Текст книги "Дни на острове"

Автор книги: Гидеон Самсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Что?

– Меня зовут Якоб.

Янис снова вздохнул:

– Дьякос, меня уже надоел этот весь чепуха.

– Якоб! – повторил ты. – Меня зовут Якоб! Я же тебе сказал!

И потом вдруг ни с того ни с сего сказал еще много, очень много всего. Что этот остров тупой и скучный, что у твоего отца есть время только на себя и на этот дурацкий ресторан и что этой дуре Герти лучше провалиться ко всем чертям с ее голой жопой (да, ты прямо так и сказал). Ты сказал, что тебе ни капли не хочется идти на улицу и с кем-то знакомиться и ты уж совсем не собираешься меняться. С какой стати вообще меняться? С чего Янис вообще взял, что тебе надо измениться? И, кстати, он же понимает, что ты сейчас хотел бы быть вовсе не здесь, а в Таиланде с Кейсом и мамой в их шикарном отеле?

– Там, по крайней мере, весело! – орал ты. – Там просто нормально! И не надо торчать в этой развалюхе, в этом мерзком, грязном…

– АРКЕТА!^[1]

Это слово прозвучало как боевой клич японского самурая, но только на языке Яниса, на греческом. От этого вопля, как от взрыва, по всей кухне разлетелись брызги масла, и даже курица, похоже, перепугалась.

– ХВАТИТ! – закричал Янис вдогонку на голландском.

Ты застыл на месте.

– Ты уметь только ныть? – распалялся твой отец все больше. – Ты подумает, я буду приехал на эту остров и ты и я – мы на солнце вместе праздник делать тут все время?

Ты боялся даже пошевелиться.

– Ты думаешь, жизнь тут такой, да? Ты так думал правда есть?

Ты сглотнул и хотел сказать, что это не так и что ты понимаешь, что Янис очень много работает, но он разошелся не на шутку, и его было уже не остановить. Его гнев грохотал как дождь из тяжелых слов.

– Если думаешь, жизнь тут – это ленивый жизнь для балованных детят, то так и сядь себе сидеть, ага! Так и делать дальше себе!

Ты покачал головой:

– Нет… – Голос у тебя оказался почему-то высокий и писклявый, совсем не такой, как ты ожидал. – Я не это хотел сказать… Я только думал…

– Что? – прокричал Янис, будто тараня тебя словами. – Что ты тогда думал только? Что? Я ждал от тобой, ты думает больше, чем это! Что ты думает, как это всё тут и для меня!

Ты не знал, что еще сказать, и, может, было лучше ничего больше не говорить. Против этого урагана фраз любые слова были бы бессильны. Ты опустил голову и уставился на плитки на полу ресторана, и как только ты разглядел, что длинная извилистая трещина сложилась в форму кошачьей головы (что довольно необычно, но при этом, конечно, полная ерунда), Янис снова открыл рот и гроза бабахнула самым сильным разрядом:

– Я тоже не просил, что ты есть тут!

На какую-то секунду, на крошечное мгновение, ты подумал, что неправильно его понял. Не так уж хорош был его голландский, да и какой отец станет говорить такой жуткий бред своему сыну? Но тут же эта последняя фраза Яниса как будто прожгла в тебе дыру и теперь дымилась у тебя в голове.

Кошачья голова из трещины в плитке злобно зашипела. Куриная кожа как будто вылезла из стеклянной посудины и покрыла мурашками стены, и пол, и твои руки. Ты не сводил глаз с Яниса и точно понимал одно: этот повар на этой кухне – он не может быть твоим отцом.

Аркета. Теперь уж точно хватит. Ты развернулся и, не оглядываясь, вышел из ресторана.

Ты выбрался из переулка и побрел по улицам. Больше всего тебе хотелось прямиком помчаться отсюда в Голландию, но уже через минуту в этой дурацкой деревне ты понятия не имел, где оказался. Все улочки и переулки были похожи как две капли воды, и ты просто побрел наудачу к морю.

– Привет! – вдруг крикнул кто-то у тебя за спиной.

Ты обернулся, – разумеется, ты все еще жутко злился. На самом деле это чувство можно было назвать злостью, или бешенством, или яростью, или гневом. Но все это мало заботило мальчишку, который сидел на низкой каменной стенке, отделявшей дорогу от пляжа.

У него были черные волосы и веселая загорелая физиономия. А из одежды – только длинные синие шорты и стоптанные желтые шлепанцы. Больше ничего.

– Голландец? – осторожно спросил ты.

Мальчишка на стене кивнул, а потом покачал головой.

– Нет?

– Пополам.

Парнишка улыбнулся, и тут – как-то само собой, ты ничего не мог с этим поделать – ты тоже улыбнулся в ответ. Как будто какой-то невидимый греческий бог за ниточки потянул кверху уголки твоего рта.

– Как и ты, – сказал мальчишка.

– Как и я? – ты удивленно посмотрел на него. Этот мальчишка в курсе, кто ты? Ты его не знал, так что он тоже вряд ли мог тебя знать.

– Михалис, – сказал мальчик.

– Прости, что?

И опять эта улыбка, ниточки, за которые твои губы потянули вверх, и ты понял, что у этого мальчишки самая заразительная улыбка из всех, что ты видел. Он положил ладонь себе на голую грудь и сказал:

– Михалис. Мой имя.

– А, ясно. – Ты кивнул. – А я…

– Якоб, – сказал мальчишка по имени Михалис. – Я знаю.

– Ты меня знаешь? – Вопрос был довольно дурацкий, но он соскочил у тебя с языка раньше, чем ты что-то успел сообразить.

Михалис покачал головой:

– Знаешь, знаешь… Хорошая ли тут слово «знаешь», я сомневаю. – У него был забавный акцент, немного похожий на акцент Яниса. – Но раньше тут ты жил ведь.

– Да, – ответил ты. – Но только я почти ничего не помню. Давно это было.

Михалис кивнул:

– Я понимаю. Я был пять лет, и весь деревня разговаривал про голландскую женщину, которая вдруг сбегать с ребенкой.

– Это было не вдруг.

Он опять кивнул:

– Такие дела никогда не вдруг, Якоб. Я это очень понимаю, да. Ты злой?

Ты посмотрел на него с удивлением, но он наверняка видел, как ты шел по улице и пинал камни.

– Злой на Эльзиного Яниса?

Это прозвучало ужасно странно: «Эльзин Янис», как будто твои родители все еще были вместе. Но для людей из деревни уже много лет это значило что-то другое, а то, что Михалис из деревни, – было совершенно ясно. Он знал тебя, твоего отца и его ресторан, и сидел на этой стенке, будто так было всегда, как будто это была его собственная стенка.

Ты пожал плечами, но, честно говоря, в этот миг ты почувствовал, как твоя жуткая злость вдруг начала таять, как мороженое на солнце.

– Очень жарко для злиться. – Михалис был с тобой согласен. – Пойдем?

– Куда?

Он посмотрел, заражая тебя своим весельем, и засмеялся:

– В море, конечно, Якоб Зервакис.

Паренек ловко соскочил со стенки, выпрыгнул из шлепанцев и помчался через пляж мимо туристов и зонтиков к теплой воде.

Михалис плюхнулся на спину и поплыл, подняв кучу брызг. И за те несколько минут, пока ты стоял рядом с разбросанными шлепанцами Михалиса и смотрел на него, ты вдруг почувствовал, как какое-то странное, но совсем не неприятное чувство разливается по твоему телу. Чувство, которого у тебя – и ты в этом не сомневался – никогда раньше не было, и ты даже не мог найти для него слов.

– Что у вас тут произошло? – спросила Герти.

Ты не появился вовремя к обеду, а с тех пор, как вернулся, вы с твоим отцом (который тебе не отец) не сказали друг другу ни слова.

– А что надо, что произошел? – Янис сделал вид, что не понял, о чем речь.

Герти удивленно взглянула на него:

– Я не знаю. Но тут очень неуютно.

Янис выложил себе на тарелку гору салата.

– Ну ладно вам, – сказала Герти. – Вы что, весь обед будете молчать?

– Мне нет вещей говорить, – сказал Янис с набитым ртом.

«И мне тоже нечего сказать», – подумал ты и вспомнил Михалиса с его заразительной улыбкой.

– Что-то мне не верится. – Теперь Герти смотрела не удивленно, а строго. – Сегодня утром я была наверху и слышала, как ты кричал. И это, конечно, не мое дело, но так с детьми не разговаривают.

Янис с грохотом (наверняка нарочно) швырнул вилку на тарелку:

– Если этот дело не твой, тогда и не залезай в этот дело!

– Ах, извините.

– Что извините?

– Понятно, что…

– Ты, пожалуйста, закрывай свою рот! Ты мне не рассказывай, как я воспитай мою сыну!

Герти ничего больше не сказала и с рассерженным видом сунула в рот вилку с салатом. Янис тоже взял вилку и продолжил есть.

– Не ругайтесь, – сказал ты.

– Мы не ругаемся, – сказала Герти.

Тебе было ужасно странно, что эти двое вдруг разозлились друг на друга, да еще из-за тебя. Это было совсем ни к чему. Так что ты сказал:

– Это я наговорил глупостей.

Янис поднял на тебя взгляд, оторвавшись от тарелки.

– То есть я сказал неправду. Что тут скучно и что я хотел бы сейчас быть где-то в другом месте. – Про голую жопу и «провалиться к чертям» ты промолчал. – Я не должен был так говорить, – добавил ты. – Простите меня.

Ты посмотрел на Герти, потому что не решался смотреть на Яниса. Она улыбнулась, кивнула и не побоялась посмотреть на Яниса, а потом спросила:

– А ты что скажешь?

Ты осторожно глянул на своего отца, который, наверное, все-таки мог быть твоим отцом. Он что-то пробурчал.

– Что-что? – переспросила Герти.

– Я тоже был странный эта утро, – сказал он. – Это не сделал я хорошо.

– Вы оба сегодня повели себя не лучшим образом, так мне кажется. – Герти посмотрела на нас с явным облегчением. – Со всеми бывает.

Янис кивнул, а ты спросил:

– Можно мне после обеда пойти к Михалису?

Твой отец (потому что, да, конечно, он был твоим отцом) снова оторвался от тарелки.

– Какой есть Михалис?

Ты не понял его вопрос.

– Здесь у всех такая имя, – объяснил он. – Ты про Михалиса, что Симона и Анастасии?

– Я не знаю, – ты пожал плечами, потому что понятия не имел, о ком говорил отец. Для тебя это был Михалис со стенки и Михалис, который плавал в море. И все.

– Из кафе на пляжа? – продолжал Янис.

– Да, он.

Когда вы наконец-то вылезли из моря, Михалис сообщил, что ему нужно помочь родителям в кафе. А потом вы опять сможете чем-нибудь заняться.

– Там они делывают самый плохой еды на весь деревня, – сказал твой отец. – А продают как лучше всех.

– Эй, Янис. – Герти покачала головой. – Зачем ты так говоришь?

– Потому что правда. – Янис ухмыльнулся. – Ты знаешь, что были напишут про там кафе.

Ты вспомнил левую колонку на странице 191 толстого путеводителя с полки над маминой кроватью. В главе, посвященной этой деревне, рассказывали еще о двух заведениях. Ты читал эту колонку, когда в очередной раз рассматривал фотографию своего отца. В ресторане «Таласса» (что означает «Море», так там было написано) «национальные блюда вкусные, но ничего особенного». А другое место, «кафе „Сансет “, где всегда людно, – это отличное место для коктейля с видом на море, хотя уместной мусаки явный привкус картона».

– Кафе «Сансет», – сказал ты.

– Ага, – подхватила Герти. – Симон и Анастасия чудесные люди, правда. И их детки тоже. Ты знал, что он тоже голландец?

Ты сказал, что это просто совпадение, но Герти с тобой не согласилась. Она сказала, что в деревне полно полукровок.

– Кого?

– Кто-то женится на немке, – объяснила Герти. – Кто-то выходит замуж за швейцарца. Или вот за голландца. Сюда уже столько лет ездят туристы, а кто-то просто здесь зимует, так что такие вещи происходят сами по себе.

Твоя мама тоже когда-то приехала в отпуск. Она не любила говорить об этом кусочке прошлого, но ты как-то краем уха услышал, что она столкнулась с твоим отцом прямо накануне своего возвращения в Голландию. И никуда уже не улетела, по крайней мере тогда. Потому что произошло перекрестное опыление.

Янис спросил, работает ли Михалис в кафе и пойдешь ли ты туда, а когда ты ответил «да», он просто кивнул и без проблем тебя отпустил.

– Такие вещи ты можно даже не спросить, Дьякос. То есть Якоб, – быстро исправился он. – Ходи сколько надо тебе, если вы погулять с Михалисом. – Янис улыбнулся. – Но ты только мне надо обещать, что никогда там не ешь их картон.

– Эй, Янис! – Герти опять покачала головой. – Некрасиво же так говорить.

Но ты, конечно, тут же пообещал своему отцу не есть ничего подобного и улыбнулся ему еще веселее, чем он тебе. А когда ты смотрел на его улыбку, она вдруг оказалась так похожей на ту черно-белую улыбку с фотографии, которую ты знал всю жизнь.

Михалис оказался настоящим официантом. Он летал по террасе с полным подносом стаканов, и по нему было совершенно незаметно, что он устал или ему надоело. В кафе «Сансет» было не протолкнуться.

– Якоб Зервакис! – Михалис помахал тебе свободной рукой. – Ты тут!

Ты остановился на краю террасы и тоже помахал. Конечно, ты был тут. Вы же договорились.

– Я не знал, будешь ты еще прийти или нет. – Михалис подбежал к тебе.

– Нет?

Но не успел ты спросить, почему он сомневался и рад ли он вообще тебе, Михалис уже махнул тебе на свободный стул:

– Я должен еще делать работу до тот момент, когда мой отец приходит.

– Окей.

– Скоро буду!

У тебя перед носом оказалась бутылка колы, и ты не смог вспомнить, сидел ли когда-нибудь в кафе один. Ты чувствовал себя немножко странно, но и ничего ужасного, как оказалось, в этом не было. Деревянные балки вдоль окон были украшены рыболовными сетями и большими ракушками, а в паре метров друг от друга висели ржавые, но симпатичные лампы. Время от времени Михалис махал тебе рукой или подмигивал и снова мчался к столикам с очередным заказом.

– Якоб?

Ты поднял взгляд. У твоего столика стоял какой-то человек.

– Я Симон. – Мужчина пожал тебе руку и спросил, помнишь ли ты его.

– Яне знаю…

Улыбка у Симона оказалась такой же, как у его сына.

– Да это и неважно, – сказал он. – Мы все равно ужасно рады, что ты приехал. Мих уже несколько дней о тебе говорит.

Это он о Михалисе? И он сказал «несколько дней»? Этот Симон наверняка ошибся, ты же встретил его сына только сегодня.

– Шеф-повар рассказал нам, что ты приедешь, – объяснил Симон и как-то по-особенному сказал «шеф-повар» – как будто произнес какой-то придуманный титул самозванца, над которым все посмеиваются, так что тебе даже показалось, что Симону больше нравится его собственный картон, чем изысканные блюда национальной кухни твоего отца. Но, с другой стороны, тебе-то какая разница?

– И мы тебя ждали, – добавил Симон.

– Да?

– Еще бы! – Он кивнул и крикнул на всю террасу: – Мих! Заканчивай. Смена караула!

Михалис поставил на столик последний стакан пива и пошел к вам.

– Привет, пап, – сказал он. – Четвертый стол, они хотят платить. А стол девять, они ждут еду. А те люди там… – Он показал на двух женщин, которые остановились у террасы. – По-моему, ищут столик.

Симон кивнул и немедленно отправился к нерешительным дамам.

– Ну вот, – сказал тебе Михалис, и вид у него был жутко довольный. – Теперь я буду показать тебе наш деревню.

Вы шли по улицам и переулкам, и Михалис показывал тебе тысячу разных вещей и людей. Со всех сторон ему говорили «ясас»^[2], или «ясу», или просто «я», а он отвечал, и вы шли дальше.

– Здесь живем мы, – он остановился у большого белого дома. – В другой раз я буду тебе покажу комнату мою, и комнату Лизы и Анны, и барбекю на крышей.

– Кто такие Анна и Лиза?

– Мой сестренки. Пять и три им лет, и они милый всегда почти.

И он опять помчался дальше своими семимильными шагами, как будто у вас было мало времени, чтобы увидеть все в этой маленькой деревне.

– Вы дома говорите по-голландски?

Михалис покачал головой:

– Только греческий. – Иногда я разговорить с моим отца по-голландский, но мой голландский не очень хорошо.

– Ты серьезно? – Тебе-то кажется, что он отлично говорит по-голландски, уж намного лучше, чем Янис, и вообще, может, глупо было говорить это вслух, но ты взял и сказал, что в его немножко странных фразах есть что-то ужасно прикольное.

– Прикольное? – Михалис улыбнулся и пожал плечами. – Я это не знаю… Я считаю, мой голландский можно лучше.

Вы прошли мимо пекаря по имени Никос, который целыми днями сидел возле своей булочной, потому что внутри было слишком жарко.

– Только если люди прийти купить хлеб, Никос заходить внутри. Ясас, Никос.

– Ясу, Михалис.

В кресле-качалке у старого дома сидел лысый старик с бородой, он вежливо кивнул вам, когда вы проходили мимо, а Михалис сказал, что он никогда не покидает свое место.

– Никогда?

– За четырнадцать лет, что я живу, я нигде еще не видел господин Йоргос.

– Я тебе не верю.

– Это так есть, правда. Пойдем?

Площадь посреди деревни как будто вымерла. Там были с десяток бродячих котов, собравшихся вокруг мусорного бака, и одна крошечная старушка, одетая во все черное, которая прошла мимо, опираясь на деревянную трость.

– Софии девяносто три лет, – рассказал Михалис. – И все равно она самая красивый женщина на весь деревней.

Он добавил, что все об этом знают, и если ты хорошенько приглядишься, то и сам увидишь.

– Сюда нам ходить, Якоб.

Улица с магазинчиками оказалась самой многолюдной. В ней не было ничего особенного, но вся деревня стекалась сюда за покупками. В маленькой сувенирной лавке туристы искали открытки и крем от солнца, а в супермаркете толстая женщина взвешивала пакет с помидорами. Она заметила вас и помахала.

У маленького кафе сидели и курили за кофе несколько пожилых мужчин.

– Зачем им эти бусы? – спросил ты.

– Ты про комболои?

Почти все мужчины в кафе перебирали пальцами и перекидывали бусины, собранные на шнурок. Михалис объяснил, что они называются комболои. Ты спросил, молятся ли они, но Михалис сказал, что комболои нужны не для молитвы.

– Они тебя сделают спокойный, и ты забудешь про твой заботы.

– У тебя тоже такие есть?

Михалис покачал головой.

– Этот комболои надо, когда ты уже есть… Как это назвать… Взрослый.

Вы прошли мимо парикмахера Бабиса, а потом мимо интернет-кафе.

– Это твои друзья? – Ты кивнул на кучку мальчишек, собравшихся возле мопеда. Самый длинный из них что-то рассказывал остальным, облокотившись на него. Они были явно старше тебя и старше Михалиса. Кто-то из мальчишек засмеялся, и, услышав этот смех, ты понадеялся, что Михалис скажет «нет».

– Нет.

Вот и отлично.

– Мы дальше идем.

Экскурсия завершилась у той самой стенки, где ты сегодня утром впервые встретил Михалиса.

– Мои друзья нет тут, – сказал Михалис. – Многие человек деревни на весь лето уехать к семье на большой земля.

– Понимаю.

Михалис улыбнулся:

– Но ты теперь есть тут.

– Да.

– И я точно знает, это очень прекрасный будет лето. Завтра я тебе тут увидимся, Яки?

Яки. Тебя, конечно, называли так и раньше, но никогда еще это имя не звучало так здорово.

– Окей, – сказал ты, потому что это было очень и очень окей, и, шагая чуть позже к своему переулку, вдруг понял, что эти каникулы вполне могут оказаться совсем не такими, как ты представлял себе все эти дни.

КрокодиЛЫ

Эльза ван Дипен<eLza.van.diepen@hotmaiL.com>

Кому: Якоб

Мой милый!

У тебя ведь всех орошо там/? Ты ничего мне не пишешь, но я думаю, что это как раз хороший знак! Прости за ошибки. Я пишу из номера в отеле на айпаде Кейса.

У нас уже есть 1000 историй(и фотографий), но я обо всем тебе расскажу, когда мы увидимся. Ох, как мне хочется тебя обнять! Мой дорогой, я так ужасно скучаюю! Это почти невозможно выдержать… Вследщий раз поедем все вместе. Тут так красиво! Мы видели кройкодило=ов. Честное слово! Я тебе еще расккажу! И

Напиши мне хоть чтото, когда будет время! Не обязательно, но я ьуду очень рада!

Кейс перрдат приветы! (передает, конечно)

Целуюю мама

– Ты рано спроснулся, Дьякос, – сказал Янис.

Он как будто испугался, потому что по привычке опять назвал тебя этим именем, но ты нисколько не обиделся. Даже наоборот. Похоже, ты тогда разозлился на него совсем не из-за этого.

Твой отец с довольным видом смотрел, как ты с бешеной скоростью вычерпал стаканчик с йогуртом.

– У тебя есть планов?

Ты кивнул, проглотив последнюю ложку, чтобы не терять времени.

– Я побежал, ладно? Увидимся днем!

– Хорошо, Дьякос. – Он был очень доволен, что может вновь так тебя называть. – Удачи вам с…

Но ты уже не слушал, потому что вылетел из ресторана и помчался к морю в шортах и шлепанцах.

До знакомства с Михалисом твое лето было похоже на незадавшийся с первого штриха рисунок, любая попытка спасти который делает его только хуже, так что рано или поздно он отправляется скомканным в мусорную корзину. Но Михалис, весельчак Мих, расправил этот лист, чтобы вы на обратной стороне нарисовали все заново вместе.

– Якоб Зервакис! – Михалис уже ждал тебя на каменной стенке; разумеется, он сидел именно там. Он улыбался тебе, а ты ему. – Что мы сегодня сделать?

– А чего ты хочешь?

– Я все мне хорошо, Яки.

– Мне тоже все равно, Мих.

Он называл тебя Яки, так что ты тоже осмелел и назвал его Михом, потом еще раз, а после это стало совершенно естественным.

Вы с Михом придумали множество разных занятий. Например, забираться на гигантское дерево на краю большой дороги у «реки без воды»: каждый раз, когда вы проходили мимо, оно как будто беззвучно спрашивало (это же дерево, а не человек), не хотите ли вы на него вскарабкаться. Или ловить лягушек у ручья за гостевыми домиками, в которых день и ночь горит свет, потому что отдыхающие просто забывают его выключить, а хозяин домиков Александрос боится им об этом сказать. Или строить тайную хижину (которая, честно признаться, так и не получилась) в апельсиновой роще у дровяного склада, откуда зимой почти все жители деревни тайком таскают дрова, как рассказал Мих. Или кататься на осликах чокнутого Стефаноса, который, сколько люди тут себя помнили, жил в построенном им самим домике без электричества со своими ослами, тремя козами и собакой по кличке Бабис (над которой вы с Михом все время смеялись, потому что ее звали так же, как и деревенского мясника). Или нырять с маской Симона, у которой каждый раз приходилось заново перестегивать ремешок: башка у Миха просто здоровенная. Или весь день гонять в футбол на пляже, поставив вместо ворот бутылки, пока вам не становилось жутко жарко от беготни под палящим солнцем. Или плавать, бесконечно плавать в море, ведь лучше этого ничего не было.

– Плавать? – спросил Мих.

Ты улыбнулся и кивнул, и вы как по сигналу стартового пистолета рванули с места к морю.

Вы становились друзьями или уже стали друзьями. Даже очень хорошими друзьями. За эти дни вы ни разу не сказали об этом вслух – ни он, ни ты, – но, наверное, это было и ни к чему, потому что хоть ты и не сильно разбирался в дружбе, но сейчас ты в этом не сомневался.

– Яки!

Ты повернулся к соседнему лежаку. В это время обычно слишком жарко, чтобы лежать на солнце, но после часа в воде вам нужно было обсохнуть.

Мих посмотрел на тебя с хитринкой во взгляде испросил:

– У тебя уже была подружка?

– Ты о чем?

Он свесил с лежака длинные загорелые руки и левой стал рисовать на песке фигурки.

– Подружка, – повторил Мих. – Ну, так есть девушка.

Он явно хотел поговорить о любви, но это была как раз тема, о которой ты знал, пожалуй, даже еще меньше, чем о дружбе. Так что вряд ли ты мог сказать что-то дельное.

– Ну так? – переспросил Мих.

Ты уставился на свои мокрые ступни, облепленные обломками ракушек и маленькими камешками – они торчали над лежаком как две башни песчаного замка.

– Вообще-то, не так чтобы очень… – ответил ты. – А у тебя?

Но не тут-то было, так просто от него не отделаться, потому что Миху непременно надо узнать все детали.

– Что значит «не так чтобы очень»?

– Вообще ничего, – исправился ты, а потом достал из-под лежака мяч и стал перебрасывать его с руки на руку, пока не выронил обратно на песок. – Я хотел сказать, у меня вообще никого не было.

Мих засмеялся, но явно не над тобой, и на этом разговор о любви, к счастью, закончился. О твоей любви. Потому что разговор о любви Миха только начинался.

– У меня есть девушка, – сказал он без единого сомнения в голосе.

– Да? – Ты сел на лежаке и увидел, как у него блестят глаза. И спросил, как ее зовут.

– Моя девушка ее зовут Крис.

Крис. Мих произнес это так, будто это самое красивое имя на Земле, даже нет, как будто оно с другой планеты.

– И где она? – спросил ты. – Поехала с семьей на большую землю?

Мих покачал головой:

– В Голландии.

Значит, она жила на нашей планете, но очень далеко – особенно для того, с кем у нее отношения (или как это можно назвать).

– Она там живет?

Мих кивнул:

– Она на каникулы приехала сюда на год перед этот.

– В прошлом году.

– Да. – Он тоже поднялся. – С ее родители.

– А потом?

Мих рассмеялся:

– Что потом?

– Что потом произошло?

– Ну, так, – сказал Мих. – Ты же знаешь про это как?

– Да, – кивнул ты, хотя на самом деле вообще ничего об этом не знал.

– Ну вот, – сказал Мих.

– Да нет. – Ты придумал, как выкрутиться: – Я о том, как вы с ней познакомились.

– А, это.

Он рассказал, что она пришла с родителями к ним в кафе «Сансет», а он их обслуживал.

– А потом я и Крис шли вместе плавать, и потом еще, и потом это случается.

Ты не спросил, что именно случилось, но шанс, что дело дошло до поцелуев, был очень большой.

– Она это лето опять приезжает здесь, – вдруг сказал Мих.

– Серьезно?

– Да.

– И когда?

– Когда ты как раз только уезжаешь.

То есть ты никогда не увидишь эту инопланетянку, девушку Миха.

– Но… – Ты замешкался, потому что подбирал правильные слова. – Ты уверен, что вы до сих пор… ну… вместе?

– Очень уверен, – кивнул Мих. – Мы всю год прислал сообщения и делали разговоры по скайп, и… Как это надо говорить? Считать до момент, когда мы опять вместе.

Ты сказал, что это звучит очень здорово – ты так считаешь – и, насколько ты можешь судить, это ужасно похоже на любовь. Ты спросил Миха, сколько лет Крис.

– Она сейчас четырнадцать, – сказал он. – Как я.

Может, это как раз и был возраст для любви. Может, поэтому в твои тринадцать ты еще совсем в этом не разбирался, а через год тебе вдруг все сразу станет понятно. Но чем дольше ты об этом думал, тем менее вероятным тебе это казалось. Миху и его девушке год назад тоже было тринадцать, как и тебе сейчас, но они уже любили друг друга.

– Эй, Яки, – позвал Мих. – Мы опять идем плавать?

– Давай.

– Хорошо тогда.

И вы опять подскочили со своих лежаков, как по беззвучному выстрелу на старте.

RE: крокодиЛЫ

Якоб 3epвакис

Кому: Мама

Привет, мам!

Здесь у меня все отлично. А еще тут очень жарко и у меня совсем не было времени тебе написать, потому что я познакомился с Михалисом, и он сказал, что знает тебя еще с тех пор. Ты его помнишь? Он отличный парень.

Мне очень интересно про крокодилов. Попроси Кейса в следующий раз помочьтебе писать на айпаде, потому что твой мейл был очень странный. Или ты это нарочно?

Мне пора бежать на улицу, потому что меня ждет Мих. Думаю, мы пойдем поплаваем.

Целую!

ЯкКо/б (шутка)

После того как в ваши разговоры влезла любовь, у Миха как будто закончились все остальные темы. Он хотел говорить только о своей Крис, а тебе приходилось его слушать.

Не то чтобы тебе это совсем не нравилось, вовсе нет, потому что каждый раз, когда Мих начинал болтать о своей девчонке, в твоем теле возникало какое-то новое чувство, как будто кто-то щекотал тебя изнутри. Видимо, радостные переживания одного человека могут очень радовать другого.

– Ты же не против, если я говорю про она?

Ты покачал головой. Вы с Михом сидели рядом на каменной стенке – вашей стенке – и разглядывали туристов на пляже. Только что вы играли там в футбол, но когда ты попал по бутылке Миха (4:2 в твою пользу) и она подлетела вверх, разбрызгивая воду, и чуть было не угодила по голове сердитой немецкой фрау, вы решили, что на пляже становится чересчур тесно для футбола. Так что теперь вы ели мороженое, купленное у Костаса, и опять болтали про любовь.

Время от времени ты старался задавать правильные вопросы.

– А раньше у тебя уже были девушки?

– Нет, – сказал Мих и лизнул ванильный шарик. – Только Крис. Но у нее, вообще-то, были. То есть у нее парень был. Его зовут Томас, и он уже была до меня в Голландия, и он была первая парень у нее.

– Ого.

– Ага, она мне это рассказывала. – Мих ухмыльнулся. – И знаешь, что говорит она мне тогда? Что я целуюсь много больше сладкий, чем он.

– Ого.

– Правда это. А я уже тебе говорю, что она лучше все мои знакомые пацаны чеканит мяч?

– Да, ты мне говорил.

Чем больше Мих рассказывал о Крис, тем лучше ты ее себе представлял. Примерно одного роста с тобой, может, чуточку ниже, не толстая и не худая («Как раз хорошая», – описал ее Мих). У нее светлые, но не белые волосы и суперкрасивая грудь. Ты не знал, как выгладит суперкрасивая грудь, но Мих тебе объяснил, хотя ты об этом не спрашивал.

– Не такие что очень большие, но и не такие что очень малые, и очень они красивые в их форма.

Ты так и застыл на стенке со своим мороженым и задумался. Тебе хочется увидеть эту чудо-девчонку Миха? Ты не был уверен, зато уже точно знал, что тебе хочется как можно дольше не возвращаться в Голландию. Но уже через неделю ты должен был сесть в самолет и, признаться честно, даже думать об этом не мог.

– Яки, – сказал Мих. – Мне так хочется скорей эта момент, что Крис опять здесь.

– Понимаю.

– Я бы много отдавал, чтобы ты ее видел.

Ты кивнул:

– Но это невозможно.

– Нет, – покачал головой Мих. – Очень жалко.

Ты откусил огромный кусок мороженого, которое, к счастью, оказалось таким холодным, что у тебя мгновенно отморозились мозги и на некоторое время стало просто невозможно думать о самолетах.

– А у тебя есть ее фотки?

– Конечно, есть у меня. Очень много даже.

Мих пообещал показать их, когда вы придете к нему домой. Они все были у него в компьютере.

– Тогда я ее все-таки увижу, хоть так.

Ты хотел его подбодрить, но Мих покачал головой и сказал, что фотки – это совсем не то, они не считаются. И в чем-то он, конечно, был прав.

– Я влюбился, – вдруг сказал он.

Всего два слова, очень простые, но все равно в тот момент ты был уверен, что никогда не осмелишься их произнести. А Мих сказал их так запросто, как будто сообщал о том, что он хочет пить, или что светит солнце, или что у него шнурок развязался. И как он мог быть в этом так уверен, ты тоже не понимал. Ты даже не знал, что это такое – влюбиться.

– Ты никогда не был такой? – спросил Мих.

– Никогда не влюблялся? – уточнил ты и сделал вид, что очень серьезно задумался. – Может быть. – Только ты понятия не имел в кого.

– Значит, нет, – сказал Мих и покачал головой. – Если ты не знаешь точно, то это ты не влюбленный.

– Вот как!

Он засмеялся, но очень по-доброму.

– Ничего страшного, – сказал он и отправил в рот остатки мороженого. – Когда я Крис увидел, я тогда первый раз понимал, как это так влюбился. Эй, Яки, пошли за маску заберем?

Ты пропустил обед, впервые за все время. Ты опоздал на много-много часов и думал, что это ужасно, но твой отец даже не рассердился.

– Это так может что бывает, – сказал он. – У тебя хорошая был день с Михалис?

– Потрясающий день! – сказал ты.

Тебе вдруг захотелось поведать ему все-все про Крис, но это, конечно, было бы странно, и вместо этого ты сказал, что вы плавали в море, и ныряли с маской, и гоняли в футбол (4:2), а потом ты изобразил сердитую немку, которую вы нечаянно чуть не убили.

Янис от души хохотал над твоим рассказом.