Текст книги "Черепаха без панциря"
Автор книги: Георгий Шилович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
Там, в Академии, впервые услышав это образное выражение, он, как и все ребята, не осознал до конца смысл этих слов. Его удивило их необычное сочетание. Он даже решил записать их в специальную тетрадку для крылатых выражений и афоризмов, которую вел давно. А теперь понял. Это же сказано про него, хромого и слепого, немого и глухого перед дремучим лесом разных реле и конденсаторов, сопротивлений у проводников... Он хотел починить киберноса! На что он надеялся? Только на слепую удачу?! Кто поможет ему?
Венька, растерянный и удрученный, сидел возле черепахи и не видел, что бабушка, подняв на лоб очки и забыв о спицах и клубке ниток, пристально наблюдает за ним.
Глава четырнадцатая
НЕ БОГИ ГОРШКИ ОБЖИГАЮТ
Экскурсия в Академию наук расшевелила весь седьмой "А", оставила глубокий след в сознании школьников, оживила их фантазию. Теперь они спешили на занятия раньше обычного. Никто не оставался безразличным после встречи с Вадимом Ивановичем в вычислительном центре. Юные техники приносили с собой в школу разные журналы, научно-популярные книги, вырезки из газет. Семиклассники горячо обсуждали прочитанные статьи или услышанное по радио, увиденное на экране телевизора или в кино.
Случалось, что прийти к согласию так и не удавалось. Тогда в ход шли справочники, словари технических терминов. Размахивая руками, стараясь перекричать друг друга, спорили чуть ли не до хрипоты. Шум и галдеж не утихали до самого звонка, вплоть до того момента, пока в класс не входил учитель.
Споры сразу же утихали, чтобы на перемене разгореться с новой силой.
– Вот! Посмотрите, – разворачивал Казик "Неделю", показывая друзьям чертеж и схему радиоприемника размером с лампочку от карманного фонарика. На полупроводниках. Без батарей. А кто сделал? Радиолюбитель!
– Ну и что из того?
– Как что? – сердился Казик из-за того, что друзья не понимают его. Ведь я же не против Вадима Ивановича. Но я убежден, что со временем конструкторы все же смоделируют человеческий мозг.
– Голова – два уха! Ничего ты не понял.
– Обязательно сделают!
– Подожди, – прерывал друга Шурка, разглядывая чертеж и схему радиоприемника. – Не понимаю, о чем спор?
– Не замечаешь, какой крохотный? Капелька! В ухо вложить можно.
– А зачем в ухо?
– Чтобы слушать, – снова начинал горячиться Казик. – Ведь не динамик же! Говорит, словно комар пищит.
Он припоминал разговор с отцом относительно этой схемы и доказывал, что первые радиоприемники походили на увесистые чемоданы, тяжелые и громоздкие. Прежде и не думали, что придет такое время, когда в одну радиолампу можно будет вместить целую дюжину радиоприемничков.
– Вот так и с электронно-вычислительной машиной, – уже спокойно продолжал Казик. – Теперь она целую комнату занимает. А вскоре – одного шкафа или вообще коробочки достаточно будет.
Какое-то время ребята молчали. Шурка рассудительно заметил:
– Счетная машина – не радиоприемник.
– Конечно, не радиоприемник. Но и ее сделают маленькой. К этому мысль направлена.
– Со спичечный коробок? Клади в карман и носи с собой! Задачки на ходу решай?
– А что? И решай!
– Быть такого не может.
– Может, может, – стоял на своем Казик. – Человек все может!
– Вот ты, человек, и попробуй, – язвительно заметил Венька, не очень-то и принимавший участие в разговоре.
Обычно арбитром в таких спорах становился Агей Михайлович, к которому обращались с вопросами и на уроках, и во время переменок, и после занятий.
Так было и в тот день.
– Подождите, друзья, – сказал учитель. – Не надо ссориться. Ведь известно, что наука не стоит на одном месте. Она все время в поисках. Тут Казик, безусловно, прав. Но то, что вы сегодня знаете, скажем, об электронике или кибернетике, бионике или космонавтике, всего лишь частичка бесконечно неизвестного. Извините, но это действительно так. – Агей Михайлович помолчал, а когда заговорил снова, голос его зазвучал торжественно и вдохновенно: – И все же будущее науки, ее завтра – за вами. Среди вас те, кто примет и понесет дальше ее эстафету. Я в этом уверен. И я не говорю вам – подождите, подрастите. Наоборот, уже сегодня, сейчас ищите, пробуйте, исследуйте... Я за то, чтобы каждый из вас добился права воскликнуть: "Эврика!"
"Эврика! Так вот откуда взялось это слово на объявлении! – догадался Казик. – Агей Михайлович написал его. Он!"
Марченя смотрел на учителя глазами, полными восхищения.
– Агей Михайлович, – не удержался он, – давайте сделаем счетную машину.
– Сами?
– Ага.
– А осилим ли? Хватит ли у нас знаний, настойчивости?
Казик посмотрел на Шурку, на Машу, окинул взглядом весь класс, в том числе и Веньку, и в глазах у каждого прочитал молчаливое согласие.
– Осилим, Агей Михайлович, – решительно сказал он. – И мой папа поможет нам. Я поговорю с ним...
Учитель откинулся на спинку стула, руки, сжатые в кулаки, положил на стол. Его лицо было наполовину освещено солнцем. Сквозь редкую, тронутую сединой, бородку местами на щеках проступали красные шрамы. Это были следы войны. Незаживающее напоминание той ночи, когда капитан Агей Михайлович Жерносек вел свое танковое подразделение на штурм Берлина. Машину капитана подбил снаряд. Танк загорелся. Пламя текло по броне, он полыхал в ночи, как факел. А рядом с танком, чудом успевший выскочить через нижний люк, корчился на земле изувеченный и обожженный Агей Михайлович.
О чем он думал в эту минуту, глядя на своих воспитанников? Может быть, вспомнил свои юношеские годы?.. Молодость?.. Нелегкие фронтовые дороги, госпиталь?.. А может, встречаясь взглядом то с Шуркой, то с Венькой, то с Казиком, вспоминал последние школьные события?
Класс ждал.
– Это хорошо, – сказал наконец Агей Михайлович, вставая. – Очень хорошо, что наша прогулка на озере, каша экскурсия в Академию наук заставили вас задуматься. Я не уверен, что начинать надо именно со счетной машины. Тут нужно подумать. Мы еще поговорим об этом... Кстати, что означает слово "эврика", вы, наверное, знаете. А может, не все?
– Я знаю! Знаем! – зашумели ученики. – Оно принадлежит Архимеду!
– Правильно, – сказал учитель. – Значит, вы кое-что раскопали. А с Юрой Федоринчиком говорили? Нет? – Агей Михайлович хитровато прищурился. – Ну, не беда. Скоро узнаете, какая неожиданность ждет вас, всех юных техников школы. А сейчас пора по домам.
Громко стуча крышками парт, ученики повскакивали со своих мест, окружили учителя. Стали допытываться, какая же неожиданность ждет юных техников. Но Агей Михайлович был неумолим.
– Нет, нет, друзья, потерпите до завтра, – говорил он. – Имейте хоть немного выдержки. Это не мой секрет... До свидания!
На следующий день, прибежав в школу, Казик прежде всего кинулся в пионерскую комнату. Там как раз напротив боковушки, где когда-то находилась школьная игротека, кучкой стояли десятиклассники, окружившие Алису Николаевну. Они о чем-то говорили, но, заметив Казика, сразу же утихли. Мальчишка взглянул на закрытую дверь боковушки. На том месте, где раньше висело необычное объявление со словами "эврика", теперь поблескивала стеклянная табличка:
Клуб юных изобретателей
Так вот какая неожиданность ждала их!
Казик крутнулся и, даже не поздоровавшись с Алисой Николаевной, сломя голову помчался искать Шурку. В коридоре встретилась Маша. Рассказал ей. Пока добежал до класса, встретил еще нескольких одноклассников. Новость в одно мгновение облетела всю дружину.
Шурка, узнав о Клубе изобретателей, обиделся:
– Почему нам раньше не сказали? Зачем все тайком делали? Не доверяли?
Но никаких оснований обижаться у семиклассников, безусловно, не было. После уроков, на торжественном открытии клуба, Агей Михайлович сказал:
– Клуб юных изобретателей – идея десятиклассников, их подарок пионерской дружине. Очень хороший подарок! Я надеюсь, что не одно интересное изобретение будет сделано в нем и каждый член клуба оставит по себе добрую память. Пожалуйста, друзья, – обратился учитель к десятиклассникам, передавая им слово.
Вперед вышел Юра Федоринчик, ученик десятого "А". Семиклассники хорошо его знали, особенно после прогулки по озеру. Отличник, первый помощник Агея Михайловича, любитель радиоэлектроники, а главное – участник ВДНХ. Недавно журнал "ЮТ" напечатал портрет Юры. Он был сфотографирован в той самой тельняшке, в которой когда-то проводил испытание моторки.
Теперь Юра был в щеголеватой куртке желтоватого цвета на замке-молнии, которая очень шла к его стройной спортивной фигуре. Говорил он не очень складно, волновался. И все время вертел в тонких пальцах блестящий ключ. Он рассказывал, как родилась идея создать Клуб юных изобретателей, говорил, что подарок этот только для тех, кто по-настоящему увлечен техникой и никогда не изменит творческой мысли.
– Видите? – сказал Юра, показывая всем ключ.
Казик, приглядываясь, удивился: ключ по форме напоминал фигурку старика Хоттабыча с длинной бородой и в башмаках с загнутыми вверх носками.
Прежде чем передать ключ Алисе Николаевне, Юра объяснил, что ключ этот необычный, что он весьма своеобразный. Открыть дверь Клуба сможет только тот, кто будет знать пароль юных техников.
– Вот здесь он обозначен, этот пароль, – показал Юра на ключ.
Под шумный говор, выкрики и аплодисменты Юра торжественно вручил ключ вожатой. Алиса Николаевна поблагодарила, пожала Федоринчику руку.
Казик начал пробираться ближе к вожатой. Его так и подмывало поскорее узнать, что же это за пароль.
Но тут к двери подошел Юра. Сложил ладони рупором и сказал несколько слов. Говорил он, повернувшись ко всем спиной, едва не уткнувшись в дверь, и никто так и не разобрал, что же он сказал.
В тот же момент дверь, подчиняясь какой-то неведомой силе, плавно раскрылась. Это было так неожиданно, что те, кто стоял впереди, сперва отшатнулись, а затем устремились вперед, подталкивая друг друга, нетерпеливо заглядывали в комнату: не спрятался ли кто-нибудь там заранее?
Нет, никого! Ни за дверью, ни за шторой...
Шурка, который не отставал от Казика и протиснулся в комнату вслед за ним, подумал, что здесь использована пневматика, как в троллейбусе или в автобусе. Не утерпел, пощупал дверь, зачем-то заглянул под стол, стоявший у стены. Оглянулся и увидел Веньку.
– Гм! – пожал плечами Шурка, озадаченный неожиданной загадкой. – Почти как в той сказке с сорока разбойниками. Помнишь?
– Конечно. – Казик задумался и вдруг, схватив друга за руку, воскликнул: – Смотри, а это что?
Только теперь он обратил внимание на небольшую черную коробочку, прикрепленную к дверям. На первый взгляд она напоминала обычную почтовую открытку и потому не очень бросалась в глаза.
Казик сразу вспомнил черепаху, которая подчинялась голосу Вадима Ивановича. Может, и здесь так же? Он пожалел, что не успел расспросить соседа, в чем состоит секрет механизма черепахи. А еще раз повидать удивительного киберноса ему не довелось. Напрасно они с Шуркой караулили Вадима Ивановича на балконе – тот не показывался. Ни с черепахой, ни без нее. Казика очень огорчало, что он никак не мог показать Шурке это чудо, так поразившее его.
– Наверное, дел много у Вадима Ивановича, – как бы оправдывался перед другом Казик.
Накануне, встретившись с ним на лестничной площадке, Вадим Иванович пристально посмотрел на него. Что-то хотел сказать или спросить, но, вероятно, передумал и заспешил вниз.
Припоминая все это, Казик подумал, не передал ли Вадим Иванович своего киберноса школе? Уж не механизм ли черепахи спрятан в этой коробочке и не он ли, откликаясь на голос человека, открывает дверь?
– Как ты думаешь? – спросил он у Шурки.
– Не знаю, – пожал тот плечами и в который уже раз снова начал расспрашивать про черепаху.
– Никакой черепахи там нет, – неожиданно проговорил Венька, глядя куда-то в сторону.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, – вздохнул Венька и отошел от друзей.
В боковушке при пионерской комнате за последние дни многое изменилось. Настольный биллиард и футбольное поле в коробке, стоявшие тут раньше, куда-то убрали. Вместо них на столе лежал копировальный станок, при нем несколько самодельных угольников на ножках, "плавающие", как объяснил Юра, рейсшины. Книжную полку переоборудовали в "Бюро справок". Здесь можно было найти ответы на самые всевозможные вопросы: схемы разных реле, радиоприемников на полупроводниках, чертежи новинок юных техников страны...
Ученики разглядывали плакаты и подписи под рисунками и фотографиями, которыми были сплошь увешаны стены. Здесь были советы, как учиться анализировать, тренировать свою память, приводились примеры логического мышления, приемы быстрого устного счета. Особый стенд с высказываниями известных ученых занимала "Азбука умственного труда". Она начиналась словами Карла Маркса:
"В науке нет широкой прямой дороги, и только тот сумеет достичь ее сияющих вершин, кто, не боясь трудностей, карабкается по ее каменистым тропам".
Юрка прочитал эту выдержку медленно и выразительно. Потом сказал:
– Не так просто научиться читать чертежи или разбираться в схемах. Еще более сложно – конструировать самому. Так что легких путей здесь не ищите. Тот, кто пожелает открыть двери нашего Клуба, должен будет сперва написать сочинение, в котором нужно ответить на вопрос: "Почему я хочу записаться в Клуб юных изобретателей?"
– А, это можно!
– Хоть завтра!
– А где писать: здесь или дома? – послышались голоса.
– Конечно, дома. Попытайтесь рассказать, как вы представляете себе завтрашний день нашей техники. Кем бы вы хотели стать?
– И про кибернетику можно?
– И про счетную машину?
– А что, если про объемное кино?..
Венька прислушивался к вопросам ребят и чувствовал какую-то растерянность. Определенного мнения относительно сочинения у него не было. Он никогда не ставил перед собой такую цель – стать изобретателем.
– Подождите, друзья, не все сразу, – вдруг сказал Агей Михайлович. – А знаете, кто у нас будет главным консультантом? Наш добрый знакомый, наш друг из Академии наук...
– Вадим Иванович?.. Руденок?..
– Он, – улыбнулся учитель.
Веньку словно обухом по голове ударили. Казалось, он не слышал ни возбужденного говора, ни аплодисментов, взорвавших комнату. Венька в одно мгновение сник, подумал, что в таком случае сюда он больше не ходок.
– Когда Вадим Иванович придет? – нетерпеливо допытывались у Агея Михайловича. – Когда мы начнем занятия?
Учитель отвечал, что-то объяснял, но Веньке все это было безразлично. Он чувствовал себя посторонним. Нет, он теперь постарается с Вадимом Ивановичем не встречаться, а в Клубе и вовсе не покажется. Да и вообще нечего было сюда соваться!
Потихоньку, не оглядываясь, Старовойтенко медленно отошел к двери. Никто не остановил его, никто не окликнул.
На следующий день Агей Михайлович однако поинтересовался:
– Куда же ты вчера подевался? Что-то я тебя под конец не видел.
По лицу Веньки пробежала тень растерянности. Конфета во рту показалась ужасно горькой.
– Я, я... – не сразу нашелся что сказать Венька, стараясь проглотить конфету, – я не буду записываться в Клуб.
– Почему?
– Да так, – ответил Венька, глядя в сторону.
– Экзамена испугался?
– Нет...
– Ничего не понимаю. А я думал, что ты будешь вместе с нами. Будешь мастерить с друзьями "Первоклассницу".
– Счетную машину?
– Да.
– Ведь это же очень сложно.
– Конечно, не просто, но главное – желание. К тому же мы начнем с обыкновенного реле. Так что не спеши с ответом. Слышишь, Веня, подумай. Как говорится, не боги горшки обжигают.
Разговор с учителем не выходил у Веньки из головы. И так и этак примеривался он к сказанному Агеем Михайловичем. Прикидывал: а что, если и в самом деле записаться в Клуб? Кто у него будет спрашивать о черепахе? Вадим Иванович? Он же ничего не знает. А там...
После уроков, нигде не задерживаясь, Венька сразу же заспешил домой. Всю дорогу думал, с чего бы начать сочинение. Но как ни ломал голову, ничего придумать не смог. Полет человека на Луну?.. Путешествие в глубины океана?.. Фотонная ракета?.. Про все это говорили в классе, писали уже. Да и не его это стихия.
Он зачитывался книгами о пиратах и индейцах, о таинственных кладах, о мужественных людях, которые на обыкновенных парусниках открывали новые страны и материки. В мыслях он часто путешествовал по океанам и морям. Плыл на катамаране или индейской пироге где-нибудь в дельте Амазонки, охотился на анаконд, крокодилов...
И только однажды, когда папа взял его с собой на работу, чтобы показать, чем он занимается, и они поднялись на самолете метеослужбы, Веньку захватило совсем иное. Не папины приспособления, с помощью которых он брал пробы воздуха, измерял температуру, определял силу ветра на высоте, заинтересовали мальчишку. Он сидел в кабине летчика рядом с пилотом и не сводил глаз с множества рычажков, кнопок и разных приборов. "А это что? спрашивал он. – А это для чего? А вон тот рычажок?.."
К концу полета ему казалось, что он уже отличает их, знает, какие показывают высоту и скорость полета, а какие следят за работой моторов. Казалось, что сам бы смог в точности повторить каждое движение пилота, а это значит – поднять машину в воздух и повести ее сквозь толщу голубого океана навстречу солнцу.
Как-то, разговорившись с ним, отец сказал:
"Хорошая у тебя мечта, сын, но вряд ли ты сумеешь ее осуществить".
"Почему?" – едва не крикнул Венька.
"Летчик, – сурово сказал отец, – должен быть волевым, мужественным человеком, а ты – куда ветер подует, туда и клонишься, словно былинка какая".
Тогда Венька не очень обиделся, потому что почувствовал в отцовских словах справедливый укор. Что он мог ответить?
Но теперь он не согласен с отцом. Никакая он не былинка. И не трус. Раньше, может, и был, но сейчас – ни в коей мере! Он добьется своего. Не отступится от того, что задумал. Никто его силой не тянет в Клуб. Да он, скорее всего, и сам бы не пошел, если б не эта черепаха, не угрызения совести. А как же иначе починишь киберноса, как докопаешься до истинной причины того, что сломано в этой чертовой черепахе? А ведь он должен раскумекать, что там и к чему. Обязательно должен, чтобы поставить черепаху на ноги.
Глава пятнадцатая
ЭВРИКА, ОТКРОЙ ДВЕРЬ!
Прошло еще несколько невеселых для Веньки дней. Никто особенно не докучал ему с приглашением в Клуб изобретателей: ни друзья, ни Агей Михайлович. Обидно было и то, что в подготовке к сбору, который решили провести широко и празднично, не только как встречу с Ириной Владимировной, он, в сущности говоря, не принимал никакого участия.
"Ну что это за поручение – пригласить бабушку, привести ее в школу! переживал Венька. – Нашли работу!.. Ему, командиру "Красных следопытов"!"
Он приходил на занятия задолго до звонка, садился за парту и раскрывал перед носом какую-нибудь книгу. Делал вид, что споры ребят не интересуют его, подготовка к сбору его не касается. На самом же деле Венька чутко прислушивался к каждому разговору, с какой-то болезненной настороженностью следил за всем, что происходило в классе. Он знал, что Казик и Шурка уже проявили пленки, на которых была снята их экскурсия в Академию наук. К сбору отряда они готовили свой кинофильм и все спорили, нужно ли подключать к новым кадрам те, какие Казик сделал летом на Палике.
– Не надо все мешать в кучу, – говорил Шурка и доказывал, что Палик с экскурсией не монтируется.
– Тогда пустим впритык или после перерыва. – Казику очень хотелось показать пленку с партизанскими землянками.
Поля, у которой был магнитофон, предлагала подобрать музыку и сделать текст для кинофильма. Эта мысль понравилась и Шурке и Казику. За нее сразу ухватилась редколлегия стенной газеты "Знайка и Незнайка", которая была ответственной и за альбом "Герои революции". Алиса Николаевна посоветовала разучить к сбору несколько песен времен гражданской войны, принесла Маше ноты.
С приближением сбора в классе крепли согласованность и хорошее настроение. И только Венька по-прежнему чувствовал себя человеком со стороны. Ему казалось, что это торжественное событие незаслуженно проходит мимо него.
"Посмотрим еще, – Веньку так и распирало упрямое самолюбие, – что у вас получится..."
Но пока суть да дело, у самого Веньки ничего не получалось: не ладилось с сочинением, которое должно было дать право на зачисление в Клуб юных изобретателей. В тетради, специально для этого заведенной, не появилось ни строчки. Правда, кроме одной. В самом верху, подчеркнутый двумя красными черточками, красовался заголовок: "Не боги горшки обжигают". О чем писать дальше, с чего начинать, как рассказать о том, что еще так неопределенно зрело в голове, Венька не знал.
Бывало иной раз, вернувшись из школы и пообедав, он сразу хватался за эту свою тетрадь. Раскрывал ее, брал карандаш и... мечтательно глядя на нее, задумывался. Страничка тетради, разлинованная едва заметными, как бы выцветшими линиями, таяла, исчезала. Вместо нее откуда-то наплывала и бежала навстречу бесконечная снежная бель. Глаза щурились от морозного ветра, и он никак не мог разглядеть, что там впереди за этой метельной мутью. Куда подевались нарты с Машей? Им, геологам и исследователям, ведущим поиски новых кимберлитовых трубок, нужно совсем б другую сторону. Он это знает наверняка, потому что стрелка компаса его не обманывает.
"Ма-а-ша! М-а-а-ш-а-а!" – кричит он, захлебываясь от ошалевшего, бьющего в лицо ветра. Но напрасно. В ответ только жалобный посвист метели. Не слышно уже и собачьего лая. Венька проваливается в снег по самую грудь. Последние силы покидают его. Не выручить ему Машу, не выбраться и самому...
И тут внезапно очень знакомыми звуками начинает полниться тундра. Что это?.. Самолет?.. Вертолет?.. Аэросани?.. Венька молниеносно выхватывает ракетницу. Надо скорей! Скорей подать сигнал о помощи. Но пальцы, скованные морозом, не слушаются. Скорей, скорей, а то будет поздно... И тут он видит, что на выручку им спешит не самолет, и не вертолет, и не аэросани. Словно привидение появляется из мрака полярной ночи кибернос Вадима Ивановича. Не такой маленький, как тот, что свалился по его, Венькиной, вине с балкона, а огромный, точно танк. Черепаха уверенно таранит сугробы снега, слепит глаза стеклянным глазом-прожектором... Ни бездорожье, ни метель, что валит с ног, не могут остановить ее, кибернос пробивается на помощь геологам...
А бывало иначе. Веньке представлялось, что он уже не ученик, не просто Венька, которого могут оскорбить кличкой Кривой Зуб, а Вениамин Захарович, взрослый человек, известный путешественник. Недавно он вернулся из Уссурийской тайги, где когда-то охотился Дерсу Узала, и привез с собой шкуру тигра.
Он возлежит на тигровой шкуре, которой застлана тахта, покуривает, как отец, трубку и перебирает свои путевые заметки. Ему надо срочно подготовить статью в журнал "Вокруг света". Дома никого нет, и никто ему не мешает. И вдруг телефонный звонок. Но Венька не реагирует. Знает, что это Маша.
"Поздно", – мстительно шепчет Венька и приказывает киберносу переговорить с Васильковой, сказать, что его нет дома, что он снова в путешествии. А сам следит, как робот снимает телефонную трубку, подносит ее к стеклянному глазу, чтобы убедиться, что звонит действительно Маша, и холодным металлическим голосом произносит:
"Поздно. Вениамин Захарович просит передать, что его нет дома..."
"Дурак, что ты наделал!" – Венька хочет вскочить с тахты, броситься к киберносу, но уже и вправду поздно: телефонная трубка лежит на аппарате. А куда звонить Маше, он не знает. И не может сказать, что пошутил, что ничего еще не поздно, что виноват во всем этот глупый кибернос! Правду говорил Вадим Иванович про машину и мозг человека! Как же теперь встретиться с Машей?
"Поздно... Поздно... – словно живая, издевательски бубнит черепаха. Ничего ты не знаешь... Ты глухой, слепой, немой..."
Венька был в отчаянии. Он швырял карандаш, так и не написав ни одной строчки. Тетрадка для сочинения оставалась чистой, как первый снег.
Так было не однажды.
Сегодня Венька пришел домой хмурый как никогда. Обед, поданный бабушкой, показался невкусным. Ел без всякого аппетита. Только ради приличия ковырял вилкой, чтобы не огорчить бабушку. Из головы не выходило услышанное в школе. Клуб изобретателей назвали "Эврика". Сегодня собираются. Будут начинать, как говорил Агей Михайлович, с простого реле.
А он, Венька? Будет сидеть дома... Даже сочинение написать не может.
– Что-то ты сам не свой? – допытывалась бабушка, убирая со стола. Неприятности какие в школе?
– Да нет, ничего, – неохотно отозвался Венька. – Просто устал.
И пожаловался, что много задают на дом, что еще и сочинение надо писать.
Какое сочинение, он тем не менее не сказал.
До тетрадки Венька не дотронулся. Постоял немного, издали поглядывая на письменный стол, на котором рядом с тетрадкой лежала черепаха, а потом, не разуваясь, развалился на мягкой тахте. С наслаждением потянулся, устраиваясь поудобней. Закинул ногу на ногу. Притих.
– Так вот как ты сочинение пишешь! – удивленно проговорила бабушка, вернувшись с кухни и увидев Веньку на тахте. – Совсем не замечаешь, что только свою лень-матушку тешишь.
– Я немножко, – скрипнул пружинами Венька. – Папа после обеда тоже любит полежать. Газеты читает или телевизор смотрит.
– Во-первых, отец никогда не позволяет себе разлечься на тахте в обуви. Немедленно разуйся, слышишь?
Венька неохотно сбросил ботинки.
– А во-вторых, – продолжала бабушка, – у него не твои годы, он работает, понимаешь, тру-дит-ся!..
– Но ведь папа говорит, что я тоже работаю. – И, поддразнивая бабушку, закончил: – Тру-жу-усь!
– Брось прикидываться! – Бабушка опустилась в кресло рядом с тахтой и уже добродушно сказала: – Ну, конечно, и ты работаешь. Не какой-нибудь там трутень. Учишься... К сбору готовишься?
– Где там готовлюсь! – приподнялся Венька. – Это тебе готовиться нужно. Тебя же пригласили выступить.
– А ты что будешь делать?
– Я слушать буду. Тебя в школу провожу.
– Вот как! Только и всего?
– Разве мало?
– Отчего же мало. Как говаривали в старину, по Емельке и сошка. Нет, не завидую я тебе.
Тахта Веньке вдруг показалась жесткой. Он сел и, чтобы изменить тему разговора, спросил:
– Скажи, бабушка, а о чем ты будешь рассказывать? Про тачанку? Как била врагов революции? Или, может, про Чапая?
– О чем я расскажу?.. – задумчиво проговорила бабушка. – Пока еще не знаю, хотя, скорей всего, о самом могучем оружии...
– Про ракеты? – живо встрепенулся Венька.
– Нет.
– Про танки?
– Нет, и не про танки.
– Авиацию?.. Артиллерию?.. – гадал Венька, но в ответ слышал все то же "нет". – Тогда про что же, бабуля?
– О завете Ильича, о его наказе молодежи...
– Учиться?
– Вот теперь ты угадал.
– Какое же это оружие?
– Какое, говоришь? А вот послушай.
Бабушка замолчала. Взгляд ее стал глубоким, задумчивым. Ей припомнился теперь уже далекий и очень тяжкий для нашей страны год...
– Была осень, – начала она, – а я только из госпиталя. Иду в райком – а у самой ноги подгибаются. Голодная, обессиленная. "Ну, думаю, никому я такая не нужна. Никуда меня не возьмут". Пройду немного и останавливаюсь, чтобы передохнуть. Стараюсь останавливаться там, где объявление или листовка висит. Стою и читаю...
Тяжело на фронте. Ох, как тяжело. Белополяки на западе. А с юга Врангель жмет. Никак не могут буржуи угомониться, хотят во что бы то ни стало задушить власть Советов, чтобы снова на шею рабочим и крестьянам сесть.
– А где Чапай был? – не выдержал, вскочил с тахты Венька.
– Подожди про Чапая. Ты сиди, сиди. Послушай... Так вот, прихожу я, значит, в райком и говорю: "Я – пулеметчица. В Ленинском полку была. Теперь из госпиталя. Поправилась. Снова хочу на фронт, бить нечисть всякую". "Хорошо, – говорят мне, – садитесь, пожалуйста", – и просят документы показать. Достала я свои бумаги, билет комсомольский секретарю показала. А тот посмотрел и говорит: "Извините, Ирина, я здесь человек новый – не знал вас. Только на фронт мы вас не пошлем".
– Так и сказал?
– Слово в слово, как теперь слышу.
– Эх, меня не было с тобой, – вздохнул Венька. – Я бы ему показал!
– Ты слушай, герой... Слушай, что дальше-то было... Спрашиваю это я: "Почему на фронт не пошлете?" – "А потому, – говорит секретарь, – что на вас пришли другие документы и распоряжение откомандировать в Москву, на съезд комсомола". – "Как это?" – не понимаю. "А так, – снова говорит он. – Вас выбрали делегатом съезда. Так что поздравляю", – и пожимает мне руку. Велит оформить документы на проезд, талоны выдать на питание.
– И ты поехала?
– Поехала, внучек. Товарняком добралась до Москвы. И вот тут мне хочется рассказать тебе про самое главное... Многие из делегатов съезда прибыли прямо с фронта. Приехали питерцы и крестьяне с Украины. Казахи и узбеки в тюбетейках, сибиряки в кожушках, горцы в бешметах... В зале пестрота одеяний, разноязыкий говор. Настроение у всех бодрое, праздничное. Еще утром мы узнали, что на съезде должен выступать Ленин. Ждем этой волнующей минуты. Обсуждаем между собой, о чем же скажет Ильич. О трудностях на фронте? О разрухе в стране? Оказалось, что совсем не об этом. Ленин раскрыл перед нами завтрашний день. Просто и понятно показал, в чем состоят задачи молодежи, как надо строить коммунизм. "Перед вами, – говорил Владимир Ильич, – задача строительства, и вы ее сможете решить, лишь овладев всеми современными знаниями..." Коммунизм строится не на пустом месте. И он призвал нас учиться, учиться и учиться. Вот как было... А теперь посуди сам, какое это оружие – знания. Без знаний – ничего нет. Ни спутников, ни атомных электростанций, ни вычислительных машин... Это следует хорошо понять, внучек. Раз и навсегда.
– Я понимаю.
– Ой, так ли это?
– Ты что, бабуля, сомневаешься? – беспокойно заерзал на тахте Венька.
– Да вот, как погляжу, ты все никак в толк не возьмешь. Как котенок слепой: в блюдечко не ткни – сам ни за что не догадается, не найдет, где молоко.
Это уже было слишком. Венька стал возражать бабушке. Доказывал, что он вовсе не такой. И учится неплохо, и много читает, и в Клуб изобретателей записаться собирается. Вот только сочинение одолеть.
– А о чем ты написать хочешь?
– Как о чем? О кибернетике. О том, что задумал починить черепаху.
– Молодец, я именно так о тебе и подумала. И что же тебе мешает?
– Я и сам не знаю...
– В таком случае нечего одному возиться. К друзьям надо идти. К Агею Михайловичу. Ведь вы, кажется, сегодня собираетесь?
– Собираемся, – неуверенно ответил Венька. – Только что из того? Я же все равно не знаю пароля.
– Бери своего киберноса и иди. Не медли. И "Эврика" откроет перед тобой двери.
– Правда, бабуля?
– Да я в этом нисколько не сомневаюсь. С товарищами, внучек, не пропадешь.
Венька подошел к письменному столу, на котором лежал кибернос. Посмотрел на покореженную черепаху, на свою тетрадку для сочинения. Неясные мысли, которые еще недавно не давали ему покоя, исчезли. Новое, незнакомое ранее чувство уверенности овладело им, преодолело прежнюю робость... Оно, это чувство, вселяло в него веру, что никакой он не трус и никогда не будет прятаться за чужими спинами. А если это так, то надо поступить, как советует бабушка. Надо идти к товарищам и не бояться того, что от них, вероятно, придется выслушать пусть себе и горькие, но зато справедливые слова правды.
