Текст книги "Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1"

Автор книги: Георг Фюльборн Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 37 страниц)

XI. ТАЙНА МАЛЕНЬКОГО ЗАМКА

На улице Шальо, среди большого запущенного сада, огороженного высокой стеной, стоял старый мрачный дом.

Обитатели окрестных домов величали эту неуклюжую постройку маленьким замком, потому что когда-то давно он принадлежал знатному вельможе или, вернее, одной из его фавориток. Она умерла много лет назад, и с тех пор замок пустовал.

Однажды утром соседи с удивлением заметили, что окна замка отворены, и на них появились белые занавески. Сад тоже преобразился. Старая полусгнившая листва исчезла с запущенных дорожек, деревья были подрезаны, сорные травы скошены.

Кто же поселился в замке? Кому он теперь принадлежит? Эти вопросы волновали жителей улицы Шальо. Нашлись даже охотники наблюдать за окнами дома и калиткой сада в надежде увидеть его новых обитателей. К всеобщему удовольствию вспомнили, что калитка висела на ржавых петлях и громко скрипела, когда ее отворяли. Это было своего рода ручательство и того, что наблюдатели не зазеваются…

Однако прошло несколько дней, а в замке так никто и не объявился. Только одна добродетельная дама, которую любопытство довело до бессонницы, будто бы видела, как поздно ночью какой-то господин, укутанный в широкий темный плащ, подошел к калитке, отпер ее ключом и быстро исчез в саду. Но к ее удивлению калитка не заскрипела. Досужие кумушки тотчас же решили, что в замке живет возлюбленная какого-то вельможи, который навещает ее лишь по ночам. Но калитка не скрипела… и им пришлось удвоить свою бдительность…

Все эти почтенные матроны громогласно заявляли, что даже говорить-то о таких грязных вещах дело не достойное их, но втайне мечтали хоть разок увидеть женщину, к которой так романтично являлся по ночам поклонник.

И вдруг эти желания исполнились. Замок стал предметом разговоров и насмешек молодых девушек и их кавалеров.

Вместо прекрасной белокурой или черноволосой головки в одном из окон замка появилась фигура если не матери семейства, то по крайней мере девицы «почтенных лет». И эта-то почтенная дама или девица столько времени слыла возлюбленной таинственного донжуана! Но тут случилось нечто, что поколебало и новую версию.

Старый торговец фруктами по имени Калебассе, принимавший самое деятельное участие в разнотолках о замке, ибо не было в мире человека болтливее его, решился проникнуть туда и разузнать все точно. Он принялся подолгу расхаживать взад-вперед перед калиткой замка, хотя из-за этого его фрукты не шли с рук, и поздно вечером ему приходилось ходить по домам и продавать их уже гораздо дешевле.

Так случилось и в один из последующих вечеров. Папаша Калебассе, как называли его знакомые, наложил в корзину слив и вышел на свой уже традиционный обход. Вдруг его взгляд остановился на калитке замка, и на него напала необыкновенная смелость. Он взялся за молоток и постучал.

После этого подвига он быстро оглянулся на противоположный ряд домов. Везде были уже зажжены огни, но из окон все еще выглядывали головы любопытных. Разносчик плотно прижался к стене, рассчитывая, что в темноте его не заметят.

В замке было по-прежнему тихо, и ему пришлось постучать второй раз.

Наконец за калиткой послышались шаги и она отворилась. Перед папашей Калебассе стоял маленький сморщенный старик с фонарем в руке.

– Только говорите погромче, что вам нужно, – закричал он так громко, точно не он, а Калебассе был совершенно глух. – Я немного туговат на ухо. Вы, верно, стучались несколько раз.

– Не хотите ли купить слив, дедушка?

– Что вы говорите? Кто его купил? Маркиз, господин маркиз его купил!

– Эге, да от него можно кое-что узнать! – мелькнуло в голове у Калебассе. – А как зовут вашего маркиза?

– Как меня зовут? Николай. А вы кто такой? Верно, здешний торговец фруктами?

Калебассе утвердительно кивнул головой, потом почти приложил губы к уху старика и громко крикнул:

– А скажите-ка, дедушка Николай, как зовут вашего маркиза, который купил этот замок?

Николай, воображая, что отвечает любезностью на любезность, в свою очередь пригнулся к самому уху Калебассе и крикнул ему еще громче:

– Его зовут господин маркиз.

Калебассе покоробило, но он опять утвердительно кивнул головой.

– Не трудитесь так кричать мне, дедушка, я и так услышу, – прогудел он в самое ухо старика.

– Что? Вы говорите, сегодня жарко? Да, да, а это для ваших фруктов беда!

Калебассе с досадой затряс своей большой головой.

– Сдается мне, что ты только прикидываешься глухим, – проворчал он, но не хотел пока отказываться от своих попыток что-либо разузнать.

– А кто живет теперь в замке? Верно, любовница марки-па? – крикнул он снова на ухо старику.

– Николай! Николай! Да куда же вы снова запропастились? – раздался вдруг пронзительный женский голос из замка.

Николай, казалось, услышал и узнал этот голос. Он медленно повернулся и покорно пошел к дому, но при этом забыл запереть калитку, так что Калебассе сквозь сгущавшийся вечерний сумрак все-таки успел рассмотреть у дверей замка женскую фигуру.

– Черт возьми! Вот отличный случай, и дураком я буду, если не воспользуюсь им! – промолвил разносчик, стол в проеме калитки.

– С кем это вы там опять болтали? – доносил ось от подъезда.

Казалось, старый Николай стал вполголоса оправдываться, но что именно сказал он – невозможно было расслышать. Против обыкновения с этой рассерженной женщиной си говорил очень тихо.

– Вот уж истинный шут гороховый! Весь свет его знает, и он всех и каждого! Разносчик! Какой разносчик? – По голосу было слышно, что она направилась к калитке, чтобы посмотреть на того, с кем разговаривал Николай.

– Не извольте гневаться, сударыня, – вмешался Калебассе. – Я только зашел спросить, не угодно ли будет вашей милости купить фруктов.

Он был уверен, что сейчас увидит перед собой хорошенькое молоденькое личико девушки, и просто испугался, когда перед ним возникла старуха, воплощавшая в себе все последние толки кумушек с улицы Шальо! Нельзя было не согласиться, что у вельможи, купившего маленький замок, был престранный вкус.

Несмотря на свои уже немолодые годы, папаша Калебассе подумал, что придись ему когда-нибудь купить замок для своей возлюбленной, он избрал бы в хозяйки кого-нибудь получше.

Казалось, льстивые слова и в особенности «ваша милость» понравились старушке; ока подошла к нему, чтобы выбрать фрукты.

– Я вообще-то не люблю, чтобы сюда пускали разносчиков, – проговорила она. – Ну, да уж на этот раз так и быть.

– Ах, черт возьми! – мысленно воскликнул Калебассе, всматриваясь в покупательницу. – А ведь я ее где-то уже видел!

И он пытался напрячь память, пристально всматриваясь в обрамленное белым чепцом лицо, наклонившееся над корзиной.

– Фрукты будут ей полезны, – ворчала между тем старуха, выбирая сливы.

– Если я не ошибаюсь, никак вы луврская судомойка с улицы Лаферронери! – вдруг воскликнул разносчик.

– Святая Женевьева! А вы…

– Да, да, собственной персоной папаша Калебассе, закадычный друг вашего покойного мужа!

– Господи ты Боже мой! Где привелось встретиться. А ведь столько лет не виделись-то! Да как вы сюда попали, папаша Калебассе?

– Нет, вы лучше скажите мне, как вы сюда попали, дорогая моя госпожа Ренарда! – возразил разносчик с самым умильным лицом, так как встретил в замке женщину, которая после него была самым болтливым существом во всем Париже.

– Разве вы не знаете, как живется бедным вдовам! – всплеснула руками Ренарда. – Вы ведь знаете, мой хозяин умер много лет назад. Известно, на то воля Божья! Помочь ему было уже нельзя, ведь пьянство – дьявольское наваждение, а он от пьянства и помер.

– Знаю, знаю все это, – уверял разболтавшуюся старуху папаша Калебассе, слышавший эту историю сотни раз. – Вы лучше скажите мне…

– Между нами говоря, папаша Калебассе, – продолжала воодушевленная воспоминаниями старуха Ренарда, – ведь у него даже синее пламя изо рта пылало.

– Да, да, знаю, знаю! Так значит, вы уже больше не во дворце?

– Нет, я кастеляншей здесь в замке. Вот если знаете хорошую девушку, так я пристрою ее на мое место во дворце, уж за это могу поручиться.

– Да, знавал я одну очень хорошенькую и как раз подходящую…

– Ну, так за чем же дело стало. Ведь я для вас по старой дружбе все на свете сделаю. Значит, быть ей придворной судомойкой!

– Я говорю о Жозефине. Вы ее не знаете? Она мне крестница.

– Так пришлите ее ко мне, и я вам головой ручаюсь, что подыщу ей отличное место. Мой здешний хозяин…

– Да скажите же мне, ради Бога, как вы попали сюда, в этот маленький замок?

– По милости господина маркиза. Вот уж человек-то! Уж настоящий мужчина! Господи, кабы мой покойник был хоть на половину такой, как он, так и теперь бы жил припеваючи.

– Так для кого же он купил этот замок? Сам он здесь ведь не живет? И как его зовут?

– Тише! – вдруг прошептала старуха. – Так и есть! – и она выжидающе уставилась на высокого человека, закутанного в плащ, который подходил к калитке. – Да, так и есть! Желаю вам прекраснейшего вечера, сударь, – пробормотала она, окончательно отворачиваясь от разносчика и делая низкий почтительный книксен.

– Добрый вечер, Ренарда! Ну, как тут у вас обстоят дела? Ваша болтательная машина в порядке и действует?

– Благодарю вас, господин Милон, – рассмеялась старуха, – все еще действует!

– А что, маркиз в замке? – спросил мушкетер, идя по садовой дорожке вместе с Ренардой.

– Нет еще, господин Милон, – ответила она.

– Ну, так, значит, он скоро придет, потому что просил нас собраться здесь к этому часу. А что это за человек разговаривал с вами у калитки?

– Это разносчик. Он продал мне фрукты.

– Так зачем же вы пошла за мной. Я помешал вам, ступайте и возьмите.

– Вот господин Милон остается все тем же добрым человеком, – болтала старуха, возвращаясь к папаше Калебассе за сливами. – Уж такой добрый да приветливый, совсем как в то время, когда я имела счастье быть квартирной хозяйкой молодых господ.

– Теперь у вас даже больше прав, чем тогда, – отвечал Милон, стоя на дорожке в ожидании, пока «госпожа кастелянша» запрет калитку и подойдет к нему.

– Так-то оно так, господин Милон, а я все-таки вспоминаю то старое милое время, – говорила старуха, вздыхая и поспешно поднимаясь за мушкетером по широкой, устланной толстым ковром лестнице. – Вот пропал и наш маленький Нарцисс, а уж какой был славный да послушный мальчик! Да, бывает так, что у людей, не остается ничего из того, что они любили.

– Я вижу сегодня замок в первый раз, – перебил ее Милон, – он, оказывается, просторнее, чем кажется снаружи. Здесь целых четыре флигеля! Кто живет в той стороне?

– Господин маркиз.

– А дальше?

– Тоже господин маркиз.

– А там?

– Госпожа кастелянша.

– Прекрасно, Ренарда! Честь имею кланяться, госпожа кастелянша! – воскликнул Милон со своим обычным добродушием. – Это чрезвычайно почтенный титул. А кто же поселился в тех верхних комнатах с окнами в сад? Ведь они, кажется, самые лучшие в замке?

Ренарда с минуту колебалась, но потом совладала с собой.

– Там никто не живет, господин Милон, – ответила она.

Мушкетер, ничего не замечая, перестал расспрашивать и молча шел за госпожой кастеляншей по широкому и светлому коридору. Старуха остановилась у огромной дубовой двери и отперла ее. Милон очутился в большой комнате, вся мебель которой была отделана роскошной резьбой. Столы, стулья, зеркальные рамы, огромный буфет и даже рамы двух прекрасных картин – все было сделано из дуба. Пол также был составлен из мелких, искусно заплетенных в узор кусочков дерева. На большом столе посреди комнаты стояли два массивных серебряных канделябра с зажженными свечами. В камине весело трещал огонь.

Милон уверял кастеляншу, что комната как нельзя более ему по вкусу, когда она вдруг, внимательно прислушавшись, проворно побежала к двери и, отворив ее, глубоким реверансом встретила д'Альби и маркиза, только что приехавших в замок.

– Приветствую вас, друзья! – воскликнул Милон, идя навстречу прибывшим и протягивая им руки.

– Ты точен, Милон, – сказал маркиз, снимая шляпу и перчатки, – а нашего Каноника еще нет?

– Нет еще, господин маркиз, – отвечала Ренарда.

– Он должен быть здесь с минуты на минуту, а вы знаете, моя добрая Ренарда, что наш Каноник не любит ждать.

– Он во всем аристократ, – заметил Милон, когда кастелянша выходила из комнаты дожидаться Каноника.

– Клянусь честью, маркиз, – воскликнул Этьен, – мне чрезвычайно нравится это место. Ты устроил себе здесь прехорошенькое жилище.

– Я тоже так считаю, – согласился Милон, – и знаю теперь, что у господина маркиза, должно быть, бездна денег, хотя он никогда не вспоминает о них.

– Ты несправедлив к нему, Милон, – засмеялся д'Альби. – Напротив, он вспоминает о них всегда, когда знает, что у кого-нибудь из нас их недостает.

Милон кивнул, соглашаясь, между тем как Эжен де Монфор подошел и, положив руку ему на плечо, сказал серьезным голосом:

– Ты заключаешь, что я должен быть очень богат, мой добрый друг, из того, что я купил этот небольшой замок? Но я полагаю, твои владения в Арассе стоят в десять раз больше. К тому же я купил этот тихий, уединенный замок вовсе не для своего удовольствия. В жизни, друг Милон, бывают иногда обстоятельства, заставляющие нас делать вещи, непонятные для других!

– Честное слово, здесь ты должен чувствовать себя вполне счастливым, – заметил добродушный Милон. – Хоть и совестно, но я должен чистосердечно признаться, завидую, что у тебя такое прелестное именьице.

– Это потому, что твой чересчур бережливый отец дает тебе довольно скудное содержание, вследствие чего ты не можешь располагать большими суммами, – сказал маркиз. – Не все то золото, что блестит, Милон, и не всегда счастье бывает там, где его предполагают!

– Бога ради, давай без патетики, – весело перебил его д'Альби. – Разгладь морщины на своем челе и отбрось хандру, маркиз!

Во время этого разговора трех приятелей Ренарда услышала стук и поспешила вниз отворить господину Канонику, угрюмому и, по ее мнению, чрезмерно гордому мушкетеру, совершенно не похожему на своих товарищей. Он действительно никогда не обращал на нее внимания и не шутил с нею, как другие, был всегда молчалив и высокомерен, чем удерживал добрую Ренарду от всякой фамильярности.

И теперь, отворив калитку сада и увидев перед собой внушительную фигуру Каноника, она проворчала себе под нос какое-то непонятное приветствие, сделав обычный реверанс, но не пошла проводить мушкетера к замку. Она возилась, запирая калитку, до тех пор, пока, по ее расчету, ему следовало уже быть у двери дома.

Поэтому ее крайне удивило, что Каноник отворял дверь в комнату в ту самую минуту, когда она поднималась по лестнице. Что могло так долго задержать его в коридоре?

Три мушкетера поднялись ему навстречу. Каноник был слегка бледен и как будто смущен. Прежде чем затворить за собой дверь, он еще раз окинул внимательным взглядом слабо освещенный коридор и лестницу и, сделав над собой усилие, скрыл волнение под дипломатической улыбкой. Пропустив подоспевшую Ренарду в комнату, Каноник поздоровался с друзьями, приняв свой обыкновенный несколько официальный вид.

– Теперь мы все собрались, – весело воскликнул Милон, – сядем же и потолкуем.

– А добрая наша Ренарда принесет нам из погреба несколько кружек хорошего старого вина! – сказал маркиз. – Слышите, Ренарда, самого лучшего! Не экономьте, ведь вы знаете, что я угощаю сегодня самых дорогих моих друзей. А потом можете идти в свою комнату и ложиться спать. Вы нам больше не нужны. Я сам провожу господ и запру за ними дверь.

Ренарда исполнила поручение маркиза и принесла четыре большие кружки, наполненные вином. Поставив их на стол, за которым сидели мушкетеры, она пожелала мм доброй ночи и ушла.

– Госпожа кастелянша удаляется в свои апартаменты, – пошутил Милон. – Однако, Эжен, она тебе хорошо и верно служит.

– Если бы только немного меньше говорила и почаще употребляла в дело свой авторитет, – отвечал маркиз.

– Как так! – воскликнул Этьен. – Разве у тебя в этом маленьком замке так много прислуги, что ты говоришь об авторитете?

– Ах да, расскажи, пожалуйста, – прервал маркиз виконта, видимо желая перевести разговор на другой предмет, – что это за история с драгоценным кинжалом, будто бы украденным у тебя?

– Гм! Это странная и довольно забавная история, которая, однако, может иметь трагический конец.

– Расскажи, сделай милость, – попросил Милон Арас-ский, уже заметно бывший под влиянием винных паров, между тем как Каноник стал еще молчаливее и задумчивее.

– Я, пожалуй, расскажу вам этот случай, хотя он должен быть сохранен в глубочайшей тайне. Дело в том, что кинжал герцога Бекингэма находится в руках кардинала!

– Каким же это образом? Он, стало быть, велел украсть его у тебя? – удивился Милон.

– Какой вопрос! Он отнял ее как важную улику у того, кто украл ее у меня – приятеля Антонио!

– Поэтому слухи, будто кардинал хочет взять этого молодца к себе на службу, обоснованны? – спросил Каноник.

– Этого я не знаю. Но верно то, что его эминенции эта шпага может стать колом в горле.

– Но почему же? По какой причине? – одновременно спросили маркиз и Милон.

– Потому, что герцог Бекингэм может потребовать назад свою собственность!

– Но я полагаю, он подарил кинжал тебе, д'Альби. Следовательно, он уже не его собственность, – заметил Милон.

– Ну, да. Но так как ее нет более у меня, то под предлогом того, что она дана была мне в Париж для починки, он потребует ее обратно. И тогда, вы понимаете, дело будет не совсем ладно.

– Ты прав, тут могут выйти довольно забавные сцены, – согласился с тихим смехом Каноник. – Разве вы не знаете, что Ришелье давно замышляет выстроить себе дворец близ Лувра и навербовать свой собственный полк? – спросил Милон. – Деньги, по-видимому, так и льются к нему со всех сторон с тех пор, как он сделался самым приближенным советником короля!

– Свой собственный полк! – воскликнул Этьен. – Сделать это будет для него весьма непросто.

– Если он задумал это, то, без сомнения, сделает, – утвердительно сказал Каноник.

– Твои слова всегда сбываются, – сказал д'Альби.

– Теперь к делу, господа, – прервал разговор маркиз. – Я пригласил вас сюда, чтобы посоветоваться и поговорить с вами об одном обстоятельстве.

– Должно быть, что-нибудь очень важное, судя по выражению твоего лица. Так в чем дело? – спросил Милон.

– Речь идет о несчастном мальчике, которого ты не так давно спас из пламени.

– О сыне мушкетеров? Скажите, друзья, ведь он имеет полное право так называться? – спросил Милон.

Д'Альби и Каноник отвечали утвердительно.

– Конечно, но чтобы называть так, надо, прежде всего, чтоб он остался жив, – заметил маркиз.

– Разве его положение опасно?

– Маркиз, ведь на тебя была возложена обязанность заботиться о нем!

– Поэтому-то я и пригласил вас сюда. Я желал сообщить вам о его состоянии. Старый доктор, к которому мы тогда отвезли бедолагу, хотя и выражает надежду, но считает, что мальчик останется калекой.

– Калекой! Но это ужасно! – воскликнули мушкетеры.

– Что же у него повреждено? – спросил д'Альби.

– Он лишился одного глаза. К тому же он ничего не помнит, и доктор опасается, что полностью сознание к нему никогда не вернется.

– А раны?

– Некоторые из них зажили, другие еще не совсем. Он все еще находится в тяжелом состоянии, ни с кем не говорит, ничего не видит и не слышит.

– Какое ужасное существование! – воскликнул Каноник. – Что же с ним будет, если его не вылечат!

– Именно об этом я хотел с вами поговорить сегодня, друзья мои! Доктор сказал, что ребенок еще несколько лет должен будет оставаться на его попечении. Я охотно беру на себя издержки по содержанию несчастного ребенка.

– Мы также хотим принять участие. Это должно стать нашей общей заботой, – с горячностью перебил откровенный и добрый Милон. – Мы все внесем свою лепту в пользу сына мушкетеров!

– Вы впоследствии можете быть ему полезны, но пока он будет находиться на попечении доктора, предоставьте заботу о нем мне. Вы доставите мне этим большую радость. Позже придет и ваш черед подать ему руку помощи, – спокойно, но твердо произнес маркиз. – Сегодня я только намеревался спросить вас, согласны ли вы, чтоб мальчик остался на попечении доктора Вильманзаята до тех пор, пока будет в этом необходимость?

Мушкетеры единодушно согласилась.

Было около полуночи, когда гости стали прощаться с маркизом. В самом замке, как и в темном саду, царила абсолютная тишина. Старый глухой садовник Николай, впрочем, более притворявшийся в своих целях, нежели действительно страдавший глухотой, спал крепким сном в своей беседке близ конюшен. Ренарда также уже более двух часов была в своей спальне. Маркиз нес серебряный канделябр, освещая дорогу друзьям, и ночной ветер каждую минуту грозил затушить свечи.

Темная осенняя ночь обволокла своим непроницаемым покровом замок и сад. Шелест листвы и меланхолический шум ветра невольно привели маркиза в грустное настроение, тогда как его друзья, болтая и смеясь, шли за ним к садовой калитке. Отворив ее, маркиз бросил взгляд на улицу. Она была совершенно пуста.

Простившись с друзьями, он запер дверь и повернул к дому. Как вдруг ему показалось, что какой-то красноватый отблеск пробежал по осенним листьям деревьев. Удивленный этим странным явлением, маркиз остановился, пристальнее посмотрел в том направлении, но свет исчез. Ускорив шаги, он снова пошел по пустынному, мрачному саду, испытывая неприятное тревожное чувство.

Готовясь взойти на крыльцо, он еще раз взглянул на деревья, где видел свет, и на этот раз испугался не на шутку: яркий, красноватый отблеск был теперь гораздо сильнее.

Он быстро пошел к той стороне замка, куда выходили окна его спальни, не сомневаясь теперь, что в доме пожар. Чтобы не наделать шума, маркиз поспешно взбежал на крыльцо, постучал мимоходом в дверь старой Ренарды, и через несколько секунд распахнул дверь своей спальни.

Постель его была в пламени, занавески на окнах сгорели, огонь коварно подбирался к другим предметам.

Он немедленно схватил кувшин с водой и принялся заливать самые опасные места. В это время появилась испуганная Ренарда в белой ночной одежде, похожая на призрак.

– Святая Женевьева! – воскликнула она. – Это, наверное, дело…

– Молчать! – крикнул маркиз таким тоном, которого она никогда от него не слышала. – Помогите мне лучше тушить огонь!

Старая кастелянша, которой легче было вытерпеть наказание, чем увидеть на своем платье пятно, не знала, как ей приняться за дело. Когда маркиз увидел ее уморительные движения и позы, он, несмотря на всю серьезность положения, не мог удержаться от улыбки.

– Оставьте, Ренарда, – сказал он ей ласково, жалея уже о произнесенных ранее словах. – Я сам потушу огонь. Счастье еще, что я вовремя пришел.

– А я то, я то спала так крепко, что ничего не слыхала, господин маркиз. О Господи! Царь небесный! Что, если бы вы лежали в постели? Мне и подумать об этом страшно. Почему вы не запираете свою комнату? Вы сами видите, что и при величайшем внимании нельзя поручиться, что…

– Пройдите в приемную и подождите меня там. Мне нужно будет поговорить с вами, когда я потушу пожар.

– Я схожу только наверх, чтобы взглянуть, что…

– Сделайте это, Ренарда, а затем идите в приемную. Мне необходимо дать вам некоторые наставления.

Между тем маркиз, заливая последние тлеющие места, наконец почувствовал, что опасность миновала.

Отворив окна, чтобы дать выйти запаху гари, он на этот раз запер дверь и отправился в комнату, где незадолго до этого сидел со своими друзьями. Озабоченно прохаживаясь по ней, он дожидался Ренарду.

– Вы были наверху? – спросил он старушку, когда та появилась в комнате.

– Была, господин маркиз, и нашла…

– Не называйте ни титулов, ни имен, Ренарда, даже в разговоре со мной, чтобы вы Привыкли ни одним словом не нарушать тайны этого замка, – перебил Эжен де Монфор кастеляншу. – Говорите в своих докладах всегда неопределенно, уж я то пойму, о ком идет речь.

– Я не забуду этого, господин маркиз! Когда я пришла наверх, там спали!

– Невероятно, непостижимо, – тихо проговорил маркиз. – После такого поступка!

– Никакого сомненья, поджог был оттуда. Подождали, когда я усну, сошли вниз; Тут все ясно, господин маркиз: я убирала в вашей комнате утром, без свечи, Николай вовсе не заходил в замок, а вы, господин маркиз, с господином виконтом прошли прямо в приемную.

– Я прошу вас, Ренарда, никому не говорить об этом происшествии. Слышите, никому!

– О господин маркиз, хотя я и не прочь иногда поболтать, но что касается ваших дел, я, согласно вашему приказанию, соблюдаю глубочайшее молчание!

– Сгоревшие вещи я завтра заменю новыми.

– Позвольте высказать просьбу, господин маркиз.

– Говорите, Ренарда.

– Запирайте вашу дверь.

– Не думаете ли вы, что я боюсь, Ренарда?

– Когда-нибудь может случиться несчастье. Бог мой! Я бы не пережила этого.

– А теперь выслушайте мое решительное слово, Ренарда. Вы знаете, я вполне доверяю вам, но требую, чтобы вы в точности исполняли мои приказания, ничего не изменяя в них по своему желанию. Вы непременно должны быть строже!

– Но, господин маркиз…

– Я требую, я приказываю вам, Ренарда, это единственный способ избежать всех несчастий. Вы должны быть строже. Не воображайте, что вам будут благодарны за вашу чрезмерную доброту. Я и сам желал бы быть добрым и снисходительным, но понимаю, что такими мерами только усилишь зло!

– Господин маркиз, конечно, быть может, вы и правы.

– Потому-то я и приказываю вам употребить в дело строгость!

– Господин маркиз желает, чтобы комната запиралась на замок?

– Непременно, Ренарда, за исключением того времени, когда вы бываете наверху, или отправляетесь вместе на прогулку. Поймите меня, Ренарда, требуется старательнейший уход и заботливость, но притом и решительная строгость! Следуйте моим наставлениям, мною руководит единственное желание добра. А теперь спокойной ночи!