Текст книги "Солдат Иван Бровкин"

Автор книги: Георгий Мдивани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Что сыграть, Захар Силыч?

Захар обнимает Ваню за плечи и глядит вдаль.

– Давай, давай… мою… морскую!

Ваня играет и напевает:

 
Раскинулось море широко
И волны бушуют вдали…
 

Один из шофёров, Пётр, останавливает машину у гаража и кричит из кабины:

– Захар Силыч! Захар! Куда он запропастился?

Ваня играет и поёт; ему подтягивает сильно захмелевший Захар:

 
А дома старушка ждёт сына домой,
Ей скажут – она зарыдает, а волны бегут
Да бегут за кормой и где-то вдали
Пропадают.
 

Кончилась песня. Захар Силыч целует Ваню.

– Душевный ты человек, Ванюша! Почему я тебя не знал раньше? Почему? Говори!

– Не знаю, Захар Силыч.

– Не знать такого человека! Позор!

Вбегает в гараж Пётр.

– Захар Силыч, я тебя всюду ищу.

– Петя, дорогой, причаливай к нашему берегу. Удовольствие получишь! – заплетающимся языком говорит Захар.

– Некогда мне, Захар Силыч! Связался чёрт с младенцем! – говорит Пётр и, безнадёжно махнув рукой, выходит из гаража.

Захар быстро поднимается с места и кричит ему вслед:

– Ещё неизвестно, кто чёрт, а кто младенец! – И, возмущенный, обращается к Ване: – Слыхал, как с начальством разговаривает.

– Не обращайте внимания, Захар Силыч! Всё это ерунда, – меланхолически произносит Ваня.

– Умница ты у меня, Иван! – Захар снова садится. – Не обращать внимания? Есть не обращать внимания. Скажи, чего ты хочешь? Всё для тебя сделаю.

– Не знаю, Захар Силыч.

– Как не знаешь? Ну, кем хочешь быть?

– Не знаю, Захар Силыч. Ничего у меня в жизни не получается, – безнадёжно машет рукой Ваня.

– Неправда, получится! Раз Захар Силыч сказал, значит, получится, – ударяя Ваню по колену, говорит Захар. – Хочешь, я из тебя шофёра сделаю?

– Хотеть хочу… Но боюсь, не получится.

– А ты не бойся. Со мной, брат, не пропадешь. Будешь ты у меня шофёром первого класса! Я им покажу, – и Захар, придя в раж, грозит кулаком в пространство, – как из непутёвых людей делают!

Ваня ведёт грузовик по кругу. Машина, не слушаясь водителя, движется рывками, скачкообразно. Посередине круга стоит Захар Силыч и командует:

– Первая скорость! Вторая! Третья! Стоп! Тормоз! Хорош. Задний ход!

Ваня включает задний ход.

Машина, делая непонятные зигзаги, с неожиданной быстротой пятится назад, чуть не сбивая с ног Захара Силыча.

– Тормоз! – кричит заведующий гаражом.

Ваня мгновенно останавливает машину.

– Здорово! Молодец!

– Увидишь, он из Ваньки человека сделает! – говорит один шофёр другому – Петру.

– «Сделает», – иронически отвечает Пётр. – Чёрта с два сделает. Как из меня балерину…

Ваня уверенно ведёт по просёлочной дороге машину, гружённую бочками с бензином. Рядом с ним сидит довольный Захар Силыч.

– Молодец, Иван! Всё как полагается… Давай левый поворот.

Машина делает поворот и подъезжает к гаражу. Ваня и Захар выходят из кабины.

– Проверь-ка свечи… Что-то шалят они! – говорит Захар Силыч Ване, идя навстречу председателю колхоза.

Аппарат следует за ним.

– Здравствуй, Захар!

– Здравствуй, Тимофей Кондратьевич!

– Ну, как Ваня? – спрашивает председатель, указывая на Ваню, который возится в моторе машины.

– Настоящий парень! Орёл! – восклицает Захар.

– Орёл? – сомневается председатель.

– Честное слово, Орёл! Парень что надо! – уверяет Захар.

– Вот какое дело, Захар Силыч, – говорит Коротеев. – Поедем завтра в город получать ещё пару новых машин, подбери водителей.

– А чего подбирать-то? Поедем я и Ваня.

– Какой Ваня? – хмурится председатель.

– Ваня Бровкин. Ты не беспокойся, Тимофей Кондратьевич. Я за него, как за себя, ручаюсь… Он шофёр что надо. Первый класс. Недаром я его два месяца обучал, – показывает на Ваню Захар.

Ваня склонился над мотором и, делая вид, что работает, прислушивается к разговору Захара Силыча с председателем. Довольная улыбка скользит по его лицу.

По асфальтированному шоссе гуськом идут три машины: впереди «Победа», за ней два новеньких грузовика.

В «Победе» весёлый и довольный Тимофей Кондратьевич. Он поминутно оглядывается назад.

Второй грузовик ведёт Ваня.

Машины сворачивают на просёлочную дорогу. Вдали видна деревня.

Машины идут мимо работающих у молотилки колхозников.

Завидев машины, парни и девушки – среди них Любаша – бегут к дороге.

– Привет председателю!

– С обновкой, Захар Силыч!

– Смотрите – Ваня! Ваня за рулём!

Ваня сидит в кабине довольный и важный.

Девушки кричат Ване:

– Молодец, водитель! Вот вам и непутёвый! Только отстаёт маленько.

Девушка с капризными губами смеётся:

– Что же ты в хвосте плетёшься, дорогой Иван Романыч?

Стоящий рядом парень поддерживает её:

– Давай газу!

Ваня взглянул в сторону улыбающейся Любаши и даёт газ.

Машина Вани нагоняет машину Захара Силыча.

Идёт рядом.

Захар, увидев машину Вани, испуганно кричит:

– Куда лезешь?

Машина неровно, зигзагами мчится вниз, приближаясь к мосту.

Ваня, высунувшись из окна кабины, приветствует девушек.

На лицах девушек испуг.

– Ваня, Ваня! Осторожно! Мост! – предупреждают они об опасности.

Ваня поворачивается. Глаза его полны ужаса.

Машина идёт прямо на перила моста. Далеко внизу поблескивает гладь реки, по воде плавают стаи гусей и уток.

Перекошенное от испуга лицо Вани. Он круто поворачивает баранку, но уже поздно.

С шумом и треском, ломая перила, машина на полном ходу летит в реку.

Брызги воды поднимаются выше моста. Разлетаются во все стороны вспугнутые гуси и утки.

Завизжали колодки тормозов у резко остановившихся на дороге коротеевской «Победы» и грузовика, который ведёт Захар Силыч.

– Мигом в деревню! – приказывает Коротеев своему шофёру. – И скорей сюда врача!

Коротеев вместе с Захаром Силычем бросаются к мосту.

Шофёр мгновенно даёт газ. Машина скрывается в облаках пыли.

– Утонул! Погиб! – кричат колхозники, устремляясь к месту аварии.

Из затонувшей машины на поверхность вынырнул Ваня. Взобравшись на крышу кабины, чуть возвышающейся над водой, он испуганно озирается по сторонам. Он никого не видит, но, услышав приближающиеся крики, быстро ныряет и скрывается под водой.

Не чуя под собой ног, бежит к мосту Любаша, оставив далеко позади остальных колхозников. С ужасом она смотрит на реку.

Ваня, вынырнув из воды, вылезает на берег и скрывается в высоких камышах.

Любаша бежит по мосту, спеша на другой берег, к Ване.

На мост вбегают Захар, Коротеев и колхозники.

Захар Силыч и несколько парней раздеваются на ходу. Захар показывает Коротееву на пузырьки, которые с бульканьем расходятся по сторонам. Невдалеке плавает кепка Вани.

– Полундра! Пошёл ко дну! – кричит Захар и прыгает с моста в реку.

Несколько парней, сбросив с себя одежду, прыгают вслед за Захаром.

– Утонул парень! – горестно говорит один из колхозников встревоженному Коротееву.

– Чего стоите? – набрасывается взбешённый Коротеев на остальных парней. – В воду! Скорей! Ищите его!

Парни и ребятишки, уже не раздеваясь, прыгают с моста в реку.

На поверхности воды всё больше и больше пузырьков. Вот вынырнул Захар Силыч, у него в руках… бидон от бензина.

– Тьфу! Чёрт! – Захар в сердцах сплёвывает, отбрасывает в сторону бидон и снова ныряет.

Десятки парней и ребятишек ныряют, плывут под водой, вновь показываются на поверхности.

– А ну, ещё! Пошевеливайтесь! Скорей! Куда же он мог пропасть? – кричит Коротеев, в возбуждении бегая по мосту.

У самой машины ещё раз вынырнул Захар Силыч и радостно кричит:

– Есть! – он вытаскивает за волосы одного из знакомых нам парней – конюха Никиту Козырева.

– Ты что, с ума сошел? – истошно вопит, захлёбываясь, Никита. – Утопить меня хочешь?

Захар поворачивает парня к себе лицом и, убедившись, что это не Ваня, опять сплёвывает и снова ныряет.

– Есть! Нашёл! – кричит вынырнувший из воды парень – это Николай Бухаров – и вытаскивает кого-то за ноги.

Среди камышей бежит Ваня. Его нагоняет взволнованная Любаша. Ваня, заметив её, начинает петлять и скрывается в воде.

Любаша останавливается, смотрит по сторонам, приподнимаясь на носках.

Коротеев нервничает; он не может устоять на месте, бегает по мосту и поминутно спрашивает: – Ну как? Нет? Не нашли?

Бежит Любаша по берегу.

Она присела на корточки и видит: среди стеблей камыша на земле лежит Ваня.

В отчаянии бросается к нему Любаша, теребит его, пытается перевернуть на спину, приговаривая взволнованным шёпотом:

– Ваня! Ванюша! Ты ушибся?

Ваня лежит неподвижно. Он словно прирос к земле и не отвечает на вопросы Любаши. Струйки воды стекают с него на землю.

– Что с тобой?

Любаша ловкими движениями ощупывает его голову.

– Что у тебя болит? – со слезами в голосе спрашивает она.

– Ничего не болит! – хриплым шёпотом отвечает Ваня и, с трудом приподнявшись, садится. Его мокрые волосы взлохмачены.

– Крышка! – говорит он, выжимая рубашку.

– Какая крышка? – недоумевает Любаша.

– Мне крышка. Погиб я… Потерять такого друга…

– Какого друга? Машину? – наивно спрашивает Любаша.

– При чём здесь машина! Захара Силыча, вот кого я навеки потерял, – со вздохом отвечает Ваня.

– Но с ним же ничего не случилось, – удивляется Любаша.

– Что ты в этом понимаешь? Попадёт ему за меня, – горестно машет рукой Ваня.

– А тебе, думаешь, не попадёт?

– Меня-то посадят – это факт! – безнадёжно заключает Ваня.

По дороге около камышей верхом на лошади едет человек средних лет в лёгком парусиновом костюме. Увидев в камышах Любашу и Ваню, он ласково улыбается.

Ваня, испугавшись, мгновенно наклоняет голову, чтобы его не было видно с дороги.

Любаша, которая не видит всадника, удивлённо спрашивает:

– Что случилось?

– Наш агроном… Кажется, заметил, – шепчет Ваня.

– Давай убежим! – предлагает Любаша.

– Куда бежать?

– Куда глаза глядят…

– А ну-ка, иди домой! – вдруг резким тоном приказывает Ваня.

Любаша поражена.

– Да-да, иди! А то ещё заодно и тебя заберут, – говорит Ваня и, тяжело поднимаясь, бредёт по берегу.

Любаша идёт за ним.

Коротеев, уже не владея собой, вопит:

– Что ты наделал, Захар Силыч? Погубил парня! – с этими словами он садится на мост и начинает лихорадочно снимать сапоги. – Это, по-твоему, называется хорошо водить машину? – Он сбрасывает правый сапог и продолжает: – «Шофёр что надо! Первый класс!..».

– Что поделаешь? Крылатая душа поэта, – разводя руками, отвечает ему Захар Силыч. Он сидит на крыше кабины грузовика, вокруг ныряют парни.

На мосту останавливается едущий на лошади агроном.

– Вы что, Тимофей Кондратьевич, машину моете? – с иронией спрашивает он.

– Не до шуток мне, Николай Петрович, Ваня утонул, – с огорчением говорит Коротеев.

– Какой Ваня? – удивляется агроном.

– Бровкин, – отвечает старый колхозник.

Агроном неожиданно разражается хохотом, который не может не смутить всех присутствующих.

– Ваня вон там, – агроном показывает рукой вдоль берега реки, – в камышах с твоей Любашей сидит, – и, хлестнув коня, продолжает свой путь.

Коротеев медленно поднимается. Держа в руках левый сапог, он начинает выжимать его сухое голенище, словно это мокрая тряпка, и безмолвно оглядывает присутствующих. К нему подходит Захар Силыч и мокрые, только вылезшие из воды парни и ребятишки.

К мосту подъезжает «Победа» Коротеева; на крыше её укреплены шесты и багры. Из машины выскакивают врач в белом халате, два санитара и милиционер.

– Где утопленник? – спрашивает врач.

– Вот утопленник! – тыча себя пальцем в грудь, отвечает Коротеев. – Спасите меня, доктор!

– Может, парень что-нибудь сломал или нутро повредил? – беспокоится о Ване старый колхозник.

– Шутка ли, с такой высоты лететь! – говорит Коротеев и громко, тоном приказа обращается к санитарам: – Ну, что же вы стоите? Бегите ищите его!

Ваня, услыхав голос Коротеева, обернулся к Любаше.

– Отец! – испуганно говорит Любаша.

– Разыщем, Тимофей Кондратьевич! Момент! – И милиционер, придерживая кобуру револьвера, бросается в заросли камыша. За ним бегут доктор, колхозники.

– Облава, факт! Хотят арестовать! Живым не дамся! – С этими словами Ваня резко сворачивает в сторону и, сильно хромая, бежит.

– Ваня! – в испуге зовёт его Любаша.

Ваня обернулся, с укоризной посмотрел на Любашу.

– Сюда! Он здесь! – кричит милиционер.

Услыхав незнакомые голоса, ещё быстрее бежит Ваня.

Мимо плачущей Любаши мчатся милиционер, санитары и доктор, за ними Коротеев. Увидев дочь, он останавливается.

– Хороша! Срам-то какой! – сердито говорит Коротеев. А ну марш! Я с тобой дома поговорю.

Не оглядываясь, петляя, как заяц, Ваня выбегает из ивняка. Перебегает поле и скрывается в овраге.

Выбежали из ивняка в поле милиционер, санитары, доктор.

Смотрят – пропал Ваня.

Мрачный Коротеев сидит у себя в кабинете. Здесь же Самохвалов.

– Для престижа, так сказать, такого отца, как вы, Тимофей Кондратьевич, конечно, Любаша некрасиво поступила…

Коротеев мрачно молчит.

Самохвалов после паузы продолжает вкрадчивым голосом:

– Непутёвый ей не пара. Ваш зять должен быть человек интеллигентный, так сказать, работник умственного труда.

Коротеев, как всегда, когда он злится или волнуется, жуёт мундштук папиросы. Оглядев с ног до головы Самохвалова, он спрашивает;

– Ты сказал, что мой зять должен быть интеллигентным человеком?

– Обязательно, Тимофей Кондратьевич. И вам, согласно должности, и Любовь Тимофеевне, согласно культурного развития, – захлёбываясь от волнения, отвечает Самохвалов.

– Значит, будет у меня интеллигентный зять! – решительно восклицает Коротеев.

– Спасибо! – задыхаясь от неожиданной радости, благодарит Коротеева Самохвалов.

– За что спасибо? – удивлённо спрашивает Коротеев.

– Значит… интеллигентный? – запинается Самохвалов и, не в силах совладать с радостным волнением, выпаливает: – Разрешите идти?

– Как хочешь, – отвечает удивлённый председатель и, провожая глазами подпрыгивающего от радости Самохвалова, недоумевающе пожимает плечами.

Поздний вечер. Недалеко от гаража, на скамейке, освещённые тусклым электрическим светом, молча сидят буфетчица Полина и Захар Силыч.

– Почему ты так рано буфет закрыла? У меня сегодня такое настроение… прямо на пол-литра, – с досадой говорит Захар.

– Не надо… не надо тебе пить, Захар Силыч, – умоляюще просит Полина.

– «Не надо», – передразнивает её Захар. – Ишь ты! Не надо… – и, глядя на румяное лицо Полины, тянется к ней.

Полина в ожидании поцелуя блаженно закрывает глаза. Но Захар, вдруг что-то вспомнив, хлопает себя ладонью по коленям с такой силой, что Полина от неожиданности вздрагивает и открывает глаза.

– Почему я за ним не погнался? – с досадой говорит Захар. – Может, он утопился? Нигде парня найти не могут.

– Такие не тонут, – обиженно говорит не получившая поцелуя Полина.

Вдруг Захар замечает тёмную фигуру Вани, подкрадывающегося к гаражу. Захар обрадовался.

– Иди-ка домой! – обращается он к Полине. – Что-то у меня сегодня любовь не получается… Настроение поганое. Я тебе ночью в окно постучу, тихонько постучу. Поцелую и пойду спать.

– Только не надо стучать. Отца боюсь, – отвечает Полина.

– Ты отцу скажи: пусть он меня боится. Зачем тебе его бояться? – сердится Захар.

Полина, прижав ладони к глазам, неожиданно расплакалась.

– Тьфу ты господи! Зачем плакать? И откуда у баб столько воды берётся? – говорит Захар. – Я солёную воду признаю только морскую, а слёз… не надо. Не терплю я этого, Говорю, перестань, не надо плакать. – И, обняв за плечи девушку, он ласково успокаивает её: – Иди домой… иди, моя пташка!

Полина вытирает глаза, встаёт, но, сделав несколько шагов, останавливается и спрашивает:

– Правда, придёшь?

– Приду, приду, моя крошка! Приду, дорогая, – отвечает Захар, продолжая сидеть на скамейке.

Полина пожимает пышными плечами, словно дразня Захара, и медленно идёт по дороге к деревне.

Ваня осторожно приближается к Захару. Захар, услышав за спиной шаги, исподлобья смотрит на остановившегося в покаянной позе Ваню.

– Хорош! Мо-ло-дец! – громко и иронически произносит Захар после небольшой паузы. – Всё моё доверие псу под хвост! – и он делает выразительный жест рукой.

– Ты уж извини меня, Захар Силыч. Виноват я перед тобой, – тихо, со слезами в голосе говорит Ваня и опускает голову.

– А перед колхозниками ты не виноват? – сердито спрашивает Захар.

– И перед колхозниками… тоже, – запинаясь, говорит Ваня и добавляет: – Председатель на меня облаву устроил.

– Какую такую облаву? – удивляется Захар.

– Факт, облаву, – отвечает Ваня. – Гнались за мной, еле вырвался. Решил я бежать из деревни, но вот пришёл с тобой проститься…

Захар неожиданно начинает громко и безудержно хохотать.

– Ах ты дурак! – еле выговаривает он сквозь смех. – Тимофей Кондратьевич из деревни доктора и санитаров привёз, чтобы тебя, дурня, в больницу забрать, а ты… облава! – И снова хохочет.

– Доктора? – удивляется Ваня и, бессильно опустившись на скамейку, начинает громко рыдать.

– Ох, и беда мне сегодня! – становясь серьёзным, восклицает Захар Силыч. – Опять слёзы! Скамейка эта, что ли, такая: кто ни сядет, все плачут! – разводит он руками. – А ну перестань! Баба ты, что ли?

– Что мне делать, Захар? – в отчаянье спрашивает Ваня.

– Идти домой и хорошенько выспаться! А завтра на работу. Машину надо чинить. Может, что-нибудь и соберём, – и он дружески обнимает Ваню за плечи.

– Что из неё соберёшь, одни обломки! – отвечает убитый горем Ваня.

Утро в доме Коротеевых. Тимофей Кондратьевич завтракает. То и дело отрываясь от еды, он сердито говорит жене:

– Чтоб она не смела выходить на улицу! Хватит с нас сраму.

– Но в школу же она должна пойти? – возражает удручённая жена.

– И в школу не сметь! – кричит вышедший из себя Коротеев. – Пусть она останется дурой неграмотной!

– Да ты что, Кондратьич, – всхлипывает жена. – Почему Любаше от подруг отставать? Пусть девочка окончит последний класс, недолго осталось… Может, из неё человек получится…

– Не получится из неё человек! – восклицает Коротеев.

Любаша с книгами и тетрадями в руках стоит в своей комнате и прислушивается к разговору отца с матерью. Она то и дело вытирает ладонью набегающие на глаза слёзы.

Коротеев, отхлебнув из стакана чай, упрямо повторяет:

– Из неё человек не получится! Я её замуж выдам. Есть у меня для неё жених на примете.

В этот момент в комнату без стука врывается радостный и возбуждённый Самохвалов. Размахивая руками и потрясая какой-то бумажкой, он кричит:

– Поздравляю! Поздравляю, Тимофей Кондратьевич! Поздравляю!

– Что случилось? – спрашивает удивлённый председатель.

– Ваню непутёвого призывают в армию! – торжествует Самохвалов, подавая Коротееву повестку.

– Слава богу, освободились, – со вздохом облегчения говорит Тимофей Кондратьевич.

Любаша у себя в комнате. Услышав эту новость, она поспешно вытирает слёзы, подбегает к окну, выбрасывает из него учебники и тетрадки и быстро выпрыгивает наружу. Пробежав через двор, она скрывается за калиткой.

– Значит, провожаем «дорогого» Ваню! – удовлетворённо произносит Тимофей Кондратьевич. – Вот это здорово получилось! Всё, так сказать, ко времени.

– Бедная Евдокия! – сочувственно откликается Елизавета Никитична.

– Почему – бедная? – возражает муж. – Может, его только армия и исправит.

– Ну, я пошёл, Тимофей Кондратьевич, – говорит радостный Самохвалов.

– Иди, дорогой, я сейчас приду.

– До свидания, Елизавета Никитична! – галантно раскланивается Самохвалов и уходит.

Коротеев провожает его глазами и хитро смотрит на жену.

– Вот это человек! Преданный человек… Орёл! Интеллигент! – и громко, думая, что дочь ещё у себя в комнате, заявляет: – Вот тебе жених для Любаши!

– Ты что, Кондратьич, рехнулся, что ли? – восклицает жена.

– А-а, не нравится? – так же нарочито громко спрашивает Коротеев.

– Нашу красавицу да за такую крысу! – возмущается Елизавета Никитична.

– И мне не нравится, – шёпотом говорит Коротеев, обняв жену за плечи и хитро посматривая в сторону комнаты Любаши. Затем, выдержав паузу, он нарочито громко продолжает: – Настоящий человек! Так сказать, работник умственного труда!

Гремит туш самодеятельного духового оркестра. Играют молодые и старые колхозники.

В колхозном парке, освещённом гирляндами электрических лампочек, на скамейках сидят празднично одетые колхозники. Повсюду фруктовые деревья, ветки которых сгибаются под тяжестью плодов. У деревьев стоят знакомые нам девушки и парни, друзья и сверстники Вани.

На открытой эстраде, за столом президиума, вытянувшись, стоит Тимофей Кондратьевич Коротеев. На груди у него орден Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды и шесть медалей за взятие и освобождение разных городов Европы.

Рядом с председателем – Захар Силыч, его грудь украшена тремя рядами боевых орденов и медалей – и ещё несколько колхозников. У всех у них множество орденов и медалей.

Среди членов президиума – Самохвалов. У него на лацкане пиджака значок члена общества Красного Креста.

Неподалеку от президиума стоят пять парней – будущих солдат Советской Армии. Среди них мы видим и Ваню Бровкина.

Шум прекращается. Члены президиума занимают места. Все, кроме Коротеева, садятся.

– Мы сегодня провожаем в нашу родную Советскую Армию лучших сынов колхоза! – торжественно объявляет Коротеев. – Замечательного нашего монтёра Николая Бухарова…

Раздаются аплодисменты.

– Помощника бригадира Петра Буянова…

Снова раздаются аплодисменты в зале.

– Дмитрия Гранкина, который окончил десятилетку с золотой медалью.

Продолжительные аплодисменты прерывают председателя.

Аплодирует и сам Коротеев и через несколько секунд продолжает:

– Провожаем нашего лучшего наездника конюха Никиту Козырева.

Снова громкие аплодисменты и крики:

– Браво! Браво, Никита! Даёшь его в кавалерию!

Когда колхозники притихли, Коротеев бросает взгляд на Ваню и, запинаясь, произносит:

– И… нашего Ивана Бровкина… Он, конечно, так сказать… того… – Коротеев замолкает.

И, не дождавшись аплодисментов, начинает аплодировать сам.

Раздаётся дружный хохот и несколько жиденьких хлопков.

У колхозников весёлые, улыбающиеся лица.

Улыбается даже мать Вани Евдокия Макаровна.

Под деревом, вдали от всех, стоит печальная Любаша и вытирает платочком слёзы.

– Мы даём нашим парням один только наказ, – говорит Коротеев, – не уронить славного имени нашего колхоза и быть, так сказать, отличниками боевой подготовки и учёбы… Короче говоря, не посрамите нас, сынки!

Он подходит к призывникам и всех поочереди целует.

Когда дело доходит до Вани Бровкина, он на секунду задерживается возле него, нерешительно пожимает плечами и тоже целует.

Члены президиума берут со стола большие букеты цветов, подносят призывникам и обнимают смутившихся парней.

Самохвалов всовывает Ване огромный букет, порывисто обнимает и целует его.

При виде этой «трогательной» сцены колхозники в зале хохочут.

Снова гремит туш.

Любаша в своей тускло освещённой комнате на цыпочках подходит к окну. Открыв его, она бесшумно выпрыгивает во двор и снова прикрывает окно.

В другой комнате Коротеев читает газету. Елизавета Никитична здесь же вяжет носки.

Стук в дверь.

– Войдите! – отзывается председатель.

Входит Самохвалов со свёртком в руках.

– Извините, что беспокою, но… понимаете… жизнь одинокого человека в деревенской глуши.

– Да заходи без церемоний, – приглашает Коротеев.

– Это вам, Елизавета Никитична, – говорит Самохвалов, разворачивая сверток и подавая Коротеевой коробку парфюмерного набора «Фиалка». – Это, так сказать, сюрприз из старых запасов… ещё из города, – добавляет он.

– Напрасно беспокоились, – отвечает Елизавета Никитична. – Только зря в расход входили. Вы – человек молодой, духи вам самому пригодятся.

– Какой там расход, мелочь. Я, извиняюсь, духов не употребляю… моё мнение такое: мужчина должен быть мужчиной, а женщина – женщиной, – опять начинает философствовать Самохвалов. Он садится к столу и, оглядевшись, спрашивает: – А где же Любовь Тимофеевна?

– Сейчас позову! – говорит Елизавета Никитична, подходит к двери соседней комнаты, открывает её, заглядывает в комнату дочери и увидев, что Любаши нет дома, на цыпочках возвращается обратно.

– Спит уже.

Любаша бежит в темноте.

– Любаша! – слышится осторожный зов Вани. Девушка останавливается и медленно поворачивается.

К ней подходит Ваня.

– Уезжаешь? – спрашивает Любаша.

– Уезжаю, – со вздохом отвечает Ваня. – Завтра утром.

Они медленно поворачивают в сторону и молча идут рядом, не глядя друг на друга, не берясь за руки.

До них из деревни доносятся высокие голоса поющих девушек и переборы гармони.

Ваня и Любаша идут всё дальше и дальше…

На горизонте занимается заря.

На срубленных деревьях сидят Любаша и Ваня. Они не смотрят друг на друга и молчат.

Вокруг мёртвая предрассветная тишина. Вдруг в воздухе послышались крики уток.

– Утки летят… – вздыхает Ваня, подняв глаза к ещё тёмному небу.

– Скоро светать будет… Из деревни в поле на работу пойдут, – с сожалением говорит Любаша.

– А у меня вся работа позади, – с грустью произносит Ваня. – Никаких работ – армия.

– Значит, писать будешь? – спрашивает девушка.

– Каждый день! – пылко отвечает Ваня, не глядя на Любашу.

– И я каждый день… Только вот адрес…

– Адрес я напишу в первом письме, в первый же день. Только ты мне пиши.

Ваня умоляюще смотрит на Любу.

Любаша поднимает глаза на Ваню. И вдруг, обхватив голову Вани обеими руками, она крепко целует его в щеку. Потом вскакивает с места и, не оглянувшись назад, стремительно бежит к деревне.

Прижав к щеке руку, как бы желая сохранить теплоту поцелуя Любаши, ошеломленный и радостный, стоит Ваня и смотрит вслед убегающей девушке.

Ваня сидит на корме маленького речного парохода, приложив руку к щеке; он всё ещё под впечатлением поцелуя Любаши. Рядом с ним – Евдокия Макаровна. Она молча смотрит на сына. Ваня безучастен к веселящимся на берегу односельчанам.

Мы видим новобранца Николая Бухарова – крепкого, рослого детину. Он много выпил. Рядом с ним – худенькая девушка невысокого роста. Со слезами на глазах она скороговоркой шепчет:

– Что я буду без тебя делать, Коленька?

Николай берёт обеими руками её голову, крепким, долгим поцелуем приникает к девушке.

На маленькой пристани шум, крики, звуки гармони. Почти вся деревня провожает новобранцев.

В кругу провожающих – сильно подвыпивший Пётр Буянов. Он лихо отплясывает русскую.

Среди провожающих – мать Петра Буянова, на глазах у неё слёзы. Она смотрит на сына и говорит:

– Петя, родной мой!

– Не плачь, мама. Ну, что ты! – успокаивает мать Пётр, продолжая отплясывать.

По-прежнему в стороне от танцующих стоит Николай Бухаров с худенькой девушкой.

– Неужели уезжаешь, Коля? Неужели это правда?

Николай снова обеими руками берёт девушку за голову и молча целует её.

К пристани приближается группа колхозников во главе с трезвым, степенным наездником Никитой Козыревым. Он подтянут и внешне спокоен. Только бледное лицо да горящие, взволнованные глаза свидетельствуют о том, что он провел бессонную ночь. За ним один из парней ведёт под уздцы красавца скакуна с украшенной яркими лентами гривой. Рядом с Никитой идут девушки. Никита улыбается им.

На капитанском мостике – женщина-капитан. Облокотившись на перила, она объявляет в рупор:

– Прошу пассажиров занять места! Давайте отправление!

Гудок.

На берегу все засуетились, прощаясь с новобранцами.

Слышны крики:

– Не забывайте, ребята!

– Пишите! Непременно пишите!

– Ну, не плачь, не плачь, мама…

Новобранцы, прощаясь с родными и земляками, поднимаются на пароход.

Убраны мостки. Матросы, снимая чалки, смотрят на оставшегося на берегу Николая Бухарова. Он пытается пройти на пароход, но его спутница, обливаясь слезами, повисла у него на шее. Она шепчет:

– Коленька, дорогой, будешь писать? Будешь?

Вместо ответа Николай молча прощается с ней долгим поцелуем и разбежавшись, прыгает на отчаливающий пароход.

Повернувшись к провожающим, он машет кепкой. Лицо его густо испачкано губной помадой.

За ним стоят другие новобранцы, они тоже машут руками, фуражками, и только Ваня с печальным лицом сосредоточенно играет на гармони туш.

На берегу провожающие подбрасывают вверх фуражки, кричат, машут платками, бегут за пароходом.

Набирая скорость, пароход проходит мимо деревни.

На холмик у реки взбегает девушка в белом платье с косынкой на голове. Это Любаша.

Стоящий на корме Ваня замечает девушку. Он подбегает к борту. Глаза его сияют. Он растягивает гармонь и наигрывает свою любимую песню.

Все дальше и дальше идёт пароход.

Любаша, вытянувшись, ищет среди пассажиров Ваню. Увидев его, она срывает с головы косынку и размахивает ею.

Ваня поднимает руку, приветствует Любашу. Губы его шепчут:

– Любаша.

К Ване подходит улыбающийся Николай Бухаров, дружески запускает пятерню в густую шевелюру Вани и, крепко держа его рукой за волосы, силком сажает на скамейку.

На голове Вани, чуть потрескивая, заработала электрическая машинка. Солдат-парикмахер пятернёй отбрасывает густые кудри волос. Ваня сидит растерянный, смущённый; голова его острижена наголо. На нём солдатская гимнастерка.

На турнике боец Кашин без малейшего напряжения свободно делает разные сложные упражнения.

Ваня, стоя в шеренге бойцов, испуганно следит за движениями Кашина.

Кашин, несколько раз подряд прокрутив фигуру «солнце», соскакивает с турника.

– Следующий, боец Бровкин! – командует сержант Буслаев, ладно скроенный молодой человек с волевым и потому кажущимся суровым лицом.

Ваня робко подходит к Буслаеву и, с трудом подыскивая слова, говорит, показывая на Кашина:

– Я… я так не умею, товарищ сержант!

– Во время занятий не разговаривать! – тихо, но сурово произносит Буслаев и добавляет: – Выполняйте приказ!

Ваня, волнуясь, подбегает к турнику, хватается руками, однако, подтягиваясь, теряет равновесие и беспомощно повисает на вытянутых руках.

– Отставить! – командует Буслаев.

Огорчённый и, как ему кажется, окончательно опозоренный, Ваня отходит от турника.

– Боец Абдурахманов! – обращается Буслаев к маленькому, худому солдату с раскосыми глазами и постоянной улыбкой на лице.

Абдурахманов подходит к турнику и начинает «крутить» самые сложные фигуры с мастерством и изяществом виртуоза.

Буслаев, стоя рядом с Ваней, показывает ему на Абдурахманова и, улыбаясь, говорит:

– Вот видишь? Артист! А год тому назад он тоже… вроде тебя… цеплялся руками за воздух.

Абдурахманов ловко соскакивает с турника и становится в строй.

Впереди бежит Буслаев. Солдаты его отделения, быстро и не утомляясь, следуют за ним. Не привыкший к бегу на длинные дистанции, Ваня отстаёт, тяжело дышит, с него градом льётся пот.

– Отделение! Стой! – командует Буслаев.

Солдаты отделения остановились как вкопанные около навеса со скамейкой. Не шелохнувшись, по команде «смирно» стоят солдаты.

Ваня, уставший от гимнастических упражнений и бега, тяжело дышит. Увидев скамейку, он без команды «вольно» выходит из строя и садится.

Солдаты удивлённо глядят то на Ваню, то на сержанта.

Неожиданно лицо Буслаева становится строгим, и он суровым голосом командует:

– Боец Бровкин, встать!