Текст книги "Лукавые истории из жизни знаменитых людей"

Автор книги: Ги Бретон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

ОНОРЕ ДОМЬЕ, ИЛИ ДОБРОТА САТИРИКА

Однажды к художнику-карикатуристу Домье, уже наполовину слепому, испытывающему нужду, которого вот-вот собирались выставить за дверь из дома на улице Вальмондуа, пришел его друг Коро.

–    Я не могу больше так жить,– сказал Домье.– Мне нужно съехать отсюда, это конец.

–    Почему ты хочешь уехать из этого дома,– спросил Коро,– pазве он тебе разонравился?

–    Конечно, нет. Мне просто нечем больше платить за него.

–    Платить? С какой стати? Он же принадлежит тебе!

Ничего не понимая, Домье с удивлением посмотрел на своего друга.

–    Разумеется, он твой, если эти документы не врут,– смеясь сказал Коро и развернул перед карикатуристом акт о продаже дома, в соответствии с которым его владельцем становился Домье.

Домье поднес документ поближе к глазам и, прочитав, заплакал.

–    Дом —твой,– повторил Коро, столь же взволнованный, что и его друг.

Обняв его, Домье сказал:

–  Спасибо! Только от тебя я могу принять такой подарок, не чувствуя при этом себя униженным.

Сегодня этот дом, который не дал самому великому карикатуристу XIX века умереть на улице, принадлежит семье художникa. Мастерская Домье, расположенная в скрытом от глаз уголке сада, осталась в том виде, в каком она была при его жизни. Легко можно представить себе, как на закате дня здесь появляется тень улыбающегося художника, пришедшего посмотреть на свои рисунки, любовно вставленные в рамки, милый призрак карикатуриста, который работал только по ночам и никогда не гнул спину перед власть предержащими, который отказался от ордена Почетного легиона, потому что, по его словам, «был слишком стар для этого»...

Оноре родился в Марселе в 1808 году. Его отец был стекольщиком, но на досуге сочинял стихи, посвященные прекрасной Природе, только что открытой Жан-Жаком Руссо. Мечтая об известности, он, продав дом. отправился вместе с женой и маленьким Оноре в Париж. Увы! Удача не сопутствовала ему: написанная им трагедия так никогда и не была поставлена на сцене.

Как только Оноре подрос, отец определил его рассыльным к судебному исполнителю. И он умер бы там со скуки, если бы не нашел себе развлечения в том, что подмечал смешные черты посетителей, часто бывавших у его хозяина. Потом он стал продавать книги, и родители его решили, что уж на этом он непременно «сколотит себе состояние».

Однако, у юноши были совсем иные намерения. Ночами при свете свечи, когда все уже спали, он с увлечением рисовал гротескные портреты людей, поразивших его воображение днем. Он пытался также рисовать виньетки на романсах, и однажды его друг, занимавшийся литографией, приобщил его к секретам этого модного в ту пору ремесла. На следующий день он продал свою первую гравюру нотному издателю. В связи с такой удачей родители Оноре смирились с его призванием.

В 1830 году, после трех славных дней он отдал свой первый рисунок в редакцию сатирической газеты «Карикатура», которая была основана Филиппоном. Будучи ярым республиканцем, Домье сразу же принялся нападать на короля Луи-Филиппа. Два года спустя в газете была опубликована следующая заметка:

«В тот момент, когда мы пишем эти строки, на глазах у отца и матери арестовывают Оноре Домье, их единственного кормильца. Он приговорен к шести месяцам лишения свободы за то, что в карикатурном виде в образе Гаргантюа изобразил короля».

На этой карикатуре король пожирал огромный бюджет, который ему подносили на блюде министры, а из «внешнего отверстия» у него потоком сыпались награды, дипломы, маршальские жезлы и так далее.

Выйдя из тюрьмы, Домье, естественно, вновь стал сотрудничать с газетой «Карикатура», в редакции которой он познакомился со всеми знаменитостями Парижа: Грандвилем, Анри Монье, Травье и т. д. Именно здесь Бальзак дал ему совет: «Если хочешь преуспеть, делай долги!»

                                                                   * * *

Метод работы Домье был довольно любопытным. Прослонявшись весь день по улицам Парижа, вечером он закрывался в своей мастерской и изображал тех людей, которых видел днем. Его карандаш послушно изображал то, что запечатлелось у него в памяти. Однажды в Вальмондуа он вдруг вышел из дома и сказал одному из своих приятелей, игравшему в мяч около его дома:

– Черт возьми, я никак не могу нарисовать утку... А мне это просто необходимо.

– Это проще простого, пойдем к реке и посмотрим.

Когда они пришли к реке, Домье долго смотрел на уток, резвившихся в воде.

– Дать тебе блокнот и карандаш? – предложил приятель.

Домье, улыбаясь, покачал головой:

– Да нет, спасибо, ты же знаешь, что я не умею рисовать с натуры.

И он возвратился в мастерскую. На следующей неделе в газете был помещен рисунок за подписью «О. Д.» Утки на нем были как живые.

Чтобы изобразить политических деятелей, он шел в Палату пэров, взяв с собой глину, и там лепил маленькие бюстики, с которых потом и рисовал карикатуры.

                                                                   * * *

Домье редко сам придумывал сюжеты для своих карикатур. Каждый вечер подвыпившие редакторы подбрасывали ему идейки, которые он послушно и мастерски воплощал в жизнь... И вряд ли этот мягкий и обаятельный человек стал бы столь безжалостным карикатуристом, если бы Филиппон постоянно не подстрекал его.

Кстати, именно Филиппон и его друзья придумывали текст к рисункам Домье – зачастую пошловатый. Сам же художник считал, что в этом нет необходимости.

– Текст не нужен. Если мой рисунок не говорит сам за себя, значит он никуда не годится. От текста он не становится лучше. Если карикатура удачная, то и так все ясно,– говорил он.

Когда Домье приносил в редакцию журнала литографию, на которой, например, были изображены два беседующих буржуа, все сотрудники сбегались посмотреть на нее и долго обсуждали, о чем бы они могли говорить.

В конце концов кто-то находил «нужные слова», и лишь тогда рисунок отправляли в типографию...

Такого рода суета была не по душе Домье, как и многолюдные светские салоны. Он предпочитал одиночество и чувствовал себя в своей тарелке лишь в мастерской наедине со своей трубкой, карандашами и кистями. Домье мечтал стать живописцем. И если судить по нескольким картинам, оставшимся после его смерти, он, вероятно, стал бы одним из самых великих художников своего времени, если бы не посвятил себя целиком и полностью журналистике.

Возможно, его произведениями и заинтересовались бы богатые коллекционеры и он смог бы отказаться от работы в газетах, дававшей ему средства к существованию. Но он ничего не смыслил в делах. Однажды Добиньи, зная, в каких стесненных обстоятельствах находится Домье, в письме известил его о том, что к нему зайдет один американский коллекционер, и предупредил, что тот покупает только дорогие картины.

Несколько дней спустя американец действительно пришел в мастерскую художника и, выбрав одну из картин, спросил:

–    Сколько?

Покраснев от смущения, Домье пробормотал:

–    Пять тысяч франков.

–    Беру,—сказал коллекционер.– А эта?

Холодный пот выступил у Домье на лбу, решимость покинула его, и после долгих колебаний он, наконец, выдавил из себя:

–    600 франков.

 –  Нет, я раздумал,– сказал американец и ушел, чтобы больше уже никогда не вернуться.

Над отсутствием коммерческой жилки у Домье подтрунивал Курбе.

–    Этот мечтатель никогда ничего не добьется,– говорил он.

Курбе был прав. Домье был действительно неисправимым мечтателем. Однажды Бальзак сказал о нем: «В Домье живет душа Микельанджело». А тот написал в ответ: «Добродушны многие, но только вы способны всегда оставаться таковым».