Текст книги "Отряд ликвидации (ЛП)"

Автор книги: Гэв Торп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Тенаан худощав, я полагаю, ему едва за сорок. У него серое худое лицо и холодный отдаленный взгляд, словно он на самом деле не смотрит на меня. Он не особо обращает внимание на происходящее, его пальцы теребят шов робы.

– Нравится убивать, а? – спрашиваю я, склонив голову набок и подначивая. – Ставлю, что ты был охотником до вступления.

– Так иэ есть, сэр, – растягивая слова, произносит он, – привык охотиться на оленей иэ прочих в горах. Затем пришли они иэ сказали, что если хочу, могу отстреливать орков, это показалось хорошим предложением.

– Так как ты дошел до того, что отстреливал гражданских? – спрашиваю я, ожидая услышать историю из его собственных уст.

– Они были у меня на пути, сэр, – сухим тоном отвечает он и слегка пожимает плечами, – их не должно было быть там.

– Сколько? – подгоняю я его, зная ответ из дела, но желая, чтобы он сам рассказал. У этого парня есть потенциал.

– Я не помню точно, сэр, – медленно отвечает он, – думаю, в тот раз около десяти, думаю да.

– В тот раз? – спрашиваю я, удивленный признанием. – И сколько гражданских ты завалил?

– Около пятидесяти, по моим подсчетам, сэр, мож чутка больше, – кивает он, подтверждая цифру в деле.

– Пятидесяти? – недоверчиво спрашиваю я. Ну, хорошо, может по сравнению со счетом моих убийств это будет словно плевок в океан, но я хотя бы действовал по приказу.

– Даже для меня, ты как‑то слишком радостно нажимаешь на спусковой крючок.

– Жаль, что так, сэр, – извиняется он и еще раз слегка пожимает плечами. Благодарно вздохнув, адепт откидывает дело и, шатаясь, выходит из камеры, я иду за ним.

– Итак, сколько у нас получается? – спрашиваю я его, когда мы идем обратно к лифту. Он смотрит на маленькую пачку бумаги, оставшуюся в его руках.

– Восемь, лейтенант, вы оставили только восьмерых, – устало отвечает он, протягивая документы мне.

– Тебе они понадобятся, – говорю я ему, отпихиваю документы и вхожу в лифт, – собери их всех завтра после завтрака в комнате аудиенций и проинформируй Полковника Шеффера, что я встречусь с ним там же. Я отваливаю немного поспать.

МОИ ВОСЕМЬ "рекрутов" стоят шеренгой в зале, расслабленно так стоят, взгляд каждого прикован ко мне. Им всем любопытно, по тюрьме быстро расползлись слухи, что психопат Кейдж говорит с каждым и предлагает способ выйти из тюрьмы. Но кроме этого, у них больше нет никаких догадок о том, что происходит. Один или двое нервно дергаются под моим взглядом. Открывается дверь и, широко шагая, входит Полковник, как всегда в полной униформе.

– Смирно! – рявкаю я, и они достаточно резво реагируют. Это одна из причин, по которой они здесь, в них еще осталось хоть какое‑то подобие дисциплины.

– Ну и что ты подобрал для меня, Кейдж? – спрашивает Полковник, медленно проходя вдоль шеренги и осматривая каждого по очереди.

Мы начинаем слева направо, с Морка. Он высок, хорошо сложен, красив и умен. Блондин с короткой стрижкой, его лицо начисто выбрито, а глаза горят. Он вытянут по струнке, ни один мускул на его лице не дергается, его взгляд устремлен строго прямо перед собой.

– Бывший комиссар Морк, сэр, – представляю я его Полковнику, и он кивает, словно вспомнил что‑то.

– Достаточно необычно, я уверен, вы согласитесь. Комиссар роты штурмовиков Морк имел образцовое досье. Закончил Схолу Прогениум с отличием. Десять раз представляли к награде за храбрость. После пяти кампаний, он провел три года в Схоле Прогениум, обучая кадетов‑комиссар, после чего ему подписали прошение о переводе в боевую часть. За все это время был ранен семь раз, три раза отказался от почетного увольнения из армии и вернулся к обязанностям по обучению. Вкратце, сэр, он – настоящий герой.

– Тогда напомните мне, почему он оказался военным заключенным, лейтенант, – кисло произносит Шеффер.

– Комиссар и его рота штурмовиков участвовала в ночной высадке во время операции по подавлению мятежа на Сеперии, – говорю я Полковнику, вытаскивая из памяти детали, которые всю прошлую ночь вдалбливал себе в голову, – атака прошла полностью успешно, вражеский лагерь был разгромлен, все враги уничтожены, пленных не брали, как и было приказано. Проблема была в том, что это была не та цель. Какой‑то картограф Департаменто перепутал координаты цели, и наш герой повел своих бойцов атаковать командный лагерь 25‑ого полка Гоплитов. Они вырезали полностью весь штаб генерала.

– Без потерь, должен указать, – я улыбнулся Морку, который оставался таким же беспристрастным во время пересказа истории, – дабы прикрыть свои шкуры, Департаменто обвинил всю роту в неисполнении приказа, и их всех отправили в штрафные легионы. Вот тогда появились вы и перевели героя сюда. Настоящая ошибка, и возможно он единственный невинный боец во всей этой тюрьме.

– Значит ты, должно быть, ненавидишь его, Кейдж, – говорит Полковник, пристально глядя на меня.

– Конечно, сэр, – отвечаю я, сжав губы.

– Тогда зачем выбрал его? – спрашивает он, обращая свое внимание на бывшего комиссара. – Возможно тут какая‑то месть?

– Совсем нет, Полковник, – со всей честностью отвечаю я, – этот боец будет следовать вашим приказам буквально, не задавая вопросов. У него почти непревзойденный боевой опыт, дисциплина и вера. Он всецело предан Императору и сделает все, чтобы наша миссия была успешной. Я лично не выношу его, сэр, вы правы. Но если захочу, чтобы кто‑то меня прикрывал, наш герой подойдет для этого лучше всех.

Полковник просто хмыкает и шагает к следующему в шеренге. Невысокий и жилистый, лысый, словно пушечное ядро, но с такой кустистой бородой, что кажется, будто кто‑то глупо пошутил и перевернул его голову вверх ногами.

– Ганс Айл, – говорю я Полковнику, глядя на сияющую макушку низкорослого, та сморщенна из‑за рваного шрама как раз над левым ухом.

– Когда‑то восемь лет оттрубил во взводе разведки, Айл здесь лучший скаут, которого можно найти. У него есть действительный боевой опыт сражений в пустыне, лесах, джунглях и в городе. И кажется, ему уж чересчур нравится глушь. Дезертировал во время сражения на Табраке‑2, ускользнул, пока находился в пикете. Выживал на равнинах восемнадцать недель, прежде чем началось наступление остальной армии, и его поймали. Он находчив и доказал, что может действовать по своей инициативе.

– Есть еще другие причины, почему ты выбрал его? – спрашивает Шеффер, его брови слегка нахмурились.

– Для миссии мне не нужен еще один дезертир, – подчеркивая, добавляет он, ссылаясь на мои многочисленные попытки побега во время нашей последней службы.

– Что ж, сэр, причина в том, что он еще сильнее, чем я, ненавидит сидеть в клетке и сделает все, чтобы выбраться, – объясняю я. Я слегка сомневаюсь, но думаю, что Айл захочет увидеть завершение миссии, вместо того чтобы снова свалить в одиночку.

Конечно же, этого я не говорю Полковнику. Шеффер еще раз сурово осматривает бойца и идет дальше.

– Это Пол Регис, – указываю я на следующего в шеренге. Они примерно с меня ростом и моей комплекции, чуть дряблый в талии и лицом, у него бледная кожа и искривленный нос. Он самый нервный из всех, его глаза хлопают то на меня, то на Полковника, в них вспышками смешивается страх и ненависть.

– Наш друг Пол служил сержантом артиллеристом семь лет, у него обширный опыт осад и бомбардировки, – продолжаю я, когда Полковник обращает взор своих голубых ледяных глаз на Региса.

– Наш жадный сержант‑артиллерист был пойман на грабеже руин улья Басшиман на Фландере, вопреки явным приказам капитана.

– Мародер? – с гримасой отвращения восклицает Полковник, его глаза все еще прикованы к Регису.

– Он был приговорен к повешению, пока не вмешались вы, Полковник, – подчеркиваю я, – это еще не все, есть еще большие подозрения, что он виновен не только в мародерстве. Некоторое могут называть это открытым грабежом или хуже, но нет никаких доказательств. Он настоящий подонок, сэр, но я считаю, что он выучил, насколько важно следовать приказам.

Регис хрюкает и кивает, на мгновение на лице Шеффера отражается раздражение.

– Я разве говорил, что тебе можно двигаться, Регис?! – в ответ ору я на заключенного.

– Н‑нет, сэр, – заикается он, в его глазах горит паника.

– Значит, не шевелись! – рычу я, раздраженный за этот цирк перед Полковником. Если мы сейчас облажаемся, то все будем радоваться гостеприимству этой башни до конца наших жизней. А этого я определенно не желаю. Я смотрю на Полковника, дабы оценить его реакцию, но он уже сфокусировался на следующем бойце.

– Снайпер первого класса, Таня Страдински, – оглашаю я, пока Полковник осматривает ее с ног до головы, его лицо остается бесстрастной маской. На первый взгляд Таня неплоха, хотя с другой стороны я бы не сказал, что она милашка. Она коротко стрижена, черные волосы и мягкие коричневые глаза, полные губы и вступающие скулы. Она на несколько дюймов ниже меня, и с хорошей мускулистой фигурой, как и ожидается от солдата.

– Без сомнений, она лучший снайпер в этой тюрьме, а возможно и во всем секторе. Четыреста пятьдесят шесть подтвержденных убийств за девять лет службы. Выиграла тридцать восемь полковых и меж полковых медалей за стрельбу, еще награждена тремя медалями за действия во время службы. Она здесь за отказ стрелять во врага, она четырежды отказывалась, прежде чем ее осудили. Она была вовлечена в прискорбный инцидент, в котором дотла сгорел королевский детский сад на Миносе, и погибли двадцать детей, включая отпрыска Имперского командующего. После проведенного Инквизицией расследования, с нее сняли все обвинения, но с тех пор она не может стрелять, кроме как на стрельбище. Пусть это не введет вас в заблуждение, что с ней поступили жестоко. Есть подозрение, что она специально стреляла по этому детскому садику.

– И ты привел мне снайпера, который отказывается стрелять? – с сомнением спрашивает Полковник, выгнув дугой бровь. – Что‑то я не понимаю твоих мотивов, Кейдж.

– Что ж, сэр, должно быть, вы посчитали, что она может быть полезна, когда отсылали ее сюда в это сборище, – подчеркиваю я, от моей безупречной логики Полковник скуксился, – по крайней мере, она знает о стрельбе намного больше, чем кто‑то из нас, к тому же у нее есть опыт обучения.

– В любом случае, – добавляю я, окидывая Таню самым суровым взглядом, – я заставлю ее стрелять снова.

Выражение лица Шеффера остается сомневающимся, его глаза бурят меня несколько секунд. Я выдерживаю его пристальное внимание и спокойно смотрю ему в глаза. Лишенная каких‑либо эмоций маска, что обычно носит на лице Полковник, возвращается на свое место, и он делает шаг к Лодону Стрелли.

Если человек когда‑либо мог выглядеть ненадежным и хитрожопым, то это Стрелли. Худой и с длинными конечностями, словно его кроили по рисунку ребенка.

Даже его лицо длинное, с острым подбородком и высоким лбом, разделенное узким и длинным носом. Он смотрит на меня прищуренными глазками и сжимает челюсть, оценивает меня, старается понять, что я за человек.

– Стрелли в команде в качестве пилота шаттла, если такой понадобится, – объясняю я Полковнику, – изначально пират с промысловых астероидов Санбастиана, пилот Стрелли осознал ошибочностью своего пути, когда орки наводнили эту систему восемь лет тому назад. До суда он служил пилотом шаттла, а затем позднее летчиком‑истребителем "Грома". И уже в это время, несмотря на то, что он стал широко известным и уважаемым летным асом, слишком увлекся разногласиями между Гвардией и Флотом, и обстрелял бронированную колонну пехоты, принадлежащую Бойцовым Кулакам с Тезиса. Полковник Кулаков Тезиса потребовал, чтобы Флот отдал Стрелли им, и под их суд, где его должным образом признали виновным и приговорили к смерти через повешение.

Ваше вмешательство спасло его.

В этот раз Полковник ничего не говорит, он просто пристально и долго смотрит на Стрелли, словно пытается пришпилить того взглядом к стене. Под упорным ледяным взором пилот чувствует себя неуютно и ерзает, я замечаю, как его длинные пальцы начинают нервно барабанить по бедру. Пока продолжается пристальное изучение Полковника, глаза Стрелли пялится на дверь, мне кажется, он собирается туда кинуться.

В этот момент Полковник переводит свое внимание и шагает дальше. Стрелли бросает на меня недоуменные взгляды, его былая самоуверенность исчезла. Я игнорирую его.

– Следующий – пехотинец Квидлон, бывший боец 18‑ого полка с Нового Оплота, который очутился здесь благодаря тому, что неспособен обуздать свое любопытство и внять предупреждениям старших офицеров.

Первое что приходит в голову, когда смотришь на Квидлона – "квадрат". Он невысок, широк, прямые плечи, огромная челюсть и плоская голова. Даже его уши почти квадратные. Вытянувшись по струнке, превосходно неподвижен, вы даже можете подумать, что это скульптура ученика, который еще не умеет придавать человеческой фигуре более гладкие черты.

– Кажется, он не смог совладать со своей страстью к машинерии, – спешно продолжаю я под подгоняющим взором Полковника и уводя свои мысли от странной внешности молодого солдата.

– Несмотря на несколько жалоб от слуг Адептус Механикус и выговоры от его старших офицеров, Квидлон продолжил вносить несанкционированные изменения в оружие и машины своего танкового взвода. Насытившись им, и мудро не желая вступать в перепалки с техножрецами, его вышестоящие офицеры в конечном итоге обвинили его в неподчинении.

– Почему ты не внял данным тебе предупреждениям? – спрашивает Квидлона Полковник, он впервые с тех пор как вошел, обращается напрямую к кому‑то из заключенных.

– Я хочу знать, как все работает, сэр, и мои изменения никому не принесли вреда, они позволили оружию и двигателям служить лучше, – быстро отвечает пехотинец, слова вылетают короткими очередями, словно стабберные выстрелы на полуавтомате.

– Ну и как ты думаешь, за что ты здесь оказался, боец? – продолжает спрашивать Полковник.

– Здесь, сейчас, в этой шеренге с остальными, с лейтенантом и вами, или в тюрьме, сэр?

Когда мы встретились в первый раз, я был удивлен тем, насколько он быстро говорит, но вскоре осознал, что это от того, что его мозг работает так же быстро. Хотя это производит крайне неудачный эффект, заставляет любого смышленого человек выглядеть глупо, и я могу себе представить, почему на его таланты не обратили внимания другие, которые этого не осознали.

– В этом зале, в данный момент, – подтверждает Полковник, – с остальными заключенными.

– Что ж, сэр, я не знаю наверняка, почему я тут, но я могу рискнуть и предположить, учитывая все, что я слышал ранее и мою беседу с лейтенантом вчера, что возможно, я могу быть вам полезен, сэр, потому что умею чинить машины, – глядя на Шеффера, скороговоркой выпаливает Квидлон.

– Можешь, – кивком соглашается Полковник, после чего делает еще пару шагов вдоль шеренги.

– Даже не представляю, какую гору вы свернули, чтобы достать этого, – говорю я, глядя на него. Мужчина кажется совершенно неприметным во всем. Средний рост, среднее телосложение, темно‑коричневые волосы, серые глаза, обычное лицо без каких‑либо характерных черт. Его дело оказалось таким же образом странно коротким, да и эти крохи были несколько смутны. Но то, что было там, стало увлекательным чтивом. Ладно, хорошо, это было интересно слушать, но не в этом дело.

– Ойнас Трост, бывший эксперт по саботажу и терроризму, – оглашаю я Шефферу.

– Я все еще эксперт, – ворчит на меня Трост.

– Я разве разрешал тебе открыть пасть? – рычу я в ответ и наклоняюсь к нему. Его глаза встречаются с моими, и у меня по спине бежит дрожь. Они мертвы. Я имею ввиду, они абсолютно лишены эмоций, настолько пустые, словно нарисованные. Они говорят мне, что я могу гореть или истекать кровью до смерти, а он просто пройдет мимо и не удостоит вторым взглядом.

– Испытай меня. И я покажу тебе, что такое хладнокровие, – шепчу я ему в ухо, возвращая самообладание.

– Этого я помню, – говорит Полковник, отодвигает меня в сторону и встает напротив Троста, – этого я очень хорошо помню. Трост, агент Оффицио Сабаторум под прикрытием. Он, возможно, убил людей больше, чем все в этой башне вместе взятые, включая тебя и меня, Кейдж. Я помню, что он ошибся и отравил трех адмиралов и их семьи.

Трост все еще пытается подавить меня взглядом, но я стою на своем. Если я сейчас покажу слабину, он поймет это, и в дальнейшем у меня будут проблемы с сохранением своего авторитета.

– Ну и кто последний? – спрашивает Полковник, указывая на последнего мужчину в шеренге.

– Это Питер Строниберг, полевой хирург 21‑ого полка Копоранской Бронированной Конницы, сэр, – говорю я Шефферу, отрывая взгляд от Троста. Хирург выглядит изможденным, темная кожа, тонкие черные волосы и нервный тик правого глаза. Он смотрит на Полковника усталыми налитыми кровью глазами.

– Во время кампании на Филиус Секунда, он пристрастился к странному коктейлю из стимуляторов и болеутоляющих по собственному рецепту. Это не только повлияло на его работу, к концу кампании он терял в пять раз больше пациентов, но он начал распространять свое вещество меж солдат в обмен на услуги и деньги.

– А ты думаешь, что этот его медицинский опыт окажется полезным в этой миссии? – насмешливо спрашивает Полковник. – Да он выглядит как ходячий мертвец, я бы не доверил ему даже открыть пузырек с лекарствами, а уж с гальванокаутером даже бы близко к себе не подпустил.

– Он здесь уже три года, Полковник, и из‑за своей давней привязанности не может спать больше четырех часов за сутки, – объясняю я, – однако к удовольствию губернатора, он последний год работает доктором для заключенных.

– Хммм, ну посмотрим, – рычит Полковник, бросив на меня взгляд.

Полковник сжимает руки за спиной и разворачивается на месте, шагает в центр комнаты перед собравшимися "рекрутами". Я подхожу туда же и становлюсь чуть позади и слева от него. Он еще пару раз рассматривает шеренгу, взвешивает у себя в уме достижения каждого. Я даже не уверен, он оценивает их, или меня за то, что я выбрал их.

– Они все кажутся подходящими, Кейдж, – тихо говорит он мне, не оборачиваясь, – но мы посмотрим, кто из них пройдет финальное испытание, а кто провалит.

– Финальное испытание, сэр? – встревожено спрашиваю я. Я даже представить не могу, что у Полковника на уме, хотя считал, что уже все предусмотрел.

– Меня зовут Полковник Шеффер, – рявкает он, его сильный голос наполняет зал, – я командующий офицер 13‑ого Штрафного Легиона.

Он смотрит на меня секунду:

– Как вы слышали, некоторые из вас называют его "Последним Шансом". Это я собрал вас всех в этой тюрьме и теперь стою здесь, чтобы предложить вам выбор. Мне нужны солдаты, бойцы как вы, чтобы принять участие в опасном задании. И вряд ли многие из вас, а возможно даже все вы, переживут эту миссию. Я подвергну вас самым безжалостным тренировкам, которые сможет изобрести лейтенант Кейдж, и ожидаю полного подчинения. В ответ на вашу преданность делу, я предлагаю вам полное прощение за совершенные преступления, по которым вас осудили. Переживете задание и будете вольны свободно заниматься тем, чем пожелаете. Не выживете, тогда будете прощены посмертно, дабы ваши души были очищены от ваших грехов, и вы могли вознестись и присоединиться к Императору.

– Помните, жизнь, проведенная не в служении Императору – вдвойне потерянная жизнь, как в этом мире, так и в том. Я так же напомню вам, что вы все поклялись в верности и преданности Императору и Империуму, который служит ему, и я еще раз предлагаю вам возможность исполнить эти клятвы.

Я смотрю на Полковника. Вот он стоит тут, прямой как шомпол, и расслабленно держит руки за спиной. Я не вижу его лица, но помню, когда он последний раз произносил подобную речь для меня и примерно четырех тысяч других заключенных, где‑то года три тому назад. Это не дословно та же самая речь, но я помню его лицо. Оно излучало уверенность и искренность, эти голубые глаза светились гордостью. Он и правда верит в то, что спасает в этом мире наши души от проклятья. А может быть так оно и есть. Мой старый друг Франкс определенно в это верил, и после того, через что я прошел в "Последнем Шансе", я чертовски уверен, что заслужил для себя искупление.

– Морк, – говорит он, глядя на бывшего комиссара, – ты пойдешь добровольцем на это задание?

– Так точно, сэр! – грохочет в ответ, и я представляю в этот момент, как комиссар шагает через бурю пуль и лазерных лучей, его команды словно трубный глас для солдат вокруг него. – Для меня будет честью и привилегией снова служить Императору.

– Айл, – выкрикивает Полковник, – ты пойдешь добровольцем на это задание?

– Если это означает покинуть эту камеру, тогда да, согласен, – отвечает мужчина и решительно кивает.

– Регис, ты пойдешь добровольцем на это задание? – спрашивает артиллериста Полковник. Регис колеблется, смотрит вдоль шеренги влево и вправо, а затем опять на Полковника.

– Я не хочу умереть, – бормочет он, глядя при этом в пол, – я бы предпочел остаться здесь, сэр.

Я вижу, как Полковник напрягся, словно Регис только что оскорбил его мать или что‑то в этом духе.

– Я предлагаю тебе последний шанс, Регис, – говорит Шеффер, его голос начинает утихать, верный признак того, что он зол, – ты пойдешь добровольцем на это задание?

– Катитесь в ад, фраггеры! – отвечает Регис, его уныние внезапно превращается в ярость, и он кидается к болт‑пистолету на ремне у Полковника. – я никуда не пойду с тобой, сумасшедший, я нахрен убью вас всех!

Шеффер шагает ему навстречу и тыльной стороной руки бьет Регису в челюсть, одним ударом отправляет его на пол. Тот вскарабкивается на ноги и замахивается на Полковника, но я поспеваю первым и солидно впечатываю кулаком в нос, повсюду разлетаются брызги крови и, кувыркаясь, он снова летит на пол.

– Мне по‑настоящему жаль это слышать, – торжественно отвечает Полковник, не двигаясь после атаки.

– Не вызвавшись добровольцем, ты доказал мне и Императору, что больше не являешься верным и полезным слугой. Твое присутствие в этом учреждение более не является необходимым. Властью данной мне, как командующему офицеру судебной власти Императора, твой приговор о заключении пересмотрен, – продолжает Полковник. На лице Региса появляется улыбка. Когда Полковник отстегивает застежку на кобуре болт‑пистолета, улыбка увядает, на ее место приходит ужас.

– Тем самым я приговариваю тебя к смерти, приговор привести в исполнение немедленно. Лейтенант Кейдж, исполните свой долг.

Он вытаскивает свой болт‑пистолет и протягивает его мне. Я ощущаю в руке его тяжесть, от него пахнет свежей оружейной смазкой. Впервые за месяцы я держу в руках оружие, и его вес придает мне уверенности.

– Не двигайся и все будет быстро, – говорю я Регису, целясь в голову. Регис игнорирует меня и вскакивает на ноги, несется к двери в зал. Я провожу его дулом, но вмешивается Трост и валит того на землю. Они двое катаются там, дерутся и обмениваются короткими, злыми ударами, Регис пытается вырваться. Я вмешиваюсь и бью рукояткой пистолета Регису в лоб, ошеломляя его. Оттолкнув Троста в сторону, я ставлю ногу Регису на глотку, пришпиливая его к месту. Он еще некоторое время пытается сопротивляться, выкрикивает в мой адрес угрозы, после чего обмякает. По его лицу струятся слезы, по его серой робе в районе промежности расползается темное пятно.

– Прими свое наказание как солдат, – шикаю я на него с отвращением, и прицеливаюсь в левый глаз. Одно мягкое нажатие на спусковой крючок и все, хлопок детонации болта эхом отдает от стен, когда разрывной снаряд разносит череп Региса на части и пачкает мои ноги кровью и осколками кости. Я делаю шаг назад, пистолет слегка еще дымится, и смотрю на остальных. Квидлон выглядит ошеломленным, на лице Стрелли свирепая ухмылка, Морк все еще стоит по струнке, глаза смотрят прямо перед собой. Лица остальных ничего не выражают. Смерть для них не нова. Хорошо, потому что до того как миссия завершится, они увидят гораздо больше трупов.

Я возвращаю пистолет Полковнику и ору остальным построиться. Шеффер продолжает, словно только что вообще ничего не произошло, по очереди спрашивает остальных, вызовутся ли они добровольцами на задание. Они все отвечают – да.

ПОТРЕСКИВАЮЩИЙ на решетке костер сверкает искрами, когда обитатель комнаты подбрасывает еще одно полено в огонь. Потирая руки, он возвращается к низкому кожаному креслу в стороне от камина. Он худощав, щурит глаза, его темные волосы прилизаны назад, а подбородок украшает превосходно ухоженная бородка. На нем плотная рубашка из темно‑синей шерсти, воротник на шее завязан золотым шнуром, ерзая, он сидит и ждет. Он вытянул свои длинные ноги перед собой, на них обтягивающие брюки из того же материала, что и рубашка. Он заинтересованно осматривает комнату, красные лакированные панели на стенах и книжную полку до потолка, которая тянется на несколько метров вдоль всей длины одной из стен. В футляре, очевидно вырезанном из слоновой кости, стоят часы, их методичное тиканье перебивает шум камина. Опять вернув свое внимание к книжной полке, мужчина встает и медленно подходит к ней, дабы исследовать собранные тома. Он пробегается пальцами по корешкам, склонив голову на бок, чтобы прочитать названия.

В этот момент со щелчком замка дверь позади него открывается. Разворачиваясь, он приветствует вошедшего улыбкой. Другой мужчина значительно старше, его лицо сморщено, словно смятый пергамент, но его глаза до сих пор чистые и ясные. От его прически осталось только несколько завитков седых волос, и он тяжело опирается на трость для ходьбы.

– Гестимор, так много прошло времени с последней нашей встречи, – говорит молодой и делает шаг вперед, после чего ласково кладет руку на плечо старику.

– Так и есть, – коротко отвечает Гестимор, его голос тверд и силен. – Я боюсь, что мы оба больше уделяем внимание нашему долгу, чем дружбе.

– По‑другому быть не может, – буднично отвечает посетитель, помогая престарелому усесться в кресле.

– Давай, присаживайся и мы поговорим.

Молодой берет стул с прямой спинкой из‑за рабочего стола и присаживается напротив Гестимора. Наклоняется вперед, кладет руки на колени, и сжимает их.

– Ты выглядишь еще старше, чем я мог представить, – печально произносит он.

– Да, Люций, я стар, – соглашается Гестимор, медленно кивая, – но у меня осталась еще пара славных лет, и мой разум все еще острый как никогда.

Иллюстрируя, он постукивает себя по голове.

– Зачем вы подчинились этому? Вы же знаете, что существуют лекарства против старения, – спрашивает Люций.

– Быть человеком, означает быть смертным, – философски отвечает престарелый мужчина, – отрицать это, значит думать о бессмертии, а это область только благословенного Императора. Ну, или для Темных Сил, которым мы мешаем. Отринуть свою смертность для меня, все равно, что отринуть все человеческое, за что я так упорно сражался, дабы защитить остальных.

Несколько минут оба сидят в полном молчании, приятное молчание, которое возможно только по прошествии многих лет дружбы. Первым его нарушает Гестимор, отвлекаясь от пламени в камине и взглянув на Люция.

– Ты пересек семь секторов не затем, чтобы спросить о моем здравии, – подчеркивает он, его лицо делается серьезным.

– Ты получил посланные мной данные? – спросил Люций, откидываясь назад, с деловым выражением лица.

– Да, и скажу, что ты играешь с огнем, – серьезно ответил Гестимор, – но ты все равно получишь от меня любую помощь.

– Больше чем что‑либо, я нуждаюсь в совете, старый друг, – объяснил Люций.

– Ты прав, твое предприятие рискованно, но потенциальная награда стоит опасностей. При этом я бы предпочел заручиться поддержкой более существенной, чем есть сейчас. Мне нужно действовать быстро, резко и решительно, и я не уверен, что люди, которые есть у меня, подходят под требования.

– Ах, это просто, – Гестимор отмахнулся от обеспокоенности своего товарища взмахом руки с разбухшими венами, – обратись к старым клятвам, подними еще раз братство.

– Такое не просто, – ответил Люций осторожно, – братство нужно использовать только в экстренных случаях. Кроме того, увиливания и ухищрения как всегда мое оружие.

– Если тебе нужно их вмешательство, значит, время для хитростей и интриг давно прошло, – возразил Гестимор, поглаживая свою лысую макушку рукой, – возьми только одного брата. Для поддержки, как ты сказал.

– Я подумаю над твоим советом, – задумчиво ответил Люций, глядя в пламя и вспоминая минувшие сражения.

Глава третья

Лавры славы

+++ Цель в неведении и действует без раздумий. Они полностью доверяют нам. +++

+++ Опасайтесь недооценивать их. Они должны остаться в неведении относительно наших планов. +++

– Ваши дополнительные тренировки начинаются сей же час, – провозглашает Полковник, пока мы грузимся в шаттл, когда шли по мостику, вокруг посадочной площадки выл ветер.

– В мое отсутствие вся полнота власти переходит к лейтенанту Кейджу. Вы должны в точности исполнять то, что он прикажет. Ваши жизни будут зависеть от поддерживаемой вами дисциплины и обучения всему, чему вы сможете научить друг друга.

Интерьер шаттла намного лучше по сравнению с тем, к чему я привык. Вместо длинных деревянных скамеек в главном отсеке индивидуальные кресла, вдоль центрального прохода шесть рядов по три кресла с каждой стороны. Они обиты черной кожей, похожие на подушки подголовники, толстые ремни безопасности с позолоченными застежками, в общем, эти богатые кресла явно для комфорта более важных слуг Империума, чем мы. И все же, в данный момент они наши, я сажусь в одно из них в самом конце, наслаждаюсь ощущениями после пяти месяцев кандалов, прибитых к стенам. К моему удивлению, ко мне подходит Полковник и садится рядом.

– Ты понимаешь свое положение, Кейдж? – спрашивает он, пристегивая себя ремнями безопасности.

– Думаю да, сэр, – отвечаю я после секундного размышления, – я должен превратить эту кучку отбросов в боевой отряд.

– Я имею в виду другое, что я только один раз предлагаю последний шанс, – говорит Шеффер, – и ты уже его потратил. В этот раз никакого тебе прощения.

Я что‑то такое подозревал, но все равно услышать такое прямолинейное начало, словно удар по голове. Значит, вот как. Нет прощения и нет конца сражениям за исключением смерти.

Я удивлен своими собственными чувствами, когда понимаю, что необыкновенно спокоен. У меня вообще причудливое ощущение отстраненности, как будто кто‑то другой контролирует мою жизнь. Это действительно странное ощущение, его сложно объяснить. Я всю свою жизнь сражался против всего. Дрался, чтобы свалить из ульев Олимпа. Дрался со скуки на Стигии, и все завершилось Последним Шансом. Я воевал два с половиной года, чтобы сбежать от Полковника и смерти, я был уверен, что она меня ждет. Я сражался с ощущением вины и депрессией от того, что остался единственным выжившим в Коританоруме, и увы, этот бой проиграл. А последние шесть месяцев дрался, чтобы свалить из тюрьмы и против всё возрастающего безумия, которое из‑за всех этих сражений начало заполнять мою голову.