Текст книги "Тропой Предков"

Автор книги: Гэри Дженнингс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

   – А вот священники утверждают, что мы не должны гордиться своими предками, ибо те были дикарями и приносили в жертву тысячи людей и даже ели их. Священники говорят, мы должны быть благодарны испанцам за то, что они прекратили это святотатство.

Дон Хулио пробормотал что-то, выражая согласие с мнением святых отцов, но мне показалось, что он, подобно многим, лишь отдаёт дань уважения церкви, хотя сам думает иначе.

Некоторое время мы шли вдоль руин молча, а потом он опять заговорил:

   – Ацтеки действительно практиковали варварские обряды, и им нет оправдания. Но может быть, им стоило бы посмотреть на нас, европейцев, на наши междоусобные войны и войны против неверных, на жестокость и насилие, и спросить, вправе ли мы бросить первый камень. Впрочем, как бы мы ни судили их действия, индейцы, несомненно, создали великую цивилизацию и оставили после себя памятники, которые, как и пирамиды египетских фараонов, переживут пески времени. О движении звёзд и планет ацтеки знали больше, чем мы сегодня, и их календарь был гораздо точнее нашего.

Твои предки были великолепными строителями. Вдоль восточного побережья жил народ, который снимал с деревьев урожай резины ещё в то время, когда родился Христос. То были предки ацтеков, тольтеки и другие индейские народы. Они оставили после себя великие памятники. Как и ацтеки, они искусно вырезали камни для монументов. Но каким образом они это делали? У них ведь не было ни железных, ни даже бронзовых инструментов. Как они гравировали камень?

Как и ацтеки, они не знали ни повозок, ни вьючных животных. Однако они поднимали огромные каменные плиты, которые весили, как сотни людей, камни настолько тяжёлые, что никакая телега и упряжка лошадей в христианском мире не могла бы их перевезти. А они перевозили их на огромные расстояния, поднимали на горы и спускали вниз по другому склону, переправляли через реки и озёра, за многие лиги от места, где был добыт камень. Как? Эта тайна, возможно, содержалась в тех тысячах книг, которые были сожжены монахами.

   – Может быть, у них был свой Архимед? – предположил я. Отец Антонио рассказывал мне о достижениях индейцев, которые строили пирамиды, вздымавшиеся к небу, и сравнивал древних строителей с Архимедом. – Может быть, в те времена и жил такой человек, и, имейся у него достаточно длинный шест и точка опоры, он мог бы перевернуть мир. Omnis homo naturaliter scire desiderat.

   – «Человеку свойственно стремиться к знаниям», – перевёл дон Хулио латинское изречение.

Он остановился и пристально посмотрел на меня. В глазах у него плясали лукавые искорки.

   – Ты читаешь ацтекское рисуночное письмо, знаешь об Архимеде, приводишь цитаты на латыни и разбираешься в испанской литературе. Ты говоришь по-испански без индейского акцента. Только что я заговорил на науатль, и ты ответил, даже не задумываясь. У тебя более светлая кожа, чем у большинства индейцев, да и ростом ты выше. Всё вместе это не менее таинственно, чем то, каким образом гигантские камни в древние времена перевозили через горы.

Из-за проклятого желания похвастаться своими знаниями (или, что вернее, знаниями отца Антонио) я невольно подтолкнул этого человека к тому, что он задался вопросом: кто же я такой? ¡Ау de mi! Прошло три года со времени тех убийств и начала охоты за мной, и вот теперь, похоже, всё начинается сначала. Я бежал от человека по имени дон Хулио, бежал без оглядки.

55

Следующим утром мы отправились в путь на юг, двигаясь по оживлённой, но частенько трудной для проезда дороге. Нас уже обогнали многие из купцов, приезжавших на ярмарку, со своими вьючными обозами.

Кроме Санчо и Матео в нашу компанию входили два метиса самого отталкивающего вида: недалёкая уличная шваль. Эта парочка не встретила бы радушного приёма даже в самых гнусных притонах Веракруса, а уж сунься они в приличное место, их спровадили бы прямиком на виселицу. Санчо и эти метисы, несомненно, представляли собой самую настоящую разбойничью шайку, из тех, что устраивают засады, заманивают проезжих путников и перерезают им горло ради того, чтобы обчистить карманы жертвы.

И снова я задался вопросом: как могло случиться, что поэт-меченосец связался с этим отребьем?

Санчо и Матео были верхом на лошадях, а метисы ехали на мулах. Мы с Целителем шли позади пешком, ведя мула и жёлтую собаку. Местность порой была такова, что верховым приходилось слезать со своих животных и вести их в поводу. Постепенно Матео начал отставать и пошёл рядом со мной и Целителем. Не знаю уж, просто за компанию или ради слежки, но сдавалось мне, что он и сам не мог долго выносить общество Санчо.

   – Ты хорошо говоришь по-испански, – заметил мимоходом Матео. – Священники неплохо тебя обучили.

Именно священники и обучали индейцев по всей Новой Испании, так что это был вполне естественный вывод. Я не принял это утверждение на счёт отца Антонио. Похоже, Матео сказал это просто для поддержания разговора, а не желая выяснить мою подноготную. Он по-прежнему не давал никаких оснований подозревать, что знает, кто я на самом деле. Правда, как я ни старался сойти за малограмотного, мой испанский был лучше, чем у большинства индейцев. Я пытался говорить на испанском на манер простолюдина, но это было трудно, потому что мне требовалось поддерживать беседу, а не отделываться краткими ответами. Я старался показать Матео, что мой испанский не так уж и хорош. Я намеренно делал ошибки в разговоре с доном Хулио и собирался и впредь ломать комедию.

Я всё время думал, знает ли Матео, кто я такой, и не собирается ли он меня опять защитить. Хотя это вряд ли. Скорее всего, именно он отрубит мне голову после того, как я исполню для них таинственное задание. Я собственными глазами видел, как быстро его меч может отделить голову от тела.

Вскоре я выяснил, какие два занятия больше всего по душе Матео, не считая любовных утех и поединков, – выпивка и болтовня.

По ходу дела он частенько прикладывался к фляге и рассказывал множество историй. ¡Рог Dios! Похоже, этот кабальеро пережил больше приключений, чем Синдбад, пустившийся в путь из Басры, или Одиссей, отплывший из Трои.

   – Этот парень всё равно что певчая пташка, – заметил Целитель, когда мы остались наедине. – Наслаждается музыкой собственных слов.

Матео, оказывается, был моряком, а потом состоял в качестве солдата на службе у короля.

– Я дрался с французами и англичанами, с голландскими бунтовщиками и турецкими язычниками. Богохульные протестанты, еретики-голландцы и неверные мавры – все отведали моего клинка. Я дрался верхом, на палубе корабля и взбираясь по стене замка. Я убил сотню человек и любил тысячу женщин.

А ещё он рассказал миллион историй. Мне было очень любопытно, почему этот блестящий кабальеро, автор пьес и книг, кончил тем, что связался с Санчо, самым заурядным головорезом, но задать этот вопрос я не решался.

То была странная парочка. Из личного опыта я знал, что Матео смертельно опасен. Что до Санчо, то убийца в нём угадывался с первого взгляда. Однако разница между этими двумя была как между изысканным клинком из толедской стали и простым топором. Матео был picaro, хвастун, меченосец и авантюрист. Но помимо этого, он был писателем и актёром, правда, ни на том ни на другом поприще, похоже, не преуспел, зато это придало ему лоск образованного кабальеро.

В Санчо ни на образование, ни на благородство не было и намёка. То был грубый, жестокий, грязный душой и телом наглец и задира.

Но одновременно чувствовалось в нём что-то неправильное, хотя что именно, я никак не мог уловить. Его внешность казалась мне... странной. На вид Санчо был мощно сложен... однако порой он выглядел скорее полным, чем мускулистым, такая фигура больше характерна для женщины. Несколько лет тому назад я слышал, как отец Антонио и брат Хуан толковали о стражах гарема, которых использовали мавры; они назывались евнухами. То были оскоплённые мужчины, и говорили, будто бы их мускулы размягчаются, а тела затягивает жирком, у некоторых даже начинала расти грудь. Наверное, то же самое случалось с рабами-африканцами, которых кастрировали. Несмотря на все его брутальные манеры и угрозы, Санчо была свойственна та женская пухлость, которая, я думаю, была присуща евнухам.

Матео вновь завёл одну из своих бесконечных историй:

   – Совсем ещё юнцом, моложе, чем ты сейчас, я плавал во флоте светлейшего герцога Медины-Сидонии, командующего Великой армадой, которая вступила в сражение с англичанами в северных водах. Мы потерпели поражение из-за погоды: ветер завывал, как бешеный пёс, и выбросил наш корабль на берег. Я оказался во вражеской стране и следующие несколько лет провёл под личиной французского слуги, сбежавшего от своего шотландского господина. Поблуждал я, поблуждал и прибился к труппе странствующих актёров сперва как помощник – помогал носить им сундуки, – а потом как актёр и автор пьес.

Английский театр уступает нашему, испанскому. У англичан было несколько относительно сносных драматургов, одного звали Уильям Шекспир, а другого – Кристофер Марло, но им недоставало гения испанских мастеров, таких как Лопе де Вега и Матео Росас де Оквендо. История запомнит Матео Росаса и воздаст ему хвалу наряду с Гомером, тогда как имена всех прочих развеются как пыль.

Я никогда не мог понять, шутит он или хвастается... или просто пьян. Присущая ему «скромность» побуждала Матео частенько говорить о себе как о совершенно другом человеке.

   – Славный Матео Росас попал в плен к маврам, к самому алжирскому бею, каковой есть чёрный язычник и неверный дьявол. Его пытали и морили голодом, и в конце концов он сбежал.

Я слышал эту историю и раньше, причём случилась она с писателем, имя которого действительно достойно того, чтобы упоминаться наряду с Гомером. Мигель Сервантес, автор «Дон Кихота», был захвачен в плен алжирским беем и долгие годы провёл в мавританской тюрьме. Несколько лет тому назад я как-то произнёс имя Сервантеса в присутствии Матео и чуть было не лишился головы. Чёрт же дёрнул меня повторить эту глупость, ибо я решил самым невинным образом продемонстрировать свои познания, желая проверить, так же ли легко Матео заимствует чужие идеи, как он ворует чужие кошельки и соблазняет чужих жён.

   – Помнится, священники, которые учили меня испанскому языку, рассказывали ещё об одном авторе книг и пьес, который был также захвачен в плен...

Не успев договорить, я оказался лежащим на земле, в голове у меня звенело. Матео обрушил удар мне на голову.

   – Никогда не упоминай имя этого человека в моём присутствии, – заявил он. – В мавританских застенках, подвергнувшись адским пыткам и лишениям, я поделился с этой свиньёй историей о странствующем рыцаре, которую сам собирался написать по возвращении в Испанию. Это была подлинная история моей жизни. Он украл мою жизнь и опубликовал историю раньше, чем я вернулся, но это ещё полбеды. Гораздо хуже другое. Украв мои великие подвиги, он выставил их на посмешище, представив мою жизнь перед всеми как безумную блажь нелепого шута. Он украл мою жизнь, Чико. Да, признаюсь, я совершал поступки, которые трудно назвать благочестивыми. Да, я не гнушался запускать руки в сундуки богачей, пил вино жизни, опустошая бутылку до самого дна, проводил время за карточной игрой, ставил на кон всё: свою юность, свои страхи, надежды и мечты, саму свою бессмертную душу – и никогда не оглядывался назад. Я убивал мужчин и соблазнял женщин. Но есть вещи, которых я никогда не делал. Я никогда не воровал у друзей. Я никогда не крал чужой жизни. И вот теперь весь мир превозносит этого вора, и никто не знает имя бедного Матео Росаса де Оквендо.

Он в ярости пнул меня ногой.

   – Теперь ты понял наконец?

Монте-Альбан, высокая гора, венчал холмы, возвышаясь почти на полторы тысячи футов над долиной Оахака и городом с тем же названием. Холмы были лишены растительности, там почти не росли деревья, и ничто не скрывало от взора величие древних каменных сооружений.

Как и многие другие города-храмы Новой Испании, Монте-Альбан строили, взяв за образец легендарный Теотиуакан, Место сбора богов. Древние каменные сооружения были воздвигнуты на прямоугольной площади, на разровненной вершине горы, составлявшей примерно пол-лиги в длину: на этой территории располагались храмы пирамиды, обсерватория, парадный двор и дворцы.

Как и многие из священных городов моих индейских предков, Монте-Альбан был окутан тайной и представлял собой место паломничества, куда приходило гораздо больше почитателей богов, чем там проживало. Правда, то были не ацтеки, а народ, именовавшийся сапотеками. Это племя, населявшее юг долины Мешико, ацтеки победили всего за полвека до прихода Кортеса, но победа не была окончательной, и два народа пребывали в смертельной вражде вплоть до самой Конкисты.

Теперь, когда город и святилище были заброшены и единственными признаками жизни служили следы и помёт следующих через площадь вьючных животных, над призрачными руинами витал дух печали, как будто, оставляя свои святыни змеям и тарантулам, люди оставили вместе с ними и свою тоску.

Конкиста принесла жителям области Оахака нового правителя. После того как Кортес получил титул маркиза дель Валье де Оахака и в придачу более двадцати тысяч плативших ему дань индейцев, его феодальные владения достигли размеров нескольких европейских королевств.

Разбив лагерь, мы с Целителем отправились прогуляться среди руин. Я ощутил на себе знакомый холодный ветерок – точно такой же я почувствовал в пещере под храмом Солнца в Теотиуакане.

– Боги не довольны, – проворчал Целитель. – Ничего хорошего из нашей затеи не выйдет. Эти люди явились сюда не для того, чтобы воздавать богам хвалу, но чтобы оскорбить их.

56

Мы с Целителем расположились в стороне от остальных. На склоне холма наша компания была не единственной. Рядом устроил становище купец, возвращавшийся с ярмарки с необычным товаром: четырьмя проститутками. Он взял их внаём на время ярмарки и теперь возвращался в Оахаку. Я слышал, как Санчо сказал ему, что воспользуется одной из девиц.

Стоя на коленях рядом с костром, где готовился обед, я увидел, как Матео и Санчо направились к огромной храмовой пирамиде, самой большой в городе. В лучах ясного солнца пирамида отливала золотом. Парочка внимательно осмотрела одну сторону сооружения, причём никакой двери там, где они стояли, видно не было. До меня доносились звуки их голосов, но о чём они беседовали, я разобрать не мог. Судя по их жестам и отдельным словам, мне показалось, что испанцы разошлись во мнениях относительно того, как проникнуть в храм. И ещё я расслышал слова «чёрный порох».

Я посмотрел на Целителя, который спокойно сидел, прислонившись к дереву, и курил свою трубку. Его глаза были полузакрыты, а лицо невозмутимо, точно гладь пруда в безветренный день. Мне стало совестно оттого, что я обманул старика, но выбора у меня не было. После прибытия в Монте-Альбан мне стало ясно, какого рода «простое задание» приготовили для меня испанцы.

Похоже, эти двое наконец договорились. Матео жестом велел мне подойти. Я резво подбежал к ним.

Санчо указал на место, которое они рассматривали. Рельеф на стене изображал бога, появляющегося из пасти священного ягуара.

   – За этой стеной находится тайный ход, но он запечатан. Мы уже вскрывали коридор в другом месте, но когда вскрыли, оказалось, что там он засыпан обвалом. Теперь мы хотим проделать другое отверстие. Ход ведёт вниз к гробнице правителя сапотеков, который умер примерно в то же время, когда Пилат распял Христа. В гробнице находится его посмертная маска с частью прикреплённого нагрудника. Штуковина из чистого золота, инкрустирована жемчугом и другими драгоценными камнями.

Санчо выдержал паузу, чтобы до меня дошло. Я уже догадался, что он расхититель гробниц.

   – А почему вы не забрали сокровище в тот раз, когда пытались проникнуть внутрь?

   – Ах, amigo, видно, ты не слишком сообразительный малый. – Санчо обнял меня за плечи и прижал к себе, отчего я едва не задохнулся. – Мы бы непременно заполучили его, не случись гнусного предательства. Мы послали вниз одного человека, чуть покрупнее тебя, а он так и не вернулся.

Я перевёл взгляд с Санчо на Матео.

   – Как понять – «он так и не вернулся»? Разве там есть другой выход?

Санчо отрицательно покачал головой.

   – Значит, он по-прежнему находится внизу?

   – Si, в том-то и заключалось его предательство. Ему настолько понравилась добыча, что наглец решил остаться внизу и не расставаться с ней. Мимо как раз проходили солдаты вице-короля...

   – Вы запечатали коридор обратно и сбежали?

Санчо ухмыльнулся и кивнул.

   – И как давно это было? – допытывался я.

Санчо сделал вид, что считает в уме.

   – Тридцать дней тому назад.

Наступил мой черёд кивнуть и улыбнуться:

   – Понятно, понятно.

Матерь Божия, я в руках сумасшедшего!

   – Я повстречал на ярмарке своего дорогого друга Матео и заручился его помощью, потому что он умеет обращаться с чёрным порохом. А Матео, в свою очередь, приметил тебя. Нам нужен человек достаточно гибкий, чтобы, протискиваясь, передвигаться по коридору, и ловкий, поскольку там полно острых углов. Остальное, – Санчо воздел руки, как бы подводя итог, – ты знаешь.

Да уж, остальное сводится к тому, что они проделают отверстие в потайном коридоре и спустят меня внутрь. Если мне удастся выбраться с сокровищем наружу, мне перережут горло, в этом и будет состоять моя доля награды. Если же Санчо снова помешают солдаты вице-короля, меня просто обрекут на смерть, запечатав внутри. Но больше всего я боялся за Целителя. Как только Санчо получит желаемое, он не захочет оставлять живых свидетелей. А Целитель слишком стар и медлителен, ему не убежать. В противном случае я бы сам уже давно припустил в лес.

Санчо словно прочёл мои мысли.

   – Нет, Чико, не переживай из-за того, что случилось в прошлом. Золота хватит на всех. Когда ты получишь свою долю, то сможешь купить собственную гасиенду.

Может быть, если бы я не прошёл в своё время университеты на улицах Веракруса, где полно людей, которые врут всякий раз, когда открывают рот, я бы ему и поверил. Но я вырос в самой гуще léperos, которые даже в рай изловчатся попасть, наврав с три короба. А Санчо был сам дьявол.

   – Я согласен залезть в вашу дыру и принести сокровище только при одном условии: мой отец уйдёт немедленно.

Санчо схватил меня за горло и рывком привлёк к себе, приставив нож мне к брюху.

   – Не будет никаких условий. Я размажу твои кишки по земле прямо сейчас, если ты попытаешься меня рассердить.

   – Ну давай зарежь меня, – поддразнил я его, делая вид, что нисколько не испугался, – и сокровища тебе не видать.

   – Оставь его в покое, Санчо, – спокойно промолвил Матео. Но такое спокойствие он обычно обнаруживал, только когда был убийственно серьёзен.

Я почувствовал, как Санчо напрягся от ярости: кончик его ножа упирался мне в бок.

   – Нам нужен он сам, а не его отец. Старик только путается под ногами. К тому же у парнишки есть смелость, и он не глуп. Он не верит, что ты вознаградишь его за старания.

Санчо отпустил меня. Я отступил назад, а испанец поднял голову вверх, словно призывая небеса засвидетельствовать его честность и искренность.

   – Клянусь могилой моей благочестивой матушки и памятью моего мученика отца, что я награжу тебя, если ты принесёшь золотую маску.

Э, да стоит ли верить этому человеку? Определить, когда он лжёт, легко. Ибо это случается всякий раз, когда он открывает рот.

   – Ты получишь то, чего заслуживаешь, – сказал Матео. – Поверь мне. А старикан пусть убирается на все четыре стороны.

Я опустился на колени рядом с Целителем. Он продолжал смотреть прямо перед собой, покуривая трубку.

   – Ты должен уйти, – заявил я старику. – Прямо сейчас. Я хотел, чтобы он ушёл, пока испанцы не передумали.

   – Отправляйся в Оахаку и жди меня там. Я приду туда через пару дней.

   – А почему бы нам не пойти вместе?

   – Потому что мне нужно кое-что сделать здесь, для gachupin.

Он покачал головой.

   – Мы отправимся вместе. Ты мой помощник. Мои старые глаза нуждаются в тебе, ты должен показывать путь. Я подожду тебя здесь, пока ты не закончишь свою работу.

«Твои старые глаза зорки, как у орла, а твой ум острее, чем зубы змеи», – подумал я.

   – Не доверяй этому испанцу, – сказал Целитель, – тому, что с рыбьими глазами. Если он захочет причинить тебе вред, я наведу на него заклятие. Кинжал, который он направит на тебя, обернётся и поразит его собственное сердце.

   – Ацтекская магия не действует на носителей шпор, – тихо возразил я. – Потому-то им и удалось уничтожить наши храмы и поработить наш народ.

И прежде чем Целитель успел привести новые возражения, я обратился к нему с просьбой, в которой, я знал, он мне не откажет.

   – Ты был мне отцом, и я люблю тебя как отца. И я прошу тебя почтить эту любовь, исполнив мою просьбу. Немедленно отправляйся в Оахаку и жди меня там. Если ты этого не сделаешь, то моя жизнь окажется под угрозой.

Он не ушёл бы ради того, чтобы спасти себя, но он хотел защитить меня.

Я проводил Целителя вместе с его ослом и собакой до дороги на Оахаку и вернулся в лагерь только после того, как старик скрылся из виду. Я подождал, желая убедиться в том, что метисы не пошли за ним следом. Мысли о собственном побеге я упорно гнал, ибо слишком хорошо понимал, что, если я убегу, Санчо тут же отправится в погоню за Целителем. Я прожил на этом свете всего восемнадцать лет, но уже много знал о человеческой натуре и предательстве.

Вернувшись, я увидел, что Санчо, Матео и метисы собрались вместе и что-то обсуждают.

   – Подожди нас вон там, – велел Санчо.

Сидя на корточках, я издали наблюдал за ними, делая вид, будто чрезвычайно увлечён изображением на земле знаков ацтекского рисуночного письма. Пока Санчо говорил, Матео как бы ненароком поднял взгляд на храм. Я услышал, как Санчо сказал, что неважно, днём это произойдёт или ночью, а Матео добавил, что на подготовку уйдёт вся ночь.

   – Тогда я пока позабавлюсь с одной из шлюх того торгаша, – заявил Санчо.

На этом совещание закончилось, и Санчо подозвал меня к себе.

   – Твои услуги потребуются нам утром, Чико. Могу я быть уверен, что сегодня ночью ты не сбежишь?

   – Сеньор, вы можете доверять мне не в меньшей степени, нежели своей благочестивой матери, – заверил я его, твёрдо вознамерившись сбежать, пока этот глупец будет спать.

Однако на меня тут же набросили верёвочную петлю и рывком её затянули. Конец верёвки держал один из метисов.

Санчо покачал головой с притворной печалью.

   – Чико, моя матушка была ведьмой да ещё вдобавок мошенницей – и это самое лучшее, что о ней можно сказать.

Санчо связал меня по рукам и ногам. Его метисы внесли меня в палатку и положили на землю. Так я лежал пару часов, пытаясь высвободиться с помощью старых фокусов с суставами. Но Санчо знал своё дело и связал меня надёжно.

Он вернулся в палатку на рассвете.

   – Я договорился, чтобы ко мне прислали одну из проституток, но что-то я сегодня устал. Я хочу позабавиться с ней, но не втыкать в неё свой реnе. ¿Comprendes?

Я кивнул. Хотя на самом деле не очень понял, о чём испанец толковал. Если он слишком устал, то зачем платить проститутке за услуги?

   – Если твой реnе не хочет становиться garrancha, на этот случай есть особое зелье, которое я могу достать, и оно придаст тебе силу.

Он пнул меня – довольно сильно. И ещё несколько раз. Да уж, сказать носителю шпор, что его реnе не такой длинный и крепкий, как меч, было необычным – и неуместным – проявлением откровенности с моей стороны.

   – Я объясню тебе, что ты должен делать, когда я вернусь с этой женщиной. Я объясню, но только один раз. Потом я развяжу тебя и выйду из палатки. Если ты попытаешься сбежать, метисы мигом отрубят тебе голову, а я выслежу твоего старика и собственноручно отрублю ему голову. Поэтому слушай внимательно, что ты должен делать с этой женщиной. Если не выполнишь мои указания, я отрежу тебе реnе.

iOjala! Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы когда-нибудь этот мерзкий бык почувствовал на себе мои шпоры!

Санчо велел мне спрятаться под одеялом возле кровати. Вскоре он и проститутка явились, громко смеясь и распевая, оба здорово пьяные. Когда они вошли, то оба шатались. В палатке было темно, одна-единственная горевшая свеча почти не рассеивала мрака, но даже в темноте я увидел, что проститутка немолода – она годилась мне в матери. Мне показалось, что она метиска, а не чистокровная индианка.

Едва заведя женщину в палатку, Санчо тут же принялся раздевать её. Хихикая, проститутка попыталась раздеть испанца сама, но он отбросил её руки. Затем раздел её догола и целовал, и касался во многих местах. Мне Санчо не показался усталым. Я надеялся, что возбуждение придаст силу его реnе и мои услуги не понадобятся.

Развернув женщину, испанец положил её на кровать на живот, так что ноги её свешивались до пола, а ягодицы выгибались дугой.

Затем он поманил меня к себе. Я застонал в душе: до того мне не хотелось идти. Но, понимая, что имею дело с сумасшедшим, тихонько выскользнул из-под кровати.

И пока Санчо удерживал женщину в этой позе, выполнил его указание.

А именно: вставил свой член в её типили.

Санчо тяжело пыхтел и хрюкал, делая вид, будто совершает ауилнема, тогда как на самом деле этим занимался я.

¡Dios mio!