Текст книги "Немецкая карта"

Автор книги: Герд-Хельмут Комосса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Немецкая карта.Тайная игра секретных служб
Бывший глава Службы военной контрразведки рассказывает…

Эту книгу я посвящаю моим товарищам, солдатам, которые служили нашей стране в дни войны и мира и были готовы всегда, равно как готовы и сегодня, отдать свои жизни ради безопасности нашего народа и процветания нашей прекрасной страны.

Выражаю свою признательность издательству «Apec Ферлаг», его издателю Вольфгангу Двораку—Штойнеру, господину Хансу Беккеру фон Зотену, редактору издательства «Apec Ферлаг», и особую благодарность моей дочери Герлинд, которая на всем протяжении работы над книгой оказывала мне помощь в качестве самого первого редактора.

Все, что говоришь вслух, должно быть правдой, но не все, что является правдой, говори вслух.

(Фома Аквинский)

ПРЕДИСЛОВИЕ

2005  г., пожалуй, как никакой другой, дал множество поводов прийти к полноценному осознанию сущности ряда памятных исторических событий, прежде всего в России, Польше, Англии, Франции и Соединенных Штатах Америки, во всех странах Европы. Особенно же отчетливо это осознание проявилось в Германии. Многие из тех, кто отмечал переломные даты новейшей истории, испытали глубокое и искреннее волнение.

Минуло шестьдесят лет с тех пор, как союзники одержали победу над Германией и рухнул германский рейх, пятьдесят лет – с тех пор, как были воссозданы вооруженные силы в Федеративной Республике (в 1956  г. то же произошло и в ГДР), шестьдесят лет – с тех пор, как с американского бомбардировщика была сброшена первая атомная бомба на Японскую империю, что означало появление нового, особо жестокого измерения в способе ведения войны, шестьдесят лет – с тех пор, как варварским образом были испепелены Гамбург, Кёльн, Вюрцбург, Дрезден, Данциг, Кёнигсберг, в котором короновались прусские короли, и многие другие немецкие города.

Однако главным среди всех вопросов, связанных с событиями минувшего столетия, будет, по–видимому, стоять вечный вопрос о вине и покаянии немецкого народа. Бремя вины тех двенадцати лет – как хотят того многие – наш народ должен нести до скончания веков. При этом немцы, многие их политические деятели, ученые и публицисты, никогда не перестанут сами вновь и вновь ставить вопрос о вине и ответственности поколения своих дедов и отцов и побуждать идущие им на смену поколения не только к признанию исторической вины немцев, что ожидаемо, но и к признанию ими необходимости наследовать определенную долю ответственности. Мы, немцы, не можем уклоняться от анализа нашей истории без учета фактора ответственности. Нам и не следует этого делать. Есть много путей, ведущих к исторической правде. Однако многие из тех, что уже опробованы, как правило, вели в тупик ложных или лишь отчасти верных выводов. Ставшее возможным теперь исследование российских источников открывает перед наукой возможности получения совершенно новых сведений о протекавших в прошедшем веке процессах, которые еще только предстоит использовать. К сожалению, не ко всем российским архивам пока открыт доступ.

Так нужно ли заново переписывать новейшую историю немцев? Конечно же, нет, тем не менее она все–таки нуждается в определенных дополнениях в некоторых областях. В этом, пожалуй, не может быть никаких сомнений.

Настоящая книга, предлагаемая вниманию читающей публики бывшим генералом бундесвера, оценивающим политическую деятельность через призму ответственности, а значит, без партийной пристрастности или оглядки на партийную дисциплину, рассказывает об этом «времени, наступившем после», с позиции немецкого солдата – солдата, испытавшего все лишения и страдания на передовой во время войны и в течение четырех лет плена. Позже, по прошествии определенного времени, его деятельность была равно связана с решением как сугубо политических, так и чисто военных задач в министерстве обороны и высоких штабах НАТО, что позволяло ему получать информацию, которая для многих его товарищей оставалась закрытой и по сей день не стала достоянием всеобщей гласности.

Пусть эта книга позволит читателю заглянуть за кулисы исторической драмы. В основном она рассказывает о том пятидесятилетием периоде, который начался в 1955–м и завершился в 2005  г.

Герд—Хельмут Комосса Весна 2007 года

ПРЕЛЮДИЯ НА РЕЙНЕ И PУPE

Начало послевоенного диалога между немцами и русскими

Все началось с моего письма Булганину. Хотя кто теперь об этом знает?

В отношении многих важных вопросов того времени я до сих пор хранил молчание, причем не из соображений сугубо литературного или коммерческого толка, как это было с Гюнтером Грассом, а потому, что считал, что пока еще не наступила пора для опубликования всех известных мне фактов. Поэтому я по сей день ни разу ни единым словом не обмолвился о попытке, предпринятой лично мной, по собственной инициативе, в 1953  г., после смерти Иосифа Сталина, за спиной великого канцлера Конрада Аденауэра, с помощью составленного по–русски письма к Николаю Александровичу Булганину установить связь с советским руководством в Кремле. Это письмо Булганину, в ту пору Маршалу Советского Союза, а с 1953 по 1958 гг. Председателю Совета Министров СССР, содержало предложение взять на себя инициативу по примирению немцев и русских после страшной войны между обоими народами, которую я молодым офицером так близко наблюдал в качестве непосредственного ее участника и которая оставила во мне столько скорбных воспоминаний. При составлении письма я имел сознательное намерение добиться, чтобы оно производило такое впечатление, будто этот шаг совершается по поручению или по меньшей мере с одобрения или с ведома Конрада Аденауэра. Такой весьма необычный способ был обусловлен и мотивирован моими переживаниями, связанными с военными мытарствами в России и моим четырехлетним пребыванием в советском плену после окончания войны. Мной, сочинителем этого «первого» письма, направленного советскому руководству после 1945 г, двигало прежде всего желание помочь моим остававшимся в Советском Союзе товарищам обрести свободу. Сам я вернулся на родину в 1949  г. в числе последних отпущенных военнопленных. Сделать это я считал своей обязанностью.

Решение написать письмо советскому руководству пришло после беседы, которая состоялась у меня в стенах моей гельзенкирхенской квартиры с одним русским офицером, а именно с капитаном Олегом К., рекомендованным мне для возможного сотрудничества моим тестем, д-ром Артуром Руппертом. Спустя короткое время после окончания войны Артур Рупперт, как бывший главный редактор газеты «Гельзенкирхенер цайтунг» («Gelsenkirchener Zeitung»), издал первый информационный вестник пресс–службы ХДС и в связи с этим изданием в первые послевоенные годы имел возможность поддерживать личную связь с Конрадом Аденауэром. Моя супруга иногда с едва приметной улыбкой рассказывала, как однажды видела «по–домашнему одетого» Аденауэра в его кельнской квартире, когда, выполняя роль своего рода курьера, передавала будущему федеральному канцлеру рукопись своего отца.

Николай Булганин (1895–1975; на фото слева), Председатель Совета Министров СССР, вместе с Конрадом Аденауэром (на фото в центре) и Никитой Сергеевичем Хрущевым в сентябре 1955  г. в бывшем загородном доме Максима Горького, предоставленном в распоряжение Аденауэра на время его визита в Москву.

Во время войны Олег К., как он мне рассказал, попал в немецкий плен и со временем стал убежденным противником коммунизма. Он искал контакта с теми немцами, которые были бы заинтересованы в сотрудничестве между немцами и русскими. Кроме того, он изъявлял готовность читать лекции о германо–российских отношениях и коммунизме. В тот вечер мне не удалось с достаточной ясностью определить его политическую ориентацию. Тем не менее он произвел на меня впечатление человека, которому можно доверять.

После смерти Иосифа Виссарионовича Сталина я чувствовал себя обязанным предпринять все, что могу, все, что от меня зависит, чтобы мои фронтовые товарищи перестали страдать в лагерях, разбросанных от Восточной Пруссии до Сибири, и умирать там в условиях, унизительных для человеческого достоинства. Движимый этим чувством долга, я и написал тогда это письмо, которое, возможно, в какой– то мере способствовало тому, что уже в 1953  г. Конрад Аденауэр отправился–таки в Москву.

Текст этого письма Булганину я больше двадцати лет храню в одном из ящиков моего письменного стола и в моей памяти.

Историку, наверное, было бы интересно узнать, что во время визита Аденауэра в Москву, который проходил с 8 по 14 сентября 1955  г., непосредственно перед подписанием соглашения об установлении дипломатических отношений между СССР и Федеративной Республикой Германией тогдашний Председатель Совета Министров Советского Союза Николай Булганин за несколько минут до начала банкета в Кремле отвел Конрада Аденауэра в сторонку и сказал ему: «Напишите мне письмо, господин федеральный канцлер, и мы передадим вам всех – всех до единого! Даем вам честное слово! Напишите мне письмо в ближайшее время».

Конрад Аденауэр пообещал написать такое письмо, и согласие благодаря этому было достигнуто. Де–факто же Конрад Аденауэр, дав такое обещание советскому руководству, отступил от доктрины Хальштейна в обмен на освобождение 9626 немецких военнопленных из лагерей Советского Союза. Доктрина Хальштейна, опираясь на Основной закон, выражала требование федерального правительства единолично представлять интересы всей Германии в соответствии с нормами международного права. Цель этой доктрины заключалась в международной изоляции ГДР, то есть в недопущении ее признания государствами, не входящими в Восточный блок. Согласно этой доктрине, федеральное правительство не имело права устанавливать или поддерживать отношения на основе международного права с какими бы то ни было, за исключением СССР, странами, признавшими ее на дипломатическом уровне. Так, следуя этому принципу, Федеративная Республика после 1957  г. разорвала дипломатические отношения с Югославией, а в 1963  г. и с Кубой. Официально от доктрины Хальштейна в ходе осуществления новой политики в отношении германского вопроса и восточной политики лишь в 1973  г. отказался тогдашний Федеральный канцлер Вилли Брандт.

Для Советского Союза установление дипломатических отношений с Федеративной Республикой было настолько важным делом, что они тут же приостановили разработку плана по похищению главы Федеральной разведывательной службы (BND) Рейнхарда Гелена.

Репатриация немецких военнопленных была первым случаем «торговли людьми» после окончания Второй мировой войны, за которым в дальнейшем последовали многие другие, осуществлявшиеся в рамках развития внутригерманских отношений. Возвращение военнопленных на родину стоило той уступки, на которую пошел Конрад Аденауэр. За это мы должны быть ему вечно благодарны. Те немецкие военнопленные, что были отпущены домой в 1955  г., никогда не забывали об этой его заслуге.

Осенью 1979  г. русский генерал Книрков, первый советский военный атташе в Федеративной Республике Германии, во время нашей первой с ним беседы в Бонне определенным образом намекал, что «письмо» тогда «было получено» и в конечном итоге привело к приглашению Конрада Аденауэра посетить Москву. Было ли это первым письмом, за которым потом по инициативе Булганина, возможно, последовало «настоящее», второе, подписанное Конрадом Аденауэром? Советское руководство испытывало тогда, с уходом Сталина, чувство неуверенности, тем не менее оно хотело прозондировать, какие намерения могли бы скрываться за этим весьма своеобразным письмом Булганину. Булганин, Хрущев, Маленков и Берия, тогдашний глава советской разведки, прочли это письмо – в этом я после беседы с Книрковым в Бонне совершенно уверен. Это письмо, вероятно, можно найти в каком–нибудь сейфе в подвалах КГБ, ныне именуемого ФСБ (Федеральная служба безопасности), в Москве. ФСБ располагается в том же здании, в каком располагался прежде КГБ, и живет и действует по тем же традициям. Письмо было написано от руки, а не напечатано на пишущей машинке с кириллической клавиатурой, как это можно было бы сделать сегодня; но для русских специалистов, которым пришлось его переводить, это не имело особого значения. Тут самое время заметить, что в русских канцеляриях вплоть до конца 50–х гг. рабочий процесс обеспечивался самыми примитивными техническими средствами. Русские готовились к осуществлению космического полета, приступили к строительству самых современных подводных лодок, привлекая для этой цели немецких офицеров–подводников, сидевших в лагерях военнопленных. Однако в областях, которые казались им гораздо менее важными, для них был характерен поистине умопомрачительный бюрократический примитивизм. При всем том во главу угла ставился итоговый результат. При такой постановке вопроса было совершенно не важно, достигался ли этот результат с помощью электрической пишущей машинки новейшего образца марки  IBM или же «детской арфы», если выражаться нашей уничижительной терминологией, принятой среди военнопленных. «Арфа» эта представляла собой не что иное, как счеты, на каких считали в детских садах, тем не менее, пусть со скрипом, она приводила «специалиста» к результатам, получаемым на удивление быстро. Но так ведь, как считали мы до 1945  г., невозможно выиграть войну! А вот и нет – выиграть было можно!

Пребывание в плену было, между прочим, своеобразной высшей школой жизни, благодаря которой мы, немецкие солдаты, поняли, на что способны люди в крайних ситуациях, какие страдания и лишения способны перетерпеть, но вместе с тем и на какие жертвы готовы пойти ради товарищей. К тому же мы узнали истинный характер русских людей, которых мы прежде совершенно неверно оценивали.

В 1953  г. я мечтал о новом времени в отношениях между Германией и Россией. При этом, однако, я вовсе не думал вновь стать когда–нибудь солдатом. Исходя из содержания бесед с представителями русской «интеллигенции» (автор употребляет написанное латиницей русское слово, заключая его в кавычки. – Примеч. ред.) во время нахождения в плену, я полагал, что тайная надежда русских на взаимопонимание с немцами воплотится в реальность еще в этом столетии. Русские стремятся, как я полагал, к прочному миру с Германией. Россия с новой Германией в качестве друга способна противостоять всему миру, считали образованные русские. Они воспринимали войну уже как прошлое. Но они опасались высказывать такие мысли открыто.

Возвращение домой из советского плена последнего военнопленного спустя десять лет после окончания Второй мировой войны я воспринимал как момент счастья. Глядя на фотографии, сделанные при этапировании военнопленных на родину, я плакал, как плакали многие вокруг меня. Вернувшись домой из плена на чужбину, на Рейн, я, между прочим, восстановил связь с русскими, которые были моими собеседниками в годы плена, и долгое время мне удавалось не давать ей оборваться. Уже совсем недавно один русский тех времен пытался связаться со мной через Красный Крест. Но мне думается, что сегодня установление связи таким способом, пожалуй, утрачивает свой смысл. То время кануло в Лету. Пусть оно покоится там с миром.

В духе Шарнхорста

Спустя два года после того, как я послал письмо Булганину, 12  ноября 1953  г., тогдашний Федеральный канцлер Конрад Аденауэр приветствовал в окутанном романтической дымкой городе Андернахе на Рейне первые части новых немецких вооруженных сил. Солдаты стояли, выстроившись в линию в три ряда, офицеры – на правом фланге. Внешний облик нового солдата был несколько непривычен для стороннего наблюдателя этой сцены. Обмундирование представляло собой традиционную солдатскую форму с элементами американского стиля. Даже знаки различия ничем не напоминали те, что были приняты во времена рейхсвера и вермахта. В этот день, специально выбранный политическим и военным руководством в Бонне, исполнялось 250 лет со дня рождения прусского военного реформатора генерала Герхарда фон Шарнхорста. Шарнхорст в свое время указал прусскому солдату новые пути в будущее, по сей день не утратившие своей значимости. Благодаря ему гражданские лица наконец–то получили возможность производства в офицеры,он отменил в армии телесные наказания и ввел принцип повышения в звании «за заслуги».

Основополагающий тезис генерала, заключающийся в том, что все жители государства обязаны защищать его по факту своего рождения, привел к созданию народного ополчения, а в конечном итоге и к введению всеобщей воинской повинности. Шарнхорст был военным мыслителем, теоретиком, стратегом и боевым командиром. Он был тяжело ранен в битве под Гроссгёршеном, а 28  июня 1813  г. в Праге.

Герхард Шарнхорст являет собой пример того, чему должен следовать современный солдат, в том числе солдат бундесвера. Его мысли простирались далеко за горизонты своего времени. В его личности характерные особенности кадрового военного удивительным образом соединялись с качествами политика и государственного мужа. Если сегодня, спустя несколько лет после 250–летнего юбилея Шарнхорста, возникает необходимость серьезно поразмышлять о новой системе устройства вооруженных сил в Германии и Европе, то политикам и военным стоит вспомнить о реформаторах Шарнхорсте, Гнейзенау, Бойене, Грольмане и Карле фон Клаузевице – как это уже было в 1955  г. Эти реформаторы еще 200 лет тому назад предвидели контуры современных вооруженных сил и смотрели на многие, многие годы вперед. В сущности, они создали основные предпосылки для обеспечения солдатского бытия в условиях существования демократии при том, что служили в ту пору королю.

Исходя из этих идей прусских военных реформаторов, я представляю свою третью книгу, посвященную теме, в которой основными объектами осмысления и обсуждения являются Германия и немцы, служившие и служащие своей стране в качестве солдат. Вместе с тем эта работа предоставляет читателю возможность заглянуть за кулисы новейшей и новой истории. Ее можно считать своеобразным продолжением книги «Из Мазур на Рейн – возвращение на чужбину» (Грац, 2003). А еще она имеет целью рассказать о том, каким образом солдаты различных народов в особом качестве и в особых ситуациях, связанных как с политической, так и с военной сферой, должны выполнять свой долг и в равной мере сознавать и соблюдать границы, в рамках которых они могут действовать, что приобрело очевидную актуальность именно в последнее время в связи с акциями бундесвера за пределами ФРГ. Солдат – будь то американец, англичанин, француз, немец, итальянец или австриец – обязан соблюдать требования международного права, причем, в частности, и там, где международное и гуманитарное право нарушается другими. Действие этого принципа распространяется теперь и на подготовку, предусматривающую действия в боевых условиях.

Инциденты в казармах бундесвера, участниками которых были младшие командиры после своей опасной зарубежной миссии в Косово или Афганистане, обремененные ужасом, пережитым в ходе боевых столкновений, не только свидетельствуют о неверном понимании подготовки, нацеленной на «войну в современных условиях», но и побуждают сделать заключение о том, что военное руководство и военная подготовка должны соответствовать существующим свойствам личности человека. В этом вопросе, как утверждал кёнигсбергский философ Иммануил Кант, недопустима половинчатость.

Насколько тяжело соблюдать международное право и законы гуманности, показывает сегодня борьба против международного терроризма. Террорист не подчиняется нормам международного права. Он воюет в зонах военного противостояния, которые сам определяет, и по законам, которые сам устанавливает. Что же касается защищающейся стороны, то она при осуществлении мер, направленных на отражение террористических операций, не обладает неограниченным выбором средств. Она обязана и при осуществлении своих военных акций, связанных с обеспечением безопасности, в любой ситуации неукоснительно соблюдать международное право.

С учетом опыта второй иракской войны 2003  г. с ее предысторией и связанными с нею разногласиями, прежде всего между США и Великобританией с одной стороны и Германией, Францией и Россией с другой стороны, а также с намеренной сдержанностью Китайской Народной Республики мы предпринимаем здесь попытку показать взаимоотношения и взаимодействие немецких и союзных солдат в повседневной армейской жизни. Для сотрудничества солдат в НАТО характерны взаимное уважение и очевидное стремление к взаимодействию, хотя, конечно же, в иных случаях бывают и недоразумения. Такого рода взаимодействие, отличающееся духом гуманности и нацеленное на некую общую цель, естественно, не может быть совершенно свободно от трений и нестыковок, тем не менее с момента принятия Федеративной Республики Германии в НАТО и Европейский союз сформировалась и постоянно укрепляется атмосфера взаимного доверия, способствующая возникновению личных дружеских отношений между многими солдатами разных стран. Правда, на фоне Второй мировой войны процесс создания этой атмосферы можно уподобить выхаживанию нежного и легкоуязвимого росточка. Этот процесс идет с момента преодоления европейского разделения в отношении новых государств – членов НАТО.

Есть много примеров, ясно показывающих, что каждый солдат сознает, что в первую очередь служит своей собственной стране и подчиняется союзу не всецело, а в ограниченных рамках. Тому есть и примеры, и объяснения. И в самом деле, разве обязаны немцы с их грузом прошлого на плечах постоянно быть образцовыми учениками в международных организациях? Обязаны ли они быть лучше, старательней, отважней и смелей французов или поляков? Обязаны ли они, если на юге Афганистана военное положение становится более критичным, чем на севере страны, перебрасывать свои части с юга на север, и вообще обязаны ли они при этом в принципе подчинять интересы собственного государства интересам альянса? Должны ли они брать на себя основную часть расходов и при этом, однако же, отказываться от своего влияния в Совете Безопасности Организации Объединенных Наций?

Пока стоит мир, британский офицер будет понимать свою службу прежде всего как обязательство перед своей страной. «Правь, Британия, правь, Британия, морями!» – вот его мотивация и вчера, и сегодня, такой же она будет и завтра. Американский солдат всегда поет гимн Соединенных Штатов Америки с искренней страстью, прижимая кулак к сердцу и ощущая при этом, как бегут у него по спине мурашки, что свидетельствует об очень глубоком внутреннем переживании, как однажды признался мне майор Боб Данн в натовской штаб–квартире Центральной группы армий (CENTAG).