Текст книги "Черепаха без панциря"

Автор книги: Георгий Шилович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Над дверями, которые время от времени неслышно раскрывались и закрывались, пропуская посетителей, висели пузатые, круглые, как эмалированный таз, часы. Их циферблат поблескивал со стены холодно и настороженно. Стрелки, казалось, застыли на месте, но Казик и так знал, что теперь на озеро уже не успеть.

Хоть в приемном покое было довольно людно – многие пришли проведать родственников или знакомых и у гардероба, чтобы раздеться и получить халат, стояла длинная очередь, – вокруг царила затаенная тишина. Не слышно было даже шума с улицы, что совсем рядом, за сквером, по которой привычно струился неудержимый живой поток.

В покое пахло лекарствами. Все стулья были в полотняных чехлах; на столе стояла ваза с букетом осенних цветов. Чистотой сияли стены, пол из метлахских плиток, подоконники, которые снова и снова протирала влажной тряпкой девушка-санитарка с аккуратно подобранным под марлевую косынку узлом огненно-рыжих волос.

К девушке-санитарке часто обращались посетители. В этих случаях она отрывалась от работы, вежливо отвечала. Кому советовала подождать профессора, кому объясняла, как найти главного хирурга или палатного врача, показывала, где находится окошко дежурной сестры. Вообще, как заметил Казик, девушка-санитарка знала все, каждому могла дать необходимые сведения.

"Может, и о Шуркиной маме что-нибудь знает?" – подумал он. Но спросить постеснялся.

– Мальчик, – подошла санитарка к Казику, – подними, пожалуйста, ноги.

Под ногами проворно заходила электрическая щетка: "Шах-шах!" Этот звук чем-то напомнил Казику железнодорожный переезд, когда он бросился наперерез поезду, чтобы быстрей добежать до будки телефона-автомата. Едва успел перескочить рельсы, как кто-то сильно схватил за воротник, дернул к себе: "Жить надоело, молокосос?!"

Это был стрелочник в промасленном ватнике, подпоясанный армейским ремнем, за которым торчали два флажка – красный и желтый, дудочка-рожок и еще что-то, что Казик не успел разглядеть. Он весь сжался, втянул голову в плечи от страшного грохота, что обрушился сзади, оглушил. Дохнуло жаром в затылок, густое белое облако пара окутало лицо, осело холодными мелкими капельками на лбу, щеках, шее...

Он закричал: "Пустите, дяденька!" – и изо всех сил рванулся из крепких рук стрелочника, даже воротник куртки затрещал...

"Эх, нет на вас управы", – только и услышал за спиной.

Об этом он никому не рассказал: ни маме, когда усталый вернулся домой, вызвав "скорую помощь", ни Шурке, когда встретились сегодня утром. Хорошо, что еще вечером осмотрел надорванный по шву воротник и сам незаметно подшил его. Мама так ничего и не заметила.

Утром мама сама посоветовала Казику сбегать к Шурке и вместе с ним проведать в больнице тетю Броню. Попросила передать ей баночку яблочного компота и сверток с печеньем, приготовленный Казику в поход. Сказала, что на озеро можно и не ехать и чтобы он пригласил Шурку пожить у них, пока не выздоровеет его мама... Кажется, еще наказывала, чтобы не опаздывали на обед.

Казик неподвижно сидел на стуле и думал о том, что теперь главное, чтобы все хорошо обошлось с тетей Броней. А что все в порядке, что все будет хорошо, он почувствовал сразу, как только увидел друга, показавшегося из-за матово-стеклянных дверей.

Халат на Шурке висел, как на жерди, почти до самых пят. Лицо было немного растерянным, но прежняя тревога и озабоченность исчезли. Остались где-то там, за стеной приемного покоя.

– Ну как? – подбежал Казик к Шурке. – Что с мамой? Выписывают?

– Нет, сказали, не раньше чем через неделю. – Он сбросил халат, сдал его в гардероб. – Операцию сделали. Аппендицит был.

Они оказались на широкой лестнице главного входа. Здесь Казик остановился, спросил:

– А что говорит мама?

– Привет тебе передала и большое спасибо... А знаешь, что доктор сказал? Хорошо, что не промедлили, сразу вызвали "скорую помощь". С аппендицитом шутки плохи...

– А что это за аппендицит такой?

– Ну, кишка такая в животе. Воспаляется... Разве не знаешь?

– Нет...

– Заболеешь – узнаешь! Чикнут, как маме.

– Типун тебе на язык! – отмахнулся Казик и хлопнул друга по плечу. Давай лучше подумаем, что будем делать дальше? Ко мне пойдем или на озеро? Может, еще успеем...

Ребята посоветовались и решили податься вслед за отрядом на озеро. Обычно туда ездили трамваем или автобусом. Но теперь им не было никакой нужды связываться с транспортом. Пешком через парк Победы – гораздо ближе. И не нужно петлять по улицам – сразу попадаешь к пристани, откуда семиклассники договаривались начать свое путешествие на речном трамвае, чтобы потом высадиться на острове.

Казик теперь уже жалел, что ничего не прихватил в собой. Все туристское снаряжение оставил дома. Он размахивал руками и говорил:

– На пристани, наверное, не застанем.

– Семеро одного не ждут.

– Тогда сами переберемся на остров.

– Ага, – соглашался Шурка. – Возьмем лодку... А не найдем – искупаемся и назад.

– Ишь, чего захотел! Не та пора.

– А что?.. Смотри, какой денек выдался! Теплынь-то какая...

Казик не ответил.

Ребята свернули на улицу, ведущую к реке. Мимо них с тихим шуршанием проносились легковые автомашины, мчались одна за другой почти вплотную. В общем потоке чадили мотоциклы, приглушенно тарахтели форсистые мотороллеры. Ближе к тротуару жались деликатные мопеды, обгоняли велосипедистов, ехавших с пучками удочек, заброшенными за плечи, словно ружья, с рыбацкими ведерками, прикрепленными к багажникам. Все стремились вперед – скорей на лоно природы, к реке, к озеру, в лес!

"Эх, был бы у меня хоть какой-нибудь завалящий мопедик, – думал Казик, – махнули бы с Шуркой далеко-далеко, в Березинский заповедник или еще дальше, к чарующе-синеокому Палику, где в нынешнем году бродили с отцом".

Никогда не забыть ему тех молчаливо-величавых мест, смолистого аромата боров, душистой, как мед, земляники, глухих, таинственных стежек! Все показал бы Шурке: и как в грозу ловят рыбу, и где начали строительство нового пионерского лагеря, и памятник партизанам, погибшим в войну.

Напрасно не взяли они летом Шурку с собой. Ничего этого он не испытал, ничего не увидел. Теперь только на пленке посмотрит, да и то, если получилось.

– Ты уже проявил что-нибудь? – спросил Казик.

– Не все.

– Ну и как?

– Пока еще не прокручивал, но есть удачные кадры.

– Правда?

– Конечно, хоть и не все одинаковые.

Об уроке математики, на котором Агей Михайлович должен был показать счетную машину, Казик не расспрашивал. Жалел, что Шурка снова влип. Учителя подвел, Машу обидел, с друзьями поссорился... Нужно его и Веньку как-то помирить с классом. Вот только как?..

Берег там, где они вышли к реке, был высокий, обрывистый. К почти неподвижной воде свисала порыжевшая зелень плакучих ив. В тени деревьев стояла прохлада, тянуло влагой и сыростью. У самого берега плавала стайка белых уток. Они раз за разом ныряли, показывая над водой свои куцые хвостики, смешно шарили плоскими клювами в траве, ища какую-нибудь поживу.

– И что они там находят? – удивился Шурка, с любопытством глядя на уток. – Разве в такой топи может что-нибудь водиться?

Казик не отвечал. Время от времени он останавливался и, привстав на цыпочки, вытягивал шею, стараясь разглядеть пристань. Но ему это не удавалось, пока они не вошли на пригорок. Отсюда, с высоты, все озеро, начинавшееся за плотиной, было как на ладони. На тонком шпиле над пристанью весело трепетал на ветру красный флажок. Одноклассников нигде не было видно.

– Опоздали, – сказал Шурка.

– Конечно. Пошли быстрей, а то и на острове никого не застанем.

– А как мы туда доберемся?

– Как-нибудь! Попросим кого-либо из рыбаков, чтобы перевезли.

Они вышли к плотине. Серебристый каскад упруго переливался через щит, грозно шумел, падая вниз, пенился, кружил опасные водовороты. Ниже стремительное течение стихало и, угомонившись, бежало дальше по своему древнему руслу.

Муть и пена не давали рассмотреть дно реки. Видно, тут были рыбные места, потому что много народу сидело с удочками. Какой-то высокий дядя в широкополой шляпе и резиновых сапогах-ботфортах даже спиннингом размахивал. Заядло забрасывал то на середину реки, то вниз по течению, то вверх.

Шурка хотел остановиться, понаблюдать за рыбаком, но Казик потащил его дальше, в сторону лодочной станции, где находился морской клуб с моторками, скутерами и байдарками. Он все приглядывался, к кому бы обратиться, попросить перевезти их на остров. Но возле берега лодок не было.

– Видно, ничего не получится, – с сожалением отметил Казик. – Придется идти на пристань. Там быстрей что-нибудь попадется в нашу сторону.

– Так будет лучше всего, – согласился Шурка.

Да и что им оставалось делать? Бродить по пляжу и любоваться разноцветными зонтами-грибками?! А в это время друзья, наверное, где-то готовят уху, слушают Агея Михайловича. Ведь учитель собирался весь выходной день провести с ними на озере...

Шурка потянулся, затем уселся на песок возле самой воды и начал разуваться.

– Помою ноги, – сказал он.

– И я сполоснусь, – присел Казик и вдруг насторожился.

Из-за мыска показалась моторка. Плыла она как-то непонятно: виляла, словно шла без руля, неуверенно направляясь в их сторону.

Шурка тоже увидел лодку и с интересом следил за ней. – Что за черт, удивился Казик. – Балуется кто или, может, утонул?

– Почему?

– Разве не видишь? В моторке же никого нет.

Шурка подхватился с земли, переглянулся с Казиком и пожал плечами:

– Действительно, никого...

– Может, кто-нибудь укрылся от ветра, лежит на дне да и загорает себе в затишье?

Неожиданно моторка заглохла. По инерции проплыла еще немного и ткнулась широким дюралевым носом в берег. Волны сразу же тихо заплескались о борт, закачали ее.

Шурка подался вперед и, высоко, как аист, поднимая ноги, двинулся по воде к лодке. Штаны, чтобы не замочить, он подтянул и придерживал руками. Хорошо, что здесь было мелко, не выше колен.

Вот он приблизился к моторке, заглянул в нее. Пустая! Шурка растерялся: и вправду, не утонул ли хозяин?

Казик почувствовал тревогу друга и тоже заспешил к лодке.

– Надо быстрее сообщить водолазам! – командовал Шурка. – Давай залезай, попробуем завести. – И он перевалился в лодку.

За ним начал карабкаться на борт и Казик. В этот момент дрогнул мотор. Захлебнулся и снова застучал. Казик закричал:

– Что ты делаешь? Подожди!

Его ноги были еще в воде. Он почувствовал, как задрожал металлический корпус моторки и та начала медленно двигаться. Казик напрягся и опрокинулся на дно. Подхватился и сел. И только теперь увидел изумленное, застывшее лицо друга. Широко раскрытыми глазами Шурка уставился на корму, будто увидел там не мотор, а самого утопленника, которого они собрались искать.

Наконец он растерянно пробормотал:

– Я... Я ничего не делал! Ничего не трогал!.. Мотор без меня начал работать...

– Как?

– Не знаю.

Шурка не врал, как вначале показалось Казику. Вот лодка сама сделала крутой поворот, нацеливая свои нос на середину озера. Ее немного покачивало из стороны в сторону, это заставило ребят крепче ухватиться руками за борта.

– Что за чертовщина! – испуганно проговорил Казик.

А на корме все более напряженно и слаженно рокотал мотор. Бурлила и пенилась сзади вода. Моторка оставляла за собой длинный волнистый след.

Ветер упруго бил в лицо, надувал рубашки. Казик вертел головой и не понимал: "Что за нечистая сила включила мотор? Кто управляет лодкой?"

– Куда это она нас? – громко прокричал Шурка, потому что шум мотора и ветер заглушали слова.

– На середину!

– Куда?

– Разве ты сам не видишь куда? – разозлился Казик. – В гости к Нептуну!

Пригнувшись и держась за борт, он медленно продвигался вперед, к носу лодки. Не обращал внимания на то, что берег уже остался далеко позади. Он хотел остановить лодку, разгадать ее тайну.

Казик добрался до черной баранки руля. Уцепился за нее, попробовал осторожно покрутить. Не поддается! Нажал сильней. Лодка по-прежнему держалась своего направления. Ее нос теперь был высоко задран над темно-зеленой водой. За кормой слышалось неизменное "тух-тух-тух!..".

– А ведь здорово, правда? – крикнул с кормы Шурка.

Он освоился и повеселел. С увлечением следил, как моторка догоняет парусник, который шел немного в стороне, почти тем же курсом, что и они. Оттуда махали руками, что-то кричали.

– Салют, – крикнул Шурка. – Ха-ха-ха... Нажимай, калоша!

Он свешивался за борт, зачерпывал ладонью воду. С наслаждением подставлял лицо брызгам, фонтаном взлетавшим в воздух. Ловил их ртом. И хохотал, когда брызги, попадая за воротник, щекотали тело.

Моторка обогнала парусник, и тут Казик почувствовал, как баранка в руках против его воли сделала уверенный поворот. До этого он еще мог думать, что лодка завелась и двинулась с места по чистой случайности. Но теперь сообразил, что лодкой управляют на расстоянии, и внимательно следил за стрелками приборов на щитке, хотел уразуметь, понять тот хитрый механизм, который подчинялся чьей-то воле, и не замечал опасности, которая неумолимо надвигалась.

Эту опасность, пробравшись к другу, первым увидел Шурка. Прямо наперерез моторке шел речной трамвай. Снизу он казался мальчишкам огромным пароходом, громадиной, которая не сойдет с дороги, не свернет, а разобьет, уничтожит их маленькую посудину. И не проскочишь, не обойдешь...

– Смотри! – похолодел Шурка. – Видишь?

Казик не шелохнулся. Он смотрел на металлический блестящий прутик, что покачивался на носу лодки. Раньше не обращал на него внимания: думал, просто так, для флажка. А не тот ли это невидимка, который принимает радиосигналы и управляет моторкой?

Шурка стукнул друга по плечу:

– Ты слышишь?.. Смотри!.. Мы не проскочим!..

– Подожди! – Казик не выпускал из рук руля. Надеялся, что вот-вот, как и тогда, когда они обходили парусник, баранка шевельнется в руках и заставит моторку свернуть в сторону от речного трамвая. Только напрасно. Баранка не шевелилась. Слегка вздрагивала, напоминая, что мотор работает, мчит их навстречу беде.

Прошло еще несколько бесконечно долгих секунд. Казик весь сжался, подался вперед. Вот сейчас, сейчас. Минута, еще одна... Баранка не двигалась с места. Издевательски покачивался прутик. Тогда он, выпустив баранку, прыгнул на выпуклый нос моторки. Распластался и припал к гладкому и скользкому дюралю.

– Куда ты?! – ужаснулся Шурка. – Назад!

Не обращая внимания на его крик, Казик подтянулся к прутику, чтобы проверить свою догадку. Шурка ничего не понимал: зачем Казику этот проволочный штырек? Надо же спасаться!..

За спиной грозно и ритмично постукивал мотор. А прямо по ходу лодки стремительно надвигался и рос красно-желтый борт речного трамвая. Сейчас столкнутся, и тогда...

О том, что будет тогда, Шурке думать не хотелось. Страх подтолкнул его к борту моторки.

– Спасайся-а-а! – завопил он и прыгнул в воду.

Зеленоватая волна, бежавшая за лодкой, покрыла Шурку с головой. Ветер подхватил его крик и разорванным эхом разнес над водой:

– А-а-а!..

Глава восьмая

НАГОНЯЙ

Происшествие на озере, когда Шурка и Казик попали в беду, снова растревожило отряд седьмого "А".

– Как нехорошо получилось! Ой, как нехорошо! – в один голос гудел перед началом уроков класс.

Никто не предполагал, что Марченя и Протасевич так подведут Агея Михайловича. Про драку и воробья даже не вспоминали. Говорили только о моторке, потому что она как раз и была тем сюрпризом, который Агей Михайлович подготовил для них.

На пристань, где собирались семиклассники, учитель пришел не один. Вместе с ним были его бывший ученик, а теперь аспирант Академии наук Вадим Иванович Руденок и десятиклассник Юрка Федоринчик, известный в школе радиолюбитель.

Сначала на аспиранта ребята не обратили особого внимания. Высокий, загорелый почти до черноты, он был в обычных парусиновых штанах и такого же светлого цвета спортивной куртке нараспашку. За спиной Вадим Иванович поддерживал довольно тяжелый рюкзак, словно собрался не на прогулку, а в длительное туристское путешествие. Своим внешним видом, как показалось ученикам, Вадим Иванович ничем не напоминал научного работника. И все очень удивились, когда Агей Михайлович, отрекомендовав его, сказал, что Вадим Иванович работает в институте математики и вычислительной техники.

– Ого! – воскликнул Венька и поинтересовался: – И что вы делаете?

Вадим Иванович снял с плеч рюкзак, осторожно поставил возле ног и только после этого ответил:

– А как ты думаешь?

– Ну, задачки разные решаете.

– Правильно, решаем. Только не такие, как вы в школе, и не так. У нас есть добрые помощники. Весьма надежные.

– Электронно-вычислительные машины?

– Правильно. Слыхал о таких?

– О, так вам легко! – Венька взглянул на Агея Михайловича, который разговаривал с вожатой. – Вот бы нам такую машину!

– И что бы вы с ней делали?

– Как что? Ведь у нас каждый день математика. Уроки в школе, примеры и задачи на дом. Иной раз в футбол некогда сгонять!

– А видел ли ты когда-нибудь, как действует электронно-вычислительная машина? Представляешь ли себе ее размеры? – улыбнулся Вадим Иванович.

– Нет, – смутился Венька.

– Вот и приходите к нам в институт. Посмотрите. И не думай, что математика занимается лишь простым подсчетом и измерениями. Наверное, и сам теперь это понимаешь. Математика вовсе не скучная наука.

И уже когда семиклассники разместились на верхней палубе речного трамвая и подготовились к прогулке по озеру, Вадим Иванович начал рассказывать об одной из интереснейших областей техники – кибернетике, которая без математики не смогла бы и шагу сделать. Он распаковал свой рюкзак и на удивление всем достал оттуда не туристское снаряжение, а походную радиостанцию.

Венька сидел рядом с бабушкой и Машей. На душе было легко и радостно: он и сам не заметил, как бабушка помирила его с Васильковой. Правда, язык долго не поворачивался, не мог вымолвить несколько таких простых, казалось бы, слов, точно присох к нёбу. И все же Венька произнес их, попросил у девочки прощения.

– Прости, Маша, – пробормотал он и протянул руку: – Мир.

Маша покраснела, как и Венька, сразу согласилась:

– Мир так мир. Только – чур! – на сто лет.

– Навеки! – подхватил Венька и заглянул ей в глаза.

Маша не откусывает, а понемножку слизывает эскимо с палочки, причмокивает влажными губами, остерегается, чтобы не капнуть на чистенькое платьице с белым воротничком. А сама внимательно следит за приготовлениями Вадима Ивановича и все удивляется: никогда раньше не приходилось ей видеть, как работает походная радиостанция.

Венька тоже старается не пропустить самого интересного. Ребята, столпившиеся впереди, мешают ему, но он молчит, не подает голоса. Слышно, как под ногами слегка подрагивает палуба. Пенится, шумит за кормой вода. Трамвай плавно набирает скорость. Постепенно отдаляется берег, исчезает с глаз пристань. И совсем не требуется большой фантазии, чтобы представить то, о чем говорит Агей Михайлович. Он стоит посреди палубы. Ветер ерошит его седую бородку, развевает полы черного в полоску пиджака.

– Вот так когда-то, – рассказывает учитель, – спешили к родным берегам древние греки. Везли на своем паруснике финики, дорогие ткани, разные ценности. Проходили день, неделя, месяц... Всходило и заходило солнце. День сменялся ночью. Над морем высыпали большие яркие звезды. Матросы отправлялись отдыхать. И только один человек не имел права сомкнуть глаз. Это был рулевой – по-гречески "кибернос". Он обязан был все время следить за курсом корабля.

Забыв о мороженом, Маша не замечает, что оно растаяло, стекает по палочке. Не сводит с учителя глаз и Венька. И мнится ему, что не на палубе речного трамвая он, а на древнем греческом паруснике. Направляется к родным берегам.

– Нелегкое это дело, особенно во время бури, – слышится глуховатый голос Агея Михайловича. – Поднимется шторм, собьет парусник с дороги. Тогда рулевой по солнцу, по звездам вновь определяет направление и заставляет парусник лечь на правильный курс. От мастерства киберноса, от его опыта, навыков и знаний зависела судьба корабля, судьба товарищей. Так было когда-то... А вот современный океанский пароход. На смену парусам пришли могучие машины. Сначала паровые, потом дизельные, электрические. У рулевого появились умные и надежные помощники – точные приборы-автоматы. Они теперь следят за курсом, определяют направление, управляют кораблем. Механизмы безупречно выполняют функцию древнего киберноса.

На какой-то момент Агей Михайлович умолк. Передохнул немного, поглядывая на учеников. Потом заговорил снова:

– Видите, откуда пришло к нам это слово. А науку, которая занимается созданием таких автоматов в самых различных областях техники, назвали кибернетикой. Она очень тесно связана с физикой и радиотехникой. В ее создании принимают участие также и физиологи, и медики, и лингвисты... Но самое непосредственное отношение к кибернетике имеет математика...

Это было продолжением той беседы, которую Агей Михайлович совсем недавно начал с рассказа о самой первой счетной машине человека. Десять пальцев руки – и электронно-вычислительная машина! Парусник с рулевым на корме – и космический корабль, управляемый человеком на расстоянии в сотни тысяч километров...

Теперь семиклассники наблюдали за Вадимом Ивановичем. Следили за его приготовлениями и все расспрашивали: где сейчас моторка, откуда она должна появиться, можно ли сделать такую в школьной мастерской. Даже Венькина бабушка подошла ближе к краю палубы и, щуря старческие глаза от солнечных зайчиков, сверкавших на воде, пожалела:

– Ай-яй! Как же это мы не догадались взять бинокль. Почему ты мне ничего не сказал?

– Да я и сам не знал! – протиснулся вперед Венька.

Позже, когда вдалеке действительно показалась моторка и семиклассники восторженно зашумели, он и без бинокля первым разглядел, что в ней кто-то есть. Сперва Венька подумал, что это так и надо. Подбросил вверх свою панамку и поймал на лету. А когда присмотрелся внимательней – не поверил глазам: в лодке были Казик и Шурка.

"Откуда?" – оглянулся он на товарищей. Те также узнали своих. Еще громче загудела голосами палуба.

Но учителя и вожатую, особенно Вадима Ивановича это неожиданно насторожило. Юрка Федоринчик, сняв пиджак и оставшись в матросской тельняшке, нервно перебирал рычажки радиостанции, волновался, что-то говорил Алисе Николаевне. Та вдруг побледнела, поняв, что с моторкой что-то не ладится. Над радиостанцией озабоченно наклонился Вадим Иванович.

Тревога нарастала. Юрка и Вадим Иванович не отходили от радиостанции, настойчиво искали причину неполадок. Они не знали, что уже ничего не смогут сделать. Лодка без антенны не могла принимать сигналы, не слышала и не выполняла их команд. Она мчалась наперерез трамваю. Оставалась только надежда – рулевой успеет повернуть судно и уклониться от столкновения с моторкой.

Алиса Николаевна стремглав бросилась к носовой части палубы... И в этот момент послышался Шуркин пронзительный вопль: "Спасайся-а-а!" Еще мгновение – и Казик не успел бы вставить антенну в гнездо. Тогда, возможно, не обошлось бы без аварии. И кто знает, стояли ли бы минутой позже Марченя и Протасевич на палубе речного трамвая.

Ребята выкручивали Шуркины штаны и рубашку. Венькина бабушка укутывала его своим плащом и приговаривала:

– Разве ж так можно? Не зная брода – сунуться в воду?.. Хоть бы мать пожалел...

Рядом стоял Казик. Виноватая улыбка кривила его губы. Он старался не смотреть на Агея Михайловича, прятался за спины товарищей. На все расспросы Вадима Ивановича нес какую-то околесицу. И никак нельзя было понять, каким образом они оказались в лодке, что у них там приключилось.

Венька тихо шепнул Казику, что напрасно он связался с Протасевичем. Шурка может еще и не так подвести. Как его с тем воробьем. Он потащил Казика в сторону.

– Ты ведь, наверное, ничего не знаешь. Пошли, расскажу...

– Отстань! – вдруг обозлился Марченя. – Сам ты ничего не знаешь! Привык только во всем себя видеть.

Это "отстань" здорово обидело Веньку. "Ну и ладно, – думал он, – пусть сам выкручивается. Ко мне лодка никакого отношения не имеет. А с Машей я помирился. Теперь все на них навалятся. Тоже мне, моряки нашлись!.."

И Венька больше не подходил ни к Казику, ни к Шурке.

Не заговорил он с ними и на другой день, когда прибежал в школу и встретил их вместе. Даже не поздоровался. Прислушивался к тому, о чем говорили в классе, и радовался: про драку и воробья никто не вспоминал. Говорили только о моторке да про Шуркино купание.

Перед звонком в класс забежала старшая пионервожатая.

– Здравствуйте, Алиса Николаевна! – сразу же заспешили ей навстречу девочки. – Мы вас ждем.

Семиклассники обступили вожатую. Маша обняла Алису Николаевну за талию, прижалась к ней и восхищенно смотрела на нее снизу вверх. На груди у вожатой алый галстук, белая блузка безупречно выглажена, черные блестящие волосы аккуратно причесаны. И следа не осталось от вчерашнего волнения! Теперь даже трудно представить, что во всем этом наряде Алиса Николаевна прыгнула с верхней палубы спасать Шурку. Лишь лодочки на высоких шпильках успела сбросить. Никто не ждал от нее такой смелой решительности. С виду вожатая совсем не сильная, а вот же смогла помочь Шурке выбраться из воды.

И вот она вновь стоит перед ними. Глаза ее улыбаются, но она старается спрятать улыбку под пушистыми ресницами. Венька тоже протискивается ближе к вожатой, не обращая внимания на толкотню.

– Никто не заболел? – спросила Алиса Николаевна и посмотрела на Протасевича.

– Не-ет!

– Тогда и вовсе хорошо. – Вожатая положила руку на Венькино плечо. – А твоя бабушка как?

– Нормально. Сказала, что снова поедет с нами, когда выберемся...

– А в школу ее пригласили?

– Пока еще нет.

– Смотрите, а то седьмой "Б" опередит. Снова останетесь с носом.

– Не опередит, – с важностью сказал Венька. – Ведь бабушка-то моя! – И он посмотрел в сторону Марчени.

Ни Казика, ни Шурки не было, когда там, на пристани, в ожидании речного трамвая бабушка рассказывала, как копали озеро, которое поздней назвали Комсомольским. Все удивлялись, что тогда не было бульдозеров, самосвалов, что там, где теперь зеленеет парк, была сплошная пустошь...

Прозвенел звонок, и вожатая заторопилась.

– Давайте, друзья, соберемся после уроков, – сказала она. – Нам есть о чем поговорить.

На переменках Венька расхаживал по классу гоголем. Для него как будто все складывалось распрекрасно. Никто из одноклассников на него не косился. Про воробья и драку не вспоминали. Алиса Николаевна и вчера и сегодня разговаривала с ним хорошо... Вот только с Казиком надо бы переговорить. И чего он прилип к Шурке? Ни на шаг не отходит.

И когда семиклассники остались после уроков, чтобы поговорить о своих делах, Венька первым взял слово и стал называть фамилии тех, кто уже успел нахватать двоек. Сказал, что такое положение дальше нетерпимо. Надо что-то предпринимать.

– А что именно? – спросила Маша. – Вот ты и скажи.

– Подтянуть их надо. Прикрепить сильнейших, чтобы помогли. И за дисциплиной следить...

Сказав о дисциплине, Венька покраснел и попытался перевести разговор на другие пионерские дела отряда. Напомнил, что у них еще и план работы на первое полугодие не составлен, и редколлегия не избрана, и вообще они только начали раскачиваться.

– Ты лучше расскажи про воробья!

– Про драку в классе!

– Почему ты с Протасевичем с уроков удрал? – послышались голоса.

Венька растерялся. И надо же ему было вылезти со своим выступлением. Теперь хоть провались со стыда.

Маша почему-то опустила голову. Уставился куда-то в угол Шурка. Не реагирует Казик, сидит, подперев голову кулаками. Никто не спешит на выручку Веньке.

Неужели ему одному держать ответ? За все! И что он может сказать? Но говорить что-то надо было. И он жалобно бормочет вовсе не о том, о чем хотел сказать:

– Я... Я не виноват. Это же Протасевич пустил воробья...

– Не виноват?.. Посмотрите на него! – возмущенно зашумели девочки. Ягненочек какой... Не прикидывайся!..

Венька еще пытался о чем-то беспомощно мямлить в свою защиту, но его уже никто не слушал. Шум и галдеж взорвали тишину в классе.

– Пусть Протасевич скажет! – требовательно выкрикивали с мест. – Почему он молчит?

– И скажу, – поднялся из-за парты Шурка. – Чего вы на одного Старовойтенко накинулись? Это правда, что я принес воробья в класс. Из моих рук он вырвался... И на озере был я...

Он глубоко вздохнул и опустил голову. Но не сел. По-прежнему стоял, крепко сжимая обеими руками поднятую крышку парты.

Казик заметил, как у Протасевича побелели кончики пальцев. И весь он словно окаменел. Не просто дались ему те, внешне спокойно сказанные слова о признании своей вины. А в чем она? Что он такого сделал? Хотел как лучше.

Как ни крути, а Шурке не везет. Неприятности за неприятностями. А тут еще Венька. Сам изворачивается, на Шурку все валит.

Все это разозлило Казика. И он не сдержался. Вскочил со своего места.

– Алиса Николаевна! Ребята! – торопливо заговорил Казик. – Подождите! Не будем сегодня обсуждать поведение Протасевича. Слышите? Я все знаю! У него мать больна, в больнице...

У товарища беда, и все, только что стоявшее в центре внимания, вдруг отступило на второй план.

Вон уже Маша о чем-то перешептывается с соседкой, намеревается что-то сказать вожатой.

– Я же ничего не знал, – потихоньку сказал Венька Марчене. – Я...

– Тогда лучше помолчи, – резко оборвал его Казик. – Привык, трус, за чужие спины прятаться.

– Тише, друзья! – прервала их Алиса Николаевна. – Не надо ссориться. Давайте попробуем разобраться спокойно.

Венька не поднимал головы. Плохо понимал, о чем говорили вожатая, товарищи. Чувствовал, как пульсирует на виске жилка, словно неутомимо выстукивает одно только слово, неотвязное, обидное слово – трус, трус, трус...

"Неправда! – хочет крикнуть Венька. – Я совсем не такой!"

Глава девятая

КИБЕРНОС НА БАЛКОНЕ

После обеда Казик не спешил на улицу: ждал возвращения из больницы Шурки. Но того почему-то долго не было. Должно быть, поэтому и задача не решалась. Вон уже сколько страничек в тетради исчеркал, а конца и не видно!..

– Пойди погуляй, отдохни, – сказала мама, подходя к столу.

– Сейчас! – кивнул Казик и снова склонился над задачей, решение которой ему никак не удавалось.

На первый взгляд ничего сложного в задаче не было. Задача как задача. Правда, в тетради она оказалась после того, как Агей Михайлович дал задание на дом. В конце урока учитель вызвал к доске Протасевича и продиктовал небольшое предложение:

"Каждый может добиться победы знаниями".

Шурка старательно вывел каждую букву, поставил в конце жирную точку. Затем перечитал и вопросительно обернулся: ведь у нас же урок математики, а не языка. Что же здесь надо решать?