Текст книги "Тропик Козерога (СИ)"

Автор книги: Георгий Бекесов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

  – Что ты думаешь о нём? – раздался голос Кистенёва.

  – Я бы на твоём месте лучше подумал о нас двоих.

   – Лёха, я вот о чём. Я сам не понимаю, что происходит. У тебя такого никогда не было: когда тебе что-то кажется глупым, но при этом ты понимаешь, что так тебе только кажется, а?

   – О, Вася, если бы ты знал, постоянно только обычно всё наоборот, я сначала что-то делаю, а потом думаю: твою мать, Семелесов, ну какого чёрта ты натворил, но это ладно. А на счёт него, он тот, кто нам нужен. Без него, Вася мы никогда бы не пересекли эту черту и не узнали о существовании иных краин куда теперь думаю, мы вместе с ним и отправимся.

   – Каких ещё краин?

  – Где капитана с ликом каина легла ужасная дорога, – ответил Семелесов, смотря на аверс серебряной монетки, на котором был изображён поднявшийся на задние лапы геральдический дракон.

  Глава седьмая.

  ПРИЕМЛЕМАЯ ЦЕНА

  На улице стояла прекрасная погода. Редкие облака, представляясь с земли то кораблями, то диковинными зверями медленно проплывали по небосводу. Солнце светило жарко, но при этом не создавало зноя на улице и порывистый ветерок, столь же благословенный в летний день, сколь проклинаемый в зимний, время от времени обдувал прохожих, ещё более ослабляя отталкивающие свойства жары. Солнце в свою очередь медленно но верно клонилось к закату и скоро должно было и вовсе скрыться за стоявшими со всех сторон серыми панельными домами, оставив за собой только очередной душный майский вечер уже ничем не отличавшийся от летнего.

  Но было ещё светло и множество молодых людей, прогуливаясь парами или небольшими группками вперемешку с остальными жителями города, высыпало на улицы, заполнив тротуары по сторонам от гудящих машинами мостовых, радуясь теплу, предвещавшему скорое лето. Лишь одного человека погода в тот день не то что не радовала, но скорее злила, заставляя постоянно сжимать и разжимать кулаки при этом смотря на всех встречных с той злобой, на какую способен лишь человек уже повидавший в этом мире и настоящую злость и ненависть, а не праздно строящий из себя романтического героя. Угрюмо исподлобья он быстро смотрел на прохожего и тут же уводил взгляд в сторону ничем не примечая очередного гуляку в толпе ему подобных. Этот человек едва ли был добрым и жизнерадостным, но подобные солнечные дни и хорошую погоду он ненавидел не из вредности, и не из чувства противоречия окружающим, на то была причина. Точно такая же погода стояла в тот страшный день.

   И постоянно перед его глазами вновь вместо унылых пятиэтажных домов, представали низкие мещанские домики Иссельдара, и в ушах вместо гула проносящихся машин и разговоров прохожих стоял топот солдатских сапог, множественные одиночные выстрелы за углом перемеживающиеся с пулемётными очередями. Он хорошо помнил тот день, хорошо помнил то небо, яркое солнце и такие же клочковатые облака, только в том небе был ещё дым от пожаров и дирижабли, висевшие столь низко, что можно было увидеть их воздушные винты. Он не помнил, скольких убил в тот день, немногие из них имели оружие и немногие из имевших его умели им пользоваться, так что два его коротких клинка, что нынче остались дома по причине трудностей со скрытным ношением, напились тогда вволю. В тот день им доводилось вырезать целые баррикады, но их хозяин запомнил немногие лица. А по правде говоря, только одно: лицо гимназиста старших классов немногим старше самого Крейтона, у которого из оружия был только камень, и тот был им выронен, так что паренёк только выставил руку вперёд, будто защищался не от лезвия, а от палки.

  Впрочем, нельзя сказать, что эти воспоминания мучили юношу, что шёл одним солнечным днём по Воскресенской, по направлению к мосту через Курцевский овраг, сжимая в руках газету, купленную пять минут назад в уличном киоске. Его вообще никогда не мучили воспоминания, ибо он уже давно свыкся с ними, отчётливо осознавая тщетность самокопания и копания в собственном прошлом, привыкнув жить сегодняшним днём.

  Когда Мессеир Крейтон, наконец, вышел на мост то солнце стояло ещё слишком высоко для осуществления задуманного им предприятия. Он остановился и облокотился на перила, посмотрев вниз, где по дну оврага заросшего кустами и травой бежал загаженный ручей, неся свои воды в протекавшую близ города реку. Вытянувшаяся тень от моста верхним краем проходила по кроне дерева, и Крейтона на мгновение привлекло то место, где над тенью моста высовывалась его собственная, временами перескакивая и колеблясь на ветках покачиваемых ветром.

  Но тут Крейтон заметил ещё одну тень, которая проскользив по листве остановилась рядом. Обернувшись, юноша увидел рядом с собой молодого человека в жилетке и белой рубашке, волосы его были растрёпаны, что, судя по аккуратности во всём остальном, было оставлено специально. Но что действительно удивило юношу так это, то, что в руках у прохожего была самая настоящая трость с фигурным костяным набалдашником, которыми здесь практически никто не пользовался.

  Незнакомец, облокотившись на перила моста, смотрел куда-то вдаль словно не замечая стоявшего рядом с ним Крейтона.

  – Сегодня чудесный денёк, не правда ли, – произнёс Мессеир абсолютно сухим голосом.

  Незнакомец даже не взглянул на него краем глаза, только отстранился от перил и выпрямился, продолжая держаться за них левой рукой, правой держа за середину трость.

  – Вы выбрали неудачное прикрытие, молодой человек, – произнёс он, наконец.

  Крейтон мельком взглянул на газету у себя в руках и всё тем же абсолютно ровным безвыразительным голосом спросил:

  – С чего бы это?

  – В этом мире газет почти не читают тем более люди вашего возраста, боюсь, будет немного подозрительно. Вам бы взять или телефон или бутылку пива, хотя насчёт последнего тоже рискованно.

  – А вам я так полагаю известно и то, что собираюсь делать сегодня.

  – Мне известно всё, молодой человек, это одно из главных требований моей профессии – знать всё ну или почти всё ...

  Тут Крейтон с удивлением обнаружил, что его новый собеседник странно наклонил голову, будто он пытается прочитать что-то на газете, которую юноша держал в руке, сложенной вчетверо.

  – Значит всё-таки 'Реал' – 'Атлетико', – вдруг произнёс незнакомец. – Чёртовы испанцы, вы поглядите, они сейчас в Бразилии опять чемпионами станут, с них станется.

  Крейтон развернул газету и пробежался глазами по заголовкам, отчаянно стараясь понять, о чём вообще пошёл разговор. Как раз в этот момент по мосту проехал тяжёлый грузовик, ударив по ушам низким рёвом мотора и пустив по мосту волну вибрации, дав тем самым Крейтону немного времени, чтобы составить в голове план поведения с этим человеком.

  – Я бы конечно поставил на Мадрид, но болеть всё равно буду против них, – он сделал небольшую паузу, словно давая собеседнику хотя бы в мыслях задать вопрос 'Почему?'. – Из спортивного интереса, молодой человек, те ещё ни разу не выигрывали кубок. Но вам я думаю это всё это не особо интересно, в Мантии же и вовсе не играют в футбол.

  – Откуда вы знаете про Мантию?

  – Я говорил, молодой человек, это вопрос профессии.

  – И какая, позвольте спросить у вас профессия? – спросил Крейтон вновь тем же сухим голосом, уставившись куда-то вдаль, смотря поверх крон растущих на дне оврага деревьев, наблюдая за своим собеседником периферическим зрением, готовый в любой момент выхватить из-за пояса свой пистолет с посеребренными патронами, приготовленными явно не для разговорчивых парней с эксцентричным видом и поведением.

  – Есть множество легенд, Мессеир, – отвечал незнакомец, повернувшись боком к ограждению, – об исполнении желаний, о договорах с нечистой силой, и по большей части это чушь несусветная, но ... вы сами понимаете, молодой человек.

  – Знаю, знаю, меня учили, что в подобных сделках есть только одно правило: никогда не выполняй свою часть договора. Только всё это пустое.

  Незнакомец выдержал небольшую паузу, выслушав ответ Крейтона, продолжил дальше свой рассказ, продолжая стоять боком к периллам, но при этом глядя куда-то вдаль, а не на собеседника.

  – Среди всего этого есть легенды о странном клубе место расположения его всегда различно от рассказчика к рассказчику, так он и гуляет по всем городам мира. Но суть всегда одна ты войдёшь в ничем не примечательное здание, и окажешься в помещении, где в углу будет гореть камин, а в стороне за столом будут сидеть несколько мужчин в классических костюмах спокойно попивая бренди, которые не обратят на вас никакого внимания даже если вы попытаетесь с ними заговорить. Там будет ещё один маленький столик, на котором будет лежать лист бумаги. На листе этом будет всё о вас, начиная от даты рождения заканчивая страхами и мечтами. Требоваться будет только одно, ваша подпись внизу страницы. Что произойдёт после этого, никто не знает.

  – Ничего хорошего, неужели непонятно, – уверенным голосом проговорил Мессеир, исподлобья посмотрев на рассказчика.

  – Почему вы так думаете?

  – А почему нет.

  – Вы должны как минимум допустить вероятность пятьдесят на пятьдесят.

  – С чего бы это?

  – Если у вас есть два равноценных варианта, и неизвестно ничего что могло бы свидетельствовать о преимуществе одного из них.

  – Вот в том то и дело, моё воображение работает преимущественно в плохую сторону, и дело даже не в жизненном опыте.

  – Но вы ведь не верите в Бога.

  – Причём здесь это.

  – Если так, то вы должны верить, что мир хаотичен, а хаос всегда стремиться к равновесию.

  – А если он не хаотичен, если всё расположено по чьей-то задумке и им же подведены все соотношения.

  – Тогда молитесь, – незнакомец вдруг посерьёзнел, повернувшись, он уткнул трость в землю, опершись на неё двумя руками, сосредоточенным взглядом вперившись прямо в глаза Крейтона, рождая в его душе безотчётный страх и желание отступить назад и отвернуться, которому тот не поддался, – молитесь, чтобы Он, – палец неизвестного указал на небо, – был действительно милосердным.

  В тот вечер Кистенёв не особенно удивился, когда раздался звонок домофона, и он услышал в трубке знакомый голос. Крейтон ждал его на улице прямо напротив двери подъезда, присев на низкую железную ограду. Он был в чёрном плаще, том самом, что и при первой их встрече, плащ был расстёгнут, и одна рука юноши лежала под полой, что серьёзно насторожило Василия.

  – Наконец-то, – произнёс пришелец, вставая.

  Вдруг где-то на той залаяли впереголосок собаки, а затем раздался протяжный вой, такой, что у Кистенёва внутри всё похолодело и перехватило дыхание. Крейтон резко вскочил и развернулся, так что край плаща его на мгновение взметнулся. Он вытащил руку, в которой оказался пистолет и встал как вкопанный, пристально смотря вдаль, где среди верхушек, растущих в овраге деревьев, виднелись редкие огни домов на той стороне. В этот же момент Луна скрылась за облако, и парню стало ещё страшней, чем до этого, так что вопрос 'Зачем я вышел?' стал столь же естественным как и его отсутствие до этого.

   – Не бойся, этот пистолет не для тебя, – произнёс Крейтон, словно чувствуя спиной как его товарищ смотрит на его оружие не отводя взгляда.

  – Тогда зачем он вам? – дрогнувшим голосом спросил Кистенёв.

  – Ты боишься темноты? – спросил Крейтон спокойно и даже несколько отстранённо.

  – Нет.

  – Я тоже, а вот того что она скрывает, стоит побаиваться. Ты догадываешься, для чего я пришёл сюда? – произнёс он, повернувшись лицом к Василию.

  – Ты что-то обнаружил?

  – Скорее подтвердил то, что обнаружил действительно, что искал. Помнишь, я тебе показывал те материалы насчёт этого вампира?

  – Помню.

  – Так вот завтра идём его накрывать. Встречаемся в восемь вечера на этом месте, если вы пойдёте со мной, если нет, я просто забуду что когда-то знал тебя, мы с вами люди вольные, не так ли. Сообщи Семелесову.

  После этих слов Крейтон развернулся и пошёл в сторону по асфальтовой дорожке, но Кистенёв окликнул его.

  – Скажи честно, зачем мы с Семелесовым тебе понадобились?

  Пришелец остановился, медленно повернул голову и произнёс голосом, который в иных обстоятельствах показался бы Кистенёву весёлым: 'Просто крайне

  скучно осуществлять задуманное мной в одиночку, да и в конце концов может вы двое на что-то и годитесь'.

  Глава восьмая.

  СУМЕРЕЧНАЯ ОХОТА

  – Вы должны понимать: это боевые пистолеты, они заряжены боевыми патронами и находятся в полной исправности и готовности, но это совершенно не значит, что вам позволяется их использовать во время операции.

  Крейтон замолчал и окинул пристальным взглядом своих товарищей, проверяя, внимательно ли они его выслушали. Они собрались на кухне у Кистенёва дома, Семелесов и хозяин дома сидели за столом, на котором на белой тряпке были разложены три пистолета, неизвестной в этом мире модели, рядом с которыми двумя рядами стояло по восемь патронов с пулями из светлого металла. Крейтон в тёмно-синей водолазке и чёрных старых брюках, стоял с третьей стороны стола, опершись о край кулаками, чуть подавшись вперёд.

  Семелесов пытаясь скрыть волнение, сидел, сцепив руки в замок, положив их прямо перед собой и если присмотреться, можно было заметить как его время от времени била мелкая дрожь, и воздух после очередного глубокого вдоха сбивчиво выходил наружу.

  – Тогда нахрена мы тебе нужны?– спросил Кистенёв невозмутимым голосом.

  – Для создания иллюзии численного превосходства, друг мой. Вся ваша задача состоит в том, чтобы тихо стоять по сторонам от меня с умным видом и целиться нашего кровососущего друга делая вид, будто вы сможете выстрелить, в случае если он сделает резкое движение.

  – А почему ты думаешь, что я не смогу выстрелить в него?

  – Да потому что! Курицу зарезать вот твой предел, можешь хоть сутки напролёт сидеть перед своим ящиком и убивать нарисованных человечков, а только по-настоящему ты не выстрелишь, и это нормально. Эти твари выглядят почти как люди, не считая некоторых деталей, собственно они когда-то людьми и были ... ... – Крейтон тяжело вздохнул, – когда-то... в прошлой жизни...

  – Трансгуманизм никогда не доводил до хорошего, – вдруг произнёс Семелесов слегка дрожащим голосом.

  Крейтон взглянул на него, потом отойдя от стола, подошёл к окну и, отодвинув рукой занавеску, посмотрел наружу.

  – Солнце уже низко, – произнёс он, поворачиваясь назад. – Думаю пора уже выдвигаться.

  – А эти пули его точно возьмут? – спросил Кистенёв, беря в руки патрон. – Серебро вроде от оборотней.

  – Оно и от этих гадов помогает, даёт сильнейший химический ожог, и рана практически не заживает, что незаменимо при их способности к регенерации.

  – Серебро? Благородные металлы вроде бы не взаимодействуют с органикой, – произнёс Семелесов.

  – Чёрт его знает, мы такими вопросами не задаёмся, ну его к чёрту, работает и работает.

  – Ну, великолепно теперь, – ответил Алексей неподражаемым саркастично-издевательским тоном.

  И здесь следует отметить ещё одну черту Семелесова: он никогда не ругался матом кроме исключительных случаев. И дело было скорее в гордыне, нежели в воспитанности, но так или иначе у него был целый арсенал слов-заменителей иногда смотрящихся весьма забавно в уже устоявшихся нелитературных выражениях, как например слово 'великолепно' заменяющее в этой фразе другое слово, исконно русское и выражающее куда более явное одобрение происходящим.

  – И сколько тут серебра? – спросил Кистенёв, с интересом рассматривая очередной патрон, прежде чем положить его в обойму.

  – Пуля свинцовая, серебряная только рубашка, та часть, которая соприкасается с телом, получается меньше двух грамм.

  – А серебро, какое? – спросил Семелесов. – Обычное или отлитое из серебряного креста манчестерского собора.

  – Ну, разумеется, – произнёс Крейтон как всегда абсолютно серьёзным голосом. – Я лично участвовал в спиливании этого креста ножовкой и переплавке на рубашки для пуль.

  Крейтон первым закончил заряжать обойму. Он вышел в прихожую и вернулся в своём старом чёрном плаще и чёрных кожаных перчатках. Так что теперь с пистолетом, который благодаря вынесенной вперёд обойме со стороны походил на товарища маузера, Мессеир выглядел как особист изображенный гротескной стереотипной манере, не хватало только фуражки с красной звездой, а вот взгляд и выражение лица полностью соответствовало.

  – А в этом тебе не жарко будет, – поинтересовался Кистенёв слегка насмешливым голосом.

  – Жарко там будет в любом случае, а у плаща есть одна важная задача, – при этих словах Крейтон распахнул полы плаща, показав два клинка в ножнах висевшие у пояса.

  – А они тоже от вампиров? – спросил Семелесов.

  – Что вы сказок не читали, отруби голову и всё нет гадёныша. Всё пора идти, – скомандовал Крейтон, взглянув на часы.

  Семелесов и Кистенёв положили пистолеты к себе в сумки, не рискуя идти с этим за поясом. Кистенёв после этого быстро отошёл в свою комнату и вернулся, держа в руках чёрный кастет.

  – Вот специально взял, этот не погнётся.

  Крейтон посмотрел на него, как на последнего идиота, при этом сделав такое выражение лица как будто в данной ситуации он даже не знает, что сказать.

  – Серьёзно, – спросил он нарочито спокойным голосом, смотря Кистенёву прямо в глаза. – Ты думаешь, что это действительно поможет против твари, на которую и с пистолетом ходить опасно, серьёзно? Можешь, конечно, взять, но только не вздумай на него надеяться.

  Сказав это, Мессеир развернулся, вышел сначала в прихожую и дальше на лестничную площадку. Семелесов вышел вслед за ним, с усмешкой взглянув на Кистенёва. Сам Василий выходил последним, закрывая за собой дверь, остальных он нагнал, когда те уже спускались по лестнице, пренебрегая лифтом.

  – Значит так, – начала Крейтон, когда троица проходила мимо третьего этажа. – Я бы никогда не взял вас с собой, если бы это был матёрый кровосос, а не новообращенный щенок, и, тем не менее, даже не думайте отвлечься, задуматься, засмотреться на птичку пока будете держать его на прицеле, в идеальном случае лучше не моргать.

  Они спустились на первый этаж и, не останавливаясь, вышли на улицу через железную дверь подъезда.

  – И запомните, – продолжал Крейтон. – На время операции я ваш командир, слушаться меня беспрекословно. У меня десять лет подготовки и два года оперативной работы, вы о существовании этих тварей узнали два дня назад, так что возражений, надеюсь, не будет.

  Они вышли на асфальтовую дорожку, ведущую вдоль дома, и двинулись в сторону арки в соседний двор. Крейтон шёл в центре спереди, Семелесов с Кистенёвым по краям, чуть отставая.

  – И главное, – Мессеир сбавил шаг и повернул голову, при этом приподняв руку с выставленным указательным пальцем, как бы призывая к вниманию. – Если эта тварь окажется к вам ближе, чем на пять шагов вы трупы, ясно.

  – Почему? – спросил Семелесов.

  – Даже из ордена не многие способны выжить в рукопашной схватке с вампиром, про вас я уже не говорю. Они превосходят людей в быстроте, силе и скорости реакции. Вы и глазом не успеете моргнуть, как он окажется перед вами и одним ударом сломает рёбра.

  – То есть против них можно действовать только с огнестрелом?

  – Разумеется.

  – А как же осиновые колья и всё прочее?

  – Осиновые колья? – Крейтон остановился и пристально посмотрел в глаза Семелесову.

  Он отошёл в сторону поднял с земли какую-то палку и протянул её Семелесову.

  – Представь что это осиновый кол, попробуй проткнуть мне сердце, – он отошёл назад, чуть разведя руки в стороны.

  Семелесов передал свою сумку Кистенёву и вышел вперёд. Перехватил палку и занёс её как нож.

  – Не бойся, она не острая, бей как если бы действительно хотел проткнуть мне грудь.

  Семелесов, как ему и велели, попытался ударить, но Крейтон тут, же перехватил его руку и отвёл в сторону и, заломив её, подсечкой сбил Алексея с ног.

  – Такой удар и человеку не составит труда перехватить, а здесь речь идёт о твари, чья скорость реакции в разы превышает человеческую. Так что свои осиновые колья можете приберечь для забора на даче.

  – Кстати, а почему кол должен быть осиновый? – спросил Кистенёв, наблюдавший за схваткой со стороны.

  – На осине Иуда повесился, – ответил как на автомате Семелесов, поднимаясь с асфальта.

  – Да плевать им, на чём повесился ваш Иуда, – произнёс Крейтон, идя дальше, в сторону арки. – Может, его даже убивать не придётся, если он своих дружков нам сдаст, по-хорошему, вас такой расклад особенно устроит ведь так? – добавил он, повернувшись, скорее констатировав факт, чем спросив. – Боитесь же, видно по вам.

  – Да чего бояться, – попытался усмехнуться Семелесов. – Вон Кистенёв он вообще на выезд ездил ему по фигу. Да, Вася? Ты его недооцениваешь, Мессеир, там на него одного двенадцать человек набросилось ... своих, правда.

  – Заткнись, Лёха.

  Крейтон вновь чуть повернул голову, взглянув на шедших позади ребят, и на его лице появилась слабая улыбка, что происходило в последнее время крайне редко.

   – Ничего, Лёша, станешь ты так крутым охотником на вампиров, склеишь, наконец, свою Веру, да? – усмехнулся Кистенёв.

   – Заткнись, Вася, – неожиданно резким голосом отрезал Семелесов. – Пошла она к чёрту, к тому же в таком случае мне скорее следовало бы стать вампиром, а не охотником на них.

   – Не советую, – серьёзно произнёс Крейтон. – Тогда мне придётся тебя пристрелить на месте, друг мой, наша братия вампиров не особо жалует.

   – Так вы их и просто отстреливаете, я думал дело только в медальоне.

   Тем временем троица уже вышла на улицу и ведомая Крейтоном двигалась по направлению к мосту через овраг, чтобы перейти на ту сторону.

   – У ордена богатая история отношений с этими тварями, – начал Мессеир. – Всё началось ещё при Матиасе втором, когда империя только поднималась. Тогда многие считали, что при помощи созданного недавно ордена можно будет заодно и покончить, с вампирским подпольем. Но это оказалось не так-то просто. Вот тогда началась настоящая война, о которой большая часть населения империи даже не подозревала. Воевали с ними долго и кровопролитно, но те умудрялись тут же набирать новых бойцов, благо дураков хватало, а вот у ордена было полно дел и кроме ночной охоты. Пока наши бегали за кровопийцами, в колониях бурным цветом расцвели анархисты и сепаратисты, против которых орден и должен был изначально действовать. Тогда пришлось пойти на перемирие с вампирскими кланами: орден прекращал дневные отстрелы кровососов, а те в свою очередь переставали беспредельничать и пили кровь только тех кого положено.

   – Кого положено? – удивился Кистенёв.

   – Да, – флегматично ответил Крейтон. – В каждом мире есть люди, без которых он станет лучше. Они убивали преступников, содомитов, анархистов и сепаратистов, в конце концов, так что ещё и облегчали ордену работу. Но перемирие это было весьма шатким, и по сути стороны находились в положении, как это вы называете ... холодной войны. Так что возникновение новой заварушки было лишь вопросом времени. И времени этого, как оказалось, было сто двадцать лет, затем произошёл восточно-карланийский инцидент. Один из кланов решил, что хватит всё это терпеть и пора брать власть в свои руки. Они обосновались на юге империи, на юго-западном побережье центрального моря, в Карлании, и начали создавать армию. Империя действовала жёстко, как, впрочем, и предполагалось. Район, захваченный этими тварями, оцепили шестью пехотными дивизиями, подогнали гвардию, воздушный флот, про орден конечно не забыли. Всю восточную Карланию объявили зоной свободного огня, с приказом войскам стрелять по всем кто будет выглядеть слишком бледным для человека, а на деле стреляли во всё что движется. Сколько там погибло, так и не разобрались. Зато с заговорщиками покончили раз и навсегда. Но это было только начало, получив такой шикарный повод для войны, имперское правительство просто не могло продолжать перемирие, как будто ничего и не было. Сразу после инцидента, орден вместе с контрразведкой и тайной полицией ударил по остальным кланам и на этот раз одновременно, по всей стране, за день вырезали больше тысячи двухсот штук, две трети мантийского вампирятника. Тех, кто бежал за границу накрывали уже там собственные службы. С тех пор кровопийцы стали тише воды ниже травы, но орден их всё равно старается не трогать. И как это ни странно из-за медальона.

   – Вы что не хотели его получить, с его-то возможностями.

   – В том-то вся и проблема что у них медальон был изначально, и их собратья из параллельных миров могли двинуть на Мантию, чтобы остановить нас, завладей орден медальоном. А очередная Карлиния Иссельдару была не нужна, как и сам медальон по большому счёту, до определённого момента. Так что для первознамёнников медальон был священным Граалем перед носом. Но теперь нет, ни империи, ни ордена, я человек отныне вольный, могу охотиться как хочу и за кем хочу, так ведь, – он посмотрел на Кистенёва так, словно ждал, что тот кивнёт в подтверждение его слов.

   Трое перешли через мост, где им встретился какой-то парень в яркой рубашке лет двадцати, оказавшийся знакомым Василия. Они поздоровались, и уже было разговорились о предстоящей у Василия вписке, хотя сам Кистенёв сразу же попытался отвязаться от разговора, но сделать это смог только через несколько минут, когда уже Крейтон демонстративно постучал пальцем по наручным часам и указал на спускавшееся к горизонту солнце.

  – Сколько людей убил маньячило? – с усмешкой спросил парень, взглянув на Мессеира.

  – Лучше вам этого не знать.

  Вскоре после этого они с Кистенёвым распрощались, и троица пошла дальше.

  – А серьёзно, сколько ты на самом деле убил людей, Мессеир? – спросил у того Семелесов.

  – Как видишь недостаточно, раз я здесь.

   За оврагом лежали ничем не примечательные кварталы, застроенные однотипными серыми панельными пятиэтажками с проходными дворами и маленькими железными гаражами, местами образующими отдельные районы. И везде были одни и те же узкие улочки с растрескавшимся асфальтом на проезжей части, по краям заставленной припаркованными машинами. И только магазины, занимавшие первые этажи почти что каждого третьего дома вносили хоть какое-то оживление на улицы, на которых с наступлением сумерек наступало и безлюдье, ибо чтобы в темноте бродить по этим дворам и подворотням нужно было быть исключительно смелым человеком, или и вовсе не человеком.

   На это и рассчитывал старший кандидат в змееносцы ордена первого знамени Мессеир Крейтон, когда выбирал время для операции. Всё должно было произойти в час когда последние прямые солнечные лучи оборвутся, позволив их цели покинуть помещение, что она непременно сделает для охоты или прогулки после сидения целый день взаперти. Но при этом должно было оставаться ещё достаточно света, чтобы человеческий глаз свободно видеть, куда нужно стрелять.

  – А ты точно уверен, что он живёт здесь? – поинтересовался Кистенев, когда они уже подходили к нужному адресу.

  – Разумеется, его адрес должен сказать было легко вычислить. Сначала по материалам, столь любезно предоставленным мне синерубашечниками, я смог определить район поисков. После чего, зная, что вампиры-одиночки обычно снимает жилье, так как вынуждены часто его менять, то мне осталось только найти молодого человека лет двадцати-тридцати нигде не работающего и не учащегося, живущего в уединении и всегда вовремя платящего за квартиру. Имея определённые источники информации сделать это было не так уж сложно, так что вчера я уже прогулялся к одному адреску полученному таким образом, и вот он, наш клиент.

  Они вошли в один из дворов между вытянутыми серыми параллелепипедами зданий и пошли по центру между растущими вкривь и вкось деревцами, и старой детской площадкой с заржавелыми качелями и горкой. На середине пути Мессеир остановился и окинув своих спутников беглым взглядом достал из-под плаща железную флягу.

  – На, хлебните, – произнёс Крейтон протягивая её друзьям.

  Кистенёв с Семелесовым по очереди отхлебнули из неё, не забывая при этом поморщиться. Крейтон взял флягу обратно и допил содержимое, в конце потряс ей, чтобы вытряхнуть последние капли себе в рот.

  – Поздравляю вас, господа, это был один великолепнейших моментов в вашей жизни, когда вы попробовали настоящий шенгренский коньяк, думаю что нескоро вам представиться подобная возможность снова, – произнёс он, с грустью взглянув на флягу, потом резко поднял взгляд, вернув лицу прежний серьёзный вид. – Пока ещё не поздно, можете сдать пистолеты и идти по домам, и всё, я вас не знаю, вы меня не знаете.

  В ответ ему были лишь слабые отрицательные кивки головой.

  Они заняли позицию во дворе, между крайним подъездом и кучкой разношёрстых гаражей теснившихся возле домов. Семелесов вместе с Крейтоном присел на обшарпанную железную ограду спиной к двери, при этом сложив руки перед собой, он несколько раз про себя бормотал: 'Царю небесный, утешителю...'. Кистенёв стоял рядом, опершись плечом на ствол дикой рябины, поглядывая время от времени на выход из подъезда.

  – Значит так, повторяю в последний раз последовательность. Я простреливаю ему коленные чашки, после чего тащим его за гаражи, там делаем серебряный компресс, пока он не скажет где искать его бывший клан, потом делаем удар милосердия. И запомните, в одну линию не становиться, ближе, чем на пять шагов не подходить. Ясно?

  В ответ ребята кивнули головами.

  – Теперь просто сидим и разговариваем не вызывая подозрений, как обычная шпана. О чём вы тут обычно разговариваете?

  – Ну, они кэжуалы обычно о шмоте, – произнёс тихим голосом Семелесов, кивнув на Кистенёва.

   – Серьёзно? О шмотках? – Крейтон посмотрел на Василия, изображая во взгляде одновременно и разочарование и непонимания, словно ожидая, что тот сейчас опровергнет все обвинения.

  – Нет, ну не всегда, но о шмоте иногда, же нужно поговорить.

  – Вот чёрт, – выругался Крейтон, резко опустив голову.

  – Ну, о чём ещё, можно поговорить о политике, – предложил Семелесов. – Как вы, например, относитесь к введению цензуры в интернете?

  – Сволочи, – отрезал Василий.

  – Тема исчерпана, – подытожил Семелесов.

  Солнце медленно, но верно приближалось к горизонту, приобретая характерный ярко-красный оттенок и окрашивая в него весь северо-западный участок неба. А вскоре это покраснение на небе осталось единственным напоминанием о пребывании та когда-то солнца, наконец, объявляя о начале заветных вечерних сумерек.

  Тяжёлая железная дверь подъезда открылась, и на дорожку между заброшенными клумбами вышел смазливый парень на вид двадцати с небольшим лет. Он был одет в чёрную кожаную куртку, но не ту которую обычно носят мотоциклисты или неформалы, а достаточно простенькую и не вызывающую, его волосы были вздыблены, но при этом поднимались они аккуратно, будто обработанные лаком или чем-то подобным. И в полумраке сумерек, только если специально приглядеться, можно было заметить его неестественную бледность.