355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Герберт Вотте » Давид Ливингстон (Жизнь исследователя Африки) » Текст книги (страница 20)
Давид Ливингстон (Жизнь исследователя Африки)
  • Текст добавлен: 25 сентября 2016, 22:51

Текст книги "Давид Ливингстон (Жизнь исследователя Африки)"


Автор книги: Герберт Вотте


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Письмо брату, находившемуся тогда в Канаде, также свидетельствовало о твердой вере Ливингстона, что он сможет многое еще сделать во имя добра и справедливости: "Если господу будет угодно помочь мне положить конец работорговле, этому чудовищному злу, я безропотно готов перенести все эти мучения и голод... Истоки Нила сами по себе не имеют для меня никакого значения, это лишь средство, открывающее мне возможность возвысить свой голос в обществе". Воспоминания о том, что произошло в землях маниева, о кровавой бойне у Ньянгве не покидали его до конца дней. Ливингстон думал, что и на родине он сможет продолжить свою борьбу против бесчеловечности и рабства.

Достигнув северо-восточного берега Бангвеоло, экспедиция остановилась. До устья Чамбеши оставалось еще добрых пятнадцать миль. Но дальше идти пешком было уже невозможно: вся низменность оказалась затопленной. Слой воды достигал четырех – семи футов. Только кое-где над необозримой безмолвной водной гладью торчали еще в виде островков тростниковые заросли, термитники, голые кустарники. Лишь нескончаемый дождь хлестал по камышу, издавая монотонный шум, и время от времени однообразие звуков нарушали пронзительные жуткие крики орланов. А где-то вдали затопленная местность незаметно переходила в озеро.

"Без лодки тут никуда не денешься: всюду вода – и сверху вода, и снизу вода... Произвести какие-нибудь астрономические наблюдения – об этом и думать нечего. Столь пасмурной и дождливой погоды мне не приходилось наблюдать в Африке". Матипа, местный вождь, обещал лодки, но не присылал. Нетерпеливо ждал их Ливингстон, то и дело посылал к вождю узнать, но безрезультатно. Из-за сырости путники не раз были вынуждены менять лагерь.

В начале марта Ливингстон лично навестил Матипу и имел с ним беседу. Вождь встретил его очень дружелюбно, выразил готовность помочь, охотно согласился по воде переправить чужеземцев к своему брату, который, мол, окажет им помощь. Ливингстон спросил его о горах южнее озера, где якобы и находятся те четыре заветных истока, о которых писал Геродот. Матипа твердо знал, что к юго-востоку и к западу от озера есть горы, но он ничего не слышал о горах на юге. В конце беседы вождь еще раз пообещал лодки, и Ливингстон, набравшись терпения, снова ждал обещанного. "Могу ли я надеяться, что добьюсь окончательного успеха? Ведь так много препятствий встречаешь на пути... К жителям я проявляю дружелюбие и искренность. Но я боюсь, что мне все же придется проявить твердость, ибо если они заметят, что нам ничего не остается, как мириться с несправедливостью, то сочтут нас легкой добычей... Смотреть на этих людей как на своих противников, конечно, противоречит моим убеждениям".

В такой обстановке Ливингстон отметил свое шестидесятилетие, и в этот день он как раз и решил предпринять более энергичные шаги в отношении Матипы, который вопреки своим обещаниям снова задержал его более чем на десять дней. Он со своим отрядом из пятидесяти человек занял деревню Матипы и, войдя в его дом, для острастки выстрелил из пистолета в крышу. Перепуганный Матипа убежал, но в то же утро его подданные пригнали три челнока, в которых разместились и отправились на юг Ливингстон и часть его спутников с багажом. Большей части людей пришлось брести пешком.

К концу первого дня путники пристали к островку, лишенному древесной растительности, перевернули лодки, чтобы можно было укрыться хотя бы на ночь от непрекращающегося дождя. Попытались было установить палатку, но сильный холодный ветер вырвал ее из рук и разорвал в клочья. "Ничто на свете не заронит во мне сомнения в моем деле и не заставит меня отказаться от него. В трудные минуты мужество свое я черпаю от бога, господа моего, и иду вперед". Эту запись заносит в тот вечер в свой дневник уже тяжело больной человек.

Связь с пешим отрядом надолго была потеряна, ведь ему нередко приходилось идти в обход. В один из последних дней марта экспедиция переправилась через реку Чамбеши. Все выбились из сил Силы Ливингстона были на пределе, но не от перенапряжения, а из за непрекращающейся потери крови. "Я бледен, обескровлен, во всем теле чувствуется слабость от чрезмерной потери крови начиная с 31 марта. Из одной артерии сильно струится кровь, это уносит мои силы. А как бы хотелось мне, чтобы всевышний позволил мне довести до конца это дело!"

Когда путники высадились из лодок и пошли пешком вместе со всем отрядом, Ливингстон вновь почувствовал себя плохо. "Непрекращающееся кровотечение так подорвало мои силы, что я едва хожу. Пошатываясь, я тащился сегодня почти два часа и, обессилев, опустился на землю. Затем сварил кофе – последние остатки – и пошел дальше, но уже через час вынужден был снова прилечь. Очень неприятно и нежелательно, чтобы тебя несли, но мои люди настаивали, и пришлось согласиться – теперь они несут меня поочередно". Это записано 12 апреля. Последующие странички его дневника не содержат каких-либо жалоб на плохое состояние здоровья; занесены лишь наблюдения за растениями, рассказывается о способах ловли рыбы местными жителями, приводятся описания птичьих голосов – призывных звуков здешних горлиц и петухов, жутких криков орланов: "Кто хоть раз услышал эти странные, неземные звуки, никогда не забудет их, они всю жизнь будут звучать в ушах... Кажется, что орлан взывает к кому-то в другом мире". И все-таки Ливингстону частенько теперь приходится соглашаться, чтобы его несли "какую-то часть пути". Но отнюдь не весь путь! Он всячески старается преодолеть свою слабость.

Погода начала постепенно улучшаться, потеплело. Но однажды ночью полил такой дождь, что ветхие палатки не выдержали. Непрекращающийся дождь и непроглядная темень удручающе действовали на Ливингстона. Он долго не мог заснуть в ту ночь и чувствовал себя одиноким и беспомощным.

Но вопреки всему на следующий день он продолжает идти, хотя чаще и чаще приходится останавливаться для отдыха. 19 апреля в дневнике Ливингстона впервые появляются тревожные слова: "Я непостижимо слаб; не будь у меня осла для езды, наверное, не смог бы продвинуться и на сто шагов... Из-за неодолимой слабости не могу даже вести наблюдения. Едва держу карандаш в руке, а моя палка стала уже непомерным грузом для меня. Палатки теперь нет, и мне строят хорошую хижину, где размещают и багаж". Никаких жалоб, лишь констатация фактов. Но даже в таком состоянии, преодолевая усталость, он шутливо записывает слабеющей рукой: "Исследовательская работа – это не просто удовольствие".

Последние с трудом нацарапанные записи занимают лишь полторы странички в дневнике:

"21 апреля. Пытался ехать верхом, но упал, обессилел Меня отнесли назад в деревню и положили в хижине...

22 апреля. Меня несли на китанде (носилках)".

В последующие четыре дня в дневнике приводится лишь пройденное расстояние в милях*. Последняя запись была сделана 27 апреля: "Совсем выбился из сил и останавливаюсь, чтобы отдохнуть, велел купить дойных коз. Мы находимся на берегу Молиламо".

_______________

* В русском переводе дневников Ливингстона сказано, что в последние четыре дня он записывал в нем только даты. На самом деле, как видно на фотоснимке соответствующей страницы дневника, там против каждой даты есть цифры. Вотте расшифровал их как пройденное расстояние в милях. Но вряд ли это верно. Судя по дополнениям в дневнике, сделанным издателем на основе рассказов спутников Ливингстона, можно прийти к заключению, что эти цифры означают время, проведенное в пути каждый день. – Прим. пер.

То, что произошло потом, издатель дневника Ливингстона Хорэс Уоллер узнал от спутников Ливингстона – Суси и Чумы, которые были приглашены в Англию.

21 апреля Ливингстон ехал верхом на осле, но вскоре, обессилев, упал в полуобморочном состоянии. Ехать дальше он не в силах, идти также не мог. "Чума, – сказал он, – я так много потерял крови, что мои ноги совсем обессилели. Тебе придется нести меня" Осторожно приподняли его на спину Чумы, и он держался, обхватив шею слуги руками. Так донесли его до деревни и поместили в ту самую хижину, которую он только что оставил.

Затем сделали носилки, постелили на них траву, а сверху покрыли одеялом; другое одеяло натянули над носилками, чтобы защитить больного от солнца. Два человека несли носилки на плечах. Им надо было идти медленно, осторожно: малейшее резкое движение причиняло Ливингстону сильную боль. Он то и дело вынужден был просить носильщиков остановиться. Его уговаривали сделать остановку на одну, а то и на две недели, чтобы немного Отдохнуть и набраться сил, но он Отказался.

Все чаще и чаще Ливингстон теряет сознание. Однажды он позвал одного из своих спутников, но, пока тот подошел, силы покинули Ливингстона – он уже не мог вымолвить ни слова. Все поняли, что их руководитель безнадежно болен, но сам он еще верил в благоприятный исход: даже в последние дни апреля он думал о предстоящем переходе от Уджиджи к побережью и приказывал Суси подсчитать пакетики с бусами, которые пригодятся для оплаты.

25 апреля в одной из деревень он спросил местных жителей, не знают ли они гору, дающую начало четырем рекам, – мысль о Геродоте не выходила из головы. Однако те ничего не слыхали о такой горе.

29 апреля Ливингстону стало хуже: любое движение причиняло ему такую боль, что его нельзя было даже снять с кровати и донести до китанды. Так как дверь хижины была слишком узка, разобрали стенку и поставили китанду рядом с кроватью.

В тот день предстояло переправиться через реку. Суси и Чума постелили постель на дне лодки и хотели поднять Ливингстона с носилок и перенести в лодку. Но и это было невыносимо для него. Тогда Чума нагнулся, чтобы больной обхватил руками его шею, и так перенес. Но, даже лежа на китанде, Ливингстон так страдал от боли в спине, что часто просил носильщиков опустить носилки и подождать, пока боль хоть немного утихнет.

Когда показалось какое-то селение, он попросил отнести его туда. Это была деревня вождя Читамбо, лежавшая в четырех милях юго-восточнее озера Бангвеоло. Пока строили хижину для больного, он отдыхал на китанде в тени. Вокруг столпились местные жители, с любопытством разглядывая белого человека, находившегося в полубессознательном состоянии. До них, видимо, уже дошли слухи об этом белом человеке. К вечеру хижина была готова. Ливингстона внесли в нее и уложили в постель. И как обычно, втащили туда ящики и тюки. Перед входом развели костер. Слуга, юноша маджвара, принял ночную вахту около больного: он должен был позвать Суси или Чуму, если Ливингстон проснется и что-нибудь попросит.

Утром прибыл с визитом вождь Читамбо, но Ливингстон попросил его прийти на следующий день, так как у него не было сил говорить с ним. Весь тот день Ливингстон провел в хижине. Наступил вечер, а затем и ночь... Люди, утомленные, спали в хижинах; несколько человек дежурили у костров. У всех было чувство, что Ливингстон уже не поправится.

В одиннадцать часов издали донеслись какие-то громкие крики Суси тут же позвали к господину, и тот спросил его: "Это наши люди тревогу подняли?" "Нет, местные, они прогоняют буйволов со своих полей". Ответив, Суси подождал немного. Вскоре Ливингстон, медленно растягивая слова, спросил с усилием: "Это Луапула?" Суси ответил, что они находятся в деревне вождя Читамбо расположенной вблизи Молиламо. "Сколько дней пути до Луапулы?" – спросил Ливингстон на языке суахили. "Я думаю, еще дня три, господин", – ответил Суси на том же языке. Затем Ливингстон вздохнул и заснул. А Суси ушел.

Примерно час спустя дежурный снова позвал Суси. Когда тот подошел, Ливингстон попросил теплой воды и дорожную аптечку Суси принес все это. Из аптечного ящика Ливингстон взял дозу каломели и попросил затем поставить чашку воды у его постели "All right" (хорошо), – пробормотал он. "You can go out now" (теперь ты можешь идти). Это были его последние слова.

Около четырех утра юноша снова разбудил Суси. "Пойдем вместе, сказал он, – я боюсь один". Перед тем как задремать, юноша видел, что Ливингстон стоял на коленях перед кроватью Проснувшись через короткое время, он увидел Ливингстона в том же положении.

Суси привел Чуму и еще несколько человек. Они подошли к хижине и осторожно заглянули внутрь. При свете свечи, стоявшей на коробке, можно было разглядеть больного, стоявшего на коленях рядом с кроватью; тело было наклонено вперед, голова опущена на подушку, а лицо спрятано в ладонях. Он, казалось, молился. Увидев это, люди заколебались: входить ли? Затем один из них осторожно приблизился и прикоснулся к щеке молящегося – она была совсем холодной. Давид Ливингстон был мертв.

Ливингстон был близок к своей цели, но смерть помешала ему увенчать важными открытиями его многолетние исследования в Африке. Истоки Нила так и не были найдены.

После смерти Ливингстона Стэнли в многочисленных докладах, прочитанных им в Англии, защищал точку зрения Ливингстона о местонахождении истоков Нила. Но эти взгляды встречали возражение географов Англии и Германии, приводивших веские доводы, исключавшие принадлежность Луапулы и Луалабы, открытых Ливингстоном, к бассейну Нила. Джеймс Грант, вместе со Спиком исследовавший Нил, также был противником гипотезы Ливингстона. Могучую Луалабу он считал верхним течением Конго. Надо заметить, что и Ливингстона не раз мучили сомнения в правильности его предположения, но до конца дней своих он все-таки верил, что напал на истинный след истоков Нила.

Этот спор можно было разрешить, если бы нашелся смелый исследователь, который проделал бы путь вниз по течению Луалабы. Эту задачу впоследствии и взял на себя Стэнли. Он был газетным корреспондентом при британском колониальном отряде, который вел войну против государства Ашанти (современная Гана). При поддержке газет "Нью-Йорк геральд" и лондонской "Дейли телеграф" ему удалось снарядить большую экспедицию. В ноябре 1874 года Стэнли со своей партией вышел из Багамойо. Носильщики тащили разборное судно, на котором Стэнли позже объехал озеро Виктория, открытое Спиком, а также озеро Танганьика, впервые описанное еще Бёртоном. Стэнли открыл горный массив Рувензори и озеро Эдуарда и наконец добрался до Ньянгве, где Ливингстону когда-то пришлось быть невольным очевидцем кровавой расправы на рынке. Через два года после ухода из Багамойо целая флотилия лодок Стэнли начала смелое путешествие вниз по Луалабе, в результате чего было установлено, что эта река является верхним течением Конго, а не Нила. Путешествие не обошлось без жертв. В стычках с местными жителями и при несчастных случаях он потерял немало лодок и людей. Только девять месяцев спустя наконец прибыл он в устье Конго. Тем самым была раскрыта последняя большая тайна африканских рек. Правда, работы хватило еще и будущим поколениям; немало труда потребовалось, чтобы разобраться в разветвленной системе многочисленных притоков Конго.

Итак, оправдалось навязчивое сомнение Ливингстона, а смерть лишь избавила его от горького признания, что во время всех последних своих экспедиций, в течение семи долгих лет, он был жертвой собственных заблуждений: как оказалось, он открыл истоки Конго, а не Нила. И тем не менее этот крупный исследователь добился неоспоримых успехов: он открыл озера Мверу и Бангвеоло, а также реки Луапулу и Луалабу и тем самым рассеял мрак неизвестности, окутывавший до того обширное пространство в глубине Африканского материка.

Суси и Чума

Давид Ливингстон скончался, и экспедиция осталась без руководителя. Заместителя он не оставил, и никто не был готов взять на себя ответственность. А положение было критическим! Люди оказались вдали от родины, сотни миль отделяли их от побережья, а это многие месяцы пути. Сумеют ли они, не обладая мудростью и смелостью этого пожилого человека, противостоять всем опасностям, подстерегающим их на этом длинном пути? Ведь Ливингстон был для этих людей не только руководителем, но и опытным защитником.

И как быть с покойным? С инструментами, тетрадями, книгами? Мертвый, да к тому же белый человек – для африканцев это очень опасно. Что скажет вождь Читамбо? Не разумнее ли тайком захоронить где-нибудь Ливингстона и незаметно покинуть эти земли, пока Читамбо не разузнает, что произошло? И как пробираться к побережью: всем вместе или группами?

Но все получилось иначе. Весть о смерти Ливингстона в ту же ночь облетела весь лагерь. На рассвете все собрались, чтобы обсудить, как быть дальше. И тут без колебаний все высказались за то, чтобы Суси и Чума взяли на себя дальнейшее руководство экспедицией. Они были ближе всех к покойному, у них и опыта больше в таком деле: много вместе путешествовали. Единодушно решили взять с собой на Занзибар тело и личные вещи Ливингстона. Поразительное решение! Эти простые люди, отягощенные суевериями, отдавали себе отчет в трудностях такого путешествия: они подвергли бы себя опасности, если бы понесли тело чужеземца от деревни к деревне через огромное пространство, вызывая у жителей страх перед покойником и блуждающими вокруг него призраками. Могло случиться и так, что сам Читамбо преградил бы им путь и отобрал бы у них покойника, все личные вещи Ливингстона и все товары, предназначенные для обмена. То же самое в любое время могло случиться в пути. Поэтому решили утаить от Читамбо смерть Ливингстона.

Чума пошел к вождю и попросил разрешения переместить лагерь подальше от деревни. Читамбо не возражал. Но в тот же день ему стало известно о происшедшем. Он велел позвать Чуму и спросил его: "Почему ты не сказал мне об этом? Я ведь знаю, что вы прибыли в нашу страну не со злыми намерениями. Смерть ведь нередко настигает в пути". Успокоившись, Чума и Суси рассказали вождю о своих намерениях. Но он настойчиво отговаривал их и советовал похоронить Ливингстона здесь, так как доставить тело на Занзибар трудно. Когда же он убедился, что уговорить их невозможно, он разрешил им готовиться к отъезду.

Тело Ливингстона было перенесено на китанде в новую хижину. Один из членов группы, входивший ранее в состав отряда Стэнли, когда-то был слугой у врача на Занзибаре и не раз присутствовал при вскрытии трупов. Он удалил сердце и внутренности, положил их в оловянную банку и закупорил ее. Все это было предано земле. У Джекоба Уэйнрайта, парня из Насика, был молитвенник; он прочитал перед собравшимися молитвы по усопшему. Тело пересыпали солью и выставили на солнце посередине лагеря. День и ночь стоял почетный караул. По прошествии четырнадцати дней высушенный труп обернули ситцем и вложили в цилиндр из цельного куска древесной коры, тщательно отделенной от ствола. Этот гроб из древесной коры обшили парусиной и прикрепили к штанге, чтобы удобно было нести.

На стволе большого дерева, вблизи которого стоял гроб с телом, Джекоб Уэйнрайт вырезал надпись: "Ливингстон, 4 мая 1873 года". (Однако на надгробии Ливингстона в Вестминстерском аббатстве как день его смерти высечено 1 мая, поскольку, по словам Суси и Чумы, на самом деле смерть наступила рано утром первого мая.) Позже дерево это погибло, а на его месте был воздвигнут памятник. Часть ствола, на котором сохранилась надпись, была спилена и в 1900 году доставлена в Англию, где и хранится теперь в музее Географического общества.

В середине мая экспедиция тронулась в обратный путь: впереди барабанщик – молодой маджвара, за ним знаменосец с английским флагом султана, затем длинная цепь носильщиков, а в середине два человека несли останки Ливингстона.

Суси и Чума не пожелали возвращаться по тому пути, которым они шли сюда. Они решили проделать маршрут, намеченный еще Ливингстоном: повернули к Луапуле и двигались на север вдоль западного берега Бангвеоло. Но уже в первые дни движение застопорилось: все подхватили какую-то странную болезнь – чувство слабости, боли в конечностях; некоторые совсем хромали, в том числе и Суси. Две женщины, принимавшие участие в походе, умерли. И лишь месяц спустя люди оправились от этой напасти и смогли продолжить путь.

Наступил наконец сухой сезон – реки вошли в свои обычные берега. Большую реку, которую Ливингстон надеялся найти, они так и не обнаружили истоков Нила здесь не было.

Караван достиг Луапулы, которая намного шире Замбези в нижнем ее течении. Достав лодки, партия переправилась через реку.

Весть о том, что чужеземцы несут с собой мертвого белого человека, неизменно опережала караван, что нередко приводило к нежелательным последствиям: жители встречали их недружелюбно, а иногда даже не пускали в деревню. Не раз приходилось путникам из-за этого располагать свой лагерь в лесу. Однажды дело дошло даже до стычки: отряд силой ворвался в крупное поселение, поскольку вокруг не было сухого места – всюду болота. Применив огнестрельное оружие, они изгнали жителей и досыта наелись, воспользовавшись "трофейными" продуктами: мукой, бараниной, козлятиной и курами. Стычка неприятная; при Ливингстоне, несомненно, до этого не дошло бы. К счастью, это был единственный случай.

Озеро Танганьика отряд обошел с юга. Незадолго до этого путники узнали, что в Уньяньембе находилась английская экспедиция, которая была выслана на помощь Ливингстону и в состав которой якобы входил один из его сыновей. Поэтому Суси и Чума отказались следовать на север вдоль восточного берега Танганьики: путь этот длинный и трудный из-за многочисленных подъемов и спусков. Решили идти напрямик к Уньяньембе.

Джекобу Уэйнрайту было поручено составить отчет о болезни и смерти Ливингстона, а Чума с тремя людьми вышел вперед, чтобы побыстрее передать этот отчет английской экспедиции. Это было то самое письмо, которое передали 20 октября в Уньяньембе тяжело больному Камерону. Слух о том, что в экспедиции находился сын Ливингстона, оказался неверным.

Намерение африканцев доставить тело умершего на Занзибар лейтенант Камерон считал слишком рискованным. Возможно, что исследователь и сам счел бы за лучшее покоиться в той земле, где умерла и погребена его жена. Он ведь не раз заявлял, что предпочел бы, чтобы прах его покоился где-либо в дремучем лесу Африки, а не на каком-то переполненном кладбище в Европе. Камерон предложил похоронить Ливингстона в Уньяньембе. Однако Суси и Чума настаивали на своем, и Камерон наконец сдался.

Еще в деревне вождя Читамбо спутники Ливингстона собрали все его личные вещи, тщательно упаковали их и велели Джекобу Уэйнрайту составить опись. Они хранили их с благоговением и любовью, доставили сюда с риском для жизни, чтобы передать все, до последней мелочи, британскому консулу на Занзибаре. Но, невзирая на это, Камерон бесцеремонно приказал передать ему эти ящики. Он вскрыл их, осмотрел все и забрал оттуда инструменты Ливингстона: барометры, компасы, термометры и секстант – для дальнейшего пользования.

От Суси он узнал, что один ящик с книгами и бумагами Ливингстон оставил когда-то в Уджиджи, а незадолго до смерти сказал: "Если со мной что-нибудь случится, то ящик этот надо доставить в Англию". Поэтому Камерон прежде всего поехал в Уджиджи. А один из его офицеров, лейтенант Мэрфи, должен был вернуться на побережье. К нему присоединился морской врач Диллон, тяжело больной малярией.

Камерон спросил Суси и Чуму, не хотят ли они и их люди отправиться вместе с Мэрфи; в этом случае каждый из них, выполняя роль носильщика, получил бы за это плату. Они согласились.

9 ноября все тронулись в путь: Камерон со своими людьми – на запад; Мэрфи, Диллон, Суси, Чума и их люди – на восток. На пути в Багамойо Диллон в бредовом состоянии застрелился.

В пути между африканцами и лейтенантом Мэрфи произошла ссора, так как Суси и Чума строго придерживались порядков, сложившихся при Ливингстоне, в частности рано утром отправлялись в путь. Но в конце концов обе группы экспедиции вскоре постарались уладить ссору.

Весть о том, что за груз они несли с собой, по-прежнему обгоняла их на много дней вперед, и не всюду местные жители спокойно относились к этому. Чтобы избежать ненужной враждебности, Суси и Чума прибегли к небольшой хитрости. Тайно вынули они труп из прежней оболочки и упаковали его в новую, которую затем обмотали ситцевой тканью таким образом, что вся эта упаковка выглядела как обычный тюк ткани. В старую упаковку из парусины они зашили пук травы. Взяв эту упаковку, шесть человек отправились назад, якобы для того чтобы оставить тело умершего в Уньяньембе. Отойдя немного, в густой чаще они вытащили пук травы, разбросали ее, а затем поодиночке, каждый своим путем, вернулись к отряду. В результате жители успокоились, и путники беспрепятственно продолжали свой путь в Багамойо. Туда они прибыли 15 февраля 1874 года – девять месяцев спустя после выхода из деревни вождя Читамбо.

Чума снова вышел вперед и передал отчет заместителю британского консула: доктор Кёрк в это время находился в отпуске. Британский крейсер, стоявший в гавани, уже 16 февраля принял на борт двухслойный гроб из цинка и дерева, в который положили останки покойного. И в тот же день гроб был доставлен на Занзибар. Там врачи тщательно осмотрели останки. У них не было повода для сомнений, что это останки Ливингстона. Повторный осмотр в Лондоне подтвердил это.

По указанию министерства иностранных дел гроб с останками покойного был погружен на пароход для доставки в Англию. Из всех спутников Ливингстона сопровождал его лишь один Джекоб Уэйнрайт.

ПОГРЕБЕНИЕ В ВЕСТМИНСТЕРСКОМ АББАТСТВЕ

Саутгемптон, среда, 15 апреля 1874 года

...Все присутствующие благоговейно сняли головные уборы, когда гроб с останками Ливингстона опускали с парохода "Мальва" и устанавливали на передней палубе небольшого парового бота "Куин". На этом боте, направлявшемся к Ройял-Пирс, находились близкие Ливингстона и представители Британского географического общества.

Городские власти тем временем предприняли меры, чтобы отдать почести покойному: через весь город к вокзалу за катафалком следовала траурная процессия... На зданиях морских и других официальных учреждений, как и на иностранных консульствах, были приспущены государственные флаги. На пристани и вдоль набережной толпилась масса народа... За катафалком, запряженным двумя парами лошадей, следовала процессия: во главе – мэр города и члены муниципалитета в мундирах со всеми регалиями и траурными повязками на рукавах... а затем судьи, духовенство, священнослужители всех вероисповеданий в мантиях и головных уборах, а также представители всех видов занятий, официальных организаций и корпораций города... далее родные и близкие Ливингстона, президент и члены Королевского географического общества... президент Медицинского общества города Саутгемптон, члены этого общества и коллектив врачей, консулы многих государств...

Джекоб Уэйнрайт не был единственным африканцем, шагавшим за гробом Ливингстона. Когда траурная процессия проходила набережную, в ее ряды встал также еще один, несший белый флаг с черной каймой: "Ливингстону другу рабов!" Над процессией прозвучали пушечные залпы – траурный салют... Протяжно и скорбно гудели колокола всех церквей города... Капелла играла траурный марш из "Савла"... на всем пути с обеих сторон процессию окаймляли толпы, все балконы были переполнены, из каждого окна высовывались люди... Но что производило наибольшее впечатление во время этой процессии, так это спокойное, сдержанное поведение собравшихся людей, проявление ими глубокой почтительности; они, очевидно, были воодушевлены общим желанием выразить преклонение перед человеком, судьбу которого они оплакивали и делами которого гордились... По мнению тех, кто знает хорошо город, никогда еще не наблюдалось здесь столь огромной массы людей и столь благородного их поведения, как сегодня, в этот великолепный апрельский день, залитый солнечным светом...

В половине первого траурная процессия подходит к вокзалу. Катафалк устанавливают на открытую платформу в конце специального железнодорожного состава, который должен доставить в Лондон останки Ливингстона. Его сопровождают родственники и близкие.

В субботу Давид Ливингстон в атмосфере глубокой скорби и искренней почтительности всей нации был приобщен к выдающимся англичанам, которые удостоены чести покоиться в Вестминстерском аббатстве. Люди всех слоев, от высших до низших, стремились отдать ему последние почести...

Организация похорон была доверена специальному комитету Королевского географического общества. По прибытии из Саутгемптона до проведения траурной церемонии гроб с останками покойного был установлен в картографическом зале дома Географического общества на Сейвил-Роуз...

В субботу по приказу ее величества был доставлен большой венок из азалий и других специально подобранных цветов, с надписью: "В знак уважения и восхищения от королевы Виктории". Венков было множество... В картографическом зале полукругом у гроба собрались близкие родственники покойного, представители различных британских научных обществ; из Парижа на похороны Ливингстона приехал президент Французского географического общества. Пресвитерианский священник приходской общины Гамильтон, где жили родственники покойного, отслужил предварительный молебен. Затем траурная процессия из двенадцати карет тронулась вслед за катафалком, запряженным двумя парами лошадей. За траурными каретами следовала длинная цепь частных экипажей, впереди которых экипажи ее величества, принца Уэльского, герцога Сатерленда... На улицах собралось много людей, чтобы проводить покойного; по мере приближения процессии к месту назначения людская стена становилась плотнее и плотнее; видя приближающуюся процессию, люди благоговейно обнажали головы.

Немногие из желающих получили право на вход в аббатство, но тем не менее оно оказалось переполнено. Те, кому удалось получить пригласительные билеты, пришли заранее, чтобы занять место получше... Под фонарями у самого алтаря возвышался покрытый черным бархатом постамент, на котором должен был стоять гроб в начале траурного обряда. Рядом, на церковных сидениях, расположились обе дочери покойного и другие родственники.

Стрелка приблизилась к часу. Раздался звон колоколов соседней церкви святой Маргариты, а минуту спустя в храм Вестминстерского аббатства вступила траурная процессия с гробом впереди... встреченная большим хором Вестминстера, пополненным лучшими голосами капеллы Замка, храма святого Павла и Рыцарского храма. Весь пол центральной части храма устлан черным сукном...

Появилась траурная процессия, и все присутствующие встали, чтобы почтить память покойного. Далее она медленно направилась мимо открытой могилы к алтарю. Восемь человек несут гроб, олицетворяя три различных периода деятельности великого путешественника и исследователя. Впереди генерал-майор Стилл, мистер Осуэлл и мистер Вебб. Осуэлл охотился в Африке и путешествовал вместе с Ливингстоном, а Вебб дал приют Ливингстону в своем гостеприимном доме в Ньюстедском аббатстве, когда тот писал свою вторую книгу об Африке. Оба они представляли первый, миссионерский период его деятельности. За ними шли доктор Кёрк – генеральный консул на Занзибаре, хорошо известный исследователь и борец против рабства, а также Хорэс Уоллер, участник христианской миссии епископа Макензи в 1860 году. Они помогали Ливингстону в борьбе за искоренение рабства в районе реки Шире. К ним примыкал и Янг, морской офицер, служивший на пароходе "Пионер" во время плавания Ливингстона по рекам Замбези и Шире. Третий и последний период олицетворял собой мистер Стэнли, который подготовил и провел спасательную экспедицию. Среди тех, кто удостоился чести нести гроб, оказался и совсем неизвестный человек, возбудивший, однако, у всех наибольшее любопытство, – это Джекоб Уэйнрайт, вызволенный из рабства, крещеный африканский юноша. Его присутствие как бы символизировало благие деяния того человека, которому он остался верен до конца.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю