Текст книги "Тайный гонец"

Автор книги: Геомар Куликов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Геомар Георгиевич Куликов
Тайный гонец
Повесть
Рисунки В. Штаркина

Глава 1. Человек с саблей

В жаркий летний полдень 1606 года тревожно гудели колокола над древним городом Путивлем. Созывали бедный люд идти на Москву против хитрого и жестокого царя Василия Шуйского.

Во главе великого похода – воевода Иван Болотников.

А на берегу речки Сейма, что течёт подле города, сидел мальчишка Ива, сам с собой разговаривал.

– Кабы попасть в то войско! Да разве дед Макарий пустит? Убежать бы можно – деда Макария жалко. Вовсе стал плох глазами. Пропадёт один. – Вздохнул Ива: – Знать, не судьба…

В реке словно шлёпнул кто-то большой ладошкой. Насторожился Ива. Должно быть, щука играет.

В реке у Ивы расставлена всякая рыболовная снасть. Донные удочки стерегут сома иль налима. На щуку плавает живец.

Одна беда – малость рановато. Солнце стоит высоко. Нет настоящего клёва.

Но у Ивы и на такой случай есть снасть.

Срезал Ива два удилища. Снарядил как следует. Под камнем копнул дождевых червей – готова нажива. Свистнули две лесы. Булькнуло негромко в воде. Качнулись поплавки, застыли.

Минуты не прошло, один – нырь под воду. Аж круги побежали. Не иначе, крупный окунь или щурёнок немалый!

Рванул Ива сгоряча удочку – и нет той тяжести, что должна быть от большой рыбы.

– Сорвалась!

Ухватил конец лесы с крючком, а на нём – добыча.

Да какая!

Извивается на крючке ершишка меньше Ивиного мизинца.

Слов нет, из ершей уха – одно объедение. Так не из таких же! Этого не то что очистить – с крючка снять мудрено.

Возится Ива с сердитой колючей рыбёшкой, бормочет:

– Принесла нечистая сила! Только тебя и ждали.

Едва успел снять ерша и бросить в реку – второй поплавок нырнул.

Дёрнул Ива удочку и плюнул с досады.

На крючке – ершишка меньше первого. Ну что тут будешь делать?!

Засмеялся кто-то за Ивиной спиной:

– Знатный улов!

Подскочил от неожиданности Ива. Один на берегу сидел.

Глянул – сзади человек верхом на коне.

Ладно одет, нарядно. На боку сабля в серебряных ножнах играет драгоценными каменьями.

Насупился Ива.

Смолчал однако. Богатые всегда так: иной и посмеяться может, вроде добрый, а чуть не по нему – плетью поперёк спины или сапогом в зубы.

Уставился на Иву тот, чужой. Смотрит. У Ивы от волнения руки сделались деревянными. Совсем не слушаются.

– Экий ты, брат, неловкий! – сказал досадливо чужой.

И – час от часу не легче – спрыгнул с лошади:

– Дай мне.

Взял крючок. А ершишка как встрепенётся! И незваному Ивиному помощнику острым хребтом – в палец.

Охнул тот. Ершишку бросил, палец в рот сунул.

Ива не утерпел, фыркнул. Больно смешно вышло.

Чужой на Иву сердито:

– Каши берёзовой давно не пробовал?!

На палец посмотрел. На пальце – кровь. На Иву глянул: тот боком, боком – в кусты норовит.

Засмеялся вдруг опять. Не поймёшь: над собой ли, над Ивой или над обоими вместе.

Отцепил-таки ершишку. Пустил в воду.

– На, рыбак, – протянул удочку.

А сам подле Ивы на камень сел. Достал глиняную трубку, табак. Закурил.

Покосился Ива на человека с дорогой саблей. Подумал: «От греха уйти бы надо. А ну как осердится?»

Решил: «Подожду. Авось долго не просидит».

Пустил незнакомец колечко дыма.

– Здешний?

– Нет, – ответил Ива.

– Издалека?

Пожал Ива плечами:

– Не знаю.

– Дом-то где?

– Нету дома.

– А отец с матерью?

– И их нету.

– Кто же есть?

– Дед.

– Отец, стало быть, твоего отца или матери?

– Не, чужой.

– Занятно получается. Ни дома, ни отца, ни матери. Дед есть и тот чужой. Не пойму что-то.

«Эка прилип, смола!» – подумал Ива.

И, хочешь не хочешь, объяснил:

– Тятьку с мамкой вовсе не помню. Померли, когда был маленьким. Меня тогда дед Макарий и подобрал на дороге. С той поры вместе ходим.

– Чем кормитесь?

– Дед Макарий бумаги пишет…

– Какие?

Что тут мог сказать Ива? Ходили они по деревням и сёлам, и писал дед Макарий по просьбе всякого бедного люда кому что надо. Кому письмо, кому нужную бумагу, а более всего жалобы да челобитные на богатых, от которых бедному человеку житья не было.

Промолчал Ива.

А чужак оказался догадливым:

– Небось сочиняет всякие прошения?

У Ивы вовсе пропала охота ловить рыбу. И человек с саблей нахмурился. Принялся раскуривать погасшую трубку.

«Должно, понял, на кого прошения-то, – подумал Ива. И решил: – Клёва всё одно нету, тут ещё этот сидит нагоняет страху, Поди разберись, что у него на уме. Надобно сматывать удочки. Далеко нельзя: дед Макарий велел дожидаться здесь, так хоть податься в сторонку».

Только взялся за удочку – поплавок нырь в воду. А там под водой кто-то ка-а-ак дёрнет леску! Ива чуть удочку не выронил.

Подсёк – затрепыхался на берегу окунь фунта полтора весом. И пошло! Только успевай таскать. За малое время наловил окуней десятка полтора.

А потом снова как отрезало. Ни одной поклёвки.

Вытер Ива со лба пот. Полюбовался на свой улов. Такое не совестно показать деду Макарию.

Оглянулся на чужака, про которого забыл даже. Тот похвалил:

– Рыбак ты, оказывается, хоть куда! – И приказал: – Чисть рыбу. Я за хворостом схожу.

Шмыгнул носом Ива: чудеса!

А незнакомец кинул на землю саблю в серебряных ножнах и вправду пошёл за хворостом.

Чистит Ива окуней. Сам нет-нет да и поглядывает на своего незваного и непрошеного помощника.

Тот натаскал сухих веток. Снял с пояса дорогой нож. Вырезал две рогатки. Забил их в землю. Наладил перекладину. Разжёг костёр. И, набрав воды в котелок, над костром котелок подвесил.

Закипела уха, приманивая вкусным запахом.

Стал Ива поглядывать в сторону, откуда должен был прийти дед Макарий.

Угадал незнакомец, кого ждёт Ива. Спросил:

– Дед твой не шибко сердитый? Не прогонит меня?

– Тебя прогнать? – засмеялся Ива. – Коли ты нас не тронешь, на том спасибо!

– Чего ж я вас должен трогать?

– Нас завсегда такие, как ты, гоняют. А то и прибить норовят. «Чего, мол, тут шатаетесь? Высматриваете, что плохо лежит?»

Поднялся незнакомец. Нацепил саблю. Иве прямо в глаза глянул:

– А если бы таким по шапке, поди, рад был бы, а?

Струхнул Ива – ишь чего допытывается!

Хотел стрекача дать, да услышал шаги, которые узнал сразу.

– Деда, сюда иди! Я тут! – закричал на радостях.

Глава 2. Разговор у костра

Подошёл дед Макарий. Не подал виду, что удивился незнакомцу.

Поклонился не больно низко:

– Здравствуй, государь!

– И ты здоров будь, – отозвался тот и улыбнулся. – Малый твой добрую ушицу сварил. Коли позволишь, отведаю.

Сощурился дед Макарий, разглядывая гостя. Росту высокого. В плечах широк. Сабля в серебре, переливается драгоценными камнями.

– Ежели не шутишь, садись, – ответил.

– Какие шутки. С утра во рту маковой росинки не было.

– Еда-то наша не барская. Небось такого есть не приходилось.

Незнакомец усмехнулся:

– Всякое бывало.

– Коли так – сделай милость.

Снял Ива котелок с костра. Дед Макарий вынул из сумки хлеб. Сели все трое вокруг котелка.

Дед Макарий отхлебнул первую ложку. Да ним – гость с Ивой.

– По вкусу ли наша ушица?

Не вытерпел Ива:

– Так он её сам сварил!

Не донёс дед Макарий второй ложки до рта.

– Провалиться мне на месте! – поклялся Ива. – Рыбу, верно, я наловил и почистил. А остальное всё он: и натаскал хворост, и рогатки сделал, и сварил уху.

Ничего не сказал дед Макарий. Только ещё пристальнее стал поглядывать на незнакомца.

Мал на троих оказался котелок ухи. Враз опорожнили. Облизал Ива ложку.

Незнакомец посочувствовал:

– Истинно говорят: нежданный гость – хуже татарина. Как с ушицей-то я помог. Поди, голоден пуще прежнего?

– Куда больше? Во́, полно!

Ива для убедительности рубаху задрал и по голому животу похлопал.

– Счастлив ты, брат. А я не наелся. Разгреби-ка угли от костра.

– Зачем? – удивился Ива.

– Да так, уважь, ежели не трудно.

Подошёл Ива к погасшему костру. Раскидал угольки. Пожал плечами.

– Поглубже копни.

Ковырнул Ива ещё землю – забелело что-то. Разгрёб руками. Аккуратненько один к одному лежат печёные окуни.

Засмеялся:

– Ловко!

Одолели и их.

Тут и в самом деле досыта наелся Ива. Развалился на тёплом песке. Благодать!

Незнакомец закурил трубку. Предложил табак деду Макарию.

– Не люблю это зелье, – отказался дед Макарии.

– А я к нему в турецких землях приучился.

– Прости, коли не так спрошу, – сказал дед Макарий. – Не пойму, что ты за человек. По одежде, коню да сабле – владелец земель и людей немалых. А держишься ровней с нами, бездомными бродягами.

– Что за человек? – повторил, словно размышляя вслух, незнакомец.

Красивую голову к деду Макарию повернул и сказал, чуть усмехнувшись:

– Воевода я, старик.

Ива как начал зевать, так и остался с открытым ртом.

Воевода вместе с ним уху варил?! Быть того не может!

Дед тоже не поверил.

– Что правду таишь – дело твоё. Знать, тому есть свои причины. За шутку – спасибо. Другой бы на твоём месте плетью ответил.

Незнакомец опёрся подбородком о рукоять сабли, загорелись камни в вечернем солнце. На речку поглядел.

– Верно, воевода я над всем тем войском, что собирается в Путивле, чтобы идти походом на царя Василия Шуйского.

У Ивы дух захватило. Эва как оборачивается!

– Стало быть, ты и есть Иван Исаевич Болотников?

– Он самый.

Дед Макарий встал. Поклонился до земли:

– Не прогневайся, государь. Много про тебя слышал. А видеть не довелось. Вот и не признал.

– Будет тебе, сядь.

– Как можно подле твоей милости? – ещё ниже поклонился дед Макарий.

Почудилось Иве, будто испытывает он воеводу Болотникова или какое сомнение хочет разрешить.

– Сядь, старик. – В голосе Болотникова послышалось нетерпение. – Поди, не столб, торчать-то.

А дед Макарий:

– Совесть ещё не потерял, чтобы подле высокородного государя сидеть.

– Не пойму, прост ты, старик, хитёр али зол? Каких я высоких кровей, сам знаешь! А? – Вовсе сердитым сделался голос воеводы.

– Разное люди болтают.

– Что, к примеру?

Воевода положил руку на плечо деду Макарию. Присел тот.

– Тяжеленька у тебя рука, однако.

– Не жалуюсь покамест. Так что люди говорят?

– Сказал же: разное. Одни – одно. Другие – другое…

– А третьи – третье. Таг, что ли? – засмеялся вдруг Болотников.

У Ивы от сердца отлегло. Разве можно так разговаривать с воеводой? Ну, а осерчал бы, тогда что?

А дед Макарий, будто так и надо, согласно кивнул:

– Верно, третьи – третье.

– Крепок ты, однако, старик. Смел. Да и не глуп. Ну, коли желаешь, слушай, какого я роду-племени.

Медленно рассказывал воевода Иван Исаевич. Часто останавливался, словно мысленно возвращался к былым годам.

Узнали дед Макарий и Ива, что был воевода прежде холопом князя Андрея Телятевского. А холоп по тем временам – самый последний человек.

Узнали, что бежал от злой доли в вольные казацкие степи. Да в один из своих набегов полонили его татары и продали в неволю к туркам. У них на кораблях – галерах – гнул спину, и плеть по той спине гуляла не однажды. А далее – город Константинополь. Оттуда через чужие страны добрался до родной земли. И вот теперь – самый главный над великим войском.

Зажглись на небе звёзды, когда кончил рассказ холоп-воевода Иван Болотников. У Ивы на языке много вопросов. Да не осмелился задать ни одного.

Дед Макарий тоже долго молчал, думал.

Смутное то было время. Думал Иван Исаевич Болотников, что идёт он против Василия Шуйского воеводой младшего сына царя Ивана Грозного – Дмитрия. Но не знал ни он, ни большинство в его войске, что нет в живых ни царевича Дмитрия, ни самозванца, принявшего его имя. Однако уж очень верили тогда: нужен только хороший царь и жизнь сделается легче.

А кабы и был царевич Дмитрий, оказался бы не лучше других.

Разное слышал дед Макарий про царя Дмитрия, но видел: во главе войска стоит человек, много страдавший от богатых и знатных. А потому не стал допытываться про Дмитрия, а вымолвил негромко:

– Я у тебя хочу спросить, холопа бывшего, дашь ли облегчение простым людям?

Воевода посмотрел старику в глаза и тихо, однако твёрдо сказал:

– Жизни для них не пожалею.

– Ну, коли так, спасибо тебе и великой удачи, воевода Иван Исаевич! – низко поклонился дед Макарий, теперь, видно было, от души.

– За веру и добрые пожелания тебе тоже спасибо, старик!

И – глазам своим не поверил Ива – поклонился воевода в пояс деду Макарию.

Потом вскочил в седло. Коня на дыбки поднял и, поводья натянув, крикнул:

– Если надумаешь, приходи в войско. Нам люди, знающие грамоту, надобны.

– Поди, не признаешь?

– Не бойся, я памятливый. Как зовут-то?

– Макарием.

– Ждать буду! За уху спасибо!

Ударил о землю конский топот. И стихло всё.

Долго судили и рядили дед Макарий с Ивой о неожиданной встрече. И, к великой Ивиной радости, решил идти дед Макарий в войско Болотникова.

Глава 3. В Путивле

Воевода таки запамятовал про деда Макария и Иву. Пробрались они с великим трудом к палатам, где жил воевода.

Охранные люди преградили дорогу:

– Куда?

– Воевода велел прийти, – сказал дед Макарий. Одноглазый рябой мужик на деда Макария и Иву поглядел с недоверием:

– По какому делу?

Деда Макария напугать мудрено. Ответил ядовито:

– Воеводу спроси. Он тебе, поди, во всём отчитывается.

Поскрёб затылок одноглазый. Плюнул с досады:

– Язык ровно у змеи. Как звать-то?

– Макарием.

Одноглазый передал напарнику бердыш – топор на длинной ручке. Упредил:

– Гляди, зря никого не пускай.

Вскорости вышел да как рявкнет на деда Макария:

– Поди вон, старый пёс!

Дед Макарий растерялся:

– Что велел передать?

– Знать, говорит, такого не знаю и приходить не велел.

Тут уж дед Макарий озлился:

– Коротка, однако, память у твоего воеводы.

– Чего мелешь, старик! – Одноглазый замахнулся бердышом.

Ива деда Макария что было силы за рубаху:

– Айда отсюда, деда!

Однако дед Макарий, как заупрямится, на своем стоит крепко.

– Подождём. Мы люди маленькие, не гордые, – сказал.

Одноглазый хотел было вовсе прогнать настырного старика. Не успел. Распахнулись двери с крыльца лёгкой походкой сам воевода. Следом – ближние ему люди.

Не узнать недавнего Ивиного гостя! В движениях быстр и точен. Строг и суров лицом. Приказания отдаёт на ходу коротко и властно.

Не успел Ива ухватить деда Макария, охранные лица замешкались – дед Макарий уже перед воеводой:

– Здравствуй, воевода.

Воевода остановился. Поглядел чужими глазами на деда Макария, спросил нетерпеливо:

– Что надобно?

– В гости к тебе пришли. Сам приглашал.

У воеводы брови вверх изумлённо пошли:

– В уме ли, старче?!

– Слава богу.

Одноглазый деда Макария за грудки схватил. Только тот и успел крикнуть:

– А ещё памятью хвастал!

– Стой! – закричал вдруг Болотников одноглазому. – Отпусти старика!

Заворчал одноглазый.

– Ты, что ли, Макарий? – Воевода покачал головой.

– Вроде бы…

– Прости. Спервоначалу не признал. Время горячее. Скоро походом на Москву выступаем. Ты покуда осмотрись среди ратных людей. А к вечеру у меня гостем будешь.

Не остыл ещё дед Макарий:

– К тебе в гости ходить – того и гляди, чтобы кости не поломали. Эва, – кивнул на одноглазого, – такой красавец: не приведи господи, во сне привидится – заикой встанешь утром…

Захохотали вокруг. Одноглазый по уши залился кумачом от гнева. Воевода улыбнулся:

– Напраслину возводишь на себя, Макарий. Поди, он страху от тебя натерпелся поболее, чем ты от него.

Одноглазый с сердцем:

– Велено от лазутчиков вероломного Василия Шуйского охранять воеводу великого войска. Понял?

А воевода обернулся к ближним людям:

– Старика пропускать ко мне.

Заворчал недовольно одноглазый.

– Погоди, – сказал воевода, – ещё друзьями будете – водой не разольёшь.

– Не иначе, – буркнул одноглазый. – Заместо отца родного возьму.

– А что, – отозвался дед Макарий, который отроду за словом в карман не лазил, – по-родительски вожжами отхожу, всё чуть поумнеешь.

Дед Макарий с одноглазым, может, и ещё пререкались бы, да воевода, кивнув головой деду Макарию, пошёл дальше. А за ним вместе с остальными и одноглазый.

Ива деду Макарию сделал выговор:

– Вовсе как маленький на рожон лезешь!

В другое время Иве за такие слова, может, и попало бы. А тут, после разговора с воеводой и победой над одноглазым, в доброе расположение духа пришёл дед Макарий. Потому только и сказал:

– Не ворчи, словно старуха. Пойдём лучше поглядим, что делается в городе.

А посмотреть и послушать было что.

Гудели путивльские колокола. Далеко в округе разносились их тревожные голоса. Со всех сторон шли в город люди, заслышав набатный призыв.

Больше всего было холопов, в драной, ветхой одежонке, отчаянных, злых. Бежали они от лютой холопьей доли, когда нет у человека ни кола ни двора и полная над ним власть хозяина и хозяйских приказчиков.

Были тут и казаки, привыкшие к вольной жизни. Притеснений ждали они от Василия Шуйского.

Шли крестьяне, у которых помещики и монастыри отобрали землю. А если и оставили, то так придавили податями да хозяйскими работами, что побросали землю крестьяне сами.

Стрельцов – людей военных – изрядно набралось: на государевом жалованье едва перебивались. Много служилых людей встало на сторону Болотникова.

У Ивы голова кругом шла от столпотворения, что делалось на путивльских улицах и площадях.

Поглядел туда-сюда: нет деда Макария. Перепугался до смерти. Сам не знал, за кого больше: за себя или за слабого глазами деда.

Принялся кричать что было мочи:

– Деда! Деда Макарий! Где ты?

Вокруг народ смеётся. А Иве впору плакать. Иголку в стоге сена найти проще, чем в эдакой толкучке человека. Спасибо, нашлись добрые люди – стали вместе с Ивой звать деда Макария.

Вдруг услышал Ива за спиной дедов голос:

– Эва, крик подняли. Пожар, что ли?

Обрадовался Ива, слов нет.

– Боязно стало. Кабы не они, – на мужиков кивнул, – нешто бы встретились?

– Где уж…

Посмеялись Ивины доброхотные помощники и разошлись каждый своей дорогой.

А дед Макарий с Ивой до вечера ходили по городу. Тут разговор послушают, там в спор ввяжутся.

Понятно Иве: хочет дед Макарий на людей, что собрались идти за Болотниковым, поглядеть со всех сторон. Проникнуть в их речи и помыслы.

Стал день к вечеру клониться. Дед Макарий бороду пригладил:

– Теперь самая пора в гости к воеводе.

– Деда, одумайся! – взмолился Ива. – А ну как опять на одноглазого наткнёмся?

– Мы с тобой воеводой званы, – степенно ответил дед Макарий.

– Хорош твой воевода! Давно ли из одного котелка уху хлебали. А ноне не признал даже.

– Поспешно судишь Ивана Исаевича. У него забот хватит на десятерых. Эва, собралось какое войско! Мудрено ли, что запамятовал нас двоих. Так ведь вспомнил? Узнал?

– Верно, – без особой охоты согласился Ива. – Может, всё же не пойдём, а?

– Нет уж. Назвался грибом – полезай в кузов. Званы в гости. Приглашение приняли. Стало быть, надо идти.

– Чует моё сердце: не кончится это добром, – вздохнул Ива.

Но разве деда Макария переупрямишь?

Воеводу нашли легко. За длинными, наспех собранными столами сидел он с людьми, видать, начальными и ближними.

Добрались не тотчас. Вокруг столов народу тьма-тьмущая! Кто стоит, кто сидит, кто и вовсе прилёг на траву.

Идёт походный ужин в поле. Кормятся все из общих котлов. Едва протолкались к воеводиному столу. На нём еда обильная, но простая, без затей.

Во главе – сам воевода. Подле него богато разодетые люди.

Принялся Ива опять за своё:

– Слышь, деда, пойдём отсюда.

Дед посмеивается:

– Трусоват стал. Прежде за тобой не водилось такого.

А сквозь смешок, чует Ива, дед Макарий тоже тревожится. Только крепится, не показывает виду.

А тут, поди ж ты, лёгок на помине – одноглазый! В конце стола сидит. Перед ним кружка с вином да кусок мяса – троим не справиться.

Хотел Ива спрятаться за чью-нибудь спину и деда Макария упредить о нежеланном знакомом, но тот – даром, что об одном глазе, – уже заметил их и как крикнет во весь голос, однако не зло, весело:

– Гляди, воевода, пожаловали к тебе дорогие гости!

Все, что за столом сидели, обернулись в сторону Ивы и деда Макария. И воевода вместе с другими.

Не в пример утренней встрече, сразу узнал:

– Здорово ли живёшь, Макарий?

– Грех жаловаться, – поклонился дед.

Теперь проталкиваться среди людей не пришлось. Сами расступились.

Подошли к воеводе. Тот первым делом – деду Макарию чашку вина:

– Пей!

Дед Макарий отказался:

– Спасибо за ласку и угощение. Отроду не пивал.

– Экий ты! Табака не куришь, вина не пьёшь. Ну да потчевать можно, неволить – грех.

Сам отхлебнул из чаши.

– А за мной пойдёшь ли?

– На что я тебе? Стар. У тебя молодых эвон сколько.

– Сказывал же: надобны мне люди сочинять грамоты и всякую письменную работу исполнять.

– Коли надобны, о чём разговор, – усмехнулся дед Макарий.

– Добро! – сказал воевода. Видать, по сердцу пришёлся дедов ответ. – Будет время, потолкуем. – И озорно подмигнул. – А теперь ступай к своему другу-приятелю. Вишь, он тебе уже и место приготовил.

Другие не поняли, а Ива прыснул: и верно, одноглазый соседей потеснил, освобождая подле себя лавку, на деда Макария поглядывал и при последних словах воеводы громко возгласил:

– Садись, друг Макарий. Не гостем – хозяином, наравне со всеми.

– Спасибо, – в тон одноглазому отозвался дед Макарий, – только скажи наперёд: зовут-то тебя как? В друзьях давно ходим, а имени твоего не знаю.

Засмеялся рядом невысокий ладный мужичок. Должно быть, видел, как познакомились утром дед Макарий с одноглазым.

А тот:

– Стёпкой кличут.

– Степан, стало быть?

– Да уж, верно, так.

Перекинулись шуточками – оба на язык остры. Слово за слово. Разговорились. Всякое перевидал Степан. Военным холопом был.

– От пятерых хозяев бежал. Не счастья – человечьей жизни искал. Куда там! Собаке впору было завидовать. А последний, вишь, памятку о себе оставил – глаз вышиб. Бог даст, свидимся – разочтёмся!

Поздно окончилось застолье у воеводы.

Деда Макария с Ивой на ночлег взял Степан.

А утром прибежал посыльный:

– Старика Макария воевода кличет!

Долго беседовали с глазу на глаз воевода и дед Макарий. О чём – никому не ведомо. Только в тот же день переписывал Макарий в отдельной горнице для воеводы важнейшие бумаги.

Несколько дней спустя выступило из Путивля грозное войско.

Двинулось на Москву. Против боярского царя Василия Шуйского. И были подле воеводы Ивана Исаевича среди ближних его людей дед Макарий и Ива.