Текст книги "Во власти ночи"

Автор книги: Генри Питер Абрахамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Наш телефон… – проговорила она.

– Мы всегда отключаем телефоны таких людей, как ваш брат.

– Но что будет с пациентами?

– Он должен был подумать об этом заранее.

– Ну, прошу вас, у нас много больных стариков… детей… им может понадобиться срочная помощь, и придется вызывать кого-нибудь из других докторов…

Он вышел из комнаты, так ничего и не ответив. В коридоре и приемных толпилось много людей. Впечатление было такое, будто все пациенты доктора Нанкху внезапно заболели и нуждаются в помощи. Но Ван Ас знал, что дело далеко не так просто, как представляется. Он уже привык к таким проявлениям братства. Всякий раз, когда днем или ночью арестовывали, допрашивали либо искали какого-нибудь важного лидера, там же непременно собирались и его приверженцы: они появлялись как бы ниоткуда и отовсюду. Присутствие их ощущалось совершенно отчетливо, с почти вещественной реальностью. Именно это обстоятельство и толкало многих полицейских на поспешные, опрометчивые действия, нередко приводившие к взрывам возмущения и бунтам, которых можно было бы избежать. И сейчас он ощущал присутствие приверженцев– они, казалось, настойчиво, хотя и без особой враждебности, требовали чтобы он понимал их цель, – а цель эта заключалась в том, чтобы предупредить, что за их руководителем стоят скрытые силы, и эти силы защитят его близких и все, что ему дорого.

По лестнице торопливо спустился агент.

– Наверху никого нет. Там у них есть маленький закуток, они сами его показали.

– Ну что ж, ладно, – сказал Ван Ас.

Задрав голову, агент позвал своих товарищей, которые вместе с ним производили обыск. С лестницы спустились еще двое; в руках они держали кипы бумаг. Эти бумаги они погрузили в автомобиль. Затем двое в полицейских мундирах снова поднялись наверх и принесли еще две кипы бумаг, а также связку книг.

Раскрыв дверь, Ван Ас обернулся к Ди Нанкху.

– Я попробую что-нибудь сделать с вашим телефоном, – пообещал он.

Затем полиция оставила этот дом. Но обыски и облавы продолжались повсеместно.

█

Полицейская операция шла весь день и всю ночь. По всей стране арестовывали десятки мужчин и женщин и приводили их в местные управления уголовного розыска. Большинство после допроса отпускали. Но некоторых задерживали: таких набралось свыше семи сотен.

На следующий день, рано утром, полиция достигла своего первого значительного успеха, В небольшой хижине в окрестностях Блумфонтайна было схвачено пять человек. Двое белых и трое африканцев. Двое африканцев, как выяснилось впоследствии, были приговорены ранее к заключению – их обвиняли в диверсии и измене, – но бежали по дороге в тюрьму. Они пробыли на свободе пять месяцев. Трое остальных – двое белых и один африканец – были объявлены коммунистами и скрывались от полиции более года.

В Кейптауне задержали цветного, объявленного коммунистом, розыски которого прекратили, потому что власти считали, что он выехал из страны. А в Иоганнесбурге в руки полиции попалось не менее шести человек, едва ли не из числа главных руководителей подпольной организации.

На следующее утро переполненные суды приговаривали сотни людей к домашнему аресту.

Все время, пока развивались эти события, Карл Ван Ас не выходил из радиооператорской; он тщательно изучал, анализировал поступающую информацию, и все это время он не терял надежды на то, что поиски приведут к желанной цели. Каждый раз, когда в этом возникала необходимость, он отдавал специальное распоряжение.

На третий день массовых облав Ван Ас уже знал, что упустил и Нкози-Дьюба, и Нанкху. Теперь только случайность могла привести к их поимке. Когда к нему доставили Сэмми Найду, у него были все возможности уничтожить эту легенду о Нкози, а заодно и подпольную организацию. Но теперь, как явствовало из донесений, стекавшихся к нему отовсюду, по всей стране вполголоса говорили о победе преследуемого над преследователями.

Ораторы, выражающие правительственное мнение в парламенте, приветствовали облаву как великую победу сил порядка и закона; они говорили о тяжком поражении агентов коммунистической революции, пытающихся проводить свою подрывную деятельность. Но они, так же как и он, знали, что легенда о Нкози распространяется все шире и шире.

Ван Ас провел без сна двое суток и только на третьи сутки, в полночь, передал руководство местной операцией Джепи Дю Плесси и лег отдохнуть.

Он проспал восемнадцать часов. И пока он лежал, разбитый полным физическим и умственным изнеможением, видение, таившееся среди густых теней в его сознании, смело выступило вперед и превратило его сон в долгий мучительный кошмар, который пригвоздил его к постели. Стараясь избавиться от этого кошмара, Ван Ас беспокойно метался в холодной испарине; то и дело слышалось какое-то невнятное бормотание, стоны, протестующие крики, а то вдруг он начинал трястись, как в лихорадке. И сквозь все сновидения проступал облик Сэмми Найду: он то смеялся, то плакал, то о чем-то молил, то начинал издеваться над ним – и все время плевал ему в глаза.

Часть третья. И упадет колыбель

I

Старик Нанда был богатейшим в стране индийцем. За ним также установилась репутация отъявленного реакционера. Он открыто и недвусмысленно высказывался против сопротивления. И не делал тайны из своих крупных пожертвований в фонд правящей партии. Он был убежден – и высказывал это убеждение вслух, – что индийцы, выступающие против правительства, – глупцы, которые загаживают свое собственное гнездо. Но самой большой глупостью он считал объединение индийцев с африканцами. Он заявлял – и большинству индийцев его слова казались убедительными, – что власть черных сулит индийцам еще худшие перспективы, чем власть белых. Обосновывая это мнение. Старик Нанда ссылался на судьбу индийцев в Восточной Африке. И так как Старик Нанда был богат и на его сахарных плантациях, фабриках и в его магазинах работало больше индийцев, чем у любого другого предпринимателя, многие из его сородичей прислушивались к его высказываниям.

Правительство одобряло взгляды Старика Нанды, и поэтому не трогало его. У него не отобрали ни клочка земли, а когда целый район, где он построил блок жилых домов, которые сдавал в наем, и большой особняк для себя, был отведен под «европейскую территорию», Старик Нанда, в отличие от всех других, получил приличную компенсацию и за ним сохранили даже право собственности не только на этот особняк, но и на примыкающий участок земли. Вот так и произошло, что Старик Нанда оказался не только единственным индийцем, но и единственным небелым, живущим на территории, отведенной для белых.

Старик Нанда лишь недавно разменял седьмой десяток; это был низкорослый человек с объемистым круглым животом, большой любитель поесть и попить. Прозвище Старик заменяло его подлинное имя. Печатка «Старик Нанда» удостоверяла все важные бумаги: чеки, акты и т. п. Стариком Нандой его стали называть еще в молодости, когда ему было лишь двадцать с небольшим: он открыл тогда ларек на рынке и сделал первый шаг к богатству, скопив два фунта, которые тут же пустил в рост под двадцать пять процентов. В те времена он был худ, как кочерга, и всегда голоден. С тех пор фунт стерлингов уступил место рэнду, составляющему половину его стоимости; страна перестала входить в Британское содружество, и оказалось, что надежда на дворянский титул, ради которого он не скупился на благотворительные пожертвования, лопнула как мыльный пузырь. Однако, несмотря на все превратности судьбы, состояние Старика Нанды росло, ибо никто другой не проявлял такую стойкость в конкурентной борьбе и не увеличивал свой торговый оборот так успешно, как он.

█

В большой прохладный кабинет, откуда Старик Нанда правил своей империей, вошел его единственный сын, которого, вполне естественно, все называли Молодым Нандой. Молодой Нанда был среднего роста и гораздо светлее, чем его отец. От него веяло спокойствием и уверенностью в себе: сразу было видно, что он воспитывался в Европе; и он обладал ловкостью и силой, которые вырабатываются участием в спортивных состязаниях. Он учился в том же шотландском университете, что и Нанкху, но не на медицинском факультете, а на факультете экономики.

Молодой Нанда скользнул в кресло для посетителей, напротив большой конторки и замер в ожидании. Через несколько минут Старик поднял глаза. Молодой человек подавил в себе обычное неприятное чувство: смесь злости, снисходительного презрения и легкого стыда, которое охватывало его всякий раз, когда ему приходилось иметь дело с отцом.

– Я хотел бы поговорить с вами, отец.

– Говори – я жду.

– Только не так. Это серьезно, чрезвычайно серьезно.

Старик Нанда откинулся на спинку своего огромного кресла и сложил руки на брюшке. Он знал, что единственный сын осуждает его, – и это причиняло ему боль. Беда в том, что он вынужден обращаться со своим сыном, как с европейцем. Образование придало ему такой европейский лоск, какого нет ни у одного здешнего болого.

Старик Нанда бросил взгляд на изукрашенные причудливой резьбой часы.

– Сколько тебе потребуется времени?

– В сущности, это зависит от вас. По-моему, хватило бы и пяти минут, но, зная ваш характер, я опасаюсь, что мы не уложимся и в полчаса. Может быть, понадобится целый час.

– У тебя неприятности? – Старик Нанда испытующе глянул на сына.

– Да, но вы не догадываетесь какие.

– Что-нибудь связанное с политикой? – поспешно спросил Старик Нанда.

– Советую вам, отец, принять пилюлю. На всякий случай.

Юноша говорил с еще более отчетливым европейским выговором, чем всегда, и поэтому Старик Нанда послушно достал пилюлю из ящика конторки и быстро проглотил ее. Затем снял трубку с одного из нескольких телефонов, стоявших у него под рукой, и сказал:

– Никого не пускайте ко мне. Понятно?

Со своими служащими он разговаривал громким, пронзительным голосом. Он знал, что сын не одобряет и этого – но как же еще разговаривать со своими служащими? Как показать им, что ты хозяин?

– Нет, нет! Ни в коем случае! – прокричал он в ответ на вопрос, заданный деловитой цветной секретаршей. – Никого не пускайте! Пока я не позвоню вам! Понятно? – Он с треском опустил трубку и повернулся к сыну, мысленно готовясь к разговору.

– Вы знакомы с Давудом Нанкху, отец? – спросил Молодой Нанда.

– У меня нет времени на пустую болтовню. Тебе хорошо известно, что я с ним знаком. Я слышал, он скрылся и его разыскивает полиция. Продолжай.

– А вы знаете, почему его разыскивает полиция?

– Ты тоже замешан в этой дурацкой политике?

– Да. Теперь, когда он не в состоянии приносить никакой пользы, он должен покинуть страну. Он уже не может руководить индийской подпольной организацией сопротивления, и ее руководителем буду я.

Старик Нанда стал раздуваться, как большая лягушка. Лицо его как-то сразу обрюзгло. Он схватился за ворот, словно ему было трудно дышать, затем вскочил и с громкими воплями начал метаться по комнате, как безумный. Буря продолжалась секунд сорок пять и окончилась так же мгновенно, как и разразилась. Он снова уселся в кресло, вынул белоснежный платок и вытер уголки рта.

Даже не глядя в сторону сына, Старик Нанда мог хорошо представить себе презрительное выражение его лица – точно такое же, какое было в первый раз, когда он взорвался в его присутствии. Они ничего не понимают, думал он. С детства живут в полном достатке и не понимают, скольких трудов стоило нажить богатство. Он хотел объяснить это сыну, но не мог подобрать слова, способные убедительно выразить жестокие муки, которые он перенес в своей жизни. Вот если бы на его теле был шрам от ножа или пули, тогда бы они все увидели и поняли…

– Дуралей! – устало пробурчал Старик Нанда. – Получил образование, а дуралей! И зачем только я тратил на тебя деньги. Ведь они тебя арестуют и посадят в кутузку, они выбьют из тебя все твое образование и превратят в нищего кули. Неужели я работаю ради этого? А когда они поймают тебя – они втопчут и меня в грязь, отберут все, что у меня есть. Хоть и с образованием, а все равно дуралей! Ну почему? Ну почему я должен терпеть такое?

– Потому что вы дали мне образование, отец.

– Я надеялся, что ты будешь моим достойным преемником, а не глупцом.

– Вы правда надеялись, что я буду таким, как вы? Человеком, который боится всего и всех?

– Ты еще издеваешься! Да, я хочу, чтобы ты был таким, как я! Кем бы ты, интересно, был, если б не я? Может быть, я для тебя и недостаточно хорош, но я вывел тебя в люди! Я богатый человек, захочу – сниму трубку и позвоню самому министру.

– Вот и позвоните, – поймал его на слове Молодой Нанда. – Только не министру, а старшему инспектору Дю Плесси!

– И не подумаю. Я не хочу иметь ничего общего ни с тобой, ни с твоей дурацкой политикой!

– Извините, но вам все-таки придется позвонить, отец.

– И не подумаю… Я не желаю тебя знать. Уходи из моего кабинета! Уходи из моего дома! Оставь меня в покое! Ты мне больше не сын. Уходи!

– Будьте благоразумны, отец. И уделите мне минуту внимания. Давуд и наш друг-африканец, которого полиция ищет столь усердно, сейчас у нас в доме. Три дня назад, когда начались массовые облавы, ^ая перевез их сюда из убежища, где они до этого прятались. Иначе они были бы схвачены, и смерть Сэмми Найду потеряла бы всякий смысл.

– О нет! – жалобно проговорил Старик Нанда. – Все, что угодно, только не это! – Он зажмурил глаза и начал раскачиваться из стороны в сторону, издавая тихие стоны, вырывавшиеся, казалось, из самой глубины его груди.

– Простите, – сказал Молодой Нанда, смягчаясь. – У меня не было другого выхода. Ваш дом – самое безопасное место. Это один из немногих домов, принадлежащих индийцам, который вне подозрения и который даже не обыскивали. К тому же он на европейской территории.

Несмотря на свое отчаяние, Старик понял, что сын в самом деле сочувствует ему, а это бывало так редко…

– И ты смеешь навлекать опасность на свою мать, на сестер, на меня?

– Моим друзьям грозил неминуемый арест, отец.

– Да плевать мне на них! Не хватало еще, чтобы я за них беспокоился!

– Но я за них беспокоюсь, отец, и вам тоже советую беспокоиться, потому что, если их арестуют, вам тоже не сдобровать!

– Я скажу, что ничего не знал. Если надо, под присягой. У меня есть влиятельные друзья, которым я оказывал различные услуги.

– Они вам не поверят, отец!

– Поверят!

– Вы так на них полагаетесь?

– А почему бы и нет? Я доказал им, что я их друг. Давал им деньги. Преподносил подарки. Заявлял о своем несогласии с вашей идиотской политикой. Вот увидишь, они мне поверят!

– Нет, отец. Я постараюсь, чтобы не поверили. Если моих друзей арестуют по вашей вине, я представлю доказательства, что вы втайне поддерживали и финансировали наше движение и что ваше дружественное отношение к ним и подарки – всего лишь маскировка.

– Нет! Ты этого не сделаешь!

– Посмотрим!

– Но ты же мой сын! Я твой отец! Ты не можешь поступить так со мной, со своей матерью и с сестрами.

– Смогу и поступлю, если понадобится!

– Какой же ты после этого мне сын!

– Я должен бороться, потому что я человек, я должен постараться искупить грехи своего отца.

– Кровь не вода…

– Кровь – это только кровь, не более.

В голосе Молодого Нанды уже не слышалось прежней симпатии.

– Пожалуйста, не говори так со мной. Я старый человек. И мне трудно сносить озлобление сына.

– О боже! Ну что вы тянете время! Поймите же: ваш единственный шанс уцелеть и сохранить свое богатство состоит в том, чтобы помочь нам. Конечно, рано или поздно, как бы вы ни изворачивались, они отберут у вас все. Но до тех пор, пока это не случится, вы не признаете, что я прав. С помощью вашего ума, действуя где подкупом, где смиренной мольбой, вы умудрялись преодолевать все препятствия, и у вас сложилось ложное представление, будто вы сможете выдержать шторм.

– Ты презираешь своего отца.

– Нет. Но я не уважаю его убеждений и образа жизни.

Старика ослепила вспышка неистового гнева.

– Что ты понимаешь? Ты никогда не подыхал с голоду, тебя никогда не пинали, не били, и никто не обзывал тебя «проклятым кули». Я избавил тебя от всех этих унижений.

– Знаю. Вот почему я никогда не смогу презирать вас. В отличие от меня, у вас не было никакой защиты в этих джунглях. Я это понимаю. Но мы – люди и должны бороться за то, чтобы быть людьми, а не дикими зверями.

– Ив этом мире людей сын шантажирует своего отца?

– Этого требуют интересы борьбы за то, чтобы превратить мир зверей в мир людей.

– А своих чернокожих приятелей, которые беспощадно убивают индийцев, ты тоже причисляешь к миру людей? И ставишь на карту все, что у нас есть, ради них?

– Ради нас самих, отец! Ради нас самих! Вы достаточно умны, чтобы понять это.

– Да, я не дурак. А вот ты простофиля, который верит в сказки с хорошим концом. Несмотря на все свои благородные чувства, ты потерпишь неудачу.

– Ну и что ж? Лучше потерпеть неудачу, чем сидеть сложа руки.

– Что может быть хуже, чем лишиться всего, что у тебя есть?

– Думаю, что вы сами можете ответить на этот вопрос, отец. Вы закрываете глаза на правду, но в глубине души знаете ответ.

– Да поможет нам бог, если черные окажутся у власти.

– Да поможет нам бог, если мы не прекратим это бесполезное препирательство. Вчера вечером полиция задержала единственного человека, которому известно, кто скрывается у нас в доме.

Старик Нанда спрыгнул со своего большого кресла, и Молодой Нанда принялся его успокаивать. В конце концов его усилия увенчались успехом: крики и ругательства стихли, буря миновала.

Но понадобилось еще десять минут, чтобы – при помощи увеличенной дозы брэнди– Старик Нанда обрел самообладание и смог позвонить.

Он набрал личный номер старшего инспектора Дю Плесси и услышал долгие гудки.

– Его там нет, – выждав несколько минут, сказал Старик Нанда.

– Нет, он там, – настаивал Молодой Нанда. – Я знаю. Постарайтесь дозвониться до него, пока они не вытянули признания из юного Наяккара.

– Я не могу звонить по общему телефону, а Дю Плесси нет на месте.

– И все-таки придется позвонить.

– Ведь это экстренный случай, – произнес Старик, обращаясь скорее к себе самому, чем к сыну. И он набрал общий номер управления уголовного розыска.

Дело оказалось нелегким: телефонистка не спешила соединять его со старшим инспектором и учинила ему форменный допрос, прежде чем выполнила его просьбу.

– Извините, что я вас беспокою, господин старший инспектор, – я знаю, что вы сейчас очень заняты, но я должен с вами поговорить. Во-первых, получила ли миссис Дю Плесси отрез, который я ей послал? Ткань очень дорогая, и я хотел удостовериться…

– Позвоните мне домой вечером, – отрезал Дю Плесси.

– К сожалению, я не могу ждать до вечера. А ваш личный телефон не отвечает.

– Через пять минут я должен вернуться в свой кабинет: срочный телефонный разговор. Может быть, позднее…

– Понятно, – сказал Старик Нанда.

– Ну, вот и хорошо, – сказал Дю Плесси. – Спасибо, что не забываете меня, старина. Я бы с удовольствием потолковал с вами, если бы не был сейчас занят по горло. – Повесив трубку, он добавил, обращаясь к окружающим – Вы только представьте себе, мне предлагают сыграть в гольф, нечего сказать, удачно выбрали время!.. На чем мы остановились?..

Инспектор Янсен и другие сыщики рассеянно улыбнулись и продолжали допрос

задержанного. Через четыре минуты Джепи Дю Плесси поднялся в свой кабинет и запер дверь. Через минуту позвонил Старик Нанда.

– Я же вас предупреждал, чтобы вы звонили только по этому номеру! – сердито сказал Дю Плесси.

– Извините, но время не терпит, а я хотел предоставить вам право первого выбора. В два часа к нам приезжает для ревизии наш друг-таможенник. Готовясь к его приезду, я обнаружил среди своих товаров пол-ящика микстуры, которую вы так любите. Боюсь, что он потребует ее себе. Вот я и подумал: может быть, у вас вышли все запасы. Конечно, если мое предложение вас не интересует, я могу отдать ему… но…

– Нет, нет, отложите эти пол-ящика для меня, Старик. – Голос Дю Плесси был уже не такой сердитый, как прежде.

– Я так и думал, что вы возьмете. И я кое-что приберег для вашей хозяйки. Так что приезжайте скорее.

– Я заеду к вам вечером, когда буду возвращаться домой.

– Хорошо, господин инспектор. Я вас угощу своим лучшим брэнди.

– Ладно. Ждите меня около шести. А теперь скажите, что вам от меня надо.

– Обещайте никому не выдавать моей тайны, господин старший инспектор.

– Смотря по тому, что вы мне скажете, Старик.

– Я хочу открыть вам секрет, который мои враги, особенно политические, не преминули бы пустить в ход против меня. К счастью, об этом не подозревает даже мой сын. Ну, вы понимаете… заблуждения молодости… правда, я был не так уж молод…

Джепи Дю Плесси совсем развеселился. Он был теперь в превосходном настроении: ах ты, грязный старичишка кули, а я-то думал, что у тебя нет времени на такие проказы, всё деньги зарабатываешь! Он разразился таким оглушительным ржанием, что у Старика Нанды чуть не лопнули барабанные перепонки.

– Хорошо, обещаю вам, старый греховодник!

– У меня есть небольшая вилла в горах, около двенадцати миль от моего поместья. Вчера вечером туда зашли ваши люди и увидели его. Он ничего не хотел сказать о себе, и они его арестовали. А он не говорил из-за меня.

– Все ясно, Старик. Не надо лишних слов. Я похлопочу о нем. Вы на нашей

стороне, и я позабочусь, чтобы вам и вашим близким не причиняли никакого вреда. Как зовут мальчишку?

– Он зовет себя Дики Наяккаром. Славный паренек, но большой врун, господин старший инспектор. Мать-то у него была из простых, понимаете, но я все-таки его люблю.

– Не волнуйтесь, Старик! Я же обещал, не так ли?

– Спасибо, господин инспектор. У меня такие хорошие друзья. Мне просто повезло.

– Через десять минут он будет на свободе… Дики Наяккар… До вечера, Старик…

█

Не прошло и десяти минут, как раздался телефонный звонок и кто-то спросил Молодого Нанду. Молодой человек выслушал все, что ему сказали, и повесил трубку.

– Ваш друг сдержал обещание, отец. Дики Наяккар освобожден. Спасибо вам!

– Он вовсе не мой друг! – огрызнулся Старик Нанда. – Я только пользуюсь его жадностью – вот и все. Ну, теперь ты увезешь своих друзей?

– К сожалению, пока это невозможно.

– Шантаж продолжается?

– Нет. Как только мы получим распоряжение от подпольной организации, кто-нибудь увезет африканца. А я переправлю Давуда на португальскую территорию.

– Когда ж это будет? – нетерпеливо спросил старик.

– Как только мы получим распоряжение: сегодня, завтра, на следующей неделе – не знаю. Как только получим распоряжение…

– А если вас поймает полиция? Тогда все мы пропали, сынок.

– Придется рискнуть. Обещаю, что мы вывезем их при первой же возможности. Еще раз спасибо.

Молодой человек вскочил и направился к двери.

– Джо! Скажи мне, пожалуйста, – крикнул вслед ему отец.

Молодой человек остановился и медленно повернул голову. Прошло много лет с тех пор, как Старик в последний раз назвал его Джо, – это было перед отъездом в Европу. Его мать, уроженка Индии, всегда называла его Джаспетом. Старик переделал это имя на европейский лад – Джозеф; Джо – в минуты особой близости. Надо быть начеку, предостерег он себя, не то я тоже потеряю свое имя и в конце концов начну подписываться «Молодой Нанда».

– Этот черный, – медленно, как бы зондируя почву, заговорил Старик, – тот самый, из-за которого подняли весь переполох? Который-де неуловим и бессмертен? Он?

– Да, он.

– Тебя не смутил мой вопрос?

– Нет.

– А этим людям, подпольщикам… известно, что он прячется в моем доме?

– Нет. Им только известно, что Давуд передал его мне. Но никто не знает, что он в вашем доме. Только вы и я.

– И этот мальчик Наяккар?

– Он не знает. Но под пыткой он мог бы сказать, что это я увез их из виллы в горах.

– А если ты сумеешь переправить их за границу?

– Это будет нашей, пусть небольшой победой. – Он разгадал, что тревожит отца, и добавил: – Но у нас будут новые дела и среди них – не менее сложные, чем это. Непременно будут новые дела.

– Стало быть, опасность сохранится?

– Для участников движения – да. Но после того как мы вывезем их отсюда, я постараюсь оградить вас от подобных неприятностей. Я спрятал их у вас в доме только потому, что положение было и остается чрезвычайно серьезным.

– Опасность сохранится, – вполголоса повторил Старик.

– Только для меня, отец, – молодой человек снова ощутил симпатию к отцу. – Вам уже ничто не будет угрожать.

– Если не повторится чрезвычайно серьезное положение…

– При любых обстоятельствах я позабочусь о вашей безопасности. Кстати,

после того как все кончится, я думаю, мне лучше покинуть ваш дом.

– При условии, что тебя не арестуют.

– Да, конечно.

– А если тебя арестуют?

– Наказание за так называемую «государственную измену» – смерть.

– И ты не мог бы уехать за границу – как доктор Нанкху?

– Уехать имеет право только тот, кто перестает приносить пользу движению – тот, за кем охотится полиция. Оставаться в этом случае – значит ставить под угрозу всю нашу организацию.

– Почему бы тебе не перебраться на португальскую территорию вместе с Давудом?

– Нет, отец.

– Тебя не отпустит организация?

– Я сам не уеду до тех пор, пока не перестану приносить пользу.

– Но это лишь вопрос времени, Джо.

– Может быть, мне повезет, и я успею скрыться за час до их прихода. Тогда я присоединюсь к группе эмигрантов, которые ведут борьбу за пределами страны. Не повезет – я попаду в лапы полиции. Но что бы ни произошло, мое место займет другой: борьба должна продолжаться.

– Стало быть, борьба предстоит долгая. И конца ей не будет.

– Да, долгая. Но конец все-таки будет.

– И ты уже видишь его, этот конец?

– Нет.

– И все же рискуешь своей жизнью.

– Это мой долг.

– Ты знаешь, что я не разделяю твоих взглядов?

– А я – ваших.

– Но ты хотя бы… – Старик хотел что-то сказать, но передумал и добавил: – Береги себя, Джо. Ради нас всех.

Молодой человек быстро прошел по коридору, сел в лифт и с четвертого, верхнего, этажа спустился на третий, где помещался подлинный центр управления империей – империей Нанды. Старик наверху был теперь скорее символической фигурой, чем настоящим хозяином. Старшие служащие все еще поднимались в тишину верхнего этажа, чтобы посоветоваться по наиболее сложным вопросам, но прежде чем выполнять какое-нибудь важное распоряжение, они непременно заручались согласием Молодого Нанды.

Работа на четвертом этаже шла неторопливым темпом; в кабинетах здесь сидели немногочисленные служащие, одряхлевшие на службе империи Нанды. Внизу же все кабинеты были забиты до отказа; неумолчно трещали пишущие машинки и арифмометры, переговаривались десятки голосов.

Прежде чем Джо Нанда добрался до своего кабинета, ему трижды пришлось принимать на ходу решения. Оказавшись, наконец, у себя, он тотчас вызвал главного бухгалтера – человека такого же могучего телосложения, как и Сэмми Найду. Если же что-нибудь случится с ним, Джо Нандой, то бухгалтер, по всей вероятности, будет следующим руководителем индийской подпольной организации в провинции Наталь.

Коротко, в нескольких словах, молодой человек рассказал обо всем, что произошло в кабинете его отца. Лично у него нет никаких сомнений в том, что отец их не выдаст. Но его долг перед движением требует, чтобы он предусмотрел даже такой невероятный, с его точки зрения, исход.

Затем они обсудили некоторые вопросы, связанные с переводом капитала, принадлежащего империи Нанды, за границу, – операция, которую они производили без ведома властей. Ведь земля и право землепользования уже отобраны у индийцев и всех небелых; вполне возможно, что в один прекрасный день им запретят всякое предпринимательство. И вот, тайком от отца, Джо Нанда стал осуществлять меры предосторожности. Деньги приходилось переводить небольшими суммами, потому что власти не допустили бы утечки капитала, – и все же это было кое-что…

Позвонила секретарша и сказала, что пришел Дики Наяккар; он тотчас же отпустил бухгалтера.

– У них все в порядке, мистер Джо? – поспешил спросить Дики Наячкар, едва войдя в кабинет.

– Да, все в порядке, Дики. Как ты себя чувствуешь?

Под левым глазом у юноши виднелась небольшая вспухлость, кисть правой руки была обмотана грязным платком, но на лице сияла счастливая улыбка.

– Превосходно, мистер Джо. Правда, один пузатый шпик подбил мне глаз, а другой хватил палкой по руке, но я чувствую себя превосходно. Они просто озверели, сэр, мистер Джо. Колошматят людей ни за что ни про что. Одного парня лягнули между ног, у меня душа в пятки ушла, когда я это увидел!

– Минутку, Дики, – сказал Молодой Нанда, протягивая руку к внутреннему телефону. Он набрал две цифры, дождался ответа и заговорил в тр/бку – У меня есть сведения, что агенты центрального управления совсем озверели. Думаю, что нам потребуется помощь адвокатов. Вы знаете, что делать. – Повесив трубку, Молодой Нанда повернулся к Дики: —Тебя допрашивали?

– Нет, сэр. Я сидел в камере вместе с другими, когда меня вызвали. Я думал, что меня вызывают на допрос, и тут я, по правде сказать, здорово напугался, мистер Джо, сэр: я ведь не знаю, долго ли продержусь, если меня начнут пытать. Они отвели меня к своему начальнику, он отмочил какую-то шутку про ублюдка-старика, рассмеялся и велел меня отпустить.

– Хорошо. А теперь спустись в столовую и поешь. Немного погодя в ваш город едет грузовик. Шофер знает, что делать. Когда вернешься домой, скажи мисс Ди, что у нас все в порядке. Скажи ей, что доктор и наш друг в безопасности. Мы можем возвратиться к своим обычным делам – как только придет распоряжение из Иоганнесбурга, я сообщу ей об этом. Ты все понял?

Дики Наяккар повторил то, что ему было сказано, почти слово в слово.

– Молодец! – похвалил его Джо. – А теперь иди.

Дики сказал:

– Мистер Джо…

Джо угадал, какой сейчас последует вопрос, и затих.

– Да, Дики?

– Мистер Найду?..

– Верно, Дики. Он погиб.

Дики дважды глотнул воздух, потом расправил плечи. И, глядя на юношу, Джо почувствовал, что к его горлу подступает комок.

– Чертовски хороший парень был этот Сэмми Найду, – тихо проговорил Дики Наяккар. Он быстро повернулся и вышел.

– Да, он в самом деле был чертовски хорошим парнем, – сказал Джо в пустоту. – Был.

Дики Наяккар приехал домой, когда солнце только что село. Мисс Ди, Кисеи и молодая служанка ждали его у дверей. Едва он их увидел, как а уме его сверкнула неожиданная мысль: в этом доме остались только женщины; он должен теперь заменить всех: и дока, и Сэмми, и того, третьего. А он знал, что это ему не под силу. И все же он попытается, потому что так уж заведено в мире, чтобы мужчины служили женщинам опорой, и не ему нарушать этот порядок.

Под внешним спокойствием мисс Ди он почувствовал большое внутреннее напряжение.