Текст книги "Тайный гонец"

Автор книги: Геомар Куликов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Глава 17. Ключи

А дела в монастыре между тем пошли иным чередом, нежели прежде.

Прозорливее келаря Саввы был престарелый настоятель. Понимал, какую опасность принесут войска Болотникова, коли подойдут к стенам монастыря. Не только одних болотниковских ратников боялся. Крестьян, что терпели великие притеснения от монастыря, страшился не менее.

Оттого по приказу настоятеля забегали по стенам и башням монахи и другие люди, способные к военному ремеслу. Проверяли: ладно ли всё, а где надобно, производили починку.

Все, кто к оружейным погребам был приставлен, получили приказ: оружие и другое боевое снаряжение проверить и привести в порядок.

Ива, когда проезжал вместе с Амвросием монастырские ворота, сразу заметил неладное.

С тревогой глядел, как стрельцы тащат из оружейных погребов пушки и устанавливают их на стенах и башнях.

Едва дождался свидания с Игнатием.

О разговоре с Кузьмой Егоровым коротко рассказал. Спросил беспокойно:

– Чего монастырская братия всполошилась? Пушки из погребов поволокли…

Хмуро объяснил Игнатий:

– Настоятель приехал. Видать, привёз недобрые вести. Чую, готовятся на случай сесть в осаду.

– Нам-то как быть?

Посмотрел Игнатий на Иву пристально-пристально.

– А? – нетерпеливо переспросил Ива.

– Вишь ты, – начал раздумчиво Игнатий, – надо бы одно дело сладить. Ломаю вот голову, кому поручить.

– Трудное, что ли? – У Ивы пересохло в горле.

– Очень, брат.

– А всё-таки?

Опять задумчиво, приглядываясь да примеряясь, оглядел Иву иконописец.

– Вправду нешуточное…

– Может, я…

– Надо добыть ключи от оружейных и пороховых погребов.

Осекся сразу Ива. Была у него горячая голова. Однако не безрассудная и не бестолковая.

Знал Ива, где ключи. Да как их взять? Оружейный старец – монах дюжий и красномордый – носил их всегда при себе на поясе.

Игнатий усмехнулся:

– И вправду, может, ты?

– Может, и я, – сказал Ива. – Однако подумать надо. Верно, не просто это.

Игнатий Иве на колено положил руку:

– Не ошибся в тебе старик Макарий.

Ива похвалу мимо ушей пропустил, думал: как добыть ключи. Игнатий словно прочитал его мысли:

– Ключи-то нам не нужны.

– Как так? – удивился Ива. – Сам сказал…

– Гляди.

Достал Игнатий из-за пазухи тряпицу. Зубами узелок дёрнул. Вывалились на испачканную красками большую ладонь ключ и два куска воска.

Помял Игнатий воск, расплющил небольшой лепёшечкой и вдавил в неё пальцем ключ, а когда отлепил ключ, на воске – точный его отпечаток.

– Теперь понял? С него любой замочный мастер сделает ключ.

– Ловок ты! – засмеялся Ива.

– Не я придумал. Сумеешь?

Помедлил Ива:

– И это трудное дело. Однако постараюсь.

Разошлись Игнатий с Ивой. Игнатий – в мастерскую, Ива – прямёхонько во двор к Ваське.

– Здоро́во! – издали крикнул приятелю.

Показалось Иве, будто испуганно вскинул голову Васька.

– Ты чего? – удивился Ива.

– Я? Да ничего, голоса твоего не узнал. Подумал, не богомазы ли…

– Слышь, тятьке твоему не надо помочь?

Сглотнул Васька слюну.

– А пожалуй, сегодня и надо.

Васькин отец взъерошил Ивины волосы:

– Помощник! На оружие поглядеть захотелось. Так бы и сказал. Хитрость твоя на лице написана!

Чуть погодя шли все втроём: оружейный мастер Терентий, Васька и Ива с мешком на плече.

Шагнул через порог оружейного погреба мастер Терентий, за ним Васька. А Иву стражник за ворот ухватил:

– Куда?

– Со мной, – обернулся Терентий.

– Не велено!

– Ты что? Он, может, раз сто уже здесь побывал.

– А теперь нельзя. Приказ настоятеля: чужого чтоб никого.

Задело Терентия. Оружейный мастер как-никак.

– А мальца моего можно?

Стражник незлобиво, не сам выдумал:

– Можно, потому как твой сын.

Досадно дядьке Терентию: в своём хозяйстве уж не хозяин. А делать нечего. Обернулся он к Иве:

– Вишь, монастырская братия ноне какая храбрая стала!

Растерялся Ива. Не ожидал такого.

Дядька Терентий понял по-своему:

– Не тужи. Насмотришься ещё. Мешок давай.

Скинул Ива мешок с плеч. Пошёл от оружейного погреба. Сердце пойманной птицей рвётся из груди. Неужто дознались? Бежать бы сейчас куда глаза глядят. Да нельзя. Коли и не знают ничего, тут наверняка будет подозрение.

Шагает Ива не спеша. Куда, мол, торопиться? Ну, не пустили в оружейный погреб – не велика беда.

За одни палаты повернул, за другие. Искоса по сторонам да будто невзначай назад поглядывает.

Нет, не гонятся за ним. Не выслеживает никто.

Утихомирилось малость сердце.

Миновал Ива ворота. Пошёл вдоль монастырской стены. Сзади опять никого.

Выругал себя. Эка струсил!

Воевода Болотников вправду под боком стоит. Мудрено ли, что настоятель не велел никого без надобности пускать в оружейные погреба?

Сел Ива в холодке у стены. Стал думать.

Надо бы сообщить о неудаче Игнатию. Да как? И не скажет, так подумает Игнатий: «Болтун, о первую кочку споткнулся – и на попятный».

Глядь, из монастырских ворот вприпрыжку, поднимая босыми ногами пыль, несётся Васька. В руках западок для птиц, что мастерил вчера.

Точно молния вспыхнула в голове у Ивы.

Рванулся было к Ваське и замер. «Стоп, – решил, – сегодня не время».

На другой только день пришёл к Ваське.

Тот обрадовался:

– Глянь, какую малиновку вчера поймал!

Трепыхается в клетке маленькая длиннохвостая птаха с красной грудкой.

– Не жалко тебе их?

– Я им худого не делаю. Когда выпускаю, иные сами возвращаются.

Знал Ива: начнёт Васька рассказывать про птиц – не остановишь. Потому перебил:

– У меня к тебе дело.

Васька от малиновки отвернулся неохотно:

– Какое?

Начал Ива издалека:

– Боюсь за деда Макария. Сказывали, плох он. А тут принялись морить его голодом.

– Что так?

– Всё добиваются, чтобы признался, для чего шёл в монастырь.

– Шёл-то зачем?

– Посмотреть свою работу.

– Голодом морить не ладно, – рассудительно заметил Васька.

– И я про то же!

– Ты ему поесть принеси.

– Пробовал – не пускают к нему.

– Худо, – посочувствовал Васька.

– Чего хорошего, – отозвался Ива. И осторожно: – Вот кабы были ключи от темницы, я б пробрался.

– Где их взять?

– От темницы не достать. Да к тем замкам подходят ключи от оружейных погребов…

Ваську словно обухом по голове.

А Ива просительно:

– Кабы ты помог…

Васька спросил, заикаясь:

– Ключи, что ли, от погребов унести?

– Нет. Их сразу хватятся. Я вот что надумал.

Достал Ива тряпицу с воском. Объяснил. Шёпотом спросил:

– Поможешь?

Не по себе сделалось Ваське. Будто в дурном сне. Стоит перед ним его друг Ива, что от богомазовых кулаков спас. Однако вовсе, выходит, не друг, а вражеский лазутчик.

– Попробую… – едва выговорил.

– Гляди не попадись.

– Ладно…

Хлопнула за Ивой калитка. Подождал малость Васька: вдруг вернётся Ива? Нет, видать, не почуял беды. И отправился Васька прямёхонько к келарю Савве, крепко сжимая в кулаке тряпицу с желтоватым пчелиным воском.

В палатах – монах, что за ухо недавно таскал. Попятился Васька. Монах сердито остановил:

– Велено тебя допускать во всякое время. Погодь, доложу брату Савве.

Вернулся быстро. На другую дверь указал:

– Иди.

Васька вошёл несмело. Поклонился до земли.

Келарь отложил гусиное перо:

– Новости есть?

– Ага! – заторопился Васька.

Всё рассказал. И выложил перед келарем Саввой тряпочку с воском.

Перекрестился келарь:

– Так и думал – придёт к тебе Макарьев приёмыш. Потому и в погреба не велел пускать. Ишь, для деда, стало быть! Смекаешь теперь, какова птица твой друг?

Васька замотал головой:

– Ух, вражина!

Знал Васька давно, что изготовлены были для оружейных погребов особые замки, которые не откроешь никакими другими ключами.

Келарь приказал:

– Завтра же исполнишь, что велено.

– Боязно. Вдруг поймают? – замялся Васька.

– Тряпицу с воском оставь. Рано поутру подойди с заднего крыльца. Всё будет готово.

Глава 18. Разом покончим со всеми…

Отдал Ива тряпицу с воском и потерял покой.

Мысли у Ивы в голове одна другой тревожнее: а ну как не сумеет Васька сделать слепки с ключей? Иль, того хуже, попадётся?

Переплыл Ива сажёнками неширокую речку – должно быть, в десятый раз туда и обратно. Глянь – в кустах возле его немудрящей одёжки Васька.

Вылетел Ива из воды:

– Ну как?

– А вот так, – важничает Васька.

– Достал?

– Быстрый ты шибко…

Однако по всему видно: сделал, что надобно.

– Давай! – нетерпеливо попросил Ива. – Не тяни.

Васька полез за пазуху. И вот у Ивы в руках знакомая тряпичка. Никак не может второпях развязать.

– Дай, я, – приказал Васька.

Ива хотел было возразить, потом передумал – как-никак Васькина работа.

Васька тряпицу развязал:

– Держи!

Лежат в тряпице два кусочка воска, и на каждом отпечатки замысловатых ключей.

Словно самую большую драгоценность, осторожно, чтобы не помять ненароком, завязал Ива восковые комочки.

– Здо́рово выручил. Век не забуду, – похвалил. И добавил: – Теперь уходи.

– Куда? – опешил Васька.

– Домой. До той поры, пока сам не скажу, со двора – ни шагу.

Игнатий ждал Иву на условленном месте. Повертел в руках кусочки воска, похвалил Иву:

– Молодец!

– Не я это, – признался Ива. – Дружок Васька, оружейного мастера Терентия сын.

Игнатий отложил воск в сторону:

– Не время шутить. Говори, как дело сделал.

– Верно, не сам… – чувствуя, что натворил что-то неладное, виновато пробормотал Ива.

Потемнели глаза у Игнатия:

– Рассказывай.

Всё по порядку рассказал Ива, как одно оставалось – открыться Ваське.

– Худо, – сказал Игнатий, – без совета и спроса тайну чужому человеку доверил. Ладно. Сделанного не переделаешь. Только впредь один такие дела не решай. Это я тебе вместо деда Макария велю.

Ива облегчённо вздохнул.

– Расскажи про своего дружка.

Всё передал Ива, что знал про Ваську.

– Думаешь, не подведёт?

– Не! Парень что надо.

– Коли так, будет твоему Ваське ещё дело. Надо упредить одного человека. И лучше, если то сделает не взрослый, а мальчонка. Надёжней будет, меньше опаски. Разыщи да пришли ко мне Ваську.

Вскочил Ива. Славно всё складывается!

Игнатий остановил:

– Постой, впрочем. Может, не стоит мне с ним видеться? – Непонятно, то ли у Ивы, то ли у самого себя спросил. И сам же ответил: – Бережёного, говорят, бог бережёт. Скажи своему дружку, чтобы тотчас бежал в Марьино и передал Кузьме Егорову: «Макарий, мол, наказывал передать привет». Кузьма Егоров ответит: «За привет спасибо. У нас курица ногу сломала».

Фыркнул Ива:

– Какая курица?

– То тайное слово. Чтоб Кузьма и Васька опознали друг друга.

– Чудно́ больно.

– Оно чем чудней, тем лучше. Слушай дальше. Как Кузьма про курицу помянет, должен ему сказать Васька: «В пятницу со своими людьми ровно в полночь будь перед главными монастырскими воротами».

– В пятницу?! – радостно ахнул Ива.

– Тише… – остановил Игнатий.

– Как они войдут? Стража днём и ночью караулит.

– Много будешь знать – скоро состаришься.

Неожиданная догадка мелькнула у Ивы: верно, заодно будет стража.

У Игнатия, однако, не спросил. Понимал: всё одно тот до поры не скажет.

Казалось Игнатию и Иве, что дела складываются и вправду как нельзя лучше. И напрасно казалось. Потому что в то же самое время настоятель и келарь Савва держали срочный и тайный совет. Доложил им не медля Васька новый Ивин приказ.

– Стало быть, так, – решил настоятель. – Оружейного мастера малец пусть идёт завтра поутру к Кузьке Егорову. А ты ноне же к государеву воеводе шли гонца. Чтобы в пятницу от него пришла подмога к главным монастырским воротам час спустя после полуночи. Ни ранее, ни позднее.

– Если раньше, поди, надёжнее? – осторожно вставил келарь.

– Нет, брат Савва, час продержимся. Зато узнаем бунтовщиков, что есть внутри монастыря. Разом и покончим со всеми.

Глава 19. Кузьма и Васька

Вприпрыжку бежит Васька. Босыми ногами загребает мягкую пыль. Рад – сказать невозможно! Вспоминает вчерашние келаревы сласти, мечтает, как потратит подаренные келарем три копейки – деньги для Васьки огромные. И всё ж, пожалуй, не это главное в Васькином хорошем настроении. Уж больно тайное да важное дело поручил келарь.

Думает Васька: «Погоди, вор и разбойник Ивашка Болотников! Найдём на тебя управу. Ишь чего захотел: избы пожечь, людей – кого порубить, кого в турецкую неволю отдать…»

Не заметил Васька, как добежал до Марьина.

У встречного мальчонки спросил:

– Где Кузьма Егоров живёт?

Пошёл шагом, не торопясь, к указанной избе.

Во дворе взяла Ваську оторопь.

Огромный мужик топором тесал осиновый кол и при каждом ударе хрипловато крякал:

– Кхя… Кхя…

«Эва, какие страшилища у Ивашки Болотникова в помощниках». Васькина душа в пятки запросилась.

Кабы Васькина воля, повернул он от этой избы, только б его и видели. Однако про келаря вспомнил, окликнул:

– Кузьму Егорова бы мне…

Мужик топор в деревянную колоду воткнул. Вытер с лица пот. Уставился на Ваську медвежьими глазами.

– На что он тебе?

– Надо, – посмелей ответил Васька: понял, что стоит перед ним сам Кузьма Егоров.

– А может, ты ему не надобен? Тогда что? – спросил мужик.

– И я надобен, – вовсе смело отозвался Васька.

– Ну, я Кузьма Егоров. Дальше что?

Подошёл Васька поближе. Огляделся вокруг – никого вроде нет.

– Макарий велел передать привет.

Сел мужик на колоду, топор выдернул, поиграл им.

– Какой такой Макарий? Впервой слышу. Должно, обознался ты, малый.

Струхнул Васька. Вдруг в деревне ещё один Кузьма Егоров есть? Быть того не может! По виду, как Ива рассказывал, всё сходится.

Заговорил Васька быстро-быстро:

– Неужто не знаешь? Монастырский иконописец, дед Макарий. Ещё его в башню посадили.

Помотал мужик лохматой головой:

– Сказывал же: впервой слышу.

И взялся за осиновый кол. Разговор, мол, окончен. Растерялся совсем Васька. И была не была:

– У тебя курей много?

– Чего тебе мои куры дались? – Мужик отставил кол.

Мается Васька, не знает, что делать дальше.

Буркнул:

– Слыхал, будто одна ногу сломала…

– Было такое, – засмеялся мужик.

Озлился Васька:

– Чего голову морочишь?!

– Больно тороплив. Тебе велено ждать ответа?

– Ну, велено.

– А ты?

Топчется Васька, не знает, что сказать.

– Ладно, говори, с чем пришёл.

Недоволен был Васька началом разговора. Не знает, на кого больше сердиться: на себя или на лохматого мужика.

Пробурчал:

– Приказано передать, чтобы в пятницу ровно в полночь был со своими людьми подле главных монастырских ворот.

Глянул Кузьма шальными глазами и кинулся на Ваську. Тот было прочь, но разве убежишь? Схватил мужик Ваську и подкинул вверх так, что земля с небом пошли кувырком…

Закричал Васька дурным голосом:

– Мамка-а!

Мужик поймал на лету Ваську. Спрашивает:

– Чего орёшь, дурень? Я на радостях…

У Васьки со страха зуб на зуб не попадает.

– Ну тебя к лешему! Домой пойду.

– Экий пугливый. И пошутить нельзя.

– От твоих шуток припадочным сделаешься…

Мужику и самому неловко стало, что напугал мальчишку.

Принялся уговаривать:

– Домой поспеешь. Отдохни в холодке. Я тебе хлеба с квасом принесу. Чай, проголодался?

Васька и впрямь есть захотел: как-никак вёрст десять отшагал.

Васька сел в тени на завалинку. Стал ждать.

Кузьма принёс кусок хлеба и ковш кваса. Квас холодный, крепкий, душистый. А хлеб пополам с мякиной.

– Не обессудь за скудное угощение. Больше дать нечего. Корова была – Амвросий со двора свёл. Курей переловили – вот и живи как хочешь.

Васька освоился. И верно, не злой, видать, этот мужик Кузьма Егоров.

Спросил:

– За что корову-то с курями?

– Известно – долги.

– А ты б не брал, – рассудительно, словно сам Амвросий, сказал Васька.

– Ишь умник! – прищурился Кузьма. – К примеру, ты у меня в долг взял копейку, сколько должен вернуть?

Васька пожал плечами: глупый, мол, вопрос.

– Копейку. Сколько ж ещё?

– А монастырю полторы, а то и две подай.

– Почему?

– Очень просто. У монастыря не сосчитать всяких богатств. Вот и дают монахи деньги в рост. Дадут рубль – берут два.

Хлопает глазами Васька. Разное доводилось слышать про монастырь. Да одна была у Васьки забота – птахи. Остальное – в одно ухо войдёт, в другое выйдет.

– Небось видал, как едят и пьют монахи, особенно кто поглавней? – допытывался между тем Кузьма.

– Видал.

– А откуда всё? С такого монастырского крестьянина, как я иль другой кто.

Не понравилось Ваське, что Кузьма ругает монастырь.

– Придёт Ивашка Болотников, небось другую запоёшь песню.

– Какую? – с любопытством спросил Кузьма.

– Чай, в турецкой неволе не слаще, чем под монастырём.

– Кто тебе про турецкую неволю сказывал?

Спохватился Васька – никак, сболтнул лишнее.

И напопятки:

– Говорят…

– Говорят, в Москве кур доят, а на яйца коров сажают.

Прыснул Васька.

– А ведь говорят… – повторил Кузьма и словно между прочим: – Ты чей будешь?

Заёрзал Васька на завалинке, поднялся:

– Мне пора.

Кузьма положил на плечо руку, словно двухпудовую гирю:

– Погоди, милок.

Засосало у Васьки противно внутри. Сел.

– Так чей будешь?

– Тятька оружейный мастер.

– При монастыре?

– Угу.

– Понятно. Хоть и не на богатых, а живёте на монастырских хлебах. Так?

– Так.

– Понятно теперь, откуда ветер дует. А знаешь ли, что воевода сам в турецкой неволе гнул спину и проливал пот?

– Какой такой воевода?

– Воевода Иван Исаевич Болотников.

Хотел Васька сказать, какой, мол, он воевода, когда его разбойником кличут, да поостерёгся.

А Кузьма продолжал:

– Волю крестьянам даст воевода Иван Исаевич, землю…

Долго говорил Кузьма. Ругал на чём свет стоит бояр и господ всяких. Потом принялся за монастырь и монастырское начальство. И получалось так, что от монастыря нет житья крестьянину вовсе.

И ещё получалось из слов Кузьмы, что никакой не вор и не разбойник Иван Болотников, а враг боярам и монастырскому начальству и первый друг человеку простому и бедному.

Глава 20. Грамота воеводы

Остановился Васька у калитки, что в заборе перед родным домом, – дальше ноги не идут. Отчего – понять не может.

Над головой ясное голубое небо. Солнышко светит. А в глазах у Васьки темно, будто висят над ним чёрные-пречёрные тучи.

Страшная мысль не умещается в Васькиной голове: неужто прав Кузьма? Неужто предал он своего друга Иву, который его спас от богомазовых учеников и доверил великую тайну?

Вошёл в избу. Хорошо, никого нет. Прямо на печку, где не впервой отсиживался от всяких невзгод. Только на себя потянул занавеску – во дворе разговор.

Стукнула дверь – отец на пороге, за ним четверо мужиков. Ваське всё видно через дырочку в занавеске.

Неохота показываться людям на глаза. Подумал: «В сад надо было али ещё куда подальше. Теперь вот сиди дожидайся, пока все разойдутся».

– Одни ли будем, Терентий? – спросил Григорий, прозванный за драчливый нрав Петухом. – Разговор не для чужих ушей…

От таких слов у Васьки враз ушки на макушке.

Васькин отец успокоил:

– Жена ушла к сестре. Не вернётся до вечера. А Ваську, поди, с собаками не найдёшь. Птах ловит.

Нетерпеливый Григорий-Петух спросил:

– Скоро ли придёт воевода Болотников? Мочи нет терпеть притеснения монастырской братии.

– Верно, – согласно кивнул головой сосед Микита Григорьев, помощник на монастырской конюшне.

– Точно никому не ведомо. Однако, сами знаете, готовятся в монастыре к осаде. Должно, не зря.

Замер Васька на печке. Кажись, сердце остановилось.

Выходит, и тятька за воеводу Болотникова стоит?

Спросил белобрысый рябой Филипп, бондарь:

– Уж больно разное толкуют про того воеводу. Келаря Савву послушать, так, коли Болотников придёт, в живых никого не оставит.

Засмеялись другие мужики:

– Нашёл кого слушать!

Васькин отец объяснил:

– Простому человеку воевода Иван Исаевич – первый друг. – Потому что сам вышел из холопов и долю нашу вынес на своём горбу. Да что там, – закончил отец. – Вот человек, который более моего сведущ. Пусть расскажет.

Прильнул Васька к дырке в занавеске. Сидит в углу мужик небогато одетый, а как-то ладно. Коли и заплата на рубахе, так аккуратная. Волосы, видать, постным маслом помазаны – лежат гладко. Борода небольшая, ровно подстрижена. Глаз только не видать. Темно в углу.

Кашлянул мужик. Руку за пазуху. Достал лист бумаги. Негромким голосом:

– Грамота воеводы Ивана Исаевича.

Зашевелились мужики.

– Читай! – сказал нетерпеливо Григорий-Петух.

Принялся незнакомец читать грамоту воеводы. Тихо стало: мухи об оконце бьются – слышно.

Выходило из той грамоты: и вправду холопам, крестьянам и иному простому люду – лучшая жизнь.

Кончилась грамота.

Заспорили мужики. Как что понимать и что теперь делать надобно.

Григорий-Петух поскрёб бороду:

– А ведь, поди, есть и в монастыре на этот счёт знающие люди. Недаром толкуют, будто Макарий от воеводы за оружием шёл.

– Похоже на то, – подхватил Терентий, оружейных дел мастер. И себя вдруг по лбу хлопнул. – Эва, мужики, а ведь, может, приёмыш его, Ива, неспроста ходил ровно привязанный за мной в оружейные погреба?

Тут Григорий-Петух и скажи такое, отчего Ваську в душной избе разом холодным потом обдало:

– Твой-то малый, кажись, с Ивой дружен? Может, чего знает?

– Навряд, – усомнился Филипп.

– Отчего? – возразил Трофим. – Вполне возможно. С другом и поделиться мог. Особенно если нужда.

Тут пришла пора скрести бороду оружейному мастеру. Не верилось, что его несмышлёныш Васька посвящён в тайное и опасное дело.

Мается Васька на печке. Тоскливо на душе. Хоть волком вой или бейся головой об стенку. Не осталось у него сомнений: предал он Иву, старика Макария. Да не их одних. Многих тех, кто в монастыре стоит за Болотникова. Родного отца предал. Ненароком, да велико ли в том утешение?

Стукнула в сенях дверь. Притихли мужички. Вошёл монах, подозрительно на собравшихся поглядел, сказал Терентию:

– Келарь тебя кличет.

Разошлись мужики, не закончив разговор. Терентий негромко на ходу обронил:

– Сегодня, как стемнеет, опять у меня встретимся…

Не помнил Васька, как из горницы вышел, как очутился на улице.

Случается такое: бредёт иной человек в кромешной тьме, дальше своего носа ничего не видит. Ан надвинется гроза, сверкнёт белым огнём молния и осветит разом всё кругом. И увидит человек – сбился он с пути и идёт в сторону совсем другую, чем идти ему надобно, идёт прямёхонько к своей погибели.

И хоть бы один заплутался Васька, кабы один попал в беду… А то потянул за собой людей хороших, доверившихся ему.

Вспомнил отца – ведь и ему всё станет известно, – аж заскулил, словно побитый щенок.

Нет Ваське выхода.

Стиснул он зубы и, утирая рукавом слёзы, припустился к речке – топиться. Добежал до обрыва, поглядел вокруг на небо, деревья, избы… Жалко себя сделалось – не передать словами. Испугался, что передумать может, и в самый омут, где на дне били холодные ручьи и куда ни один самый отчаянный пловец не совался – бултых…