Текст книги "Черный ангел (Фантастика Серебряного века. Том IV)"

Автор книги: Георгий Иванов

Соавторы: Николай Карпов,Георгий Северцев-Полилов,Николай Ежов,Валериан Светлов,Андрей Зарин,Владимир Мазуркевич,Борис Мирский,Олег Леонидов,В. Никольская,Алексей Будищев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Мисс Бесси Кроссвенор сводила в это время с ума всех мужчин Каира; ее красота, богатство, туалеты заставляли бледнеть от зависти всех светских женщин Каира. Сознаюсь тебе, что и мне она давно нравилась, но как-то не представлялось случая познакомиться.

И вдруг эту веселую, нарядную, кокетливую женщину я встречаю под именем Вероники, в качестве члена тайного оккультного братства, да еще получаю ее себе в наставники. Было от чего прийти в изумление!

Дядя в волнении прошелся по кабинету и задумался.

– Тут мне придется сделать изрядный скачок, – наконец, возобновил он свой рассказ.

Произошли события, говорить о которых я считаю себя не вправе… да и тяжело мне это… Вкратце дело было так. Бесси Кроссвенор, или сестра Вероника, оказалась очень осведомленной и опытной наставницей. Она скоро ввела меня в курс того, что я должен был знать, как член «Ложи правой пирамиды». Организованы занятия были великолепно. Во внутренности Сфинкса помещался целый оккультный университет с аудиториями, прекрасно оборудованными лабораториями, анатомическим театром и отдельными помещениями для разных упражнений.

Ты, вероятно, читал, какой шум в ученом мире произвело недавнее открытие американского египтолога, профессора Рейснера; этому ученому удалось проникнуть вглубь Сфинкса и обнаружить находящийся там роскошный храм Солнца, колоннады, лестницы и гробницу фараона Менеса. Несколько тысячелетий прошло, прежде чем мир узнал об этой тайне молчаливого Сфинкса. Но и то мир узнал не все: он и не догадывается, что небольшая группа людей, – братьев «Ложи правой пирамиды», – давно проникла в самое сердце Сфинкса, и только непредвиденные обстоятельства заставили их удалиться оттуда и уничтожить все следы своего пребывания. Впрочем, я несколько забегаю вперед.

Итак, под руководством очаровательной Бесси я начал занятия. Интересно было расположение аудиторий. Все они помещались наверху, в голове Сфинкса, соединенной с нижними этажами бесшумным лифтом, причем каждая аудитория, в зависимости от своего назначения, находилась в голове Сфинкса в месте соответствующего мозгового центра; в височных долях, где находится центр слуховых ощущений, находилась аудитория для изощрения слуха; там, где, по мнению ученых, сосредоточены наши волевые импульсы, была расположена комната для упражнения силы воли и т. д.

Словом, когда я вошел в курс упражнений и подробно ознакомился с системой преподавания, то к моему удивлению увидел, что оно поставлено на строго научную почву. «Ложа правой пирамиды» оказывалась хранительницей величайших научных истин, строго согласованных со всеми законами природы. И тут я убедился, что в мире нет чудес, а есть только неизвестное и неисследованное.

Вот тебе пример: с древних времен дару ясновидения приписывалось чуть ли не божественное происхождение; жрецы долгим искусством упражняли в себе эту способность, и все-таки она была настолько капризна, что не подчинялась желаниям; часто ясновидящий напрягал всю свою волю, все силы, и все-таки его духовный взор не мог пронизать мрак будущего. Но братья ложи могли в любую минуту быть ясновидящими; для этого им стоило лишь выпить настой особого растения, название которого сохранялось в глубокой тайне; теперь, впрочем, это растение известно; некоторые племена африканских дикарей знают его свойства; европейские же ученые только недавно узнали о его существовании; растение это называется «яге» и обладает способностью сообщать дар ясновидения. Видишь, как научно-просто, в конце концов, разъясняются все оккультные тайны! Впрочем, я уклонился от хода событий.

Итак, моим наставником сделалась прелестная Бесси Кроссвенор. Но занятия подвигались туго. Мало-помалу я так увлекся очаровательным учителем, что цель моего приезда в Египет утратила для меня всякое значение; я с нетерпением ожидал урока, но не для того, чтобы чему-нибудь научиться, а только для того, чтоб лишний раз встретить Бесси, полюбоваться ее чудным личиком и насладиться ее музыкальным голосом…

Дядя замолчал, мысленно переживая все, о чем он рассказывал.

Я тоже молчал, ожидая продолжения рассказа…

– Ах, опять эти воспоминания… – с виноватой улыбкой нарушил наконец дядя свое молчание.

На чем же я остановился?.. Да… Словом, подробности излишни… В старой, как мир, истории любви эти подробности более или менее одинаковы у всех… Я влюбился… влюбился, как мальчик… потерял волю, рассудок и, главное, способность относиться критически ко всему, что происходило вокруг меня. А относиться критически было к чему! Впрочем, я не хочу останавливаться на деталях; я вызвал тебя затем, чтоб при твоей помощи прийти к известному решению; решение это надо принять но возможности скорее… Каждая минута промедления может принести неисчислимые несчастья. Но в общих чертах ты должен усвоить суть дела.

Как-никак, мои оккультные знания возрастали. И я пришел к глубокому убеждению, как я уже сказал, что вся наша современная наука только азбука, по которой когда-нибудь, но еще в очень отдаленном будущем, мы научимся читать великую книгу природы. В мире нет ничего сверхъестественного в том обиходном смысле слова, как понимаем его мы. Духов, как представителей загробного мира, в которых верят спириты, не существует. Но существуют реальные физические и психические законы, существуют такие свойства человеческой природы и так называемых «бездушных» вещей, которые нам еще неизвестны и которые нашему ограниченному кругозору кажутся чудесными. Возьмем хотя бы чтение мыслей. Эта способность свойственна каждому человеку, но, конечно, ее нужно упражнять и развивать. Принцип ее очень прост: система беспроволочного телеграфа. Думающий посылает свою мысль со станции отправления, угадывающий принимает ее; весь вопрос в том, чтобы воспринимающий аппарат, то есть угадчик, развил в себе такую чувствительность, или, как называют оккультисты, «сенситивность», чтобы восприятие чужой мысли совершалось без всякого усилия с его стороны, почти механически. И я этого добился; вернее сказать, этого добились мои наставники по «Ложе правой пирамиды»; на развитие во мне этих именно способностей они почему-то обратили особое внимание. И результаты получились удивительные. Дошло до того, что голова моего собеседника представлялась мне чем-то вроде стеклянного шара, сквозь прозрачные стенки которого я видел реальное воплощение его мыслей. Тебе, конечно, известны опыты фотографирования мыслей? Так вот, подобная фотография мыслей моего собеседника была всегда пред моими глазами. Не только его напряженная, но даже мимолетная мысль сейчас же воспринималась моим мозгом. И вот что произошло.

III

В Англии существует весьма почтенное учреждение, «Британский клуб». Центральное отделение его находится в Лондоне, а филиалы раскинуты по городам всего мира. Доступ в этот клуб очень затруднен. Прежде всего, требуется единогласное избрание; но желающий баллотироваться в члены «Британского клуба» должен при этом удовлетворять целому ряду строгих требований: по происхождению принадлежать к родовитому, старому дворянству, обладать независимым состоянием, дающим не менее двух тысяч фунтов годового дохода (по-нашему 20 тысяч рублей) и т. д. Подданство и национальность безразличны. По этим условиям ты легко поймешь, что членами клуба были представители лучших и богатейших семей мира. Мне, как удовлетворявшему всем условиям приема, удалось, в бытность мою в Лондоне, проникнуть в число членов клуба. Но, занятый своими оккультными изысканиями, я был редким посетителем клуба, где все почти время посвящалось спорту и, главным образом, крупной карточной игре.

Филиальное отделение клуба существовало и в Каире.

Но до известного момента я даже не думал посещать его. И вот вдруг – ни с того ни с сего, – меня охватило страстное желание сыграть в карты. Где бы я ни был, что бы я ни делал, чей-то властный и настойчивый голос шептал мне: «Сыграй… сыграй… сыграй!» Наконец, я уступил и в один прекрасный вечер очутился за карточным столом в роскошной игральной комнате «Британского клуба» в Каире.

Моими партнерами оказались лорд Кэвилль, баронет Перси Бердслей и виконт да Круазье, секретарь французской миссии.

Игра началась.

И вот представь себе мой ужас, когда я почувствовал, что читаю мысли моих партнеров, как в открытой книге. Мне было совершенно ясно, какие карты у них на руках, какой карты им не хватает, какой ход они собираются сделать… Из азартной игры для меня был изъят ее главный принцип – случайность. Я должен был играть, как шулер, играть наверняка!.. Ты входишь в мое положение? Я, считавший себя до сих пор честным человеком, избегавший малейшей некорректности, вдруг, помимо моей воли, стал карточным шулером! А что я мог предпринять? Бросить карты и уйти? Почему? Но каком основании? Мои партнеры сочли бы себя оскорбленными… Объяснить, в чем дело? Во-первых, меня сочли бы сумасшедшим, а во-вторых, это было бы нарушением клятвы молчание, данной мною при вступлении в «Ложу». Но самое главное, – у меня не хватило бы силы воли ни уйти, ни признаться во всем… Чья-то тяжелая, свинцовая рука удерживала меня на месте, и властный голос шептал: «Молчи и играй… играй и молчи…» Я в ужасе почувствовал, что по чьей-то воле превратился в автомат для ограбления денег. Но стряхнуть это очарование я не был в силах… И я играл… ставил… бил чужие карты, снова ставил и брал крупные выигрыши.

– Ну, на сегодня с меня довольно… – раздался голос баронета. – К сожалению, продолжать игру я не могу…

Два других партнера тоже встали и предложили прекратить игру до завтра.

– Надеюсь, вы нам дадите возможность отыграться, – заметил с улыбкой виконт де Круазье. – Вам сегодня чертовски везло. Будем ловить момент, когда счастье вам изменит, – и, поклонившись, виконт пошел в бар слегка освежиться; за ним с довольно кислыми минами последовали Кэвилль и Бердслей.

Я остался один у карточного стола.

Передо мной лежала груда золотых монет и банковых билетов; я подвел итог игры; выигрыш равнялся без малого сорока тысячам рублей. Было ясно, что мои партнеры проигрались в пух и прах… На душе у меня было отвратительно, я сознавал, что, строго говоря, был мошенником и в то же время… в то же время аккуратно собрал весь мой выигрыш, рассовал его по карманам и направился домой. Голова трещала невыносимо, точно в ней была устроена кузница, в которой работала, по крайней мере, сотня энергичных кузнецов.

Я вышел на улицу.

Свежий воздух меня немного освежил… Но самочувствие продолжало быть угнетенным. Кое-как я дошел до дома. Войдя в кабинет, я к немалому удивленно увидел маркиза де Ларош-Верни. Он сидел в кресле, курил сигару и, видимо, поджидал меня. Был второй час ночи, и такой поздний гость был мне вовсе не по вкусу.

– Ну-с, мой русский друг, сколько же вы сегодня выиграли? – вот первые слова, которыми меня встретил маркиз.

– Около сорока тысяч рублей, – буркнул я, выворачивая на стол содержимое карманов. – Однако, позвольте, вы-то откуда знаете, что я сегодня играл? – в изумлении спросил я.

– Пора бы вам и оставить эту глупую привычку удивляться, – спокойно ответил де Ларош-Верни. – Для «Ложи правой пирамиды» тайн не существует. Вы же сами знаете, каким образом достался вам этот выигрыш. Им вы обязаны знанию, приобретенному от нашей ложи, а потому, – маркиз встал и подошел к столу, где лежали деньги, – и весь этот выигрыш, по справедливости, должен принадлежать «братству».

И де Ларош-Верни без церемонии сгреб весь мой выигрыш и спрятал в карман.

Я вспыхнул.

– Позвольте, это уж переходит все границы! – в негодовании воскликнул я.

– Да… да… да! Это деньги «Ложи правой пирамиды», – с расстановкой повторил маркиз и, подойдя вплотную, вперил в меня свои черные, сверкавшие сухим блеском глаза.

– Завтра ты опять пойдешь в клуб и будешь играть, слышишь? И никому ни звука о том, что тебе известно, – властно произнес де Ларош-Верни. – А теперь спи! – И, сделав перед моим лицом несколько быстрых пассов, маркиз повернулся и вышел из комнаты.

Я, как сноп, свалился на оттоманку и забылся тяжелым, нездоровым сном.

Дядя налил себе стакан воды и залпом выпил его.

– Положение, в которое я попал, должно быть тебе ясно: я был загипнотизирован. Под влиянием чужой, железной воли я превратился в орудие преступления, но такого, которое фактически нельзя было уловить, а юридически – невозможно было квалифицировать.

История эта продолжалась неделю. Целую неделю я ежедневно появлялся в «Британском клубе», играл, как помешанный автомат, и выиграл колоссальную сумму, что– то около полумиллиона. Мои противники постоянно менялись; одни, проигравшись или отчаявшись в выигрыше, уступали место другим, – но ты сам понимаешь, что можно было сделать с игроком, видящим насквозь карты своих партнеров! Один только виконт де Круазье не покидал поля битвы. Маленький секретарь французской миссии играл с мужеством отчаяния: его проигрыш был громаден. Жаль было смотреть на его искаженное лицо и дрожащие руки!..

И все эти деньги шли в «Ложу правой пирамиды»! Каждую ночь, возвратясь из клуба, я уже находил у себя маркиза де Ларош-Верни. Он хладнокровно забирал добычу, проделывал надо мной свои проклятые пассы и исчезал.

Но долго так но могло продолжаться!.. Атмосфера была слишком сгущена. Слава о моей игре распространилась по всему городу; но ведь ты знаешь, что хорошая слава лежит, а дурная – бежит. Слава, обежавшая весь город, была дурная слава. На меня стали коситься. Конечно, не было никаких данных обвинять меня в нечистой игре, – но, с другой стороны, такое неизменное, бешеное счастье… Для догадок открывалось обширное поле!

И вдруг утром, на восьмой день моей игры, в газетах появляется сообщение: виконт де Круазье, секретарь французской миссии, застрелился, проиграв в «Британском клубе» казенные деньги.

Появляться после этого в клубе мне сделалось неудобным.

Это понял и маркиз де Ларош-Верни. Сеансы внушения прекратились. Вернее, сеансы прекратились, но внушение осталось. Любовь – ведь это своего рода гипноз; и этому гипнозу я подчинился всецело. Бесси Кроссвенор заняла главное место в моей жизни; я чувствовал, что без нее я жить не могу и с ужасом думал, что ведь рано или поздно нам придется расстаться; логический выход из этого положения один – женитьба. И я решил жениться на Бесси Кроссвенор. Я не знал ни ее прошлого, ни ее настоящего; меня не смущало ее несколько двусмысленное положение одинокой молодой женщины, вращающейся почти исключительно в мужском обществе богатых прожигателей жизни…

Ничего этого я не видел или, вернее, не хотел видеть. Я был слеп. Но один случай открыл мне глаза… Я прозрел… И как ужасно было это прозрение!

Во время одного из уроков, когда в аудитории развития ясновидения я остался наедине с Бесси, я сказал ей все, что волновало мое сердце. Я не мастер описывать лирические сцены и поэтому опущу подробности нашего объяснения; закончилось оно тем, что Бесси дала свое согласие на брак со мной, признавшись, что и она давно ко мне неравнодушна.

Счастью моему не было границ: я мечтал о том, как увезу мою Бесси из Каира, покину «Ложу правой пирамиды», гнет которой после моей карточной эпопеи стал для меня почти невыносим, и как под руководством любимой и любящей жены буду продолжать заняли оккультными науками.

Все, по-видимому, складывалось самым благоприятным образом.

И вдруг, совершенно неожиданно, из безоблачного неба грянул гром.

Случились два происшествия, взволновавшие весь Каир. На протяжении одной недели смерть вырвала из рядов высшего местного общества двух блестящих его представителей. Таинственным и непонятным образом скончался Киарам-бей, – богатейший представитель каирской аристократии, владелец роскошного дворца на главной улице Каира и собственник многомиллионного состояния; его нашли сидящим в своем кабинете за письменным столом; еще накануне вечером он весело проводил время в обществе своих постоянных собутыльников, среди которых была хорошенькая испанка Конхита Перес-и-Гальдос, кафе-шантанная певичка, предмет пламенных ухаживаний умершего. Никаких знаков насилия на теле Киарама найдено не было, и смерть приписали параличу сердца, хотя никакими сердечными болезнями покойный никогда не страдал. При аналогичных же обстоятельствах умер и лорд Эдвард Гардингтон, богатейший пэр Англии, приехавший в Каир провести сезон.

Но вот что было странно: оба умерших, точно предчувствуя свою кончину, сделали за несколько дней до смерти завещания, которыми, в обход прямых наследников, оставляли свои несметные богатства: Киарам – испанской певичке Конхите Перес-и-Гальдос, а лорд Гардингтон – своему секретарю, молодому Дженкинсу.

Странные завещания вызвали всеобщее недоумение и негодование. Завещатели были в прекрасных отношениях со своими родственниками, и лишение их наследства являлось совершенно необъяснимым. Но… все было сделано на строго законном основании, и наследникам ничего не оставалось делать, как помириться с потерей громадных богатств.

Я, однако же, посмотрел на вопрос несколько глубже; меня поразило одно обстоятельство, неизвестное ни врачам, ни судебным властям, производившим следствие: певица Конхита и Дженкинс, секретарь умершего лорда, были членами «Ложи правой пирамиды».

Я прекрасно знал, что существует много способов отправлять на тот свет, притом способов, не оставляющих буквально никаких следов. Ты, конечно, слышал о так называемом энвольтовании, бывшем в ходу у средневековых колдунов. Сущность его заключается в том, что на восковом изображении жертвы колдун сосредоточивал всю силу своей воли, направленной к причинению смерти намеченному лицу. Маги доброго старого времени объясняли это очень туманно, влиянием злобных лучей астраля заклинателя на астральное тело жертвы. Но наука последних дней откинула всю сверхъестественную часть этих объяснений. Опыты полковника Роша научно-экспериментальным путем доказали и объяснили возможность подобных явлений. В конце концов, это – психическое воздействие одного лица на другое.

Не так давно много шума наделал следующий опыт: была взята фотографическая карточка известного лица и над нею произведено внушение, чтобы у оригинала карточки выступила на руке экзема; и опыт удался; несмотря на то, что намеченное лицо находилось в другом городе, рука его во время производства опытов покрылась характерной экзематической сыпью. Болезнь была уничтожена точно таким же образом, путем внушения. Все народные поверья о вынутии следа, о заговорах на болезнь и смерть, подкидывании предметов для причинения несчастья – не являются простыми суевериями, а основаны на реальных данных…

Из сказанного можно видеть, что мои подозрения имели под собой твердую почву; основной принцип уголовного сыска гласит: «cui prodest», то есть в любом преступлении надо искать того, кому выгодно это преступление. Смерть Киарама и Гардингтона могла быть выгодна только «Ложе правой пирамиды»; вывод отсюда напрашивался сам собой. Я попал в шайку мошенников, – но в какую шайку?! Члены ее вооружены почти сверхъестественными знаниями, по крайней мере, с точки зрения повседневной науки, и потому бороться с ними пока еще немыслимо. И я являюсь простым, слепым орудием, а в будущем, может быть, и жертвой преступления! А Бесси Кроссвенор, моя любовь, женщина, которую я хотел назвать своей женой, неужели же она является членом этой шайки и сознательной преступницей? Все эти вопросы жгли меня, как раскаленное железо. Необходимо было все это выяснить…

И я решил, не медля ни минуты, переговорить с Бесси.

Был двенадцатый час ночи, когда я отправился к ней. Время, не совсем удобное для посещения невесты, но в таком исключительном случае некогда было думать о соблюдении приличий.

Бесси жила в пригородной части Каира, в роскошной вилле, окруженной густым парком. Несмотря на мое жениховское положение, я бывал у Бесси довольно редко; она находила неудобными мои частые посещения и просила меня всегда предупреждать ее о моих визитах: «для того», – как объясняла она, – «чтобы избежать случайной встречи с кем-нибудь из ее приятельниц и помешать возникновению праздных сплетен».

Но я был так взволнован, что, отправляясь к Бесси для решительного объяснения, совершенно забыл предупредить ее.

Роскошный парк ее виллы был погружен в темноту. Целый ряд пересекающихся дорожек опутывал здание лабиринтом, сильно затруднявшим доступ к крыльцу; в густом мраке я пробирался почти наугад, руководясь огоньком, блестевшим в одном из окон виллы. Но, видимо, я все-таки заблудился и попал на какую-то прихотливо извивающуюся тропинку; тропинка эта привела меня не к вилле, а в самую глухую, заброшенную часть обширного парка; передо мной вдруг выросла непроницаемая стена спутанных ветвей и деревьев; в нерешительности я остановился, обдумывая, куда же идти теперь, – как вдруг услышал громкий разговор; собеседники были скрыты густой стеной зелени и, ничего не опасаясь, говорили неизмененными голосами.

И я сразу же узнал эти голоса!

Мужской голос, голос де Ларош-Верни, говорил:

– Почва под нашими ногами горит. Пора спасаться. В истории с Киамаром и Гардингтоном мы, кажется, хватили через край. Боюсь, чтобы не напали на наши следы…

Женский голос, от одного звука которого я вздрогнул, отвечал:

– Пора… давно уж пора! Я устала от этой жизни вечных опасностей. Как хорошо зажить спокойной жизнью, никого не боясь, и смело показываться всюду, как муж и жена! Вечно притворяться, вечно разыгрывать чужую мне роль, слишком тяжело… – и в женском голосе задрожали слезы.

– Ну, Бесси, ну, милая моя женка, перестань… – нежно прервал голос маркиза. – Ведь ты знаешь, как все это случилось. Только из любви к тебе, из желания обставить, как следует, твою жизнь, создал я всю эту «Ложу правой пирамиды», посвятил много лет изучению скрытых тайн природы и, наконец, добился цели… Теперь мы богаты, сказочно богаты. Пусть это богатство досталось нам ценой преступлений, но цель оправдывает средства. Завтра последнее заседание «Ложи» и полная ликвидация дела. Что же касается…

Но продолжение разговора я не слышал. Голова моя закружилась, в глазах поплыл серый туман, и я без чувств упал на траву.

Сколько времени я пролежал там, не знаю. Когда я очнулся, уже брезжил рассвет. Разбитый нравственно и физически, я кое-как добрался до дома и стал разбираться во всем происшедшем!..

Итак, Бесси Кроссвенор была женой маркиза де Ларош– Верни!

Если бы я только мог передать тебе, какая злоба бушевала в моем сердце! Я был оскорблен и унижен! Из меня сделали жалкую, глупую игрушку чужих, преступных целей, разбили мою веру в оккультные знания, осмеяли мою любовь. И кто же сделал все это? Женщина, которую я слепо любил, которую хотел назвать своей женой и которая дала мне слово выйти замуж за меня, будучи женой другого…

«Отомстить!» – вот мысль, которая всецело овладела мною. Ты должен понять меня. Может быть, спустя некоторое время, успокоившись, я не поступил бы так, как поступил в тот момент, но все равно… дело уже сделано.

Через несколько времени после моего возвращения домой, я уже сидел в кабинете начальника каирской полиции и подробно рассказывал ему всю мою историю. Я не упустил из вида ничего и иллюстрировал мой рассказ подробным планом правой пирамиды, ее входов и выходов, расположения внутренних покоев и добавил, что последнее заседание Ложи состоится сегодня ночью.

Решено было нагрянуть на заседание и накрыть все преступное сообщество. Я вызвался быть проводником полицейскому отряду, командированному в экспедицию. Но детально разработанный план в последний момент потерпел неудачу. Вернувшись домой от начальника полиции, я почувствовал страшный жар, лег в постель и… очнулся только через месяц. Оказывается, я заболел сильнейшей нервной горячкой: потрясение было слишком велико, и нервы не выдержали. Долгое время я находился между жизнью и смертью; когда же кризис миновал, я так ослаб, что еще изрядное количество дней должен был проваляться в постели.

IV

То, что произошло в течение моей болезни, передаю тебе с чужих слов.

Полицейская облава не увенчалась особым успехом; отряд, посланный к правой пирамиде, запутался в лабиринте ее переходов и добрался до храма, где происходили заседания Ложи, уже тогда, когда птички упорхнули из гнездышка. Маркиз и Бесси исчезли бесследно; остальные члены ложи тоже успели скрыться. В руки полиции попался один только Солиман бен Аисса, которого задержали благодаря его жадности. В то время, как все участники заседания бежали, он замешкался в пирамиде, желая обыскать тайные хранилища Ложи в надежде найти там какие-нибудь забытые сокровища. Факир был одним из низших братьев Ложи, никаких тайн организации не знал и сообщить ничего не мог; рассказ его касался, главным образом, истории со мной, так как тут Солиман принимал непосредственное участие. Как оказывается, «Ложа правой пирамиды» или, точнее, маркиз де Ларош-Верни обратил на меня свое внимание тотчас по моем приезде в Каир. Я являлся для них как нельзя более подходящим субъектом: мое богатство привлекало их жадность, мои знакомства и происхождение открывали мне двери в клубы и гостиные лучшего общества и, наконец, самое главное, я оказался очень поддающимся внушению. Опыт прокалывания щеки, произведенный надо мной Солиманом бен Аиссой, сыграл в этом отношении роковую роль. Факир, обладавший значительной силой внушения, несколькими пассами подчинил мою волю и подготовил почву для дальнейших воздействий маркиза. Воздействия эти прежде всего сказались в том, что меня потянуло к азартной игре, где я так «счастливо» обыграл моих злополучных партнеров. Дальнейший план был гениален по своей простоте. Любовь и внушение (может быть даже, это одно и то же) должны были всецело подчинить меня влиянию Бесси Кроссвенор и побудить перевести тем или иным путем все мое состояние на ее имя…

О дальнейшей моей судьбе Солиман умалчивал, но о ней нетрудно было догадаться по судьбе Киамара и Гардингтона.

Итак, в деяниях Ложи были все признаки преступлений.

И все-таки дело было замято. Судебный процесс возбужден не был, и преступники даже не разыскивались. Во время бегства маркиз предусмотрительно обронил записную книжку, подобранную полицией. В книжке был подробный список всех членов Ложи: полиция прочла этот список и развела руками. В Ложе значились членами такие лица, что затеять против них уголовное преследование значило бы вызвать мировой скандал: столько представителей знатнейших фамилий всех государств были замешаны в подвигах Ложи!

Пришлось поневоле махнуть рукой на все, и не только махнуть рукой, но даже принять все меры к тому, чтобы дело осталось в глубокой тайне. Внутренность Сфинкса была приведена в такой вид, точно в течение тысячелетий туда не ступала нога человека. И только нескольким людям известно, что не знаменитый ученый египтолог, профессор Рейснер, был первым, разгадавшим тайну молчаливого Сфинкса пустыни.

Впрочем, по многим соображениям, вообще было нежелательно, чтобы мир узнал эту тайну; дипломатия очень пугливая дама, и я нисколько не удивлюсь, если в один прекрасный день в газетах появятся статьи, доказывающие, что никаких храмов внутри Сфинкса не существует, что это обыкновенное каменное изваяние и что все слухи об открытии проф. Рейснера являются чьей-то не совсем приличной шуткой над почтенным ученым.

– История почти окончена, – заключил дядя свой рассказ, – но ты, конечно, вправе спросить меня, за коим чертом я вытребовал тебя по телефону.

Это ты сейчас поймешь.

Я сказал «история почти окончена», но не совсем. Вторая часть ее разыгрывается и в настоящее время.

Вот в чем дело.

Когда я поправился после нервной горячки, мне сообщили, что во время моей болезни какой-то неизвестный принес на мое имя письмо и посылку.

И вот что я там нашел.

Дядя на минуту удалился в соседнюю комнату и вынес маленький деревянный ящичек, который с большими предосторожностями поставил на письменный стол. Ящичек был очень изящной работы, с тонкой резьбой, инкрустированный перламутром. Место замка было залито эмалью в форме медальона, на эмали же красовалось художественное изображение очаровательной женской головки; таким образом, открыть ящичек можно было, только разбив эмаль и попортив портрет.

– Да, да… совершенно верно, это портрет, – по своей привычке, ответил дядя на мою мысль, – и ты, конечно, догадался, чей. Этот ящичек был мне прислан при следующей записке:

«На память о Бесси Кроссвенор. Никогда не расставайтесь с этим ящичком и не пытайтесь открыть его!»

– Последний совет, впрочем, излишен; у меня не хватило бы мужества разбить изображение той, кого я любил… и… что скрывать, люблю до сих пор, – с грустной улыбкой заметил дядя. – В этом ящике проклятие моей жизни. С того момента, как он появился в моем доме, несчастье и неудачи стали моими спутниками; все мои предприятия оканчивались крахами; ценные бумаги, находившиеся в моих руках, точно по какому-то таинственному приказу, падали на бирже; мне стоило вступить в любое дело, чтобы дело лопнуло.

«Это» заметили… распространились слухи, что я всюду приношу с собою несчастье… меня стали сторониться… И вот в результате – полная неурядица в моих денежных делах и продажа моего великолепного полтавского имения. Через две недели у меня будут деньги, и я внес бы долг, – но торги назначены через неделю… – Дядя в отчаянии потер лоб рукой.

– Ты можешь мне помочь. Я прекрасно знаю, откуда все эти напасти. Вот где причина и корень всех злоключений, – и дядя кивнул на ящичек.

Я с недоумением взглянул на него.

– Не понимаешь? Между тем, это очень просто. Тебе, конечно, известны такие ходячие фразы, как: «деньги к деньгам», «беда не ходит одна», «где были две смерти, там третьей не миновать», «коли везет, так уж во всем» и т. д. Все они устанавливают незыблемый закон: и счастье, и несчастье, как сильные магниты, обладают способностью притягивать однородные явления; счастье и удача притягивают удачу, – несчастье – неприятности и неудачу. Каждый человек, в зависимости от своего настроения, характера, склонностей, здоровья и психических данных испускает известные излучения — флюиды. Флюиды эти, невидимые простому глазу, тем не менее реально существуют, имеют определенный химический состав, определенные свойства и окраску.

Так, например, человек высоконравственный и благочестивой жизни испускает излучение голубого цвета, собирающиеся в виде ореола над его головой; этим и объясняется обыкновение изображать святых с нимбом вокруг головы; человек порочный, злой испускает пламевидное излучение бурого цвета; вот почему дьявола, отца зла, изображают сплошь да рядом окруженным языками пламени.