Текст книги "Операция «Сломанная трубка»"

Автор книги: Георгий Краснов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

4

– А не врешь? – спросила Илемби.

– Правду говорю, – ответил Кестюк. – Ровно в одиннадцать будь на месте.

– Буду, буду, конечно, буду, – закивала головой Илемби и пошла, именно пошла, а не поскакала, как обычно, вприпрыжку. Видно, задумалась сильно, даже, выходя со двора, на столб наткнулась.

Кестюк улыбнулся. «Илемби вообще-то неплохая девчонка, а в нашем деле очень может пригодиться: подружится с Маюк, глядишь, что-нибудь и узнает, чего мы не сможем…»

Кестюк решил расширить группу участников операции «СТ». И сейчас, сидя в тени под навесом, он обдумывал, кто еще может быть полезен в раскрытии тайны сломанной трубки. В том, что эта тайна существует, Кестюк уже не сомневался. Странные действия лесника в городе окончательно убедили его в этом.

Большинство знакомых Кестюку ребят разъехались на каникулы кто куда, но все же кое-кто и остался… Вот, например, Захарка-собачник. Его прозвали так за то, что у него во дворе целый собачий поселок: конура на конуре. И ломали их, и выбрасывали, а он все за свое. Домашние махнули на него рукой – пусть возится. А уж собаки липнут к Захарке, просто непонятно, как будто он на их языке разговаривает. Все поселковые дворняги – его друзья.

«А что, – вдруг осенило Кестюка, – это как раз то, что нам надо. Ведь если не найти общего языка с собакой лесника, то она будет еще как мешать. А Захарка это сделает, конечно, в лучшем виде. Да и не болтун он, застенчивый такой, не зря говорят про него: «Захарка-собачник язык проглотил». Значит, так: Захарку берем… Еще позовем в группу двойняшек Геру и Гену: они хоть и помладше на два года, но ребята шустрые, сообразительные, а когда одеты одинаково – так просто не отличишь, кто из них Гера, а кто Гена».

Потом Кестюк вспомнил, что жена лесника, бывая в поселке, всегда заходит к тете Агафье – матери Никона, с которым они учатся в одном классе. Правда, они с Никоном никогда особенно не дружили и вообще Никон такой тихоня, маленький – меньше всех ребят: всегда ему достается. Кестюк даже несколько раз за него заступался. Ну ладно, хоть и слабоват он, конечно, но тоже пригодится: может, что услышит у себя дома, решил Кестюк. Итак: Ильдер. Илемби. Захарка, Гера с Геной, Никон… Семь человек – это уже сила! Кестюк вышел из-под навеса и, поднявшись на крыльцо, сел на перила. Теперь ему не терпелось посоветоваться с Ильдером…

Утром, в одиннадцать часов, все были в сборе. Устроились возле речки, напротив вчерашней смотровой площадки. Посидели, помолчали; двойняшки от нечего делать начали бросать камешки в воду.

– Ну что, Кестюк, начнем, пожалуй, – сказал Ильдер.

– Может, скажешь еще «откроем заседание»? – отозвался один из близнецов.

– Да уж вы с Кестюком сегодня такие важные, – добавил другой. – Что случилось-то?

– Мы с Ильдером, – начал Кестюк, – позвали вас сюда, чтобы просить помочь нам в одном деле. (Ребята насторожились.) Дело это секретное, поэтому, во-первых, никому ни слова из того, что вы сегодня здесь услышите. Даже если вы не захотите принять участие в операции «СТ».

– В чем, в чем? – переспросил Никон.

– Потом все поймешь, не мешай, – сказал Ильдер.

– Так вот, кто из вас хочет участвовать в нашем деле, прошу поднять руку…

Руки подняли все.

– Тогда, – продолжал Кестюк, – пусть каждый из нас покажет свою смелость и ловкость.

– Давайте ночью пойдем на кладбище, – предложила Илемби. При этих словах Никон поежился, а Захарка засопел.

– Илем, я не просил тебя выступать, – сказал Кестюк, а Ильдер объявил:

– Первое испытание – пропрыгать по мосткам на одной ноге, не держась за перила.

– Ну, это что за испытание, ерунда какая-то, – опять вмешалась Илемби, но Кестюк поднял руку.

– Начну я!

Он подошел к переходу, постоял немного на левой ноге и прыгнул на доски мостков. «Главное – не смотреть вниз», – твердил он про себя, но все же на середине мостков глянул на воду. Покачнулся, но, стоя на одной ноге, удержал равновесие, поскакал дальше. Вот и берег!

Вторым перебрался Ильдер. За ним ступил на мостик один из близнецов, кажется Гена, быстро-быстро запрыгал, заторопился и, чуть не сорвавшись в воду, вцепился обеими руками в тонкие перильца. Пришлось вернуться.

Илемби расхохоталась:

– Эх, а еще в разведчики хочет! Гляди, как это делается.

Гена, и так уже красный от стыда, покраснел еще больше, а Илемби легко, будто прыгала со скакалкой, скок-поскок, пролетела по мосткам.

– Ну, не злишься теперь? – подошла она к Ильдеру.

– Ладно уж, – буркнул тот, – злился бы – в отряд не позвал.

Кестюк, услышав его слова, улыбнулся. Еще вчера вечером Ильдер даже слышать не хотел, чтобы Илемби и Никон были в отряде, да и сегодня утром артачился…

Во второй раз Гена, а может, это был Гера, проскакал удачно. Вот и второй близнец тоже одолел мостки. На том берегу остались двое, если не считать лохматого Камбу́рку – Захаркиного любимца. Никон и Захарка переглянулись, и Кестюк увидел, что Захарка показал рукой Никону на мостик, вроде даже что-то сказал ему. «Молодец, – подумал Кестюк, – не хочет Никона последним оставлять». За Никона он боялся больше всего.

– Ого, что я вижу! – закричал Ильдер.

По мостику скакал Никон, да так хорошо, ровненько, только в середине немного покачнулся.

– Смотри на берег, – подбодрил его Кестюк.

Вот уже Никон и рядом, смотрит смущенно, улыбается. «А зря ребята Никона обижают, – подумал Кестюк. – Наверно, ему просто завидуют, ведь он учится лучше всех».

Захарка все сделал так же неторопливо, уверенно, как и ходил. А Камбур – тот всех рассмешил, когда на середине мостков вдруг остановился и сделал стойку на задних лапах.

После этого началось второе испытание: по очереди сидели под водой, пока стоявшие на берегу считали до тридцати.

– Двадцать пять, – считал Ильдер.

– Двадцать пять? Нет, вы слишком медленно считаете, – отфыркиваясь, сказала Илемби. – Ну уж теперь я просижу до ста! – И она нырнула так решительно, что ребята успели досчитать до сорока, когда, наконец, показались ее голубые бантики.

На этом испытания закончились. Все были приняты в отряд. Командиром единогласно избрали Кестюка, а его помощником – Ильдера. После этого Кестюк рассказал всем, что им с Ильдером было известно.

– Только помните: никому ни слова, – закончил он.

5

Утром, уходя на работу, мать предупредила Никона:

– Ты, сынок, постарайся к вечеру быть дома – тетя Праски хотела к нам прийти. Пусть подождет меня, если задержусь. Ладно?

– Конечно, мама, – ответил Никон с улыбкой, а сам чуть не запрыгал от радости. Такая удача! Сразу же можно приступать к делу.

– Что это ты со вчерашнего дня такой веселый ходишь? – спросила Агафья, тоже улыбаясь.

– Да ничего, мама, просто настроение хорошее…

«Ты, Никон, – сказал ему вчера Кестюк, – берешь на себя лесничиху. Запоминай все, о чем она будет говорить с твоей матерью. Особенно насчет приезда Евсея Пантелеевича. Смотри не проворонь!»

За один день Никон словно бы изменился. Улыбается то и дело, весь подтянулся, вроде бы даже ростом стал повыше. Еще бы, ведь его приняли в свою компанию самые боевые ребята в поселке. Со вчерашнего дня Никон – равный среди них, потому что выдержал испытание. Даже Ильдер, который всегда над ним посмеивался, ничего не сказал против. И вообще, теперь он крепко связан со всеми ними. Связан общей тайной. Вот Никон и сидит на скамейке возле калитки своего дома с самого обеда, ждет…

Жена лесника частенько заходила к матери Никона – портнихе: то рубашку для мужа попросит сшить, то халат для себя раскроить.

Уже четвертый час, а лесничихи все нет и нет. Никон встал на скамью ногами, посмотрел в конец улицы – не видать. Хотел сбегать к речке, взглянуть, не идет ли тетя Праски, но раздумал: вдруг она приедет на автобусе из города, увидит, что дом заперт, и уедет? Лучше уж не уходить никуда, сидеть здесь и ждать. Он спрыгнул со скамейки, прошелся вдоль забора и вдруг на земле возле самой калитки увидел большого красного жука. Спинка у него была как лакированная. И вообще он был похож на пожарную машину. Никон присел на корточки, а неук раздвинул свои красные крылья и загудел.

– Мать дома? – вдруг услышал он тихий голос тети Праски.

Никон вскочил.

– Сейчас придет с работы, – он торопливо распахнул калитку, – да вы заходите в дом, там прохладнее, мама просила вас подождать.

Никон вошел вслед за лесничихой, но тут внезапно увидел в окне мать и выбежал ей навстречу.

– Пришла, – сказал он, – ждет тебя там. А ты поешь сперва. Я суп сварил. И еще, мама…

– Что, милый? – ласково спросила Агафья, погладив сына по голове.

– Да ладно, так, ничего…

Мать была такая усталая после работы, что Никон не решился попросить ее узнать, нет ли у лесника гостей…

Агафья сняла на пороге туфли и прошла в комнату. Никон схватил с полки какую-то книгу, отправился на кухню. Громко двинул стулом, уселся, полистал страницы…

– Я на минутку только к тебе, – услышал он ровный голос тети Праски. – Хлопот у меня теперь полно…

– А что случилось, Праски? – Это мать у нее спрашивает.

– Ох, и сама не знаю, то ли радоваться, то ли… Родня у Фрола отыскалась.

Никон насторожился.

– Брат двоюродный, чуть постарше Фрола. – продолжала лесничиха. – После войны Фрол, слышь, искал его, да никак не мог напасть на след и примирился. А теперь он сам вроде нас нашел.

– Фрол-то обрадовался, поди?

– Дня через три он должен приехать, – как бы не слыша вопроса, сказала Праски, – потому и к тебе пришла.

– Что-нибудь нужно сделать?

– Ну да. Позавчера Фрол в городе костюм купил, а дома примерил – пиджак широк, брюки длинны. Вот я и хотела просить тебя: может, выберешь время, заглянешь к нам. Пиджак-то уж ладно, и так сойдет, а вот брюки подкоротить бы надо…

– Ладно, Праски, ладно. Завтра… или нет, послезавтра. С утра зайду. И пиджак ушью. Да и должница я ваша. Спасибо Фролу Сидоровичу, заботушки о дровах не знаю.

– Всегда ты сразу об дровах – подумаешь, какое дело! – отозвалась Праски. – Привезет он тебе и нынче сколько надо.

Мать Никона работает в ателье и дома частенько сидит за шитьем: берет заказы, подрабатывает. Никон в это время старается освободить ее от домашних дел – посуду помоет, в магазин сходит, пол протрет. Жалеет мать. В последнее время она стала жаловаться на глаза. Никон несколько раз просил ее не брать домой работу, отдохнуть, а она в ответ только скажет: «Вот выращу тебя, сынок, тогда и отдохну».

Женщины помолчали. Потом Праски сказала:

– А знаешь, я и вправду не пойму, то ли радоваться, что брат Фролов нашелся, то ли…

– Ну как ты можешь так говорить, Праски! Через столько лет родня отыскалась…

– Да и сама я тоже так думала, но вот… Фрола я что-то не понимаю! Сам-то будто и не рад, что брат появился. Хмурый какой-то ходит. И по ночам плохо спит. Пить стал больше. Тут у нас гостит дочка сестры, хорошая девочка, так он и с ней неласков. Прямо не знаю, как и быть. Сказала ему вчера, что, мол, надо будет кой-кого из знакомых позвать, отметить приезд-то брата, так он на меня накричал, не знаю и за что… Никого, говорит, звать не будем, и вообще велел молчать об нем… Пусть, говорит, никто не знает, что он был у нас на кордоне. Ну ты подумай, можно разве так встречать брата, столько лет не виделись?

– Да-а-а, – протянула мать, не зная, что ответить.

Затем Никон услыхал, как Праски встала и уже другим, более громким голосом сказала:

– Ну вот, говорила ненадолго, а вишь засиделась у тебя! Ну, значит, придешь, как сказала?

– Хорошо, Праски. Обязательно приду.

Никон громко захлопнул книгу и вошел в комнату.

– Агафья, ты и Никона с собой возьми, – сказала тетя Праски, увидев его, – пусть они с Маюк по лесу походят, ягод соберут. Евсей-то Пантелеевич, может, тоже ягоды любит. Услышав это имя, Никон не удержался и спросил:

– А кто это… Евсей Пантелеевич?

– Брат Фрола Сидоровича, Никон. Двоюродный брат…

Как только Праски ушла, Никон отпросился у матери – даже чай пить не стал – и во весь дух помчался к Кестюку.

6

Утром этого дня все ребята, кроме Никона и Геры с Геной, собрались у дома Кестюка.

– Ну, я пошла, – сказала Илемби. И добавила, тряхнув косичками: – Вот увидите, запросто познакомлюсь с этой Маюк, все разузнаю, что там творится…

– Как думаете, ребята, – начал Кестюк, когда голубые бантики скрылись за поворотом, – хорошо ли девчонку одну в лес посылать? Могут мальчишки городские встретиться, мало ли что… Правда. Илемби разобидится, если узнает, что к ней специальная охрана приставлена.

– Чего же ты предлагаешь? – спросил Ильдер.

– Мне кажется, пусть сейчас Захарка с Камбуром пойдет к кордону, – сказал Кестюк и посмотрел на Захарку.

– А что же, я готов. Правда, я хотел отправиться туда под вечер. Вечером собаки не такие злые.

– Смотри только, чтоб тебя Илемби не заметила. Понял? Кестюк улыбнулся и потрепал Камбура за шею.

Захарка кивнул всем на прощанье, повернулся и пошел, не глядя на Камбура. Пес вскочил и устремился за хозяином…

А Илемби в это время бежит по дорожке, размахивая корзинкой для ягод, тихонько напевает. Вот она наклонилась, наверно, увидела в траве землянику. А когда подняла голову, то встретилась взглядом с каким-то незнакомым человеком.

– Оказывается, не я один на кордон иду, – сказал он с улыбкой, – тебе ведь тоже туда?

Незнакомец был молод. Илемби он показался ровесником ее старшего брата, который в позапрошлом году закончил институт. Одет был молодой человек в белую тенниску, на голове – соломенная шляпа. В руках у него был желтый кожаный портфель.

– Верно, туда иду, – смело ответила Илемби, выпрямляясь, – а почему вы так подумали?

– Куда же еще по этой дорожке попадешь?

– Правда, тропинка прямо к кордону, а вы откуда узнали?

– Да вот знакомые люди сказали… Иду к леснику, хочу попросить его показать мне старые дубы. Слышала, наверное, о них? Я работаю в лесном институте в Уфе. Вот в командировку прислали, специально.

– Тут все ребята знают старые дубы, – сказала Илемби, – в прошлом году к одному дубу всем классом с учителем ходили. Он говорил, что сам Пугачев с отрядом под ним ночевал.

– Вот-вот, и я хочу посмотреть дуб Пугачева. Сама-то ты в поселке живешь? Хорошо знаешь лесника? Как думаешь, покажет он мне этот дуб?

– Хорошо не хорошо, но знаю. Его тут все знают, – отвечала Илемби. – Да вы не расстраивайтесь, отведет вас лесник к дубу, конечно, отведет, что ему, жалко, что ли?

– Я тоже так думаю… Какой он, лесник-то, хороший?

– Не знаю. Я ведь только мимо кордона прохожу, когда по ягоды иду, – ответила Илемби и пожала плечами.

– И не боишься одна в лес ходить?

– А чего бояться-то? Волков у нас нет. Говорят, только лисы встречаются. Так они сами людей боятся. Вон, видите, уже и кордон на горке за овражком… Что-то сегодня с утра все время пить хочется, – сказала Илемби и посмотрела на своего попутчика нерешительно.

– Ну и пойдем со мной вместе, в дом зайдем, – тотчас же предложил он.

– А дадут ли воды-то? – Илемби сделала вид, что колеблется.

– Ну вот еще! Пошли, пошли!

Они миновали овраг, через калитку вошли во двор. Здесь командированный взял Илемби за руку, и они вместе взошли на крыльцо, не обращая внимания на залаявшего пса.

В сенях стукнула дверь, прозвучал глуховатый голос:

– Эй, кто там? Входите!

Человек с портфелем открыл дверь, и в полутемных сенях Илемби увидела лесника, выходящего им навстречу.

– Вы будете Фрол Сидорович Садков? – спросил приезжий.

– Он самый…

– Я в здешний лесхоз из Уфы в командировку приехал. Вот посоветовали в вашем хозяйстве побывать. Старыми дубами интересуюсь, – сказал молодой человек.

Лесник недоверчиво покосился на желтый портфель и, увидев Илемби, спросил:

– А девочка что, с вами?

– Нет, девочка встретилась мне по дороге. Она пить хочет.

– Маюк! – крикнул Садков в глубину дома. – Дай девочке попить. А вы заходите, заходите в избу…

Вышла Маюк в красном сарафане, с ведром в руке, сбежала по ступенькам. Илемби хотела было пойти за ней к колодцу, но собака дернулась на цепи и зарычала. «Какая злющая», – подумала Илемби и осталась возле крыльца.

– Не бойся его, это он так, пугает, – сказала Маюк и, показав псу язык, ловко вытащила из колодца полное ведро.

Илемби вообще-то не хотела пить, но вода была такая холодная и вкусная, что она с удовольствием выпила целую кружку и, отдышавшись, спросила:

– Тебя как зовут?

– Маюк. А тебя?

– А меня Илемби. Ты здесь ягодные места знаешь?

– Ходила с тетей раза два… А ты что, но ягоды?

– Да…

– Одна?

– Вообще-то хотела с ребятами пойти, да они на речке остались, говорят, жарко сегодня.

– Я бы пошла с тобой, – промолвила Маюк. – Жаль, тети дома нет – она бы отпустила, а дядя… Слушай, ты постой вон там, за сараем, ладно? Я сейчас… – И она скрылась в доме, а Илемби, провожаемая взглядом мохнатого пса, прошла через калитку и встала в малиннике.

«Для начала неплохо, кажется, получилось, – подумала Илемби. – Надо узнать, как зовут собаку».

В это время калитка хлопнула, появилась Маюк с маленькой корзинкой.

– К дяде там какой-то ученый приехал, – сказала она. – Собираются старые дубы идти смотреть. Тогда и мы сможем пойти. Подождешь меня?

– Давай пока твою корзинку подержу… А как вашу собаку-то кличут?

– Трезор…

7

Когда вечером Илемби подошла к условленному месту сбора на берегу речки, там уже были Кестюк с Ильдером и близнецы. Все выжидающе смотрели на Илемби, а она, чувствуя себя в центре внимания, не торопилась начать свой доклад.

– Иди садись сюда, Илемби, – сказал Кестюк, уступая ей свое место на пеньке, – устала, наверно.

Илемби села на пень, сняла сандалии и стала вытряхивать из них песок. У Ильдера лопнуло терпение.

– Говорил же я тебе, Кестюк… – начал он.

– Что, думаешь, не выполнила задание? – произнесла наконец Илемби.

– Если выполнила, так что ж молчишь?

– И задание выполнила, и ягод наелась досыта. Вот, глядите! – она высунула язык – он был весь черный от черники.

– Какие ягоды? – Кестюк посмотрел на нее с недоумением. – Что это ты городишь?

– А то, что чепуха все это… Не похож дом лесника на место, где прячутся преступники. И во дворе у них ничего подозрительного нет.

– А ты что думала, во дворе пулемет выставят? – съехидничал Ильдер.

– Ага, пушку мечтала увидеть, – ответила Илемби. – Помолчи уж лучше, фантазер.

– Ты расскажи все по порядку: познакомилась с ней? – спросил Кестюк, делая вид, что не замечает их перебранки.

– А ты как думал… Все про нее узнала. Зовут Маюк. У нее отца нет, а мать больная, так она дома все-все по хозяйству делает. А сейчас мать в санаторий отправили, вот она у тетки и живет. Я ей сказала, что у меня друзья – одни мальчишки. Она удивилась, но разрешила и вам приходить. Пригласила на завтра. Пойдемте? Да, чуть не забыла. Для Захарки узнала, как собаку звать: Трезором. Огромный, страшный, чужих за километр чует.

Услышав имя Захарки, Кестюк с Ильдером переглянулись.

– Ну что, значит, завтра идем все вместе! – закончила Илемби и обвела взглядом ребят: – А где же остальные?

– А про того… ну про Евсея-то Пантелеевича слышала? – спросили хором Гера с Геной. Они сегодня были без задания и, конечно, чуть-чуть завидовали Илемби.

– Про Евсея Пантелеевича Маюк ни разу не упомянула. А сама я спросить не решилась.

– А про сломанную трубку ничего не говорила? – спросил Ильдер.

– Нет.

Ребята загалдели, начали обсуждать дальнейшие действия. Каждый что-то предлагал. Илемби надела сандалии, посидела молча, наблюдая за мальчишками, и вдруг вспомнила:

– Ой! Ребята! Знаете, кто помог мне познакомиться с Маюк?

– Кто?!

Все смотрели на Илемби.

– Один человек с желтым портфелем!

Ребята насторожились.

– А может, это и есть Евсей Пантелеевич? – вдруг сказал не то Гера не то Гена.

– Эх, говорил же я! – начал снова Ильдер. – Девчонка и есть девчонка: цветочки, ягодки, а самое-то главное…

– Погоди ты, – оборвал его Кестюк и обратился к Илемби: – А ты расскажи, как выглядел этот с портфелем.

Илемби подробно описала молодого командированного и свой разговор с ним.

Ребята снова загалдели. В общем шуме было слышно: «Ну и провел он тебя! Вот так разведчица! Даже, как звать, не узнала!»

Илемби виновато развела руками и сказала негромко:

– Думайте что хотите, а только, по-моему, не может этот человек быть преступником.

А про себя подумала: «Если кто-то хочет спрятаться в доме, разве будет он по дороге разговаривать с незнакомой девчонкой?» Вслух говорить этого не стала. Тут Кестюк сказал:

– Обождите. Кажется. Никон сюда спешит.

– Что-то важное случилось, – заметил Ильдер, – никогда не видел, чтобы Никон так торопился. Сейчас узнаем…

– Ребята, – сказал Никон, – лесничиха только что была у нас дома…

И он передал все подробности подслушанного разговора. После этого Илемби громко сказала, посмотрев почему-то на Ильдера:

– Ну что, слыхали? Евсей Пантелеевич должен быть старше лесника, а мой лесовод совсем молодой! – Она повторила для Никона свой рассказ и в конце спросила: – Ну разве я не права?

– Трудно сказать, – ответил Никон, – ведь если предположить, что лесник – преступник, то он своей жене может и не сказать правды…

Ребята помолчали. Потом Никон спросил:

– А где Захарка?

– Ушел к кордону, и вот нету все, – ответил Кестюк. – Может, скоро подойдет.

Однако Захарку в этот вечер ребята так и не дождались.