Текст книги "Нелинейная фантастика"

Автор книги: Георгий Гуревич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

12

Мы долго рассуждали, стоит ли пробовать?

Борис Борисович сомневался. Он считал, что вся история с затонувшей сушей – миф: поэтическое оправдание дельфиньих обычаев. Не может же человек превратиться в дельфина. Ерунда!

А Гелий не видел ничего удивительного. Утверждал, что удивительнее противоположное: превращение одинакового материала, например рыбьего филе, в тело дельфина и в тело человека. Но наука уже разобралась: чудо зависит от генов, управляющих построением тела. Эти гены и вводятся с каплями дельфиньей крови. И вводится ещё какое-то вещество, подчиняющее гены воле.

– Вопрос в том, могут ли три капли перестроить организм. Как ваше мнение, Юра?

Я сказал, что могут. И три капли, и три сотые одной капли. Важно, чтобы организм подчинился им, дальше он сам будет работать на перестройку. Увы, так и с болезнями бывает. Клетки нашего тела сами размножают вирусы, забравшиеся в клеточные ядра. И вирусы гриппа, и вирусы оспы, и вирусы полиомиелита.

– Ну вот видите. А тут клетки вашего тела будут строить клетки дельфиньи… или клетки вашего пальца, что и требуется.

Борис Борисович напомнил, что нервные клетки не размножаются при жизни, стало быть, и в пальце они не вырастут.

– Но до рождения размножаются. В принципе способны размножаться. А потом способность эта затормаживается. Видимо, кровь Делика снимает торможение. Когда тритоны растят ноги, у них тоже снимается торможение. И у ящериц, потерявших хвост, – напомнил Гелий.

– Я бы не рисковал, – вздыхал ББ. – Юра только что перенёс тяжёлое заражение. Жизнь дороже пальца.

А я хотел рискнуть. Я настраивался на риск.

– Гелий, вы бы рискнули на моем месте?

– Решайте сами, – буркнул Гелий.

В конце концов мы договорились, что я попробую после выписки. Конечно, в больнице никто не разрешил бы заниматься мне самолечением. И читателям не рекомендую. А впрочем, у вас и не выйдет ничего. У вас же нет генов золотоголового дельфина.

Предписания Финии были очень просты. Надо было ввести три капли крови в вену, а затем настойчиво воображать, что у меня все пальцы на месте. И это было не так уж трудно. Труднее было бы не думать о пальце вообще, как в рецепте Ходжи Насреддина: «Ни в коем случае ни разу не вспомни о белой обезьяне». Рука у меня ныла, все время напоминала об увечье, а кисть мне забинтовали, воображай что угодно под повязкой.

И я воображал усердно, с нежностью вспоминая дорогой мой палец. Вспоминал, как в ранней юности наставлял его на все неведомое («Юрочка, не указывай пальчиком, это неприлично»), вспоминал, как исследовал мир, суя палец куда не надо, как мазал его чернилами, обучаясь искусству выписывать палочки и нолики, как впоследствии мой умелый палец виртуозно играл шариковой ручкой, заполняя целые страницы скорописью, как пощипывал струны гитары, выражая задумчивую грусть, и как проворно бегал по клавишам рояля, и по буквам пишущей машинки, и по кнопкам пультов, и как помогал мне в затруднениях, почёсывая макушку. Прекрасный был палец, сговорчивый и трудолюбивый. И я старался думать, что он не покинул меня, мысленно шевеля им, писал статьи, напевал мелодии, барабаня мысленно по одеялу, мысленно пробовал, горяча ли вода и гладко ли оструганы доски, и ножницы надевал на палец, и мысленно почёсывал макушку.

На второй день боль прошла, начался зуд. Почему зудело: потому ли, что зарастал палец, или же потому, что прорастал? Любопытство одолевало, я с трудом удерживался, чтобы не сорвать повязку. Но это не следовало делать: увидишь, что нет ни намёка на палец, и ничего уже не выйдет – не сможешь вообразить себя с пальцем. А может быть, прорастание не началось, должно было начаться вскоре. Финия объясняла, что рост идёт в обычном темпе. Но что означает «обычный темп»? Похудеть можно и на пять кило за сутки; такое бывает на спортивных соревнованиях. И потолстеть можно на килограмм-полтора за день. Но это простой рост – отложение жира в основном. Сложный рост медлительнее. Грудной младенец прибавляет граммов двадцать в день. Впрочем, это норма человечьего детёныша. Китёнок способен потолстеть на сто кило за сутки. Что же является обычным темпом для пальца, который тоже весит граммов двадцать?

Я положил себе три дня. Решил трое суток не разматывать бинт. И терпел. И обманывал себя, старался пошевелить пальцем, бинт нащупать изнутри. Что-то ощущалось вроде бы. Но после многочасового самовнушения я уже не отличал: то ли чувствую, то ли воображаю?

Снятие бинта было назначено на 4 июля в 19.00. До вечера томился я, чтобы Гелий мог присутствовать. А Борис Борисович все время был рядом: лежал на диване, читал свою «Книгу Мудрости». Молча читал, чтобы не отвлекать меня от мыслей о пальце.

Наконец примчался Гелий, кинул плащ на спинку дивана, руки сполоснул и взялся за бинт. Ему самому не терпелось.

– Больно?

Я терпел, морщась. Было больно. Бинт присох кое-где к коже, отдирался с трудом. Один оборот, другой.

Я затаил дыхание. Готовился и ликовать, и пригорюниться. Вероятнее – разочарование. Естественнее разочарование. Неужели всерьёз надеялся на чудо? Ну да, надеялся. Трое суток заставлял себя надеяться. Сейчас увижу. Страшно. Глаза закрыл. Ну!

Тут он был, миленький мой, такой симпатяга, нежный, розовенький, как у младенчика, такой умилительно-новенький рядом с сурово загорелыми взрослыми пальцами. Неполномерный ещё, поспешил я чуточку.

Но теперь ничего мне не стоило завязать руку снова и довообразить до полного роста.

13

– Ну поздравляю вас, – сказал Борис Борисович, – от всей души поздравляю со счастливым эпилогом. Поистине вы в рубашке родились, Юра. «Найти хорошо, вернуть потерянное – в сто раз лучше» – так сказано у Бхактиведанты. Гелий тут же бросился в контратаку:

– Какой же эпилог, ББ? По-моему, это пролог. Надо все начинать сначала, искать то, что вы так беззаботно выпустили из рук.

– Боюсь, что вам Чёрное море придётся осушать, – усмехнулся Борис Борисович.

– Нет, можно взяться с другого конца. – Пальцы Гелия не поползли к вискам: идея была выношена уже. – Нам нужны не дельфины, а гены, в сущности, один ген – ген податливости воле. Надо синтезировать его, вот и вся задача.

– Синтезировать ген, формула которого неведома! На это вам всей жизни не хватит. Придётся прибавить жизнь сына и жизнь внука.

Гелий в волнении бегал по комнате.

– А чему вы радуетесь, собственно говоря? Где ваше хвалёное человеколюбие? Гуманность обернулась бесчеловечностью. Гуманности ради хвостатую дурочку нельзя держать в клетке, и все остальные калеки останутся без рук и без ног.

– Насколько я знаю, Гелий Николаевич, – от вас и слышал, – современная медицина работает над преодолением несовместимости. Собакам уже удавалось прирастить ноги. В Китае, говорят, прирастили оторванную руку рабочему. Пройдёт два-три десятка лет, и гораздо раньше, чем вы покорите гены, руки-ноги будут приращивать в стационарах, заимствуя их у умерших.

– Заимствуя у трупов? Вы забыли все проблемы пересадки сердец? Одного спасают, другого решили не спасать. Не лучше ли каждому спасать себя, растить нужный орган за счёт собственного организма, никого не тревожа, не затрудняя, как наш Юра?

Борис Борисович присел. Видимо, и он волновался. Я никогда не слышал, чтобы он так многословно спорил.

– Гелий Николаевич, я уже говорил вам: вы человек-стихия, несётесь неведомо куда на волнах собственной энергии. Сегодня добавлю: вы опасная стихия. У вас зуд открытия, вы ломитесь открывать все двери, раз в жизни подумайте, что прячется за теми дверьми. Всем на свете калекам, потом всем желающим, всем подавшим просьбу вы дадите возможность переделывать своё тело так и этак. К чему это приведёт? Разве нет на свете милитаристов, нет преступников? Разве нет просто дураков и лентяев? Подумайте о поучительной истории дельфинов. Коварный дар получили они от старого Дельфа. В море сытно, тепло и вольготно, и люди превратились в животных. Утратили ноги, утратили руки, утратили охоту к труду, знания и культуру, теряют речь, почти потеряли разум. Стали животными: жрут сырую рыбу, и их жрут косатки, их люди бьют, чтобы жир на мыло вытапливать. И эпидемии косят их, по сотне тысяч за сезон в одном Чёрном море. Вот вам итог великого открытия гениального Дельфа. Нет, я очень рад, что выпустил Делика. Ищите пропавший ген, и пусть ваши дети и внуки и правнуки ищут.

– За битого двух небитых дают. Разумный учится на ошибках неразумного, – возражал Гелий.

– Будем надеяться, что сверстники ваших правнуков будут разумными все поголовно. Сегодня среднему человеку нельзя давать дар Дельфа. И хорошо, что этот дар уплыл в море.

И тут я поднял палец, свеженький, розовый.

– Прошу слова, – сказал я. – Дар не уплыл окончательно, он циркулирует в крови одного среднего человека. Человек перед вами: Кудеяров Юрий, 31 год, уроженец города Москвы, холостой, рост средний, способности средние, взгляды на жизнь обычные. Если верить Финии, я могу превратиться во что угодно, хоть в дельфина. И это можно проверить… и я намерен проверить на собственном опыте. Твёрдые знания, так учил меня шеф, даёт только опыт. И рассуждений шеф не признает, и в рассказы не поверит. Поверит только фактам, голым фактам.

Но так как опыты могут быть опасными, лучше сказать: не совсем безопасными, я записал все как было и положил рукопись в стол. Пусть полежит. Пока о ней знают трое: Гелий, ББ и я.

НЕЛИНЕЙНАЯ ФАНТАСТИКА
ОДА СЛОЖНОСТИ

– А над чем вы работаете сейчас?

Стандартный вопрос и естественный. На всех встречах читатели задают его.

Сейчас вы прочли четыре моих рассказа, как бы четырежды встретились с автором. Наверное, вас интересует, что будет написано в будущем. Может, имеет смысл рассказать здесь?

Итак, я задумал, я хочу написать, я напишу, если успею в этой жизни, книгу под названием «Нелинейная фантастика».

Термин «нелинейная» взят у точных наук. Математика знает линейные уравнения, которые описывают простые процессы, зависящие от одной причины. Там и уравнения простые, с одним-единственным решением (корнем), точным и безупречным. Нелинейные же процессы зависят от многих причин, и у нелинейных уравнений много решений: два, три, пять, пятнадцать, действительные, мнимые… Путайся с ними.

С годами меня все больше увлекает сложность. Мне интересно следить, как из-за фасада выглядывает изнанка и как она превращается в фасад, как белое становится черным, а черное белеет, а то белое распадается на семь цветов радуги. Меня восхищает относительность времени и пространства, бесконечность космоса и неисчерпаемость электрона, переход количества в качество и единство противоположностей. Это захватывающе интересно, и мне все хочется рассказывать, как великолепно сложен мир, жизнь и человек.

Кажется, вы пожимаете плечами. Человек сложен? Да кто же не знает этого?

Знают… Но забывают, упускают из виду, игнорируют. Все мы знаем о сложности, но предпочитаем простоту.

С восхитительной простотой воспринимают мир маленькие дети, чем моложе, тем проще. Помню, как-то девятилетний сосед смотрел у меня телевизор о приключениях англичан в испанских колониях, поминутно вопрошая: «Это наши? Это беляки?» Для него, девятилетнего, мир делился на наших и белогвардейцев. Наши сражаются с ихними. Кто кого? Вот и все, что извлекается из фильма.

Ну, а вы, старшие? Вы же знаете, что каждый человек– неповторимая личность. И как определяете эти личности? «Плохой мальчик, хорошая девочка». Да кто же из нас (из ваших знакомых) всегда, при всех обстоятельствах, для всех на свете бывает хорош или плох? Впрочем, и взрослые литературоведы делят героев на положительных и отрицательных, требуют, чтобы был изображен во всей сложности достойный подражания образец. И даже ученые склонны утверждать, что природа склоняется к простоте, ищут простые законы.

Ничего подобного, природа ни к чему не склонна. Природа автоматична и равнодушна. Она плодит то, что получается в данных условиях. Но так как природа очень обширна и условия более или менее однообразны, получается много похожих предметов: очень много звезд, еще больше атомов, много капелек, много песчинок, много травинок, много комаров… даже слишком много. Но как же сложны каждая в отдельности звезда и каждый комар: летательная машина, кровососущий аппарат, пищеварение. Вот один из них сел мне на руку, чтобы сосать и переваривать мою кровь. Хлоп, и нет комара. Убивать-то просто. А природа изобретала его добрых два миллиарда лет.

Вся история жизни на Земле – это история преодоления простоты. Началось с примитивных кристаллов: атомы притягивали атомы, укладывали их по порядочку. Потом пришло разделение труда между молекулами: одни притягивали, другие перерабатывали, третьи укладывали, четвертые охраняли. Потом еще понадобились реснички, чтобы догонять пищу, потом еще нервы, чтобы управлять движениями, потом еще нервные узлы, где была записана инструкция, как двигаться, чтобы догнать пищу и не стать пищей. Но пожизненная инструкция не могла предусмотреть всех неожиданностей в мире, и пришлось к ней добавить (еще пятьсот миллионов лет на отработку) сложнейший из самых сложных органов: мозг – орудие знакомства с неожиданностями, бюро для выработки новых инструкций поведения. Так что природа вовсе не тянула к простоте. Это мы стремимся все упростить для ясности. Я сам стремлюсь упростить. Вот в пятый раз переписываю эти странички, чтобы сделать их попроще, вытянуть в линейную цепочку нелинейную тему. А она не поддается, завивается спиральной пружиной, да еще изогнуться норовит, выпятиться во второе и третье измерения.

Чего ради стараюсь я? Да потому, что простота проще, понятнее, доходчивее. Без простых объяснений сложности не понять. И тут я, воспеватель сложности, должен начать с оды простоте.

Простота не только прозрачна и понятна. Простота, кроме того, выгодна, экономична и продуктивна.

Шагать по асфальту просто, прокладывать новую дорогу сложно, долго и дорого. Практически невозможно заново для каждой машины строить путь. Если грузов много, их везут по старой дороге, даже в обход. По гладкой дороге сто верст – не крюк.

Работая, нельзя тратить время на обдумывание каждого движения. Руки рабочего движутся автоматически. Шофер автоматически жмет на тормоза. Если задумается, задавит прохожих и машину разобьет. Обучение ставит задачей привить автоматичность. Автоматичность проста, надежна и производительна.

И так как словами не объяснить, что надо стремиться к автоматизму, природа устроила так, что простое, привычное приятно… А непривычное, трудное вызывает напряжение… даже стресс.

Нам тоже приятно привычное и простое. Приятно читать понятное, приятно работать не думая. Приятно повторять, например, песню петь: раскрыл рот, произноси слова, придумывать ничего не надо. Приятно подчиняться, выполнять приказы не думая. Не на том ли утверждался гитлеровский психоз? Впрочем, командовать тоже приятно. Это гораздо проще, чем убеждать, доказывать правоту, спорить, обосновывать. Экономнее как-то.

Вы думаете, что поймали меня на противоречии? Я написал, что природа все усложняет жизнь, но заставляет живое стремиться к простому. Это не мое противоречие, это противоречие жизни. Простота экономна, но у нее есть недостатки. Природа усложняла организмы, чтобы они могли, преодолевая сложности, упрощать и облегчать жизнь.

Так в биологии, так и у людей, у мыслящих приматов.

Но у великолепной, производительной и приятной простоты есть недостатки.

Во-первых, она приблизительна. Природа-то бесконечно сложна, стало быть, простые формулы упрощенны. Они выражают основное, правильное, от сих до сих. Но где-то второстепенное становится наиважнейшим – и простота уже неверна.

Простота склонна к потребительству. Съесть обед совсем просто, купить продукты в магазине достаточно просто. Вырастить хлеб куда сложнее. Послушать музыку– просто, исполнить – сложно, еще сложнее – сочинить. И так далее, подбирайте примеры сами.

Простота консервативна, кроме того. Просто повторять, придумывать куда сложнее. Простота воинственна. Просто грабить, грабить природу, в частности. Вообще, ломать просто, строить посложнее. Просто решать вопросы дракой: победитель расквасил нос и диктует условия побежденному. Договориться куда труднее.

И вот, поскольку мы стоим за мир, приходится нам, и вам придется в свое время, вести сложные и трудные переговоры с упрямыми, не очень понимающими вас партнерами. И поскольку мы не хотим жить по старинке, как деды, даже не хотим жить, как сейчас живется (между прочим, на этой планете голодает около миллиарда жителей), строим лучшую жизнь, придется нам заниматься сложным делом – строительством. Строить, увы, сложнее, чем разрушать.

Повторять старое просто, создавать новое – сложно.

Но я хочу написать не только о том, что сложность необходима, она еще и увлекательна. Очень хорошо, что природа бесконечна и бесконечно сложна. На нашу долю осталось полным-полно неведомого. Простые истины открыты до нас, но, копаясь в сложностях, можно извлечь бездну неожиданного.

Сложность щедра. Ведь в бесконечной природе мы раскопали только самое близкое, знаем щепотку. Впереди больше, чем пройдено, стало быть, и найдется больше богатств, чем найдено.

И борьба со сложностями приятна по-своему. Она нелегка, она утомительна, требует воли и усилий, но тем почетнее победа. Ах, не велика честь взобраться по лестнице на второй этаж, но как же гордятся покорители вершин, где не ступала нога человека! Очень лестно распутать клубок, который никто до тебя не распутал.

Не знаю, как вы, а я люблю бродить в незнакомых местах. Идти и гадать: а что там скрывается за поворотом? И как же славно, что природа наготовила для нас столько головоломок, что пространство относительно, время сжимается и расширяется, космос бесконечен, электрон неисчерпаем, количество переходит в качество, плюс в минус, а минус отрицает минус, и противоположности едины, и противоречия движут мир. Славный мир. Очень сложный! Великолепно запутанный!

Вот я и хочу написать книгу о сложности.

НЕБЛАГОУСТРОЕННАЯ ПЛАНЕТА

Ломать просто, строить сложно. В строительстве поищу я примеры для иллюстрации сложности.

Не потому, что сам я инженер-строитель по диплому. А может быть, и потому. Именно инженерия знакомила меня с нелинейностью.

Вот, например, конструируется самолет. Бесконечная борьба прочности и легкости. Чтобы взлететь, нужен мощный двигатель, но двигатель много весит, как бы его облегчить? Взять побольше горючего, но горючее тоже весит. Облегчишь кузов, теряешь прочность. Пассажиров хочется побольше, кузов больше и тяжелее. Лететь выше, где меньше сопротивление воздуха? Но для взлета нужен двигатель мощнее, больше горючего. Нет сопротивления, но нет и воздуха, требуется герметический кузов, опять прочнее и тяжелее. На чем сэкономить? Уменьшить крылья, убрать крылья? Изменить форму носа, форму хвоста? Ломают голову конструкторы, решают нелинейные уравнения.

Нет, я не о самолете напишу, о строительстве фантастического размаха. О реконструкции планеты Земля, например.

Так стоит задача в глобальном масштабе: надо обеспечить население всей планеты, прежде всего прокормить.

Условия задачи: дана планета площадью в 510 миллионов квадратных километров, в том числе 29 процентов суши и 71 процент воды. Население – 4 миллиарда сейчас, 7 миллиардов к 2000 году.

Кормится оно от земледелия, в основном – хлебом, рисом, картошкой. Один гектар, в зависимости от урожайности и климата, кормит одного – трех, очень редко до десяти человек. Худо кормит. Четверть населения планеты живет впроголодь, десятки миллионов умирают от голода. Всего обрабатывается около 15 миллионов квадратных километров – примерно 10 процентов суши.

Кажется, что решение лежит на поверхности – на поверхности Земли. Десять процентов обрабатывается, девяносто – пустует. Подними эту целину… и вся недолга.

Увы, не так это просто. Те проценты пустуют не от глупости, не от лени. Обрабатываются все удобные земли, хлеба не дают неудобные, не приспособленные к земледелию:

Пустыни и сухие степи, где слишком мало воды для растений.

Болота и болотистые тропические джунгли, где слишком много воды.

Льды, тундра, тайга, полярные страны, где слишком холодно.

И горы с крутыми склонами, где неудобно работать, а иногда и дышать нечем.

Неудобная досталась нам планета, неблагоустроенная.

«Для веселия планета наша мало оборудована» – это Маяковский сказал.

А американский фантаст Шекли поведал с иронической усмешкой, что Землю строил деляга-халтурщик, лишь бы быстрее и подешевле. Материалы приобрел у утильщика, вот и насыпал пески где попало, залил огрехи соленой водой.

Кстати, соленая вода – еще одна пустыня. Там тоже нельзя пахать и сеять.

Как видите, непростое уравнение с пятью неизвестными.

Которую пустыню стереть с глобуса?

Как уроженец сурового Севера, столько натерпевшийся от унылых осенних дождей и ледяных зимних ветров, столько раз оттиравший обмороженные уши, я, конечно, прежде всего хотел бы отеплить полярные страны.

В бывшей тундре – розы, загорелые девушки в волнах теплого Карского моря, пальмовые рощи на Чукотке. Как компасная стрелка, мечта советских фантастов неизбежно поворачивается к отеплению Арктики. Г. Адамов, Г. Гребнев, А. Казанцев. Отепленная Арктика – неизбежный аксессуар романа о будущем.

Как подогреть полярные страны?

Атомные станции, пробуждение вулканов, подземные горячие воды, солнечные лучи, пойманные в космосе, поворот Гольфстрима, подкачивание Гольфстрима, закрытие Берингова пролива, расширение Берингова пролива.

Чтобы не путаться, перебирая детали всех этих проектов, разложим их на два основных варианта: перераспределение земного тепла и добавление тепла.

Пример с перераспределением – всякие фокусы с Беринговым проливом. Допустим, мы закроем пролив плотиной, льды останутся на севере, с юга подтянется теплое течение от Калифорнии. Видимо, станет теплее на Камчатке, но еще морознее в Якутии. В Японии станет прохладнее, поскольку теплое течение оттянется к Камчатке, там отдаст часть тепла. Портить климат чужой страны – это уже никуда не годится. Рассматривались и иные варианты, более сложные. В общем, инженеры сказали, что они могли бы закрыть пролив; климатологи возразили, что они не отвечают за последствия.

Так или иначе, пляжи на Чукотке нельзя оплачивать ненастьем в Японии.

Не лучше ли добавить тепло в атмосферу: атомными ли станциями, подземными скважинами или космическими зеркалами? Тут уж никто не пострадает.

Не пострадает? Не будем забывать о неизбежной изнанке.

Растает ледник Гренландии, лед превратится в воду, сольется в океан, уровень его поднимется на десять метров. Ленинградцы знают, что значит подъем воды на десять метров выше ординара. На всех островах будут залиты два этажа. Практически пострадают все порты мира. А таяние льдов Антарктики поднимет уровень океана метров на шестьдесят.

Нет уж, лучше не связываться с таянием льдов.

Не заняться ли ликвидацией пустынь?

Но и тут не стоит забывать о неизбежной изнанке.

Перед тем как писать эту главку, я составил таблицу. Привык мыслить таблицами. На графике два измерения, на нем видны простейшие нелинейные рассуждения второй степени с двумя решениями. Так вот, выписал я в столбик пустыни по цветам: желтую (пески), зеленую (джунгли), белую (полярные страны), коричневую (горы), синюю (море). А в соседнем столбце пометил, как скажется на соседних землях их уничтожение. Составил столбик потерь.

Орошение желтых пустынь, например, равносильно созданию мелкого моря. Ведь растительность испаряет много воды, примерно столько же, как море. В соседних странах климат станет влажный и прохладный. Если оросить Сахару, холоднее станет во всей Западной Европе. Если же осушить море, например Средиземное (есть и такой проект), пустыня Сахара захватит всю Северную Африку, полупустыней станет Южная Европа.

Горы создают резкую разницу климата. Если снести до основания Крымские горы (мы же фантазируем), возле Ялты и Алупки будет голая степь. Если же продлить Карпаты вдоль Черного моря и дальше – до самого Урала, в Одессе и Ростове будут магнолии и олеандры, как в Сочи, а в Киеве и Харькове – суровая зима.

Ох, лучше не трогать эту чувствительную планету!

О том и гудит вся мировая пресса. Не трогайте, не трогайте леса, воды и пустыни! Берегите муравьев, волков, бакланов и божьих коровок! У каждой твари свое место в балансе природы. Не нарушайте равновесие, лелейте экологию!

На том и порешили! Порешили?

Но припомним. Была поставлена задача: накормить досыта всех жителей планеты – 4 миллиарда сейчас, 7 миллиардов к 2000 году. Можно кормить, занимаясь только охраной природы? Можно не трогать пустыни, моря, горы, леса, поля и луга?

Где же кормиться тогда?

Человечество нарушало экологию, как только стало человечеством. За последние два тысячелетия вспахано полтора миллиарда гектаров, добрый миллиард гектаров леса превращен в поля. Миллиард гектаров – это около семи процентов суши. Конечно, мы уже изменили климат со времен Древнего Рима.

И дальше придется менять, но с умом, с расчетом.

И тут начинаются сложности. Мечтать просто, браковать мечты еще проще. Просто высмеять, но попробуй выполнить, да так, чтобы никого не обидеть.

Видимо, комбинировать придется орошение и осушение, снос гор, возведение гор, охлаждение материков, отепление материков…

К сожалению, нельзя все это испытать на опыте. Арктику не отеплишь на пробу. Громоздко. Тут приходится опыт производить мысленно: на бумаге, на машинах, в научно-исследовательских институтах.

Один из них я собираюсь описать: Институт Нелинейной Фантастики – Инфант.