Текст книги "Тайный гонец"
Автор книги: Геомар Куликов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
Глава 13. Оружейные погреба
Живёт Ива при келье старца Никодима. Старец его учит грамоте, посылает по всяким надобностям.
Каждый день ходит Ива на указанное Игнатием место. Ни разу не пришёл Игнатий.
«Видать, струсил… – И решил Ива: – Надо самому».
Стал больше прежнего прислушиваться ко всяким разговорам про оружие. Мало толку. Крестьяне, что охраняли монастырь, речь вели больше о том, у кого пала лошадь или градом побило овёс. Стрельцы – про государево скудное жалованье, про тяжёлую жизнь, про то, как лишнюю копейку заработать на стороне.
Да и что толку слушать? Где оружие лежит, и сам Ива знал: в оружейных погребах. Каждый день бегал мимо них. Однако на погребах замки новые и три охранника караулят посменно: двое стрельцов, один из монастырских крестьян.
Принялся Ива искать подхода с другого конца. Не всегда ж заперты погреба. Так ведь? Стал приглядываться, кто в них входит да кто оттуда выходит. Один шустрый невысокий мужичок показался знакомым. Полдня неприметно караулил издали мужичка. Настало обеденное время, отправился тот вон из монастыря.
«Домой», – сообразил Ива.
И за ним следом. Идёт и диву даётся.
Мало ещё знал монастырские окрестности, а этой дорогой точно что ходил. Только куда – разве сообразишь сразу?
Открыл мужичок калитку – словно громом ударило Иву: Васька Свистун. Его дом!
Прислушался: в саду свистят птицы, не одна иль две – много.
Смело толкнул калитку. Мужичок оглянулся. Поздоровался Ива. Сказал:
– Я к Ваське. Можно?
Мужичок на Иву весело поглядел:
– Собаки есть, но сами не кусаемся. Заходи.
Васька от дела не оторвался – мастерил клетку, – однако приметно обрадовался.
– Куда пропал? Вчера опять с богомазами дрались. Видал? – Васька показал свежий синяк под глазом: – Пятеро на пятеро. Ух и всыпали им! Жаль, тебя не было…
У Ивы своя забота. Спросил среди разговора, будто между прочим:
– А что за мужик к вам пришёл? Чернявый такой. Невысокий.
– Мой тятька.
Ива отвёл глаза в сторону, разглядывая птиц.
– А чего он, твой тятька, делает? Ремесло у него какое? Иль крестьяне вы?
Васька старательно достругал палочку, проверил, хороша ли, и равнодушно ответил:
– Ружейный мастер он.
– Правда?!
– Во, каждый раз так. Как кто узнает, что тятька ружейный мастер, подпрыгивает под самое небо. А чего тут особенного? Кабы я был царём, велел бы всё оружие собрать и потопить в речке. А если кулаки чешутся, так кулаками и воюй.
– Стало быть, кулаками можно? – засмеялся Ива, довольный такой удачей.
– И то по справедливости: один на одного.
– Вась, а Вась, – сказал Ива, – попроси своего тятьку, чтобы меня в оружейный подвал сводил. Посмотреть охота.
– Тьфу! – плюнул Васька.
– Ты чего? – удивился Ива.
– С каким мальчишкой ни познакомишься, обязательно начинает канючить: попроси тятьку да попроси…
– А ты и вправду попроси, а?
– Ладно уж, за то, что от богомазов отбил, – вздохнул Васька.
Васькин отец первым делом спросил:
– Чей будешь? Вроде раньше не видал.
– Не здешний. Странники мы с дедом.
– С каким дедом?
Не хотелось отвечать Иве, однако сказал:
– С Макарием.
Внимательно на него посмотрел Васькин отец. Иве даже нехорошо сделалось.
– Ладно. Свожу тебя в подвал.
В тот же день тащил Ива за оружейным мастером фитильное ружьё, что Васькин отец чинил в домашней мастерской.
Длинное ружьё, тяжёлое. Упарился с ним Ива. Но рад был несказанно.
Сквозь охрану прошли по одному слову Васькиного отца:
– Со мной малый.
Без скрипа и скрежета раскрылись тяжёлые двери.
Увидел Ива то, что не всякому человеку доводилось видеть, – монастырские оружейные подвалы.
Чего тут только не было!
Стояли рядами фитильные ружья. Хоть сейчас засыпай порох, заряжай пулей да пали по врагу. В другом помещении аккуратно были сложены бердыши – боевые топоры на длинной рукоятке. В третьем – оружие погрознее – затинные пищали. Это вроде ружей, только больше и тяжелее. Двум человекам впору справиться. Стреляли ими из-за тына-забора, потому и название «затинные». Ещё дальше – пушки. От самой маленькой до большущей, которую чтобы с места сдвинуть, неизвестно сколько надо людей.
Идёт Ива, примечает, где что лежит, какие замки да засовы, у кого хранятся ключи.
Васькин отец посмеивается:
– Нравятся наши погреба?
– Ещё как!
Прилип Ива к оружейному мастеру и все следующие дни за ним ходил словно привязанный. Через неделю его по оружейным погребам хоть с завязанными глазами пускай – найдёт вход и выход.
Глава 14. В деревне
Встретив однажды Игнатия, Ива презрительно фыркнул: пустой человек.
Игнатий вполголоса:
– Что на условленное место не приходишь?
– Ходил. Толку что? – разозлился Ива.
– Сегодня на вечерней заре в монастырском саду будь!
Стоит Ива столбом посреди главной монастырской площади. Может, и вправду Игнатий не терял даром времени?
И хоть сердит был Ива, пришёл вечером в условленное место.
Что тут будешь делать?! Опять пусто. Выругался. Хотел уйти.
Из кустов Игнатий:
– Присядь-ка, горячая голова.
– Постою, – сказал Ива.
– Садись, коль велят.
Опустился Ива на траву.
– Кто тебя просил в оружейный погреб ходить?
– Сидеть сложа руки спокойнее?
Игнатий посмотрел задумчиво на Иву:
– Снять бы с тебя штаны…
Неладно стало Иве. Будто и вправду совершил какую оплошку.
А Игнатий:
– Лишние глаза привлекаешь к себе. Вовсе ни к чему. – И спокойно, не сердясь: – Чего разведал?
Рассказал Ива.
– Небогато.
– Сам сходи, – опять озлился Ива.
Пропустил Игнатий грубость мимо ушей.
– Ты сейчас возле Амвросия поболее потрись.
– Я?! – подскочил Ива.
– Ты, ты… – спокойно продолжал Игнатий. – Не прыгай, ровно блоха. У меня аж в глазах мельтешит. Так вот, почаще возле Амвросия будь. Он не сегодня-завтра по деревням поедет, собирать долги. Постарайся, чтобы тебя взял с собой. В деревне Марьино найди случай сказать Кузьме Егорову, чтобы ко мне зашёл.
– Лохматый такой, здоровый? – спросил Ива.
– И его знаешь? – удивился Игнатий. – Проворен. Откуда?
Рассказал Ива о встрече в кустарнике. Понятно сделалось Игнатию – чистый случай это знакомство. А всё равно рад был.
– Добро. С другим не спутаешь?
– Не сомневайся.
– В оружейные подвалы без моего приказа ни ногой.
– Ладно, – неохотно согласился Ива.
Смерть как не хотелось ему идти к Амвросию. А ничего не поделаешь – надо.
Вечером Амвросий возвращался из церкви в свою келью, обронил палку. Ива тут как тут. Кинулся, поднял палку, с поклоном подал:
– Возьми, батюшка.
Амвросий кивнул головой, вроде поблагодарил.
На другой день Ива чуть свет – у келарской палаты. И не зря. Кликнули его:
– Эй ты, подь сюда!
Вошёл Ива в келарскую палату – важно на скамье развалился Амвросий.
Ива сообразил: келаря нет. Амвросий за главного. Поманил толстым, как огурец, пальцем, дал бумагу.
– Сбегай, отнеси брату казначею. Да чтоб единым духом обратно!
– Будет исполнено, – поклонился Ива.
И бегом к казначею.
Раз десять, как не более, посылал Амвросий Иву то в один, то в другой конец монастыря. Видел Ива: затаилась хитрость в поросячьих глазах Амвросия. Приметно доволен был, что льнёт к нему приёмыш иконописца Макария.
Верен оказался расчёт Игнатия. Когда собрался Амвросий ехать по деревням, сказал Иве:
– Поедешь со мной.
Богат монастырь. Подданных ему деревень не счесть.
Поехали, однако, только в две.
Ну и нагляделся Ива!
Куда ни приедет Амвросий, везде стоит бабий вой и плач. Одни мужики в пояс кланяются, другие смотрят волками.
Кажись, не было избы, в которую бы не заглянул келарев помощник. И отовсюду либо деньги брал, либо овцу со двора сводил, либо борова, а то и корову.
В Марьине велел Амвросий мужику, что правил лошадьми:
– Ко двору Кузьки Егорова теперь…
Не труслив Ива, а ёкнуло сердце: как оно обернётся?
Спрятался за телегу, чтобы Кузьма ненароком сразу не узнал.
– Будешь ли, государь, долг платить? – куражится Амвросий.
Хмур Кузьма. Отвечает:
– Подожди до урожая. Зерном отдам.
– Старую песню поёшь.
Пробует Кузьма уладить дело миром. Старается не сказать лишнего слова.
– Отдавать сейчас нечем. Сам не хуже меня знаешь.
– А брал?
– Ну, брал.
– Так и отдавай.
Из толпы мужиков, что во дворе собрались, крикнул кто-то:
– Велик больно у монастыря карман! Возьмёшь рубль, а отдавай два. Не по совести это!
Амвросий на говорившего глаза скосил: «Погоди, мол, придёт и твой черёд – припомню».
И людям в чёрном, монахам, что были при нём:
– Корову забирайте!
Поклонился смиренно Кузьма – у самого ходят на скулах желваки, кулаки налились каменной тяжестью.
– Помилосердствуй. Отдам ведь. Не оставляй ребятишек без молока.
Баба, должно, жена Кузьмы, завыла тонким голосом.
Повели корову.
Громче завыла баба.
Видать, крепкий был мужик Кузьма. Другой бы в беспамятстве кинулся на Амвросия. Этот – нет.
Широченной спиной повернулся Амвросий. Жалобно заскрипела под ним телега.
Тем временем Ива – к Кузьме:
– Наказывал иконописец Игнатий, чтоб ты сегодня же к нему пришёл…
Кузьма стоит, не слышит ничего.
Повторил Ива громче.
Кузьма и ухом не повёл. Беда затмила весь свет.
Что тут будешь делать? Телеги тронулись с места. Вот-вот окликнет Амвросий Иву. Была не была – решил Ива и ка-ак ущипнёт что было сил Кузьму за руку. Перемешалось всё разом: не поймёшь, где земля, где небо. От оплеухи Кузьмы полетел кувырком прямо в крапиву. Точно из кипятка, выскочил весь красный, в волдырях.
Амвросиевы глаза-щёлки округлились от недоумения:
– За что?
– Щипнул, поганец, прихвостень твой…
Затрясся жирным брюхом Амвросий:
– Ай да молодец! А за то, что ударил мальчишку… Подойди-ка, Ива, дай ему взашей как следует.
Стоит Кузьма, ноги расставил. Не человека – лошадь одним ударом положит наповал.
А Иве – хоть тресни! – надо передать Игнатьевы слова. Шагнул к Кузьме.
Видать, опомнился монастырский крестьянин Кузьма Егоров. Кругом здоровенные монахи стоят, их помощники из мужиков.
Подпустил Иву вплотную. Амвросий командует, издевается:
– Голову ниже. Не переломишься, чай.
Кузьма и вправду наклонился.
Иве того и надо.
Шёпотом в самое ухо:
– Игнатий велел сегодня же быть у него. По тайному делу. Понял?
И Кузьме – делать нечего – по шее.
Кузьма руки за спиной сцепил. Громко:
– Погоди, гадёныш, попадёшься – шкуру спущу…
А глаза потеплевшие говорят: «Понял, дурья твоя башка».
Амвросий и его помощники валятся от хохота.
Едва выговорил Амвросий:
– Дай ему ещё!
Ива солидно:
– Хватит для первого раза. В другой поболее получит!
От этих Ивиных слов чуть не лопнул со смеху Амвросий. Посмеялись и его помощники. Двинулись телеги назад в монастырь. Следом скотина всякая, отнятая у крестьян. С богатой добычей возвращался брат Амвросий. На обратном пути понял Ива, для чего понадобился Амвросию.
Начал келарев помощник, будто между прочим, выпытывать: велико ли Болотниково войско, кто ходит в начальниках, чего при Болотникове делал дед Макарий.
Смешно стало Иве. Уж больно нехитрой оказалась Амвросиева хитрость. Прикинулся дурачком не дурачком, а так – несмышлёнышем.
Войско Болотникова обругал: сброд, мол, один. В войске ему, Иве, не понравилось. Порядку никакого и харч худой. Не то что в монастыре. Вот бы где век жил! А что в мыслях у старика Макария, Ива не ведает.
Это Ива прибавил, чтобы подозрение от себя отвести: он, мол, за деда не в ответе.
Долго допытывался Амвросий о том о сём. Ива отвечал охотно. И всё приговаривал – к Амвросию льстился: шибко в монастыре хорошо. Кабы остаться…
Повеселел Амвросий. Однако перед самым монастырём задал вопрос, которого всё время ждал Ива.
– А Игнатий как? Видишься ли? Может, к нему в ученики хочешь?
Перекрестился Ива. Вытаращил испуганно глаза.
– Видать приходилось, а в ученики – избави бог! От Игнатьевых подмастерьев по сию пору не зажили синяки.
– Ко мне ближе держись, не пропадёшь! – важно запыхтел Амвросий.
Доволен остался разговором.
Ива и того больше: провёл-таки келарева помощника.
Глава 15. Настоятель приехал
Не знал Ива, что едва они выехали утром из монастыря по одной дороге, как по другой заклубилась пыль, и монах на дозорной башне закричал:
– Братия, настоятель!
Поднялась великая суматоха. По важным делам был в отъезде самый главный человек в монастыре – настоятель, отец Вонифатий. Ждали его через неделю. И вот поди ж ты!
Келарь Савва и монастырский казначей под руки проводили старца в его палату.
Неспокойно келарю. Стар и телом дряхл настоятель. В чём душа держится: сухонький, маленький, едва передвигает ноги. А глаз приметливый, зоркий. Разум ясный. Куда ни глянет – теперь и келарь Савва видит, – повсюду огрехи и неполадки, допущенные во время отъезда монастырского главы.
Лебезит келарь Савва перед настоятелем:
– Отдохни, батюшка.
– Скоро на вечный покой отойду. А пока жив, о монастыре, о братии подумать не грех. Докладывай.
Принялся келарь рассказывать про сенокос, хлеба, рыбную ловлю и другие хозяйственные дела.
Что за диво! Будто и не слушает его настоятель, а витает мыслями где-то далеко.
На полуслове перебил:
– Про Ивашку Болотникова что слышал?
Разом смекнул Савва: вот оно что! Отлегло от сердца. Бога поблагодарил, что послал деда Макария.
Настоятель выслушал рассказ Саввы. Нахмурился:
– Радоваться, брат Савва, нечего. Макария поймал – хорошо. С ним кто другой не шёл ли? И следом нежеланные гости могут пожаловать. Не так ли?
– Так, – поспешно согласился келарь. – Только охраняем монастырь пуще глаза. С Макарием же один мальчонка пришёл. Приёмыш его, поводырь. Не сомневайся, батюшка, проверяли его. Кабы что знал, выдал. Однако из виду не упускаем. Замечен был: в оружейные погреба ходил.
– Кто допустил?
– С оружейным мастером Терентием ходил. Терентиев сын Васька – его дружок. Должно, и уговорил. Одно неведомо: по мальчишечьей любознательности иль по умыслу. Да ведь и то сказать: сколь верёвочка ни вьётся, всё кончик обнаружится. И Макарьев приёмыш себя покажет.
Потеребил настоятель бородку:
– В нынешние времена негоже сидеть у моря, погоды ожидая. Не ровён час, чего не хочешь, дождёшься. – Приказал: – В оружейные погреба ход закрой всем сторонним, и Макариеву приёмышу первому. Ваську вели сыскать тотчас, и чтоб он на своего дружка делал ежедневные доносы: где тот был, с кем встречался и что говаривал.
– Ладно ли будет, – усомнился келарь, – Макарьева мальчонку в погреба не пускать? Так он, коли что замыслит, ровно на ладони весь.
– Справедливо твоё опасение, – согласился настоятель. – Надобно сделать, чтобы Васька все заботы дружка на себя взял. Понял ли?
Улыбнулся келарь Савва:
– Как не понять. Дело-то и впрямь лучше прежнего пойдёт.
– С богом, – отпустил настоятель своего первого помощника. – Не мешкай. Однако и дитё не забижай.
– Как можно… – ответил Савва.
Поцеловал настоятелю руку. Попятился к двери. А старец:
– Правду же всю выведывай. И доносить заставь. Оплошаешь – с тебя спрошу.
Вытер келарь Савва за дверьми со лба пот. Выпрямился. Сдвинул брови. Совсем другой человек.
Васька о разговоре, что шёл про него, понятно, не чуял ни сном ни духом. Сидел себе в саду за отцовской избой, мастерил хитрый западок. И вдруг взвыл от неожиданной боли. Будто кто железными клещами защемил ухо.
Глянь – перед ним монах из ближнего келарева окружения.
– Цыц, щенок! – прикрикнул.
Заскулил Васька. Приложил к уху ладошку.
– За что? – спросил сквозь слёзы.
– Келарь скажет за что. Приказано привести тебя.
Оборвалось всё внутри у Васьки.
Сам келарь Савва требует! Того случая Васька не помнил, чтобы на него келарь поглядел хоть одним глазом. Идёт себе, словно мимо пустого места. Оно и не диво. Что ему мальчишка, которых возле монастыря, что тараканов за печкой.
А монах:
– Пойдёшь прямо в покои брата Саввы. Я за тобой шагах в пяти буду. Словно сам по себе. И не балуй у меня.
Идёт Васька, ноги, будто из тряпок, подгибаются. Вспоминает все свои прегрешения. Ну, в монастырский сад за яблоками лазил. Ну, на прошлой неделе опять же на монастырском огороде огурцы рвал. Так ведь не поведут за это к келарю!
Подумал: не задать ли тягу?
Куда там! Сзади монах тяжеленными сапогами бух, бух…
Темно со свету в келаревых покоях. Запах приятный, сладкий. Только и разглядел сначала иконы, а перед ними, как положено, горят огоньки в плошках-лампадках.
Увидел хозяина – сидел он в кресле с высокой спинкой, – поклонился низко, до земли.
Келарь Савва отослал монаха. Поманил Ваську пальцем. Глядит Васька – у келаря лицо строгое.
– Стало быть, обучаешься разбойному делу с малолетства?
Услышал Васька такое – ушам не поверил. Больно чудные речи ведёт келарь Савва.
А тот продолжает:
– Дурачком не прикидывайся.
Опять стоит Васька – ничего не поймёт.
– Может, ты и про Ивашку Болотникова ничего не слыхал?
Вовсе вытаращил глаза Васька.
Келарь Савва голос возвысил:
– Может, и того не знаешь, что твой лучший дружок – Ива – самозванного воеводы лазутчик?
– Святой истинный крест… – едва выговорил Васька.
– Я так думаю: не есть ли ты своему дружку и, стало быть, разбойнику Ивашке помощник?!
Повалился в ноги келарю Васька. Со страху сапоги ему целует, бормочет:
– Ей-богу, знать ничего не знаю…
– Встань! – прикрикнул келарь.
Васька за его сапоги ещё крепче ухватился.
– Встань! – осердился келарь. – Стало быть, ничего не знаешь?
Васька опять было в ноги – келарь Савва за воротник поймал:
– Стой и слушай. Против законного нашего государя – Василия Шуйского – взбунтовался вор и разбойник Ивашка Болотников. Идёт и всё на своём пути предаёт огню и мечу. Людей либо побивает до смерти, либо продаёт в турецкую неволю. И приёмыш старика Макария, дружок твой, – того Ивашки тайный лазутчик!
Не знает что и думать Васька. Слыхал он разговоры про воеводу Болотникова. Насчёт Ивы, будто они с дедом подосланы Болотниковым, тоже разговоры шли.
Только одни Болотникова ругали последними словами, а другие шепотком похваливали между собой.
Попробуй разберись!
Однако куда было устоять Ваське против келаря Саввы. Запугал он Ваську страшными рассказами до того, что задрожал мальчонка осиновым листом и, лязгая зубами, выговорил:
– Что теперь с нами будет?
– Всё в руках божьих, – изрёк келарь Савва. – Однако и самим плошать не след. Твоё дело – за Макарьевым приёмышем глядеть в оба глаза и каждый день под вечер мне доносить. Да чтобы всё неприметно было. И чтоб Ива – так, что ли, его зовут? – о том и подозрения не имел.
Закивал усердно Васька головой.
– О чём попросит, не отказывай. Однако в тот же день, прежде чем исполнить, мне скажи. Особо ежели что до оружейных и пороховых погребов коснётся.
Долго ещё наставлял келарь Савва Ваську. Тот внимал с усердием и обещал выполнить в точности. Ушёл Васька.
Помедлив немного, отправился келарь Савва к настоятелю. Доложил о разговоре. Настоятель вздохнул:
– Времена настали. Кому великие тайны доверяем? Сопливому мальчишке…
– Поди, не одни малолетки нам служат, – утешил его Савва.
– И то верно. От Матвея и Петрушки Гольцевых жду помощи. А более всего от Семёна Лапина – в самом вражьем логове он.
Согласно закивал келарь.
И не знали ни один, ни другой, что в то самое время над головой боярина Семёна Лапина собрались грозные тучи.
Доживал Семён Лапин свой последний час.
Глава 16. Смерть Семёна Лапина
Продвинулось войско Болотникова с той поры, как отправились в монастырь дед Макарий и Ива, на много вёрст вперёд.
Вступило в Комарицкую волость, землю, что испокон веков славилась вольным народом.
Неспокойно сделалось боярину Семёну Лапину. Знакомые пошли места. Ох как знакомые!
Волком стал хорониться от людей тучный боярин. Потел от страху. Да разве ото всех глаз скроешься?
В одной деревеньке – кабы знал, за десять вёрст объехал стороной – кинулась к нему баба. На коне ехал боярин. Ногой пнул – упала в пыль.
Плётку поднял хлестнуть коня, да поскорее и подалее от греха.
А тут чья-то рука плётку – хвать.
Обернулся боярин с ругательством страшным – возле него, тоже на коне, сам воевода…
– Постой-ка, боярин. Что это ты с бабами развоевался?
А через малое время стоял пеший Семён Лапин перед воеводой – лицо белее январского снега.
Редко бывал воевода в таком гневе. Не кричал. Падали слова тяжёлыми камнями.
– Ты поведай нам, Семён Васильев сын Лапин, зачем наезжал в здешние места два года назад? Какими хорошими делами отметил путь свой?
Плотной стеной стояли вокруг ратники, мужики, бабы.
Смотрели молчком.
Закрой глаза – будто и нет никого.
– Памятью ослабел? Расскажи ты! – приказал Болотников молодой ещё бабе, что вместе с ним и Семёном Лапиным стояла в кругу.
– Чего рассказывать? – еле слышно отозвалась та. – Вся деревня видела. Сынишку моего затравил собаками.
– Было?! – натянутой струной зазвенел голос воеводы.
Переступил с ноги на ногу Семён Лапин.
Что тут ответишь?
Верно, ездил по приказу царя Бориса Годунова усмирять непокорную Комарицкую волость.
Много крови пролил.
Много людей загубил.
Разве всё упомнишь?
Очнулся от своих мыслей. В кругу уже не одна баба. Подле неё – мужики со скинутыми рубахами. И на каждом заметина: у кого от плети, у кого от сабли или бердыша, у кого от калёного огненного прута.
Один – живого места на теле нет: весь исполосован – рассказывает:
– Всякое видывали. Немало горя приняли от вражеских набегов. Но такого старики не помнят. Зверьём налетели. Как мальчонку, ровно кусок мяса, собаки разорвали – сам видел.
Огляделся затравленно Семён Лапин. Плотнее сдвинулся круг. И уже не молчат Болотниковы ратники и мужики. Выкрикивают бранные слова. Грозят кто чем.
Испуганно забормотал Семён Лапин:
– Навет всё, воевода. Клевета! Святой истинный бог!
Схватил кто-то из толпы Семёна Лапина за плечо – едва на ногах устоял.
– Постой! – крикнул воевода, у самого пальцы в рукоять сабли впились.
Свет померк в глазах Семёна Лапина: «Неужели конец?!»
Кинулся перед Болотниковым на колени. Закричал бабьим голосом:
– Помилуй, воевода!
– У них проси! – кивнул Болотников в сторону мужиков и баб.
Огляделся ещё раз Семён Лапин – вокруг люди чужие и в глазах ненависть и один ответ: «Смерть!»
Вдруг знакомое лицо. Рядом другое. Стоят в первом ряду Петрушка, сын Василия Гольцева, да его ж племянник Матвей.
Метнулся к ним Лапин:
– Помогите!
Оба, точно по команде, глаза в сторону.
Мелькнула у Семёна Лапина мысль, от которой разом поверил в своё спасение.
– Сохрани жизнь, воевода. Тайну открою. Измена…
Не успел договорить. Свистнула тонко сабля. Повалился замертво Семён Лапин.
Застыли все от неожиданности. А Матвей Гольцев вырвал пук травы. Вытер лезвие сабли.
Первым пришёл в себя воевода.
– Поторопился ты, однако, – пристально поглядел на Матвея.
Тот глаза не отвёл. Ответил смело:
– Не стерпела душа. Да и не хотел, чтобы ты об его поганую кровь марал руки.
Указал на рукоять сабли, которую ещё держал воевода.
Болотников с сабли руку снял.
– Про измену начал говорить Лапин.
– Коли смерть перед тобой встанет, – Матвей опять покосился на воеводину саблю, – чего не скажешь. Схитрить хотел Семён Лапин, ан не вышло.
Помолчал воевода. Потом, повысив голос, обратился ко всем, кто окружал его:
– И прежде велел я отнимать землю, побивать бояр, дворян и служилых людей…
Гул прокатился по толпе – немало дворян и служилых людей было в самом Болотниковом войске.
Запнулся воевода и будто нехотя добавил:
– …что сторону Шуйского держат.
Обернулся к людям ему близким:
– Более прежнего листы рассылайте по всей русской земле, чтобы крестьяне и холопы поднимались против своих господ!
Сказал и шагнул в толпу.
Расступились перед ним.
Не в избу, где остановился, в лес пошёл. Напрямки, огородами, через плетни перепрыгивая.
За ним – люди из охраны.
Приметил, строго приказал:
– Назад все!
И скрылся в лесной чаще.
Забеспокоились ближние к воеводе люди: зачем пошёл в лес? Один к тому же.
Решили: должно быть, назначена встреча с тайным человеком, кого другим видеть не надобно.
И ошиблись.
Вспомнилось Болотникову его детство. Невмоготу стало. Оттого ушёл.
Сейчас звали его главным воеводой. А перед глазами, точно вчера было, конюшня в имении князя Телятевского, где его, княжьего холопа, мальчонку, за пустяковую провинность нещадно драли кнутом.
Многие крепко помнили, кем был воевода прежде. Совсем недавно за его спиной один из дворян, начальных людей, – думал, не слышит, – сказал:
– Чёрного кобеля не отмоешь добела.
– Верно. Холопом был, холопом остался, – откликнулся тотчас другой.
Смолчал воевода. Виду не подал, что слышит. И то сказать: не только простые дворяне, иные князья его сторону держат. Среди них – хозяин бывший Андрей Телятевский.
Но правда была в словах того дворянина-начальника. Ближе ему были крестьяне и холопы, чем люди родовитые и знатные.
Холопью-то, несладкую долю сам изведал.
Тряхнул головой воевода, отгоняя невесёлые думы. Насторожился. Поначалу не понял отчего.
Лес кругом, затихший под полуденным жарким солнцем.
Цветами, травой, землёй пахнет. Хорошо! Век бы не уходил отсюда.
Неподалёку хрустнула ветка.
«Вот оно что, – сообразил воевода, – хоронится кто-то».
Смел был, поэтому шагнул прямо в кустарник. Глядь – из-за него Василия Гольцева племянник, Матвей.
– Чего потерял тут?! – недобро спросил воевода.
– Ничего, воевода. Тебя охраняю. Этак в одиночку по лесу хаживать – далеко ли до греха. Кто знает, может, и вправду есть в твоём войске люди Шуйского? Вот мы с двоюродным братом Петрушкой, Гольцева Василия сыном, и взялись тебя беречь.
– За службу спасибо. Только в няньках надобности не имею.
Повернул круто и пошёл к лагерю быстрым шагом.
Подумал про себя: «Должно быть, усерден, да не умён».
И подозрение, что зародилось там, в деревне, где зарубил Матвей Семёна Лапина, рассеялось.
Не ведал воевода, что неотступно за ним, только подалее, шли верные телохранители, которых вовремя для себя заприметили Матвей с Петрушкой. Кабы не телохранители, кто знает, чем бы кончилась лесная встреча.
А так остались Матвей с Петрушкой подле воеводы. И были, стало быть, рядом с ним глаза и уши боярского царя Василия Шуйского.
