Текст книги "Секретный архив Шерлока Холмса [антология]"

Автор книги: Генри Слизар

Соавторы: Крэг Шоу Гарднер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

– За то, что он испортил жизнь Мэдлин.

– Хм! Вы ничего не забыли?

– Конечно, забыл! Он убил Витторию.

– Любопытно. Почему вы так думаете?

– Он сделал ей инъекцию какого-то яда, и вскоре она умерла.

– Не знал, что она умерла от отравления. Разве газеты не называли иную причину?

– Она умерла от тяжелой травмы черепа.

– Рэндалл ударил ее по голове?

– Она упала с лошади.

– Ага! Он специально выдрессировал лошадь, чтобы та ее сбросила.

– В ваших устах смерть этой женщины выглядит нелепо.

Мы подходили к старому готическому собору, чьи колокола били пять часов.

– Ничья смерть не бывает нелепой. – Холмс затянулся трубкой. – Когда по всей Европе строили такие соборы, для завершения некоторых из них – например собора в Реймсе – потребовалось около сотни лет. Подумайте, сколько там трудилось рабочих! Естественно, было много несчастных случаев, особенно с сыновьями, которые работали у отцов подмастерьями, усваивая семейное ремесло, например укладку камней. Леса падали, инструменты ломались. Но лишь немногие из пострадавших умерли. То же самое с каретами и экипажами. Наши улицы были предназначены для пешеходов и редких повозок, а не для такого количества транспорта. Поэтому столкновения случаются, но редко оканчиваются трагически. Однако с появлением скоростных транспортных средств число несчастных случаев и смертей возрастет в несколько раз… О чем я говорил?

– О соборах.

– Да-да, о несчастных случаях. Рабочие трудились среди шума, грохота и криков. Но время от времени какой-нибудь молодой парень кричал от боли, и на минуту воцарялась тишина – все ждали сообщения, что парень до конца дней будет носить типичные для своей профессии шрамы на руках или других местах. В такие минуты какой-нибудь философ заявлял: «С этим криком ремесло входит в тело». Так оно и было.

– Но какое отношение это имеет к Виттории?

– Такое, что в своем ремесле она была отнюдь не подмастерьем. Согласно всем отчетам, Виттория была опытной наездницей и акробаткой, но тем не менее она свалилась с лошади.

– Она упала в обморок.

– Вот как?

– Да. Инспектор манежа сказал, что она как будто потеряла равновесие, задохнулась и упала. Другие свидетели это подтвердили.

– Отлично! Что, по-вашему, может вызвать обморок? Вы ведь разбираетесь в таких вещах. – На мой взгляд, Холмс разбирался в них не хуже меня, но мне не хотелось спорить, пока он курил трубку и строил умозаключения.

– Множество причин… Учащенный пульс, головокружения и обмороки обычно предполагают сердечную аритмию. Но их может вызвать и нарушение кровообращения, физическое перенапряжение, обезвоживание организма, голод, сильное кровотечение или анемия, даже испуг. Ожидание материнства может усиливать предрасположенность к подобным явлениям, добавляя к ним нервозность, а в случае токсикоза повышение кровяного давления.

– Вы имеете в виду беременность?

– Да. Такое часто бывает с женщинами.

– И едва ли с мужчинами.

– Разумеется.

– Значит, нарушение кровообращения…

– Это одна из наиболее частых причин обморока.

– Могло ли кровообращение быть нарушено из-за слишком туго зашнурованного корсета с целью скрыть «ожидаемое материнство»?

– Могло независимо от цели. Но такая причина исключает яд.

– Это так. Какой же яд был использован?

– Не знаю. Я только знаю, что его ввели шприцем.

– В большом количестве?

– Не думаю, шприц был маленький. А что?

– Ядовитым может быть практически все – от мускатного ореха до соли. Перебрать все яды просто невозможно, и к тому же это абсолютно бесполезно.

– Невозможно – да, но почему бесполезно?

– Люди не вводят друг другу все имеющиеся в доме растворы в надежде избавиться от тех, кто им мешает.

– Тоже верно.

– Все, несомненно, было проделано настолько просто, насколько возможно, но не проще того, – заметил Холмс, словно произнося какую-то загадочную формулу.

– Не понимаю.

– Вы сказали, что Виттория умерла от увечий, полученных во время обморока, и тем не менее не сомневаетесь, что ее отравили.

– Да.

– Не спрашиваю вас, откуда вы это знаете, так как вы, очевидно, хотите скрыть этот факт.

Я посмотрел на него. Сколько же ему известно?

– Чего я не понимаю, – продолжал он, – так это почему вы никогда не спрашивали Мэдлин, что это был за яд.

– Я собирался, но мне не хотелось вообще вспоминать тот день. К тому же, когда я… Послушайте, как вы узнали, что яд дала Мэдлин?

– Кого же еще вы можете с таким упорством стараться защитить даже от меня?

Я слегка покраснел, но в темноте это не было заметно.

– Так почему вы не спросили ее?

– Ну, мы обменялись несколькими вежливыми письмами, но в них я не хотел упоминать о происшедшем. Я надеялся, что нам удастся поговорить друг с другом.

– Но вам не удалось?

– Удалось, но не об этом. Спустя два месяца после смерти Виттории Мэдди написала мне, что отец Джейн встретился с дядей Рэндалла, и пригласила меня на свадьбу Рэндалла и Джейн! Сначала я пришел в ужас, но потом, как вы понимаете, почувствовал облегчение и навестил Мэдлин, чтобы узнать ее планы на будущее. Я с удивлением услышал, что она не только довольна этим браком, но через неделю после свадьбы уезжает вместе с молодоженами «помочь им обосноваться в их сельском доме»! Я умолял ее остаться в Лондоне, не сомневаясь, что так как брак избавляет отца Джейн от финансовых проблем, он может обеспечить Мэдлин жильем, до тех пор пока она не выйдет замуж. Мэдлин, как вам известно, очень красивая девушка. Но она взяла меня за руку, посмотрела мне в глаза и сказала: «Куда Джейн, туда и я». Просто стыд! Если бы Рэндалл не сотворил с ней эту гнусность, у моей кузины были бы свои дом и семья!

– Как у вас?

– Да! Ну, у нас с Мэри пока нет детей, но мы надеемся, что они появятся. Из-за одного мерзавца вся жизнь Мэдлин сложилась весьма печально.

– Почему вы так говорите?

– После той встречи я практически не видел Мэдлин. Казалось, семейные планы Джейн поглотили ее целиком. Сначала нужно было готовиться к свадьбе и устроить ее поскорее, чтобы не уезжать в разгар зимы. Так как мать Джейн умерла, ее отец считал вполне естественным, что Мэдлин берет все эти задачи на себя. Она действительно поехала с ними в деревню «помочь обосноваться» и, очевидно, превратилась в служанку Джейн. Я часто писал Мэдди, а через несколько месяцев начал уговаривать ее приехать в Лондон, хотя бы ненадолго. Я объяснил ей, что не могу покинуть Лондон из-за моих занятий, но, безусловно, найду время повидаться с ней и знаю много порядочных джентльменов, которые будут рады с ней познакомиться. К тому же, если даже она не испытывает желания бывать в обществе, сейчас самое время позволить новобрачным остаться наедине.

– И каков был результат? – осведомился Холмс.

– Результат меня удивил. Мэдлин написала, что новобрачные уже ждут ребенка, поэтому она не может оставить Джейн. На том дело и кончилось. Я прекратил обращаться к ней с красноречивыми просьбами, а когда ребенок начал ходить, все четверо переехали в Лондон.

– Значит, она вернулась?

– Не она, Холмс, а они. Я пытался встретиться и поговорить с Мэдди, а она хотела, чтобы я «познакомился с малышом». Ну, я видел ее и маленького Рэндалла. Они выглядели здоровыми и веселыми. Похоже, Мэдди взяла на себя воспитание ребенка и уход за ним, хотя Джейн и Рэндалл его обожали. У них была горничная, кухарка и так далее…

– Похоже, жизнь сложилась печально не у нее, а у вас.

– Вы меня не слушаете!

– Неужели? А вы меня?

– Они позволяют ей жить с ними на положении няни, в то время как по праву рождения ее социальный статус такой же, как у Джейн.

– Но не как у Рэндалла, – напомнил Холмс.

– Что толку об этом говорить! – воскликнул я. Мы уже приближались к дому Норриса, и мне стало ясно, что нам не достичь взаимопонимания, прежде чем мы доберемся до двери. – Вы всегда были человеком науки, а не общества, Холмс, – умиротворяюще сказал я. – Естественно, вы не понимаете, какое благо представляет собой семейная жизнь, которой Рэндалл лишил Мэдлин.

На двери была вырезана буква «Н», окруженная, по случаю траура, венком из черных лент. Я постучал дверным молотком в форме грифона.

– Поговорите с Мэдлин, Уотсон, – посоветовал мне Холмс, – и тогда вам станет ясно, действительно ли так печальна ее жизнь. «Тот, кто опасается задавать вопросы, никогда ничего не узнает».

– Кто это сказал – Конфуций?

– Нет. Раввин Теодор Клейн. Дверь открылась, и мы вошли.

Нас проводили в огромную гостиную, зеркала и люстра в которой были занавешены черными покрывалами. Двенадцать усталых мужчин и женщин сидели в креслах, ожидая, пока рассвет освободит их от утомительного бдения.

У дальней стены находилось возвышение, усыпанное белыми лилиями и гвоздиками. Я шагнул к возвышению, на котором стоял резной гроб из красного дерева с бренными останками лорда Рэндалла, графа Норриса. «И гроб у него самый лучший!» – мелькнуло у меня в голове. Он выглядел даже красивее, чем прежде (кровь, разумеется, уже смыли), а на лице было написано то же самодовольное выражение, которое так раздражало меня раньше. Возможно, все дело в форме рта – нужно будет спросить у френолога. Не скрою, я испытал облегчение, убедившись воочию, что этот человек уже никому не причинит зла.

– Джон! Джон Уотсон!

Я повернулся к Мэдлин, как цветок поворачивается к солнцу.

С годами она несколько располнела и округлилась, поэтому черное ей шло, в то время как молодые и худощавые выглядят в нем костлявыми и угловатыми.

Позади Мэдлин, пытаясь застегнуть у нее на шее ожерелье, стояла Джейн; сначала я увидел только ее руки на горле у Мэдди.

– Ну, Джон, что вы о нем думаете?

Короткое ожерелье из жемчуга хорошо подходило к глазам Мэдлин.

– Выглядит отлично, – одобрил я.

– Юный Рэндалл нашел его сегодня, когда рылся в коробке с бумагами, – объяснила Джейн. – Как только он увидел ожерелье, то сразу сказал: «Это для леди Мэдлин».

– Рэндалл, – обратилась к ребенку Мэдди, – это твой кузен, доктор Джон Уотсон, но ты можешь называть его дядей. Теперь ты хозяин дома, и твоя обязанность поприветствовать его и представить остальным.

– Хеллоу, доктор… дядя Джон! – поздоровался мальчик и по-мужски пожал мне руку. Это был красивый ребенок лет одиннадцати, с янтарными локонами и ярко-голубыми глазами, похожими на синеватые прожилки в пламени. – Добро пожаловать. Конечно, вы уже знакомы с моими мамами – вашими кузинами. Эти джентльмены – друзья моего отца и его компаньоны по охоте. – Юный Рэндалл назвал всех по имени и перечислил самую крупную дичь, которую подстрелил каждый из них. Мы обменялись рукопожатиями, и Рэндалл-младший повернулся к слуге. – Это Грегори. Его семья служила нашей семьдесят два года. – Грегори кивнул, а на лице мальчика мелькнула улыбка. – Каждую субботу мы все – я имею в виду мужчин – отправляемся на охоту. И, конечно, берем их с собой. – Он указал на трех больших собак, которые лежали у возвышения, словно охраняя покойного хозяина. – Того черного с рыжими пятнами зовут Сэмми. Он бегает быстрее всех. А та рыжая собака – его мать, Топаз. – При звуках своих имен собаки навострили уши, но не сдвинулись с места. – Отец говорил, что Топаз уже стара для охоты и однажды может не выдержать гонки и умереть. Я сказал, что лучше оставлять ее дома, но отец не согласился. Теперь он уже никогда не пойдет на охоту – и я тоже. Леди Мэдлин и мама говорят, что молодой человек должен учиться другим вещам. А мне нравится охота. Хотя наука мне тоже нравится. Когда-нибудь я стану знаменитым изобретателем вроде Томаса Эдисона и Жюля Верна… О, я забыл сказать, что у нас еще есть черный ретривер – Лабрадор. Она толстая, и мы назвали ее Крошка Дорис, как у Диккенса. Один из охотников повернулся к нам.

– Может быть, ты имеешь в виду Крошку Доррит?

– Нет, – твердо заявил юный Рэндалл.

Джентльмен отвернулся и начал поправлять кармашек для часов.

– Доктор Уотсон… дядя! Мэдлин говорила мне, что вы знаете все о науке и можете все объяснить.

Я покосился на Холмса, стоящего в углу комнаты рядом с арфой и роялем. Мой друг курил трубку у открытого окна и, казалось, наслаждался нашим разговором.

Охотники стали надевать куртки.

– Рэндалл, дорогой, – обратилась Мэдди к мальчику, – пожалуйста, найди наши с мамой плащи и подожди нас у парадного входа, ладно? Потом мы втроем можем прогуляться.

Ребенок убежал выполнять поручение.

Мэдлин взяла меня за руку и подвела к возвышению.

– Я все время беспокоился о вас, Мэдди, – сказал я.

– Знаю, Джон, и не понимаю почему.

– Вы могли выйти замуж и иметь свою семью, а эти люди сделали из вас няньку.

– Все это было в ваших письмах, Джон, но это неправда.

– А что тогда правда?

– Благодаря этому браку каждый из нас получил то, что хотел; Джейн – Рэндалла, ее отец – выгодную партию для дочери, Рэндалл – красивую жену и хорошо воспитанного наследника, сохранив возможность охотиться по субботам и посещать женщин по вторникам и воскресеньям, его дядя – респектабельную супругу для племянника. Возможно, Рэндалл не извлек большой прибыли из займа, предоставленного им отцу Джейн, когда умер мой отец, а мы не должны были добиваться предложения Рэндалла. Но, как я говорила, в итоге каждый получил то, что хотел.

– Но вы ни разу не сказали, – заметил я, – чего хотели вы.

Мэдлин улыбнулась.

– Мне незачем было об этом говорить – все и так пришло ко мне: ваша дружба, возможность провести жизнь с женщиной, которую я люблю, видеть счастливой ее и нашего мальчика…

– У него необычные глаза, не так ли? – сказал я, глядя ей в лицо. – Такие глаза я видел только у одного человека.

Мэдлин не поняла меня или притворилась, что не понимает.

– Учитывая компанию, которую вы водите, я могу лишь надеяться, что эти глаза не плавают в какой-нибудь банке.

– А теперь он новый граф, – настаивал я.

– Вам лучше других известно, что он сын своего отца, – отозвалась она. – Так что его титул неоспорим. Юный Рэндалл – единственный наследник. Иначе титул просто отошел бы короне. Давайте не будем об этом говорить. Я пригласила вас сюда, чтобы попросить о двух услугах.

– О скольких услугах.

– Вы всегда так говорите.

– Но я это и имеют в виду.

– Почему?

– Для меня с детства было ясно, что один или два плохих человека разрушили вашу жизнь.

– Что за романтический вздор, Джон! Разрушить мою жизнь можно, только убив меня. Но и тогда душа осталась бы невредимой. – Мэдлин решительно посмотрела на меня. – Поверьте, разрушить мою жизнь никто не в состоянии.

Я поверил ей.

– А теперь могу я попросить о двух одолжениях?

– Три желания, – усмехнулся я.

– Пока только два. Первое: Рэндаллу-младшему нужно чем-то заниматься по субботам. Кто-то должен показать ему, что существуют мужские занятия и помимо охоты.

– Ну что ж, я уверен, что Мэри будет рада его обществу, и мальчик может ходить со мной к пациентам, если это ему интересно.

– Конечно, интересно!

– Тогда договорились. Чем еще я могу вам помочь?

– Вторая просьба потруднее. Она связана с уплатой долга. Деньги не проблема.

Я поднял брови, ожидая продолжения.

– Я солгала, сказав, что каждый получил то, что хотел. Кое-кого я забыла. Не догадываетесь? Ну конечно, Витторию!

Упоминание о ней удивило меня.

– Вы чувствуете себя ответственной за смерть Виттории?

– Разумеется! Я точно не знаю, что произошло, но нам не следовало поощрять Рэндалла. Мы были эгоистичны. Вместо того чтобы посоветовать ему держаться от нее подальше…

– Это разорило бы вашу семью.

– Нет, – покачала головой Мэдлин. – Мы уже были разорены. А расплачиваться пришлось Виттории. Это несправедливо.

Разговор начал меня беспокоить. Некоторые вещи я предпочел бы не знать. Возможно, именно поэтому я никогда не задавал Мэдлин определенных вопросов.

– Будем практичными, – сказал я. – Что вы теперь можете сделать для Виттории?

– А чего всегда хотела Виттория? Славы. Бессмертия. Признания. Когда мы с Джейн ожидали ребенка, то надеялись, что родится девочка и мы назовем ее Виттория. Рэндалл пришел бы в ярость, но мы бы с ним как-нибудь справились… Однако родился сын, и Рэндалл, как вы догадываетесь, назвал его в свою честь. Поэтому, когда малыш спал, мы по ночам придумывали план. Среди женщин было немало искусных наездниц, но все статуи в парках воздвигнуты в честь воинов-мужчин. Возможно, где-то есть конная статуя Орлеанской Девы, Жанны д'Арк, но я никогда ее не видела. Меня бы удивило, если бы в Ковентри была статуя леди Годайвы. [67]67
  Леди Годайва – легендарная графиня, проскакавшая верхом обнаженной через Ковентри, чтобы избавить его жителей от налога, которым обложил их ее жестокий супруг.


[Закрыть]Мы с Джейн хотим установить памятник Виттории, принцессе цирка в парке, саду или на площади. Мы много работали – нашли два портрета, несколько эскизов скульптора и три раскрашенные фотографии Виттории – на одной из них она в цирковом костюме. Конечно, волосы у статуи не могут быть красными! Но мы боимся напутать с чем-нибудь еще – позой, улыбкой, костюмом. Так что проблем тут достаточно. Но вы, Джон, и ваш друг Холмс, который прячется между окном и арфой, знаете многих людей и могли бы нам помочь. Как по-вашему, Виттория заслуживает памятника в Лондоне?

Я подумал о Виттории, какой я видел ее впервые, – стоящей верхом на лошади, когда Фредерик сообщил мне, что ее зовут Кей Данн. Какой сильной и уверенной она казалась – недаром весь Лондон был ею очарован. Жаль, что я сойду в могилу, так и не увидев ее выступлений!

Я также сожалел, что дважды пытался ей помочь и оба раза потерпел неудачу. Хоть я и воображал себя филантропом и целителем, но мой дебют в день гибели Виттории принес такую же пользу, как если бы я выстрелил в нее с близкого расстояния.

– Клянусь вам, Мэдлин, – заговорил я, – что вы и Джейн получите вашу статую, даже если мне придется поговорить со всеми лондонскими наездницами, покровителями искусств и членами парламента.

С радостным криком Мэдди обняла и поцеловала меня, потом побежала сообщить новость Джейн. Сомневаюсь, чтобы Мэдлин придавала значение этому поцелую, но я ощущал слабость и головокружение, словно затянутая в корсет из китового уса женщина, готовящаяся стать матерью.

Шатаясь и наверняка покраснев, как рак, я подошел к Холмсу. Он указал не то на меня, не то на покойника и заметил:

– Мудрец может чему-то научиться у глупца, но глупец никогда ничему не научится даже у мудреца.

– Это тоже сказал рабби Клейн?

– Нет, это буддистское наставление.

– О чем еще вы думали?

– Я решил купить верблюжьего молока. Немного – может быть, пинту.

– Зачем?

– Чтобы попробовать его с чаем.

– Но почему именно верблюжьего?

– За последние четыре тысячелетия ни одно дикое животное не было одомашнено, поэтому, чтобы не ждать, я выберу молоко уже прирученных млекопитающих. Где-то я читал, что верблюжье молоко не сворачивается, а это превосходное качество.

– Но вы же не знаете, какой у него вкус!

– Именно потому я и хочу его попробовать, – сказал Холмс. – О вкусе сообщу вам на будущей неделе.

Некоторое время мы стояли, глядя в окно.

– Вы обратили внимание на человека из Саррея?

– Из Саррея? О ком вы говорите?

– О том, который нас впустил, – очевидно, их кучере. Заметили, какая странная у него лысина?

– Да. Очевидно, это оспа. – Я невольно представил себе зловещую красную сыпь на голове и лице бедняги. Таких больных обычно наблюдают на солидном расстоянии, надеясь, что они выживут и останутся не слишком обезображенными.

Мы посмотрели на светлеющее небо.

– Раз уж мы заговорили о медицинских делах, – сказал Холмс, сунув руку в карман, – известно ли вам, что это такое?

Я открыл протянутую мне китайскую коробочку из красной канифоли. Внутри лежала стеклянная трубка с делениями. Это был шприц, повинный в смерти Виттории!

– Уборщик в цирке! Это были вы?

– Я самый.

– Можно?..

– Да-да, понюхайте.

– Хамомила! – Моя дорогая кузина дала Рэндаллу чай с хамомилой, сказав ему, что это яд, провоцирующий выкидыш! Отчасти благодаря ее нежеланию причинять вред кому бы то ни было, а главным образом женскому тщеславию и тугому корсету Виттории, незаконный сын Мэдлин стал графом, а она проведет жизнь фактически замужем (исключая фамилию) за своей кузиной и любимой подругой.

Я также получил, что хотел: жену, семью, счастье Мэдди и даже в какой-то мере ее любовь. Ведь этот мальчик, чье зачатие, которому я стал свидетелем, лишило невинности не только Мэдлин, но и меня (ибо в тот день я научился ненавидеть), чью мать я всегда любил, теперь станет для меня кем-то вроде сына. Моя дорогая Мэри будет рада присутствию ребенка, хотя бы раз в неделю. Не исключено, что контакт с ним поможет ей забеременеть – говорят, такое случается.

Видя Мэдлин такой счастливой, я верил, что все может случиться!

Я наблюдал за тремя фигурами на лужайке перед домом, освещенными первыми лучами солнца. Из жертв лорда Рэндалла они превратились в его наследников. Мэдлин и Джейн в длинных плащах шли рядом, беседуя; мальчик бежал впереди. По утрам может удивить не только верблюжье молоко за завтраком. Кажется, что может быть менее экзотичным, чем собственная кузина? Но Мэдлин, живущая жизнью, о которой мечтала, представлялась мне живым воплощением Золушки.

Возможно, верблюжье молоко вкусное. Во всяком случае, стоит попробовать.

Становилось все светлее – начиналось еще одно английское утро. Услышав пение в небе, женщины и ребенок посмотрели вверх. Над их головами летали жаворонки.