Текст книги "Тропик Козерога (СИ)"

Автор книги: Георгий Бекесов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

  – А ты знаешь кто это? Это Векслер Молентен, один из лучших специалистов по ядам в ордене, способен одним надрезом заставить сдать всех: хоть родных, хоть друзей, хоть собаку с кошкой. Есть у него волшебный ножичек, вымазанный тенерином, самым сильным из так называемых Хемертникских ядов. Эти яды получают из одного дерева растущего в пустынях на юге Ангельдарии. Так вот, стоит яду с его ножика попасть в кровь, и человек начинает испытывать боль столь страшную что начинают молить о смерти. Яд не смертелен, но ощущения от него воистину жуткие, оттого люди и готовы рассказать всё что знают.

  – В обмен на противоядие? – спросил Кистенёв.

  – Противоядия не существует.

  – Но что тогда ...

  – Удар милосердия.

  После этих слов Крейтон замолчал, ещё раз взглянул в конец троллейбуса.

  – Человек он, конечно, занимательный, только есть одна проблема, слишком сильно детей любит.

  – Детей? – переспросил Василий, скривив лицо, как бы морщась.

  – Больной ты идиот, – выругался в ответ Мессеир, – как, впрочем, и весь ваш сбрендивший мир. Не в том смысле, о котором ты подумал. У него даже что-то вроде принципа: не может поднять руку на ребёнка, к счастью, орден детей обычно не трогает.

  – А неуклюжим он специально притворяется?

  – Да нет он по жизни такой, пока в схватку не вступит, там уж грация во плоти.

  Тем временем за окном потянулся забор парка и скоро должна быть остановка, заметив это, Крейтон повернулся к Кистенёву и сказал:

  – Сейчас я выхожу, а ты едешь дальше. Погуляешь немного по городу, где-нибудь посидишь и к трём часам придёшь на вокзал, не раньше. И не бросай, куда попало сумку, в ней Снежинка.

  – Что?!

  Не обращая внимания на крик Василия, Мессеир прошёл к выходу, выскочил наружу, когда двери распахнулись. На улице он огляделся по сторонам и, найдя среди вышедших из задней двери людей нужного ему субъекта, осторожно двинулся вслед за ним, в сторону входа в парк, соблюдая дистанцию.

  Векслер, не останавливаясь, прошёл через главные ворота и вышел на аллею заканчивавшуюся фонтаном, от которого словно лучи расходились заасфальтированные дорожки с лавками по краям, по большей части занятыми людьми. Когда Векслер подошёл к фонтану, он присел на край каменного бортика, спиной к воде, засунув руки в карманы и, глядя куда-то вдаль, тихо запел:

  – Не верь, красавица, всему что сказано, им было, встретившись в тот день тебе...

  – Какой кретин додумался, – зло проговорил Мессеир, вставая рядом, неотрывно смотря в центр, откуда выбивались струи воды.

  – Меня всегда успокаивал звук плещущейся воды, именно не вид, а звук, он словно напоминает тебе, что ты ещё живой. Сколько себя помню, обожал слушать фонтаны, садиться рядом закрывать глаза и слушать.

  – Кто придумал перевести 'Иноре атерес' на их язык, – зло произнёс Крейтон, покосившись на Молентена.

  – Не слова по-мантийски, – тихо отрезал тот. – Додумался твой любимый Дененрант, между прочим.

  – Врёшь.

  – Так и быть, соглашусь, идея принадлежала мне, и основные работы по переводу тоже, но Дененрант тоже в этом участвовал, возьми: здесь весь перевод.

  И Векслер достал из кармана свёрнутый вчетверо листок бумаги и протянул его Крейтону. Тот нехотя взял его развернул и прочитал, нахмурившись, но всё-таки положил её в карман своего плаща. Тем временем специалист по ядам встал и повернулся лицом к фонтану, не вынимая рук из карманов.

  – Итак, Мессеир, что тебе сегодня снилось? – спросил он, небрежно изобразив интерес.

  – Да как обычно всякая дрянь.

  – Какое совпадение мне тоже. Может, пойдём, присядем в одном кафе здесь неподалёку.

   – Почему бы и нет.

  Они медленно пошли в сторону от фонтана по одной из дорожек, лучом отходивших в сторону.

  – Зря ты тогда схлестнулся с теми горцами на площади, – тихо проговорил Векслер.

  – Вам-то что за дело? Как ты вообще об этом узнал?

  – Забыл, чем занимается наша организация. Так вот, один из тех парней был племянничком одного очень авторитетного человека, так что жди гостей.

  – Мантийцы народ гостеприимный.

  – Никто не спорит, – усмехнулся Молентен. – Это уже стало национальным видом спорта, не поверишь, но не далее как неделю назад, ваш покорный слуга вместе с твоим учителем и ещё одним из наших, дрались с несколькими горными орлами в московском метро, а чем ещё здесь развлечься.

  Кафе, о котором говорил Векслер, представляло собой разровненную площадку, на которой стояла дюжина пластмассовых круглых столов, под квадратными тентами, стоящими на опорах, уходящих в центр круга, окружённых пластмассовыми белыми стульями. Крейтон присел за один из них, а его товарищ подошёл стойке и вернулся двумя вытянутыми стаканами с трубочками, и поставил их на стол.

  – Как ты сюда добрался, – угрюмо спросил его Мессеир, глядя куда-то в сторону фонтана, и залитых солнцем газонов парка.

  – Сначала в Москву, потом через Калугу и Орёл.

  – Немалый крюк.

  – Что поделать конспирация.

  – Как дела на родине?

  – В нашем мире? Наследный принц собирает войска, мы скоро возвращаемся домой, как только отправим последнюю партию золота. И да, кстати, ты знаешь, что Сараткой ещё держится?

  – Да брось ты, – Крейтон резко повернулся и посмотрел на Векслера, – прошло уже четыре месяца.

  – Немлер при смерти, теперь там всем заправляет Меттестон, он поставил под ружьё всех кого мог, от десяти до семидесяти лет, нагнал в свои эти отряды ополчения и вывел на стены города

  – Чтоб вас всех, знал бы, там и остался, – угрюмо проговорил Крейтон, повернув голову куда-то в сторону. – Но кронпринц, я так полагаю, не спешит им на помощь.

  – Ты же знаешь что ещё рано. На этот раз нужно подготовиться, как следует.

  – Подготовиться. К чему? Хорош наследник престола, который бросает умирать императорскую гвардию, и пытается вернуть страну с толпой наёмников и отребья собранного со всего мира.

  – Миллионной армией наёмников, прибавь к этому весь личный состав ордена.

  – Где был ваш орден, когда Немлер шёл на Иссельдар, вы бросили нас тогда, почему на всю армию осталось двадцать штук первознамёнников, куда делись остальные.

  – Как будто ты не знаешь.

  – В том то и дело что знаю, набирали золота в других мирах для этой вашей безумной затеи. Вы хоть понимаете, что обречены, что момент уже упущен.

  – Ты не прав, Мессеир. У нас там не только наёмники и отребье, есть и кадровые офицеры из императорской армии, они по большей части остались верны империи. У нас есть артиллерия, снаряды, купленные на деньги этого мира в частности. В конце концов у нас остались дирижабли, наш легендарный воздушный флот.

  – У анархистов тоже теперь есть дирижабли.

  – И кто ими управляет, – усмехнулся Векслер, сверкнув глазами из-под очков. – Крестьянские дети, все экипажи на нашей стороне. О чём здесь может идти речь.

  – Дирижабли нужно было пускать в ход раньше, это и идиоту было понятно.

  Векслер сложил руки на столе и исподлобья посмотрел на Крейтона, уставшим голосом произнеся:

  – Ты ведь знаешь, я был там, на борту 'Неустрашимого', я и ещё пятеро наших, они как обычно разослали оперативников ордена по дирижаблям. Ты не представляешь, что творилось на корабле, они не знали кто мы, но знали, зачем нас послали. Сам капитан приказал команде втайне вооружиться, они уже ходили на ножах, они бы просто перерезали нас, если бы пришёл приказ бомбить Иссельдар. Теперь всё по-другому, теперь это уже война, а не восстание. Так что выпьем за наш успех и за Мантийскую империю.

  С этими словами Векслер поднял свой стакан, Крейтон тоже поднял свой и проговорил:

  – Разве что, не чокаясь, и уж точно не этой дряни.

  Сказав это, он выплеснул бурую газировку из стакана в сторону газона.

  – Ты думаешь, мне нравится этот мир, – произнёс Мессеир. – Я его ненавижу, они изгадили всё, что только можно, еда с химикатами, воздух с выхлопными газами, вода с хлоркой, здесь уже не осталось ничего чистого. Пластмассовый век. Только вот куда мне возвращаться, – после этого он сделал паузу и снова посмотрел на Векслера. – Я знаю про Дененранта, орден вынес мне смертный приговор?

  – Его вынес лично Дененрант, орден не стал его оспаривать.

  – Это было предсказуемо.

   – И всё-таки я не понимаю одного, Крейтон, там, на Савароне, как ты смог выжить.

  – Так вы не поняли? – внезапно засиял Мессеир.

  – Мы влили в канализацию керосина на целый воздушный флот, там не одной крысы не выжило, кроме тебя.

  – Великолепно, – проговорил Крейтон, потирая ладони. – Это войдёт в учебники по разведке, но я вам не скажу пока что, подумайте сами.

  – Сволочь ты, Крейтон.

  – Никогда этого не отрицал.

  – Мне только интересно, у тебя хоть представление о чести есть, или тебе теперь на всё плевать.

  – А как насчёт тебя.

  – Как говорят в этом мире: Meine Ehre heißt Treue, – ответил Молентен, и зло посмотрел в глаза собеседнику. – Ренегат.

  – Волюнтарист.

  В следующую же секунду они оба вскочили со своих мест, рука Крейтона оказалась тут же держащей кисть Векслера с маленьким ножичком, тот вывернулся, прорезав кончиком манишку на рукаве. Тут же они почти одновременно выхватили из ножен клинки, раздался звон металла. Взметнулся клинок Молентена, наискось перерубив белую пластмассовую стойку. Люди вокруг тотчас в ужасе повыскакивали из-за столов и бросились бежать.

  Воспользовавшись мгновением, в которое на Векслера упал тент, Крейтон отскочил в сторону, схватив девочку, которая бежала к выходу увлекаемая за руку своей мамой. Мессеир обхватил её за талию и прижал к себе, одновременно выхватывая пистолет и направляя его на Векслера. Тот медленно поднялся и направил ствол своего пистолета в землю, он сделал несколько шагов, не спуская глаз с Крейтона. Все люди, гулявшие в парке неподалёку, тут же обернулись и уставились в их сторону, мать девочки что-то истошно закричала.

  – Брось Мессеир, думаешь, я промахнусь с пяти метров.

  – Шанс есть всегда. Я же смертник, оно того стоит? Достань патроны из обоймы.

  – Крейтон!

  – Достань я сказал. И брось в сторону

  С невыразимой злостью смотря на него Молентен, высыпал патроны в ладонь, отбросил словно семена, после чего выбросил и сам пистолет. Как только он это сделал, Мессеир опустил девочку на землю, и к ней тут же бросилась её мать, а сам Крейтон осторожно двинулся в сторону.

  – Один из тех двенадцати кархейцев, которых я перерезал тогда на болоте, мог легко меня пристрелить, побоялся попасть в своего товарища, которым я прикрылся, хотя тот уже умирал, а ведь он этим выстрелом мог спасти их всех. Не нам двоим говорить о чести, Молентен, честь душегуба недорого стоит, – произнёс он и, перемахнув через ограду, бросился бежать по траве в сторону паркового забора.

  Там он знал одно место, где не хватало вертикального прута, и при желании можно было протиснуться. Он знал, что в этот самый момент Молентен бросился за пистолетом и патронами, раскатившимися во все стороны. Вдоль забора повсюду росли деревья и кустарник. Как только Крейтон пролез на ту сторону, он очутился на небольшом склоне высотой пару метров, а впереди шла под углом маленькая пустая улочка, со старыми домами уходя вниз и в сторону, к реке видневшейся вдалеке.

  Мессеир отошёл чуть в сторону и пригнулся, нацелившись на место, где находился лаз. Вскоре он увидел бегущего с той стороны к забору Векслера и выстрелил, но тот успел вовремя заметить Крейтона и отскочил в сторону, перекувыркнувшись на траве, поднимаясь, сделав выстрел.

  Мессеир бросился дальше вдоль склона, развернулся, выстрелил ещё раз в ту же сторону и кинулся к толстому стволу дерева, и в тот же момент выстрел Молентена задел косо растущий на склоне, тонкий ствол рябины. Крейтон прижался к своему укрытию.

  – От Дененранта, надеюсь, ты также бегать не будешь, – послышался голос Векслера, спрятавшего за одним из бетонных столбов забора.

  – Пусть Дененрант приходит сам, с ним я и поговорю, – откликнулся Мессеир.

  Он чуть высунулся из своего укрытия в сторону дороги, и тут же раздался выстрел сбивший кору с края дерева, и Крейтон метнулся в противоположную сторону, встав почти у самого забора, выстрелил и увидел, как Векслер упал на колени, опершись на землю рукой, второй схватившись за раненый бок, прокричав при этом что-то нечленораздельное.

  Удовлетворившись этим, Крейтон соскочил со склона вниз на тротуар и, убрав пистолет, зашагал вверх по улице в сторону перекрёстка, где в проёме между старым кирпичным обшарпанным домом и деревьями у паркового забора, по идущей перпендикулярно улице, появлялись и тут же исчезали легковые машины, маршрутки и пара троллейбусов.

  А Мессеир перебежал наискось пустую проезжую часть, вывернув кисть, посмотрел на место, которое задел ножик Молентена, с облегчением там обнаружив только маленькую царапину, едва повредившую кожу, через которую яд вряд ли смог бы попасть в кровь в достаточном количестве.

  Крейтон сунул руки в карманы, взглянул мельком на залитое лазурью небо с призрачными перьевыми облаками, и, тихонько насвистывая, направился к автовокзалу.

  Глава пятнадцатая.

  ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ ЛАСКАРА ДЕНЕНРАНТА

  Он резко развернул топор с насаженным на него бревном и опустил на широкий пенёк, уже давно служивший для подобных целей. Раздался характерный треск и две деревяшки рухнули по обе стороны. Ласкар выпрямился и стёр пот со лба, после чего наклонился и отбросил чурки к кучке им подобных. Он был одет только в лёгкую белую майку и те же брюки что были на нём, когда он только появился в этом доме, хотя по-хорошему и майку тоже следовало бы снять при такой жаре, и надеть что-то полегче брюк. Но Дененрант при выборе одежды всегда руководствовался какими-то странными только ему одному известными принципами.

  – Дядя Ласкар, дядя Ласкар. – вдруг послышался мальчишеский оклик – Там мама обед приготовила.

  Дененрант отложил топор в сторону, посмотрел в сторону дома, откуда выбегал Антон в серой заплатанной рубашке.

  – Уже иду, – ответил он, кладя нарубленные поленья в поленницу, и пошёл в сторону.

  – А мы сегодня будем тренироваться, – спросил Антон.

  – Будем, будем, – тихо ответил Дененрант, подтолкнув мальчика ладонью в спину, давая знак, чтобы он бежал вперёд. – Ты иди домой, а я сейчас приду.

  После этого Ласкар положил топор на его место в сарае и пошёл умыться под стоявшим во дворе умывальником. Он набрал воду в ладони, плеснул на лицо и плечи, как вдруг услышал за спиной скрип петель калитки и металлический звон, когда она захлопнулась.

  – Здравствуйте, Пётр Николаевич, – чуть хрипло произнёс Ласкар, отходя от умывальника.

  – Здорово, – ответил мужчина, кидая на землю ворох олешника и подходя к гостю протягивая руку.

  Дененрант на ходу пожал руку хозяину дома и уже направился мимо него в сторону двери, перекинув свою майку через плечо.

  – Слушай, я с тобой вот о чём хотел поговорить.

  Гость остановился и обернулся, внимательно смотря на мужчину.

  – Тот паренёк, которого ты ищешь, ты всё ещё намерен это сделать?

  – А у меня есть выбор, – тяжело проговорил Дененрант.

  – Ну, не знаю, выбор есть всегда.

  Ласкар подошёл к мужчине вплотную и пристально посмотрел тому в глаза.

  – Некоторые люди не могут убить человека, есть те, кто может это сделать, а есть те, кто могут это сделать пилкой для ногтей, и этот, как вы сказали, паренёк, относится именно к третьей группе. И я не удивлюсь, если через месяц у него будет собственная армия, с которой он устроит такую баню, что все эти ваши бессмысленные и беспощадные бунты покажутся мелкими беспорядками, – он сделал паузу продолжая смотреть в глаза собеседнику. – Тут дело не во мне, мне это не доставляет никакого удовольствия, я только не хочу, чтобы из-за меня гибли люди даже после моей смерти. Не лезьте в наши дела даже не думайте об этом. Идёмте в дом, ваша жена уже приготовила обед.

  Входя в дом, Дененрант снова натянул майку, проскочив в свою комнату на втором этаже, чтобы спустится к столу уже, переодевшись. Когда он вошёл столовую, семейство было уже в сборе. Прочли молитву, Ласкар не молился, а просто сидел, из уважения опустив взгляд и сложив руки в замок перед собой, ожидая, когда можно будет начать есть.

  – А дядя Ласкар меня вчера от ножа защищаться учил, – заявил один из мальчиков, с гордостью смотря на родителей.

  Его мать ничего не ответила, но посмотрела с недовольством на гостя, думая, что тот увлечённый едой ничего не заметит.

  – Ещё никогда не видел, чтобы умение драться вредило мужчине, – как бы между делом произнёс Дененрант, потянувшись за хлебом.

  – А сегодня мы будем учиться? – спросил тот же мальчик.

  – А ты уже сачковать думаешь, – с показной строгостью ответил Ласкар.

  Он поднял глаза и бросил взгляд на старшую дочь в семействе, её звали Оксана, как узнал на второй день пребывания в доме Ласкар. Она украдкой смотрела на него, но стоило гостю поднять глаза как тут же отвела взгляд, надеясь что он не заметит, хотя Дененрант прекрасно умел пользоваться периферическим зрением, и прекрасно всё видел.

  Он был здесь уже несколько дней, не спеша уходить в город, располагавшийся отсюда всего в нескольких километрах. Мысли о Крейтоне не покидали его ни на мгновение, но, тем не менее, Ласкар не находил причин спешить и искать своего ученика как можно скорее, хотя и понимал что дело не столько в причинах сколько в желании. Он каким-то странным чувством ощущал, что сколь мало бы ему не оставалось на этом свете, этого как раз хватит на то чтобы убить Мессеира, и потому спешить нет смысла. По обрывкам новостей, Ласкар понимал, что Крейтон уже начинает свои художества и что-то явно замышляет, но по меркам ордена пока это было на уровне мелкого хулиганства.

  А в этом доме ему нравилось, хотя он сам не хотел себе в этом признаваться. Семья, приютившая его жила по меркам этого мира достаточно бедно, но сам Дененрант назвал бы это 'без излишеств' ибо он, как человек воспитанный орденом разделял достаток людей только на две категории 'жить можно' и 'жить нельзя', как истинный мантиец считая роскошь элементом праздным и даже вредным для человека. Убеждение, пошедшее ещё со времён Матиаса второго, чья ненависть к роскоши вошла в легенды. Всем было известно, но лишь немногим достоверно, что император всегда специально спал на жёстких кроватях и всего по четыре-пять часов в сутки, оставив из всего штата слуг только личную охрану и денщика.

  А в этом доме для Ласкара был настоящий рай: хотя кровать его не была примером мягкости, но его хотя бы не выдёргивали из неё не свет не заря, и поесть давали всегда, дёшево, но в достатке. Работал Дененрант немного, опять же по меркам старой доброй Мантии, в основном занимаясь колкой дров и работами в огороде. Каждый день он учил мальчиков во дворе приёмам самозащиты, хотя, по сути, просто учил их драться как когда-то и Крейтона, с той лишь разницей что их он не учил убивать.

  Но, по крайней мере, теперь Ласкар прекрасно понимал Мессеира, когда тот полтора года назад пришёл к нему с Клементиной и объявил что собирается взять её в жёны. Он знал, Крейтон бы подчинился любому его решению, Ласкара бывшего для него кем-то между старшим братом и отцом, но только не тогда, в тот момент он бы скорее пошёл против всего ордена, как сделал это теперь. Дененрант посмотрел на него как на идиота, вроде бы даже приложил руку к лицу, стыдливо отвернувшись, но говорить ничего не стал, только потом бросил: 'В этом ты человек вольный, поступай, как знаешь'.

  После обеда, немного отдохнув, Ласкар вышел во двор, где его уже ждали мальчики. Они учил их на небольшой площадке на краю огорода. Едва ли можно было сказать, что дети любили его, но, то, что уважали это точно. Сегодня снова изучали, как правильно перехватывать нож, роль которого выполняла маленькая палочка сантиметров двадцать в длину.

  – А вас там и на ножах учили драться, – вдруг послышался голос отца вставшего на крыльце.

  – Нас там много чему учили, – ответил Дененрант, повернувшись к мужчине. – А с ножами у ордена отдельная тема.

  Мужчина слегка усмехнулся, и просунув руки в карманы спустился с крыльца. Дененрант слабо улыбнулся, чуть подтолкнул стоявшего рядом Антона, чтобы тот отошел в сторону. Он чуть наклонился и выхватил из-за голенища сапога, маленький ножик, после чего занёс руку и с силой метнул его в сторону стоявшей метрах в пятнадцати от него рябины. Нож точно вошёл в тонкий ствол, продолжив вращение и остановившись, встал вертикально, рукояткой вверх.

  – Ёшкин кот, – послышался не то удивлённое, не то испуганное восклицание хозяина дома.

  – Оперативники ордена славны своим умением метать ножи, хотя народная молва приписывает нам и вовсе сверхчеловеческие возможности в этом деле, но тут ничего сверхъестественного нет, обычная тренировка, – голосом лектора произнёс Дененрант, медленно отходя в сторону.

  Он встретился взглядом с мужчиной, тот только покачал головой, сплюнул и пошёл дальше, а мальчишки по знаку Ласкара наперегонки побежали доставать нож из рябины.

  И когда Дененрант поднимался после ужина к себе в комнату на втором этаже, чтобы просто лечь и забыться солнце уже медленно опускалось навстречу горизонту. Лемевинкс заметив хозяина, тут же бросился к нему и когда тот лег, пристроился прямо на нём. Ничто в тот день не предвещало ничего дурного. Только когда за окном послышался гул мотора и за окном возле дома остановился старый 'уазик' светлого цвета, Ласкар насторожился, но остался на своём месте только присев на кровати и спустив зверька на пол. Однако снизу послышались голоса и ругань, потом вскрикнула хозяйка дома, и Дененранту показалось, что она заплакала.

  Ласкар засунул за пояс пистолет, и взял в руки свои два коротких клинка. Он медленно вышел за дверь и стал осторожно спускаться по лестнице, заметив у нижних ступеней сидящего сжавшись Димку, одного из младших сыновей. В большой комнате как заметил Дененрант, горел свет, и из-за края двери можно было увидеть, что там за столом сидела полная женщина, в очках и на столе перед ней была разложена папка с бумагами. Рядом прикрыв лицо руками, чуть не плача сидела хозяйка дома, её муж, которого было видно с лестницы только частично, стоял у окна, дрожа, и, вперив взгляд в пол. За спиной у толстой женщины стояли два человека в милицейской форме, первый был неподвижен, второй медленно расхаживал из стороны в сторону, осматривая дом.

  А женщина с папкой всё что-то объясняла хозяевам, но до Ласкара долетали только обрывки, он только услышал, как незваная гостья произнесла безаппеляционным тоном: 'Дети в таких условиях жить не могут'.

  Дененрант присел около Димки и как можно более голосом спросил его:

  – Дима, а кто эта женщина?

  – Она говорит, что здесь жить нельзя и хочет забрать нас с братиком в детдом, – тихим жалобным голоском проговорил мальчик, – а я не хочу, чтобы меня забирали, вы ведь не дадите им нас забрать, дядя Ласкар.

  – Так, ясно, – произнёс Дененрант, поднимая голову, чуть приобняв мальчика.

  Ласкар много слышал об этом, когда только попал в этот сошедший с ума мир. Об организации, что рыщет по домам и забирает детей, которая формально призвана, отбирать их только у плохих родителей, не выполняющих своих обязанностей, но при этом они зачастую работали слишком усердно. Хотя сам Дененрант, в любом случае считал сам факт подобных действий преступлением со стороны государства.

  – Так, а вы кто такой? – послышался раздражающий скрипучий голос женщины.

  Ласкар поднял глаза и увидел, что она смотрит на него, он оставил клинки у лестницы, попросив Диму постеречь их, и встал, медленно двинувшись в стороны соседней комнаты.

  – Я нахожусь здесь с позволения хозяев и вас это касаться должно в последнюю очередь.

  – Ясно, – произнесла на выдохе женщина, что записывая себе в бумаги. – Значит грубим.

  – Там, откуда я родом родители часто пугали своих детей разными чудищами, что придут за ними, если они не будут слушаться и заберут к себе. Видно я попал в мир, где сказки оживают.

  Женщина пристально посмотрела на него, потом повернулась к одному из милиционеров и кивнула тому головой, указывая на Ласкара. Тот медленно вышел из комнаты, идя навстречу мантийцу:

  – Так, гражданин, вам придётся пройти с нами, – сказал он подчёркнуто сухо, будто бы сделал это только для проформы, даже не смотря на Дененранта.

  Вдруг на полу мелькнула тень, сопровождаемая лёгким шуршанием, и в две секунды что-то запрыгнуло на милиционера и впилось ему когтями в лицо. Тот заорал и рухнул на колени. Его напарник, чуть замешкавшись, не понимая, что произошло, всё же потянулся к пистолету, но тут раздался выстрел, милиционер схватился за правую руку, завалившись к стене в углу медленно со стоном сползая на пол. Женщина за столом завизжала и вскочила с места, едва удержавшись на ногах и отлетела к стене выставив руки поднятыми перед собой, с ужасом посмотрев на корчащегося на полу полицейского, схватившегося руками за голову, а потом зафиксировала свой взгляд на мужчине медленно наступающем на неё, держа в согнутой руке ещё дымящийся пистолет, похожий на старый маузер. И тут он не нашла ничего лучше как крикнуть:

  – Вы что себе позволяете!

  Тут Ласкар вытянул вперёд левую руку, и женщина с ужасом увидела, как один из кухонных ножей сначала задрожал, а потом подлетел в воздух и устремился навстречу её глазам. Она отскочила к двери, врезавшись в дверной косяк, прижавшись к нему спиной, а нож горизонтально повис в воздухе, так что его кончик оказался всего в сантиметре от глаза женщины.

   – Ты жалкое никчёмное существо и если ты сдохнешь всем станет только лучше, – произнёс спокойным голосом Ласкар.

  Женщина выскользнула из-под ножа, и проскользнула к выходу, за ней выскочил и милиционер с простреленной рукой. Дененрант твёрдым шагом вышел за ними, схватив в прихожей свой плащ, на ходу накинув его на плечи. На улице работница органов опеки бросилась к уазику но, пробежав мимо палисадника, споткнулась и упала. Водитель машины тем временем вышел наружу, с удивлением смотря на происходящее. Из соседних домов начинали выходить люди, чтобы посмотреть, что такое твориться.

  – Немного найдётся преступлений хуже похищения детей, – орал во весь голос Дененрант. – А вы сволочи куда хуже тех, кто крадёт детей ради выкупа, те хотя бы возвращают их родителям!

  За спиной у Ласкара из дома вышел милиционер с расцарапанным когтями мангуста лицом с пистолетом в руке, он что-то попытался прокричать, видно приказать, чтобы Дененрант сдался, но не успел, Ласкар быстро развернулся, вспыхнуло прямо в воздухе пламя, и полицейский снова заорал, бросившись сбивать огонь с одежды. А Дененрант встал в нескольких метрах перед чиновницей, медленно отползавшей назад, и широким движением поднял над собой руку, в которой непостижимым образом горел огонь, пальцы которой были сложены вместе, словно дрова костра.

  – И если ещё раз вы, крысоловы гамельнские, появитесь в этом доме, – громко декламировал Ласкар, – то мы придём во все ваши отделения службы опеки в этой области, и живые там будут завидовать мёртвым. Ясно!

  И он взмахнул рукой, и вновь вознеслось пламя, так что занялись кусты черёмухи, рядом с палисадником пожухла трава, начиная тлеть, кое-где загораясь огоньком, и багровые всполохи осветили лицо Ласкара, отчего-то стало ещё более пугающим. Чиновница бросилась бежать к машине, а Дененрант только обвёл злобным взглядом людей, собравшихся вокруг, и свирепо закричал:

  – Вы тут все в край что ли уже ополоумели, вы совсем не понимаете что творите! Озверели, оскотинились как последнее быдло, и что теперь с вами делать. Что теперь с вами делать!

  Он на мгновение замолчал и тихо уже для себя произнёс: 'Прав был Крейтон, здесь только резать надо'.

  Ласкар посмотрел назад, где перед домом стояла вся семья с детьми, и маленький Антон держал в охапке клинки Дененранта. Мантиец подошёл к ним и, не сказав ни слова, взял клинки из рук мальчика, пошёл прочь. К нему подбежала Оксана и крепко обняла, Ласкар тихонько приобнял её и тихо надавил рукой на плечо, дав знак, чтобы она отошла в сторону. Дененрант в последний раз оглянулся, прошёлся взглядом по глазам, и, изобразив для них на лице улыбку, пошёл, позвав за собой Лемевинкса. Мангуст побежал вслед за своим хозяином, на мгновение остановился, и приподняв переднюю лапку, посмотрел на людей, словно взглядом желая выразить им своё презрение. После чего он бросился за Дененрантом и когда тот специально наклонился, забрался по руке ему на плечо.

  Они пошли в сторону, где улица спускалась вниз по склону, а вдали между двумя домами на том берегу делавшей поворот реки, блестевшей в лунном свете, за лежащими как на ладони в темноте полями, виднелись здания областного центра.

  Часть третья.

  ЛЮДИ, ЧУДОВИЩА И СОБАКИ

  'Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!

  Но я вижу – ты смеешься, эти взоры – два луча.

  На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ

  И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!..'

  Николай Гумилёв

  Глава шестнадцатая.

  ВОТ МОЯ ДЕРЕВНЯ

  – Воистину, есть только две бесконечные вещи: вселенная и жадность водителей междугородних автобусов, хотя насчёт вселенной нельзя быть уверенным, – бормотал Семелесов, прижимаясь к пассажирам, стоявшим рядом когда в и без того набитый салон автобуса втискивались люди с промежуточной остановки.

  – Сам виноват, чего тут говорить, – злобно ответил ему Кистенёв, перехватываясь за поручень у себя над головой. – У нас бы не было сейчас этих проблем, если бы ты купил билеты заранее, на сидячие места.

  – У нас бы сейчас не было никаких проблем, если бы кое-кто всё-таки соизволил походить пару месяцев в автошколу этой весной.

  – Интересно, что мешало тебе сделать то же самое.

  – Даже не знаю.

  – Успокойтесь оба, – тихо, но строго приказал Крейтон, стоявший рядом, с интересом разглядывая что-то в окне.

  Автобус тем временем проезжал по кольцу вокруг странного монумента представлявшего собой высокий бетонный столб, у основания которого стояли огромные объёмные буквы и цифры. Название города с одной стороны и дата его основания с другой. Он-то и привлёк внимание Крейтона, смотрясь по-чуждому величественно, рядом с окружавшими кольцо строениями, на которых висели вывески автомоек, шиномонтажа и забегаловок, да и рядом с самим этим дребезжащим автобусом, который, казалось, вот-вот прямо на дороге развалится на части. Памятник, с которого медленно осыпалась побелка и краска, словно был напоминанием о какой-то существовавшей здесь некогда великой цивилизации, даже тенью величия превосходившей живущих теперь здесь людей. Заинтересовал он Мессеира ещё и по той причине, что он не редко видел подобное и на своей родине, а точнее в её колониях. У мантийцев вообще было особое отношения к монументам, они никогда не разрушали памятников в захваченных странах, считая ужасной глупостью так демонстрировать свой страх перед историей покорённых народов.