Текст книги "Княжий отрок"
Автор книги: Георгий Северцев-Полилов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
XXXVI
Встретив судно, отроки сейчас же повернули коней и прискакали в город.
– Идет, идет! Уж близко отсюда, недалеко за полдень и сюда подплывет, – доложили отроки князю.
Солнце еще высоко стояло на небе, когда вдали за лукою показалась на реке темная точка.
С приближением к городу точка эта все росла и росла, пока не превратилась в настоящее судно.
Обрадованный князь стоял впереди всех, не спуская взгляда с судна, на котором плыла дорогая его сердцу княгиня.
Вскоре оно подплыло к берегу, на ближайшей отсюда церкви Архангела Михаила затрезвонили в колокола.
На судно быстро перекинули мостки, по которым и сошла сопровождаемая поезжанами молодая княгиня.
Весь народ ее встретил радостными криками, мужчины поклонились ей до земли. Великая честь была оказана пономарской дочери, ставшей княгинею!
Бояре, не мало перевидавшие на своем веку красавиц, изумлялись необычайной красоте княгини.
– Мы нигде глазами нашими не видывали, ни ушами нашими не слыхивали о такой жене благообразной! – красно приветствовал ее Матура.
Не отстал от него в красноречии и Зацепа:
– Ты сияешь, матушка княгиня, подобно солнцу среди множества звезд!
Навстречу молодой княгине выехали по приказанью князя несколько колымаг, обитых парчой.
Посадив свою супругу в одну из них, князь верхом на коне проводил ее до самых княжеских хором.
Здесь встретили Ксению ее два пасынка и падчерица с хлебом и солью.
Святослав долго косился на мачеху, тогда как Михаил и Анна подошли к ней с ласкою.
Впрочем, и первый скоро привык к Ксении и полюбил ее.
Святитель тверской благословил княгиню в ее новом жилище, и предшествуемый им Ярослав с молодой супругой, детьми и боярами отправился в соборный храм.
Во всех церквах затрезвонили колокола, забили била.
– Ну, уж и красота, прямо небесная! – говорили в народной толпе.
– Что и говорить, красоты такой отродясь никогда не видывал.
– В собор пошли, молиться станут.
– Сказывают, опосля панихиду отпоют.
– А по ком?
– Да по Григории, княжем отроке, сам, поди, знаешь, любимцем князя слыл.
– Помер, что ли?
– Сгинул, без следа пропал, сказывают, что княгиня допрежь невестой его была, а князь наш отнял ее от него.
– С горя, значит, смерть-то приключилась?
– Да, должно быть, так.
Скоро молебствие окончилось, князь и княгиня вышли из собора.
Обратясь к народу, Ярослав громким голосом проговорил:
– Вот моя молодая жена, княгиня Ксения, любите ее и почитайте, как меня самого. О сей день зову вас всех, от мала и до велика, на брачный пир ко мне.
Площадь огласилась радостными криками:
– Отец ты наш милостивец! Придем с радостью к тебе на пир! Порадуемся твоей радости!
Ярослав велел выкатить из своих погребов несколько бочек меду стоялого, браги, нажарено было много мяса, угощен! е было сытно и обильно.
Не раз выходили молодые, князь с княгиней, на крыльцо, угощали своих гостей. В толпе слышались звуки сопели и волынки. Народ веселился далеко за полночь. Все были довольны и веселы.
В княжеских горницах шел тоже пир. Слышалась веселая речь бояр, звенел заздравный круговой ковш, обычные свадебные возгласы «Горько! Горько!» не умолкали все время.
– А ну-ка, дьяк, сказывали мне, что ты плясать горазд, – шутливо заметил Ярослав.
– Коли прикажешь, княже, попляшу, – весело отозвался охмелевший старик.
И под веселые звуки гудошника дьяк пустился в пляс.
Шло общее беззаботное веселье. Только лицо князя омрачалось изредка темною думою, когда он вспоминал о безвременно погибшем Григории.
– Пора и на покой «молодым», – шепнул соседу-боярину старый Матура. И гости один за одним начали собираться домой. Князь с княгиней милостиво простились со всеми. Но веселье не окончилось этим днем, продолжалось оно и еще два дня.
Не только горожане, но и бояре так очарованы были красотой, ласкою и умом княгини, что никто и в мыслях своих не укорил князя, что женился он на простой девушке.
Окончились свадебные пиры, и Ярослав по-прежнему часто стал ездить на охоту, нередко он не возвращался по нескольку дней.
Какое-то неясное чувство заставляло его продолжать розыски своего исчезнувшего отрока, что-то подсказывало князю, что Григорий жив.
Все леса правого берега объездил и обшарил Ярослав, но нигде не мог он найти следов исчезнувшего отрока. Только это одно и печалило теперь князя.
XXXVII
Куда же пропал Григорий?
Переплыв Волгу, он ушел далеко в лес, забрался в непроходимую чащу. В летнее время в лесу можно без нужды прожить сытым: ягод, грибов сколько хочешь. И отрок не голодал. Днем он бродил по лесу, а на ночь укрывался на дереве, устроившись там на сучьях. Тоска его по невесте теперь совсем улеглась. Мирские радости больше не прельщали его: все в жизни казалось ему неверным, преходящим, все грозило страданиями. Только в горячей молитве и находил он полную отраду и душевный покой. «Богу себя посвятить надобно, в посте и молитве да в трудах тяжких жизнь свою проводить, – думал он. – Умертвить надо тело свое, тогда и душа скорее к Богу приблизится».
Бродя по густому бору, Григорий как-то вышел на реку и тотчас же признал, что это Тверда. Все вокруг было дико, пустынно. Григорий и поселился здесь в лесу.
Своими руками, без топора и пилы, он с немалым трудом устроил для себя малую землянку и стал в ней жить. Сложил он также и шалаш небольшой из сухих деревьев и ветвей, приладил крышу, крест на ней поставил, и стала у него часовенка.
Работа эта отняла у Григория много времени, но в постоянных трудах да в молитве он не замечал, как и время проходит. Мирно, покойно жилось ему вдали от людей, в полном одиночестве, но не долго пришлось ему так пожить.
Из соседних селений приходили и приезжали в лес крестьяне за грибами, за ягодами и за дровами, и жительство Григория было открыто. Начались расспросы: зачем и откуда он пришел да как его зовут.
На все их вопросы отрок только низко кланялся, не отвечал никому ни слова.
– Немой, значит, ты человек али притворяться надумал, открыться нам не хочешь.
Открыли крестьяне и часовенку Григория и догадались, что он пришел сюда спасаться.
Весть о неведомом человеке, поселившемся в бору, облетела деревни, и к Григорию стало ходить не мало любопытного народа.
Стараясь сохранить свой обет молчания, Григорий ни с кем ничего не говорил, но это еще больше усиливало любопытство.
«Нужно уйти куда-нибудь подальше в лес, – решил про себя отрок, – не будет здесь душе моей покоя».
Рано утром, помолившись Богу, он углубился в лес, но совершенно неожиданно для себя вышел на устье Тверды, и перед ним открылся город.
Изумленный такой неожиданностью, Григорий упал на колени и начал пламенно молиться на тверские храмы. Уж не сам ли Бог привел его на это место!
Долго длилась его молитва. Потом он встал и опять вернулся в лес и, сам того не зная, остановился недалеко от Волги.
Темная августовская ночь окутала лес. Григорий чувствовал себя счастливым.
Один! Один! Среди безмолвной природы он ближе чувствовал присутствие Бога. Вековые деревья, затемнявшие свод неба, торжественная тишина – все вливало в душу отрока молитвенное настроение, все напоминало ему виденного им во сне старца. «Здесь ли мне остановиться, – думал отрок, – или искать другого места?»
Григорий упал на колени и в горячей молитве стал просить Христа и Его Пречистую Матерь, чтобы открыли ему путь, где и как он должен жить. Помолившись, он крепко заснул.
И опять приснился ему сон. Ему казалось, что он стоит на этом самом месте, где и был теперь, только вместо густого бора кругом него, посреди леса, чистое поле. Стояла темная ночь, а над ним будто светлое как днем небо. И видит он на небе Пречистую Матерь с Младенцем, и слышит явственно ласковый голос:
– Господь прославит это место: воздвигни здесь храм во имя Успения, и будет здесь обитель великая. Иди в город к князю своему, он будет тебе помощник во всем. А когда исполнишь волю Мою, тогда отойдешь от жития своего к Богу.
Страх объял Григория, когда он проснулся. Что ему теперь делать?
– Если я уйду с этого места, то не исполню Божьей воли, а если останусь, как я покажусь к князю? И послушает ли он меня? Не велит ли он мне воротиться к прежней жизни?
Но не долго так печалился и колебался княжий отрок.
– Что Богу угодно, то и должно совершиться. Да и не признает теперь меня никто в этом одеянии, – утешал он себя.
И действительно, трудно было узнать теперь княжего отрока. За время своего долгого пребывания в лесу он сильно изменился. Крестьянская одежда на нем вся обносилась, лицо обросло волосами, от скудной пищи он сильно похудел, и весь он стал совершенно неузнаваем.
XXXVIII
И принялся Григорий сначала за постройку кельи.
Долго тянулась эта работа, хотя у соседних крестьян ему и удалось достать топор и другие инструменты, но дело все-таки двигалось вперед.
Кое-какая хижинка наконец была устроена.
После нее он принялся за постройку часовенки. И здесь прошло немало времени, пока удалось ему водрузить на крыше крест.
Миновала зима, прошла и половина лета. Раз как-то, увлеченный постройкою, Григорий не заметил, как его окружили княжие охотники.
– Что это ты тут делаешь, дядя? – спросил один из них Григория, с изумлением замечая на хижинке водруженный крест.
Григорий низко поклонился ему.
– Часовенку во славу Божью лажу, господине.
– Давно ли ты тут живешь? – снова спросил его ловчий.
Григорий медлил с ответом.
Остальные охотники стали пристально всматриваться в него.
– Аль не узнали, братцы? Да это ведь Григорий, отрок князя нашего!
– Да неужто он! Вот-то радость будет князю!
– Признавайся, Григорий, ведь это ты? Смущенный отрок молчал.
– Эй, ребята, покличьте-ка Селиверста, он заставит его сознаться! – сказал первый ловчий.
И охотники побежали за старым ловчим, который уехал в сторону от товарищей.
Селиверста скоро разыскали. Изумленный не менее других, он поспешил к хижинке.
Старый ловчий сразу признал княжего отрока и земно поклонился ему.
– Будь здоров, Григорий! Велик Господь, что привел нас к тебе. А мы полагали, что тебя и в живых уж нет.
– Да, уж и не говори, – заметил другой охотник. – Многажды посылал нас князь тебя отыскивать по лесным дебрям да по болотам…
– Не мало мы искали по лесам от самой Твери до Едимонова, – сказал третий.
Сострадательным взглядом посматривал на Григория Селиверст.
– Истомился, изголодался ты, парень, скитаясь по лесам, – продолжал ловчий, – чем ты только кормился, сердечный?
– Господь Бог питал меня все время, – смиренно ответил Григорий.
– Ну, теперь пойдем с нами, вся твоя жизнь тяжелая забудется, опять ты будешь любимым отроком у князя.
Но Григорий твердо отвечал:
– Нет, уж этого никогда не будет.
– Почему? – изумился Селиверст.
– Иной путь я теперь себе избрал…
– Какой же такой путь?
– Ни ратное дело, ни служба княжеская теперь меня не прельщают. С Божьего благословения я буду воином Христовым.
– Ой, что-то рано ты о монашеской скуфье, парень, задумал, – пошутил Селиверст.
– Так Бог судил, дядя! – решительно ответил Григорий.
– Ну, это мы там еще увидим, а теперь поедем к князю, – воскликнул старый ловчий.
И все гурьбой направились к Твери.
Помелела Волга летнею порою, переправляться через нее было нетрудно.
У охотников на берегу были привязаны дощаники. Григорий сел вместе со стариком Селиверстом. За весла взялись несколько здоровых ребят, и тяжелый дощаник быстро пересекал реку.
– Когда б ты знал, Григорий, как наш князь по тебе печалился, редкий день не вспоминал, – обратился старый ловчий к Григорию.
– Да неужто взаправду говоришь? – спросил Григорий.
– Еще как! Все себя винит в твоей смерти.
– Не вижу я никакой вины за ним, – прошептал Григорий, – так Господь Бог урядил.
– Ведь подумай только, доныне печалится, а ведь сколь времени с той поры прошло.
– А еще кто вспоминал обо мне?
– Все от мала до велика жалеют тебя. Вот увидит тебя князь живым, то так возрадуется радостью немалою.
Дощаники пристали к правому берегу, и Григорий с толпою ловчих направился к княжьим палатам. Когда они подошли к детинцу, то стоявший на вышке сторож крикнул шутливо:
– Где такого зверя затравили, братцы?
– Дорогой и давно жданный великим князем зверь, – отозвался Селиверст.
– Что ж, коли так, милости просим.
Летний день догорал, когда Селиверст с Григорием подошли к княжескому крыльцу.
У крыльца младший княжич, Михаил, играл в рюхи с княжими отроками, своими сверстниками.
– Эй, паренек, – обратился старый ловчий к одному из отроков, – доложи князю, что надобно мне безотложно повидать его. Дело важное.
Игравший отрок сейчас же побежал к князю, а молодой княжич уставился с недоумением на стоящего перед ним странного человека.
– А это кто, дядя Никитич? – спросил он ловчего, указывая на Григория.
– Сейчас, княжич, сам узнаешь.
Посмотрел на княжича и Григорий. В груди его всколыхнулась старая привязанность к князю и его детям.
– Аль не признал меня, княжич? – спросил он мальчика.
Недоумевающим взглядом посмотрел на него Михаил и стал что-то припоминать.
– Ой, да, никак, это ты, Гриша?! – волнуясь, промолвил княжич.
– Родной, дорогой княжич! – еле сдерживая свое волнение, сказал Григорий. – Узнал меня, узнал!
Михаил бросился к Григорию и повис у него на шее.
– Государь князь изволил приказать тебе, Селиверст, коли нужда тебе до него, идти к нему наверх, – проговорил возвратившийся отрок.
– То-то батюшка тебе обрадуется, – проговорил княжич, – давно он по тебе скорбит, пойду-ка я да скажу ему, что ты сыскался.
– Не тревожь его, княжич, до поры, пусть он сам увидит Григория, – сказал ловчий.
– Ин, будет по-твоему, дядя Никитич, идите к князю-батюшке, за вами и я туда прибегу.
Весь дрожа от волнения, Григорий вместе со старым ловчим поднялись наверх к князю.
XXXIX
– Ты постой в сенцах, а я войду первым, – сказал Григорию старик ловчий.
Тяжелая дубовая дверь заскрипела. Сидевший у стола Ярослав, читавший написанную полууставом церковную книгу, обернулся на шум.
– А вот и ты, Селиверст. С какими вестями? Много ли красного зверя выследили? – спросил князь ласково старика.
– Выследили, княже! Да такого редкого, что тебе в диковинку будет.
Глаза Ярослава загорелись любопытством.
– Уж не зюбря ли где видели?
– Коли повелишь, господине княже, я тебе этого зверя сюда предоставлю.
– А ну, – усмехнулся князь, – покажи, покажи! Ловчий вышел из комнаты и вернулся назад с Григорием.
Ярослав с недоумением, посмотрел на вошедшего и вопросительно взглянул на старика ловчего.
Григорий стоял молча, наклонив голову.
– Вот тебе и находка наша, господине княже, – продолжал Селиверст.
– Кто ты? – сдвинув брови, спросил князь.
Григорий упал перед князем на колени.
– Холоп твой смиренный, Григорий-отрок!
Князь с изумлением откинулся назад, прошептав:
– Ты, Григорий?!
– Прости меня, господин мой, что согрешил я перед тобою, опечалил милость твою.
Только по голосу мог узнать Ярослав в этом изнуренном человеке своего любимого отрока.
– Велики дела Твои, Господи, – произнес князь и, подняв с пола Григория, крепко обнял его. – Не чаял я тебя увидать живым. Как Господь Бог хранил тебя до нынешнего дня?
Снова поклонился отрок до земли и повторил:
– Прости меня, господине княже, что согрешил я пред тобою.
– Не вспоминай об этом, Григорий, – ласково сказал князь, – не ты передо мной виноват, а я перед тобою согрешил. Лучше расскажи все, что с тобою случилось и как Господь привел с тобою свидеться?
Григорий подробно рассказал князю про жизнь свою за это время.
Не мало дивился князь его рассказам.
– Слава Господу, что дни скорби миновали, – проговорил Ярослав, – ты теперь будешь у меня еще в большей любви и почете, чем раньше. Эй, – крикнул он одному из отроков, находившихся в сенях, – принеси Григорию лучшую одежду, воздайте ему почести!
Отроки бросились исполнять приказание князя.
– Прости меня, княже, дозволь мне слово вымолвить.
– Говори, Григорий, я рад тебя слушать.
– Не для того я пришел сюда, господине мой… Нахмурился князь и ждал, что скажет Григорий дальше.
– Я пришел к тебе за милостию, не презри моего прошения.
– Сказывай, в чем будет твоя просьба, все рад для тебя сделать.
– Молю тебя и земно тебе кланяюсь, повели то место, где Бог мне указал, от леса и кустов расчистить.
С изумлением выслушал князь непонятную для него просьбу.
– Исполню твое желание, велю расчистить, сколько укажешь, и отдаю тебе все это место, сколько бы там ни было. Скажи только мне, зачем тебе оно нужно?
Григорий нерешительно взглянул на вошедших в хоромы отроков и тихо промолвил:
– Тебе одному только, господине княже, могу поверить эту тайну.
– Оставьте нас вдвоем, – сказал князь. Григорий рассказал князю о своем видении.
– Сама Пречистая мне указала место, где воздвигнуть храм во имя Ея Успения.
Глубоко вздохнул Ярослав.
– Божья воля! Обещаю во всем тебе помогать, – сказал князь. – Храм будет построен на том месте, где ты укажешь.
Снова поклонился князю в землю Григорий.
– Да наградит тебя Царица Небесная за твое обещание, господине княже, да поможет Она мне, худородному, все по Ея повелению исполнить.
– Пойдем, Григорий, я сведу тебя к княгине: она будет, чай, рада тебя видеть не меньше моего.
На одно мгновение отрок смутился. Воспоминания тучей нахлынули на него, он не знал, что сказать и что делать. Наконец справился с собою Григорий и спокойно ответил:
– Сколь буду счастлив увидеть пресветлые очи супруги твоей, господин мой.
Ярослав три раза хлопнул в ладоши. В хоромину вошли отроки.
– Скажите княгине, что я иду к ней с гостем нежданным, дорогим.
Отроки, поклонившись, отправились исполнить приказание князя, немного спустя они вернулись обратно.
– Княгиня опочивать изволит, – проговорил один из отроков.
– Ну, так в другой раз увидишь ее, Григорий. А теперь пойдем со мною повечеряем, – сказал Ярослав.
И они оба спустились в столовую палату.
– Соберите ужин нам да позовите Матуру, – приказал Ярослав слугам.
Ужин был скоро собран. Явился и ближний боярин, тоже изумленный и обрадованный.
– Давно уже мы здесь не пировали с тобой, Григорий, – заметил князь, усаживаясь за стол.
Тихо вздохнул княжий отрок.
Ярослав и Матура уже усердно угощались обильным яством, запивали стоялым медом, брагою крепкою, а Григорий отломил себе только кусочек черного хлеба и выпил полкубка воды, и ни к какой другой пище он не прикоснулся.
– Да ты, никак, совсем постником стал, – пошутил старый боярин, но, замечая, что князь не поддерживает его шутки, умолк.
Долго беседовали все трое и о прошлом, и о будущем, избегали только говорить о печальном событии в день княжеской свадьбы.
– Пора мне, княже, и домой возвращаться, – сказал Григорий.
– Куда теперь в такую темь? Заночуй здесь, – стал удерживать его князь.
– Прости, господин мой княже, но должен я идти на свое место.
Опечалился Ярослав.
– Что ж, коли так, ступай с миром, куда желаешь. И, обратившись к Матуре, он сказал:
– Все, что Григорий скажет, делайте по его желанию.
XL
Темная ночь спустилась над Тверью, когда Григорий, сопровождаемый по приказу князя одним из дружинников, переправлялся через Волгу.
Вернувшись к себе и оставшись один, Григорий стал, по обычаю, молиться.
Он призывал Матерь Божью к себе на помощь – укрепить его волю на новом пути. Легко было на душе отрока. Князь обласкал его, все прошлое забыто. Обещал князь сделать все по его желанию. Построятся храм и обитель.
Долго молился княжий отрок в своей избушке среди густого бора, благодарил за все Бога, просил новой помощи.
Крепко и сладостно уснул Григорий в эту ночь. Проснулся он рано утром, бодрый, радостный, и пошел к берегу Волги помолиться оттуда на тверские храмы.
И видит он: с того берега плывет сюда множество лодок, переполненных народом.
Взглянув на них, Григорий упал на колени и стал горячо молиться, благодарить Бога.
Лодки одна за другою стали приставать к берегу. Народ, заметив Григория, направился к нему.
– Явились мы сюда по приказу князя, что повелишь нам делать? – спросили прибывшие.
Видя, что все то, о чем он молился, сбывается воочию, Григорий вновь возблагодарил в душе Бога.
– Очистите сперва все это место от леса, свалите деревья, порубите кусты, – указал он собравшемуся народу.
Быстро закипела работа, застучали топоры, завизжали пилы, и вековые сосны и ели падали как подкошенные.
В одном месте работающие наткнулись на старый сруб сожженного когда-то татарами монастыря.
Нашлось и место, где раньше стоял храм.
– Здесь поставим и новую церковь, – решил Григорий, когда порубщики сообщили ему о своей находке.
Несколько дней продолжалась вырубка леса, наконец место было расчищено. К посланным князем крестьянам присоединилось немало и горожан, услыхавших о намерении княжего отрока построить обитель: всем хотелось потрудиться для Бога.
– Поедем, Матура, к Григорию, – предложил князь боярину, – посмотрим, сколь успешно подвигается у него дело.
Князю подали просторный дощаник, и он вместе с Матурою переправился за Волгу.
Широкая просека светилась там, где недавно еще темнел сплошной вековой бор.
Изумленно смотрел Ярослав на кипевшую здесь работу. Бодро и весело трудились все, и спорилась работа.
Подойдя к избушке Григория, Ярослав с восхищением рассматривал то место, где должна была расположиться будущая обитель.
Завидя еще издалека князя, Григорий спешно пошел к нему навстречу, по обычаю поклонился к земле и сказал:
– Доверши, княже, великое дело, прикажи построить здесь церковь деревянную и воздвигнуть обитель.
– Я уже сказал, что это так и будет, – ответил князь.
Долго беседовал Ярослав с Григорием о постройке монастыря, осмотрел оставшиеся после разорения стены детинца и, уезжая, проговорил:
– Господь помилует, и теперь уж татары не разорят, как раньше, эту обитель.
Возвратившись в город, Ярослав поднялся наверх к княгине.
– Ну что, государь мой, видел ты своего отрока? – спросила Ксения мужа.
– Видел и порадовался, как успешно идет у него работа.
Княгиня с любопытством смотрела на князя, ожидая, что он ей расскажет про своего отрока. Появление Григория ее мало изумило: она точно предчувствовала это, и когда князь рассказал ей о неожиданной встрече с отроком, Ксения перекрестилась, тихо промолвив:
– Слава Богу…
Гораздо больше княгини радовался сам Ярослав.
Появление отрока снимало с его сердца тяжелый камень, постройкою храма и обители князь думал снять с совести и свой грех.
Чуткая ко всему княгиня поняла мысли мужа.
– Ну, дай Бог Григорию все благополучно закончить, – сказала княгиня, – дело хорошее, дело Божье он затеял.
– Истинно, что Божье, – проговорил Ярослав, – если бы ты, Ксения, видела, сколько старателей из горожан собралось к нему на работу.
– Повидать мне его хотелось бы, – задумчиво промолвила Ксения.
– Чего ж и не повидать его тебе, поедем хоть завтра на тот берег.
– Нет, – после некоторого молчания сказала Ксения, – пока еще не время… Вот когда окончена будет вся постройка, тогда и поедем, и помолимся, все вместе замолим наш грех.
– Как знаешь, решай сама.
Красота княгини к этому времени стала еще пышнее и разум острее. Князь любил ее теперь еще больше прежнего. И тверитяне гордились своею молодою госпожой, уважали ее за набожность, приветливость и почитали наравне с самим князем.
Постигло князя в эти годы большое горе. Умер его любимец, старший сын. Но княгиня и тут умела утешить мужа, и он перенес потерю с терпеливой покорностью. Только на лице Ярослава глубокая борозда явилась.
А молодой княгине жилось совсем хорошо: от князя и до горожан все ее уважали и любили, и жила она в таком довольстве, какого и во сне не снилось. Одно ее огорчало: детей у них не было. Но и тут она нашла себе утешение: свою любовь к детям она перенесла на пасынка и падчерицу, они и любили ее, как свою родную мать.
