Текст книги "Исполнение долга"

Автор книги: Георгий Хетагуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Исключительную опасность представляли диверсионные группы фаустников. Хорошо зная город, они искусно маневрировали по переулкам и проходным дворам, между развалинами и уцелевшими зданиями, в лабиринте подземелий и заводских корпусов.

Труднопреодолимыми препятствиями оказались превращенные в неподвижные огневые точки тяжелые танки противника, вкопанные в землю, а кроме того, прикрытые специально сооруженными завалами из битого кирпича и рельсов, плотно обложенных мешками с песком. Под нижним люком каждого танка имелся колодец для хранения боеприпасов, соединенный траншеей с подъездом ближайшего дома или подвалом. Только прямым попаданием тяжелого снаряда или авиабомбы можно было уничтожить эти огневые точки.

Специфика берлинской обороны заставила нас по-новому комплектовать штурмовые группы. Здесь в состав их включалась артиллерия разных калибров от 45-миллиметровых пушек до 203-миллиметровых гаубиц. А это тотчас сказалось и на тактике боя. Начинали его, как правило, 45– и 76-миллиметровые орудия под прикрытием автоматчиков, а также бойцы, вооруженные трофейными фаустпатронами. Затем подключались танки, в том числе огнеметные, и химики-пиротехники. Когда все вокруг окутывалось дымом и пылью, незаметно для противника выдвигались гаубицы и прямой наводкой разрушали простенки нижних этажей в атакуемом здании. В результате здание теряло устойчивость и обрушивалось, погребая под своими развалинами тех, кто в нем оборонялся.

Нередко штурмовым группам придавалась полевая реактивная артиллерия (М-30). Тяжелые ее снаряды бойцы затаскивали на вторые-третьи этажи и запускали прямо с подоконников.

Наш корпус настойчиво пробивался к центру Берлина. 25 апреля части 82-й гвардейской стрелковой дивизии почти достигли аэропорта Темпельхоф. Правее действовала 27-я гвардейская стрелковая дивизия. А 74-ю пришлось развернуть в обратном направлении для отражения контратак гитлеровцев, которые вышли нам в тыл после того, как выбрались из метрополитена.

Лишь отразив эти контратаки, пленив при том до двух батальонов фольксштурма, мы быстрее двинулись вперед и к исходу дня завязали бои за аэропорт. Ожесточенные схватки в прилегавших к нему кварталах продолжались всю ночь. Наконец к 7 часам утра 82-я гвардейская овладела Темпельхофом. Одновременно частью сил она штурмовала тюрьму севернее аэродрома и освободила заключенных там граждан разных национальностей, в том числе и наших соотечественников.

К 9 часам того же дня корпус развернулся фронтом на север и после короткой артиллерийской подготовки устремился к Ландвер-каналу. Посаженный на танки и самоходно-артиллерийские установки, 242-й гвардейский стрелковый полк с ходу форсировал его. Но остальным нашим частям удалось переправиться на южный берег канала лишь к утру 28 апреля. Противник оказывал все возраставшее сопротивление, вел массированный артиллерийский огонь из парка Тиргартен, обстреливал нас фаустпатронами, поливал из крупнокалиберных пулеметов.

Перед нами были Ангальтский и Потсдамский вокзалы. Вокзальные здания с их толстыми кирпичными стенами представляли собой сильные опорные пункты, хорошо прикрытые разнообразными противотанковыми и противопехотными препятствиями.

Бои здесь затянулись на четверо суток. Каждый метр давался нам ценой громадных усилий. Ведь за вокзалами, в восточной части Тиргартен-парка, находились рейхстаг и имперская канцелярия, а в ней – бункер Гитлера.

В 3 часа 1 мая на командный пункт одной из дивизий нашей армии прибыл в качестве парламентера начальник штаба сухопутных войск Германии генерал пехоты Кребс. Его тут же направили для переговоров к генерал-полковнику В. И. Чуйкову, а войска тем временем усилили натиск. И в тот же день у Бранденбургских ворот, в 200 метрах от рейхстага, мы встретились с дивизиями 3-й и 5-й ударных армий, штурмовавших Берлин с севера и востока. А над рейхстагом уже развевалось алое знамя.

В 15 часов гарнизон Берлина капитулировал. Из подвалов и бункеров выходили с поднятыми руками немецкие солдаты и офицеры. И все бормотали: «Гитлер капут!»

Вскоре мы узнали не переносный, а истинный смысл этих слов: Гитлер в тот день покончил с собой. Это был достойный финал для бесноватого фюрера…

Двадцать четыре залпа из 324 орудий, прогремевшие в Москве, возвестили всему миру о падении Берлина. Этот исторический победный салют навсегда останется в памяти благодарного человечества, освобожденного Советской Армией от ужасов коричневой чумы.

В честь победы Родина щедро наградила своих защитников. 29-й гвардейский Лодзинский стрелковый корпус был награжден орденом Красного Знамени. Этого же ордена были удостоены и все три его дивизии. А 244-му гвардейскому стрелковому полку выпала честь быть удостоенным почетного наименования Берлинского. Командирам 74-й и 27-й гвардейских стрелковых дивизий генерал-майорам Д. Е. Баканову и В. С. Глебову указом Президиума Верховного Совета СССР было присвоено звание Героя Советского Союза. Тысячи гвардейцев получили ордена и медали. Объявили и мне о награждении орденом Суворова I степени.

На улицах Берлина в составе 29-го гвардейского Лодзинского Краснознаменного стрелкового корпуса довелось воевать и многим участникам битвы за Москву, и героическим защитникам Ленинграда, и тем, кто грудью своей преградил путь немецко-фашистским захватчикам на Кавказ, кто погнал их от Курска и Белгорода. Не имея возможности перечислить на страницах книги всех отличившихся солдат и офицеров, я низко кланяюсь им, живым и мертвым, и благодарю за верную службу Отчизне.

И ОПЯТЬ – В МЕСТА ЗНАКОМЫЕ

В Берлине мы задержались недолго. Ровно столько, сколько требовалось, чтобы привести в порядок вооружение и боевую технику, а также передать по назначению пленных и трофеи.

Утром 10 мая 29-й гвардейский Лодзинский Краснознаменный стрелковый корпус двинулся по наспех расчищенным от битого кирпича берлинским улицам к новому месту расквартирования. По-разному провожали нас жители поверженной фашистской столицы: одни хмурились, другие льстиво и угодливо улыбались, третьи были явно обеспокоены. Берлинцы уже успели убедиться в исключительно гуманном отношении советских военнослужащих к мирному населению, видели трогательную заботу о немецких детях и стариках. На городских площадях и в скверах с утра до ночи дымили походные кухни: в них готовилась горячая пища. Налаживалось общественное питание в уцелевших столовых, кафе, ресторанах. В столицу Германии один за другим прибывали железнодорожные эшелоны и транспортные самолеты с продовольствием из Советского Союза. Советские люди оставались щедрыми даже в тот момент, когда сами испытывали вызванные войной трудности.

Штаб корпуса с корпусными частями разместился в городе Ошатц. Две дивизии – неподалеку от него, в немецких казармах. 82-я гвардейская дивизия была введена в город Риза. Ей предстояло принять, устроить на временное жительство и обеспечить всем необходимым около сорока тысяч советских граждан, насильно вывезенных в фашистскую Германию и подлежавших репатриации.

В конце июня, когда жизнь корпуса уже почти вошла в нормальную мирную колею, мне неожиданно предложили временно передать командование полковнику Ф. Ф. Гайворонскому (он уже стал у нас начальником штаба корпуса) и немедленно убыть в Главное управление кадров Наркомата обороны. Причина вызова была мне не известна, а задавать вопросы у военных не принято. Наспех собрав дорожные вещи, я вылетел в Москву.

В Главном управлении кадров меня ознакомили с приказом И. В. Сталина, которым предписывалось отбыть в распоряжение командующего 1-м Дальневосточным фронтом Маршала Советского Союза К. А. Мерецкова на должность командира стрелкового корпуса.

– Кирилл Афанасьевич на месте решит, каким из корпусов вам командовать, – сказал на прощание генерал-полковник Ф. И. Голиков.

Итак, снова на Дальний Восток! В места знакомые и родные… Опять бои, опять сражения. На этот раз с последней союзницей «третьего рейха» – империалистической Японией.

Многие годы японская военщина вынашивала планы большой войны против Советского Союза. Достаточно вспомнить японскую интервенцию в 1919–1922 годах, провокации у озера Хасан и на Халхин-Голе, частые пограничные инциденты, захват в открытом море советских транспортных и торговых судов, наконец, подписание Японией пресловутого антикоминтерновского пакта, чтобы понять, что все это были звенья одной цепи.

Как только фашистская Германия развязала войну в Европе, империалистическая Япония резко активизировала свою подготовку к агрессии на Дальнем Востоке: широким фронтом развернула она работы по усовершенствованию укреплений в Маньчжурии, расширению там сети полевых аэродромов, созданию крупных баз снабжения, по строительству новых шоссейных и железных дорог. Одновременно непрерывно наращивалась численность войск вблизи советских границ. Если при вторжении в Маньчжурию в начале тридцатых годов Квантунская армия насчитывала в своем составе 11 тысяч человек, то к моменту вероломного нападения на СССР фашистской Германии численность этой армии увеличилась до 660 тысяч солдат и офицеров. Наше Верховное Главнокомандование вынуждено было держать на дальневосточных границах от 30 до 40 дивизий, что ослабляло силы, действовавшие против гитлеровской военной машины.

Японский генеральный штаб разработал два варианта плана войны: вариант генерала Исихара – «Вперед, на север» и вариант генерала Муто – «Вперед, на юг». 2 июля 1941 года на совещании под председательством императора Японии был принят вариант Исихары, которым предусматривалось вторжение в Советский Союз. Однако после ряда постигших нашу страну военных неудач сторонники Муто сумели убедить императора, что русские уже проиграли войну, что через некоторое время можно будет беспрепятственно ввести японские войска в Сибирь и занять территорию вплоть до Урала. А пока-де следует завоевать Малайю, Индонезию, Филиппины, Сиам, Бирму.

7 декабря 1941 года японские милитаристы развернули военные действия на Тихом океане, не прекращая вместе с тем подготовки к нападению на СССР. На 1 января 1942 года в Квантунской армии насчитывалось уже 1 100 000 человек, что составляло 35 процентов численности всех видов вооруженных сил государства.

В 1942 году, в то время, когда немецко-фашистские войска наступали на Сталинград и Северный Кавказ, японский генеральный штаб вновь вернулся к «плану Исихары» и «уточнил» его. В «уточненном» виде этим планом предусматривалось отторгнуть советскую территорию вплоть до самой Волги.

Готовясь к войне против Советского Союза, японские милитаристы уделяли очень много внимания разработке новых видов оружия. Большие надежды возлагались на так называемую бомбу «Кэ» с радио дистанционными трубками. Но предпочтение отдавалось все же бомбе «И», которая представляла собой небольшой фарфоровый сосуд, начиненный бактериями чумы, сибирской язвы, брюшного тифа, холеры и других страшных болезней. Квантунская армия имела в своем составе два специальных бактериологических отряда – 731-й и 100-й. Один из них располагался в районе Харбина, другой – в Могатоне.

Как ни странно, разгром фашистской Германии не образумил японскую военщину. Япония продолжала боевые действия против наших тогдашних союзников по антифашистской коалиции – США и Англии. В интересах быстрейшей ликвидации военного пожара на Азиатском континенте и обеспечения безопасности наших дальневосточных границ Советское правительство еще в ходе войны с Германией взяло на себя обязательство принять участие в разгроме агрессивных сил Японии.

Сразу же после победы на Западе советское Верховное Главнокомандование начало переброску значительного количества войск и боевой техники на Дальний Восток. Туда же направлялись офицеры и генералы, имевшие боевой опыт и хорошо знавшие Дальневосточный театр по довоенной службе. Вот почему оказался там и я.

С Москвой распрощался в первых числах июля. На вокзале меня провожали жена, дочка и маленький сынишка. Конечно, грустно было расставаться с ними опять…

В вагоне встретился с генералами Мальцевым, Романовым и Прудниковым. Они получили назначения на должности членов военных советов армий.

В Иркутске, прогуливаясь по перрону, увидели генерал-полковника С. П. Иванова. Семен Павлович пригласил меня и трех других генералов к себе в вагон. Несколько часов ехали с ним. Узнали, что он назначен начальником штаба Главнокомандующего советскими войсками на Дальнем Востоке Маршала Советского Союза А. М. Василевского. Такой орган управления войсками создавался с учетом большой удаленности Дальневосточного театра, его огромной и сложной по физико-географическим особенностям территории.

Для осуществления разработанной Генеральным штабом и Ставкой гигантской по пространственному размаху стратегической наступательной операции развертывались три фронта: Забайкальский (командующий маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский, член Военного совета генерал-лейтенант А. Н. Тевченков, начальник штаба генерал армии М. В. Захаров); 1-й Дальневосточный (командующий Маршал Советского Союза К. А. Мерецков, член Военного совета генерал-полковник Т. Ф. Штыков, начальник штаба генерал-лейтенант А. Н. Крутиков); 2-й Дальневосточный (командующий генерал армии М. А. Пуркаев, член Военного совета генерал-лейтенант Д. С. Леонов, начальник штаба генерал-лейтенант Ф. И. Шевченко). Кроме того, к боевым действиям привлекались Тихоокеанский флот и Краснознаменная Амурская военная речная флотилия.

В помощь Главному командованию советских войск на Дальнем Востоке Ставка направила туда командующего ВВС главного маршала авиации А. А. Новикова, заместителя командующего артиллерией Советской Армии маршала артиллерии М. Н. Чистякова, заместителя начальника войск связи генерал-полковника войск связи Н. Д. Псурцева, заместителя начальника тыла генерал-полковника В. И. Виноградова и других ответственных работников Наркомата обороны. Прибыли туда Народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов и начальник Главного политического управления генерал-лейтенант И. В. Шикин, который становился здесь членом Военного совета Главного командования.

Разумеется, Семен Павлович не вдавался тогда в подробности. Замысел операции оставался секретом для нас. Многого не знал, очевидно, и сам Иванов. Но сейчас я могу сказать, что Ставка планировала мощными рассекающими ударами с трех направлений, сходящихся в центре Маньчжурии, расчленить, окружить, принудить к капитуляции или уничтожить главные силы Квантунской армии. Разгрому должны были подвергнуться также японские войска в Северной Корее, на Южном Сахалине и крупных островах Курильской гряды.

К тому времени Квантунская армия включала в себя три фронта: 1-й, 3-й, 17-й. В нее же входили: 4-я Отдельная армия, 2-я и 5-я авиационные армии и Сунгарийская военно-речная флотилия. В сухопутных войсках суммарно насчитывалось: 31 дивизия, 9 пехотных и 2 танковые бригады. Кроме того, под контролем японского командования находились: армия марионеточного государства Маньчжоу-Го (2 пехотные и 2 кавалерийские дивизии, 12 пехотных бригад и 4 кавалерийских полка); армия Внутренней Монголии – войска князя Дэвана (5 кавалерийских дивизий и 2 кавалерийские бригады); Суйюаньская группа (до 6 пехотных дивизий). На Южном Сахалине и Курильских островах действовали соединения 5-го фронта, в состав которых входило около 4 пехотных дивизий и танковый полк. Сунгарийская военно-речная флотилия располагала 4 канонерскими лодками, 12 бронекатерами и 10 сторожевыми катерами, 3 полками морской пехоты с 50 десантными мотоботами и 60 моторными лодками.

Три советских фронта включали в себя 11 общевойсковых, танковую и 3 воздушные армии. Сухопутные войска были представлены 80 дивизиями (из них 6 кавалерийских и 2 танковые), 4 танковыми и механизированными корпусами и 30 отдельными бригадами.

Тихоокеанский флот имел 2 крейсера, 1 лидер, 12 эскадренных миноносцев, 19 сторожевых кораблей, 78 подводных лодок, 10 минных заградителей, 52 тральщика, 49 охотников за подводными лодками, 204 торпедных катера и 1549 самолетов. В Амурской военной флотилии было 8 мониторов, 11 канонерских лодок, 52 бронекатера, 12 тральщиков и другие корабли. Воздушное пространство прикрывалось тремя армиями ПВО.

Советские войска превосходили противника в личном составе в 1,2 раза, в самолетах почти в два раза, а в танках почти в пять раз. Однако сложный горно-таежный, местами заболоченный театр военных действий и мощные укрепления противника, особенно в Приморье, создавали для нас исключительные трудности.

Общая протяженность линии фронта превышала 5 тысяч километров. С запада противника прикрывал высокий горный хребет Большой Хинган, с севера – хребты Ильхури Алинь и Малый Хинган, с востока – Восточно-Маньчжурские горы. На границе с Советским Союзом и Монгольской Народной Республикой или вблизи границы японцы имели 17 укрепленных районов, до 8000 долговременных сооружений. Общая протяженность укрепленной полосы вдоль границы превышала 1000 километров. Лучше всего в инженерном отношении была подготовлена восточная граница Маньчжурии, у советского Приморья. Здесь находилось восемь укрепленных районов: Жаохэйский, Хутоуский, Мишаньский, Пограничненский, Дуннинский, Дунсинчженьский, Хуньчуньский и Кэнхынский. Каждый из них состоял из трех – семи узлов сопротивления, нескольких отдельных опорных пунктов, занимавших по фронту до 100 и в глубину до 50 километров. Они размещались на господствующих высотах и имели между собой огневую связь. Только в одном Пограничненском укрепленном районе насчитывалось 122 дота, 131 дзот, свыше 26 километров противотанковых рвов, надолб и эскарпов, 14 километров проволочных заграждений, более 20 километров траншей и ходов сообщения.

Советским войскам предстояло преодолеть еще и крупные реки, дремучую тайгу, болота, обширные безводные плоскогорья и другие естественные преграды.

…Моя встреча с командующим 1-м Дальневосточным фронтом Маршалом Советского Союза К. А. Мерецковым имела несколько необычное начало. Он осмотрел меня придирчиво и с нарочитой строгостью спросил:

– Почему одеты не по форме?

– Как?! – удивился я, осмотрев свое обмундирование.

– Вы же генерал-лейтенант, и без всякой там артиллерийской приставки, – продолжал Кирилл Афанасьевич, уже улыбаясь. – Надо, брат, читать газеты. Несколько дней назад было опубликовано постановление Совнаркома о присвоении вам звания генерал-лейтенанта.

– Но я же артиллерист…

– Какой вы артиллерист, если почти всю войну занимали общевойсковые должности?.. В общем, перешивайте погоны, меняйте фуражку и принимайте восемьдесят седьмой стрелковый корпус, – приказал маршал. – Корпус, – продолжал он, – находится в моем резерве. Наступать будете либо за армией Белобородова, либо в полосе армии Чистякова…

Попрощавшись с маршалом, я на машине отправился в расположение корпуса. Прежний его командир оставался у меня заместителем.

В дивизиях шла напряженная боевая учеба. Основной упор делался на подготовку штабов. Но по опыту мне было хорошо известно, что, как бы ни были подготовлены штабы, все же успех боя решают войска, четкое и непрерывное взаимодействие подразделений пехоты с артиллерией, танками, инженерными частями. Поэтому я сразу стал готовить показные учения по теме «Наступление стрелкового полка на сильно укрепленную оборону противника в горно-лесистой местности с форсированием водной преграды» и лично провел их. Одновременно сколачивались штурмовые отряды и группы, отрабатывалось блокирование оборонительных сооружений противника, ведение боя в городе. При этом войска ставились в самые тяжелые условия. Все командиры и штабы обучались ориентированию в тайге и горах.

Наряду с боевой учебой в корпусе проводилась целеустремленная партийно-политическая работа. Личному составу разъяснялась вероломная сущность политики, проводимой японскими правящими кругами по отношению к нашей стране на протяжении многих десятилетий. Всеми средствами пропагандировались героические традиции дальневосточников, начиная со времен гражданской войны.

8 августа 1945 года Советское правительство заявило о вступлении СССР в войну с Японией. Личный состав дальневосточных войск, Тихоокеанского флота и Амурской флотилии узнал об этом в тот же вечер. В частях и на кораблях читались обращения военных советов. Последовали боевые приказы о переходе в наступление.

В ночь на 9 августа советская авиация нанесла первые мощные удары по аэродромам, железнодорожным объектам, укрепленным районам противника, по некоторым его административно-политическим центрам – Муданьцзян, Харбин, Чанчунь, по портам – Расин (Начжин), Юки, Сейсин (Чхончжин). Еще до рассвета в кромешной тьме, при грозовом ливне пересекли границу и передовые отряды наших сухопутных войск.

1-й Дальневосточный фронт наносил главный удар из района Гродеково в общем направлении на Мулин, Муданьцзян с задачей к двадцать третьему дню операции достичь рубежа Боли, Линькоу, Нингута, Дунзинчэн, станция Санчагоу. В дальнейшем нам предстояло выйти на линию Харбин, Чанчунь, Ранан (Нанам).

Ударную группировку фронта составляли 1-я Краснознаменная и 5-я армии. Ими командовали прославленные военачальники, прекрасно проявившие себя в борьбе с немецко-фашистскими войсками, Афанасий Павлантьевич Белобородов и Николай Иванович Крылов. Оба они долго служили на Дальнем Востоке и отлично знали этот край.

Ближайшей задачей этих двух армий являлось овладение Муданьцзяном.

87-й стрелковый корпус тоже готовился к боям на муданьцзянском направлении. Однако 10 августа поступило распоряжение: грузиться в железнодорожные эшелоны и отправляться во Владивосток для последующего десантирования на Южный Сахалин. Командование корпусом возлагалось при этом на генерал-лейтенанта А. С. Ксенофонтова. А мне было приказано принять от него 59-й стрелковый корпус, действовавший в составе 1-й Краснознаменной армии.

Я прибыл туда в самый разгар боев за Муданьцзян. Оборонявшие этот город войска 5-й японской армии сопротивлялись упорно. Первую атаку противник отбил. Но с подходом артиллерии, еле-еле пробившейся через непролазные таежные дебри, мы усилили натиск, использовали успех 25-й армии генерала И. М. Чистякова, обходившей Муданьцзян с юга, и овладели городом. 5-я японская армия, по существу, сложила оружие. Сдался в плен и ее командующий. Он при мне отдал свой клинок командующему войсками 1-й Краснознаменной армии генерал-полковнику А. П. Белобородову.

После овладения Муданьцзяном одна из дивизий нашего корпуса (39-я стрелковая под командованием генерал-майора Семенова) приняла участие в освобождении Харбина. А другие две (231-я и 365-я) овладели Ханьдаохенцзэ и двинулись на Чанчунь. Но запоздали: в этот город раньше их вошли войска Забайкальского фронта, и Квантунская армия повсеместно капитулировала.

Завершив боевые действия, мы смогли подвести предварительные итоги. За десять дней 59-й стрелковый корпус прошел с боями по труднейшей горно-таежной местности до 400 километров. Уничтожил около 2 тысяч вражеских солдат и офицеров, большое количество боевой техники и вооружения. Пленил свыше 36 тысяч вражеских солдат и офицеров. Захватил также склады с вооружением, боеприпасами, продовольствием.

В целом же советские войска до конца августа полностью разгромили Квантунскую армию. В течение пятнадцати дней враг потерял около 700 тысяч солдат и офицеров, из них 83 737 человек убитыми. Своим всесокрушающим ударом наши Вооруженные Силы в невиданно короткий срок погасили опаснейший очаг второй мировой войны в Азии и на Тихом океане. По тогдашним расчетам и заявлениям правительств США и Англии, без вмешательства Советского Союза война здесь могла затянуться еще на два года. Атомные бомбардировки японских городов Хиросима и Нагасаки не изменили бы положения. Эти жестокие акции по отношению к мирному японскому населению явно преследовали не столько военные, сколько политические цели.

Во время пребывания 59-го Краснознаменного стрелкового корпуса в Маньчжурии у нас установились самые сердечные отношения с местными жителями. Но всех нас прямо-таки ужасали нечеловеческие условия их существования. Больно было смотреть на голодных, босых, закутанных в грязные лохмотья детей, на исхудавших до последней крайности, измученных нищетой женщин и изнуренных непосильным трудом мужчин. Бедняков беспощадно эксплуатировали не только японцы, но и китайская буржуазия.

Мы щедро снабжали население продуктами питания и промышленными товарами из обильных запасов разгромленной Квантунской армии. Наша санитарная служба оказывала китайцам и маньчжурам медицинскую помощь. Больных было множество, смертность высокая. Неспроста, видно, появилась и бытовала здесь горькая шутка: «Японцы помогали китайцам и маньчжурам умирать…»

Трудно переоценить и ту поддержку, которую оказали советские войска народно-освободительному движению Китая. Армии Чжу Дэ было передано все трофейное оружие, вся японская боевая техника, большое количество боеприпасов. В дальнейшем китайские силы освобождения получили от нас и советские танки, и артиллерию, и самолеты. И не случайно сейчас, много лет спустя, приходится лишь удивляться, насколько короткой оказалась память у теперешних руководителей Китая.

* * *

После окончания боевых действий я вернулся с Востока на Запад. Вся моя жизнь после войны неразрывно связана с нашей Советской Армией. Одна мысль об этом наполняет сердце большим удовлетворением, дает испытать чувство исполненного долга.