355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Георг Фюльборн Борн » Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1 » Текст книги (страница 8)
Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1
  • Текст добавлен: 8 сентября 2016, 18:16

Текст книги "Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1"


Автор книги: Георг Фюльборн Борн



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 37 страниц)

XVI. МАГДАЛЕНА И ЖОЗЕФИНА

Белая голубка, осыпаемая насмешками и бранью братьев, с трогательной заботливостью перенесла спасенных женщину и мальчика к себе в комнату.

Жан и Жюль ненавидели сестру за то, что отец постоянно защищал ее и больше любил. Они использовали каждый удобный случай, чтобы обидеть и очернить Жозефину, но Пьер Гри, несмотря ни на что, всегда был на ее стороне. Поддержка отца придавала ей больше решительности и твердости, что было так необходимо в той обстановке, в которой она жила.

Раньше случалось, что какой-нибудь дерзкий цыган или молодой авантюрист пробовали задевать дочь Пьера Гри, позволяя себе какую-нибудь неприличную шутку или обращение с ней как с развратной женщиной, тем более, что братья смеялись, глядя на это. Но Белая голубка вскоре сумела приобрести общее уважение, осаживая наглецов так, как это никогда не делали девушки в других трактирах. Как-то раз один нищий, у которого всегда водились деньги, стал слишком приставать к ней, не обращая внимания на ее серьезный отпор. Белая голубка позвала отца и Пьер Гри до тех пор стегал дерзкого ремнем, пока тот не дал слова никогда больше не оскорблять его дочери.

В таком окружении, как на острове Ночлега, нелегко было оградить себя от дерзостей, тем более заслужить уважение.

Жозефина хлопотала в своей комнате около спасенных. Эта бледная незнакомка произвела сильное впечатление на девушку. Бедняжка, несмотря на страдальческое выражение лица, была очень хороша собой. Вероятно, отчаяние заставило ее искать смерти, думала Жозефина и боялась, что, проснувшись, бедная женщина не слишком будет ей благодарна за спасение. Но она ведь только исполнила свой человеческий долг. Может быть, еще можно привязать ее к жизни, излечить ее горе. Бедняжка внушала ей глубокое сострадание и большую симпатию. Ей отрадно было сознавать, что она помогла этой бедной матери прелестного мальчика.

Эстоми, или Нарцисс, как в продолжение пяти лет звала его Ренарда и как он сам себя назвал, отвечая на вопрос Белой голубки, был так испуган, что, весь дрожа, забился в угол постели, тихо плакал и не хотел выпить подогретого вина, которое ему предлагала Жозефина, влив сначала несколько капель в рот его матери.

– Мама Ренарда, я хочу к маме Ренарде! – повторял он время от времени, всхлипывая.

Голосок его был так жалобен, что Белая голубка всячески старалась утешить его.

– Да вот ведь твоя мама Ренарда, – шептала она, думая, что так звали молодую женщину, – она спит, закрой глазки и ты, завтра все поправится.

– Это не мама Ренарда, – жалобно ответил маленький Нарцисс.

– А где же она, как же ты сюда попал? – спросила она тихонько.

Вместо ответа мальчик заплакал еще громче. Он ничего не мог объяснить, не мог понять, как он очутился тут. Для него существовала одна мать – старуха Ренарда, которая нянчила его и играла с ним, и вдруг он очутился на руках чужой женщины, чуть не утонул в ледяной воде, какая-то другая незнакомка взяла его в челнок, потом принесла и уложила в постель возле женщины, с которой он тонул. Мальчик был совсем ошеломлен и еще раз заглянул в лицо спавшей рядом женщины, надеясь, что все это был страшный сон и что около него спит добрая Ренарда, но его маленькое личико опять сморщилось и он снова стал потихоньку плакать. Да, это действительно была чужая женщина.

Когда начало светать и Нарцисс мог разглядеть комнату, его горе и страх немножко уменьшились. Жозефина всячески утешала его и наконец уговорила поесть немного. После этого усталость одолела его, влажные от слез большие глаза стали смыкаться, и он уснул на руках у Жозефины.

Девушка не могла понять загадки, которую слова мальчика делали еще необъяснимее. Что же такое случилось с этой несчастной? Отчего она хотела не только умереть сама, но и убить этого ребенка? Измученное лицо ее было далеко не похоже на лицо злодейки. Какая тайна окружала ее и дитя, очень сходное с ней чертами?

Она надеялась все узнать после. Тихонько положила мальчика на постель и пошла к Пьеру Гри рассказать о том, что случилось ночью, прежде чем Жюль и Жан раздражат / его своими наговорами.

Жозефина знала, что придется выдержать бурю, но совесть ее была чиста, кроме того, она знала, что отец все прощал ей, когда она ласково просила его о чем-нибудь.

Пьер Гри был уже за прилавком. Утром, перед тем как нищие и цыгане уходили, он подавал вино, водку, разные напитки собственного приготовления, хлеб и колбасу, аккуратно собирая плату.

В распивочной было весело и шумно: цыгане собирались в город давать свои представления, немые нищие кричали и болтали, хромые отлично бегали, нося под мышкой деревянные ноги.

Пьер Гри был по горло занят, внимательно следя за тем, чтобы каждый заплатил за выпивку и еду. Ему приходилось иметь дело с пройдохами и мошенниками, но он всех их знал и умел с каждым ладить. Иногда пускал в ход шутку, иногда грубое словцо, а иногда и кулак. Одни любили его, другие боялись, и всех он держал в руках.

Пьер Гри не замечал стоявшей на пороге Жозефины… Наконец трактир стал пустеть.

– Постой, достанется тебе на этот раз от старика, – крикнул ей Жюль, проходя мимо.

– Ты думаешь, что можешь таскать к нам в гостиницу всякую дрянь, которой нечем платить? – прибавил Жан с угрозой в голосе. – Вот узнаешь нас! Довольно того, что и ты тут баклушничаешь.

Жозефина ничего не ответила.

– Она воображает, что может делать, что ей вздумается, а мы бейся да добывай деньги!

Они оба были противны девушке, и не только потому, что обижали ее, ей отвратительно было то, что, притворяясь калеками, они обманывали людей. Она не могла подавить в себе презрение к ним при мысли, что такие здоровые и сильные мужчины сидят где-нибудь в углу на улице и именем Божьим просят милостыню!

В трактире вскоре остались только Пьер Гри и англичанин, укротитель зверей Джеймс Каттэрет. Укротитель рассказывал трактирщику, что путешествие с животными приносит ему хороший доход, что уже не раз богачи предлагали ему большие деньги за медведя и льва, но он не хочет продавать их, потому что очень трудно приобрести таких славных зверей и приручить. Он жалел только, что год тому умер его маленький сын, который обыкновенно играл со львом и делал самые удивительные штуки, восхищавшие весь Лондон, за что публика хорошо платила. Когда Джеймс Каттэрет ушел, Жозефина вошла в комнату.

– Ты кстати явилась, я только что собирался идти к тебе! – вскричал Пьер Гри.

Белая голубка поняла по нахмуренному лицу отца и по его голосу, что он сердит.

– Отец Гри, я пришла к тебе с просьбой, – мягко сказала девушка.

– Правда это, что ты привезла сегодня ночью в гостиницу какую-то девушку с ребенком?

– Ты взволнован, отец Гри…

– Отвечай, правда это, или нет?

– Да, правда, бедняжка бросилась с ребенком в воду и я…

– И ты притащила их сюда, – сердито перебил Пьер Гри. – Так Жюль не солгал мне, я не хотел ему верить, думая, что он клевещет на тебя. Чтоб сию минуту их не было здесь! Зачем нужна эта сволочь, у которой ни гроша в кармане нет? Они только будут подслушивать да подсматривать за мной!

– Позволь остаться бедной женщине, отец Гри, она такая бледная, измученная…

– Вон сию же минуту, говорят тебе. Не советую сердить меня, – кричал отец. – Что тебе до чужих людей?

– Мне их жаль, отец Гри, не сердись так! Ведь я знаю, это ты не от себя говоришь, тебя братья настроили!

– Не хочу я, чтоб за мной подсматривали. Кто такая эта женщина? – спросил Пьер Гри.

– Не знаю, отец, только она, должно быть, очень несчастная и бедная… Я вытащила ее из воды!

– Еще с полицией свяжешься? Сейчас же прогони их отсюда!

– Ты еще никогда так сердито не говорил со мной. Это братья виноваты, но разве я не такое же твое дитя, как и они, и не могу обращаться к тебе с просьбой? – мягко и грустно спросила Жозефина. – Прежде ты был ко мне добр и ласков, а теперь мне часто кажется, что я совсем не твоя дочь…

Пьер Гри с удивлением посмотрел на нее и как будто испугался ее слов, но сейчас же спохватился.

– Не говори глупостей, – пробормотал он, – я и теперь добр и ласков к тебе, но я лучше знаю, что тебе можно, а чего нельзя. Ты прежде всегда была послушна.

– Я и теперь буду тебя слушать, отец Гри, но… если бы ты только видел эту бедняжку! Теперь она спит, и личико у нее хорошенькое, как у ангела, но она такая бледная. Пожалей ее, послушай, я ведь буду только делить с ней мою комнату и обед. Она тебе убытка не сделает, это не шпионка. И мальчика позволь оставить. Будь добр и сострадателен!

Пьер Гри с досадой отвернулся от девушки…

– Отец, – продолжала Жозефина, поспешно подойдя и положив ему руку на плечо, – отец Гри, так бедняжка останется с мальчиком у меня в комнате, да?

– Я, скрепя сердце, соглашаюсь, чтобы ты не говорила больше, что тебе кажется, будто ты не моя дочь. Но больше не осаждай меня просьбами, слышишь? Да пусть братья не видят этой женщины, а то они меня замучают, а я не хочу, чтоб мне твердили, что я исполняю твои приказания! Только долго я не позволю ей оставаться здесь, не забывай этого!

– Спасибо, добрый отец Гри! – горячо ответила Белая голубка. – Они останутся, пока выздоровеют, а потом уйдут. Бедняжка тоже похожа на нищую, только гораздо беднее и несчастнее других нищих.

– Ты на всю жизнь останешься со своей глупой добротой, – ворчал старик, – кто поступает по твоему, тому никогда ничего себе не нажить. Что тебе до чужих? Чтоб помогать бедным, надо быть королевой!

– Может быть и так, отец Гри, но ведь невозможно отталкивать от себя тех, кто нуждается в сострадании, – сказала Жозефина тем мягким тоном, перед которым никогда не мог устоять король нищих. – Будь же по-прежнему добр к Белой голубке, отец Гри! Она ведь знает, что ты ее любишь.

– И что ты можешь делать с ним, что захочешь, – дополнил полусердито, полуласково старик. – Ты это отлично знаешь, но это чистый срам для меня.

Пьер Гри ушел за прилавок, а Жозефина, весело улыбаясь, побежала к своим подопечным.

Женщина уже проснулась и нежно держала мальчика в объятиях, тоскливо глядя на него, когда Жозефина вошла в комнату. Мальчик еще спал. Это была очень трогательная картина! Молодая мать с полными слез глазами смотрела на свое дорогое дитя. Жозефина заперла за собой дверь, подошла к постели и протянула руку.

– Не пугайтесь, не бойтесь меня, я вытащила вас и ребенка из воды и привезла сюда. Я не стану надоедать вам расспросами, – ласково сказала Белая голубка. – Сначала присмотритесь ко мне, а потом я помогу вам, насколько это будет в моих силах.

– Кто же вы, куда вы меня привезли? – вполголоса спросила Магдалена.

– Вы на острове Ночлега. Если вас преследуют, здесь вы в большей безопасности, чем где-либо, а если вы нуждаетесь и страдаете, я помогу вам. – Жозефина сказала это так горячо, что Магдалена не могла усомниться в ее словах, – Посмотрите на мальчика, он спит на ваших руках, Святая Дева помогла мне спасти вас обоих!

Бедняжка молчала. Лицо ее сделалось грустным, опять проснулись в ней ее душевные страдания. Она вспомнила все, что случилось с ней и невольно пожалела о том, что ее спасли.

Жозефина стала утешать ее и ухаживать за ней. Ни одного любопытного вопроса не сорвалось с ее губ. Плачущий мальчик, которого Магдалена стала называть Эстоми, тогда как он привык к имени Нарцисс, сначала больше шел к Жозефине, чем к матери. Но постепенно любовь Магдалены победила в нем недоверие и он прижался к ней, перестав звать маму Ренарду.

Дети скорее свыкаются с переменой, чем взрослые. Выплакав свое горе, они забывают прошлое и свыкаются с настоящим.

Магдалена не так легко доверилась Жозефине, как мальчик, но и она должна была признать бескорыстную заботу девушки, делавшую все, чтобы утешить и ободрить ее. Она чувствовала, что обязана все объяснить своей спасительнице, но тайна, мрачной тенью лежавшая на ее жизни, была слишком тяжела, чтобы она так скоро решилась посвятить в нее девушку, сделавшуюся теперь ее другом.

Однажды вечером Жозефина и Магдалена сидели в своей комнате у окна, а Нарцисс бегал и играл на площадке перед гостиницей. Магдалена взяла руку девушки и прижала к сердцу.

– Вы много сделали для меня, не зная, стою ли я вашей любви, Жозефина! Я так бедна, что не могу ничем отплатить вам, кроме самой искренней, горячей благодарности! У меня ничего нет в жизни, кроме моего сына и страшного горя, для которого нет исцеления. Я уже слишком долго пользуюсь вашей добротой, пора, наконец, кончить это… Завтра я ухожу с моим ребенком…

– Как, Магдалена… куда же вы хотите идти? У вас разве есть родные, пристанище?

– Ничего и никого нет, но я вижу, что ваш отец только по вашей просьбе дал нам приют. С моей стороны было бы неблагодарностью за ласку и доброту вносить раздор в вашу семью. Отпустите меня. Бедной Магдалене и ее ребенку не придется даром есть хлеб.

– Вы слишком еще слабы, чтобы взяться даже за самую легкую работу. Оставайтесь со мной, будьте моим другом. Отец Гри иногда бывает суров и мрачен, мои братья – злы и грубы, но не сомневайтесь в моем сочувствии и моей дружбе.

– Всю мою жизнь я буду молиться за вас, Жозефина! Как бы ни казалось мне многое вокруг гадким и ужасным, о вас я всегда буду вспоминать с благодарностью и любовью, потому что вы протянули мне руку, ничего не расспрашивая…

– Оставайтесь, Магдалена, не оставляйте меня. Я сочувствую вам, и, не зная вашего горя, хочу одного – чтоб вы доверяли мне и любили меня! – умоляла Белая голубка.

– Ваши слова благотворно на меня действуют, но я не заслуживаю их, и ваша доброта тяготит меня! Я заслужила самых тяжелых страданий, самой горькой нужды. Нищета – лучшая спутница кающейся грешницы. Вы с удивлением смотрите на меня, вам непонятны мои слова… Сегодня я еще не открою вам тайну моей жизни, но после вы непременно узнаете ее, вы все узнаете.

Жозефина протянула несчастной обе руки и прижала ее к сердцу.

– Я хочу с тобой разделить твое горе, будь моей сестрой! Посмотри, я тоже одинока, братья не терпят меня, вокруг меня – порок, разврат. Останься со мной, доверь мне все.

– Ты узнаешь печальное прошлое бедной Магдалены Гриффон, Жозефина, но теперь еще не время. Только тогда, когда и ты испытаешь горе, от которого не избавлен ни один человек, и поймешь глубокие страдания сердца, которых пока еще не понимаешь, я расскажу тебе все, и ты тоже скажешь, что для меня нет больше покоя и прощения на земле! У меня одна цель теперь, я осознала это во время горячей молитвы в последние ночи: раскаиваться и сделать мою жизнь как можно менее заметной для тех, кто по моей вине навсегда лишился высшего земного счастья!

– Я не понимаю смысла твоих слов, Магдалена, но все-таки сочувствую тебе… Тсс, молчи… я слышу голоса братьев на улице, они садятся на скамейку под окном.

Девушки замолчали. К ним в комнату доносились крики и смех цыган и нищих, вернувшихся из города, они рассказывали друг другу о своих дневных приключениях, хвастались деньгами, которые выманивали у богатых просьбами и добывали угрозой, поручениями знатных дам и кавалеров.

Жозефине нужно было сделать кое-что по хозяйству, и она оставила Магдалену одну в темной комнате у окна.

Жан и Жюль тоже говорили о приключениях дня, не подозревая, что гостья сестры слышит их.

– Говорю тебе, он, должно быть, страшно богат! Я видел, как он прошел во дворец маршала Кончини, – шепотом рассказывал Жюль. – Не знаю еще, что у него было с мушкетерами, но то, что сведения, которые мы ему доставили, много для него значат, доказывает этот золотой, он положил мне его в руку.

– Нам еще много от него перепадет, если мы хитро поведем дело, – тихо ответил Жан. – С завтрашнего дня будем сидеть на углу улицы Сен-Дени.

Эти слова привлекли внимание Магдалены. Она стала вслушиваться.

– За мушкетерами очень легко следить. Один из них живет на улице Сен-Дени. Говорил он, для чего ему нужно знать о них? – спросил Жюль.

– Они, кажется, сыграли с ним какую-то шутку, и он, по всей вероятности, постепенно приберет их к рукам, – ответил Жан.

– Он, как видно, сильный человек, потому что говорил мне, что никто нам ничего не сделает, если мы окажем ему эту услугу.

– Назвал он тебе имя мушкетера, который живет в большом доме на улице Сен-Дени?

– Его зовут маркиз де Монфор, мы должны следить и за его друзьями! Мне еще не удалось разузнать, чего он добивается, я знаю только, что тут дело не только в одних мушкетерах, а еще в каком-то патере, который тоже, кажется, живет на улице Сен-Дени.

– Если будем целый день там сидеть, узнаем, когда маркиз обыкновенно возвращается домой, и где живет старик.

– Только ты ему ничего не говори, – советовал Жан, – тебе всегда можно оправдаться слепотой, а я уж сумею его протянуть, он в состоянии заплатить.

В то время, как сыновья Пьера Гри вели этот разговор, и Магдалена, слушая, пыталась осмыслить его, Джеймс Каттэрет, укротитель зверей, внимательно следил за маленьким Нарциссом, неутомимо бегавшим и игравшим у дверей дома, не обращая никакого внимания на постояльцев.

Мальчик, казалось, нравился Джеймсу Каттэрету и пробуждал в нем разные воспоминания. «Как хорошо было бы, – думал он, – если б это прекрасное дитя стало играть с дикими зверями».

XVII. МАСКИРОВАННЫЙ БАЛ

Наступил назначенный Марией Медичи день блестящего бала. Много было самых сложных приготовлений, много приглашенных. Вся парижская знать должна была собраться в парадных залах королевы-матери и признать, что она по-прежнему властительница Франции, хотя Людовик XIII и вступил на престол.

Да, властолюбивая Мария хотела воспользоваться случаем показать смельчакам, решившимся восстать против нее, как это опасно.

В тот день она собиралась отнять у своего опаснейшего врага, знавшего ее тайну, всякую возможность вредить ей. Его устранят, прежде чем он успеет заподозрить что-нибудь, прежде чем ему удастся чего-нибудь добиться! Бал представлял самый удобный случай, в разгаре веселья никто не заметит ареста, а в Бастилии умолкают всякие жалобы, исчезает всякая опасность. Из-за мощных стен этой громадной государственной тюрьмы, как из могилы, не было возврата.

Сознание этого радовало королеву-мать. Ненависть ее к принцу Конде была безгранична с тех пор, как Кончини и Элеонора доказали ей, что он осмелился разыграть роль Генриха IV в галерее замка, чтобы напомнить ей страшное прошлое и показать, что ему известна тайна патера Лаврентия.

Она хотела в самом зародыше подавить возмущение против ее власти, начавшееся при дворе сына, энергично и твердо вырвать из самой близкой к королю среды тех, кто был для нее опасен.

Поверенному ее сына еще не удалось привлечь его на свою сторону. Людовик пока не сделал серьезной попытки взять в свои руки бразды правления. Генрих Конде еще не воспользовался патером Лаврентием, чтобы подействовать на короля для свержения королевы-матери, но если ему дать возможность употребить эту меру, если он приведет патера к Людовику!..

Мария Медичи дрожала при одной мысли об этом! Этого нельзя допустить. Сын не должен был знать страшную вину матери и ее приближенных, известную пока тому старику, да принцу Конде. Необходимо навсегда устранить этих двух опасных людей и для достижения этой цели любые средства хороши. У королевы-матери под рукой было много личностей, помогавших ей в таких делах и сотни раз доказавших, что они не остановятся ни перед чем.

В продолжение нескольких недель украшался к балу флигель королевы-матери. Над ним работали знаменитейшие парижские художники, придав ему такой блестящий великолепный вид, какого он еще никогда не имел. В большом зале висели тысячи ламп, по четырем углам его били фонтаны с ароматной водой, а за ними были гроты, где из расщелин скал струилось вино, когда прижимали маленькую пружину. Галерея была увита светло-голубым флером, что создавало впечатление открытого неба над залом. На большом белом облаке расположились искусные восковые фигуры с музыкальными инструментами в руках, так что казалось, будто это они играют, а не музыканты, скрытые на галерее.

В смежном продолговатом голубом зале был устроен зимний сад с картинами прелестнейших цветов, фруктовыми деревьями и множеством певчих птиц за едва заметными решетками.

У стен, увитых плющом и ползучими растениями, были обустроены хорошенькие маленькие беседки, манившие пары масок поболтать, а зеркало на всю торцевую стену до бесконечности увеличивало этот фантастический сад.

В зале поменьше стояли столы с закусками, винами и прохладительными напитками, налево, в пунцовом зале, который можно было совершенно изолировать от остальных комнат, были устроены всевозможные развлечения. За мраморными столиками можно было сыграть в шахматы, в центре располагался небольшой бильярд.

Это был первый бильярд, нарочно к этому дню за огромные деньги выписанный Марией Медичи из Италии. Ей хотелось ввести бильярдную игру у себя при дворе.

В пунцовом зале, из которого был выход на боковую лестницу Луврского дворца, за час до бала прохаживался маршал Кончини, разговаривая вполголоса с человеком, стоявшим у дверей во внутренние коридоры. Этот человек был одет, как обыкновенно одеваются управляющие в знатных домах: темный кафтан, такие же панталоны, черный бархатный полуплащ, плотно обтягивающие чулки и башмаки с пряжками. По краям плаща были вышиты гербы маршала Кончини.

У него было худое гладко выбритое лицо, короткие черные волосы, большой рот и острый нос. Лукавое выражение и язвительный взгляд косоватых глаз показывали, что этот человек – раб своих страстей и склонностей.

Маркиз д'Анкр был его господином, но и на него хитро косился управляющий, когда тот поворачивался к нему спиной. Видно было, что этот человек только до тех пор повинуется и верно служит, пока это ему выгодно, но продаст своего господина, как и всякого другого, как только тот потеряет свое могущество и не в состоянии будет платить ему.

Когда Кончини поворачивался к нему лицом, он сейчас же делал преданную мину.

– Нам непременно надо разыскать патера, – сказал вполголоса маршал, – он должен быть у нас в руках, от этого все зависит, Антонио! Я удивляюсь, как это тебе, при твоей ловкости, не удалось до сих пор найти его.

– У нас слишком сильные враги и их слишком много, господин маршал, – тихо ответил Антонио. – Ни одного принца Конде надо бояться и устранить…

– Знаю, что ты хочешь сказать, этот беарнский виконт отправится в Бастилию вместе с принцем.

– И этого мало. С арестом виконта могут возникнуть новые опасности, пока его друзья на свободе.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь… но кто же эти друзья?

– Мушкетер Милон Арасский, замечательный своим ростом и силой, маркиз и Каноник… и барону Витри, который иногда дежурит в Лувре, я не доверяю.

– Как, и он с ними приятель?

– Нет, но он предан графу де Люинь, а граф в последнее время часто бывает с принцем Конде, – ответил Антонио.

– Ты хочешь сообщить мне результаты твоих наблюдений? Говори. Я знаю, ты не сидел сложа руки.

– Нет сомнения, что принц Генрих Конде прячет патера где-то на улице Сен-Дени. На этой же самой улице живет и маркиз, и я поручил двум нищим следить за ним.

– Что же они тебе сказали?

– Что патера еще ни разу, не видели на улице, но что виконт д'Альби несколько раз приходил туда по вечерам, – тихо ответил Антонио.

– Он ходил к маркизу, – сказал Кончини, успокоенный тем, что патер еще не был у короля.

– Виконта, наверное, посылал туда принц.

– За ним не следили?

– Пока еще темные вечера не позволили нищим разглядеть хорошенько.

– Отчего же ты не велел обыскать все дома на улице Сен-Дени, чтобы найти патера?

Антонио на минуту изменился в лице, на губах его незаметно скользнула надменная улыбка.

– Я сделал это, господин маркиз, но безуспешно. Остается еще одно, последнее средство найти старого мошенника.

– Ну, говори, какое? – сказал Кончини, останавливаясь перед своим доверенным.

– Надо силой в Бастилии заставить принца открыть тайну.

– Как… ты думаешь…

– Пытать! – едва слышно прошептал Антонио. Кончини помолчал с минуту, не двигаясь с места.

– Ее величество не откажет в подписи, – прибавил зорко следивший за ним негодяй.

Кончини опять заходил по залу.

– Во всяком случае, лучше пытать виконта, – заметил он, – ему известно, где спрятан патер.

– Он и на пытке ничего не выдаст, господин маркиз. Я знаю этих мушкетеров. Он умрет, а ничего не скажет, и тогда…

– Ну… что тогда? – скороговоркой спросил Кончини.

– Нам придется сражаться с остальными мушкетерами!

– Ты, кажется, боишься их? Первый раз слышу это от тебя, Антонио.

– Осторожность и обдуманность действий всегда полезны, и делают сильного сильнее, господин маркиз! Я не боюсь мушкетеров, но знаю их решительность. Они ничего не испугаются, и до тех пор не успокоятся, пока не отомстят за товарища.

– Так надо и его друзей лишить возможности вредить!

– Это бросится в глаза всему полку и может вызвать ропот в войсках.

– Да, ты, пожалуй, прав, Антонио. Но на швейцарцев, во всяком случае, я могу положиться.

Предусмотрительный Антонио слегка пожал плечами.

– Швейцарцы… – с сомнением пробормотал он.

– Как ты странно это говоришь. Ты, кажется, всегда был высокого мнения о швейцарских гвардейцах? Разве случай с мушкетерами переменил твое мнение, Антонио?

– Мне кажется, господин маршал, что наемники не особенно храбрые солдаты, и лучше было бы держаться мушкетеров, которые сами себя содержат и стремятся только к почестям и славе.

– Ты передавал капитану де Бонплану, что я хочу говорить с ним? – поспешно спросил Кончини.

– Как вы приказывали, господин маркиз!

– Так проси капитана сюда, в красный зал, а сам покарауль в коридоре, чтобы никто не помешал нам. Когда капитан выйдет и ты уходи. Распорядись, чтобы около двенадцати ночи у бокового подъезда стояла карета для государственных преступников. Смотри хорошенько за всем сам. – Антонио поклонился и вышел.

«Странно, – пробормотал Кончини, оставшись один, – мне кажется, как будто этот Антонио уже Не тот, что прежде. Говорят, некоторые птицы чуют, когда беда грозит дому, у которого они вьют гнезда, и тотчас же улетают прочь. Неужели и у Антонио есть такое предчувствие…»

В эту минуту дверь отворилась и вошел капитан Бонплан, уже немолодой мушкетер с воинственной осанкой. Он поклонился маршалу.

– А, любезный Бонплан, – приветливо встретил его маршал. – Я хочу дать вам одно поручение, секретное поручение от имени правительства…

– Приказывайте, маршал, – ответил капитан.

– Скажите, любезный Бонплан, у вас в полку есть мушкетеры, о которых я очень много слышал. Я не помню их фамилий, но одного из них зовут Милон Арасский.

– Совершенно верно, маршал, – улыбнулся капитан, – его настоящее имя – Генрих де Сент-Аманд.

– Потом другой, которого обыкновенно зовут маркизом, и третий, прозванный Каноником…

– Маркиз Эжен де Монфор и Джузеппе Луиджи, граф Фернезе, – дополнил Бонплан.

– К ним присоединился еще один молодой беарнец, виконт д'Альби, что это за офицеры? Можно ли характеризовать их как буянов, или…

– Виноват, господин маршал, это одни из лучших, храбрейших и надежнейших офицеров моего полка.

– Ах, так вы хорошего мнения о них?

– Самого лучшего, маршал!

– Вы можете поручиться за беспрекословное повиновение всех ваших мушкетеров, в чем бы то ни было?

– Головой поручусь! Я имею честь командовать самым смелым и надежным полком его величества!

– Гм… сегодня ночью мне нужно будет десять надежных людей для того именно поручения, о котором я сейчас говорил, любезный капитан.

– Не угодно ли вам взять четверых, которых вы назвали, а я еще отберу шестерых.

– Нет, не их! – поспешно возразил Кончини. – Виконт д'Альби будет занят другим, а тех троих держите подальше от Лувра! Выберите десять мушкетеров, которые не так известны, как эти четверо, и распорядитесь, чтобы в одиннадцать часов вечера они заняли места у бокового выхода дворца.

– Слушаю, маршал!

– Нам, к сожалению, придется арестовать в этом зале государственного изменника и отправить его в Бастилию. Десять мушкетеров будут конвоировать карету, поэтому, чтобы ровно в одиннадцать ваши офицеры были здесь!

Капитан поклонился и хотел уйти.

– Еще одно, любезный Бонплан. Пришлите сейчас же сюда мушкетера д'Альби, – и прибавил: – Я полагаюсь на аккуратное исполнение моих приказаний!

Капитан поклонился и ушел.

«Наступает решительный час, – прошептал маршал. – Принц, ничего не подозревая, попадет в ловушку и в Бастилии научится молчать. Антонио хорошо сделал, что напомнил мне о пытке. Нам во что бы то ни стало нужно устранить этого патера и виконта тоже. Я и ему не доверяю. Но тише, сюда идут, это он!»

Дверь отворилась. Вошел Этьен д'Альби. Кончини обернулся. На лице его не было и тени недоверия или ненависти, а напротив большая благосклонность.

– Кто сегодня дежурит в галерее, виконт? – спросил маршал.

– Барон Витри, – ответил Этьен, твердо и спокойно выдерживая пытливый взгляд Кончини.

– В таком случае я поручу вам другое дело. Ваш почтенный батюшка горячо вверял вас мне, и считаю своим долгом дать вам возможность отличиться.

– Я многим обязан вам, маршал, за вашу доброту!

– Докажите это, любезный мой, аккуратнее исполнив нынешнее мое поручение, нежели тогда, на улице Де ла Тур… Без оправданий, виконт! Исполните, как надо, сегодняшний приказ, и вы получите награду.

– Если он будет согласоваться с моей службой и моей совестью, я сделаю все, чтобы заслужить ваше одобрение, маршал.

– Видите ли, сегодня ночью надо будет арестовать одного из гостей, подозреваемого в государственной измене. Кабинет получил несомненные доказательства его виновности. В двенадцать часов вы найдете в коридоре караул, войдете в красный зал и арестуете того, кто будет со мной.

– Здесь, в Лувре, в этом зале, во время маскированного бала? – спросил удивленный Этьен.

– Да, да! Будьте здесь ровно в двенадцать часов ночи!

– Арестованного надо отвезти в Бастилию?

– Я дам вам письменный приказ к коменданту.

– Аккуратно исполню приказание, маршал.

– Я заранее был в этом уверен, виконт.

– Но позвольте мне выразить всепокорнейшую просьбу, – прибавил беарнец, – дать мне письменное приказание ареста. Случай слишком необыкновенный.

– Как, давно ли мушкетеры позволяют себе ставить условия для исполнения своих обязанностей? – с негодованием в голосе воскликнул Кончини.

– Мою просьбу оправдывает исключительность поручения!

– Если маршал дает вам поручение, значит оно входит в ваши служебные обязанности, мушкетер д'Альби!

– Несмотря на это, я все-таки прошу письменного приказания с обозначением имени того, кого я должен буду арестовать при таких необыкновенных обстоятельствах.

Кончини с минуту колебался, потом скорыми шагами подошел к столу в другом-конце зала, написал несколько слов на листе бумаги и подал виконту.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю