Текст книги "Невидимый"

Автор книги: Герберт Уэллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

XXV
Травля Невидимаго

Сначала Кемпъ говорилъ слишкомъ безсвязно, чтобы Эдай могъ понятъ только-что происшедшее съ такою быстротою.

Она стояли на площадкѣ. Кемпъ все еще держалъ на рукѣ странныя одежды Гриффина и торопливо разсказывалъ. Черезъ нѣкоторое время Эдай началъ, однако, кое-что понимать.

– Онъ помѣшанъ, – говорилъ Кемпъ, – онъ безчеловѣченъ. Это одинъ голый эгоизмъ. Ему дѣла нѣтъ ни до чего, кромѣ собственной выгоды и собственной безопасности. Нынче утромъ я выслушалъ цѣлую исторію самаго грубаго эгоизма. Онъ калѣчилъ людей. Будетъ убивать, если мы ему не помѣшаемъ. Создастъ панику. Ничто его не остановитъ. Теперь онъ на волѣ – бѣшеный!

– Его надо поймать, – сказалъ Эдай. Это несомнѣнно.

– Но какъ? – воскликнулъ Кемпъ, и тотчасъ въ головѣ его закишѣли планы:– Вамъ надо принять мѣры сейчасъ же: привлечь къ этому дѣлу все населеніе, не дать Гриффину оставить нашихъ мѣстъ. Разъ онъ бѣжитъ отсюда, онъ пойдетъ калѣчить и убивать по всей странѣ. Онъ мечтаетъ о царствъ террора! О царствѣ террора, слышите? Вамъ надо учредить надзоръ по всѣмъ желѣзнымъ дорогамъ, по всѣмъ проселкамъ, на всѣхъ пароходахъ. Войско должно помогать. Телеграфируйте о помощи. Единственное, что можетъ его здѣсь задержать, это надежда выручить свои записныя книги, которыя онъ очень цѣнитъ. Я разскажу вамъ: въ вашемъ полицейскомъ участкѣ содержится нѣкій Марвель…

– Знаю, – сказалъ Эдай, – знаю. Книги-то, – да. Но вѣдь бродяга…

– Бродяга отрицаетъ, чтобы онѣ у него были; но онъ говоритъ, что онѣ у него. Вы должны сдѣлать такъ, чтобы не дать ему возможности ни питаться, ни спать; день и ночь весь край долженъ быть насторожѣ. Пищу надо запирать и прятать, чтобы онъ не имѣлъ къ ней доступа. Дома также запирать крѣпко-накрѣпко… Дай намъ Богъ холодныя ночи и дожди!.. Вся округа должна тотчасъ приняться ловить его, ловить, пока не поймаютъ. Говорю вамъ, Эдай, онъ – гибель и бѣдствіе, онъ страшно опасенъ: если его не схватятъ и не запрутъ, одинъ Богъ знаетъ, что можетъ произойти. Страшно и подумать!

– Что же еще намъ дѣлать? – спросилъ Эдай. Мнѣ надо тотчасъ отправляться и начать все устраивать. Но почему бы и вамъ не пойти со мною? Да, пойдемте-ка! Пойдемъ и соберемъ нѣчто въ родѣ военнаго совѣта, призовемъ на помощь Гоппса и желѣзнодорожное начальство. Пойдемте и разскажите мнѣ все по дорогѣ. Что же еще мы можемъ сдѣлать?… Да бросьте эту дрянь!

Черезъ минуту Эдай уже сходилъ съ лѣстницы, а за нимъ Кемпъ. Они нашли наружную дверь отворенной, а за нею двухъ полицейскихъ, глазѣвшихъ въ пустое пространство.

– Удралъ, сэръ, – сказалъ одинъ изъ нихъ.

– Намъ тотчасъ нужно отправиться въ центральное отдѣленіе, – сказалъ Эдай. Сходите, кто-нибудь, за извозчикомъ и пошлите его намъ навстрѣчу, да поживѣе. Ну, Кемпъ, еще что же?

– Собакъ, – сказалъ Кемпъ, – достаньте собакъ: онѣ его не видятъ, да чуютъ. Достаньте собакъ.

– Ладно, – сказалъ Эдай. Это между нами, но тюремному начальству въ Гальстидѣ извѣстенъ одинъ человѣкъ, у котораго есть ищейки. Собакъ, значитъ. Еще что?

– Помните, – сказалъ Кемпъ, – его пища видна. Когда онъ поѣсть, его пища видна, пока она не усвоится организмомъ. Поѣвши, онъ долженъ прятаться. Надо искать вездѣ, обыскивать каждый кустъ, каждый укромный уголокъ. И всякое оружія, все предметы, которыя можно обратить въ оружіе, надо прятать. Подолгу носить съ собою такія вещи онъ не можетъ. Все, что можетъ попасться ему подъ руку, и чѣмъ онъ можетъ драться, надо спрятать.

– И это ладно, – сказалъ Эдай. Поймаемъ его, погодите!

– А по дорогамъ… – началъ Кемпъ и запнулся.

– Ну? – сказалъ Эдай.

– Толченаго стекла… Я знаю, это жестоко… Но подумайте только, что онъ можетъ сдѣлать!

Эдай со свистомъ втянулъ воздухъ между зубами.

– Это ужъ что-то того, – сказалъ онъ, – будто не по чести… Ужъ и не знаю, право… Велю все-таки приготовить; если онъ зайдетъ слишкомъ далеко…

– Говорю жъ я вамъ, онъ сталъ совсѣмъ безчеловѣченъ, – оказалъ Кемпъ. Я также увѣренъ, что онъ установитъ царство террора, – когда оправится отъ волненія своего теперешняго побѣга, – какъ въ томъ, что говорю съ вами. Единственная наша надежда – опередить его. Онъ порвалъ всѣ связи cъ людьми. Пусть кровь его падетъ на его собственную голову!

XXVI
Убійство Уинстида

Невидимый, должно быть, вырвался изъ дома Кемпа въ состояніи слѣпого бѣшенства. Маленькій ребенокъ, игравшій у воротъ Кемпа, былъ поднятъ на воздухъ и брошенъ на землю съ такой силой, что нога у него оказалась сломанной, послѣ чего Невидимый исчезъ на нѣсколько часовъ изъ области человѣческихъ воспріятій. Никто не знаетъ навѣрное, куда онъ дѣвался и что онъ дѣлалъ. Но легко вообразить себѣ, что онъ бѣжалъ по зною іюльскаго полудня на холмъ и дальше, на открытыя дюны, за Портъ-Бордокъ, въ отчаяніи и бѣшенствѣ на свою превратную судьбу и, усталый и измученный, нашелъ пріютъ въ кустарникахъ Гинтондина, гдѣ и укрылся, чтобы принести въ порядокъ свои крушившіеся замыслы противъ рода человѣческаго. Вѣроятно, онъ именно тамъ избралъ себѣ пріютъ, потому что тамъ обнаружилось его присутствіе часа въ два того же дня зловѣще-трагическимъ образомъ.

Нельзя съ точностью опредѣлить, въ какомъ онъ былъ во то время настроеніи и какіе строилъ планы. По всѣмъ вѣроятіямъ, онъ былъ почти до экстаза взбѣшенъ предательствомъ Кемпа; и хотя мы можемъ понять мотивы, которые повели къ этому обману, но все же можемъ себѣ представить и злобу, возбужденную такой неожиданностью, и даже отчасти сочувствовать ей. Можетъ быть, къ нему вернулось нѣчто въ родѣ того тупого недоумѣнія, которое онъ испыталъ во время приключеній въ Оксфордъ-Стритѣ, такъ какъ на содѣйствіе Кемпа въ своей звѣрской мечтѣ о терроризаціи вселенной онъ, повидимому, возлагалъ большія надежды. Какъ бы то ни было, онъ исчезъ изъ сферы человѣческихъ наблюденій около полудня, и ни одно живое существо не знаетъ, что онъ дѣлалъ до половины третьяго. Для человѣчества это было, можетъ быть, очень счастливо, но для него самого такое бездѣйствіе имѣло роковыя послѣдствія. Въ это время принялось за дѣло постепенно возраставшее количество людей, всюду разсѣянныхъ по округѣ. Утромъ Невидимый былъ еще просто сказкой, пугаломъ; къ полудню, благодаря, главнымъ образомъ, составленной въ самыхъ краткихъ выраженіяхъ прокламаціи Кемпа, онъ обратился уже въ реальнаго врага, котораго слѣдовало бить, схватить и уничтожить, и весь край началъ снаряжаться съ неимовѣрной быстротою. Даже въ два часа Невидимый все еще могъ спастись, забравшись въ поѣздъ желѣзной дороги; но послѣ двухъ часовъ это стало невозможнымъ: пассажирскіе поѣзда всѣхъ линій на пространствѣ большого параллелограмма, между Соутэмптономъ, Винчестеромъ, Брайтономъ, Горшамомъ шли съ запертыми дверями, а движеніе товарныхъ поѣздокъ прекратилось почти совсѣмъ. По большому кругу миль въ двѣнадцать, центромъ котораго былъ Нордикъ, дороги и поля обходили кучки людей, человѣка по три, по четыре, съ ружьями, дубинами и собаками.

Верховые полицейскіе ѣздили по окрестнымъ проселкамъ, останавливаясь у каждой избы и предупреждая жителей, чтобы они запирали двери и, если не имѣютъ оружія, – не выходили изъ дома; всѣ школы были закрыты въ три часа, и испуганныя дѣти тѣсными кучками спѣшили домой.

Часа въ четыре или пять указъ Кемпа, правда, подписанный Эдаемъ, былъ уже расклеенъ по всему околотку. Въ немъ сжато, но ясно излагались всѣ условія борьбы, необходимость не давать Невидимому возможности ѣсть и спать, необходимость неусыпной бдительности и быстрыхъ мѣръ въ случаѣ, если обнаружатся какіе-либо признаки его присутствія. Дѣйствія начальства были такъ быстры и рѣшительны, всеобщая вѣра въ это странное существо распространилась такъ скоро, что до наступленія ночи вся страна, на протяженіи нѣсколькихъ сотъ квадратныхъ миль, была приведена въ самое напряженье осадное положеніе. И до наступленія ночи, вдобавокъ, по всему перепуганному и насторожившемуся краю пронесся трепетъ ужаса; изъ шепчущихъ устъ въ уста, быстрая и опредѣленная, распространилась всюду молва объ убійствѣ мистера Уикстида.

Если вѣрно наше предположеніе, что пріютомъ Невидимому послужили Гинтондинскіе кустарники, онъ, должно быть, вышелъ оттуда тотчасъ послѣ полудня съ какимъ-нибудь намѣреніемъ, требовавшимъ оружія для своего исполненія. Какое это было намѣреніе, мы знать не можемъ, но для меня, по крайней мѣрѣ, кажется вполнѣ доказаннымъ, что желѣзный прутъ былъ въ рукахъ Невидимаго еще до встрѣчи съ Уикстидомъ.

Конечно, о подробностяхъ этой встрѣчи мы не можемъ сказать ни чего достовѣрнаго. Она произошла нм краю песочной ямы, всего ярдовъ въ двѣсти отъ воротъ лорда Бордока. Все указываетъ на отчаянную борьбу, – притоптанная земля, многочисленныя раны Уикстида, его сломанная трость; но что, кромѣ бѣшеной маніи убійства, могло быть причиной нападенія – невозможно себѣ представить. Теорія сумасшествія кажется неизбѣжной. Мистеръ Уикстидъ былъ управляющій лорда Бордока, человѣкъ лѣтъ сорока-пяти, сорока-шести, самаго безобиднаго нрава и вида, послѣднее въ мірѣ существо, способное возбудятъ противъ себя такого страшнаго врага. Противъ него-то Невидимыя, повидимому, вооружился желѣзнымъ прутомъ, вырваннымъ изъ сломанной загородки. Онъ остановилъ этого безобиднаго джентльмена, спокойно шедшаго домой завтракать, напалъ на него, отнялъ у него его немудреныя средства защиты, сломалъ ему руку, повалилъ его и размозжилъ ему голову.

Конечно, онъ долженъ быть вынуть прутъ изъ загородки до встрѣчи со своей жертвой, – вѣроятно, несъ его съ собою.

Кромѣ вышеизложеннаго, только двѣ маленькія подробности бросаютъ нѣкоторый свѣтъ на это происшествіе. Во-первыхъ, то обстоятельство, что песочная яма была не прямо по дорогѣ мистера Уикстида домой, за футовъ за двѣсти въ сторону. Во-вторыхъ, разсказъ одной маленькой дѣвочки, шедшей послѣ перемѣны въ школу: по ея словамъ, она видѣла, какъ убитый «трусилъ» какимъ-то особеннымъ образомъ по полю къ песочной ямѣ. Ея изображеніе этого дѣйствія напоминало человѣка, что-то преслѣдующаго по землѣ передъ собою и время отъ времени тыкающаго въ это преслѣдуемое тростью. Дѣвочка послѣдняя видѣла мистера Уинстида въ живыхъ. Пропавши у нея изъ виду, онъ шелъ на смерть, и борьба была скрыта отъ нея только купой буковъ да легкой неровностью почвы.

Такія обстоятельства, по крайней мѣрѣ, въ глазахъ пишущаго эти строки, несомнѣнно, уменьшаютъ чудовищность убійства. Кажется весьма правдоподобнымъ, что Гриффинъ взялъ желѣзный прутъ въ качествѣ оружія, но безъ опредѣленнаго намѣренія употребить его на убійство. Тутъ могъ появиться Уинстидъ и замѣтить странную палку, неизвѣстно почему двигавшуюся по воздуху. Вовсе не думая о Невидимомъ, – такъ какъ Портъ-Бордокъ оттуда миляхъ въ двадцати, – онъ могъ пойти вслѣдъ за палкой. Весьма возможно, что онъ никогда даже не слыхивалъ о Невидимомъ. Легко представить себѣ, что Невидимый улепетывалъ себѣ потихоньку, боясь обнаружить свое присутствіе въ околоткѣ, а Уинстидъ, взволнованный и заинтересованный, преслѣдовалъ необъяснимо двигавшійся предметъ и, наконецъ, ударилъ по нему.

Конечно, Невидимый при обыкновенныхъ обстоятельствахъ могъ безъ труда обогнать своего пожилого преслѣдователя, но поза, въ которой нашли тѣло Уинстида, показываетъ, что онъ имѣлъ несчастіе загнать свою добычу въ уголъ между густою порослью крапивы и песочной ямой. Для тѣхъ, кто знаетъ удивительную раздражительность Невидимаго – заключеніе этой встрѣчи представить нетрудно.

Но все это однѣ догадки. Единственные несомнѣнные факты, – такъ какъ на разсказы дѣтей вполнѣ полагаться не слѣдуетъ, – это обнаруженіе тѣла убитаго Уинстида и окровавленнаго желѣзнаго прута, валявшагося въ крапивѣ. То, что прутъ былъ брошенъ Гриффиномъ, показываетъ, что въ волненіи, овладѣвшимъ имъ въ эту минуту, онъ забылъ свой первоначальный планъ, если такой планъ и существовалъ дѣйствительно. Конечно, Невидимы былъ большой эгоистъ и человѣкъ безсердечный, но видъ его жертвы, его первой жертвы, окровавленной и жалкой, безпомощно валявшейся у его могъ, могъ открыть въ немъ давно задержанный источникъ раскаянія, въ которомъ могли потонуть на минуту всякіе, какіе бы ни были у него, планы.

Послѣ убійства мистера Уинстида онъ, повидимому, бѣжалъ по дорогѣ къ дюнамъ. Разсказывають, что двое рабочихъ въ полѣ у Фернъ-Боттома слышали какой-то голосъ. Голосъ этотъ вылъ и хохоталъ, рыдалъ и стоналъ, а по временахъ вскрикивалъ. Странный, должно быть, былъ голосъ. Онъ пронесся по клеверному полю и замеръ по направленію къ дюнамъ.

Въ это время Невидимый уже зналъ, вѣроятно, какъ быстро воспользовался Кемпъ подъ секретомъ сообщенными ему свѣдѣніями. Онъ нашелъ уже всѣ двери запертыми; бродя вокругъ желѣзнодорожныхъ станцій и заглядывая въ гостиницы, навѣрное, прочелъ развѣшенныя всюду объявленія и понялъ, какая на него устраивалась облава. Съ наступленіемъ вечера поля усѣялись группами людей и огласились лаемъ собакъ. Охотники на человѣка получили особыя инструкціи, какъ помогать другъ другу въ случаѣ встрѣчи съ врагомъ. Но отъ всѣхъ нихъ онъ увернулся. Намъ понятно отчасти его бѣшенство, которое не уменьшалось, вѣроятно, и тѣмъ обстоятельствомъ, что онъ самъ доставилъ свѣдѣнія, такъ безжалостно употреблявшіяся теперь противъ него. Въ этомъ день, по крайней мѣрѣ, онъ палъ духомъ: почти цѣлыя сутки, за исключеніемъ встрѣчи съ Уинстидомъ, его травили. Ночью онъ, вѣроятно, поѣлъ и поспалъ, такъ какъ къ утру оправился и опятъ сталъ самимъ собою, – сильнымъ и дѣятельнымъ, гнѣвнымъ и злобнымъ, готовымъ къ своей послѣдней великой борьбѣ противъ міра.

XXVII
Осада дома Кемпа

Кемпъ прочелъ странное посланіе, написанное карандашомъ на засаленномъ клочкѣ бумаги.

«Вы были удивительно энергичны и умны», стояло въ письмѣ, «хотя что вы этимъ выиграете – я не могу себѣ представить. Вы противъ меня. Вы травили меня цѣлый день и старались не дать мнѣ отдыха ночью. Нo я ѣлъ вопреки вамъ, спалъ вопреки вамъ, и игра еще только начинается. Ничего не остается, кромѣ установленія террора. Объявляю вамъ о его первомъ днѣ. Портъ-Бордокъ отнынѣ уже не подъ властью королевы, скажите это вашему полковнику и полиціи и всѣмъ, – онъ подъ моею властью, – подъ властью террора! Нынѣшнее число – Первое число перваго года новой эры – эры Невидимаго, Я – Невидимый Первый. Сначала правленіе мое будетъ милостиво. Въ первый день будетъ всего одна казнь, ради примѣра, казнь человѣка, имя которому – Кемпъ. Сегодня его настигаетъ смерть. Пусть запирается, пусть прячется, пусть окружитъ себя стражей, пусть закуетъ себя въ броню, – смерть, невидимая смерть идетъ къ нему. Пусть принимаетъ мѣры предосторожности, это произведетъ впечатлѣніе на мой народъ. Смерть двинется изъ почтоваго ящика нынче въ полдень. Письмо будетъ положено передъ самыхъ приходомъ почтальона – и добрый путь. Игра начинается. Смерть идетъ къ нему. Не помогай ему, народъ мой, чтобы и тебя не постигла смерть. Сегодня Кемпъ умретъ.»

Кемпъ дважды перечелъ это письмо.

– Это не мистификація, – сказалъ онъ. Это его голосъ! И онъ не шутитъ.

Онъ перевернулъ свернутый листокъ и увидалъ на сторонѣ адреса штемпель Гинтондинъ. и прозаическую прибавку: «Уплатятъ 2 d.»

Кемпъ медленно всталъ съ мѣста, оставивъ завтракъ неоконченнымъ, письмо пришло въ часъ, – и пошелъ въ кабинетъ. Онъ позвонилъ экономку, велѣлъ ей тотчасъ обойти весь домъ, осмотрѣть всѣ задвижки на окнахъ и запереть ставни; ставни въ кабинетѣ затворилъ самъ, вынулъ изъ запертаго ящика въ спальнѣ маленькій револьверъ, тщательно осмотрѣлъ его и положилъ въ карманъ куртки. Потомъ написалъ нѣсколько короткихъ записокъ, между прочимъ полковнику Эдаю, и поручилъ служанкѣ отнести ихъ, давъ ей при этомъ подробныя инструкціи о способѣ выйти изъ дома.

– Опасности нѣтъ, – сказалъ онъ и прибавилъ про себя «для васъ».

Окончивъ все это, онъ задумался, потомъ вернулся къ остывающему завтраку.

Онъ ѣлъ съ перерывами глубокаго раздумья и, наконецъ, ударилъ кулакомъ по столу.

– Мы поймаемъ таки его! И приманкой буду я. Онъ зайдетъ слишкомъ далеко.

Кемпъ поднялся въ бельведеръ, тщательно затворяя за собой всѣ двери.

– Это игра, – сказалъ онъ, – игра странная, но всѣ шансы за меня, мистеръ Гриффинъ, несмотря на вашу невидимость и вашъ задоръ, Гриффинъ, contra mundum, что и говорятъ…

Онъ посмотрѣлъ въ окно на раскаленный косогоръ.

– Вѣдь каждый день ему надо добывать себѣ пищу, – ну, не завидую! А правда ли, что прошлую ночь онъ спалъ? Гдѣ-нибудь, подъ открытымъ небомъ, чтобы никто не могъ на него споткнуться. Хорошо, кабы завернули холода и слякоть, вмѣсто жаровъ-то… А вѣдь онъ, можетъ быть, слѣдитъ за мной и въ эту самую минуту.

Кемпъ подошелъ ближе къ окну и вдругъ отскочилъ въ испугѣ: что-то крѣпко стукнуло въ стѣну надъ косякомъ.

– Однако, нервенъ же я! – проговорилъ онъ про себя, но снова подошелъ къ окну не ранѣе, какъ минутъ чрезъ пять.

– Воробьи, должно быть, – сказалъ онъ.

Вскорѣ у наружной двери послышался звонокъ. Кемпъ сошелъ внизъ, отодвинулъ болты, отперъ дверь, осмотрѣлъ цѣпь, поднялъ ее и, не показываясь, тихонько отворилъ. Его привѣтствовалъ знакомый голосъ. Это былъ Эдай.

– На вашу горничную напали, Кемпъ, сказалъ онъ сквозь дверь.

– Что вы! – воскликнулъ Кемпъ.

– Отняли у нея вашу записку… Онъ гдѣ-нибудь близко. Впустите меня.

Кемпъ снялъ цѣпь, и Эдай протиснулся кое-какъ въ узенькую щелку и стоялъ теперь въ передней, съ большимъ облегченіемъ глядя, какъ Кемпъ снова запиралъ дверь.

– Записку вырвали у нея изъ рукъ. Страшно ее напугали… Теперь она въ участкѣ: истерика. Онъ тутъ гдѣ-нибудь… Что вы писали мнѣ?

Кемпъ выругался.

– И я-то дуракъ, – сказалъ онъ, – могъ бы догадаться: отсюда до Гинтондина меньше часа ходьбы. Поспѣть!

– Въ чемъ же дѣло? – спросилъ Эдай.

– Вотъ посмотрите!

Кемпъ повелъ Эдая въ кабинетъ и подалъ письмо Невидимаго. Эдай прочелъ его и тихонько свистнулъ.

– А вы что же?

– Предложилъ ловушку, какъ идіотъ, – сказалъ Кемпъ, – и предложеніе послалъ съ горничной. Прямо ему.

– Онъ удеретъ, – сказалъ Эдай, выждавъ, пока Кемпъ отвелъ душу крѣпкими ругательствами.

– Ну, нѣтъ, – сказалъ Кемпъ.

Сверху донесся оглушительный грохотъ разбитаго стекла. Эдаю мелькнулъ серебряный блескъ маленькаго револьвера, торчавшаго изъ кармана Кемпа.

– Это окно наверху, – сказалъ Кемпъ и первый пошелъ по лѣстницѣ.

При входѣ въ кабинетъ они увидѣла два разбитыхъ окна, полъ заваленный осколками, большой булыжнякъ на письменномъ столѣ и остановились на порогѣ, глядя на все это разрушенье. Кемпъ опять выругался и въ эту минуту третье окну лопнуло съ залпомъ пистолетнаго выстрѣла, съ минуту повисѣло въ звѣздообразныхъ трещинахъ и трепещущими, зазубренными треугольниками, грохнулось на полъ.

– Это для чего? – спросилъ Эдай.

– Для начала, – сказалъ Кемпъ.

– А влѣзть сюда нельзя?

– Даже и кошкѣ, оказалъ Кемпъ.

– Ставней нѣтъ?

– Здѣсь нѣтъ. Во всѣхъ нижнихъ комнатахъ… Ого!

Трахъ! послышался снизу трескъ досокъ подъ тяжелымъ ударомъ.

– Чортъ бы его подралъ! Это должно быть… Да, это одна изъ спаленъ. Онъ хочетъ оборудовать весь домъ. Дуракъ! Ставни закрыты, и стекло будетъ сыпаться наружу. Онъ изрѣжетъ себѣ ноги,

Еще окно возвѣстило о своемъ разрушеніи. Кемпъ и Эдай въ недоумѣніи стояли на площадкѣ.

– Вотъ что, – сказалъ Эдай, – дайте-ка мнѣ палку или что-нибудь такое; я схожу въ участокъ и велю принести собакъ. Тогда конецъ ему!

Вылетѣло еще окно.

– У васъ нѣтъ револьвера? – спросилъ Эдай.

Кемпъ сунулъ руку въ карманъ и остановился въ нерѣшимости.

– Нѣтъ… лишняго.

– Я принесу его назадъ, – сказалъ Эдай. Вы здѣсь въ безопасности.

Кемпъ, стыдясь своего минутнаго отступленія отъ истины, подалъ ему оружіе.

Пока они въ нерѣшимости стояли въ залѣ, одно изъ оконъ въ спальнѣ перваго этажа загремѣло и разлетѣлось вдребезги. Кемпъ пошелъ къ двери и началъ какъ можно тишѣ отодвигать болты. Лицо его было немного блѣднѣе обыкновеннаго.

– Выходите сразу, – сказалъ Кемпъ.

Еще минута, и Эдай былъ уже за порогомъ, и болты вдвигались въ скобки. Съ минуту онъ колебался, – стоять спиною къ двери было спокойнѣе; потомъ зашагалъ прямо и твердо внизъ по ступенямъ, прошелъ лугъ и подошелъ къ воротамъ. По травѣ будто прибѣжалъ вѣтерокъ; что-то зашевелилось совсѣмъ рядомъ.

– Погодите минуту, – сказалъ голосъ.

Эдай остановился какъ вкопанный и крѣпче сжалъ въ рукѣ револьверъ.

– Ну, – сказалъ Эдай, блѣдный и угрюмый, и всѣ нервы его напряглись.

– Попрошу васъ вернуться въ домъ, – сказалъ голосъ такъ же угрюмо и напряженно, какъ говорилъ Эдай.

– Очень сожалѣю, – сказалъ Эдай немного хрипло и провелъ языкомъ по засохшимъ губвмъ.

Голосъ быть у него слѣва. «Что если попытать счастія, – броситься вправо?» думалъ онъ.

– Зачѣмъ вы идете? – спросилъ голосъ.

Оба они сдѣлали быстрое движеніе, и въ раскрытомъ карманѣ Эдая сверкнуло солнце.

Эдай отказался отъ своего намѣреніи и задумался.

– Куда я иду, – проговорилъ онъ медленно, – это дѣло мое.

Не успѣлъ онъ выговорить этихъ словъ, какъ за шею его схватила рука, въ спину уперлось колѣно и онъ шлепнулся навзничь. Кое-какъ вытащивъ револьверъ, онъ выстрѣлилъ нелѣпѣйшимъ образомъ, послѣ чего его треснули въ зубы и вырвали револьверъ. Онъ сдѣлалъ тщетную попытку ухватить скользкую ногу, попробовалъ встать и упалъ снова.

– Чортъ! – сказалъ Эдай.

Голосъ захохотать.

– Я бы убилъ тебя, кабы не жаль было пули, – сказалъ онъ.

Эдай видѣлъ направленный на него и висѣвшій въ воздухѣ, револьверъ, футахъ въ шести.

– Ну? – сказалъ онъ.

– Вставай, – сказалъ голосъ.

Эдай всталъ.

– Слушай! – сказалъ голосъ и продолжалъ повелительно: – Не пробуй со мной никакихъ штукъ. Помни, что твое лицо мнѣ видно, а тебѣ мое – нѣтъ. Ты долженъ вернуться назадъ въ домъ.

– Онъ меня не впуститъ, – сказалъ Эдай.

– Это очень жаль, – сказалъ Невидимый, – къ тебѣ я никакого зла не питаю.

Эдай снова облизнулъ губы. Онъ оторвалъ глаза отъ дула револьвера, увидѣлъ вдали море, очень темное и очень синее подъ полуденнымъ солнцемъ, гладкія, зеленыя дюны, бѣлые утесы на верху горы, многолюдный городъ, – и жизнь вдругъ показалась ему прекрасной. Глаза его вернулись къ маленькой металлической вещицѣ висѣвшей за шесть футовъ, между небомъ и землей.

– Что жъ мнѣ дѣлать? – спросилъ онъ угрюмо.

– А мнѣ что? – спросилъ Невидимый. Тебѣ помогутъ. Возвращайся только домой, больше ничего не нужно.

– Попробую… Обѣщаешься ли ты, если онъ впустятъ меня, не вламываться въ дверь?

– Съ тобой я не имѣю причины ссориться, – сказалъ голосъ.

Выпустивъ Эдая, Кемпъ поспѣшилъ наверхъ, на четверенькахъ проползъ среди разбитаго стекла къ окну кабинета и осторожно заглянулъ за подоконникъ; онъ увидѣлъ Эдая, бесѣдовавшаго съ пустотою.

– Что жъ онъ не стрѣляетъ? – шепнулъ про себя Кемпъ.

Тутъ револьверъ немного двинулся и засверкалъ на солнцѣ. Заслонивъ глаза отъ свѣта, Кемпъ попытался прослѣдить движеніе ослѣпительнаго луча.

– Сомнѣній нѣтъ, – сказалъ онъ, – Эдай отдалъ револьверъ.

– Обѣщай не вламываться въ дверь, – говорилъ между тѣмъ Эдай. Не злоупотребляй своей удачей… Уступи что-нибудь и мнѣ.

– Ступай въ домъ. Говорю прямо: я не обѣщаю ничего.

Эдай, казалось, вдругъ рѣшился. Онъ поворотилъ къ дому и пошелъ медленно, заложивъ руки на спину. Кемпъ въ недоумѣніи слѣдилъ за нимъ. Револьверъ исчезъ, опять блеснулъ на мгновеніе, опять исчезъ и обнаружился, наконецъ, въ видѣ темной точки, слѣдовавшей за Эдаемъ.

Тутъ вдругъ все пошло очень быстро. Эдай отскочилъ назадъ, обернулся, хотѣлъ схватить маленькій темный предметъ, не поймалъ его, вскинулъ руки и упалъ на лицо, оставивъ за собой маленькій синій дымокъ. Выстрѣла Кемпъ не слышалъ. Эдай задергался въ судорогахъ, приподнялся на одну руку, упалъ и затихъ.

Кемпъ постоялъ нѣкотороя время пристально глядя на небрежно-спокойную позу Эдая. День былъ жаркій и безвѣтреный, – казалось, въ цѣломъ мірѣ не шевелилось ничто, кромѣ двухъ желтыхъ бабочекъ, гонявшихся кругъ за другомъ въ кустарникахъ, между домомъ и воротами.

Эдай лежалъ на травѣ, у воротъ. Шторы во всѣхъ виллахъ во холму были спущены, но въ одной маленькой зеленой бесѣдкѣ виднѣлась бѣлая фигура, фигура старика, который спалъ. Кемпъ осмотрѣлъ окрестности дома, ища глазами револьвера, но онъ исчезъ. Глаза Кемпа снова вернулись къ Эдаю. Потѣха начиналась не на шутку.

Тутъ у наружной двери поднялся стукъ и звонъ, вскорѣ ставшіе оглушительными, но, по полученнымъ отъ Кемпа инструкціямъ, прислуга заперлась по своимъ комнатамъ. Затѣмъ наступило молчаніе. Кемпъ прислушивался и по временахъ заглядывалъ украдкой въ разбитыя окна. Онъ вышелъ на лѣстницу, тревожно насторожившись, постоялъ тамъ, прошелъ въ спальню, гдѣ взялъ кочергу, и снова отправился осматривать внутренніе затворы оконъ въ низшемъ этажѣ. Все было крѣпко и надежно. Онъ вернулся въ бельведеръ. Эдай все такъ же неподвижно лежалъ у края песчаной дорожки.

По дорогѣ мимо виллъ шли горничная и двое полицейскихъ.

Все молчало, точно умерло. Трое людей подвигались, казалось Кемпу, необыкновенно медленно. Онъ соображалъ, что дѣлаетъ теперь его противникъ.

Вдругъ онъ вздрогнулъ: внизу раздался трескъ. Сначала Кемпъ колебался, потомъ сошелъ. Весь домъ огласился рѣзкими ударами, – что-то рубили. Слышался трескъ росщепляемаго дерева и звонъ желѣзныхъ задвижекъ на ставняхъ. Кемпъ повернулъ ключъ и отворилъ дверь въ кухню. Какъ разъ въ эту минуту, разрубленныя и расщепленныя ставни полетѣли въ комнату. Кемпъ сталъ какъ вкопанный: рама, кромѣ одной перекладины, была еще цѣла, – но въ ней оставались только одни маленькіе зубчики стекла. Ставни были взломаны топромъ, и теперь топоръ со всего размаха билъ по рамѣ и желѣзной рѣшеткѣ, защищавшей окно. Но вдругъ отъ шмыгнулъ въ сторону и пропалъ.

Кемпъ увидѣлъ, какъ лежавшій на тропинкѣ за окномъ револьверъ прыгнулъ кверху, и едва успѣлъ онъ отскочить, какъ раздался выстрѣлъ; выстрѣлъ запоздалъ на какую-нибудь секунду, и щепка отъ края затворявшейся двери пролетѣла надъ головою Кемпа. Онъ захлопнулъ и заперъ дверь и, стоя за нею, слышалъ хохотъ и крики Гриффина.

Затѣмъ удары топора съ трескомъ разрубленнаго и расщепленнаго дерева возобновилось съ новой силой.

Кемпъ стоялъ въ коридорѣ и старался думать. Еще минута, – и Невидимый будетъ въ кухнѣ. Дверь задержатъ выстрѣлъ его очень не на-долго, и тогда… Въ наружную дверь позвонили опять. Навѣрное, полицейскіе. Кемпъ выбѣжалъ въ переднюю, отнялъ цѣпь и, отодвинувъ болты, окликнулъ горничную, не выпуская изъ рукъ цѣпи. Затѣмъ всѣ трое пришедшихъ кучей ввалились въ домъ, и Кемпъ опять захлопнуть дверь.

– Невидимый, – проговорить Кемпъ. У него револьверъ. Осталось два заряда… Убилъ Эдая… то есть выстрѣлилъ въ него… Видѣли – на лугу? Онъ тамъ.

– Кто? – спросилъ одинъ изъ полицейскихъ.

– Эдай, – сказалъ Кемпъ.

– Мы прошли заднимъ ходомъ, – сказала горничная.

– Что это за гвалтъ? – спросилъ полицейскій.

– Онъ въ кухнѣ или скоро тамъ будетъ. Нашелъ топоръ…

Вдругъ весь домъ загудѣлъ оглушительными ударами Невидимаго по кухонной двери.

Горничная покосилась на кухню и юркнула въ столовую. Кемпъ спокойно старался объяснить положеніе. Они слышали, какъ грохнулась кухонная дверь.

– Сюда! – крикнулъ Кемпъ, объятый лихорадочной дѣятельностью, и толкнулъ полицейскаго въ дверь столовой.

– Кочергу!

И Кемпъ бросился къ камину. Принесенную съ собой кочергу онъ отдалъ одному полицейскому, кочергу изъ столовой другому и вдругъ отскочилъ назадъ. «Гопъ» крикнулъ первый полицейскій и, приловчившись, попалъ въ топоръ кочергою. Пистолетъ выпалилъ предпослѣднимъ своимъ зарядомъ и прорвалъ драгоцѣннаго Сидней Купера. Какъ будто отмахиваясь отъ осы, второй полицейскій ударилъ по маленькому темненькому предмету, и онъ со звономъ полетѣлъ на полъ.

Горничная вскрикнула, какъ только началась суматоха, покричала съ минуту у камина и бросилась отворять ставни, думая, вѣроятно, спастись въ разбитое окно.

Топоръ выбрался въ коридоръ и остановился фута на два отъ пола. Слышно было тяжелое дыханіе Невидимаго.

– Эй вы, отойдите прочь! – сказалъ онъ Мнѣ нуженъ Кемпъ.

– А намъ нуженъ ты!

И первый полицейскій, быстро шагнувъ впередъ, ударилъ кочергой по направленію голоса: но Невидимый, вѣроятно, успѣлъ увернуться, и кочерга попала въ стойку для зонтиковъ.

Полицейскій едва устоялъ на ногахъ, ошеломленный силой собственнаго удара, и въ ту же минуту топоръ стукнулъ его по головѣ, приплюснувъ каску, и онъ кубаремъ вылетѣлъ на кухонную лѣстницу.

Но второй полицейскій прицѣлился кочергой за топоръ и попалъ во что-то мягкое; что-то щелкнуло, раздался громкій крикъ боли, и топоръ упалъ на полъ. Полицейскій опять ударилъ по пустотѣ и не попалъ ни во что, онъ наступилъ на топоръ и ударилъ еще разъ, потомъ всталъ, держа кочергу на плечѣ, и весь насторожился, пытаясь уловить какое-нибудь движеніе.

Онъ услышалъ стукъ окна въ столовой и быстрые шаги. Товарищъ его приподнялся и сѣлъ; кровь текла у него по виску.

– Гдѣ онъ?

– Не знаю… Я попалъ въ него. Стоитъ гдѣ-нибудь въ передней, если только не прокрался мимо тебя. Докторъ Кемпъ!.. Сэръ!

Второй полицейскій съ трудомъ поднялся на ноги. Вдругъ съ кухонной лѣстуницы донеслось осторожное шлепанье босыхъ ногъ. «Ухъ!» – и первый полицейскій швырнулъ на лѣстницу кочергою. Она разбила маленькую газовую лампу.

Онъ бросился было въ догонку Невидимому, но раздумалъ и вошелъ въ столовую.

– Докторъ Кемпъ… – началъ онъ и запнулся. Докторъ Кемпъ – герой, – сказалъ въ отвѣтъ на взглядъ, который товарищъ бросалъ ему черезъ плечо.

Оно столовой было открыто настежь: и горничной, ни Кемпа не было видно.

Мнѣніе второго полицейскаго о докторѣ Компѣ было изложено имъ въ весьма опредѣленныхъ и энергичныхъ выраженіяхъ.