Текст книги "Гость из бездны (Рисунки А. Говорковского)"

Автор книги: Георгий Мартынов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Один за другим космонавты покинули свой корабль.

Выходной люк ракетоплана был открыт. Когда все двенадцать человек собрались в камере, он закрылся.

Помещение было довольно велико и ярко освещено. Чем? Они не видели источников света.

Чей-то голос произнёс по-русски, но с заметным акцентом:

– Снимите скафандры и сложите их в зелёный ящик.

Зелёный ящик стоял у стены. Он был металлическим.

Все, кроме Озерова, разделись удивительно быстро – быстрее, чем проделывали эту процедуру когда-либо раньше. Виктор, словно нарочно, снимал скафандр крайне медленно.

Но наконец и он сложил свои пустолазные доспехи в зелёный ящик.

– Закройте глаза! – произнёс тот же голос.

Они почувствовали короткое дуновение очень горячего воздуха, быть может газа, а когда открыли глаза, внутренняя дверь ракетоплана оказалась уже открытой.

За ней стояли и смотрели на них трое людей. Очень высокие, массивные, они были в лёгких костюмах. На лицах, казавшихся совсем молодыми, белозубо сверкали приветливые улыбки.

С минуту обе группы внимательно рассматривали друг друга.

Космонавты облегчённо вздохнули. Эти люди были такими же, как они сами, но только крупнее. И они показались им очень красивыми.

Неужели все люди на Земле стали такими?…

– Это прекрасно! – прошептала Станиславская. Один из встречающих выступил вперёд.

– По поручению человечества Земли, – сказал он по-английски (космонавты догадались, что это Стронций), – поздравляю вас с успешным возвращением. Земля ждёт вас.

Больше он ничего не сказал. Длинные речи, видимо, были не приняты в тридцать девятом веке.

– Спасибо! – ответил Второв.

Экипаж ракетоплана счёл, очевидно, официальную часть встречи законченной. Все трое подошли к космонавтам и по очереди обняли и поцеловали одинаково всех – мужчин и женщин. Это было сделано так просто и искренне, что даже Озеров почувствовал себя среди своих.

– Меня зовут Стронций, – сказал тот, кто говорил первым, – его – Кассий, а это Пётр. Ваши имена нам известны, покажите, кому принадлежит каждое имя.

Второв назвал всех своих товарищей. Он сделал это довольно быстро, но члены экипажа «ЦМП» сразу все запомнили и в дальнейшем ни разу не перепутали ни одного имени.

Второв называл как имя, так и фамилию каждого. Но люди нового времени как будто сразу забыли фамилии. Они стали называть всех просто по именам.

Хозяева пригласили своих гостей пройти внутрь ракеты.

«ЦМП» не имел никаких кают. Одно большое помещение служило как для управления, так и для пребывания экипажа.

– Ракетоплан летает только на короткие расстояния, – пояснил Стронций.

«Ничего себе короткие, – подумал Второв. – От Марса до Европы!»

Стронций протянул Второву лист бумаги.

– Эта радиограмма, – сказал он, – получена нами в пути. Она адресована вам.

Второв прочёл вслух:

«Мои дорогие современники! Нет слов выразить мою радость. Жду вас с величайшим нетерпением. Обнимаю и целую каждого. Дмитрий Волгин».

Космонавты переглянулись, Озеров вздрогнул и весь подался вперёд.

– Кто это? – спросил Второв.

– Дмитрий Волгин, – ответил Стронций, – человек, пришедший к нам, так же как и вы, из далёкого прошлого. Из двадцатого века.

– Двадцатого?!.

Они хорошо знали, что в двадцатом веке ещё не было межзвёздных кораблей.

– Каким образом… – начал Второв, но Стронций перебил его.

– Дмитрий Волгин не космонавт, – сказал он.

4

Не было на Земле человека, который не ждал бы прилёта экипажа «Ленина». Вся Земля готовилась встретить первых победителей Большого Космоса. Их имена, вошедшие в учебники истории, были хорошо известны всем. Эти люди были легендарны.

Но с самым большим нетерпением, несомненно, ждал их Волгин. С момента, когда Люций сообщил о возвращении людей, покинувших Землю в двадцать первом веке, – «в начале второго века коммунистической эры», как сказал он, – Волгин потерял покой. Он считал не дни, а часы. Космонавты должны были ступить на Землю двадцать третьего сентября рано утром на центральном космодроме, расположенном в бывшей пустыне Сахаре. Волгин устремился туда двадцать первого.

Его буквально сжигало нетерпение. Увидеть, обнять, почувствовать близость людей, родившихся в одну эпоху с ним, говорящих с ним на одном языке, – ни о чём другом он не мог думать.

Разница в «возрасте» не смущала Волгина. Он был прапредком вернувшимся космонавтам, но воспринимал их как современников.

Иначе и не могло быть. В сравнении с людьми тридцать девятого века они были почти одногодками.

Имена, отчества, фамилии, профессии и краткие биографии каждого из двенадцати космонавтов Волгин уже знал наизусть. Самый молодой из них, Всеволод Крижевский, родился через девяносто восемь лет после рождения Волгина. В книге, которую достал ему Люций, были портреты Второва, Котова, Озерова и Станиславской. Волгин часами всматривался в их черты. Это были люди, во всём подобные ему самому. Они так же отличались от теперешних людей, как отличался Волгин.

Остальные члены экипажа «Ленина» были сняты группой. Эта фотография выцвела от времени, рассмотреть лица было трудно. Но те четыре снимка сохранились хорошо. Волгин попросил переснять эти портреты – книгу надо было возвратить в архив. Его просьбу выполнили немедля. И четыре карточки бережно хранились им.

Он уже любил этих людей, пришедших к нему, чтобы разделить его одиночество. Теперь он больше не один. У него есть товарищи, которые поймут его всегда и во всём.

Волгин был счастлив.

Известие о возвращении на Землю космолёта «Ленин» пришло в тот самый день, в который он намеревался покинуть Ленинград и продолжить путешествие по Земле. Теперь об этом не могло быть и речи. Космонавты, находящиеся сейчас на Ганимеде, безусловно, захотят познакомиться с переменами, происшедшими на Земле за время их полёта, они сделают это вместе с Волгиным.

Люций советовал отправиться на космодром двадцать третьего утром. Арелет доставил бы их туда за полтора часа. Но Волгин настоял на вылете двадцать первого, мотивируя своё желание тем, что хочет увидеть новую Сахару, осмотреть её спокойно, не торопясь.

Впрочем, слово «Сахара» произносил только он один. Это название давно было забыто.

В действительности Волгина почти не интересовала бывшая великая пустыня. Ни о чём, кроме предстоявшей встречи с современниками, он не мог думать. Его влекло на космодром мучительное нетерпение.

Люций отправлялся в Африку вместе с ними. Хотя он был занят очень серьёзной работой, но Совет науки и Совет техники должны были в полном составе встретить вернувшихся космонавтов. Это давно уже стало традицией. На космодроме соберутся все выдающиеся учёные Земли. Только двое из них – Мунций и ещё один археолог – отсутствовали.

С Волгиным летели также Сергей, Мэри и Владилен.

Утром в день отлёта Сергей прилетел к дому на пятнадцатиместном арелете.

– Почему такой большой? – удивился Волгин.

– Потому что космонавты, безусловно, не захотят расстаться с тобой, – осветил Люций. – Мне сообщили, что они очень взволнованы и обрадованы предстоящим свиданием. Не меньше, чем ты сам. Из них больше половины уроженцы Ленинграда. Ты их встретишь и сам доставишь сюда.

– Этот дом слишком мал.

– Для вас приготовят другой.

Волгина не удивили эти слова. Он уже привык, что переменить дом было совсем просто. Свой вопрос он задал машинально.

В каждом населённом пункте было больше зданий, чем необходимо. Изобилие являлось характерной чертой эпохи.

Хотя мысли Волгина были всецело заняты людьми, которых ему предстояло вскоре увидеть, он всё же не мог не заинтересоваться тем, что открылось его глазам на месте, где когда-то находилась Сахара.

Когда арелет на небольшой высоте медленно полетел от берега Средиземного моря в глубь материка, Волгин, не отрываясь, с возрастающим удивлением осматривал местность.

Он знал, что перед ним Сахара, но трудно было поверить этому.

Пустыня бесследно исчезла. Густой тропический лес заменил собой бесплодные пески. Темно-зелёный ковёр расстилался внизу без конца и края.

Ещё в двадцатом веке люди орошали пустыни, перерезая их каналами. Здесь не было каналов. Арелет пролетал над реками, настоящими широкими реками. Откуда взялись они здесь?…

Большие города с современными зданиями, обилие арелетов, высокие мачты всепланетной энергетической системы – всё было таким же, как и в центре Европы. Сахара превратилась в густо населённую цветущую страну.

В полной мере смог оценить Волгин могущество человека, сумевшего так разительно изменить величайшую пустыню на Земле.

– Это производит сильное впечатление, – сказал он. – Больше всего меня поражают реки. Откуда берут они своё начало?

– Из внутренних морей, – ответила Мэри, сидевшая рядом с ним. – В Африке много искусственных водоёмов. Уровень воды в них поддерживается тем, что сюда направляют ненужные дождевые осадки. Излишки стекают в Средиземное море, Атлантический и Индийский океаны.

– Этих излишков, видимо, очень много, – заметил Волгин. – Реки широки и полноводны.

– В атмосфере всегда много влаги. Особенно в экваториальной полосе.

– Ты был здесь когда-нибудь раньше? – спросил Владилен.

– Нет, но я много раз видел пустыню на фотографиях и на экранах кино. Поразительная перемена!

– Мне всегда было жаль, – вздохнул Владилен, – что не осталось ни кусочка пустыни. Ведь здесь находилась родина моих предков.

– А существуют ещё арабские народы?

– Конечно. Но они мало отличаются теперь от всех других. Я говорю, конечно, о белой расе. А если говорить об условиях жизни, то они одинаковы на всей Земле. Я много читал о жизни моих предков, – продолжал Владилен, как показалось Волгину, с грустью, – кочевников пустыни, с их верблюдами и горячими конями. Романтика этой жизни исчезла навсегда.

– Хотел бы я видеть тебя на коне, в белом бурнусе, – засмеялся Волгин.

Владилен не ответил.

«Как силён, однако, голос крови», – подумал Волгин.

– Ты подчеркнул, что говоришь о белой расе, – сказал он, – Значит ли это, что чёрная и жёлтая сохранились?

– А разве могло произойти иначе за такое сравнительно короткое время, – ответил за Владилена Люций. – Людей смешанной крови становится всё больше и больше, но полное исчезновение рас – дело будущего. Настанет время, когда всё население Земли будет единым по типу, но, по-моему, очень не скоро. Я посоветовал бы тебе ознакомиться с коренным населением Африки, Юго-Восточной Азии. Всюду ты увидишь одинаковую цивилизацию, но легко заметишь отличную от Европы и Америки древнюю культуру. У нас сейчас один народ, но бывшие национальные различия очень заметны. Культуры разобщённых ранее народов постепенно сливаются, однако этот процесс ещё далёк от завершения.

– Мой вопрос, вероятно, покажется наивным, – сказал Волгин. – Мне хочется знать, среди членов Советов науки и техники есть представители, скажем, чёрной расы?

– Теперешний председатель Совета техники – негр, – ответил Люций.

– Эти председатели избираются на определённое время?

– В Совете техники – да. Это необходимо для стройности хода всех инженерных работ на планете. Но у нас, в Совете науки, председатель избирается на каждом заседании.

– Плохо я ещё знаю вашу жизнь, – заметил Волгин. Люций улыбнулся.

На небольшой скорости они летели над Сахарой около трёх часов. Наконец, на горизонте показался город Космоград – цель их пути.

Волгин видел уже много современных городов и привык к их внешнему виду. Дома не тянулись вверх, они были, как правило, невысоки и располагались на больших площадях. Тем удивительней был вид Космограда.

Огромное кольцо небоскрёбов окружало ровное гладкое поле, сплошь покрытое чем-то вроде асфальта. Это поле и было космодромом, где приземлялись звездолёты дальних рейсов. Каждый дом был высотой метров четыреста или пятьсот. Казалось, что будь на небе облака, крыши этих домов должны были скрываться в них.

Странная и необычная архитектура. Нельзя было определить сколько этажей имеет то или иное здание. Окон, в обычном понимании, здесь не было. Чередовались полосы стекла и металла, иногда расположенные горизонтально, иногда вертикально. Назначение этих полос трудно было понять. Некоторые дома были совершенно прозрачны, другие, наоборот, выглядели сплошной массой, как одно целое. Два или три были прозрачны внизу и непрозрачны в верхней своей части, что создавало странное впечатление половины здания, парящего в воздухе. Всюду поднимались тонкие мачты, вершины которых находились так высоко, что их не было видно. Волгин решил, что это мачты для межпланетной связи.

– Какой странный город! – сказал он.

– Да, он не совсем обычен, – согласилась Мэри. – Космоград выстроен очень давно. Тогда считали, что командиры космолётов должны издалека видеть место посадки.

– Не совсем так, Мэри, – сказал Люций. – Была другая причина. Потом я расскажу тебе, в чём дело, – прибавил он, обращаясь к Волгину, – и ты поймёшь, почему город именно такой. Архитектура Космограда не земная.

– Как это не земная? – Люций кивнул головой.

– Это так, – сказал он. – Но мы уже прилетели. Отложим разговор до более удобного времени.

Арелет опустился на крышу одного из домов. Она оказалась огромной площадкой, на которой уже стояло несколько других арелетов.

– Этот дом, – пояснил Сергей, – один из филиалов института космонавтики. Они просили, чтобы ты остановился здесь. Не возражаешь?

– Конечно, нет…

Прилетевших встретили четыре человека. Один из них был пожилым, трое совсем молоды. Они поздоровались с Волгиным совершенно так же, как и с его спутниками, – приветливо и без всяких проявлений любопытства.

Гостей провели в предназначенные для них комнаты, находившиеся на самом верхнем этаже. Это тоже было признаком внимания: не нужно было далеко идти или подниматься в лифте, чтобы добраться до своего арелета.

Ещё подлетая к этому дому, Волгин обратил внимание на отсутствие окон в верхней его части. Но внутри всё оказалось залитым солнечным светом.

В ленинградском доме часть стены, примыкавшей к полу, всегда оставалась непрозрачной. Здесь было иначе. Вся стена, от пола до потолка, казалось, не существовала вовсе. При всём желании её нельзя было увидеть.

Оставшись один, Волгин подошёл к этой «стене». Было такое впечатление, что он очутился на краю площадки, висящей на высоте полукилометра над землёй. Неприятное чувство головокружения заставило его тотчас же отойти назад.

Он протянул руку и дотронулся до невидимой поверхности. Стена была тут и надёжно отделяла его от бездны.

Волгин обратил внимание, что не ощущает африканской жары. В комнате было даже прохладно. Очевидно, стекло или что-то, из чего была сделана стена, не пропускало тепловых лучей солнца.

Волгину была уже хорошо знакома биотехника его нового века. Он без труда заставил стену немного потемнеть. И снова проявилась разница между этим домом и тем, в котором он жил в Ленинграде. Там стена темнела вся сразу, здесь золотистая пелена стала медленно подниматься от пола. Когда она затянула стену до высоты одного метра, Волгин остановил процесс.

Теперь комната имела более привычный вид.

Он внимательно осмотрел обстановку.

«Архитектура зданий Космограда не земная», – сказал ему Люций.

Очевидно, это относилось не только к архитектуре, но и к внутреннему убранству дома. Пол, потолок, стены (кроме наружной) были не такими, к каким привык Волгин. Казалось, что они сделаны из губчатой массы, плотной и упругой. Пол заметно пружинил. Он напоминал очень толстый ковёр. Цвет потолка и стен был совершенно одинаков – бледно-жёлтый. Пол темно-серый.

«Некрасиво!» – подумал Волгин.

Меблировка была, в общем, такая же, как и везде, но каждый предмет имел непривычные глазу очертания. Столы, кресла, постель – всё было каким-то другим, чуждым. От всего веяло иными представлениями о красоте и удобстве. Причудливо изломанные линии резали глаз, расцветка выглядела слишком яркой, сочетание красок было неприятным.

«Да, – сказал Волгин самому себе, – всё это явно не земное. Но чьё же?»

Он знал, что в Солнечной системе нет планет, населённых высокоразвитыми существами. Значит, это копия обстановки какого-то иного мира, находившегося в иной планетной системе.

Самый факт связи с другим человечеством уже не мог удивить Волгина. Но для чего понадобилось строить Космоград по типу городов иного мира, этого он не понимал.

Ему вспомнились слова Мунция, что археологическая находка на Марсе могла остаться там не от времени первых межпланетных полётов, а от ещё более давнего времени. Мунций посоветовал тогда прочесть об этом книгу (Волгин забыл её название), но он так и не собрался это сделать.

«Расспрошу Люция, – решил Волгин. – Тем более, что он обещал объяснить, почему Космоград не земной город».

Но прошло совсем немного времени, и Волгин забыл о Космограде, о находке на Марсе и обо всём на свете. Люций сообщил ему, что экипаж «Ленина» прилетает на Землю не двадцать третьего, как думали раньше, а завтра – двадцать второго.

– Они добились сокращения срока карантина на один день, – сказал Люций. – Видимо, их нетерпение очень велико. Я думаю, – прибавил он, улыбаясь, – что тут играет большую роль твоё присутствие.

– Значит, они прилетают?… – взволнованно спросил Волгин.

– Завтра, в десять часов утра.

– А как же встречающие? Успеют они собраться?

– Конечно! Сегодня к вечеру все будут здесь, – Люций внимательно посмотрел на «сына». – Ты должен спать эту ночь как всегда.

– Боюсь, что мне не удастся заснуть, – сказал Волгин.

– Об этом я сам позабочусь.

Остаток дня прошёл для Волгина как в тумане. Он не мог потом вспомнить, что делал, с кем говорил.

Вечером, в обычный час отхода ко сну, к нему в комнату зашёл Люций.

– Ложись! – сказал он.

– Всё равно я не засну, – попытался возразить Волгин. Люций улыбнулся. Когда Волгин разделся и лёг, он положил свою тонкую руку на его лоб. Несколько секунд Волгин чувствовал приятное ощущение тепла. Казалось, что в тело проникает слабый ток. Потом он заснул и проспал крепко, без сновидений, до восьми часов утра.

Медицина знала надёжные средства, совсем не похожие на снотворные снадобья двадцатого века.

Проснулся Волгин бодрым и свежим. В комнате было полутемно. Наружная стена, сплошь затянутая темно-золотой пеленой, почти не пропускала света. Очевидно, это сделал, уходя, Люций.

Волгин сразу вспомнил, что ожидает его сегодня, и вскочил.

Телеоф сообщил ему, что до прилёта корабля с Ганимеда ещё два часа. Волгин быстро оделся. Туалетная комната помещалась рядом, и в ней он увидел всё тот же аппарат для волнового облучения, видимо доставленный сюда ночью. Люций раз навсегда потребовал, чтобы ни один день не проходил без этой непонятной Волгину процедуры.

Умывание, пять минут у аппарата (он ничего не чувствовал при этом) – и Волгин был готов.

Он подошёл к «окну».

Золотая пелена опустилась, открыв Космоград, залитый солнечным светом. Волгин искренне обрадовался, увидев безоблачное небо. Он совершенно забыл, что оно и не могло быть другим, когда люди управляли погодой по своему желанию.

Далеко внизу расстилалась панорама гигантского поля космодрома. Волгину показалось, что он различает множество красных точек. С высоты они сливались, образуя широкий круг.

У него мелькнула мысль о знамёнах. Их не было в эту эпоху, но разве не могли люди украсить ракетодром красными флагами в честь вернувшихся космонавтов? Наверное, так и было.

Волгин прошёл в комнату Владилена, помещавшуюся рядом.

Молодой астроном уже встал и был одет.

– Пойдём завтракать, – сказал он, как только увидел Волгина. – Мэри ждёт нас.

– А где Люций?

– Он давно уже внизу.

– Почему же меня не разбудили?

– Люций сказал, что ты проснёшься сам, и не велел тебя беспокоить.

– А если бы я проспал?

– Нет, этого не могло случиться.

– Нет ли известий с корабля?

– Есть. Они уже близко и прибудут без опоздания. Тебе радиограмма от экипажа «Ленина».

– Где она?

– У Люция.

Мягкая настойчивость Мэри заставила Волгина проглотить завтрак, хотя у него совершенно не было аппетита.

Впрочем, Владилен и Мэри тоже заметно волновались.

Они опустились на поле космодрома в маленьком арелете, который нашли на крыше рядом со своим.

– Но, может быть, этот арелет принадлежит кому-нибудь? – спросил Волгин.

– Нет, он приготовлен для тебя.

Владилен всегда отвечал так, как будто он сам и Мэри вообще не шли в счёт. Волгина вначале смущала эта манера, потом он привык к ней и лишь улыбался.

Они только потому нашли Люция в густой толпе, что тот сам их окликнул.

Рядом с Люцием Волгин увидел Ио, который приветствовал его с обычной своей сдержанностью.

– Познакомься, Дмитрий, – сказал Люций, указывая на человека с загорелым, монгольского типа лицом. – Это Иоси, тот, которому ты в значительной степени обязан своим воскрешением.

«Так вот он каков!» – подумал Волгин.

Иоси горячо пожал его руку.

– Я давно стремился увидеть вас, – сказал Иоси. – Рад, что это случилось сейчас, в столь приятный для вас день.

– И я рад видеть вас, – ответил ему Волгин почти машинально.

Все его мысли были заняты приближавшимся к Земле кораблём. Он даже не обратил внимания на людей, стоявших кругом, хотя мог легко догадаться, что это члены Советов науки и техники, то есть величайшие учёные Земли.

Волгин осмотрелся.

Поле космодрома действительно было украшено красными флагами. Но он не увидел ничего похожего на трибуну, которая, по его понятиям, должна была здесь находиться. Неужели не будет митинга?…

Не было ни портретов, ни лозунгов. Группа учёных, среди которых он сейчас находился, стояла немного впереди огромного кольца зрителей, и только.

«Слишком просто, – подумал Волгин. – Совсем нет торжественности, которой заслуживает подобное событие. Боюсь, что космонавты не поймут этого».

Но вслух он ничего не сказал.

– Чуть не забыл! – обратился к нему Люций. – Вот радиограмма, адресованная тебе.

Волгин схватил листок.

«Дорогой Дмитрий, – прочёл он, – твоё присутствие среди людей, встречающих нас, доставляет нам всем такую радость, которую трудно выразить словами. Больше, чем встречи с Землёй, мы ожидаем счастья увидеть тебя. Считаем минуты. Подойди к нам первым, мы все просим тебя об этом. От имени экипажа космолёта «Ленин» – Игорь Второв».

Телеграмма была переведена на современный язык, но в каждом слове звучало для Волгина знакомое, родное, привычное. Люди тридцать девятого века не говорили так.

Волгин несколько раз перечёл краткий текст.

Когда он поднял глаза, полные слёз, то увидел, что все, кто стоял возле него, смотрят вверх.

– Они прилетели на тридцать восемь минут раньше срока, – сказал кто-то позади Волгина.

Над космодромом, высоко в небе, что-то длинное и узкое нестерпимо блестело в лучах солнца.

Межпланетный корабль плавно и быстро приближался к Земле.