Текст книги "Сон разума (СИ)"

Автор книги: Георгий Левченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Днём за делами Фёдор забыл про расставание и сейчас недоуменно смотрел на опустевшую квартиру, которая будто осиротела, потеряв всех жильцов, даже запахов в ней не осталось, хотя обычно, по его возвращению с работы, пахло жареным мясом и Настиными духами, а вечерами каким-то кремом и всегда и всюду, особенно в спальне, присутствовал ещё один очень приятный запах, по всей вероятности, бывший её собственным. Наткнувшись, таким образом, на мысль о еде, он вдруг вспомнил, что с утра ничего не ел, потом долго-долго возился у плиты, состряпал нечто невнятное, но более или менее аппетитное, всё съел, вымыл посуду и встал посреди кухни с мыслью о том, что все его занятия на сегодня закончены и делать ему больше нечего. В тишине постоял на балконе, смотря на наплывающие плотные тучи, заходящего Солнца видно не было, город лежал угрюмый и полусонный, недовольно понимая, что скоро его начнут поливать холодным дождём. Войдя в комнату, Фёдор хотел было развлечь себя телевизором, но ничего не вышло, всё казалось пустым, чужим, безжизненным, о развлечениях и думать не мог. Так и просидел несколько часов, о чём-то вяло размышляя, пока не стемнело. Ещё два дня назад он пребывал в прямо противоположном настроении и искренне полагал, что ничего его не изменит, но спокойствие было нарушено тем исключительным и самым эффективным образом, которое только могло найтись. Когда в квартире стало совсем темно, он неуверенно подошёл к письменному столу, потом отошёл, потом опять подошёл, сел. Казалось, Фёдор чего-то боится, чего-то, с чем не сможет совладать, однако теперь это нечто было единственным, что у него оставалось.

01.05 Расставание оставило во мне след, который я всеми силами хотел бы избежать. Дело не столько в спутанности ощущений, сколько в самом одиночестве. Я ведь никогда доселе не был одинок, не чувствовал себя таковым. Не отличаясь особым дружелюбием даже в молодости, я всегда мог подыскать себе компанию. В институте, например, имел много приятелей, но не друзей, казался общительным, но не навязывался, событий не инициировал, и в то же время мою персону, за редким исключением, постоянно кто-то куда-нибудь звал, что воспринималось мной как должное. Всегда умел отвлечь себя от тягостных мыслей и не фатальной весёлостью, строящей из себя надорванную наивность, а вполне осознанно, тем, что прекрасно понимал, ничего смертельного, никаких непреодолимых проблем в молодости возникнуть не может, и все внутренние неурядицы – не более, чем минутная блажь. Мне и сейчас есть куда пойти, но желания нет, не хочется кому-то навязываться, и не только знакомым, даже близким, чтобы потом гадать, действительно ли они тебе рады или терпят из вежливости. Возможно, стоит взять малую передышку и спокойно побыть одному; хотя вот странная закономерность: когда не надо – все они здесь, а когда надо – ни единой живой души вокруг. Противоречие.

Состояние весьма двойственное: я в одно и то же время боюсь и мирюсь с одиночеством, и боюсь, вероятно, только постольку, поскольку не умею к нему привычки, потому и случаются минуты, когда монотонный гул повседневности вдруг прекращается, и я начинаю смеяться, горько смеяться, над самим собой, над мелочностью своих притязаний, их мертвенностью. Затем смотрю на пустую квартиру после переполненных шумных улиц, начинаю долго и мучительно размышлять о том, что делать дальше, как быть, в уме мелькают смутные образы старости и смерти, ранящие чуждостью и в то же время неотвратимостью наличного бытия, причастностью каждому конкретному мгновению всей моей жизни. И неожиданно в них обнаруживается нечто живое, не хорошее или плохое, а именно живое, они не только мои, но и чьи-то ещё, имеют собственное значение, а не являются мелочным топтанием на месте слабой душонки. В то же время бесполезно искать в них опоры, они лишь враждебны и холодны, лишь то, чего надо бежать, пред ними чувствуется обидное бессилие, которое приводит к важному результату – желанию отбросить затхлость прежней жизни и жить по-новому.

В эти мгновения своеобразного прозрения я остро ощущаю, что моё мировоззрение переменилось, стало с ног на голову даже в тех аспектах, в которых любой здравомыслящий человек должен давно увериться. Я как ребёнок, только-только решившийся мыслить и с интересом взирающий на окружающий и, казалось бы, столь привычный мир вокруг него. Почему я до сих пор не испытывал ничего подобного? Мне кажется, жизнь моя вполне многообразна, чтобы можно было выудить из опыта достаточно верных суждений о ней. Хотя, что я говорю? какое многообразие? Из дома на работу, с работы обратно, летом на море, зимой в горы, и ездить начал не так уж давно, а потом: люди одни и те же, я никогда не общался с теми, кто ведёт иной образ жизни. Так неужели же все мои суждения о жизни столь незначительны, что сейчас ничем не могут мне помочь справиться с самим собой? Любая неурядица вводит в ступор, из которого, впрочем, и выходить не хочется, так я теперь беспомощен. И что это значит? я впервые столкнулся с жизнью? Но ведь это чушь, полнейшая чушь. Можно предположить, что это та же жизнь, только другая. А что же изменилось? Я сейчас одинок, в чём честно себе признаюсь, но это поправимо, для чего, однако, не хочется предпринимать никаких усилий. Здесь что-то другое, нечто гораздо большее, чем просто страх остаться одному. Будущее стало туманным, точнее, пришло осознание его неопределённости. Почему же тогда я не воспринимаю её как возможность и жду только плохого, старости и смерти?

О самоубийстве не хочется думать, да и зачем? Чувствовать что-то гораздо лучше, чем вообще ничего – это факт, хоть меня, к сожалению, ничто другое и не удерживает. Лучшим решением было бы просто плыть по течению, делая то, чего требуют конкретные обстоятельства, иначе можно ещё более навредить себе, и, проглатывая пилюлю ущербного смирения, надеяться, что выздоровление придёт само собой. Да и к чему какая-то активность? У меня нет цели, которую стоит созидать, к которой было бы не зазорно стремиться, ведь та же карьера – пустой звук и удовлетворения не приносит. Сегодня, например, предложили мне возглавить кое-какой проект, долго разрисовывали, какой он прибыльный, как важен для «нашей динамично развивающейся компании в условиях нестабильности внешних рынков» и т.д. и т.п., а я сидел и, ей-богу, если бы воспитание позволяло, с большим удовольствием в носу поковырялся, чем выслушивал подобное. Нет, конечно взялся, отказываться, собственно, было нельзя, но всё равно наплевать, с мальчишеским задором наплевать!

Напоследок хочу запечатлеть одно детское воспоминание, недавно всплывшее в уме. Долго сомневался, стоит ли оно того или нет, потом решил, что стоит, поскольку довольно примечательно.

Однажды летом повезла меня мать к своим родителям в деревню. Они давно уже умерли, но в детстве я их очень любил, ведь баловали они своего внучка как и все деды и бабки от души, простые очень люди были. Сами городские, оба на заводе работали, только на пенсии в деревню перебрались, так что в доме у них всегда было чисто убрано, ухожено, а не как это обычно бывает. Но дело совсем не в том. Как там принято, в каждом дворе водилось по одной, а то и по несколько собак, и я, честно говоря, не помню, какая жила у нас, но за двумя домами напротив, через широкую улицу (особенно в детстве таковой казавшейся), по обеим сторонам которой росли садовые деревья, обитало нечто экзотическое, помесь немецкой овчарки с волком. По крайней мере, так не без гордости заявлял её хозяин, правда, откуда она у него такая взялась, тот умалчивал. Обращался он с ней хорошо, она даже в доме жила, а не в будке, обычно полуразвалившейся, кормил, судя по всему, тоже неплохо, а вот хвастался не в меру, дети постоянно бегали проситься с ней поиграть, на что сосед охотно соглашался. Как сейчас помню, меня начало просто раздирать любопытство, когда я услышал, что у кого-то неподалёку живёт волчица, а увидев её, расстроился чуть ли не до слёз. Ничего необычного в ней я не заметил, а всякие тонкости детям безразличны. Внешности она была самой что ни на есть заурядной: грязно-серая, почти без пятен, кое-где с прядями чёрной жёсткой шерсти, нос тоже чёрный, уши большие, одно торчком, другое немного припадало к голове; хвост – ни то, ни сё, однако довольно красивый; а вот ростом мне, тогда ещё мальчишке, собака показалась просто огромным. Но главным, как бывает в подобных случаях, являлись, конечно же, глаза: синеватые, с круглыми зрачками, почти всегда широкими. Взгляд прямой и добродушный чуть ли не до лёгкой усмешки (это я заметил однажды вечером, когда остальная детвора разошлась, на сердце у меня ещё звенел остаток сегодняшнего веселья, и я подошёл к ней, чтобы погладить напоследок). Характер она имела не очень ласковый, но от хорошего обращения вполне адекватный, даже дружелюбный, была совершенно спокойна и постоянно себе на уме, так что ребят, в том числе и меня, не боялись к ней подпускать. Охотно давала себя гладить, неторопливо и с достоинством бегала за палкой или мячиком, не считая это для себя зазорным, а иногда, сильно разрезвившись, разбегалась, высоко подпрыгивала и плюхалась животом в высокую траву, заставляя тем самым всех нас смеяться и смотря так, будто именно того и добивалась. Детей, видимо, любила всех без исключения, даже незнакомых принимала сразу, предварительно обнюхав, конечно. И всё это, безусловно, было бы очень хорошо, если бы однажды, где-то в конце августа, мать уже приехала, чтобы забрать меня домой, собака просто-напросто не сбежала. Искали её долго, даже других собак приучили её след брать, но те только доходили до опушки ближайшего леса и всё. Хозяин переживал страшно, я никогда не видел, чтобы из-за животного так беспокоились, соседи опасались, что сопьётся мужик, разговоры такие слышал, правда, значения их в том возрасте я, разумеется, не понимал, лишь сегодня могу предположить, что у него кроме неё никого не было. Короче говоря, когда я уезжал, её так и не нашли. На следующий год меня опять повезли в деревню. Я, правда, долго капризничал, городской мальчик, ничего не скажешь, однако в итоге согласился, а родители, хоть и в отпуске были, остались дома очередным ремонтом играться. Безусловно, я не забыл о том происшествии и сразу же, помнится, только и успев, что поздороваться, пристал к деду с расспросами, а он неожиданно стал отмалчиваться да отшучиваться, надеясь, что в конце концов я обо всём забуду, так что даже ребёнок начал подозревать неладное. Через пару дней он сдался и не очень внятно и совсем не живописно он рассказал мне продолжение той истории. Ранней весной у хозяина собаки стали пропадать домашние животные – дело довольно необычное. Сначала по-мелочи, куры, гуси, потом поросята и т.п. Насколько я понял, произошло это всего 3-4 раза, но, в любом случае, тот мириться с таким положением дел не стал, поэтому однажды ночью, застав вора в момент преступления, он, не долго думая, начал палить из охотничьего ружья. Дед особенно подчёркивал, повторил неоднократно, что сосед выстрелил несколько раз, «положив кое-кого из своих питомцев», видимо, действительно пить начал мужик. А вором оказалась именно его собственная, столь дорого ценимая собака. Все, разумеется, жалели, охали, ахали, мол, как такое могло с ней произойти? как же она такой стала? почему? и т.д. и т.п., однако вскоре всё забыли. Да и зачем долго переживать из-за животного? Но это ещё не конец. Где-то через неделю, поутру, наверно, сильно изголодавшись, вышли к деревне три волчонка и прямо у всех на виду поплелись к ближайшему сараю с домашней птицей, никакие инстинкты не сработали. Очевидно, они были щенятами той собаки. Про них дед наотрез отказался говорить и мне до сих пор хочется надеяться для того, чтобы пацан не пожелал взять себе одного из них, поэтому, что стало с ними на самом деле, я не знаю. Вот теперь всё.

На следующий день Фёдор почувствовал небольшое облегчение, которое несмело стало закрадываться в душу, озираясь по сторонам и боясь потревожить то, что считало несравненно выше себя, однако всё равно с робкой настойчивостью делало первые шаги. Он начал привыкать своему нынешнему положению и безразличней смотреть на некоторые переживания, захватившие его беззащитное сердце. События сошлись определённым образом, и от наиболее незначительных Фёдор подспудно избавлялся, старался жить дальше, и самым мизерным, как ни странно, оказалось одиночество, внезапно свалившееся на его голову, главное же, что доселе занимало все мысли, осталось нетронутым, продолжало свершаться своим чередом, конца и края ему не было видно.

В то утро он добросовестно приготовил завтрак, заметив между делом, что надо пополнить запасы продуктов, гладко выбрился, не без стеснения усмехаясь про себя давешней неопрятности и дурацким разговором с начальником, и пошёл на работу. Сказать, что жизнь взяла своё, было бы, конечно, преждевременно, однако Фёдор возвращался в свою колею, точнее, нащупывал новую.

– Фёдор, – окликнул его низкий мужской голос, когда тот входил в здание своего офиса. Немного вздрогнув, резко повернувшись на ступеньках и чуть не слетев с них от этого движения, он посмотрел вокруг. Поначалу Фёдор не заметил, кто его звал, потом увидел человека примерно своих лет, ростом выше среднего, в не очень новом и совсем недорогом, однако чистом и опрятном костюме, весьма складно сидевшем на своём обладателе, с поношенным портфелем в руках, густыми чёрными волосами без проседи и залысин, немного обрюзгшем, но живым лицом и, кажется, никогда не унывающими синеватыми глазами. Тот широко и искренне улыбался, видимо, очень радуясь неожиданной встрече. – Что? не узнаёшь?

– Ан-ндрей, – неуверенно и виновато именно от неуверенности предположил он.

– Ну, почти. Алексей, – это был его старый институтский приятель, с которым они довольно близко дружили, правда, не настолько, чтобы до сих пор помнить его имя, да и не виделись они уже более 15 лет, поскольку тот вернулся в родной город сразу после учёбы.

Фёдор долго поддерживал отношения с друзьями из института, других у него, по сути, не было, почти что только один Алексей сразу выпал из поля зрения, однако потом всё рассосалось, интересы разошлись, многие поразъехались, да и времени на общение оставалось всё меньше и меньше.

– Здравствуй, не ожидал. Ты не подумай, я всё помню. Как ты здесь? откуда?

– Тоже работаю, тут недалеко, вон там за углом. – Там располагались фирмы, добросовестно занимавшиеся всякой мелочёвкой, ничего примечательного, но стабильно и не без прибыли, что, впрочем, случается сплошь и рядом, когда не хватает фантазии или смелости стать на широкую ногу.

– А почему тогда я раньше тебя здесь не видел?

– Недавно переехали, до этого вообще на складе сидели, на самой окраине. Ладно, не о том. Долго задерживать не стану, сам спешу, – Алексей посмотрел на часы, – надо бы встретиться, как думаешь? Только, может, как-нибудь поскромнее, – он замялся и немного покраснел; видно было, что человек честный.

– Ну, давай тогда прямо у меня, если поскромней, можно сегодня, я ведь сейчас один живу, – несколько неуместно и прямолинейно предложил Фёдор, будто всем вокруг уже были известны обстоятельства его жизни. Потом осёкся, понял, что сглупил, и, внутренне съёжившись, стал ожидать возмездия за проявление нормального человеческого чувства, ведь ему вдруг очень захотелось друзей, так что подвернувшийся случай возобновить знакомство пришёлся как нельзя кстати. Однако в душе всё равно обрадовался и приободрился, пусть и немного сдержанно, и сдержанно именно постольку, поскольку не ожидал ничего особенного.

– Давай, – открыто улыбнулся Алексей.

– Тогда подожди, сейчас адрес дам.

– А вот я тебя удивлю. Ты когда последний раз переезжал?

– Лет 6-7 назад, точно не помню, – недопонимая, к чему он это спрашивает, ответил Фёдор; слишком всё сразу и наружу получалось.

– Тогда я знаю твой адрес, – такая осведомлённость действительно удивляла. Алексей улыбался с непонятной таинственностью, будто он знает бог весть что, и это буквально заставило Фёдора окатить его холодным взглядом, от которого тот сразу осадился.

– Хорошо, жду вечером, – произнёс Фёдор почти с досадой. У него вдруг возникло ощущение, будто он разоткровенничался с каким-то дурачком, да тот к нему ещё и в гости напросился. Впрочем, это чувство вскоре забылось, очень уж человека хотелось.

Придя вечером с работы, хозяин неожиданно понял, что ему надо всё-таки что-то приготовить к сегодняшнему мероприятию; давно он не встречал гостей в одиночестве, и долго-долго не мог придумать, чего выставить на стол. Спасало, однако, два обстоятельства: во-первых, придёт всего один человек и притом мужчина, и, во-вторых, значит главное алкоголь, а еда нужна лишь в качестве закуски. Выгреб остатки съестного из холодильника, нарезал, кое-что даже догадался обжарить, и сел в кресло ждать прихода Алексея. Около семи в большой пустой квартире раздался громкий звонок.

– Привет. Мы ведь время забыли назначить, боялся не застать. Я тут принёс… – он протянул затёртый пакет, в котором кое-что позвякивало.

– Не стоило, у меня есть.

– И тем не менее.

– Ну, этого нам до утра хватит.

– До утра не могу, где-то до часу, от силы двух, обстоятельства…

– Ладно, проходи.

– А ничего так, – выразил Алексей своё мнение про квартиру, проходя в зал и вежливо заглядывая в открытые двери, после того как стянул кроссовки и небрежно сбросил куртку в прихожей.

Оба сели в кресла друг против друга, с двух других сторон располагались диван и на некотором расстоянии телевизор, а посередине журнальный столик, на котором уже стояло кое-что нарезанное и кое-что налитое. И один и второй оделись без претензий, стесняться было некого, Алексей в светлый лёгкий свитер, рубашку и джинсы, Фёдор вообще по-домашнему. Тем не менее с первых минут чувствовалась, буквально в воздухе висела неловкость от того, что они долго не виделись и нынешних друг друга совсем не знали, поэтому некоторые действия по началу застолья пришлись весьма кстати. Последовала длительная пауза с бряцанием посуды и накладыванием скромных угощений на тарелки.

– Да-да, эту возьми, и вот тарелка ещё, если надо. Ну, рассказывай, как ты здесь оказался? – Разговор начался несколько натянуто. Фёдор чувствовал, что первую реплику, может, и не такую банальную произнести должен именно он.

– Как тебе сказать, – видно было, что Алексей действительно не знает, как сказать, однако для чего же он тогда пришёл? – История довольно длинная и весьма неприятная, – фраза явно надуманная, но постепенно становилось свободней. – Я же после учёбы в свой городок вернулся.

– Это-то я знаю, – просто констатация факта, ничего более.

– У меня там и девушка имелась, ну, ты в курсе, я ведь из-за неё на каникулы туда ездил, ещё со школы вместе, да и работа после института какая-никакая наклёвывалась, тогда же с этим попроще было, чем сейчас. Короче, были причины вернуться.

– Выходит, ты той девушке изменял направо и налево, – Фёдору понравилось, что можно немного его подколоть.

– Не преувеличивай, – Алексей широко улыбнулся, воспоминание явно оказалось для него приятным, – всего пару-тройку раз. Не-ет, ты какой-то резкий стал, этого в тебе раньше не было, – кинул он между делом и продолжил. – Ну что? ещё по одной? (Первую и вторую они приняли почти без паузы в самом начале разговора.) Так вот. Получил я ту работу, надо сказать, поганенькую, грязноватую, и платили гроши, но ничего не поделаешь, надо же было с чего-то начинать, т.е. я тогда так думал, теперь-то мне понятно, что это всего лишь отговорка для дурачков. Поженились, конечно, красиво поженились, с размахом, родители потом, и мои, и её, года полтора долги отдавали. Тоже по неопытности полагал, что в первый и последний раз. В общем всё складывалось довольно неплохо, не фонтан, разумеется, но жить можно. Правда, я толком и не помню себя в те годы, помню только, как со всей серьёзностью полагал, что началась вся оставшаяся жизнь, что так дальше и пойдёт как по маслу и т.д.

– Т.е. именно этого ты и хотел?

– А-а, понимаю, ха-ха… – Но заметив, что Фёдор и не думал шутить, Алексей посерьёзнел и, немного подумав, ответил, – нет, сейчас точно нет, но тогда определённо да. Этого и ещё чего-нибудь, знаешь там, чтоб побольше… – Он не знал, чем окончить фразу, оба начали пьянеть. – Короче говоря, жизнь моя меня устраивала. Только вот жена после свадьбы очень расслабилась насчёт своей внешности да попиливать начала, но пока всё было вполне терпимо. Что там? город небольшой, ничего вокруг особо не видим, вот и довольствуемся малым, чем и счастливы, – было видно, что он говорит нечто сокровенное. – Хотя я ведь молодой ещё был, дурной, многого не понимал, ну и т.д. – Алексей как бы тактично подбирался к чему-то важному. – Это я к тому, что как-то раз глупость одну выкинул, которую только по-молодости и можно совершить, – пауза. Молодость, видимо, не закончилась ещё. – Доверили мне однажды крупную суммы денег, оплату за товар наличными, положить в банк на счёт фирмы, а я вдруг не удержался, скрысятничал по-мелочи. Пять лет работал, и всё нормально, даже больше доверяли, а тут вот дёрнуло.

– Понятно. Ну, если неприятно, то и говорить не стоит.

– Да нет, – Алексей сидел, нагнувшись вперёд, вертя на столе рюмку за донышко по часовой стрелке большим и указательным пальцем, и с интересом наблюдал за этим процессом, будто он был самым занимательным из всего, что происходило вокруг, – ничего, дело былое. Я даже специально стараюсь эту историю рассказывать знакомым при случае, чтобы потом недоразумений не возникало, – он внимательно посмотрел на Фёдора, тот спокойно глядел на него осовелыми глазами. – Когда обнаружили недостачу, а обнаружили быстро, бумага из банка пришла на следующий же день, на меня подумали. А на кого ж ещё? и на что я только надеялся? Наивно до слёз. Короче, предложили, если, мол, верну по-тихому, меня по-тихому и уволят, вроде бы по собственному желанию, а, если нет, тогда в суд подадут со всеми вытекающими. То, что уволят в любом случае, ни у кого сомнений не возникало. Благо, я потратить успел мало (а то, что потратил, вот ей-богу, на всякую мелочёвку – порадовал себя, дурак), так что занял немного и вернул сполна да заявление написал. Выкрутился, но не без потерь: жена когда узнала, из-за чего меня уволили, сразу на развод подала. Это, конечно, не причина, мы давно друг другу надоели, так что и слава богу. А ведь так всё хорошо начиналось. Да-а, разводились мы не долго, благо, детей не завели, а вот имущество делили от всей души, хоть сама она ни дня не проработала, полгода делили, а посмотришь – чего ж там и делить-то? Так что всё, мне причитавшееся, ушло на адвокатов, да ещё своих пришлось доложить, остался я без копейки, правда, утешало, что она тоже, хе-хе.

– Да-а, не весело. Ну, сейчас-то всё, судя по всему, нормально, – Фёдор быстро начинал уставать от этих излияний.

– Сейчас-то да, но ведь это ещё не всё, – Алексею действительно казалось, что он встретил друга, который ему искренне сопереживает. – Лет девять назад, вроде опять всё наладилось, тоже, конечно, не идеально, но постепенно из болота начал выбираться, а то ведь до этого по-мелочи только и промышлял, никаких перспектив в жизни, даже сытым не часто спать ложился. Родители, разумеется, помогали, но мне ведь уже за 30 было и стыдно сильно на них надеяться. А тут и работа нашлась нормальная, денежная, хоть и скучнейшая, на что я, честно говоря, решил тогда принципиально внимания не обращать, и с жильём получилось удачно, опять жениться собрался. Т.е. с жильём-то получилось удачно именно потому, что жениться собрался, у неё своя квартира была, от деда с бабкой осталась, впрочем, эти подробности уже лишние. Опять, значит, свадьбу отгрохали, опять в долги залезли (сказать по совести, мы с ней давно жили вместе, только случая подходящего ждали, чтобы пожениться), ну, и на месяц медовый не в деревню, конечно, поехали. Не особо-то у нас осталось, что сказать друг другу, новизны никакой не ощущалось, однако это, пожалуй, оказалось самым счастливым временем в моей жизни. Как нам там хорошо было, ты себе не представляешь. Мы и руины посмотреть успели, и на пляже поваляться, и, главное, ведь душа в душу жили, ни разу не поссорились, у меня опять сомнений не возникало, что это на всю оставшуюся жизнь. Но вновь вышло иначе. Как только мы вернулись из медового месяца, в первый же день после отпуска мне на работе вдруг настоятельно рекомендуют уволиться. Я, конечно, в недоумении, прошу объяснить почему, а начальница с надменной спесью отвечает, что не обязана, что по трудовому договору она вправе сама меня уволить и т.д. и т.п. Однако в отделе кадров были более откровенны: оказалось, что они как-то узнали про мой прошлый подвиг, не знаю от кого, но узнали, травить начали, мол, наврал в анкете, обманом проник в их дружный коллектив и тому подобная ересь. Я думаю, ты представляешь, как это бывает.

– Вполне, – Фёдор был удивлён, сколь запросто Алексей говорит о таких вещах с другими людьми, видимо, подозревая, что у него не нашлось бы и сотой доли его смелости, не говоря уже о желании так откровенничать.

– Так вот. Ну, а что было писать в анкете? Что нечаянно украл, потом сам же и вернул, это что ли? и где? в графе дополнительных сведений? Официально я был уволен с прошлого постоянного места работы по собственному желанию. Впрочем, не важно. Олесенька-то (видимо, так звали его вторую жену), меня тогда не бросила, вот ведь действительно любила, даже мысли такой не возникло. А историю ту она тоже откуда-то знала, опять некто подсуетился, и, надо сказать, не предавала ей никакого значения. Странно, как они себе информацию важную отсеивают и вообще о людях судят, ведь для мужчины это было бы первым, на что следует обратить внимание. Ладно, не о том. Короче, мы с ней посоветовались и решили, что работу в том городе мне теперь и искать не стоит, поэтому я сюда перебрался, а она там осталась. Тоже, помню, долго говорили, как нам с ней быть, т.е. с семьёй нашей, детей ведь хотелось, да и вместе побыть. Думали, если мне удастся тут закрепиться, то и она сюда переедет, квартиру свою продаст и переедет, а потом уже посмотрим, что с жильём делать, скорее всего, кредит надо будет брать, на первый взнос средств бы у нас хватило. А пока решили, что я стану к ней ездить, благо недалеко, да и машина какая-никакая имеется. Бывал я у неё очень часто, каждые выходные, хоть и сам тут еле перебивался, но ездил; лучше уж не доем, а на бензин сэкономлю. Сама она тоже работала, поэтому с деньгами у неё было неплохо. Смешно сказать, но даже со своей, прямо скажем, небольшой зарплаты муженьку умудрялась помогать. Я ей и так и сяк намекал, сколь стыдно мне у неё брать, а отказаться тоже нельзя, обидится или чего доброго ревновать начнёт. Прожили мы так почти два года, и ты знаешь, в такой жизни есть определённые преимущества: во-первых, глаза друг другу не мозолим, во-вторых, скандалить некогда, наконец, действительно ждёшь каждой встречи, романтика, соединение влюблённых. Но вот тебе и минус. Приезжаю я как-то к ней на майские праздники, а она мне заявляет, что беременна. Ну, я было обрадовался, стал её с порога обнимать, целовать, но, как оказалось, преждевременно, не от меня ребёнок. Сначала я аж опешил, потом кинулся разубеждать, что, мол, может, и от меня, а она нет да нет, стоит на своём, затем стал великодушно прощать измену, не задумываясь, надо ли ей это или нет, наконец, разрыдался в коридоре, собрал все свои нехитрые пожитки и уехал сюда уже насовсем. И, главное, зачем, для чего она мне изменяла? Я, конечно, понимаю, что мало чего мог ей предложить, но ведь любил-то искренне. Неужели она устала от такой жизни? – Может, это спьяну, но по щекам его текли слёзы.

– Развелись?

– Развелись… А он у них технологом на производстве оказался, мужику под 50, что за бред, вообще не понимаю, – казалось, Алексей разыгрывает какой-то моноспектакль, но это было не так.

– Знаешь, я начинаю бояться, что ты завтра на трезвую голову не простишь мне своей сегодняшней откровенности.

– Ничего, мы ведь теперь почти семья, – если не делать скидку на состояние алкогольного опьянения, то это заявление вполне могло сойти за наглый вызов с его стороны.

– Не понял? – До этого момента Фёдор даже обдумывал небольшой план рассказа о своей жизни, без излишней откровенности, конечно, но вполне правдивый.

– Я ведь и в третий раз женился, – тут у Фёдора даже сомнений не возникло, что тот говорит о его бывшей жене, – на ней, – это вообще многое объясняло. – На ней и женился, – повторил Алексей после минутного раздумья, во время которого хозяин квартиры просто не знал, что сказать и надо ли было вообще что-то говорить. – Вот, вкратце всё.

– И как же вы сошлись?

– Да обычно, как люди сходятся, встретились случайно и всё, – его разговорный пыл внезапно угас, Алексей казался почти замкнутым, будто мыслями находился в другом месте, т.е. сказал всё, о чём намеревался.

– А поподробней?

– Поподробней нельзя, это уже не прошлое, это настоящее. Вот если его выболтаю, действительно прощать не стану, – и он посмотрел на Фёдора, странно улыбаясь, однако не в глаза, а почему-то на его правое плечо.

– Так я и не про то. Как там она? всё у неё нормально?

– Да, нормально, всё нормально, жива-здорова, – пауза. – Ты вот мне скажи, я долго понять не мог, неужели вы только из-за того несчастного ребёнка развелись?

– Нет, наверно нет, не любил я её просто.

– А женился тогда зачем? – Он даже отпрянул от удивления.

– Ну, помимо всего прочего, о чём говорить тебе не стану ровно потому, почему и ты не хочешь мне о вас рассказывать, думал, что без любви и душевной близости вполне можно всю жизнь прожить, более того, полагал, что почти все так живут, однако сам не смог, – Алексей недоумевающе посмотрел ему в глаза, но промолчал. – А теперь-то ты, пожалуй, не бедствуешь, отец у неё человек серьёзный?

– Да я и раньше не бедствовал, тебе это чуть показалось, – промямлил он в ответ, – а про отца её ты, кажется, не знаешь, он ведь со своим прежним бизнесом залетел, причём по глупости залетел, а, может, уже и по старости. По миру, конечно, не пошёл, но теперь совсем не то. Кстати, я же с ним сейчас работаю.

– Не знал, действительно не знал, даже слухов никаких не доходило, – Фёдору эта информация показалась очень важной. – А где вы теперь живёте?

– У неё квартира своя есть, после вашего развода купила. Кстати, новость тоже есть: она опять ребёнка ждёт, сама решила, я даже отговаривать пытался, сам понимаешь, в таком возрасте небезопасно, тем более после вашего случая, вдруг что не то выйдет. Правда, ей в консультации сказали, что она вроде бы абсолютно здорова и рожать ей совсем не опасно. В первый раз мы вместе пошли. Теперь сама ходит, наблюдается, я лишь привожу-отвожу. Её буквально приходиться туда загонять и, судя по всему, не только от беспечности. – Зачастил он опять без передышки, а Фёдору вдруг захотелось, чтобы Алексей сей же час заткнулся. – Странно она ведёт себя в своём положении, то хочет, то не хочет, и не капризничает, но делает, а просто не делает. Я, конечно, понимаю, перепады настроения, у беременных с гормонами что-то происходит, но у неё всё равно из ряда вон, ведь владеет собой прекрасно. Между прочим, живо удивилась, когда я рассказал ей, что у тебя всё по-прежнему, та же квартира, та же работа. Сначала даже посмеялась, видимо, приятно было узнать, что ты всё тот же, потом, однако, серьёзно заметила, что либо ты не человек, а кремень, либо тебе просто всё равно, – Алексей испытующе-насмешливо посмотрел на Фёдора, потом с наивным чувством собственного превосходства продолжил. – Ты понимаешь, у меня, например, так всё в жизни быстро мелькает, что и голову поднять некогда, а здесь на тебе, такая стабильность, и, главное, совсем иной образ жизни. Тебе действительно всё равно?