Текст книги "Исполнение долга"

Автор книги: Георгий Хетагуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

…В дивизии нашей сражались представители многих национальностей Советского Союза. По-братски помогали друг другу, идя на штурм познанских бастионов, русский капитан Ф. К. Сарычев, капитан украинец Е. А. Белоконь, капитан белорус Г. Ф. Бычков, казах М. Д. Даиров, удмурт Н. Н. Бикбаев, осетин С. Д. Доциев, армянин А. А. Сагателян, узбек М. Зарипов, молдаванин Н. Г. Шефул, татарин Г. М. Мухаметшин, грузин С. П. Порфиладзе, латыш К. В. Велик… Да разве всех перечислишь!

Общими усилиями за две недели боев воины дивизии уничтожили около 7 тысяч вражеских солдат и офицеров, да еще захватили в плен 4550 человек. А сколько было разбито немецкой боевой техники! Какие, казалось бы, непреодолимые препятствия остались позади!

Но впереди еще была цитадель.

Своими массивными равелинами, редутами и башнями цитадель возвышалась над всеми другими постройками Познани. Пятиугольник крепости был опоясан рвом шириной 10–12 и глубиной 8—10 метров. За рвом поднимался земляной вал высотой 6–7 и толщиной у основания до 12 метров. Главный вход в крепость с южной стороны – железные ворота – прикрывался огнем из трех башен и четырех редутов с многочисленными бойницами. На внутрикрепостном дворе оборона усиливалась железобетонными колпаками и щитами. Численность гарнизона превышала 11 000 человек.

Тщательно изучив все доступные нам данные о цитадели, командир корпуса решил штурмовать ее с юга и юго-запада силами 74-й и 82-й гвардейских стрелковых дивизий. С севера же крепость блокировалась 27-й гвардейской стрелковой дивизией (см. схему 2).

Схема 2. Схема штурма Познанской цитадели.

При выработке этого решения я высказался за продолжительный обстрел цитадели артиллерией большой мощности. Разрушить прочные крепостные стены можно было только тяжелыми снарядами. Снаряды 76-миллиметровых пушек, как мы убедились при штурме фортов, отскакивали от них будто горох. Эту артиллерию целесообразнее было использовать для стрельбы по бойницам, внутрикрепостным постройкам и живой силе в случае вылазок противника из крепости. Генерал Шеменков согласился с моими доводами.

К 16 февраля 82-я гвардейская стрелковая дивизия передала свой боевой участок 27-й гвардейской и завершила перегруппировку на юго-западные подступы к цитадели. Здесь нам предстояло разгромить так называемую группу Эверета (в ней насчитывалось до 600 человек), а затем овладеть равелином № 1 и двумя редутами. На усиление мы получили 1191-й легкий артиллерийский полк, 182-ю легкую артиллерийскую бригаду, дивизион 189-й тяжелой артиллерийской бригады, 7-й и 10-й штурмовые инженерно-саперные батальоны, 41-й огнеметный батальон. Поддерживать дивизию должна была 184-я тяжелая артиллерийская бригада большой мощности.

Фронт прорыва не превышал у нас 700 метров. Тем не менее было решено наступать всеми тремя стрелковыми полками одновременно – в одном эшелоне. Зато полки строили свой боевой порядок в три эшелона. Все приданные дивизии огневые средства распределялись по полкам, в том числе каждый полк получил по одному 280-миллиметровому орудию.

Отдельный истребительно-противотанковый дивизион майора Репина, оставленный в резерве, занял огневые позиции на участке 242-го гвардейского стрелкового полка, ближе к крепостным воротам, откуда вероятнее всего могла последовать контратака танков и самоходно-артиллерийских установок противника.

Мы отдавали себе ясный отчет в том, что овладение цитаделью потребует от личного состава дивизии максимального напряжения физических и моральных сил. Поэтому политотдел, партийные и комсомольские организации заблаговременно развернули соответствующую работу. Надо было внушить каждому участнику штурма, что через Познанскую цитадель пролегает прямой путь в логово фашистского зверя. Широко велась пропаганда успехов Красной Армии на всем советско-германском фронте. На партийных и комсомольских собраниях обсуждались итоги последних боев, проведенных дивизией; коммунисты и комсомольцы обменивались боевым опытом. Большое внимание было уделено укомплектованию коммунистами и комсомольцами штурмовых групп.

Предметом особых забот являлось артиллерийское обеспечение боев за цитадель. Командующий артиллерией дивизии гвардии подполковник П. М. Зотов и весь его штаб скрупулезно рассчитывали действия артиллерии буквально на каждую минуту боя. Зотов лично занимался выбором огневых позиций батарей, организацией их взаимодействия со штурмовыми отрядами и группами. Также основательно готовилось инженерное обеспечение штурма, за которое нес персональную ответственность дивизионный инженер гвардии майор А. М. Иванов. Много хлопот было у моего заместителя по тылу полковника А. М. Константинова. Должен сказать, кстати, что он у нас всегда блестяще справлялся со своими многотрудными обязанностями.

Командир корпуса назначил начало штурма на 8 часов 18 февраля. За сутки части дивизии должны были занять исходное положение.

Казалось, все шло хорошо. Но случилось непредвиденное: рубеж, на который выходил наш 242-й гвардейский стрелковый полк, был преждевременно оставлен одним из полков 74-й гвардейской стрелковой дивизии. Противник немедленно воспользовался этим и захватил три квартала перед крепостью. 242-му полку пришлось вести ожесточенный бой за возвращение их, в ходе которого было уничтожено до 400 и взято в плен 50 неприятельских солдат и офицеров.

Приближалась последняя перед штурмом ночь. Я съездил к командиру корпуса, чтобы внести последние коррективы в план наших действий. В подвале, где разместился штаб дивизии, меня ожидали полковник А. Г. Мандрыка, подполковник П. М. Зотов и начальник оперативного отделения штаба дивизии подполковник А. А. Соколов.

– Все в порядке! – объявил я им почти торжественно. – Командир корпуса принял все наши предложения. У вас ко мне есть что-нибудь?

У каждого что-то было. Каждый доложил по своим вопросам, а потом вдруг мне сообщили, что убит командир 246-го гвардейского стрелкового полка гвардии капитан А. И. Попов – во время рекогносцировки попал на мушку снайпера.

Для меня это было тяжелым ударом. Словно родного сына потерял.

– Эх, Алеша, Алеша!.. – простонал я.

Заплаканная девушке из АХЧ поставила на стол еду и чайник. Я знал – это невеста Попова…

Приказал принять полк А. В. Плякину. Майор Плякин был начальником штаба того же 246-го гвардейского стрелкового полка. Покойный В. С. Клепиков всегда отзывался о нем с похвалой. Уже одно это являлось надежной гарантией, что Плякин не подведет.

Отпустив всех, кто был у меня, распорядился, чтобы немедленно ложились спать, хотя твердо знал – вряд ли кто уснет. Да и сам не уснул – одолевали тревожные думы.

Чуть забрезжил рассвет, я вместе с Соколовым, Зотовым и командирами приданных артиллерийских частей направился на НП. Он находился в том же доме, в просторной мансарде над шестым этажом. Оттуда открывался широкий обзор – ничто не заслоняло цитадель.

Преодолев груды битого кирпича, пересыпанные раскрошенной штукатуркой, и разбросанные взрывной волной по всему четвертому этажу рулоны и листы бумаги из помещавшегося здесь склада канцелярских товаров, мы поднялись в небольшое помещение. Здесь уже хлопотали связисты. Зазуммерил телефон, соединявший нашу мансарду с чердаком Познанского городского театра, где обосновался командир корпуса.

– Сверим часы, да и будем начинать минут через пятнадцать, – услышал я голос генерала Шеменкова.

Эти пятнадцать минут тянулись удивительно долго. Наконец грохнули разом около тысячи орудий и минометов разных калибров. За первым залпом поддерживающая дивизию артиллерия большой мощности перешла на методический обстрел равелина № 1 и крепостной степы. Но даже ее тяжелые снаряды не могли пробить эти сооружения. Осколки снарядов со свистом резали воздух, отскакивая на триста – четыреста метров и долетая даже до моего НП. Создалась опасность поражения приблизившихся к крепости штурмовых групп.

Решили перейти на второй плановый вариант – перенести артиллерийский огонь на внутренние строения крепости и штурмовать ее, используя штурмовые лестницы, а для танков проделать проходы в стене с помощью саперов-подрывников.

Один тяжелый снаряд разорвался перед крепостью, разбрасывая деревья.

– Как косит! – восхитился кто-то.

– Хорошего мало, недолет, – отозвался на эту реплику Зотов.

Два снаряда срикошетили и, визжа, пошли гулять в сторону дальних равелинов.

– С участка Плякина стреляют неважно, – высказал я свое недовольство Зотову.

Он бросился к телефону. А в это время совсем не слышный в полете из-за гула нашей артиллерии рядом с НП разорвался 105-миллиметровый немецкий снаряд. Мансарду тряхнуло. Посыпалась штукатурка. Из оконных рам вылетели последние стекла. Загремело опрокинутое ведро.

Долго не рассеивался дым от этого взрыва, да к тому же в крепости начались пожары. Все это не только затрудняло наблюдение, но и мешало нашим артиллеристам вести прицельный огонь. Я присел рядом с Зотовым у низкого окна. В бинокль тоже плохо было видно происходящее.

– Артиллеристы корпусной группы бьют вслепую, – доложил я командиру корпуса. – Надо приказать им работать поочередно: полчаса на нас, затем столько же на Баканова[8]8
  Генерал-майор Д. Е. Баканов командовал тогда 74-й гвардейской стрелковой дивизией.


[Закрыть].

– Согласен, – ответил генерал Шеменков, – но перейдем на такое чередование после авиационной обработки.

На крепость уже выходили бомбардировщики из авиадивизии полковника Н. П. Федоренко. Мы видели, как от самолетов оторвались и с воем ринулись к земле темные силуэты бомб. И тут же высоко взметнулись несколько багрово-черных столбов с кудрявыми раструбами. Взрывная волна сметала с крыш черепицу, вышибала не только оконные рамы, но и двери в домах, примыкавших к цитадели.

Артиллеристы тоже делали свое дело. Теперь уже значительно лучше. Снаряды 203– и 280-миллиметровых орудий крушили редуты и равелины. У Зотова блестели глаза.

– Вот как надо! – комментировал он почти каждое удачное попадание.

К концу артиллерийской подготовки мощь огня возросла до предела. Чаще зазвонили телефоны: меня вызывали командиры полков – докладывали о готовности к броску в атаку.

– Активнее используйте дымовые шашки! – напоминал им я. – Сочетайте свой бросок с артогнем прямой наводкой…

Наконец все пришло в движение: автоматчики, саперы с длинными штурмовыми лестницами, связисты со своими проводами, артиллеристы, катившие перед собой на новые огневые позиции полковые и дивизионные пушки.

Напряженнее стала и обстановка на НП. Одна за другой следовали команды, то краткие, то резкие, подстегивающие. Все чаще звучало слово «вперед!».

– Ну, Павел Михайлович, теперь не зевай. Вон смотри, из ворот крепости строчит крупнокалиберный пулемет, – подсказал я Зотову.

Командующий артиллерией дивизии должен был организовать подавление и уничтожение уцелевших после артподготовки пулеметов и минометов противника. Вражеские пушки, танки и самоходно-артиллерийские установки вряд ли могли уцелеть. А вот пулеметы и часть минометов гитлеровцы, несомненно, уберегли, спустив их в подземные казематы.

Начальник оперативного отделения А. А. Соколов докладывает, однако, что Плякину мешает и артиллерия противника, открывшая огонь из леса за кладбищем. Отдаю соответствующее распоряжение Зотову. А Соколов тем временем протягивает мне трубку телефона – связал меня с командиром 244-го полка.

– Павленко, ваших не вижу! – кричу я в трубку. – Рассредоточивайтесь – и вперед!

Тут же приказываю Соколову передать Сухорукову, чтобы он помог огнем Павленко. Соколов кивает головой и снова ко мне с телефонной трубкой.

– Плякин просит…

Вижу, что бойцы Плякина бросились с лестницами и штурмовыми мостиками к земляному валу. Падают, поднимаются и снова падают.

– Противник режет кинжальным огнем из крепости и с кладбища, – жалуется Плякин.

– Не поднимать людей в атаку, пока не уничтожены мешающие вам огневые точки. У вас для этого средств достаточно. Заодно ударь на всякий случай по сараю, который горит.

– По сараю нельзя, – сорванным до хрипа голосом отвечает Плякин. – Туда повел своих комбат Беляев…

А я опять принимаюсь торопить Павленко:

– Вы что, под землю провалились? А ну вперед! Там дорога есть, у станции, за насыпью. Поставьте орудия на прямую наводку и марш по дороге…

Вижу, что у Плякина какой-то смельчак с пистолетом в руках перебежал открытое место, направляясь к пролому в крепостной стене.

– Кто это там с пистолетом бегает? – спрашиваю Плякина.

– Командир штурмового отряда Герой Советского Союза Борис Беляев.

– Я же приказал не с пистолетами, а с артиллерией и фаустпатронами атаковать противника. Вынужден буду наказать и тех, кто бегает перед гитлеровцами с пистолетом, и вас заодно…

…Так прошел весь день. Никто не думал о еде. Сам я, кажется, выпил лишь стакан чаю.

Уже вечерело, когда на земляном валу показалась группа гвардейцев с красным флагом. Тот, кто нес флаг, стал вдруг медленно оседать на землю. Древко подхватил сосед.

– Узнать, кто нес флаг, и доложить! – приказал я Соколову.

Доложили: флаг нес комсомолец Александр Попов. Призван на четвертом году войны, когда два старших его брата – Петр и Константин – уже пали смертью храбрых в боях с фашистами. Александр тоже дрался по-гвардейски – тоже, будучи раненным, остался в строю. Его мы и представили к званию Героя Советского Союза.

…Ночью все подступы к цитадели освещались не только ракетами, но и пламенем пожаров в близлежащих кварталах, специально подожженных противником. Но осада не прекращалась. Штурмовые отряды и группы в нескольких местах забрасывали рвы всем, что попадало под руку, – мебелью, досками, бревнами, ящиками, битым кирпичом. Артиллерия посылала снаряд за снарядом в центр крепости. Саперы готовили подрыв крепостной стены.

Командир 246-го гвардейского стрелкового полка А. В. Плякин доложил, что его 3-й батальон ведет бои внутри цитадели. Я сначала не поверил, приказал уточнить эти данные. Уточнили – все правильно. Но сообщили и горестную весть: погиб командир 3-го батальона Герой Советского Союза гвардии майор Б. В. Беляев.

Вот как это произошло. Майор Беляев первым устремился в пролом крепостной стены, личным примером увлекая за собой бойцов. Рядом с ним шли коммунисты гвардии капитан Абрамов, гвардии сержант Левчик, рядовой Бобичев, медицинская сестра Клава Зенкова, комсомолец Стругачев. Фашисты, отстреливаясь из-за деревьев и кладбищенских памятников, начали отходить внутрь крепости. Шальная вражеская пуля смертельно ранила Беляева. Медсестра Клава Зенкова долго тащила его на себе, а когда вынесла в безопасное место, обнаружила, что у майора перестало биться сердце. Так потеряли мы общего любимца – Бориса Владимировича Беляева – героя из героев!

Утром 19 февраля в цитадель прорвались бойцы еще одного батальона. Затем там появился и командир полка А. В. Плякин вместе со своим заместителем по политчасти И. Д. Кучерявым.

А 244-й гвардейский стрелковый полк под командованием К. Ф. Павленко вел тяжелый бой во рву. Я усилил полк за счет своего резерва – отдал туда противотанковый дивизион майора Репина. Одновременно приказал Павленко:

– Сарычева вперед! Он покажет всем, как надо воевать. Только не жалейте снарядов – надежно подавляйте огневые точки.

В тот же миг меня вызвал командир корпуса. Я доложил обстановку. Он, в свою очередь, проинформировал меня, что первый эшелон дивизии Баканова ведет бой на южных скатах вала.

Еще раз соединился по телефону с Павленко, предупредил:

– Там у вас за валом – наши соседи. Смотрите, не ударьте по ним.

После этого в сопровождении Соколова и Зотова я отправился на новый НП – поближе к месту боев.

К вечеру полк Плякина прочно закрепился внутри цитадели, а у Павленко батальон Сарычева овладел земляным валом. Гвардейцы окапывались там, укрываясь от пулеметного огня противника. И опять за докладом об этом успехе последовало известие о несчастье: на земляном валу сложил голову Герой Советского Союза гвардии капитан Ф. К. Сарычев.

У меня защемило сердце. Погибли лучшие командиры батальонов, гордость вашей дивизии.

Федор Кузьмич Сарычев, как и Борис Владимирович Беляев, был из числа тех молодых людей, которые буквально накануне войны вступили в самостоятельную жизнь. Уроженец Пензенской области, он окончил неполную среднюю школу и краткосрочные курсы. Некоторое время работал механиком в МТС. Осенью 1940 года был призван в армию. Служил сначала в Сибири. В 1942 году добился отправки на фронт. Войну начал у Сталинграда, прошел с боями Украину, Польшу и все подсчитывал, сколько еще километров осталось до Берлина. Но не суждено было Федору Кузьмичу одолеть эти трудные километры. Мы похоронили его в Познани.

А Борис Владимирович Беляев родился в Калуге. Перед войной окончил Московский институт физкультуры. Воевал с 1941 года, последовательно командуя взводом, ротой, батальоном… Недавно я узнал, что по стальным путям нашей Родины курсирует сейчас тепловоз имени Героя Советского Союза Б. В. Беляева. Построен он из металлолома, собранного учащимися калужской школы, в которой учился когда-то наш боевой комбат.

В бою за цитадель после тяжелого ранения выбыл из строя еще один очень уважаемый в дивизии человек – Герой Советского Союза старший сержант Николай Семенович Иванов. Сержанту было в ту пору чуть более 20 лет. К счастью, он остался жив и, по моим сведениям, поселился после войны в селе Арал-Геобе Алма-Атинской области Казахской ССР.

…В ночь на 20 февраля я был вызван на НП командира корпуса. Там уже находился прибывший раньше меня командир 74-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майор Д. Е. Баканов.

– Ну как у тебя дела, Георгий Иванович? – спросил Шеменков. Выслушав мой короткий доклад, он, видимо, решил подзадорить Баканова и с притворным сочувствием произнес: – А вот Дмитрий Евстигнеевич никак не может пробиться к воротам… – Командир корпуса многозначительно посмотрел на нас обоих и после паузы сказал, как о давно решенном: – В общем, завтра давайте кончать. Командарм уже ругается…

– Ругаться проще всего, – заметил я. – Надо бы поактивнее включить в дело авиацию и подтянуть побольше тяжелой артиллерии.

– Ну, авиация не в моем ведении, – откликнулся на эту реплику Шеменков, – а артиллерией нужно распоряжаться правильно…

С наступлением утра неистово заработала артиллерия большой мощности. В разные стороны полетели глыбы прочно сцементированного кирпича. Проломы в крепостных стенах расширялись прямо-таки на глазах. Через ров, по мосту, сооруженному за ночь на клеточных деревянных фермах, в цитадель устремились тяжелые и огнеметные танки, самоходно-артиллерийские установки. С вала одновременно хлынули штурмовые группы.

Я прильнул к стереотрубе. На второй редут поднялись три гвардейца. В руке у одного из них был красный флаг. У ног знаменосца вздымались фонтанчики песка от рикошетирующих пуль. И опять с непостижимой для ума последовательностью повторилось то, что я уже наблюдал на исходе первого дня штурма: знаменосец упал, к нему бросился товарищ, подхватил флаг и под вражеским огнем закрепил древко на редуте. Ветер развернул алое полотнище. Оно пламенело, как бы притягивая к себе новых и новых участников штурма.

Затрепетал красный флаг и на втором углу редута, обращенном к северу. Он находился дальше и казался темнее первого. Его потом назвали «саперным флагом», потому что водрузили его саперы.

А первым на редут поднялся агитатор штурмовой группы сержант А. Незаметдинов. Его сопровождали младший лейтенант Ступников и младший сержант Строгачев (все из 246-го гвардейского стрелкового полка). За проявленную отвагу каракалпаку А. Незаметдинову было присвоено звание Героя Советского Союза.

Был блокирован и редут № 1, но там у противника уцелело больше огневых средств, и он упорно сопротивлялся нашему 242-му стрелковому полку.

Успешнее действовал левофланговый 244-й полк. Его штурмовые отряды захватили два надежно укрепленных дома и частью сил прорвались через пролом в крепостной степе к цитадели.

Справа же от нас 74-я гвардейская стрелковая дивизия приблизилась к главному входу в крепость. На развороченные стены двухэтажной башни взбирались сотни гвардейцев. Среди них отчетливо были видны люди в гражданском. «Кто такие? Откуда они взялись?» – гадали мы. Лишь позже выяснилось, что вместе с 74-й гвардейской дивизией цитадель штурмовал вооруженный отряд поляков – жителей Познани. Их никто не приглашал для участия в этом опасном деле. Они сами пришли сюда…

Местное население, особенно молодежь, не раз оказывало помощь и нашей дивизии. Польские патриоты подносили боеприпасы, помогали саперам в инженерных работах, были нашими проводниками по извилистым городским закоулкам, подвалам, лабиринтам промышленных предприятий.

23 февраля, в день 27-й годовщины Красной Армии, мы нанесли противнику новый ошеломляющий удар. 242-й гвардейский стрелковый полк овладел наконец редутом № 1 и вышел к редуту № 3. Здесь отличился еще один Иванов – Михаил Романович, гвардии старший лейтенант, командир штурмовой группы. После взятия редута № 1 он с десятью бойцами ворвался в главное здание крепости, уничтожил там около 30 гитлеровцев и пленил более 120, а затем водрузил на этом здании красный флаг, который словно бы символизировал нашу победу над цитаделью. Михаилу Романовичу Иванову тоже было присвоено звание Героя Советского Союза.

Примерно в середине дня в крепости один за другим прогремели страшной силы взрывы – противник сам уничтожил свои склады боеприпасов. Затем в амбразурах уцелевших казематов появились белые флаги. Остатки гарнизона цитадели капитулировали. Сдались в плен комендант крепости генерал-майор Маттерн и начальник штаба. А в редуте № 4 были обнаружены трупы еще одного генерала и полковника войск СС, которые покончили жизнь самоубийством.

По пробитой гусеницами танков и самоходок ухабистой дороге я приехал на площадь цитадели. Она вся была изрыта бомбами, снарядами, минами. Догорали дома, сараи, конюшни, тянулся едкий дым из погребов. Провели большую группу пленных с понуро опущенными головами. У глубокой воронки от авиабомбы расположилось какое-то саперное подразделение и вместе с ним группа поляков. Я поинтересовался, о чем они беседуют. Оказывается, главным предметом беседы был мост через крепостной ров. Мне только что довелось проехать по этому мосту, построенному под огнем противника.

– Молодцы! – похвалил я саперов. – Хороший мост.

– Вместе строили! – не без гордости объявил один из поляков.

Звали этого человека Леонард Куява. А двадцать лет спустя этот самый Леонард Куява, в то время уже пенсионер, одним из первых жителей Познани поздравлял меня в тот день, когда я стал почетным гражданином его родного города. Этот факт был мне очень приятен. Для всех ветеранов 82-й гвардейской Познань – тоже по-своему родной город. Там – братские могилы наших боевых товарищей. Там многие из нас пролили кровь. И там все мы были удостоены щедрых наград Родины. За освобождение Познани мне в числе семерых солдат и офицеров дивизии было присвоено высокое звание Героя Советского Союза. 6 солдат, сержантов и офицеров были награждены орденом Ленина, 21 – орденом Красного Знамени, 3 – орденом Богдана Хмельницкого, 14 – орденом Александра Невского, 668 – орденом Славы, 382 – орденом Красной Звезды, а все остальные – медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». Ни один участник штурма города-крепости не остался без награды.