Текст книги "Дикая утка"

Автор книги: Генрик Ибсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Ибсен Генрик
Дикая утка

Генрик Ибсен

Дикая утка

Драма в пяти действиях

1884

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Верле, крупный коммерсант, фабрикант и т. д.

Грегерс Верле, его сын.

Старик Экдал.

Ялмар Экдал, сын старика, фотограф.

Гина Экдал, жена Ялмара.

Xедвиг, их дочь, четырнадцати лет.

Фру Берта Сербю, заведующая хозяйством у Верле.

Реллинг, врач.

Молвик, бывший богослов.

Гроберг, бухгалтер.

Петтерсен, слуга Верле.

Йенсен, наемный лакей.

Рыхлый и бледный господин.

Плешивый господин.

Близорукий господин.

Шестеро прочих господ, гостей Верле.

Несколько наемных лакеев.

Первое действие происходит у коммерсанта Верле, четыре следующих у фотографа Экдала. (*637) ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

В доме Верле. Роскошно и комфортабельно обставленный кабинет: шкафы с книгами, мягкая мебель, посреди комнаты письменный стол с бумагами и конторскими книгами, на лампах зеленые абажуры, смягчающие свет. В средней стене открытые настежь двери с раздвинутыми портьерами. Через двери видна большая, изящно обставленная комната, ярко освещенная лампами и бра. Впереди направо, в кабинете, оклеенная обоями маленькая дверь, ведущая в контору. Впереди налево камин, в котором пылают уголья, а подальше, в глубине, двустворчатые двери в столовую. Слуга коммерсанта Петтерсен, в ливрее, и наемный лакей Й е н с е н, в черном фраке, прибирают кабинет. Во второй большой комнате видны еще двое-трое наемных лакеев, которые также прибирают, зажигают огни. Из столовой доносится шумный говор и смех многочисленного общества, затем слышится звякание ножа о стакан. Наступает тишина; кто-то провозглашает тост, раздаются крики: "Браво!" и снова шум и говор.

П е т т е р с е н (зажигая лампу на камине и надевая абажур). Нет, послушайте-ка, Йенсен, как старик-то наш распинается за здоровье фру Сербю.

Й е н с е н (выдвигая вперед кресло). Правду ль говорят люди, будто промеж них есть кое-что?

П е т т е р с е н. Сам черт их не разберет.

Й е н с е н. Он таки мастер на эти дела был в свое время.

П е т т е р с е н. Да, пожалуй.

Й е н с е н. Говорят, в честь сына дают обед.

П е т т е р с е н. Да, вчера приехал.

Й е н с е н. А я и не слыхал, что у коммерсанта Верле есть сын.

П е т т е р с е н. Как же, есть. Только он постоянно живет на заводе в Горной долине. В город-то он не наведывался уж сколько лет – пока я живу тут в доме.

Другой наемный лакей (в дверях второй комнаты). Послушайте, Петтерсен, тут старичок один...

(*638) П е т т е р с е н (ворчит). А, черт их носит в такое время!

Старик Экдал показывается справа. Он в потертом пальтишке с поднятым воротником, в шерстяных варежках, в руках палка и меховая шапка, под мышкой пакет в оберточной бумаге. Темно-рыжий грязноватый парик и короткие седые усы.

(Идя к нему.) Господи... вам-то чего тут понадобилось?

Э к д а л (в дверях). В контору нужно, Петтерсен, необходимо.

П е т т е р с е н. Контора уж с час как закрыта и...

Э к д а л. Об этом я слыхал еще у ворот, старина. Но Гроберг еще сидит там. Уж, пожалуйста, Петтерсен, пропусти меня тут. (Показывает на маленькую дверь.) Уже хаживал этой дорогой.

П е т т е р с е н. Ну, уж проходите. (Открывает дверь.) Только запомните: назад извольте настоящим ходом. У нас гости.

Э к д а л. Знаю, знаю... гм! Спасибо, старина! Спасибо, дружище! (Бормочет тихонько.) Болван! (Уходит в контору.)

Петтерсен затворяет за ним дверь.

Й е н с е н. И этот разве из конторских?

П е т т е р с е н. Нет, так, переписывает кой-что, когда понадобится. А в свое время он, старый Экдал, тоже хват был.

Й е н с е н. Оно и видно, что не из простых.

П е т т е р с е н. Н-да. Лейтенант был, представьте себе!

Й е н с е н. Ах, черт! Лейтенант?

П е т т е р с е н. Уж это так. Да затеял торговать лесом или чем-то таким. Сказывают, он с нашим-то коммерсантом скверную штуку сыграл. Завод в Горной долине был прежде их общий, понимаете? Я его хорошо знаю, старика-то. Нет, нет, да и пропустим с ним по рюмочке горькой или разопьем по бутылочке баварского в заведенье у мадам Эриксен.

Й е н с е н. Ну, кажись, ему-то не из чего угощать.

П е т т е р с е н. Господи, да вы же понимаете, не он меня, а я его угощаю! По-моему, следует уважить благородного человека, с которым стряслась такая беда.

(*639) Й е н с е н. Он, что же, обанкротился?

П е т т е р с е н. Нет, похуже того. Он ведь в крепости отсидел.

Й е н с е н. В крепости?

П е т т е р с е н. Или в тюрьме. (Прислушиваясь.) Тсс! Встают из-за стола.

Двери из столовой распахиваются изнутри двумя лакеями. Первой выходит фру Сербю, беседуя с двумя господами. За ними понемногу выходят остальные, в том числе и сам Верле. Последними идут Ялмар Экдал и Грегерс Верле.

Ф р у С е р б ю (мимоходом). Петтерсен, кофе подадите в концертную залу.

П е т т е р с е н. Слушаю, фру Сербю.

Фру Сербю с двумя собеседниками проходят во вторую комнату и там сворачивают направо. За ними следуют Петтерсен и Йенсен.

Рыхлый и бледный господин (плешивому). Уф!.. Вот так обед!.. Задали работу!

П л е ш и в ы й. О, просто невероятно, что можно сделать при добром желании в каких-нибудь три часа.

Р ы х л ы й. Да, но после, но после, милейший камергер!..

Т р е т и й господин. Говорят, кофе и мараскин* подадут в концертную залу.

Р ы х л ы й. Браво! Так, может быть, фру Сербю нам что-нибудь сыграет?

П л е ш и в ы й (вполголоса). Как бы она вскоре не сыграла с нами какой-нибудь шутки. _

Р ы х л ы й. Не-ет, Берта не бросит своих старых друзей!

Смеясь, оба проходят в другую комнату.

В е р л е (вполголоса, озабоченно). Надеюсь, никто не заметил, Грегерс?

Г р е г е р с (глядит на него). Чего?

В е р л е. И ты не заметил?

Г р е г е р с. А что было замечать?

В е р л е. Нас сидело за столом тринадцать.

Г р е г е р с. Вот как? Тринадцать?

(*640) В е р л е (взглянув на Ялмара Экдала). Вообще-то мы ведь привыкли всегда рассчитывать на двенадцать персон... (Остальным гостям.) Прошу вас, господа. (Уходит с остальными гостями, исключая Грегерса и Ялмара Экдала, во вторую комнату направо.)

Я л м а р (слышавший разговор). Не следовало бы тебе присылать мне приглашение, Грегерс.

Г р е г е р с. Еще что! Гостей ведь, говорят, сзывали ради меня, а я бы не позвал своего лучшего, единственного друга?..

Я л м а р. Да, но отцу твоему это, кажется, не понравилось. Я вообще ведь не бываю здесь в доме.

Г р е г е р с. Да, да, я слышал. Но надо же мне было повидаться с тобой, поговорить. Я, верно, скоро опять уеду... Да, мы с тобой старые товарищи, однокашники, а вот как разошлись наши пути. Лет шестнадцать-семнадцать не видались.

Я л м а р. Разве столько?

Г р е г е р с. Конечно. Ну, как же тебе живется? На вид хорошо. Ты почти раздобрел, таким солидным стал.

Я л м а р. Гм, положим, солидным меня вряд ли можно назвать, но, разумеется, я несколько возмужал с тех пор.

Г р е г е р с. Да, да. Наружность твоя не пострадала.

Я л м а р (несколько мрачно). Зато внутри каково! Там, поверь, совсем иное! Ты ведь знаешь, какое ужасное несчастье разразилось над нами за то время, что мы с тобой не видались.

Г р е г е р с (понизив голос). Что отец твой теперь?

Я л м а р. Не будем говорить об этом, дорогой мой. Мой бедный, несчастный отец, конечно, живет у меня. Больше у него ведь и нет никого на свете, у кого он мог бы жить. Но, знаешь, мне невыносимо тяжко говорить об этом. Расскажи лучше, как тебе жилось там, на заводе. Грегерс. Чудесно, – полное уединение, можно было вволю думать и размышлять о многом и многом... Иди сюда, устроимся поуютнее. (Садится в кресло у камина и усаживает Ялмара в другое рядом.)

Я л м а р (растроганно). Тебе, во всяком случае, спасибо, Грегерс, за то, что ты пригласил меня отведать (*641) хлеба-соли у твоего отца. Теперь я вижу, что ты ничего больше не имеешь против меня.

Г р е г е р с (с удивлением). Откуда ты взял, что я имел против тебя что-нибудь?

Я л м а р. Ну, в первое время все-таки имел.

Г р е г е р с. В какое первое время?

Я л м а р. После того крупного несчастья. Оно и понятно... с твоей стороны. Ведь и твоего отца чуть-чуть не втянули тогда в... во все эти ужасные истории.

Г р е г е р с. Так поэтому я должен был сердиться на тебя? Кто тебе вбил это в голову?

Я л м а р. Да уж я знаю, Грегерс. Твой отец сам мне говорил.

Г р е г е р с (пораженный). Отец! Вот что! Гм... Так это потому ты с тех пор ни разу и не дал мне знать о себе... ни единым словом?

Я л м а р. Да.

Г р е г е р с. Даже когда решил стать фотографом?

Я л м а р. Отец твой говорил, что лучше не писать тебе ни о чем.

Г р е г е р с (глядя перед собой в пространство). Да, да, пожалуй, он был прав... Но скажи мне теперь, Ялмар... доволен ли ты своим положением?

Я л м а р (слегка вздохнув). Да-а, в сущности, не могу пожаловаться. Сначала-то, как можешь догадаться, мне немножко было не по себе. Совсем ведь в иные условия жизни попал. Да и вообще все пошло по-иному. Это крупное несчастье с отцом, разорение... стыд и позор, Грегерс...

Г р е г е р с (содрогаясь). Да-да, да-да.

Я л м а р. Нечего было и думать продолжать образование. У нас ни гроша не осталось. Напротив. Даже еще долги обнаружились. Главным образом твоему отцу, кажется...

Г р е г е р с. Гм...

Я л м а р. Ну, я и рассудил, знаешь, что лучше всего разом порвать со всеми старыми связями и отношениями. Это особенно советовал мне твой отец. А так как он выказал такую готовность поддержать меня...

Г р е г е р с. Отец?

(*642) Я л м а р. Да, ты же знаешь. А то откуда бы мне было взять денег, чтобы изучить дело и открыть фотографию? Это ведь недешево стоит.

Г р е г е р с. И на все это дал денег отец?

Я л м а р. Ну да, мой милый. Или ты не знаешь? Я так его понял, что он обо всем писал тебе.

Г р е г е р с. Ни единого слова о том, что это он все устроил. Забыл, должно быть. Мы с ним вообще обменивались только чисто деловыми письмами. Так, значит, это отец все!..

Я л м а р. Конечно; он только не хотел, чтобы люди об этом знали. Но это был о н. Он дал мне возможность и жениться. Или... ты и этого не знал?

Г р е г е р с. Нет, и этого не знал. (Потрепав его по плечу.) Дорогой Ялмар, я не могу тебе высказать, как все это меня радует... и мучит. Пожалуй, все-таки я был несправедлив к отцу... в некоторых отношениях. Выходит, что у него есть сердце. Словно, видна совесть...

Я л м а р. Совесть?!..

Г р е г е р с. Ну да, назови, как хочешь. Нет, право, я даже слов не нахожу выразить, как меня радует все, что ты сейчас рассказал мне об отце... Так ты женат, Ялмар. Это больше, чем мне когда-нибудь удастся достигнуть. Ну, надеюсь, ты счастлив в браке?

Я л м а р. И еще как! Такая славная, дельная женщина, что лучше и желать нельзя. И не то чтобы уж совсем необразованная.

Г р е г е р с (несколько удивленно). Ну, конечно.

Я л м а р. Знаешь, сама жизнь воспитывает. Ежедневное общение со мной... И еще у нас бывает кое-кто – люди даровитые... Право, ты бы и не узнал теперь Гину.

Г р е г е р с. Гину?

Я л м а р. Да, милый мой, или ты забыл, что ее зовут Гиной?

Г р е г е р с. Кто, кого зовут Гиной? Я ведь и не знаю вовсе...

Я л м а р. Неужто ты не помнишь, что она одно время служила здесь в доме?

Г р е г е р с (глядя на него). Так это Гина Хансен?..

Я л м а р. Разумеется, Гина Хансен.

(*643) Г р е г е р с. Которая вела здесь хозяйство последний год, когда мать слегла?

Я л м а р. Вот, вот. Но, дорогой друг, я же знаю наверное, что отец твой писал тебе о моей женитьбе.

Г р е г е р с (встав с кресла). Да, писал... но не написал, что... (Ходит по комнате.) Постой... может быть, все-таки... если припомню хорошенько... Отец ведь пишет всегда мне так кратко. (Присаживается на ручку кресла.) Слушай, Ялмар, скажи... это так интересно... скажи, как ты познакомился с Гиной... с твоей женой?

Я л м а р. Да очень просто. Гина недолго оставалась у вас в доме. Очень уж трудно, хлопотливо было. Мать твоя слегла... Ну, Гине не под силу стало справляться, она и отказалась. Это было за год до смерти твоей матери... или в тот же год...

Г р е г е р с. В тот же. А я был тогда уже на заводе. Ну, потом?

Я л м а р. Потом Гина жила со своей матерью, мадам Хансен. Тоже дельная была, работящая женщина. Она держала маленькую столовую да одну комнатку сдавала внаймы. Славная такая была комнатка, чистая, уютная.

Г р е г е р с. И тебе, пожалуй, как раз посчастливилось снять эту комнатку?

Я л м а р. Да-а; это опять твой отец указал мне. Ну и вот... видишь ли... тогда-то я, собственно, и познакомился с Гиной.

Г р е г е р с. И посватался к ней?

Я л м а р. Да. Молодым людям долго ли влюбиться?.. Гм...

Г р е г е р с (встает и прохаживается). Скажи мне... когда ты посватался... не тогда ли отец и дал тебе... то есть я хочу спросить – ты тогда и начал изучать фотографирование?

Я л м а р. Вот, вот. Мне ведь очень хотелось устроиться, чем скорее, тем лучше. И мы оба с твоим отцом решили, что вернее и легче всего мне взяться за это дело. Гина тоже была согласна. Тут, видишь ли, присоединилось еще одно обстоятельство, такое счастливое совпадение, что Гина умела ретушировать...

(*644) Г р е г е р с. Удивительно удачно все складывалось!

Я л м а р (вставая с довольным видом). Не правда ли? Удивительно удачно!

Г р е г е р с. Да, признаюсь. Отец сыграл для тебя роль как бы провидения.

Я л м а р (растроганный). Он не покинул сына своего старого друга в час нужды. Сердечный человек твой отец.

Ф р у С е р б ю (выходит из другой комнаты под руку с Верле). Без разговоров, милейший коммерсант. Нечего вам там расхаживать да глядеть на огни, вам это вредно.

В е р л е (выпуская ее руку и проводя рукой по глазам). Да, пожалуй, вы правы.

Петтерсен и Йенсен входят с подносами.

Ф р у С е р б ю (обращаясь к гостям во вторую комнату). Прошу вас, господа! Кто желает стакан пунша, пусть потрудится пожаловать сюда!

Р ы х л ы й господин (подходя к ней). Но, бог мой, правда ли, что вы упразднили благословенную свободу курения?

Ф р у С е р б ю. Да, здесь, в аппартаментах коммерсанта, курить воспрещается, господин камергер.

П л е ш и в ы й господин. Когда это вы включили столь суровые ограничения в закон о курении, фру Сербю?

Ф р у С е р б ю. С прошлого обеда, господин камергер. Некоторые позволили себе преступить границы.

П л е ш и в ы й господин. А разве это отнюдь не дозволяется – чуточку преступать границы, фру Берта? В самом деле отнюдь?..

Ф р у С е р б ю. Отнюдь, камергер Балле. Ни в каком смысле.

Большая часть гостей собралась в кабинете; слуги обносят их пуншем.

В е р л е (Ялмару, стоящему у стола). Что это вы тут штудируете, Ялмар?

Я л м а р. Просто альбом, господин Верле.

П л е ш и в ы й господин (бродя по комнате). А, фотографии! Это как раз по вашей части!

Р ы х л ы й господин (в кресле). Вы не захватили с собой чего-нибудь из своих работ?

(*645) Я л м а р. Нет, ничего.

Р ы х л ы й господин. Следовало бы. Для пищеварения хорошо посидеть так, поглядеть картинки.

П л е ш и в ы й господин. Тут и тема для разговоров всегда подвернется.

Б л и з о р у к и й господин. А всякая лепта принимается с благодарностью.

Ф р у С е р б ю. Камергеры полагают, что если кого приглашают на обед, тот должен постараться отработать за хлеб-соль, господин Экдал.

Р ы х л ы й господин. В доме, где так хорошо кормят, это – наслаждение!

П л е ш и в ы й господин. Боже мой! Когда дело идет о борьбе за существование, то...

Ф р у С е р б ю. Вы правы!

Продолжают разговор, пересыпаемый смехом и шутками.

Г р е г е р с (тихо). Прими же участие в разговоре, Ялмар.

Я л м а р (пожимаясь). О чем мне говорить?

Р ы х л ы й господин. По-вашему, господин Верле, следует считать токайское до известной степени полезным для желудка?

В е р л е (у камина). За токайское, которое вы сегодня пили, во всяком случае, смею поручиться. Один из самых удачных выпусков. Да вы, кажется, и оценили?

Р ы х л ы й господин. Да, удивительно тонкое.

Я л м а р (неуверенно). А разве вино выпускается не всегда одинаковое?

Р ы х л ы й господин (смеясь). Нет, вы бесподобны!

В е р л е (улыбаясь). Таких знатоков не стоит и угощать тонкими винами.

П л е ш и в ы й господин. Токайское, как ваши фотографии, господин Экдал, нуждается в солнце. Для фотографий ведь необходим солнечный свет, не так ли?

Я л м а р. Да, свет, конечно, много значит.

Ф р у С е р б ю. С фотографиями дело обстоит совершенно так же, как с камергерами. Им тоже, говорят, ужасно необходимо "солнце".

П л е ш и в ы й господин. Фи, фи! Избитая острота!

Б л и з о р у к и й господин. Барыня прохаживается...

(*646) Р ы х л ы й господин. Да еще на наш счет! (Грозит ей.) Фру Берта, фру Берта!

Ф р у С е р б ю. Да, но ведь это сущая правда, что выпуски могут сильно розниться. Старейшие – самые лучшие.

Б л и з о р у к и й господин. Меня вы к старым причисляете?

Ф р у С е р б ю. Ну нет.

П л е ш и в ы й господин. Вот как! А меня, милейшая фру Сербю?..

Р ы х л ы й господин. А меня? К какому выпуску нас причислите?

Ф р у С е р б ю. Вас, господа, я причислю к сладким выпускам. (Отпивает из стакана с пуншем.)

Камергеры смеются и шутят с ней.

В е р л е. Фру Сербю всегда сумеет вывернуться, если захочет. Не давайте же стаканам застаиваться, господа!.. Петтерсен, посматривайте! Грегерс, нам с тобой надо бы чокнуться.

Грегерс не шевелится.

И с вами тоже, Экдал. За столом как-то не пришлось. Из маленькой двери выглядывает бухгалтер Гроберг.

Г р о б е р г. Извините, господин Верле, но я не могу выбраться.

В е р л е. Что же, вас опять заперли?

Г р о б е р г. Да, и Флакстад ушел с ключами.

В е р л е. Так проходите.

Г р о б е р г. Но тут еще есть один...

В е р л е. Проходите, проходите оба, не стесняйтесь.

Гроберг и старик Экдал выходят из конторы. У Верле невольно вырывается досадливый возглас. Смех и говор гостей смолкают. Ялмара передергивает при виде отца, он поспешно ставит стакан на стол и поворачивается лицом к камину.

Э к д а л (проходит, не поднимая глаз, отрывисто кивая на обе стороны и бормоча). Прошу извинения. Не туда попал. Ворота заперты... ворота заперты. Прошу извине-(*647)ния! (Уходит вслед за Гробергом во вторую комнату направо.)

В е р л е (сквозь зубы). Дернуло этого Гроберга!..

Г р е г е р с (уставившийся с открытым ртом на Ялмара). Да не может быть!..

Р ы х л ы й господин. Что такое? Кто это был?

Г р е г е р с. Никто. Просто бухгалтер и еще человек.

Б л и з о р у к и й господин (Ялмару). Вам он знаком?

Я л м а р. Не знаю... не обратил внимания...

Р ы х л ы й господин (встает). Да что же случилось, черт возьми? (Подходит к группе других гостей, беседующих вполголоса.)

Ф р у С е р б ю (шепчет Петтерсену). Суньте ему там что-нибудь получше.

П е т т е р с е н (кивая). Слушаю. (Уходит.)

Г р е г е р с (тихо, взволнованно Ялмару). Так это был он?

Я л м а р. Да.

Г р е г е р с. И ты сказал, что не знаешь его?

Я л м а р (с горячностью, шепотом). Да как же я м о г!..

Г р е г е р с. ...Признать своего отца?

Я л м а р (горестно). Ах, побывал бы ты на моем месте!

Перешептывание и тихий говор между гостями сменяются вдруг деланно громким разговором.

П л е ш и в ы й господин (приближаясь к Грегерсу и Ялмару, дружеским тоном). А! Обновляете старые воспоминания из времен студенчества? Что?.. Вы курите, господин Экдал? Хотите огоньку? Ах да, ведь тут нельзя...

Я л м а р. Благодарю, я не...

Р ы х л ы й господин. Не почитаете ли вы нам какие-нибудь хорошенькие стишки, господин Экдал. Прежде, я помню, вы премило декламировали.

Я л м а р. К сожалению, теперь ничего не припомню.

Р ы х л ы й господин. Жаль, очень жаль. Ну, так что же бы нам придумать, Балле?

Оба прохаживаются по кабинет у, потом направляются во вторую комнату.

(*648) Я л м а р (мрачно). Грегерс... я уйду! Тот, над чьей головой разразился сокрушающий удар судьбы, видишь ли... Передай мой поклон твоему отцу.

Г р е г е р с. Хорошо. Ты прямо домой?

Я л м а р. Да. А что?

Г р е г е р с. Я, может быть, загляну к тебе потом.

Я л м а р. Нет, не надо. Ко мне не надо. Невесел угол мой, Грегерс... особенно после такого блестящего пиршества... Мы всегда можем повидаться где-нибудь в другом месте.

Ф р у С е р б ю (подходя, вполголоса). Вы уходите, Экдал?

Я л м а р. Да.

Ф р у С е р б ю. Кланяйтесь Гине.

Я л м а р. Благодарю.

Ф р у С е р б ю. И скажите, что я как-нибудь на днях загляну к ней.

Я л м а р. Благодарю. (Грегерсу.) Не провожай меня. Я хочу уйти незаметно. (Медленно, словно прохаживаясь, направляется во вторую комнату и уходит направо.)

Ф р у С е р б ю (тихо Петтерсену, который вернулся). Ну, дали что-нибудь старику?

П е т т е р с е н. Как же. Сунул ему в карман бутылку коньяку.

Ф р у С е р б ю. Не нашли ничего получше.

П е т т е р с е н. Он лучше-то ничего и не знает, фру Сербю.

Р ы х л ы й господин (в дверях, с нотами в руках). Не сыграем ли мы с вами в четыре руки, фру Сербю?

Ф р у С е р б ю. Хорошо, пойдемте.

Г о с т и. Браво, браво!

Фру Сербю и все гости уходят во вторую комнату направо. Грегерс остается у камина. Верле ищет что-то на письменном столе, по-видимому, выжидая, чтобы Грегерс ушел, но последний не шевелится, и Верле сам направляется к дверям.

Г р е г е р с. Отец, нельзя ли уделить мне минутку? Верле (останавливаясь). Что тебе? Грегерс. Мне надо сказать тебе пару слов.

В е р л е. Нельзя ли отложить, пока мы останемся одни?

(*649) Г р е г е р с. Нет, нельзя. Может быть, выйдет так, что нам с тобой и не придется больше остаться одним. Верле (подходя ближе). Что это значит?

В течение следующей беседы из залы глухо доносятся звуки фортепиано.

Г р е г е р с. Как можно было дать этой семье так опуститься!

В е р л е. Ты, вероятно, говоришь о семье Экдала, насколько я понимаю.

Г р е г е р с. Именно. Лейтенант Экдал когда-то был очень близок с тобой.

В е р л е. К сожалению, слишком даже близок. И мне годами пришлось расплачиваться за это. Ему я обязан, что на мое доброе имя легло что-то вроде пятна.

Г р е г е р с (тихо). А он действительно был один виноват?

В е р л е. Кто же еще, по-твоему?

Г р е г е р с. Но вы ведь затеяли эту скупку лесов сообща...

В е р л е. Да, но разве не Экдал снимал планы участков... неверные планы? Это он затеял незаконную порубку на казенной земле. Это он же и заведовал всем делом. Я был в стороне и даже не ведал, что там творил лейтенант Экдал.

Г р е г е р с. Лейтенант Экдал и сам-то, верно, не ведал, что творил.

В е р л е. Может статься. Но факт тот, что он был осужден, а я оправдан.

Г р е г е р с. Знаю, что улик против тебя не оказалось.

В е р л е. Оправдан – значит оправдан. Но с чего ты вздумал копаться в этих старых дрязгах, от которых я поседел раньше времени? Пожалуй, вот о чем ты размышлял все эти годы на заводе? Могу тебя заверить, Грегерс, у нас в городе все эти истории давным-давно забыты... поскольку они касались меня.

Г р е г е р с. А несчастная семья Экдала?..

В е р л е. Да что же, по-твоему, следовало мне сделать для них? Когда Экдал вышел на свободу, он был уже человек сломленный, совершенно беспомощный. Есть такие, люди, которые сразу идут ко дну, как только им попадет (*650) пара дробинок в тело, и никогда уж не всплывают больше наверх. Поверь моему слову, Грегерс, для старика Экдала я сделал все, что только позволяли обстоятельства... что мог сделать, не давая пищи разным подозрениям и пересудам...

Г р е г е р с. Подозрениям?.. Ну да, разумеется.

В е р л е. Я велел давать старику переписку из конторы и плачу ему куда дороже, чем стоит его работа...

Г р е г е р с (не глядя на отца). Гм... в этом я не сомневаюсь.

В е р л е. Ты смеешься? Пожалуй, не веришь моим словам? По книгам, разумеется, этого проверить нельзя, таких расходов я никогда не заношу.

Г р е г е р с (с холодной усмешкой). Н-да, пожалуй, бывают расходы такого рода, что самое лучшее их не заносить.

В е р л е (пораженный). К чему ты это клонишь?

Г р е г е р с (собравшись с духом). Ты занес в книги расход по обучению Ялмара Экдала фотографированию?

В е р л е. Я? Занес ли?

Г р е г е р с. Я теперь знаю, что ты взял этот расход на себя. И знаю также, что ты не поскупился дать молодому Экдалу возможность завести дело, устроиться.

В е р л е. Вот видишь, а еще говорят, что я ничего не сделал для Экдала! Могу тебя заверить, эти люди стоили мне порядочно.

Г р е г е р с. А ты занес в книги хоть некоторые из этих расходов?

В е р л е. К чему ты задаешь такие вопросы?

Г р е г е р с. О, на то есть свои причины. Слушай, скажи мне... твое горячее участие к сыну твоего старого друга... началось как раз с того времени, когда он вздумал жениться?

В е р л е. Какого черта!.. Где мне помнить это через столько лет?..

Г р е г е р с. Ты мне писал тогда, – чисто деловое письмо, разумеется, – и в приписке вкратце упомянул, что Ялмар Экдал женился на фрекен Хансен.

В е р л е. Ну да, ее так и звали.

(*651) Г р е г е р с. Но ты не упомянул, что эта фрекен Хансен была Гина Хансен, наша бывшая экономка.

В е р л е (принужденно-насмешливо). Я не знал, что ты особенно интересовался нашей бывшей экономкой.

Г р е г е р с. Я и не интересовался. Но... (понижая голос) кажется, другие здесь в доме очень интересовались ею.

В е р л е. Что ты хочешь сказать? (Вспылив.) Не на меня же ты намекаешь?

Г р е г е р с (тихо, но твердо). Да, я на тебя намекаю.

В е р л е. И ты смеешь!.. Осмеливаешься!.. А этот неблагодарный, этот фотограф... как смеет он взводить подобные обвинения!

Г р е г е р с. Ялмар ни единым словом не коснулся этого. Не думаю, чтобы у него было хоть малейшее подозрение.

В е р л е. Так откуда же ты взял? Кто мог тебе сказать подобное?

Г р е г е р с. Моя бедная, несчастная мать. Она мне сказала это, когда я в последний раз виделся с ней.

В е р л е. Твоя мать! Этого и надо было ожидать. Вы с ней всегда были заодно. Она и восстановила тебя против меня с самого начала.

Г р е г е р с. Нет, не она, а ее муки и страдания – все, что сломило ее и привело к злополучному концу.

В е р л е. О, ей вовсе не из-за чего было так страдать и мучиться; во всяком случае, причин у нее было не больше, чем у многих других! Но с болезненными, экзальтированными особами не сговоришься. Я это достаточно испытал... И вот ты теперь носишься с подобными подозрениями... роешься в куче старых пересудов и сплетен, позорящих твоего отца. Право, Грегерс, в твои годы пора бы уж заняться чем-нибудь более полезным.

Г р е г е р с. Да, пожалуй, пора бы.

В е р л е. Тогда и на душе у тебя, может быть, стало бы светлее, чем, как видно, теперь. Ну к чему тебе корпеть там на заводе, гнуть спину как простому конторщику и отказываться брать хоть грош сверх положенного жалованья? Ведь это прямо глупо с твоей стороны.

Г р е г е р с. Да, если бы я был уверен, что это так.

В е р л е. Я тебя понимаю. Ты хочешь быть независимым, не быть мне ничем обязанным. Ну вот, теперь тебе и (*652) представляется случай стать независимым, самому себе господином.

Г р е г е р с. Вот? Как так?..

В е р л е. Видишь, я писал тебе, чтобы ты непременно и немедленно приехал сюда в город... гм...

Г р е г е р с. Да... но что тебе, в сущности, понадобилось от меня? Я весь день ждал объяснения.

В е р л е. Я хочу предложить тебе вступить компаньоном в фирму.

Г р е г е р с. Мне? В твою фирму? Компаньоном?

В е р л е. Да. Нам не пришлось бы из-за этого постоянно бывать вместе. Ты мог бы вести дела здесь, в городе, а я переехал бы на завод.

Г р е г е р с. Ты?

В е р л е. Видишь ли, я теперь уж не такой работник, как прежде. Приходится беречь глаза, Грегерс: что-то слабы стали.

Г р е г е р с. Ну, это всегда было.

В е р л е. Не так, как теперь. Да и кроме того... по некоторым соображениям... я мог бы, пожалуй, предпочесть перебраться туда... хоть на время.

Г р е г е р с. Вот чего никогда бы не подумал.

В е р л е. Слушай, Грегерс. Мы с тобой во многом и многом не сходимся. Но все же мы с тобой – отец и сын. И, право, мы могли бы прийти к какому-нибудь соглашению,

Г р е г е р с. То есть с виду?

В е р л е. Да, хотя бы так. Подумай же насчет этого, Грегерс. По-твоему, это возможно? А?

Г р е г е р с (холодно смотрит на него). Тут что-то кроется.

В е р л е. То есть как это?

Г р е г е р с. Я тебе для чего-то нужен.

В е р л е. При столь тесных узах, как наши, надо полагать, один всегда нуждается в другом.

Г р е г е р с. Да, говорят.

В е р л е. И я бы очень хотел, чтобы ты теперь побыл дома некоторое время. Я одинок, Грегерс. Всегда чувствовал себя одиноким, всю жизнь. Но теперь это особенно (*653) дает себя знать – старею. Мне нужно иметь подле себя кого-нибудь.

Г р е г е р с. У тебя ведь есть фру Сербю.

В е р л е. Да, это верно. И я, так сказать, почти не могу обойтись без нее. У нее такой веселый нрав и ровный характер, она оживляет весь дом... а мне это очень, очень нужно.

Г р е г е р с. Так вот, значит, у тебя и есть все, что тебе нужно.

В е р л е. Да, но я боюсь, что так дело не может продолжаться. Женщина в подобных условиях легко может попасть в ложное положение в глазах света. Да я готов сказать, что и для мужчины это неудобно.

Г р е г е р с. О, если мужчина задает такие обеды, как ты, он может позволить себе кое-что.

В е р л е. Но о н а – т о, Грегерс? Ее-то положение? Боюсь, что долго она не выдержит. Да если бы даже... если бы ради меня она и махнула рукой на все пересуды и сплетни... то сам посуди, Грегерс, – у тебя так сильно развито чувство справедливости...

Г р е г е р с (прерывая его). Скажи мне коротко и ясно: ты собираешься жениться на ней?

В е р л е. А если бы так? Что тогда?

Г р е г е р с. Я тоже спрошу, что тогда?

В е р л е. Ты был бы решительно против этого?

Г р е г е р с. Отнюдь нет. Никоим образом.

В е р л е. Я ведь не мог знать... Быть может, дорожа памятью покойной матери...

Г р е г е р с. Я не страдаю экзальтацией.

В е р л е. Ну, как бы там ни было, ты, во всяком случае, снял с моей души тяжелый камень. Мне очень дорого заручиться в этом деле твоим сочувствием.

Г р е г е р с (глядя на него в упор). Теперь я понимаю, для чего ты меня хотел использовать.

В е р л е. Использовать. Что за выражение!

Г р е г е р с. Не будем особенно щепетильны насчет слов, по крайней мере с глазу на глаз. (С отрывистым смехом.) Так вот оно что! Вот зачем я во что бы то ни стало должен был явиться в город собственной персоной. Ради (*654) фру Сербю надо было поставить дом на семейную ногу. Табло из сына и отца! Это нечто новенькое!

В е р л е. Как ты смеешь говорить в таком тоне!

Г р е г е р с. Когда тут в доме была семья? Никогда, сколько я себя помню. А теперь, видно, понадобилось создать хоть нечто в этом роде. В самом деле, как это славно будет: заговорят, что вот сын на крыльях благоговения прилетел к помолвке старика отца. Что же тогда останется от всех этих слухов о бедной покойной страдалице матери? Ни порошинки! Ее сын развеет их по ветру!