Текст книги "Во власти ночи"

Автор книги: Генри Питер Абрахамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

В заключение, чтобы не затягивать этот разговор, скажу вам следующее: я знаю, что вы, мистер Найду, связаны с подпольной организацией и вели все переговоры с Кэтце-Вестхьюзеном. Я испытываю внутреннее удовлетворение при мысли, что вы знаете, где я могу отыскать Ричарда Нкози, – а, может быть, вам нужны доказательства, что я в самом деле хорошо представляю себе, кто он такой? Извольте. Это небольшой человек, ростом около пяти футов и пяти дюймов, по профессии художник; у него прямой, немигающий взгляд, ласковый голос и остро отточенный ум. Надеюсь, других доказательств не потребуется?

Карл Ван Ас замолчал, налил себе еще чашку кофе и отвалился на спинку кресла.

Если я задушу его сейчас, кто такой Нкози – останется тайной, подумал Найду. И в тот же миг решил привести эту мысль в исполнение. Он кинулся вперед, вытянув свои ручищи, готовые сомкнуться на горле противника. Вот он схватил Ван Аса, вот нащупал его горло. Теперь только давить и давить! Внезапно его пронзила ужасающе острая боль, мгновенная, но нестерпимая – затем полная пустота.

Наконец, сознание возвратилось. Найду открыл глаза; в мыслях его была полная ясность, но тело отказывалось повиноваться. Он с горечью выругал себя за неудачу. Ван Ас по-прежнему сидел в кресле, спокойно наслаждаясь своим кофе.

– Не беспокойтесь, – сказал он, – паралич скоро пройдет. Надеюсь, вы сами понимаете, что это была большая глупость. Представьте себе, что вы преуспели бы в своем намерении. Я уже не говорю, какая участь постигла бы вас, но что было бы с вашим народом? Такие задиры, как этот молодой патрульный, который все добирался до вас, получили бы разрешение свыше на устройство настоящей оргии насилия. И, поверьте мне, власти не спешили бы прекратить эту оргию. Ваш успех мог бы погубить более сотни ваших сородичей, мистер Найду. Это была глупейшая затея, и если она провалилась, то, конечно, не по вашей вине.

Он даже не собирается мне мстить, удивился Найду.

– Итак, мистер Найду, теперь вы знаете, что я имею весьма и весьма неплохое представление обо всем происшедшем. Позвольте мне добавить, что я всегда питал живейшую симпатию и уважение к человеку, которого мы по-прежнему будем называть Ричардом Нкози. Но я должен исполнить свой долг, должен задержать его, – и в этом я рассчитываю на ваше содействие…

– Катитесь вы к черту! – Найду сплюнул.

– Я вижу, вы снова обрели дар речи и способность двигаться… Хорошо. Вот вам мое предложение. Вы передадите мне Нкози, а мы взамен этого оставим в покое вас, Нанкху и всех других людей в наших списках. Иными словами, выдайте мне Нкози – ия добьюсь полного прощения для вашей группы. Если вы откажетесь, мы заберем всех ваших руководителей. До сих пор мне удавалось предотвращать арест ваших врачей, медицинских сестер и учителей. Если вы будете упорствовать, не позже чем через двенадцать часов мы начнем выдавать ордера на арест. Готовы ли вы взять на себя ответственность за это? Что будет с больными и детьми? Готовы ли вы взять на себя такую ответственность, мистер Найду?

К Найду вернулось полное хладнокровие. Он знал, что стоит перед испытанием, к которому готовился всю свою жизнь, что все его поступки и действия, все, чему он научился, что перечувствовал и передумал с далекого мига рождения и по сей миг, когда он наедине с этим человеком, сплелось в один цельный законченный узор.

Его глаза налились кровью. Он ощущал в себе легкий трепет, которого никак не мог унять; но где-то, в уголках его рта, пряталась слабая улыбка.

– Вы и я, – спокойно сказал Найду, – мы оба знаем, что в действительности у меня нет никакого выбора.

Он нагнулся, налил себе еще кофе и в первый раз взял сандвич с тарелки. Ван Ас следил за ним с обостренным вниманием. Он допрашивал уже много людей и чувствовал малейшие перемены в их настроении.

– Но я же предложил вам выбор: добиться прощения для ваших сородичей.

– При условии, что я выдам вам Нкози. А если я откажусь?…

– Я уже сказал.

– Не все.

– Об остальном вы догадываетесь сами!

– Я бы все-таки хотел, чтобы вы сказали.

– Зачем?

– Я считаю, что имею право знать все. Прежде чем поверить вашему утверждению, будто вы служите закону, хотя и находите многие его стороны отталкивающими и безобразными, я должен знать, почему вы предлагаете мне совершить то, что является в моих глазах еще более отталкивающим и безобразным, а именно – предать свое дело. Что будет, если я не выдам вам Нкози?

– Помимо того, что случится с вашими сородичами?

– Да.

Карл Ван Ас не спеша поставил чашку на стол, поднялся и стал ходить по комнате – от двери к окну, от окна к двери.

– Мы все равно узнаем от вас то, что нам надо, – вполголоса сказал Карл Ван Ас. – Возможно, это будет не так скоро. Вы человек сильный и упрямый, но в конце концов мы добьемся своего. Я думаю, вы понимаете это, мистер Найду, зачем же вам осложнять и свое, и мое положение?

– Стало быть, у меня нет выбора. Каково бы ни было мое решение, вы все равно получите то, что вам надо, – добром или силой.

– Да, верно.

– И вы, мистер Ван Ас, предпочли бы обойтись без насилия?

Он, кажется, впервые признает мое существование, отметил про себя Ван Ас.

– Да, предпочел бы.

– Почему?

– Разве это так важно? Я противник насилия, не вызывающегося прямой необходимостью; я осуждаю свой народ за то, что он довел дело до крайности; я считаю, что мы должны перебросить мосты взаимопонимания; наконец, я полагаю, что все происходящее со временем приведет к кровопролитию. По этим и многим другим причинам.

– Но в случае необходимости, несмотря на свои чувства, вы прибегнете к силе, чтобы получить от меня нужные сведения?

– Я не верю в ненасилие, мистер Найду.

– Неужели вы в самом деле рассчитывали, что я выдам Нкози?

– Нет. Но я надеялся, что вы внемлете голосу рассудка.

– И пойду на предательство?

– Все зависит от того, как на это смотреть.

– А как вы сами смотрите на это, мистер Ван Ас?

Карл Ван Ас почувствовал себя в странном положении обороняющегося; в отношениях между ними наступила какая-то еле заметная перемена. Власть была все еще в его руках, но роль допрашивающего перешла к допрашиваемому.

– Мы отклоняемся в сторону, мистер Найду.

– Я в этом не так уверен. Но я в самом деле хотел бы уяснить себе, для чего вы привезли меня сюда. Вы правда думали, что я все расскажу вам?

– Нет.

– Тогда для чего же?

Карл Ван Ас вспомнил ту ночь, когда он ходил взад и вперед по улице Сер-вандони, не решаясь подняться в студию Дьюба. Это был один из тех немногих случаев в его жизни, о которых не знала даже Милдред.

– Я сделал это потому, что мы – южноафриканцы, и потому, что я верю в примирение между вашим и нашим народами.

– И во имя этой веры вы предлагаете мне предать свои убеждения?

– Но ведь и вы верите в необходимость соблюдения закона?

– Оставьте, мистер Ван Ас. Не портите свою репутацию. В необходимость соблюдения какого закона? Гласящего, что сильный всегда прав?

– Это упрощение. Почему мы должны отказаться от всего, что создано нашими руками?

– А кто от вас требует отказа?

– Вы. Ваша подпольная организация домогается власти. Она не желает никаких компромиссов и отворачивается от всех наших проблем. Я вам уже сказал, что многие из нас не одобряют всего происходящего.

– Но ведь этот строй зиждется на вас; в сущности, вы – его мыслящий мозг. Без таких людей, как вы, без вашего ума и способностей озверелые фанатики апартеида не сумели бы долго удержаться у власти. Мы с вами оба знаем, что искренний сторонник апартеида – до странности легковерное и глупое существо. Именно такие люди, как вы, мистер Ван Ас, поддерживают и укрепляют этот строй. Вина лежит прежде всего на вас, и вы сознаете это. Вы пытаетесь заглушить в себе чувство вины; некоторые из вас ухаживают за цветными женщинами или пользуются добрыми услугами так называемых «туземок», но вы сознаете свою вину, и мы знаем, что вы сознаете. Вы понимаете разницу между хорошим и плохим, между добром и злом, и никакими логическими умозаключениями вам не заглушить сознания своей вины…

– Вы сказали «цветные женщины», – перебил его Ван Ас.

– Да. Неужели вы думаете, что нам неизвестно?

– Я только хотел уточнить.

Следи за собой, Сэмми, этот человек не дурак. И он не повторит своего промаха.

– И теперь вы опасаетесь, как бы мы не пустили в ход свою осведомленность, – сказал Сэмми.

– А вы ее не пустите в ход?

– Я не могу, но мои друзья могут. И они несомненно это сделают.

Карл Ван Ас поднялся, улыбаясь.

– Тогда, пожалуй, я передам вас инспектору Янсену. После того как вы побываете в руках у его людей, вы с радостью выложите мне все, что вам известно. – Ван Ас подошел к столу и снял трубку с телефонного аппарата. – Пожалуйста, отправьте мистера Найду обратно в управление уголовного розыска.

Сэмми Найду протянул руку за вторым сандвичем и нечаянно задел кофейник. Ногой зацепил ножку столика, и столик отодвинулся. Легкий трепет, который он ощущал в теле, запрятался куда-то вглубь. Он вспомнил о Ди Нанкху, и его захлестнула волна тоски.

Пытаясь избавиться от этого чувства, он сказал:

– Разница между вами и Янсеном, мистер Ван Ас, – это разница между кривым ножом и прямым. Он подвергнет меня жестоким пыткам; вы же сначала хотите лишить меня мужества. Вы еще гнуснее, подлее, чем он.

– Мы еще поговорим об этом, – проронил Ван Ас, – но позднее.

Услышав стук в дверь, он крикнул:

– Войдите!

Теперь или никогда, пронеслось в уме у Найду. Теперь или никогда.

Вошел человек. Быстрым, как молния, движением Найду схватил кофейник и швырнул его в голову Ван Асу. Тот не успел увернуться, и удар отбросил его назад. Вошедший сунул руку в карман и закричал: «Стой!» Найду поднял столик над головой и двинулся на Ван Аса. Раздался выстрел. Найду покачнулся, но снова пошел вперед.

– Не стреляйте! – закричал Ван Ас.

Но пуля уже опередила его.

Найду повалился ничком. Ван Ас повернул его на спину. Он был при смерти.

– Он хотел напасть на вас, – объяснил стрелявший, явно потрясенный случившимся.

– Вы сделали как раз то, чего он добивался, – сказал Ван Ас.

– Может быть, позвать доктора?

– Поздно. Скажите, чтобы его убрали.

Оставшись один, Ван Ас опустился на колено. Из иссиня-лиловых губ Найду вытекала тоненькая струйка крови. Ван Ас низко склонился над ним.

– Найду! Найду! Мне очень жаль, что так вышло.

Найду открыл глаза. Сперва он смотрел бессмысленным, непонимающим взглядом, но потом вдруг узнал Ван Аса. И вместе с сознанием к нему вернулась ненависть, такая лютая и непреодолимая, что Ван Ас заметил и почувствовал ее. Найду зашевелил губами, как будто копя слюну для плевка. Но в то же мгновение умер.

Ван Ас стоял на коленях рядом с мертвым индийцем, пока не прошло потрясение, вызванное его смертью. Он сталкивался со смертью не впервые. И видел ее почти так же близко, как и в эту минуту. Но она всегда потрясала его. А смерть этого человека потрясла его особенно сильно. Найду не суждено было умереть, не суждено было даже страдать. Если б только…

Ван Ас закрыл глаза покойнику. Прикосновение к неостывшему телу прострелило его дрожью.

Он быстро поднялся и подошел к окну. На улице еще царила уНыло-безликая ночь. Через час, вероятно, в комнату просочится тусклое предрассветное сияние с востока. Ван Асу было душно, тоскливо, и он уже стремился уйти из этой комнаты, которая совсем недавно казалась ему такой уютной.

Ему не суждено было умереть, но он умер, полный ненависти ко мне – не к Янсену или Джепи, а ко мне!

Он снова приблизился к телу и задержал на нем внимательный взгляд. Затем торопливо вышел и спустился в свой кабинет – написать доклад и поговорить кое с кем по телефону. Один из его звонков потревожил глубокий, безмятежный сон инспектора Янсена.

Когда Ван Ас разделался со своими делами, было уже около четырех, и весь мир тонул в бледном разливе утреннего света.

Он знал, что смерть Найду не долго будет оставаться тайной. Как только индийцы увидят его тело, а это произойдет очень скоро, они тотчас разнесут эту новость повсюду. Он позвонил дежурному и велел предупредить редакции всех газет, чтобы они не печатали никаких сообщений о Найду.

В тот самый момент, когда он выходил из управления безопасности, подъехал катафалк. Все служащие похоронного бюро были индийцами. Ван Ас знал, что, пока он будет в дороге, всех видных индийцев успеют оповестить о смерти Найду – и даже об ее обстоятельствах. Теперь, пожалуй, слишком рискованно оставлять его брата в полиции, надо поговорить об этом с Джепи.

На улицах не было ни души. Вдоль тротуаров тянулись шеренги деревьев, и асфальт блестел, как отполированный, в первых лучах солнца. Проезжая по улицам, Ван Ас почувствовал, что наконец-то может расслабиться: нет необходимости быть начеку и напрягать все свои нервы, но к нему стало исподволь подкрадываться привычное уныние. Когда он вошел в свою квартиру, она показалась ему мрачной и унылой. Им овладела мучительная тоска по Милдред Скотт. Образ умирающего Сэмми Найду – вот он шевелит губами, как будто хочет плюнуть, – настойчиво прорывался в его сознание. Какая-то хитроумная защелка в мозгу удерживала это видение, усиливавшее отчаяние, которое пряталось среди теней в его душе и при первой мгновенной слабости готово было наброситься на него… Если бы только Милдред была с ним рядом!.. Если бы только эти проклятые болваны со своими идиотскими законами не лишали его радости, которую он обретает в ее присутствии!..

Он налил себе вина и отнес бокал в спальню. Натянул пижаму, забрался под одеяло и выпил вино одним долгим глотком. Затем выключил свет и закрыл глаза. Но хотя тело его было разбито усталостью, прошло много времени, прежде чем он, наконец, уснул. И пока он был на грани бодрствования и сна, нечто, прятавшееся среди теней в его душе, всячески пыталось нарисовать перед ним лицо Сэмми Найду.

█

В тот самый час, когда он забылся желанным сном, доктор Давуд Нанкху разбудил свою сестру.

Она открыла глаза и, позевывая, сказала:

– В чем дело?

– Убит Сэмми.

Она уставилась на него растерянным, недоверчивым взглядом.

– Убит Сэмми, – повторил он.

И вдруг Ди Нанкху увидела Сэмми Найду так же ясно, как будто он был в комнате. Увидела его темное круглое лицо, его небольшие решительные глаза с крошечными прожилками в уголках, губы с лиловатым отливом, особенно заметным в часы сильной усталости или голода; его большое, крепко сколоченное тело и большие могучие руки: облик человека, на которого можно всецело положиться. Что они будут делать без Сэмми? Ведь он был как скала, подпирающая всю их организацию. И вот его нет в живых.

– О нет, – стонала она снова, и снова, и снова, и каждый раз со все большим отчаянием. Затем она разразилась рыданиями. Брат обвил ее руками, крепко прижал к себе и не отпускал, пока она не выплакалась.

Высокая худая женщина, которую звали Кисеи, принесла чай. Глаза у нее были покрасневшие, но она уже осушила свои слезы, и лицо ее казалось сурово отчужденным и бесстрастным. Первый приступ горя прошел, но она долго еще будет лить молчаливые слезы – пока время не притупит остроту воспоминаний об этом человеке, о его доброте к ней и всем, кого она знает и любит, воспоминаний о надеждах, которые он разбудил в ней и ее народе, но до тех пор, пока она не забудет все это, не забудет его лицо, голос и тепло его рук, она не перестанет оплакивать смерть своего мистера Найду, хотя ни один человек не увидит на ее глазах слез.

– Что же нам делать? – спросила Ди Нанкху.

– Продолжать! – ласково ответил ее брат.

– Так всегда говорил он, – грустно молвила Кисеи. – Но теперь некому нас учить.

– Есть много людей, – сказал Нанкху, – и среди них попадаются замечательные.

– Может быть, и замечательные, док, – холодно откликнулась Кисеи, – Но не такие, как он. Пусть даже лучше, чем он, но не такие.

– Твоя правда, Кисеи, – вздохнул Нанкху. – Не такие, как Сэмми.

– Как он погиб? – спросила Ди после ухода Кисеи.

– Этого мы никогда не узнаем, но люди, которые везли тело, предполагают, что он сам спровоцировал свою смерть. Агенты уголовного розыска забрали его около десяти часов вечера. Он просидел у них в управлении до раннего утра, когда заявился этот блистательный и жестокий мистер Ван Ас…

– Этот гнусный человек! – перебила Ди.

– …И он велел перевести его в управление безопасности. Там, в этой печально знаменитой комнате, где Ван Ас допрашивает арестованных, около часа назад Сэмми умер.

– Давуд!.. – После некоторой заминки она выпалила – А его пытали?

– Нет, дорогая. Уверяю тебя, что нет. Два выстрела, один за другим. Я не решаюсь поехать и осмотреть тело. Но его брат знает все способы пытки, не оставляющие после себя никаких следов, и он тщательно исследовал все тело.

– Его брат?.. Бедняга!..

– Это несчастье окончательно убедило его, и он готов принять участие в нашем движении, но я опасаюсь, что Ван Ас предвидит эту возможность.

Ди вспомнила о Нкози, и на лице ее появились признаки тревоги.

– Не беспокойся, – шепнул Нанкху, – не беспокойся, моя дорогая. Сэмми не сказал им ни слова.

Она закрыла глаза, слегка покачнулась и с глубоким вздохом снова открыла глаза. На лице ее не осталось никаких отпечатков страха и тревоги.

– Что же дальше? – спросила она.

– Я должен уйти в подполье. Все наши руководители скрылись после ареста Сэмми. Я один оставался на легальном положении – для того, чтобы выяснить его судьбу. Сэмми не спровоцировал бы свою смерть, если бы не был убежден, что они слишком близки к истине, чтобы можно было сбить их с толку. До тех пор, пэка они ходили вокруг да около, Сэмми мог просто отмалчиваться. В худшем случае они выдали бы ордер на его арест. Случившееся означает, что Ван Ас, по крайней мере, знает достаточно, чтобы Сэмми избрал такой выход. Это также означает, что они напали на верный след. Поэтому я могу оказаться следующим, кто попадет в комнату мистера Ван Аса.

– Стало быть, ты должен скрыться, и твое исчезновение послужит сигналом для массовых облав. Отныне ты не сможешь приносить никакой пользы.

– Да. Если буду на легальном положении.

– Извини, Давуд, – твердо проговорила Ди. – Принятое решение обязывает всех, кто не приносит никакой пользы, уезжать за границу и действовать оттуда. Если ты будешь прятаться здесь, в стране, ты превратишься в обузу для движения и для всех нас, и ты это прекрасно понимаешь.

Ди спустилась с кровати и, прихрамывая, направилась к окну.

– Так я должен уехать? – спросил он.

– Да, должен уехать.

– А что будет с тобой? – произнес он ласковым голосом.

– Не знаю, – шепнула она, не поворачивая головы. – Не знаю. Я только знаю, что мне следует остаться, по крайней мере на некоторое время, и попробовать выполнить свой долг. И я молю бога, чтобы мне удалось это сделать хотя бы вполовину так же хорошо, как Сэмми.

– Ты будешь одинока, моя дорогая, как никогда в жизни.

– И в то же время – не забывай, брат, – я буду менее одинока, чем когда-либо.

Он подошел к окну и встал рядом с ней. На улице быстро светало.

Он сказал:

– Мы еще ни разу не говорили о нем. Ты так и не захотела открыть своему большому брату, что ты влюблена и что в твоей жизни появился мужчина.

– У меня нет никаких секретов. Я люблю его, и он любит меня. Вот и все.

– Что он за человек?

– Деликатный, отзывчивый и честный. Чистый и мудрый, большой брат, чистый и мудрый.

– Я рад, что ты его оценила!

Она погладила его руку.

– Помнишь наше детство: ты бывал со мной редко-редко.

– Да.

– И я носилась – вернее, ковыляла – за тобой и отцом, как щенок.

– Помню.

– А какая я была отчаянная!

– Особенно, когда с тобой был отец.

– И ты не забыл тот день, когда я пыталась объяснить тебе свое ощущение?

– Я что-то… не припоминаю.

– Ты как раз вытащил меня из реки.

– Да, да, теперь вспоминаю. У тебя было такое ощущение, будто тебе не страшна никакая опасность: ты не боялась утонуть в реке, не боялась умереть от укуса змеи. Ты говорила, что рядом с отцом…

– И рядом с тобой, большой брат.

– И рядом со мной ты чувствуешь себя неуязвимой.

– Но я не знала этого слова, и ты подсказал его мне. Помнишь?

– Да.

– Все эти годы, оглядываясь назад, я с восхищением вспоминала свою… свою неуязвимость – это чувство уверенности и спокойствия, которое ничто не могло поколебать. Его не могли поколебать ни ссоры, ни размолвки, ни драки. Но потом умер отец, и с ним умерло это чувство; я подросла и поняла, что я всего лишь калека. И я решила, что это особое чувство – порождение наивности и неопытности детства: оно недолговечно и вскоре исчезает, усугубляя одинокость человека. Но теперь…

– Что, дорогая?

– Это чувство возвратилось ко мне. Даже мне самой это кажется фантастическим и невероятным, но оно возвратилось. Ты понимаешь?

– Понимаю.

– Даже если он погибнет… Мне будет безумно тяжело… Но все же не так, как прежде… Я всегда буду знать, куда я направляюсь и как мне поступить. Представь себе, что ты идешь через джунгли. Возможно, ты не сумеешь преодолеть все трудности– в конце концов это дело удачи, – но ты знаешь верное направление и, что бы ни случилось, не заблудишься.

– Хорошо, дорогая. Ты знаешь, что говорить и делать, когда сюда явится полиция?

– Конечно. А ты, если увидишь его, объясни, как важно сохранить миф. Пожалуйста, береги себя, Давуд.

Чутье подсказало ему, что она внутренне подготовилась к его уходу. Он нежно поцеловал ее в щеку и сказал на прощание:

– Я дам о себе знать.

Когда он ушел, она повернулась и взглянула на будильник. Ложиться не имело никакого смысла. Ей надо будет помогать медицинской сестре, а в сложных случаях вызывать других врачей. День предстоит долгий и трудный. Через час-другой нагрянет полиция…

Ди занялась приготовлением к наступающему дню.

█

Ди была в операционной вместе с сестрой, которой она помогала делать прививки пятилетним малышам, когда подъехал первый полицейский автомобиль. В это утро приемная была набита до отказа, и полицейскому пришлось пустить в ход локти и угрозы, прежде чем он добрался до операционной.

– Где доктор? – спросил он повелительным тоном.

– Не знаю, – ответила Ди, продолжая заниматься своим делом.

– Кто же тогда знает? Может, ты? – он ткнул пальцем на сестру.

– Нет.

– Может, он поехал к больным?

– Нет, – ответила Ди. – Его машина и сумка здесь. Сегодня утром у нас большой прием: объезжать больных он должен только во второй половине дня.

– Тогда где же он, черт побери, шляется?

– Не знаю. Я только знаю, что он не ночевал дома.

– Какого дьявола ты не донесла об этом в полицию?

Впервые с момента его появления Ди Нанкху подняла голову и смерила его холодным, враждебным взглядом.

Полицейский резко повернулся и, расталкивая толпу пациентов, вышел на улицу, где стоял полицейский автомобиль, оборудованный радиотелефоном. Он тут же связался с центральным управлением. Выслушав его доклад, инспектор Янсен приказал ему оставаться на месте – только не в доме, а снаружи. Потом инспектор позвонил Ван Асу – сперва в управление, а затем домой. Ван Ас уже предвидел такой поворот событий; разговаривая с Янсеном поздно ночью, вернее рано утром, он высказал предположение, что смерть Найду может повлечь за собой исчезновение Нанкху.

Услышав сонный голос Ван Аса, инспектор сказал:

– Говорит Янсен. Вы оказались правы. Нанкху ушел в подполье.

Наступила краткая пауза, после чего, стряхнув с себя сон, Ван Ас бодро сказал:

– Стало быть, началось? Арестуйте всех подозрительных лиц. Всех без исключения.

– Индийцев?

– Всех подряд: индийцев, африканцев, цветных, белых – всех подряд.

– В наших списках значится около двухсот человек. Где их разместить?

– Велите позвонить в тюрьму: у них есть план размещения арестованных в случае чрезвычайного положения. Мобилизуйте людей для прочесывания сельской местности. У одного из моих служащих имеется карта, где отмечены районы, подлежащие первоочередной проверке. Я выезжаю, а вы пока начинайте операцию.

– Не арестовать ли сестру Нанкху?

– У вас есть какие-нибудь улики?

– Прямых улик нет, но ведь она его сестра… Правда, она калека, вы знаете?

– Нет, не знал. Я сам поговорю с ней сначала.

– Хорошо! – воскликнул Янсен и повесил трубку, слишком возбужденный предстоящими событиями, чтобы дожидаться, пока даст отбой человек, который был старше его – если не по возрасту, то по чину.

Прежде чем Ван Ас приготовился покинуть свою квартиру, полиция произвела первые аресты. К тому времени, когда он выехал, в центральном управлении уголовного розыска уже допрашивали пятерых арестованных. А к тому времени, когда он вошел в своей кабинет, все люди – и те, кто был на улице, и те, кто на работе, даже ученики в школе, – знали, что развертывается большая операция.

Ван Ас первым делом известил о начале широких действий своих коллег в Иоганнесбурге, Кейптауне и Претории. Те, в свою очередь, предупредили другие важные центры. По всей стране заработала огромная полицейская машина и начались повальные репрессии.

█

И все темные уголки страны облетело заветное слово. Битва завязалась, надо соблюдать выдержку и спокойствие: пусть никто не оказывает сопротивления при аресте, пусть никто не берется за оружие, но пусть все отказываются от сотрудничества. Битва идет между преследователями и преследуемыми. И все знали, кто эти преследователи, и все знали, что преследуемым был и останется Ричард Нкози, – до тех лор, пока битва не увенчается победой… Вот слово, которое передавалось из уст в уста. Придет время и для другой формы борьбы; но пока действует этот боевой приказ.

█

Слово – как и аресты – распространялось по всей стране: мужчина шепотом передавал его мужчине, женщина – женщине, ребенок – ребенку, и, наконец, достигло высоких гор.

█

– Это место вас устраивает? – холодно спросила Ди Нанкху.

Он вошел вслед за ней в жилую комнату на первом этаже и закрыл за собой дверь. Потом подошел к застекленной двери и выглянул в сад, обнесенный забором. Сад напомнил ему сад Милдред… Он знал, что настойчивость, с которой он требовал разговора с глазу на глаз, привела ее в ярость, граничащую с безумием. Как бы хоть немного успокоить ее?.. Кстати, она была бы совсем недурна собой, если бы не нога. Фигура у нее, во всяком случае, стройная.

– Чудесный садик! – сказал он.

– Что вам угодно? – спросила она ледяным тоном.

Он повернулся к ней, улыбаясь. В этой улыбке было что-то извиняющееся, молящее.

– Простите, что приходится вас беспокоить, особенно в такое время, но…

– Что вам угодно?

Он беспомощно пожал плечами и приблизился на несколько шагов. Ее глаза смотрели на него в упор. В них не было жизни, не было чувства – они походили на глаза посаженной в клетку змеи, которая знает, что не может поразить своего врага.

– Не присесть ли нам? – негромко предложил он.

Она слегка пошевелила рукой. Он понял, что этот чуть заметный жест означает: вы не нуждаетесь в моем разрешении. Сама она продолжала стоять, он тоже остался на ногах.

– Мисс Нанкху, когда вы в последний раз видели брата?

– Вчера вечером за ужином.

– А что было потом?

– Он ушел на вечерний обход.

– А потом?

– Это все.

– В самом деле?

– Да.

– И вам от него ничего не передавали?

В первый раз ее взгляд отклонился в сторону. Честная женщина, подумал Ван Ас.

– Мисс Нанкху, если я почувствую, что вы от меня что-то скрываете, я вынужден буду, к сожалению, арестовать вас. И я вынужден буду передать вас для допроса в центральное управление уголовного розыска, а там, я должен признаться, не все сотрудники отличаются деликатностью, которую мы хотели бы у них видеть. Пожалуйста, не поймите меня превратно. Мы никому не позволим приставать к вам; но ведь и среди индийцев есть подлецы, похабники, сквернословы; есть такие люди и среди моих сородичей. И, к несчастью, в полицию иной раз попадает всякое отребье. Это одна из сложнейших проблем в отношениях между расами. Вы понимаете, мисс Нанкху?

– Да, разумеется.

– Вот и хорошо. Итак, ваш брат дал о себе знать?

– Да.

– Чем скорее вы расскажете мне обо всем, тем скорее мы закончим этот разговор… Когда это было?

– Около пяти.

– Откуда вы знаете время?

– Я спала. Звонок разбудил меня. Я включила свет.

– Благодарю вас, мисс Нанкху. Вы поступили благоразумно, сказав мне правду. Я имею довольно точное представление о том, что случилось. И что же сказал ваш брат?

– Что он лишен возможности приносить пользу и должен оставить страну.

– Это все?

– Да. Он предполагал, что меня будут допрашивать, и поэтому думал, что чем меньше я буду знать, тем лучше. Он только хотел проститься.

– Мы его непременно разыщем.

– Полагаю, что нет.

– Надеетесь, что нет?

– И то и другое.

– Вы знали, что он – член подпольной организации?

– Я не знаю никакой подпольной организации. Я только знаю, что он борется против правительства.

– А вы?

– Я женщина. Если бы я была мужчиной!..

– Я тоже хотел бы, чтобы все было по-другому, мисс Нанкху. Я, как и вы, отнюдь не поклонник апартеида. Но я должен исполнять свой долг. Он вам сказал о

Найду?

– Нет.

– Но вы знаете?

– Все знают. Все знают, что он был зверски убит.

– Он не был убит. Это просто несчастный случай, в котором он сам повинен.

– Нет, он был зверски убит.

Черты ее посуровевшего лица выражали слепое, бездумное упрямство. Та$ они представляют себе его смерть, такой она запечатлеется в их памяти, и стена ненависти поднимется еще выше, подумал Ван Ас.

– Вы были знакомы с Найду?

– Он приходил к моему брату.

– Часто?

– Да, часто.

– И вы знали зачем?

– Их человеческое достоинство требовало, чтобы они готовились к сопротивлению и борьбе. Они перестали бы себя уважать, если бы поступали иначе.

– Позвольте мне дать вам совет, мисс Нанкху. Я понимаю, что сейчас вы удручены и рассержены. Но вы только что сообщили мне, что знали о замыслах и действиях, граничащих с государственной изменой. Молчание в этом случае рассматривается как соучастие. И вот вам мой совет: держите свои мысли и чувства при себе, когда будете иметь дело с другими представителями закона.

– Если б я была мужчиной!..

– Перестаньте, мисс Нанкху! Вы женщина, не мужчина, и если вы будете высказывать подобные взгляды в присутствии других представителей закона, вас тотчас арестуют. Вы понимаете это?

– Вы кончили?

– Последний вопрос. Вы сказали, что Найду приходил к вашему брату. А ваш брат возвращался когда-нибудь домой с Найду?

– Много раз.

– И с другими людьми?

– Да.

– С индийцами?

– Да.

– С европейцами?

– Всего один раз.

– С цветными?

– Нет.

– Никогда?

– Никогда.

– С африканцами?

– Нет.

– Никогда?

– Никогда.

– Надеюсь, вы отдаете себе отчет, что вам угрожают большие неприятности, если вы мне солгали. И поверьте мне, мисс Нанкху, мы это быстро выясним.

– Вы кончили?

– Да. Благодарю вас. – Он слегка наклонил голову и направился к двери. Она последовала за ним.