Текст книги "Нелинейная фантастика"

Автор книги: Георгий Гуревич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

«ЗУБРЫ» ИНФАНТА

В книге-то это будет вторая часть и по размеру не меньше первой. Первая – «Кролики» Инфанта», вторая– «Зубры» Инфанта». И войдет в нее. восемь рассказов, по числу молодых «зубров» – бывших «кроликов». Каждый рассказ – тема дипломного проекта. Только об этих темах я расскажу здесь.

Новую бактерию взялся опробовать Филя – анти-спиртовую. Хитрая бактерия эта за несколько минут превращает бутылку водки в газированную воду. Формула реакции простейшая, сомнения не вызывает:

С2Н5ОН + 302= 2СО2+ЗН2О.

Причем бактерия была в Инфанте подлинная, непроекционно-приставочная. Ее уже сделали в научно-фантастическом НИИ. Физики, начинавшие вынашивать идеи в субботу, терпеть не могли алкоголиков, у которых и в понедельник голова не работает с похмелья. Эту бактерию они создавали с особенной охотой.

А Филя тоже не любил алкоголиков. Отец у него выпивал, сыну испортил наследственность и детство испортил: приучил убегать из дому куда глаза глядят. Злой на всех выпивох, Филя своевольно не стал испытывать бактерию на проекторе, просто выпустил ее в Беломорске.

Представляете результат? Собираются люди за столом, произносят тост, чокаются… а в рюмках минеральная. Ни свадеб* ни поминок, ни встреч, ни чествований. Нет пьянки ни в домах, ни в ресторанах, ни в подворотнях. Негде о делах договориться: ты мне шифер, я тебе рыбу. Тёс и кирпич не привозят левые шоферы. Пьяных песен нет, пьяной удали нет, пьяных подвигов нет. Никто в луже не захлебнется, голову бутылкой не разобьет. И лишнее время откуда-то появилось. Раньше так просто было часы убивать: «Пойдем, друг, раздавим».

И спасения нет. Беломорск оцеплен, на дорогах патрули. Требуют: «Дыхни!» Если не пахнет водкой, значит, из Беломорска. Давай назад поворачивай!

Каким-то образом пьяницы узнали, что Филя всему виной. Схватили его, заперли в погреб, требуют: «Верни назад выпивку». Филя крепится, не сдается. Да и захотел бы, не мог бы назад повернуть. Как уничтожить бактерию? Бактериофагом. Но на проектирование бактериофага тоже время нужно – год, а то и два.

…Ташеньке тему подсказала ее любовь к чистоте и порядку, опрятность рачительной хозяюшки. Ташенька всюду наводила чистоту, даже Илью приучила причесываться, ей захотелось навести порядок в природе, замусоренной туристами, захламленной техническими отбросами. Почему в лесах было чисто раньше? В природе ничто не пропадает: все отбросы подчищаются пожирателями падали, навозными жуками, грибками, плесенью, гнилостными бактериями. Сгнило, и нет ничего. Но вот техника придумала негниющие, нерастворяющиеся вещества, изобрела и размножила непортящуюся синтетику. И в результате загажена природа, набросаны в ней банки, бумажки, стекло, целлофановые пакеты. Кто их съест? Несъедобны!

Вот Таша и взялась создать этакую симпатичную зверюшку– поросеночка или кролика (конечно, «кролики» выберут кролика), – которая подчищала бы леса, поедая брошенные туристами пакеты. Увы, и с этим зверьком хлопоты. «Кролики» размножаются, как кролики, пакетов не хватает досыта; голодные зверьки пробираются в поселки, грызут автомобильные покрышки, грызут оплетку кабеля, ведра, бидоны, игрушки, все, что ныне делается из пластика. Бедствием становятся, как воробьи в Америке, как обычные кролики в Австралии. И на мясо не годятся, карболкой пахнут. Собаки их не травят, волки отворачиваются – благородные санитары природы. Даже священные скарабеи, извините за неаппетитные подробности, гнушаются катать шарики из навоза синтеедов.

Как быть? Отравлять целлофановые пакеты? Премии охотникам давать за каждую шкурку? А может, приучить людей к порядку? Или это труднее всего?

Не очень хорошая девочка Алла, с ее повышенным интересом к чувствам, решила пересмотреть чувства. Всю жизнь она страдала из-за несвоевременных увлечений: увлекалась коньками, Кафкой, мальчиками, иконами, битлами, йогами, билеты стреляла на подходах к театрам, когда надо было зубрить неправильные глаголы, решать примеры на бином. Ну не лежала душа к биному сегодня, ну не хотелось на глаголы смотреть. И почему это всегда хочется то, что нельзя делать? Нельзя ли согласовать чувства с расписанием? Скажем, с 11 часов тебе надо заниматься алгеброй, и без десяти одиннадцать тебя так и тянет, так и тянет к учебнику, свет без него не мил. Взяла таблицу логарифмов – в ушах колокольчики. Решила, сверила с ответом, радость в груди, плывешь в розовом тумане. Доказала теорему: экстаз, поешь во все горло, себя не помнишь от счастья. Еще, еще, потруднее бы! Но глянула на часы. Уже 12! Пора собираться на стадион. И сразу к учебнику холодок, пресыщение цифрами, отвращение к ним. В голове мечта о гаревой дорожке, о туфлях с шипами; свет без них не мил. Чем ближе к стадиону, тем выше радостное напряжение, ожидание счастья. В упоении входишь в ворота, ликуешь, завидя раздевалку. Выбегаешь на поле в экстазе…

Получится? И хорошо ли? ПП покажет.

Ольга взяла неожиданную тему. Всегда она ревниво отстаивала существующее. (Человек должен сохранить свое Я. Человек должен сохранить свою планету.) И тут она сказала:

– Запишите мне тему «Сохранение юности». Сохранение! Но какой это переворот в жизни человеческой! Сохранение… и столько проблем! Вот юноши сохранят юность – на лишних десять, двадцать, тридцать… не знаю на сколько лет. Тело юное, ум зрелый, как они уживутся? И как уживутся между собой юноши разных поколений? Выше уже говорилось об этой сложности. Как сложатся семьи? Будут ли столетние верные пары, или супруги неизбежно надоедают друг другу? И не надоест ли и когда надоест долгая-предолгая юность? Вообще, полезная ли вещь сверхдолголетие? Нужно оно или не нужно для развития человечества?

Пожалуй, в самой Ольге заметно развитие, если она взялась за такую тему. Может быть, ей надоела позиция вечной защитницы сегодняшнего дня. Солидная, убедительная, практичная позиция, но почему-то не очень почетная. Другие активно изобретают новинки, а ты только ошибки подчеркиваешь. Неужели Ольга сама не может изобретать? Вечную юность, например. Нечто небывалое.

А может, и возраст сказывается. Ольге целых 22 года. Не девочка! Вышла замуж (не за Виталия), внешне меняется. Девушка-тростинка с неправдоподобно тонкой талией стала взрослой женщиной, мягкой, чуточку пышноватой даже. Ольга и сейчас красавица, но уже не все поголовно заглядываются на нее. Даже ровесники считают взрослой, на танцы приглашают «крольчих» нового набора. Не отсюда ли тема сохранения вечной юности? 17-летней Ольге она не пришла бы в голову.

…Парни меняются медленнее. Роман, как и прежде, увлечен спортом. Выбрал тему: «Спорт в космосе». На Луне пониженная тяжесть, вес в шесть раз меньше, а масса неизменна. Можно выжать штангу весом почти в тонну, а толкнуть ее не легче, чем на Земле. Прыгают в шесть раз выше, в шесть раз дальше, а скорость бега не увеличивается. А как будут выглядеть игры со сложным сочетанием движений: лунный футбол, волейбол, баскетбол?

И надо разобраться в сложности, с которой Роман столкнулся в Беломорске. Что такое спорт: соревнование наследственности, тренировки или изобретательности? Видимо, и то, и другое, и третье. Соревнуются бегуны, сравнивая силу легких и ног, соревнуются гонщики на автомашинах, соревнуются и конструкторы машин. Все это надо примерить и для Луны, и для безвоздушного пространства, для Венеры с ее давящей знойной атмосферой и для морозных пустынь Марса.

Илья еще добавляет сложностей спортсмену. Илье захотелось проверить все законы природы. Удобны ли они, целесообразны ли с точки зрения человека? Тяготение уменьшается пропорционально квадрату расстояния. Не лучше ли не квадрат, а первая степень, или же куб расстояния? Как это повлияет на звезды, Солнце, Луну и Землю? И как сложился бы мир, если бы рядом с тяготением было бы и антитяготение? Если бы, скажем, планеты притягивались бы к Солнцу, а друг друга отталкивали бы?

– Ну, ты замахнулся! – говорит Борис Борисович. – Хочешь самого господа бога переплюнуть?

– Но его же нет.

– Ну, а ты что возьмешь, Виталий, великий выдумщик? Кажется, Илья все захватил, ничего не оставил масштабного.

– Я хочу спроектировать его.

– Кого?

– Бога.

– Но его же нет.

– Тем лучше. Можно заложить произвольные параметры. Вот я и задам: вездесущий, всемогущий, всезнающий. Посмотрим, что изобразит машина.

– А зачем это?

Виталий объясняет: если люди так упорно выдумывают бога, значит, им хочется, чтобы бог был на небе. Одним полезно, а другим приятно. Говорят: религия – опиум для народа. Да, опиум, но торговцы наживаются на нем, потому что есть покупатели. Вообще люди верят в то, во что им хочется верить: в хорошую погоду завтра, в хороший урожай осенью, в хороших детей, когда вырастут. И в хорошего бога на небе. Зачем он понадобился? Сначала, видимо, как объяснение: все непонятное сделал бог. Послал дождь, послал ветер, урожай и неурожай, землю потряс, вулканы разбудил. Боги были причиной всего и творили, что вздумается, даже безобразное. Юпитер оскопил своего отца, а тот собственных детей пожирал. Венера изменяла мужу с кем попало, а тот поймал ее с любовником в сеть. Греков почему-то устраивали такие боги. Но другие народы, побежденные, взывали к добру, к совести, к правде. Персы «сочинили» двух богов: Ормузда – Добро и Аримана – Зло, Тьму, Ночь. Добро вечно боролось со Злом. Это было правдоподобно, но огорчительно: Зло побеждало слишком часто. Захотелось, чтобы добрый бог был сильнее. И люди, правдоподобию вопреки, передали всемогущество Добру, наделив доброго бога еще и обязанностями законодателя, и обязанностями судьи. Почему тебе живется плохо, человек? Сам виноват, грешен. А почему наказан младенец-несмышленыш? Это бог испытывает твою веру. На том свете воздастся за страдания. Здесь потерпишь, там получишь. Тот свет помогал свести концы с концами. Очень был полезен сильным, а слабым приятен: хоть какая-то надежда.

Но и в этом построении оказалась прореха. Если грешник получит вечное наказание на том свете, тогда нет интереса исправляться. Греши в свое удовольствие, пока жив. Все равно осужден. Потребовалась надежда и для скверных людей (в плен же никто не будет сдаваться, если заведомо известно, что пленных расстреливают поголовно). Христиане ввели второго бога – бога-адвоката для прошений о помиловании. Нагрешил, покаялся, прощен. И опять несправедливо. Если грешник получит прощение, стало быть, опять греши сколько угодно.

– В сущности, ты хочешь не бога проектировать, а нравственность, – заметил Борис Борисович.

– Может быть. Наверное, бог был олицетворением абсолютной нравственности: высший законодатель, высший судья.

– Но абсолютов быть не может. Сам видишь: за все семь тысяч лет не удалось придумать безупречного бога.

– Я тоже думаю, что нельзя придумать. Вот и докажу, что хорошего бога быть не может. Мы сами должны быть богами.

– Едва ли получится однозначное решение.

– А я нелинейщик, – напоминает Виталий.

Остается Павел.

Мнется он что-то, молчит, не похоже на него.

– Ну, а ты что, Павел?

– Пожалуй, я хотел бы себя испытать.

– То есть?

– Проверить, каков я буду в хорошей жизни, совсем хорошей.

Павел стесняется высказать все, что у него на уме. Друзья догадываются, зная его. Вот вырос он в трудной семье без отца, двое младших братишек, две младших сестренки. Привык с детства думать о других, знал, что следует делать. Дел всегда было выше макушки. Надо было зарабатывать рубли и считать рубли. Это вошло в плоть и кровь. И ставши взрослым, Павел думал о том, что надо заработать и послать семье, своим помочь, товарищам помочь. За то его и любили: человек, который о нас думает.

Но вот придет, и скоро придет, другая жизнь, совсем хорошая, когда все братишки и все сестренки бесплатно получат сколько потребно обедов, ботинок и платьиц; когда о заработках можно забыть, необходимость не будет подстегивать. Как поведет себя Павел в той жизни, где исчезнет денежный стимул?

– Павлушка, я тоже хочу испытать себя. Введи меня в свои произвольные параметры, – сказала Алла неожиданно.

– И меня.

– И меня.

– И меня…

– И нас с Гелием Николаевичем, пожалуй, – сказал

Борис Борисович. – Если вы не возражаете, конечно.

Если бы читатели не возражали, автор и себя ввел бы в список Павла. Интересно, как будет работаться в те времена, когда забудутся гонорары, договора, листаж, авансы, тиражи и прочая шелуха. Нет, конечно, и тогда я буду писать, но только то, что по душе. Только самое интересное. Но ведь интересы меняются. Сегодня одно хочется, а завтра – другое. Этак ничего не доведешь до конца. Так или иначе, надо характер выдерживать, себя пересиливать. И потом, мало написать, хочется, чтобы тебя прочли. Редакциям покажется ли интересным то, что волнует меня, читателя взволнует ли?

Кстати, о читателях. Вам не хочется испытать себя в Инфанте?

Ну вот и весь рассказ о романе. Остается написать роман.

Начало я уже придумал:

«Черное море бывает черным только ночью, Красное никогда не бывает красным, а вот Белое действительно оказалось белым. Было оно матовым, цвета чая с молоком и у горизонта сливалось с таким же матово-молочным небом. И в этом неопределенном мутном месиве глухо чернели массивные туши островов. Они были похожи на купающихся слонов, или быков, или динозавров. Некоторое время я упражнял свое воображение, но островков было слишком много. Не хватало зоологии на всех.

На пристани, где пахло мокрым лесом, солеными кожами и бензином, мне сказали, что «Лермонтов» придет через два часа. Не знаю, удачный ли это обычай, называть суда в честь поэтов. «Я прокачусь на «Лермонтове». Хорошо ли звучит, укрепляет ли уважение к Михаилу Юрьевичу? Тем более, что суденышко…»

Ну и так далее.

Обязательно напишу об Институте Нелинейной Фантастики… если только успею в этой жизни.