Текст книги "Собрание сочинений в 15 томах. Том 7"

Автор книги: Герберт Джордж Уэллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 38 страниц)

Элен окинула его критическим оком, как свою собственность.

– Мама курила вам фимиам, – сказала она с полуулыбкой. И прибавила: – Это очень мило, что вы ее навестили.

Минуту они молча глядели друг на друга, словно каждый ожидал найти в другом что-то иное и, не найдя, был слегка озадачен. Киппс заметил, что стоит у стола, покрытого коричневой скатертью, и, не зная, чем заняться, ухватился за небольшую книжку в мягком переплете.

– Я сегодня купил вам кольцо, – сказал он, вертя в руках книжку (надо же хоть что-нибудь сказать!). И вдруг наружу прорвалось то, что было на душе: – Знаете, я прямо никак не поверю.

Ее лицо снова смягчилось.

– Вот как?

И, может быть, она прибавила про себя: и я тоже.

– Ага, – продолжал Киппс. – Все теперь вроде перевернулось. Даже больше, чем от наследства. Это ж надо – мы с вами собираемся пожениться! Будто я не я. Хожу сам не свой…

Он был такой серьезный, весь красный от смущения. И она увидела его в эту минуту совсем иными глазами.

– Я ничегошеньки не знаю. Ничего во мне нет хорошего. Я ж неотесанный. Вот познакомитесь со мной поближе и сами увидите: ничего я не стою.

– Но ведь я хочу вам помочь.

– Вам страх сколько придется помогать.

Элен прошла к окну, выглянула на улицу, что-то, видно, решила и, заложив руки за спину, направилась к Киппсу.

– Все то, что вас тревожит, – сущие пустяки. Если вы не против, если позволите, я буду вас поправлять…

– Да я буду рад до смерти.

– Ну, вот и хорошо.

– Для вас это пустяки, а вот мне…

– Все зависит от того, согласны ли вы, чтобы вас поправляли.

– Вы?

– Конечно. Я ведь не хочу, чтобы вам делали замечания посторонние.

– О-о! – В этот возглас Киппс вложил многое.

– Понимаете, речь идет о сущих пустяках. Ну, вот, вы, например, не очень правильно говорите. Вы не сердитесь, что я делаю вам замечание?

– Мне даже приятно.

– Прежде всего ударения.

– Это я знаю, – сказал Киппс и прибавил для убедительности: – Говорили мне. Тут вон какое дело: есть у меня один знакомый, из артистов, он все про это твердит. Даже учить обещался.

– Вот и хорошо. Надо просто за собой следить.

– Ну да, они ведь представляют, им без этого нельзя. Их этому учат.

– Разумеется, – несколько рассеянно сказала Элен.

– Уж это я одолею, – заверил ее Киппс.

– И как одеваться – тоже важно, – продолжала Элен.

Киппс залился краской, но по-прежнему слушал с почтительным вниманием.

– Вы не сердитесь, что я об этом говорю? – снова спросила Элен.

– Нет-нет.

– Не нужно так… так наряжаться. Нехорошо, когда все так с иголочки, сразу видно – только что от портного. Это уж чересчур. Кажется, вы прямо сошли с витрины… как самый обыкновенный богач. В платье должна чувствоваться непринужденность. Настоящий джентльмен всегда одет, как следует и при этом выглядит так, словно это произошло само собой.

– Будто надел чего под руку попалось? – огорченно спросил ученик.

– Не совсем так, просто нужна некоторая непринужденность.

Киппс кивнул с понимающим видом. Он готов был разорвать, уничтожить свой цилиндр – так он был огорчен.

– И вам надо привыкнуть держаться непринужденно на людях, – сказала Элен. – Просто надо поменьше стесняться и не тревожиться из-за пустяков…

– Я постараюсь, – сказал Киппс, мрачно уставясь на чайник. – Буду стараться изо всей мочи.

– Я на это надеюсь, – сказала Элен; и на секунду коснулась рукой его плеча.

Киппс и не заметил этой ласки.

– Буду учиться, – сказал он немного рассеянно. Он был поглощен непосильной работой, которая совершалась у него в мозгу: надо же перевести на непринужденный и изящный язык корявый вопрос, который все не дает ему покоя: «Ну, а свадьбу-то когда сыграем?» Но до самого ухода он так ничего и не придумал…

Потом он долго сидел в своей гостиной у растворенного окна и напряженно вспоминал весь этот разговор с Элен. Наконец глаза его чуть ли не с упреком остановились на новеньком цилиндре. «Ну откуда же мне все это знать?» – вопросил он пустоту. Тут он заметил, что в одном месте шелк потускнел, и, хоть мысли его все еще были далеко, он ловко свернул в комочек мягкий носовой платок и стал наводить глянец.

Мало-помалу выражение его лица изменилось.

– Ну откуда ж мне все это знать, будь оно неладно? – сказал он и сердито поставил цилиндр на стол.

Потом встал, подошел к буфету, раскрыл все ту же книжицу «Как вести себя в обществе» и сразу же, не садясь, принялся читать.

4. Владелец велосипедной мастерской

Итак, собираясь жениться на девушке, стоящей выше него по рождению, Киппс стал готовиться к этой трудной задаче. На следующее утро он совершал туалет в суровом молчании, а за завтраком, на взгляд прислуги, был непривычно важен. В глубокой задумчивости он поглощал копченую рыбу, почки и бекон. Он собирался в Нью-Ромней – поведать своим старикам о великом событии. Причем любовь Элен придала ему смелости, и он решился на поступок, подсказанный ему Баггинсом; тот однажды уверял, что на месте Киппса непременно так бы и поступил, а именно – на полдня нанял автомобиль. Он не стал дожидаться обеда, перекусил пораньше на скорую руку, хладнокровно и решительно надел кепи и пальто, купленные нарочно для этого случая, и, пыхтя, зашагал к гаражу. Все устроилось неожиданно легко, и уже через час, в огромных очках, укутанный пледом, он мчался в автомобиле через Димчерч.

Машина с шиком подкатила к дядиной лавке.

– Погудите малость, будьте так любезны, – попросил Киппс.

Автомобиль дал гудок. Потом еще один – подлиннее, погромче.

– Во-во. Это мне и надо.

Из лавки вышли дядя с тетей.

– Батюшки, да это никак Арти! – воскликнула миссис Киппс.

Для Киппса настала минута торжества.

Он пожал им руки, откинул плед, снял очки и сказал шоферу, что «отпускает его на часок».

Дядя придирчиво оглядел автомобиль и на миг смутил Киппса, спросив тоном знатока, сколько с него содрали за эту штуковину. На зависть соседям дядя и племянник постояли, разглядывая автомобиль со всех сторон, и пошли через лавку в крошечную гостиную промочить горло.

– Нет, эти машины еще не первый сорт, – сказал старик Киппс в расчете на соседей. – Мудрят над ними, мудрят, а хорошего-то пока не видать. В каждой какой ни то изъян. Послушайся совета, мой мальчик, не спеши покупать, лучше обожди годик-другой.

(А Киппс-младший и не помышлял о такой покупке.)

– Ну как, понравилось вам виски, что я прислал? – спросил Киппс, привычно увертываясь от пирамиды детских ведерок, по-прежнему стоящих на самом ходу.

– Виски первый сорт, мой мальчик, – тактично ответил старик Киппс. – Виски что надо, отличное, и выложил ты за него, небось, немалые денежки. Да только не тешит оно меня, будь оно неладно. В него подбавляют шипучку, мой мальчик, и оно меня вон где мучит. – И он ткнул пальцем себя под ложечку. – Изжога у меня от этого, – прибавил он и горестно покачал головой.

– Виски первый сорт, – сказал Киппс. – Я слыхал, его даже пьют директора, какие в Лондоне заправляют театрами.

– А как же, мой мальчик, конечно, пьют, – согласился старик Киппс, – так ведь они все печенки себе посжигали, а я нет. У них натура будет погрубее. А у меня сроду желудок больно нежный. Бывало, ну прямо ни капли не принимает. Но это я так, между прочим. А вот сигары твои больно хороши. Вот сигар этих, пожалуй, пришли еще…

Нельзя же заговорить о любви сразу после разговора о пагубном действии шипучки на желудок, и Киппс принялся благосклонно рассматривать литографию со старой гравюры Морленда (в отличном состоянии, если не считать дыры посредине), которую дядюшка недавно приобрел для него на торгах; потом заговорил о переезде стариков.

Как только Киппс разбогател, он задумал позаботиться о них, и они втроем часто и подолгу это обсуждали. Порешили, что племянник обеспечит их до конца дней, и в воздухе витало предложение «удалиться на покой». В воображении Киппса вставал премиленький домик, увитый цветущей жимолостью, в тихом уголке, где неизменно светит солнце, и не дуют ветры, и двери домика всегда гостеприимно раскрыты. Очень приятное видение! Но когда дошло до дела и старикам стали предлагать на выбор разные домики и коттеджи, Киппс с удивлением убедился, что они цепляются за свой домишко, который всегда казался ему никудышным.

– Нечего нам пороть горячку, – сказала миссис Киппс.

– Уж переезжать, так раз и навсегда, – поддержал ее Киппс-старший. – Я и так на своем веку наездился с места на место.

– Вон сколько здесь терпели, можно и еще чуток потерпеть, – сказала миссис Киппс.

– Ты уж дай мне перво-наперво оглядеться, – сказал Киппс-старший.

Он оглядывался, приглядывался и получал от этого, пожалуй, куда больше удовольствия, чем если бы уже владел самым распрекрасным домиком на свете. В любой час он закрывал лавку и отправлялся бродить по улицам в поисках нового предмета для своих мечтаний; пусть дом был явно слишком велик либо чересчур мал, – все равно он с видом заправского знатока дотошно его осматривал. Дома занятые были ему милее пустующих, и, если разгневанные жильцы возмущались, когда он совал нос в самые интимные помещения, он замечал:

– Ведь не век же вам здесь жить, все одно не заживетесь.

Возникали и совершенно неожиданные затруднения.

– Если у нас будет дом побольше, – вдруг с горечью сказала тетушка, – без служанки не обойтись. А мне все эти вертихвостки без надобности. Станет надо мной хихикать, да фыркать, да во все совать свой нос, да насмешничать! Нет уж, не бывать этому! А купим дом поменьше, так и плюнуть негде, – прибавила она.

Да, тут уж ничего не попишешь. Это очень важно, чтобы в доме было где плюнуть. Необходимость в этом приходит нечасто, но все же приходит…

– Хорошо бы поблизости было где поохотиться… – мечтательно сказал Киппс-старший. – И я не желаю отдавать дом и лавку за гроши, – продолжал он. – Сколько лет обзаводился… Я вот выставил в окошке билетик «Продается», а толку чуть. За весь вчерашний день только и пришел один покупатель, чтоб им пусто было, – духовое ружье ему, видите ли, понадобилось. Уж я-то их насквозь вижу: пришел разнюхать, что к чему, а ушел и, небось, еще хихикает над тобой в кулак. Нет уж, спасибочки! Вот как я смотрю на это дело, Арти.

Они еще и еще толковали о том, где и как они заживут, и чем дальше, тем трудней было Киппсу найти удобный повод и перевести разговор на величайшее событие в его жизни. Правда, в какую-то минуту, желая уйти от опасного разговора о переезде, Киппс-старший спросил:

– Ну, а ты там чего поделываешь у себя в Фолкстоне? Вот скоро приеду и погляжу на твое житье-бытье.

Но Киппс и рта не успел раскрыть, а дядя уже вещал, как надо обращаться с квартирными хозяйками, какие они все хитрющие, как ловко обсчитывают, и удобный случай был упущен. Киппс решил, что ему только и остается пойти прогуляться, на досуге придумать, с чего бы начать, а вернувшись, с места в карьер объявить им все со всеми подробностями. Но даже на улице, оставшись один, он никак не мог собраться с мыслями.

Он бессознательно свернул с Главной улицы на дорожку, ведущую к церкви, постоял у калитки, до которой когда-то бегал наперегонки с Энн Порник, и не заметил, как уселся на ограду. Надо поуспокоиться, думал он; душа его была сейчас, точно потревоженная ветерком гладь озера. Образ Элен и великолепное будущее разбились на мелкие кусочки, к ним примешались отражения далекого прошлого, и добрый старый Мафусаил – три звездочки, и давно уснувшие воспоминания, которые пробудила в нем Главная улица игрой предвечернего света…

И вдруг совсем рядом раздался приятный, звучный голос:

– Здорово, Арт!

Вот те на, да это Сид Порник! Облокотился на калитку, ухмыляется во весь рот и дружески протягивает Киппсу руку.

Он был вроде совсем прежний Сид – и какой-то другой. Все то же круглое лицо, усыпанное веснушками, тот же большой рот, короткий нос, квадратный подбородок и все то же сходство с Энн, только нет ее красы; но голос совсем новый – громкий, грубоватый, и над верхней губой жесткие белобрысые усики.

Они пожали друг другу руки.

– А я-то сижу и думаю про тебя, – сказал Киппс. – Сижу и думаю: свидимся ли еще когда… доведется ли? И вдруг ты тут как тут!

– Надо же иной раз понаведаться в родные места, – сказал Сид. – Как поживаешь, старик?

– Лучше некуда, – ответил Киппс. – Я ведь получил…

– Ты не больно изменился, – перебил Сид.

– Да ну? – Киппс даже растерялся.

– Я как вышел из-за угла, сразу признал тебя по спине. Хоть на тебе и шикарная шляпа. Провалиться мне на этом месте, если это не Арт Киппс, говорю. И впрямь ты.

Киппс повернул было голову, словно хотел проверить, каков он со спины. Потом поглядел на Сида.

– Ишь, какие усы отрастил! – сказал он.

– Ты чего, на побывку, что ли? – спросил Сид.

– Да вроде того. Я еще тут получил…

– Я вот тоже гуляю, – продолжал Сид. – Только я теперь сам себе хозяин. Когда хочу, тогда и гуляю. Свое дело открыл.

– Здесь, в Нью-Ромней?

– Еще чего! Дурак я, что ли! У меня предприятие в Хэммерсмите, – небрежно, будто он вовсе и не раздувался от гордости, пояснил Сид.

– Магазин тканей?

– Еще чего! Я механик. Делаю велосипеды.

Сид похлопал себя по грудному карману и вытащил оттуда пачку розовых рекламных листков. Вручил один листок Киппсу и, не давая времени прочесть, принялся объяснять и тыкать пальцем:

– Вот это наша марка… верней сказать, моя. Красный флажок… вон, гляди. Вот и документ на мое фамилие. С покрышками Пантократа – восемь фунтов… да, а вот, гляди – системы Клинчера – десять, Данлопа – одиннадцать, дамский – на фунт дороже – вот он. За такую дешевую цену лучше машины не сыщешь. Никаких тебе гиней и никаких скидок – дело чистое. Я их делаю на заказ. У меня на счету… – он задумался, глядя в сторону моря, – уже семнадцать штук. Считая еще не выполненные заказы. А сейчас вот приехал пошататься по родным местам, – перебил себя Сид. – Мамаша нет-нет да и пожелает на меня поглядеть.

– А я думал, вас всех и след простыл…

– Это после смерти папаши? Где там! Мамаша вернулась обратно и живет в коттеджах Маггета. Ей морской воздух на пользу. Ей тут нравится, не то, что в Хэммерсмите… ну, а мне это по карману. У ней тут подружки закадычные… Языки чешут… Чайком балуются… Слышь, Киппс, а ты, часом, не женился?

Киппс помотал головой.

– Я вот… – снова начал он.

– А я женатый, – сказал Сид. – Третий год пошел, и малец уже есть. Парень – лучше некуда.

– А я позавчерашний день обручился, – наконец удалось вставить Киппсу.

– Да ну! – беззаботно воскликнул Сид. – Вот и хорошо. Кого осчастливил?

Киппс очень старался говорить небрежным тоном. Он засунул руки в карманы и начал!

– Она адвокатская дочь. Живет в Фолкстоне. Из хорошей семьи. В родстве с графами. С графом Бопре…

– Врешь! – воскликнул Сид.

– Понимаешь, Сид. Мне повезло. Я получил наследство.

Сид невольно скользнул взглядом по костюму Киппса.

– Сколько?

– Тыщу двести в год, – еще небрежнее сказал Киппс.

– Ух ты! – чуть ли не со страхом воскликнул Сид и даже отступил на шаг.

– Это мне дед завещал! – прибавил Киппс, изо всех сил стараясь говорить спокойно и просто. – А я и знать не знал про этого деда. И вдруг – бац! Когда старина Бин – это поверенный его – сказал мне про это, я прямо ошалел.

– Так сколько, говоришь? – резко переспросил Сид.

– Тыщу двести в год… вроде этого.

Сиду потребовалось не больше минуты, чтобы совладать с завистью и изобразить на лице искреннюю радость. С неправдоподобной сердечностью он пожал Киппсу руку и заявил, что ужасно рад.

– Вот это повезло так повезло, – сказал он. И повторил: – Везет же людям! – Его улыбка быстро увяла. – Хорошо, что эти денежки достались не мне, а тебе. Нет, я не завидую, старик. Мне бы их все равно не удержать.

– Это почему же? – спросил Киппс; явная досада Сида огорчила его.

– Видишь, какое дело: я социалист, – ответил Сид. – Богатство я не одобряю. Что есть богатство? Труд, украденный у бедняков. В лучшем случае оно дано тебе на хранение. Я по крайней мере так считаю.

Он призадумался.

– Нынешнее распределение богатств… – начал он и вновь замолчал. Потом заговорил с нескрываемой горечью: – Где ж тут смысл? Все устроено по-дурацки. Кто станет работать да еще думать о пользе общества? Вот работаешь, работаешь какую-никакую работу, а получаешь вроде как шиш, а потом вдруг говорят: можешь сидеть сложа ручки… и платят за это тыщу двести в год. Ведь это разве настоящие законы да порядки? Глупость одна. Какой дурак станет их уважать?

И, переведя дух, повторил:

– Тыща двести в год!

Поглядел на расстроенное лицо Киппса и смягчился.

– Да ты тут ни при чем, старик, это система виновата. Уж лучше пускай тебе досталось, а не кому еще. А, все равно… – Он взялся обеими руками за калитку и повторил:

– Тыща двести в год… Ну и ну! Ай да Киппс! Заважничаешь, небось!

– Нет, – без особой убежденности сказал Киппс. – Еще чего!

– При таких-то деньгах как не заважничать? Ты, гляди, скоро и разговаривать со мной не станешь. Я ведь кто? Как говорится, простой механик.

– Еще чего! – на сей раз убежденно возразил Киппс. – Я не из таких. Сиди.

– Э! – недоверчиво отмахнулся Сид. – Деньги сильней тебя. И потом… ты вон уже заважничал.

– Это как же?

– А девчонка, твоя невеста, это как называется? Мастермен говорит…

– Это кто ж такой?

– Один знакомый, парень первый сорт… снимает у меня комнату на втором этаже. Мастермен говорит, тон всегда жена задает. Всегда. Жене всегда надо лезть вверх: хочется занять положение получше.

– Ну, ты ее не знаешь! – с чувством произнес Киппс.

Сид покачал головой.

– Видали! – сказал он. – Арт Киппс – и вдруг на тебе… тыща двести в год!

Киппс попытался перекинуть мост через эту зияющую пропасть.

– Сид, а помнишь гуронов?

– Спрашиваешь! – откликнулся Сид.

– А помнишь тот разбитый корабль на берегу?

– Да уж вонища была… и сейчас в нос ударяет!

Киппс, захваченный воспоминаниями, глядел на все еще озабоченное лицо Сида.

– Сид, слышь-ка, а Энн как поживает?

– Что ей делается! – сказал Сид.

– Где она сейчас?

– В услужении она… в Ашфорде.

– Вон что!..

Лицо Сида еще больше потемнело.

– Понимаешь, какое дело, – сказал он. – Не больно мы с ней ладим. Не по душе мне, что она живет в прислугах. Конечно, мы люди простые, а все равно мне это не по душе. Почему это моя сестра должна прислуживать чужим людям? Не желаю я этого. Будь у них хоть тыща двести в год.

Киппс попытался направить его мысли по другому руслу.

– А помнишь, мы тут бегали с ней наперегонки и ты сюда заявился?.. Она хоть и девчонка, а неплохо бегала.

И при этих словах он вдруг ясно увидел Энн; он и не ждал, что она встанет перед ним вот так, совсем как живая; и образ ее не потускнел даже через час-другой, когда Киппс вернулся в Фолкстон.

Но никакие воспоминания об Энн не в силах были отвлечь Сида от горьких и ревнивых мыслей, которые породило в нем богатство Киппса.

– И что ты будешь делать с этакими деньжищами? – вслух размышлял он. – Что хорошего ты с ними сделаешь? И вообще можно ли с деньгами сделать что-нибудь путное? Вот бы тебе послушать Мастермена! Он бы тебя надоумил. К примеру, достались бы они мне, что бы я сделал? Государству возвращать их при нынешнем устройстве нечего: добра от этого не будет. Фабрику, что ли, завести бы, как у Оуэна, а прибыли чтоб всем поровну. Или новую социалистическую газету открыть. Нам нужна новая социалистическая газета.

В этих давно взлелеянных идеях он пытался утопить свою досаду…

– Мне пора идти к моему автомобилю, – сказал наконец терпеливо слушавший его Киппс.

– Чего?! У тебя автомобиль?

– Нет, – виновато ответил Киппс. – Просто нанял на денек.

– Сколько отдал?

– Пять фунтов.

– Пяти семьям хватило бы на неделю! Тьфу, пропасть! – Сид был возмущен безмерно.

И, однако, не устоял перед искушением – пошел поглядеть, как Киппс садится в автомобиль. Он с удовольствием отметил про себя, что машина не из самых последних моделей, но это было слабое утешение. Киппс судорожно подергал звонок при лавке, чтобы предупредить стариков, что отбывает, и поспешно взобрался в автомобиль. Сид помог ему завернуться в отделанное мехом автомобильное пальто и с интересом осмотрел очки.

– Бывай здоров, старик, – сказал Киппс.

– Бывай здоров, – эхом отозвался Сид.

Дядя и тетя вышли проститься. Киппс-старший весь так и сиял.

– Ей-богу, Арти, мне и самому охота прокатиться! – крикнул он. И вдруг вспомнил: – Да ты же можешь прихватить ее с собой!

Он заковылял в лавку и скоро вернулся с дырявой литографией с гравюры Морленда.

– Береги ее, сынок, – наказывал он. – Отдай в хорошие руки, пускай зачинят. Это штука ценнейшая, ты мне поверь.

Автомобиль взревел, зафыркал, попятился и чихнул, а Киппс-старший беспокойно вертелся на тротуаре, словно ожидая неведомых бедствий, и твердил шоферу: «Все в порядке, сейчас пойдет».

Он помахал своей толстой палкой вслед племяннику и обернулся к Сиду.

– Ну-с, молодой Порник, если бы ты завел себе такое, ты бы уж звонил по всему свету!

– Я еще и не того добьюсь, – буркнул Сид и засунул руки поглубже в карманы.

– Где уж тебе! – с презрением отозвался Киппс-старший.

Автомобиль истошно взвыл и скрылся за углом. Сид долго стоял неподвижно, словно не слышал, что там еще язвил Киппс-старший. В этот час молодой механик понял, что собрать семнадцать велосипедов, считая еще не выполненные заказы, не такая уж большая удача, как ему казалось, а подобные открытия – тяжкое испытание для мужчины…

– А, ладно! – сказал он наконец и зашагал к дому матери.

Она приготовила для него сдобные булочки и обиделась, что сын едва ли замечает их вкус – такой он хмурый и озабоченный. А ведь он сызмальства любил сдобные булочки, и она-то старалась, пекла, а он и не рад даже.

Сид ни словом не обмолвился матери – да и никому другому – о встрече с Киппсом-младшим. Ему пока вовсе не хотелось говорить о Киппсе.