Текст книги "Рождение шестого океана"

Автор книги: Георгий Гуревич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Затраты ничтожны – только на сооружение и оборудование приемника. Цену за ток можно назначить сколь угодно низкую. Нам важно объединить усилия, со временем мы подчиним все электростанции страны, потом Азии, Южной Америки, всего мира. Электричество – это сила, это жизнь, движение! Мы создадим Всемирный Электрический трест. Планета будет в наших руках...

Гости слушали, радостно улыбаясь. Власть и золото манили их. Подчиним электростанции всего мира – какая чудная музыка!

– Планета будет в наших ру... – произнес Вильсон.

Он не договорил, последнего слова. Вообще, он не сказал в жизни больше ничего. Волна высокого напряжения дошла до Лагнэга... Ионосфера разрядилась, электрическая дуга высотой в сто километров встала над вышкой. И Вильсон сгорел, испарился в одно мгновение. Исчез с лица земли будущий миллионер. Горстка золы, облачко угарного газа—вот все, что осталось от него.

... Впрочем день или два Вильсон служил еще пищей для искателей сенсаций. Один из них приехал вместе с промышленниками, час или полтора ходил за Вильсоном по вышке, но потом сообразил, что о подчинении планеты все равно писать нельзя, а красивые фразы о свободе, инициативе и таланте он и сам сочинит в буфете. Катастрофа застала журналиста у стойки. Он был ослеплен, оглушен, сбит с ног. Разряд получился еще страшнее, чем в Мезени. Дуга, ударившая в землю, вырвала целый пласт. Вокруг нее возник сноп молний. Навстречу взвился вихрь огненных брызг – это летели куски расплавленных балок, стоек и раскаленные детали машин.

Только минут через десять потрясенный журналист решился ощупать свои руки и ноги. «Кажется, я жив», – подумал он без большой уверенности. Затем возникла следующая мысль: «Удирать скорее, пока цел! » Но тут же ее догнала третья: «На этом можно заработать».

Теперь он боялся только одного: лишь бы его не опередили! Он рысцой побежал к своей машине, на ходу придумывая первые слова: «Молния вырвалась из его кулака! » Начало как будто броское. Следует добавить какой-нибудь мистики. На радио любят мистическое. Или завернуть насчет происков красных? Нет, лучше не стоит. Скажут, что я преувеличиваю их мощь.

Текст выступления был составлен по дороге на радиостанцию. Сообщение вышло короткое, но повторялось целый час беспрерывно. Во все уголки земного шара радиоволны доносили хриплый голос журналиста: «Сегодня на моих глазах погиб громовержец нашего века, повелитель молний! Молния вырвалась из его кулака. Есть грань, у которой человек должен остановиться, обнажив голову. Смертный не смеет поднимать руку на небеса. Разгневанное небо покарало безумца... »

В Москве, в своем кабинете, генерал Рокотов выключил радиоприемник.

– Разгневанное небо? – пробормотал он с усмешкой. – Ну ладно, пусть будет «разгневанное небо».

Глава двадцать пятая
МИР ЛУЧШЕ

1

За окном бежали телеграфные провода. Они обросли инеем и походили на толстые белые канаты. На каждый телеграфный столб надеты были снежные шапочки. Но больше всего мороз

потрудился в лесу. С удивительной тщательностью он украсил в белый цвет каждую веточку в отдельности. Нарядные белые гирлянды висели над пухлыми сугробами.

Валентин лежал на верхней полке и, уткнувшись подбородком в подушку, глядел в окно. Наволочка была чистая, как снега снаружи, немножко жестковатая от крахмала. Колеса стучали деловито и бодро, они охотно подтверждали каждую мысль Валентина. «Повернули на юг», – думал Валентин, вспоминая карту. «До-ро-га пря-мая», – соглашались колеса. «В Москву приедем к празднику», – думал Валентин, а колеса твердили: «Та-кая у-дача, та-кая у-дача». И добавляли на каждом стыке: «То-ро-пись, то-ро-пись! »

Валентин наслаждался возвращенной жизнью. Привычные пустяки умиляли и радовали его. Как хорошо, что опять он слышит стук колес, видит провода, похожие на толстые канаты! Как хорошо, что подбородком он ощущает суровую наволочку! И может вдохнуть, а потом выдохнуть, дышать, сколько хочется, дышать, как все люди, дышать и дышать – какое прекрасное времяпровождение!

Вагон между тем жил своей жизнью. Пассажиры знакомились, играли в домино, раскладывали на салфетках крутые яйца, пирожки и соль в спичечных коробках, рассказывали друг другу о своих делах и заботах. А колеса поддакивали: «Ра-бо-тай-те! Ра-бо-тайте»!

В коридоре кто-то говорил громко и убежденно:

– И напрасно вы думаете, что цветы– забава. Цветы – это мед, цветы – это лекарство, цветы, наконец, школа, где растут садоводы-мичуринцы. Ребятишки посадят семена – у тебя вышел красненький цветок, у меня – синенький. Почему? Задумаются... и возьмутся за книги. А воспитание вкуса, порядка, аккуратности? Нет, уважаемый, цветы – это целая академия. Обязательно нужен специальный закон о цветопосадках.

Валентин узнал голос соседа по купе. Только что любитель цветов сидел напротив, внимательно наблюдая, как Кудинова помогала Валентину забраться на полку и заботливо укрывала его одеялом. А когда молодая женщина вышла за дверь, он весело подмигнул Валентину: «Добрая у тебя хозяюшка! С такой не пропадешь! »

Валентин покраснел и смолчал. Нужно ли объяснять посторонним, что Кудинова не «хозяюшка»? Кудиновой это будет неприятно. Ведь догадливая Зина не ошиблась.

И выяснилось это тоже благодаря Зине. Неделю тому назад, перед отъездом в Москву, она зашла проститься. Мария Васильевна, по обыкновению, не пустила ее к, «впечатлительному» больному, но прощальную записку отнесла.

– Томится девушка, – сказала Кудинова, передавая сложенный листок.

– Увы, нет, – вздохнул Валентин не без горечи. —Мы с ней только товарищи.

– Только товарищи? С такой хорошенькой? Что-то не верится. Как же вы устояли?

– Я немножко любил ее прежним сердцем. Но она предпочла другого. А мое второе – новое– сердце принадлежит только вам, – галантно сказал Валентин.

Сдвинув тонкие брови, Кудинова пытливо заглянула в глаза Валентину.

– Если не ошибаюсь, это шутка? – спросила она. И, не дожидаясь ответа, сказала хладнокровно и отчетливо, тем же голосом, каким отдавала приказания медицинским сестрам: – С незапамятных времен в жизни и в танцах существует обычай, в силу которого мужчины выбирают, а девушки стоят у стенки и ждут, чтобы их пригласили. Лично я не понимаю и не одобряю такого разделения ролей. И так как я скоро выпишу вас из больницы и мы распростимся – имейте в виду, что я вас люблю.

Валентин растерялся. Неужели великолепная Кудинова полюбила его? Он был польщен. Только ли польщен? Ему радостно, когда Кудинова входит в палату. Но это естественная благодарность. Или начало любви? Просто он не думал о любви, еле дышал, не до того было. А Зина? О Зине так или иначе надо забыть. Нет, все это сложно, надо подумать наедине, не торопясь. А как же быть сейчас? Не будет ли он раскаиваться, если скажет: «Я не люблю». Девушки в таких случаях говорят: «Не знаю». Но он же не девушка...

А Кудинова смотрела на него выжидательно. Но на лице ее не было волнения, видимо, она совершенно убеждена была в том, что Валентин и любой другой на его месте будет неизмеримо счастлив.

– Имейте это в виду, – повторила она с некоторым нетерпением.

Валентин открыл рот, чувствуя, что скажет какую-нибудь глупость. Как всегда после операции, он начал бледнеть от волнения, перед глазами у него все поплыло и затуманилось. Он протянул пальцы в туман, но не нашел руки Кудиновой. И возлюбленная немедленно уступила место врачу.

– Больной Новиков, не волнуйтесь. Выкиньте из головы то, что я вам сказала. Дышите глубже... спокойнее. Сестра, – камфору и шприц.

Так завершилось это необычайное объяснение.

Вот и сейчас, стоит Валентину закрыть глаза, перед ним встает твердое, словно высеченное из камня, лицо, сдвинутые брови, требовательные глаза, и в ушах звучит, как вызов: «Имейте это в виду».

На всю жизнь это останется самым дорогим воспоминанием.

Сколько раз впоследствии Валентин будет  повторять: «Маша, скажи мне: «Имейте это в виду». Нет, не таким тоном. Скажи, как в Мезени!»

2

В соседнем купе ехали большие любители радио. С семи часов утра до полуночи там не выключали репродуктора. Кудинова несколько раз в день стучала в стенку, просила «сделать потише». Соседи выполняли просьбу, но через полчаса, забывшись, снова усиливали звук.

Под вечер Валентин задремал и ему приснился Ахтубин. Будто бы стоит рядом и говорит: «Довольно отсыпаться. В сутках не так много часов. Думаешь, открытие – это бабочка? »

Валентин устыдился и открыл глаза. Знакомый бархатистый чуть хрипловатый голос доносился из соседнего купе. Что такое? Ахтубин в поезде? Но ведь он же болен, лежит в кровати– так говорил Сергей.

Кудинова осторожно приоткрыла Дверь, сказала в щель:

– Вы не спите, Валентин Николаевич? Там по радио передают выступление вашего Ахтубина.

Валентин проснулся окончательно, даже на локте приподнялся, чтобы слышать лучше.

«Еще на XXI съезде нашей партии, – говорил Ахтубин, – была выдвинута программа сокращения рабочего дня. Программа эта, как вы знаете, выполнена и даже перевыполнена. Уже сейчас у нас два выходных дня в неделю. Успехи строителей, успехи энергетиков, в частности новые электростанции – приливная, вулканическая, атомные, – новая передача без проводов, создали в стране такое изобилие энергии, так подняли производительность труда, что вновь поставлен вопрос о дальнейшем сокращении рабочего дня. Вот в связи с этим я и хотел поделиться с вами, дорогие сограждане, некоторыми мыслями о досуге.

Именно о досуге, не об отдыхе. И при восьмичасовом рабочем дне вы отдыхали достаточно. Затем, сверх отдыха, мы получили и досуг. Что же такое досуг? Это не безделье, не ленивое полеживание на кушетке, не болтовня с гостями и даже не хозяйственные заботы. Забот хозяйственных и семейных у нас становится все меньше. Их берут на себя ясли, детские сады, школы-интернаты, столовые, прачечные и т. д. Мы понимаем досуг как заботу о здоровье и культуре.

Забота о здоровье! Это прежде всего спорт. Спортивные общества обещают нам, что в каждом городском квартале и в каждом селе будет свой стадион. Каждый человек ежедневно час-полтора должен проводить на стадионе.

Итак, часов в семь вечера, побыв на свежем воздухе, отдохнувшие, полные сил, энергичные люди возвращаются домой. На что они употребят вечер?

Многие —на учение. Для них организована сеть вечерних, заочных и телевизионных школ, техникумов и институтов.

Многие – на искусство. Для них организованы самодеятельные кружки – литературные, драматические, художественные с любительскими выставками, театрами, киностудиями, журналами. Берегитесь, профессионалы! Вам угрожают могучие соперники, сильные числом и знающие жизнь. Ведь они будут не только изображать работу, но и работать ежедневно. Им не понадобятся командировки для изучения жизни.

И наконец пришла пора позаботиться о «болельщика» науки, о тех, кто прилежно читает научно-популярные журналы и собирает вырезки о последних достижениях, кто сам не сумел стать специалистом, но сохранил интересы своей юности или заинтересовался, будучи зрелым, новой отраслью; о тех, кого волнуют чужие дела и чужие проблемы; о «сверчках», не усидевших на своем шестке.

Для них создается Добровольное общество содействия науке... »

Какая-то женщина за стенкой захлопала:

– Как хорошо! Я так мечтала стать микробиологом, и не получилось – по конкурсу не прошла.

– Пустая затея! – возразил ворчливый старческий голос. —Ничего не сделают дилетанты без знаний, без сложного оборудования. Прошли времена Коперника и Гершеля, когда любитель мог что-нибудь открыть стоящее.

А энтузиаст цветоводства заявил с горячностью:

– Нет, не говорите, мы всегда привлекали любителей. На цветы надо глядеть миллионами глаз. А теперь каждый может посадить клумбу у себя под окошком. У соседа растут хорошо, у меня хуже. Почему? Так и познаются законы природы.

А потом вновь в щелку заглянула Кудинова:

– Вы слышали, что говорилось о передаче без проводов? Но почему не упомянули вашу фамилию? Даже некрасиво.

Любящая женщина замечала только то, что относилось к ее избраннику.

3

Открытие конференции было назначено на 10 декабря.

Изо всех стран мира съезжались в Москву делегаты. Летели на самолетах, плыли на пароходах, ехали в поездах и на своих машинах по автострадам. Ехали австрийцы, австралийцы и албанцы, арабы и аргентинцы, англичане, американцы, представители Андорры...

На белоснежном пароходе прибыли в Одессу наши знакомые – Бха и Рамия. Бха в качестве переводчика при делегации Джанджаристана, Рамия для ознакомления с советскими электростанциями. В кармане у него лежал блокнот, на ремешке висел фотоаппарат. Рамия ежеминутно прицеливался. Он хотел запомнить и запечатлеть все.

– Это нужно ввести у нас, – говорил он то и дело.

– Нет, нам это не подойдет, – возражал Бха. – Мы идем самостоятельным, оригинальным путем.

Выступление Ахтубина они услышали в поезде, как и Валентин.

– Какое счастье быть русским! – сказал Рамия. – Так хорошо: пришел с работы свежий, можешь писать стихи...

Бха держался противоположного мнения:

– Сопьются! Разве можно простому народу давать так много свободного времени!

Впрочем, тут же добавил непоследовательно:

– Когда еще мы дождемся? У них столько пятилеток прошло, а мы только начали первую.  – Они нам помогут, – сказал Рамия уверенно. – И дело пойдет быстрее. Помогли же они с током.

В комфортабельном железнодорожном вагоне пересекли советскую границу представители деловых кругов – Тутсхолд и Сайкл. Впервые вступили они на территорию страны, которая была у них, как бельмо на глазу, которую они ненавидели, и боялись, и охаивали, называя бессильной, а втайне считая слишком мощной.

Пограничная станция разочаровала их. Вокзал как вокзал, люди как люди, деревни как деревни, деревья как деревья. Видимо, им представлялось, что в Советском Союзе и люди и природа должны быть особенными.

Потом они начали брюзжать, как больные барыни-старухи. Никак им не угодить – и хлеб режут толстыми ломтями, и суп соленый, и кресло жесткое, и ложка не так положена, и чашка не так вымыта...

Сайклу не понравился станционный ресторан: буфетчица не знает по-английски, нет кровавого ростбифа и хлеб не поджаривают.

Тутсхолду не понравились солдаты-пограничники. Лица у них неприветливые – воплощенный железный занавес.

Им не понравились старые заводы с дымными трубами—чересчур коптят.

Им не понравились новые заводы с дымоуловителями – («И на завод не похоже»).

Им не понравились старые строения у рельсов, закопченные еще во времена паровозов – («Это же типичные трущобы! Такие же, как у нас»).

И не понравились керамические дома на окраинах– («Слишком нарядно. Много претензий для рабочего поселка»).

Им не понравились детишки в шубках, гулявшие в привокзальном сквере—(«Ишь вырядили! Наверное, со всего города собирают напоказ»).

И не понравились удалые школьники, которые с криком «ура» штурмовали ледяную горку... Пальто расстегнуты, залеплены снежками, уши на шапках торчком—(«Маленькие сорванцы! С такого возраста готовятся к войне! »).

И девушки им не понравились – («Захолустье. Отстали на полвека. В Европе давным-давно ходят в шароварах с белыми пуговицами.

Покажите мне хоть одну белую пуговицу здесь! »).

Подъезжая к Москве, они заметили возбуждение в вагоне. Кто-то из соседей объяснил: по радио говорят о новом сокращении рабочего дня. Академик Ахтубин предлагает привлекать всех желающих в науку.

– Безобразие какое! —сказал Тутсхолд. – Говорят о сосуществовании, а думают только о себе. И так у них ученых больше, чем во всем мире. А теперь еще любители прибавятся. У них бюджет позволяет, а в Джанджаристане – нет. Пойди объясни. А дурной пример заразителен, наши черные голодранцы тоже захотят подражать!

– Нет, это к лучшему, к лучшему, – отозвался Сайкл. – Тут они зарвались и сломают себе шею. Разбазарят науку, раздадут оборудование кому попало, а в результате – нуль. Кто же захочет работать даром?

4

В Москве гостям показали Электрическую выставку. Она была устроена специально для делегатов конференции; здесь демонстрировались и все способы получения энергии (этот раздел оборудовал Новосибирский институт), и все способы применения, накопившиеся за сто с лишним лет, начиная с электрического телеграфа.

На выставке был отдел освещения: обычные лампочки накаливания, лампы дневного света, цветные газосветные трубки реклам, громадные дуговые лампы маяков, прожекторы кинематографические, прожекторы авиационные, прожекторы межпланетные для сигнализации на Луну и на Марс,

Был отдел «Электричество в быту». Электрические кухни – белые, чистые, гигиеничные, электрические холодильники, электрическое отопление, почти не занимающее места, легко регулирующееся, вентиляторы, установки для кондиционирования воздуха.

Был отдел связи: телеграф и фототелеграф, телефон и телевизофон, радио, телевидение, черное и цветное, телевизионные картины для украшения стен (по воскресеньям у вас над столом – Рембрандт, по понедельникам – Герасимов), карманные радиотелевизофоны («Сынок, ты где пропадаешь? » – «Я, мама, в лесу, собираю землянику в самой чаще». «А что это у тебя с рубахой? Опять разорвал, мучитель! »).

Были еще отделы – «Электричество на „ транспорте», «Электрометаллургия», «Электромоторы», «Электричество в сельском хозяйстве» – электропахота, электроуборка, электроборонование (рыхление с помощью ультразвука), оранжереи с искусственным освещением и отоплением, электродойка, электрострижка.

Представлено было и электромышление – машины, управляющие самолетами, автомобилями или же поездами, машины-бухгалтеры, машины-переводчики, машины-экономисты, машины-энциклопедии, машины-библиографы, машины-астрономы, машины-директора заводов и машины-конструкторы машин.

До сих пор мы перечисляли вещи, известные уже в середине XX века. Но был здесь и отдел перспективных проектов орошение пустынь опресненной водой из океанов, строительство дорог и тоннелей проплавлением грунта, получение кремния из песка и золота из морской воды...

Демонстрировалось и новое, не известное в середине века производство, так называемое электросозидание—изготовление любых веществ и тел из электронов и протонов. Это производство только что зарождалось в лабораториях; оно было громоздко, требовало очень много энергии. Только редкие или же радиоактивные элементы и крупные драгоценные камни, алмазы например, выгодно было изготовлять таким способом. Впрочем, электросозидание заслуживает отдельной книги.

Гости воспринимали экспонаты по-разному. Рамия уже устал восхищаться. Он лихорадочно фотографировал и записывал, старался не пропустить ни единой мелочи. Сайкл бурчал: «Старо! Прошлый век. Это у нас давным-давно есть». Если же демонстрировалось что-нибудь новое, необычное, Тутсхолд пожимал плечами: «Трюкачество! Ненужная игрушка!»

5

С таким же настроением компаньоны пришли на конференцию. И когда Сергей вышел на трибуну, он заметил прямо перед собой усмехающиеся физиономии – одну румяную, худощавую, другую толстую, с багровыми жилками на носу.

– Это тот, которого продырявил Вилли? – спрашивал Сайкл шепотом.

– Нет, другой, – ответил Тутсхолд. – Тот сидит в президиуме. Бледный такой – ни кровинки в лице.

Насмешливые улыбки на секунду сбили Сергея. Он нахмурился, стараясь взять себя в руки. Обвел глазами ряды. Белели таблички с названиями стран – Австралия, Австрия, Албания, Алжир, Англия, Андорра...

Белые, желтые, черные лица с очками и без очков внимательно следили за ним, прижимая наушники радиоперевода. Только двое почему-то ухмыляются. Ну, ладно, не следует думать о них.

– Господа! – начал Сергей. – Мне предоставлена честь доложить вам о новом крупном открытии, совершенном советскими людьми...

Он говорил. Где-то за сценой, в путаных лабиринтах электропереводчика метались электроны, накалялись и гасли лампы... И десятки голосов журчали в наушниках: «Gentelmen, Неrrеn, Messieurs, Panove... »

Тутсхолд и Сайкл слушали невнимательно. Впрочем, они давно знали принципы, историю и технические подробности ионосферной передачи от собственного, так сказать, корреспондента, ныне покойного Лузгина-Вильсона. Тутсхолд передразнивал произношение электропереводчика, его стилистические ошибки.

Под конец Сергей сказал:

– Товарищи и господа, друзья и гости!

Мы с вами жители одной планеты, жильцы одного дома, и нравится нам или не нравится, наши семьи живут по соседству. Мы можем ссориться, сделать жизнь друг другу невыносимой, можем договориться – жить в тесноте, но не в обиде. У нас уже немало общего имущества: коммунальные реки —Дунай например, коммунальные земли у Южного полюса, общее межпланетное пространство, общая Луна, общее Солнце, общий воздух и общая Служба погоды. Четыре общественных океана есть у нас, где каждый может плавать, выполняя международные правила уличного движения. Пятым океаном называют воздух летчики. Теперь мы предлагаем создать еще всемирный электрический океан, шестой по счету. Есть возможность питать его электрическими притоками всех цветов радуги и поить все части света. Так как же, договоримся, или похороним в спорах нужное дело? Ни себе, ни другим, как собака на сене...

6

Когда председатель объявил перерыв, Тутсхолд проворно вскочил:

– Пойдемте, Сайкл, в буфет! Пропаганда у них тоскливо-однообразная, но водка превосходная. Ах, да, вы не пьете водки! Тогда спешите к бутербродам с икрой. Я лично намерен есть только икру и ни в коем случае не красную. Настоящий деликатес – черная. У нее вкус тоньше, проникновеннее.

И за столиком Тутсхолд распоряжался и болтал с видом радушного хозяина. Набивая рот, он сказал мимоходом:

– Вся эта конференция – признак их слабости. Они идут к нам на поклон: «Пожалуйста, ради бога, договоримся». Мы сорвем их электрическую агрессию, Сайкл, положитесь на меня.

Но что-то произошло сегодня с младшим главным компаньоном. Икра ли подействовала на него, или он водки попробовал вместо молока.

– Тутти! – сказал он. – Я полагаюсь на вас много лет. А почему, собственно, вы беретесь учить меня? Вы разоряетесь, беднеете, если бы не я, вы пошли бы по миру. Пока вы пустословите, я наблюдаю вас. Вы недостаточно гибки, Тутти. У вас есть принципы, симпатии и антипатии —недопустимая роскошь для дельца. Мой дед...

– У него тоже был принцип. Он пил молоко, – прервал Тутсхолд, прикрывая усмешкой обиду.

– Мой дед, который пил молоко и в отличие от вас богател, говорил мне: «Дельцу нельзя быть упрямым. Спеши туда, где можно заработать, а если ты теряешь деньги, удирай! Везде, где я ссорился с русскими, я терял. Я потерял деньги в Лагнэге с этой вышкой, я чуть не потерял жизнь в Джанджаристане. Вчера, пока вы зубоскалили на выставке, я делал подсчеты. Русские придумали много электрических игрушек, им понадобится целое море тока. Для нас это выгодно. Покупатель налицо, можно крупно заработать. Я закупил по дешевке кучу бесполезной энергии – водопады Ориноко и Игуассу, приливы и отливы Канадского побережья, пустыни Гран-Чако и Атакаму. Лично я вступаю в компанию «Большевики, Сайкл и ионосфера». Долой дорогостоящие интриги, да здравствуют прибыльные дела!

– Не возьмете ли в компанию меня с водопадом Замбези и солнцем Сахары?

Сайкл задохнулся от удивления.

– Старая лисица! Что же вы болтаете о борьбе с электрической агрессией? Вы просто хотели надуть меня!