриады бедной пусть тебя хранит.
Спи, не бойся, крошка, баю-баю-бай,
Под моей защитой глазки закрывай.
 
 
Обещаний пылких не сдержал Король.
Отнят у дриады сын её родной.
Ныне ж из темницы, от цепей стальных,
Песнь мою услышишь в снах своих цветных.
Спи, не бойся, крошка, баю-баю-бай,
Под моей защитой глазки закрывай…
 

Глава 7: Утро после метели

Всю ночь в домике на краю деревни горел свет. Ещё с вечера за окном завьюжило и завыло. Ближе к утру труба на крыше перестала выпускать столбик дыма – никто не подбрасывал в печку дров. Мать дровосека в очередной раз вышла в сени, потревожив за стенкой сонных кур.

Превозмогая порывы ветра, она всю ночь выходила с фонарём за калитку, в надежде, что вот-вот из снежной пелены выедет повозка, гружёная дровами. Но, конечно, повозка не могла появиться. Заметённая снегом, она стояла в лесу у сарая с тёмными окнами. Но мать есть мать, рисуя в голове самые страшные картины, она продолжает жить надеждой на счастливый исход. Сейчас же она, одинокая и сгорбленная, шла с фонарём по утопающему снегу, оставляя в нём глубокие следы.

***

Лисс придерживался мнения, что долгий сон – главная причина нищеты, поэтому никогда не позволял ни себе, ни своим сыновьям нежиться долго на лавках. В конце концов, он совсем не хотел испытать на собственной шкуре действие этой прописной истины.

– Пора, молодчики, вставайте! Элл, выгреби золу из печки! Кобер, ступай в кузницу раздувать горнило! Сегодня начинаем ковать гвозди. Лит за десяток – не помрём с голоду, а то ещё и избу для тебя справим. Решил жениться, шевелись да поспевай.

Лисс толкнул в бок посапывающую толстушку.

– Эй, хватит лежать коромыслом, накрывай на стол!

Касилия, или Каси, как её называл Лисс, уже двадцать один год приходилась ему женой. Она печально хрюкнула и перевернулась на другой бок.

– Каша в печи, на подах, – казалось, это пищит комар, а не говорит женщина внушительных габаритов. – Проверь, должно быть, она ещё не остыла. Дай хоть одним глазком сон досмотреть.

– Корову будешь доить – досмотришь. Скотина не станет ждать, пока ты в снах на балу танцуешь. Кобер, помоги матери собрать на стол, а горнило я сам раздую! – рявкнул Лисс.

Недовольно ворча, он толкнул дверь в сени, и морозный воздух клубами ворвался внутрь. На пороге стояла женщина.

– Доброе утро, Лисс! – уже по лицу кузнец понял, что Малария провела бессонную ночь. – Скажи, Плим не заходил? Его нет дома. Я подумала, может, он решил заглянуть к вам. В смысле – вчера вечером. Чтобы посидеть за кружечкой эля.

– Малария? Вилку мне в печёнку! Проходи, чего ты встала в дверях, – женщина стряхнула с головы снег и переступила порог. – Не пойму, о чём ты говоришь? Плима нет дома?

Касилия незамедлительно соскочила с лежанки. В её глазах теперь не было и намёка на сон.

– Плима нет дома? – пропищала она, протирая глаза.

– Он ушёл в лес ещё вчера утром, но… – голос Маларии дрогнул. – У меня сердце не на месте. Плим так и не вернулся. Вот я и подумала – вдруг он заходил к вам.

– Ну-ка присядь, – Лисс выдвинул табурет, – а я мигом оденусь.

Касилия накинула на плечи шерстяной платок и засуетилась.

– Ты куда, Лисс? Собираешься идти в такую погоду искать Плима? – испуганно запричитала она.

– Каси, булочка, успокойся, я не иду в лес, если ты об этом подумала.

– Тогда куда же?

Лисс закатил глаза и обратился к Маларии.

– Мы сейчас пойдём к бургомистру. Надо организовать поиски, – он говорил быстро, одновременно натягивая штаны поверх ночных кальсон. – Это хорошо, очень хорошо, что ты пришла прямо сейчас. До вечера у нас много времени. Не переживай, мы найдём Плима. Дальше своей делянки он никуда уйти не мог. Думаю, его застала метель, вот он и заночевал в лесу. Спит себе под брюхом у осла, ждёт, пока распогодится.

– Ты так думаешь? – с надеждой в голосе спросила Малария.

– Я знаю Плима. Чтобы он заблудился в лесу?! Ой, не пойте мне тетерева.

– А как же дикие звери? – Касилия всеми силами старалась быть полезной.

– Каси, у коровы сейчас вымя лопнет. Ступай в сарай! – прикрикнул он на жену.

***

В доме бургомистра не спали только в сторожке. Немного поёрзав, Лисс постучал в тяжёлые дубовые ворота. За забором яростным лаем зашлись собаки. Скрипнула дверь, и в узкой полоске света появилась голова со вздёрнутой плюгавой бородкой.

– Кого там принесло?

– Это я, кузнец. Дело есть срочное до бургомистра.

– Подождёть ваше дело! Господин бургомистр ещё спят, и ему не понравится, чтобы его будили.

Кузнец выпустил из носа пар и гаркнул:

– Не заставляй меня, бородатый кикимор, бить в пожарный колокол. Вот что понравится бургомистру. Я подниму всю деревню на уши, а тебе достанется трёпка. Посмотрим потом, как ты будешь важничать.

Послышался хруст снега. Ворота отворились.

– Лисс? – удивлённо произнёс Муравушка.

– Не делай вид, что не расслышал меня с первого раза. Буди бургомистра! Скажи, что человек из деревни пропал.

***

Бургомистр с вдумчивым видом сидел за столом. Из-под ночного колпака выбивались бакенбарды – завитки рыжих волос, переходящие в редкую кудрявую бородку. Усы пришлось начисто сбрить, так как они, по словам брадобрея, делали выразительное лицо знатного человека похожим на небритую харю простолюдина.

Напротив бургомистра, неловко переминаясь, стояли Лисс, Малария и мужичок, без устали вытирающий рукавом нос.

Уже прошло десять минут, как Лисс изложил суть дела и замолчал. Теперь все ждали мудрого решения большого человека.

Бургомистр (видимо, раздумья были действительно тягостными) барабанил пальцами по столу, вздыхал и ничего не отвечал. Малария с мольбой тронула кузнеца, но тот лишь пожал плечами.

– Может быть, мне стоит всё повторить? – начал Лисс. – Понимаете, вчера утром сын этой женщины…

Бургомистр оторвал взгляд от пустоты и причмокнул:

– Что ж, обстановка действительно требует скорейшего вмешательства.

«Ну, наконец-то!» – подумал Лисс.

– Муравушка, ты, кстати, можешь идти.

Мужичок шмыгнул носом, развернулся на пятках и открыл дверь. В ту же секунду в горницу влетел длинноногий, лохматый, тощий как селёдка пёс и улёгся у ног хозяина.

– Бомби, марш отсюда! – крикнул на него бургомистр. Пёс подобострастно лизнул голую лодыжку, но с места не двинулся.

– Велите выгнать собаку? – спросил Муравушка.

Бургомистр глубоко вздохнул и строго посмотрел в умоляющие глаза пса:

– Ай, пусть остаётся, но… – он строго посмотрел на пса, – помни правило № 17, Бомби.

Все в деревне знали про правило № 17, довлеющее над беспутным Бомби.

Бургомистр щёлкнул пальцем и указал взглядом сторожу на дверь.

– Ступай.

Муравушка послушно вышел.

Лисс посмотрел на закрывшуюся дверь: «Муравушка! Тьфу! Окрестила же мать».

Бургомистр поправил съехавший колпак и снова принялся барабанить отполированными ногтями по столу.

– Да, положение, прямо скажу, серьёзное, – вздохнул он. – Завтра же я отправлю в город вестового с просьбой к Королю послать отряд следопытов. До этого времени мы сами должны сделать всё возможное, чтобы найти дровосека. Я велю поставить на колокольне дозорного. Пусть смотрит день и ночь в сторону леса. А также у меня есть мысли, которыми я предпочёл бы пока не делиться, но они могут оказаться весьма продуктивными в процессе поиска… Ну и, конечно, пока ваш сын не нашёлся, – он с глубоким сочувствием посмотрел на Маларию, – я по мере скромной возможности выделю небольшую помощь. От себя лично! – бургомистр с чувством выполненного долга встал из-за стола. – Это всё, предлагаю прямо сейчас браться за дело. Время не ждёт, человек в опасности!

Лисс озадаченно смотрел на пышущего здоровьем толстячка. «Правильно ли бургомистр понял их просьбу? Или он, Лисс, чего-то не понимает?»

– Господин бургомистр… Гм… Это не совсем то, что нужно делать, как вы сказали, в этой обстановке. Мы должны организовать поисковый отряд из жителей нашей деревни, а не из королевских следопытов. И сделать это нужно прямо сейчас.

Бургомистр вытер платком уголки мутных глаз и вопросительно посмотрел на кузнеца – на этого червя, у которого было своё мнение.

– Значит, таково ваше предложение?

– Да, а вы разве с этим не согласны?

– Ну хорошо… То есть вы считаете разумным рисковать жизнями стольких людей ради поисков одного человека? Подумайте сами! Наши люди не следопыты и, вероятно, к концу поисков мы недосчитаемся уже не одного, а нескольких человек. Лес кишит дикими животными. Погода на время утихомирилась, но кто знает, как всё повернётся дальше? – рыжий человечек отрицательно покачал головой. – Мне кажется, вы просто преувеличиваете проблему и сеете панику.

Каси частенько повторяла: «Лисс, ты должен научиться следить за языком. Не всё, что можно сказать свинье, следует говорить бургомистру». И вот бургомистр, не иносказательный, а настоящий сидит перед ним. Лисс переминался с ноги на ногу и придумывал «обтекаемые» слова.

– Нет, господин бургомистр, похоже, это вы преуменьшаете проблему.

– Я?

Из часов выскочила кукушка и напомнила Лиссу о времени.

– Да, вы! И я сделаю, что собирался!

– И что же это такое, чем вы меня пытаетесь запугать? – забеспокоился бургомистр.

– Пойдём, Малария, – кузнец натянул на голову шапку. – В этом гнилом месте нам не найти помощи.

– Остановитесь! Что вы собираетесь делать?

– То, что и должен делать всякий человек, когда его брат попадает в беду – бить в колокол, господин бургомистр. Ясно вам?

Кузнец запахнул тулуп, всем видом показывая серьёзность намерений.

– Стойте! Что за глупости? Колокол – это… Это штука, которая нужна для более масштабных случаев.

– Вы ещё не поняли! – закричал Лисс. – Это тот самый случай! Масштабнее не бывает!

– Я запрещаю, – бургомистр встал между Лиссом и дверью. – Нельзя вот так по пустякам будоражить деревню.

– Что же нам делать, господин бургомистр? – взмолилась Малария.

– Что? – глаза бургомистра метали молнии. – Вам мало того, что я предложил? Хорошо… Я велю своим людям прочесать лес и самолично отправлюсь на поиски дровосека. Но звонить в колокол… – бургомистр схватил со стола бронзовый колокольчик: – Вот колокол, с помощью которого можно решить любую проблему, – колокольчик весело затрезвонил. – Эй, Муравушка, пойди сюда!

Мужичок выскочил из-за двери, будто никуда и не уходил.

– Ступай снаряди собак и людей. Пусть прочешут лес за ручьём. Только ни влево, ни вправо без моего ведома. Не хватало чтоб ещё собаки заблудились. А для меня вели подготовить сани. Окороков с собой возьми и шуб побольше. Дело небыстрое, – он сорвал с головы колпак и швырнул его в угол. – Звонить они решили… Нашли забаву…

Пёс, до сих пор не выдававший своего присутствия, стрелой вылетел за дверь, словно распоряжения бургомистра касались и его.

Обогнув стоящую посредине пролёта статую нимфы, он взлетел по лестнице на второй этаж, пронёсся по длинному коридору и с размаху врезался головой в дубовую дверь. За этой дверью, ничего не подозревая, беззаботно спала Тереция.

– Мать моя королева, как же больно, – взвизгнул он.

– Бомби, правило № 17!.. Я велю тебя выпороть! – послышался снизу негодующий голос бургомистра.