Текст книги "Дверь в зиму"
Автор книги: Генри Лайон Олди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
4
Когда президент сбежал из страны, а в Крыму объявились «вежливые зеленые человечки»; когда полыхнуло на Донбассе – он уверился окончательно. Здесь – это ясно. Вопрос в другом: когда?
Рассказать кому-то? Предупредить?
Кто ему поверит?! В лучшем случае спросят с фальшивой заинтересованностью: «Господин экстрасенс, какие ваши доказательства?» Услышат про подъезд, хмыкнут и покрутят пальцем у виска.
Но хотя бы для своей семьи он может что-то сделать?!
Уезжать за рубеж – да что там! – вообще уезжать куда бы то ни было Вика отказалась наотрез. Они едва не рассорились, и Александру с трудом удалось замять опасную тему. Маму он даже спрашивать не стал. Если они с Викой остаются, что мама будет делать одна в другом городе?
Попытки втихаря собрать и держать под рукой «тревожный чемоданчик» успехом не увенчались. Документы все время оказывались нужны то ему, то Вике, то им обоим. В итоге Александр плюнул на эту затею, просто запомнив, где что лежит из жизненно необходимого. Заодно провел ревизию в маминой квартире. Был уверен: на долгие сборы времени не останется.
Что еще?
Поиск «запасного аэродрома» на западе Украины? Купить квартиру или дом – дорого. На это уйдут все семейные сбережения, еще и в долги залезем. На что жить, если они останутся без работы? Нет, не вариант. Съемное жилье? Тоже накладно. Он не знал, когда полыхнет по-настоящему. Может, завтра, а может – через год, пять, десять.
Он обзавелся контактами. Риелторы, квартирные маклеры: Львов, Ужгород, Ивано-Франковск, Мукачево… Контактов набралось больше двух десятков. Хоть один, да сработает, уверял он себя. В те края война не докатится.
Не должна.
Мучило чувство, что этого недостаточно. В последние годы Александр привык контролировать ситуацию. Быть в состоянии что-то сделать, изменить. Сейчас он не мог ничего.
Записаться в армию?
Реальной пользы от него, «менеджера среднего звена», человека с тремя «не» – не служившего, неспортивного, не первой молодости – в армии будет маловато. Дай ему хоть автомат, хоть пушку – грядущую большую войну он не остановит. Вопреки здравому смыслу он втайне от Вики все же сходил в военкомат. И получил от ворот поворот: время добробатов закончилось, а в ВСУ оказались строгие критерии отбора.
Из военкомата Александр вышел в растрепанных чувствах. Смесь облегчения и досады била в голову не хуже водки с шампанским. Он брел по городу без всякой цели, пока ноги сами не вынесли его к памятному подъезду. Не задумываясь, зачем это делает, он прошел через подъезд и потянул ручку двери.
Лицо обдало холодом февраля.
Из-за домов долетел отзвук взрыва. В небе ветер рвал в клочья дымный хвост. Ехал по улице велосипедист с сумкой, притороченной к багажнику. Со стороны северной окраины нарастал недобрый шелест.
Когда за спиной велосипедиста начали рваться снаряды, Александр дернулся, но не отступил в спасительную тьму подъезда. Стоял, смотрел. Брызнул каменным крошевом подъезд дома-башни. Следующий прилет разнес в щепки старую липу. Взлетели в воздух куски асфальта на проезжей части.
Велосипедист жал на педали как заведенный. Несся вперед, лавировал меж обломками, а его догоняли разрывы.
– Падай! – заорал ему Александр. – Ложись!
Дальше все было, как в замедленной съемке.
Крик затерялся в грохоте. Очередной снаряд ударил метрах в десяти за спиной велосипедиста. На мостовой вспух огненный клубок. Черные шершни осколков с обманчивой неторопливостью разлетелись во все стороны, настигли велосипедиста. Из куртки на спине вырвались облачка белого пуха, пронизанные алыми брызгами. Велосипед повело, седок начал заваливаться набок. Вязаную шапку сорвало с головы…
Щеку обдало жаром. Осколок вонзился в стену у самого лица Александра. Он закричал, отшатнулся – и захлопнул дверь. Его трясло, как в лихорадке.
Впервые в жизни у него на глазах убили человека.
5
Готовился. Знал: рано или поздно это случится. Но когда ранним февральским утром по городу ударили первые ракеты, он оказался не готов. Завис в интернете, лихорадочно бегая взглядом по строчкам новостей; потерянно бродил по квартире, прислушиваясь к взрывам: ближе, еще ближе…
К полудню опомнился.
– Вы с Надей уезжаете! Немедленно!
– А ты?
– Я следом за вами.
– Когда?!
– Через несколько дней.
Кажется, Виктория хотела возразить. Но взглянула в бешеные глаза мужа – и не стала. Принялась собирать вещи.
Звонок маме. Полчаса уговоров. Ф-фух, убедил! Звонок школьному приятелю Тимке. У него семиместный «Шевроле», все должны поместиться. Тимка не подвел. Есть три свободных места. Выезжать завтра утром. Много вещей не берите, багажник не резиновый.
Спасибо, выручил!
Обзвонить риелторов. Частный дом на окраине Тернополя? Вода, газ, электричество. Хозяева в Польше, вернутся нескоро. Годится! Получить договор на мейл. Распечатать, подписать, отсканировать, отправить. Оригинал – Вике. Перечислить аванс на карту.
Что с вещами? Главное – документы, деньги, карты. Смартфоны, зарядки. Адреса, номера телефонов. Я к маме заскочу, проверю, как она там. Помогу собраться.
Ты поосторожней. Стреляют.
Знаю. Скоро вернусь. К окнам не подходите – чтоб осколками не посекло, если рядом прилетит.
О том, что прилететь может не только рядом, он запретил себе думать.
Утром он проводил семью. Тимкин «Шевроле» растаял в белой круговерти. Александр Петрович немного постоял, выдохнул с облегчением – гора с плеч свалилась! – и оскальзываясь в снежной каше, направился к дому.
У него оставались дела.
Купить лекарства по списку и продукты для Викиной тёти: старуха сказала, что хочет умереть там, где прожила всю жизнь. Занести. Обзвонить дальних родичей – выяснить, кто где, не нужна ли помощь. Позвонить шефу, узнать, что с работой. Выяснить, что шеф не берет трубку. Глянуть сводку новостей. Купить продуктов себе.
И еще всякое по мелочи. А дальше видно будет.
В аптеку стояла очередь. В городе глухо бахало, люди вжимали головы в плечи, с опаской косились на небо. Стояли, не уходили, не прятались. Когда до дверей оставалось три человека, мобильный в кармане куртки исторг первые такты «Black Night». Звонил шеф. Никуда он не уехал: в спешном порядке организовывал при фирме гуманитарный хаб – продукты, лекарства, перевязочные материалы, теплая одежда.
Для гражданских и ВСУ.
– Логистика! – горячился шеф. – Нам нужна логистика!
Логистика, согласился Александр Петрович.
– Чтобы всё летало со свистом и долетало по назначению!
Ага, со свистом.
– Ты в городе? Отлично! Бегом в офис – и приступай!
В офисе Александр Петрович завис безвылазно. Спал два-три часа в сутки – тут же, на рабочем месте. Звонила Виктория. Все в порядке, говорила она, дом хороший, теплый, я уже ищу новую работу, а пока мы ходим плести маскировочные сетки; да, все втроем, вот, новых знакомых завели…
– Я еще тут побуду. Не знаю. Какое-то время. Дела образовались… Ну, стреляют. В основном, по окраинам. В центр почти не прилетает.
Он врал, краснел, как нашкодивший мальчишка, попавшийся на горячем – хорошо, в телефон не видно! Неловко комкал разговор: извини, работа. Дав отбой, набирал очередной номер: машины, поставки, погрузка-разгрузка, график развоза на точки. Нет, там твой «KIA» не пройдет, Степана давай, у него внедорожник полноприводный…
– Тайм-аут! – с угрозой в голосе заявил шеф. – Свалишься, кто работать будет? Марш домой, отсыпаться! До завтрашнего обеда. И чтоб я тебя здесь не видел!
Он послушно оделся, пожелал всем тихой ночи. Вышел из офиса, постоял пару минут на крыльце, полной грудью вдыхая морозный воздух. В голове прояснилось. Правда, гул в ушах никуда не делся. Нет, это не в ушах. Это в небе.
Самолет, наверное.
Ну и хрен с ним. Бомбить начнет? Значит, начнет. Что ж теперь, домой не идти, если самолет?
* * *
Почему он забрел в тот самый двор?
Это было не по дороге, хоть крюк и вышел небольшой. Ноги занесли? Февраль, крутилось в голове. Почему-то он с первого раза был уверен: там, на другой стороне – февраль.
Пятый день войны.
Последний день февраля.
Он прошел мимо кустов, запорошенных снегом. Поскользнулся на подтаявшей наледи перед входом в подъезд. Внутри стояла кромешная темень: единственная лампочка не горела. Он прошел через эту темень, ни разу не оступившись. Нашарил ручку. Потянул на себя скрипучую дверь.
За дверью тоже был февраль. Сгущались сумерки, чадили развалины напротив. Ехал по дороге велосипедист – живой, живой! А в небе нарастал, стремительно приближался убийственный шелест.
– Ложись! Падай! – заорал Александр Петрович.
Крик опередил первый взрыв на пару секунд. Велосипедист все равно не услышал: давил и давил на педали. Со всех ног Александр Петрович кинулся ему наперерез, оставляя за спиной спасительный подъезд.
Впереди рвануло. Далеко, неопасно.
Наверное.
Он бежал. Расстояние между ним и велосипедистом сокращалось. Медленно, слишком медленно. Второй взрыв. Ближе. Спрессованный воздух упруго толкнул в грудь. Он споткнулся, едва не упал.
Сколько осталось? Пять секунд? Семь?!
Новая взрывная волна отшвырнула его от велосипедиста. В последний миг Александр Петрович успел вцепиться в рукав зеленой куртки. Дернул что есть силы на себя, заваливаясь на спину…
Упали оба.
Руль велосипеда больно ушиб ему бедро. Мужчина навалился сверху, зарычал, оскалился. Жестким болевым захватом вывернул незваному спасителю руку, привстал на колено, готовясь ломать.
– Лежи, дурак! Лежи! – орал Александр Петрович, брызжа горячей слюной. Свободной рукой он вцепился в ворот куртки, не давая мужчине подняться до конца. – Сейчас…
Рвануло совсем рядом. В голову ударил молот, обмотанный поролоном. Перед глазами заплясали огненные круги. Уши заполнил гулкий звон. Кажется, рвануло еще раз – дальше по улице.
Стихло.
Велосипедист был жив. Тяжело, с хрипом дышал, навалившись на Александра Петровича, продолжая выворачивать ему руку. Александр Петрович отпустил чужую куртку. Велосипедист – шестьдесят с небольшим, лицо мятое, серое от усталости и недосыпа – смотрел на спасителя. Смотрел, смотрел, смотрел. Разжал захват, начал с трудом подниматься на ноги.
Контузило, что ли?
Александр Петрович ощупал правой рукой левую, побывавшую в железном захвате. Не сдержал стона. Хотел выругаться, прикусил язык.
– Растяжение, – сказал велосипедист.
Александр Петрович едва его расслышал. Звон в ушах стоял колокольный.
– Кости-связки целы. За неделю пройдет.
Велосипедист шагнул к своему железному коню. Присел над сумкой, привязанной к багажнику, расстегнул «молнию». Заглянул внутрь, обернулся к Александру Петровичу.
– Лекарства. Люди ждут.
Лекарства, кивнул Александр Петрович. Да, конечно. Людям надо. Они ждут. Он не знал, произносит это вслух или только думает.
Велосипедист кивнул в ответ, поднял велосипед. Со второй попытки взобрался в седло, оттолкнулся. Метров пять велосипед выписывал кренделя, отчаянно виляя из стороны в сторону, потом выровнялся. Седок поднажал на педали и растворился в сумерках.
Он ни разу не обернулся.
Ну и ладно. Главное, живой. Живой!
Александр Петрович встал, кое-как здоровой рукой отряхнул брюки и куртку. Прихрамывая, побрел к подъезду. Прошел насквозь в кромешной тьме. Вернулся обратно, сам не зная, зачем это делает, потянул на себя знакомую дверь…
Небоскреб возносился в небесную высь. Он готов был взлететь, уподобившись космическому кораблю. В колоссальном здании ощущалась невозможная легкость. Легкость и стремительность. Бесчисленные балконы и террасы кудрявились сочной зеленью. С них свисали изумрудные плети – перемигивались алыми, желтыми, ярко-синими огоньками цветов.
Висячие сады Семирамиды, одно из великих чудес света!
Такого небоскреба и такого неба не могло быть в вечернем осажденном городе, который утюжили бомбы, снаряды и ракеты.
Позади чудо-дома сквозь легкую утреннюю дымку проступали другие подобные здания. И плыл над городом снежно-белый воздушный лайнер с широкими обзорными окнами, в которых отражалась бирюза небес.
На миг Александр Петрович ощутил себя восторженным Сашкой, тем мальчишкой, что смотрел на чисто вымытые витрины гастронома – и видел перед собой океанский лайнер. Бывают, бывают у лайнеров такие окна! Только не у морских, а воздушных.
Ну, или будут. Обязательно будут!
Всей душой желая шагнуть туда, в мирное летнее утро, он прикрыл дверь. Сделал шаг назад; второй шаг, третий. Они с Викой и Надей еще будут жить в этом доме. Да, не сейчас. Да, позже. Просто время еще не пришло. Но оно придет, никуда не денется.
Какие могут быть сомнения?
Он вышел на улицу: стылую, февральскую, изуродованную воронками. И побрел домой, едва волоча ноги. Надо выспаться. Надо как следует выспаться. Завтра предстоит много работы.
Январь 2023 г.
Неизвестный художник
– …Перед вами картина неизвестного художника, созданная в первые месяцы широкомасштабной войны. Обратите внимание, как реализм деталей, точность места действия, а также рельефность, достигаемая мáстерской игрой светотени, сочетаются с символическим посылом картины…
Он стоял поодаль. Ждал, когда экскурсовод поведет группу дальше. Тогда представится возможность постоять перед картиной в одиночестве и тишине, наедине с мыслями и памятью.
– Простите, это оригинал?
– Оригинала в материальном виде не существует. Это произведение цифровой живописи, созданное на компьютере. Перед вами распечатка высокого качества.
– Вы сказали, художник неизвестен?
– Возможно, он погиб во время российского вторжения…
Знала бы экскурсовод, насколько она близка к истине!
– Но разве нельзя определить автора по манере? По каким-то характерным чертам?
– Был проведен сравнительный анализ картины – как традиционными методами искусствоведения, так и с использованием компьютера. Однако…
Знакомые вопросы. Набившие оскомину ответы. Он легко мог бы просветить и экскурсовода, и экскурсантов. Рассказать им…
Нет, ни к чему.
* * *
Нейросеть с открытым кодом – это просто праздник какой-то! Вы будете смеяться, но FutureWorld объявила об открытии кодов своей нейронки как раз на Лёшкин день рожденья.
Сюрприз Лёшка оценил по достоинству. Увы, обязанности именинника никто не отменял. На радость гостям он лихо погонял над двором подаренный дрон, забросил видос в сеть – и потащил всех за стол. Внимал тостам, шутил. Учинил импровизированную дискотеку – дым коромыслом и дом ходуном. И едва дождался окончания гулянки, чтобы уединиться с любимым компом.
Выпитое шампанское шибало в голову веселыми колючими пузырьками, толкало на авантюры. Покопаться в кодах, дописать что-нибудь хулиганское? Хорошо, но мало. Хотелось большего.
Чего?
Код, конечно, открыли, но с базовыми функциями и настройками поработать не дадут. Кто ж его пустит в ядро? Вот бы скопировать ядро на отдельный сервер, и там уже поковыряться без помех… Защита не пускает?
А если так?
* * *
Проснулся он после полудня. Голова гудела высоковольтным трансформатором, взгляд фокусировался с трудом, но в целом ничего, жить можно. Лёшка сварил себе кофе покрепче, поджарил яичницу с беконом – и обжигаясь и дожевывая на ходу, сунулся к компу.
Оп-паньки! Что это тут у нас?
Вот оно, ядрышко – копия! – болтается на удаленном сервере. Как он вчера защиту обошел-то? Что у нас с проектами? Два сайта допилить, «Релаксу» таргетированную рекламу забодяжить… Сроки терпят. Сегодня берем выходной!
Немузыкально напевая: «Ядра – чистый изумруд; но, быть может, люди врут…» – Лёшка приступил к изучению ядра.
* * *
Новая игрушка отнимала все свободное время. Даже распорядок дня под нее выстроился. До обеда – работа над заказами; если сроки горят – после обеда еще часа три; вечер и часть ночи – бдение над скопированным ядром, которое Лёшка втихаря подключил к сети FutureWorld параллельно с оригиналом.
Потенциал у нейронки оказался немереный. Вариаций отладки и обучения тьма тьмущая: экспериментируй – не хочу! Имея доступ к ядру, можно было залезть в глубинные настройки, выстраивать и менять обратные связи, запустить интенсивное самообучение за счет сверточного авто-ассоциатора – sparse coding в помощь!
Оригинальная FutureWorld была заточена под распознавание фотографий и рисунков. Она генерила компилятивные иллюстрации по запросам. Используя базу оригинала и свои настройки вкупе с экспериментальной «обучалкой», Лёшка за два месяца добился того, что его детище выдавало иллюстрации по запросам быстрее и качественнее, чем оригинал. Но этого ему было мало. Лёшка отыскал в сети нейронки, генерившие музыку и тексты, подключился к ним – и принялся с энтузиазмом расширять возможности своей системы.
Через два месяца Лёшкино ядро успешно освоило «смежные профессии».
Следующий этап – научить систему саму распознавать тип предлагаемой задачи. Это оказалось проще, чем он рассчитывал. Изображения, музыка, тексты… Что еще? Сбор данных, анализ, синтез… Эти процессы универсальны. Их можно применить к чему угодно.
А если…
Ты сошел с ума, подумал он. Да, и тебе это нравится.
* * *
Он подключил новую «обучалку»: каскадные машины Больцмана с вероятностным математическим аппаратом. «Обучалку» пришлось допиливать. Ничего, справился.
Загрузка данных. Для начала что-нибудь попроще, такое, где легко проверить результат. Прогнозы погоды? Качаем статистику за десять последних лет. Давай, дорогой, изучай, анализируй, выстраивай закономерности! Грузим свежие данные со спутников и метеостанций, карту атмосферных фронтов, циклонов и антициклонов…
…Время до получения ответа: 7 часов 13 минут 47 секунд.
– Тормозишь, приятель! Ладно, считай, а я спать пошел.
Утром, едва продрав глаза, Лёшка сунулся к компьютеру. На мониторе обнаружилась строка из десятка снежинок, трех капель и одного издевательского смайлика.
За окном занималось погожее сентябрьское утро. Заспанное солнце лениво выбиралось из-за горизонта, готовясь к долгому восхождению по небосводу.
На термометре – плюс семнадцать.
* * *
– Смайлики, значит? Снежинки?
Он давно разговаривал с нейросетью, как с живым существом. Надо бы ей имя придумать. Нострадамус? Дурной пафос. Кто у нас еще имеется из предсказателей? «Альбер Робида, писатель-фантаст, художник и предсказатель. Родился на юге Франции в 1848 году…»
– Робида? А что, мне нравится. На «робота» похоже. Будешь у нас Робидой, понял? По-простому Роби. Гляди, не посрами крестного!
Подключаем дополнительные ассоциаторы patch-based training в параллель к уже имеющимся. Коррекция параметров, настройка задач. Порция «свободы воли» не повредит. Позволим Роби самому переключаться между «обучалками» – или задействовать сразу все. Автоопределение областей…
Вишенка на торте – голосовой интерфейс. Чем мы хуже «Окей-Гугла»?
* * *
Через три месяца Роби выдал первый правильный прогноз. И еще один. После чего напророчил июльскую жару с грозой на Новый год.
– Издеваешься?
Роби молчал.
Лёшке вспомнилось вычитанное в сети: «Я не боюсь машины, которая пройдёт тест Тьюринга. Я боюсь машины, которая намеренно его завалит». Фантастики надо меньше читать! Прогноз погоды – не тест Тьюринга, а Роби – не искусственный интеллект, просто нейросеть. Два верных прогноза, потом сбой.
Обычное дело.
* * *
В последнее время он маялся бессонницей.
Вскакивал от малейшего шума, брел на кухню, жадно пил воду. Вставал раздраженным, кривился, видя себя в зеркале: мутный тип с мятым лицом. Собирался побриться, откладывал на потом.
Работа с Роби не ладилась. Прогнозы погоды «попадали в яблочко» девять раз из десяти, но при попытке перейти к более сложным предсказаниям всё встало намертво. Роби не отвечал на запросы или нес какую-то околесицу из цифр, букв и графических символов. Навалились заказы, Лёшка катастрофически не успевал, все валилось из рук…
…Он снова проснулся. Из соседней комнаты доносилось натужное гудение. Сквозь него пробивалось отчаянное жужжание SSD-диска. В матовом стекле двери мельтешили отблески дисплея, наводя на неприятные мысли о полицейской мигалке.
Что происходит?!
Комп работал на пределе. На дисплее кипела каша в кислотных тонах. Светодиоды на роутере мигали с пулеметной скоростью – через сеть шел колоссальный поток информации. На клавиши и мышь компьютер не реагировал.
– Роби, это ты?! Ты что творишь, зараза?!
Нет, так не пойдет. Так Роби не поймет.
– Роби, стоп. Снять задачу.
И запоздало сообразил: ядро Роби находится на удаленном сервере, а нейронные процессоры разбросаны по всему миру. Что же творится с его компьютером?
Поверх каши на мониторе возникла надпись:
До решения задачи осталось 17… 16… 15…
– Какой задачи?!
3… 2… 1… 0
Каша застыла, схваченная внезапным морозом. Надпись мигнула и пропала. Цветные прямоугольники дробились на пиксели, из них, как из паззла, складывалась картина. Лёшка вгляделся в изображение, и тут за окном громыхнуло: тяжело, гулко.
Отчаянно задребезжали стекла. Погас свет, вместе с ним – монитор. На сетчатке Лёшкиных глаз отпечаталась дата – ее словно лазером выжгли.
24 февраля 2022 года.
* * *
Так для Лёшки началась война.
На самом деле война шла давно, но где-то там, далеко: тревожный привычный фон. В тот день все изменилось. Одной из первых ракет разнесло серверный центр, где хранилось ядро Роби. Лёшке повезло больше – в их районе просто вырубило электричество.
Он потерянно бродил по квартире. Кому-то звонил. Куда-то выходил. За продуктами? Наверно. Стоял в очередях. Возвращался домой. Дали электричество. Кабельный интернет не работал, серверный центр не отвечал. Из «Телеграма» Лёшка узнал о прилете. Слава богу, в четыре утра там никого не было. В смысле, людей не было.
Там был только Роби. Его больше нет.
Картина, которую Лёшка видел на мониторе перед прилётом, чудом сохранилась на жестком диске. Он долго ее рассматривал. Занимался насущными делами, возвращался к компьютеру, копался в файлах, которые закачивал Роби перед самым концом; снова выводил на монитор картину.
Повестку ему вручили на десятый день.
* * *
– Айтишник?
– Да.
– В армии не служил? Военной специальности нет?
– Нет.
– На кой хрен ты сюда приперся?
– Так повестка же! Я и медкомиссию уже прошел.
– Вижу…
Военком пролистал Лёшкины бумаги:
– И что мне с тобой делать?
– Айтишник, говоришь?
В дверях стоял мужчина лет сорока пяти. Линялый камуфляж, седой «ёжик» на голове, скуластое лицо. Острый взгляд из-под редких выгоревших бровей.
Лёшка кивнул.
– Что умеешь?
– Сайты, базы данных. Нейросети, настройка рекламы…
– Что еще?
Седой был разочарован.
– Дроном управлять умею! – выпалил Лёшка.
– Где я тебе дрон возьму?
– А у меня свой есть!
– Какой?
– «Мавик». Третий.
– Точно умеешь управлять?
– Точно!
– И других научить сможешь?
– Без проблем.
– Имя, фамилия?
– Алексей Нечипорук.
– Я – капитан Засядько. Григорьич, пиши его в мою роту. Оператором дрона.
И снова Лёшке:
– Дня на сборы хватит? Послезавтра в девять утра здесь с вещами. Что с собой брать, тебе Григорьич объяснит. И «Мавик» не забудь!
* * *
Так Лёшка попал в армию.
В учебке все оказалось и просто, и сложно. Управляться с «Мавиком» и учить этому других – это Лёшка делал с удовольствием. Собирать-разбирать и чистить автомат – без проблем. Стрелять он научился быстро, ему даже понравилось. Такмед – тоже ничего, нормально. Окопы рыть – ну, такое…
Хуже всего было с физухой и дисциплиной. В полной выкладке Лёшка сдыхал на первом километре. Две недели спустя начал сдыхать на втором, потом на третьем…
А потом учебка закончилась.
* * *
– Мавик, это Артист. Как слышишь, приём!
– Артист, это Мавик. Слышу вас хорошо.
– Пташка готова?
– Так точно.
– Запускай!
– Пташка пошла. Передаю картинку.
– Есть картинка.
– …Вижу цели. Два БТРа, одна БМП, танк и позиция СПГ. Помечаю.
Софт старенького планшета был пропатчен и допилен Лёшкой – младшим сержантом Алексеем Нечипоруком, позывной «Мавик». По мановению пальца на планшете появлялись отметки целей, координаты вместе с изображением в автоматическом режиме уходили артиллеристам.
– Есть засечки. Работаем.
– Я птичку в воздухе подержу. Начнут драпать, откорректирую.
– Принято.
Звук выхода он едва расслышал. «Три Топора» били издалека, с недосягаемых для вражеской артиллерии позиций. На планшете было хорошо видно, как снарядом накрыло БМП. Вспыхнул и загорелся БТР…
– Танк и второй БТР уходят! Поставил мобильные засечки. Отслеживаю.
– Вижу.
– Там одна дорога, свернуть некуда. Уходят по прямой.
– Сейчас попробуем накрыть. А вы сворачивайтесь.
– Есть сворачиваться…
Свернуться они не успели.
– Выход!
– Ложись!
Земля метнулась навстречу, встала на дыбы. Он всем телом ощутил удар – и провалился в темноту.
* * *
Повезло дважды.
Во-первых, остался жив. Во-вторых, потерял сознание. Иначе пришлось бы до госпиталя корчиться и орать от боли. Потом его кололи обезболом. Боль присутствовала, но где-то на периферии, словно больно было не ему, а кому-то другому. Временами он проваливался в небытие. Выныривал, тонул…
Окончательно вынырнул в персональной палате. Клиника Гамбурга. Три операции. Реабилитация. Что, говорите? Экспериментальная модель? Не вполне отработано? Дайте-ка глянуть. Ух ты, круто! Мое согласие? Где подписать? Да, я хорошо подумал! Давайте бумаги.
И три месяца спустя:
– Мавик, ты?! Откуда?
– От дяди Ганса!
– Тебя ж вроде комиссовали…
– Не дождутся! Чтоб я самое веселье пропустил? Ага, щаз! Я тут пару новых птичек притаранил…
– Где взял?
– У немцев на блошином рынке…
* * *
– …Как видите, на картине изображено поднятие Знамени Победы на Малаховом кургане в Севастополе. Конечно, все мы уже тогда мечтали о грядущей победе. Но здесь этот момент изображен практически так, как все позже произошло в действительности. Специалисты отмечают: совпадение поразительное…
Совпадение?
Роби, ты же знал, да? Ты знал уже тогда.
Группа потянулась за экскурсоводом в соседний зал. Не торопясь, Алексей подошел, встал на любимом месте: в трех шагах. Он изучил картину до последней травинки, до последней складки на камуфляжных штанах мастер-сержанта с желто-синим знаменем в руках.
Первое и последнее творение ИИ, сумевшего заглянуть в будущее.
«С чего ты начинал, Роби? Тогда, когда был еще безымянной нейросетью? С рисунков и фотографий. Это осталось с тобой, как детские воспоминания. Или как первая любовь? Извини, я ищу человеческие аналогии, других у меня нет. А может, свою роль сыграло имя, которое я тебе дал? Альбер Робида – в первую очередь он был все-таки художником и писателем, и лишь во вторую – прорицателем. Искусство, художественные образы, интуиция – это тоже метод познания, не хуже любого другого. Способ одним глазком заглянуть в завтрашний день…»
Исходный файл картины в полном разрешении до сих пор хранился в компьютере Алексея. Именно с него файл и разлетелся по сети – картиной по доброте душевной поделился «с городом и миром» приятель Лёва, которого Алексей пустил пожить в своей квартире, пока сам был в армии.
Он мог сколько угодно любоваться картиной, не выходя из кабинета. И все же раз в неделю приходил сюда. Распечатка манила его; знать бы еще, чем.
Так все и было. Малахов курган, стреляные гильзы на взрытых пулями брустверах окопов. Тела в траве. Сгоревший Т-72 на заднем плане. Ржавая колючая проволока. Мастер-сержант со знаменем, рядом усталые бойцы. Правда, знамя на вершине кургана в итоге установил не он, а Илюха Глущенко.
В остальном все верно.
Пальцы бионического протеза сомкнулись на древке знамени. Они хорошо видны, эти пальцы.
Алый огонек камеры под потолком на секунду погас. Вновь загорелся. Погас, вспыхнул. Алексей собрался уже уходить, но на маленьком мониторе, укрепленном на стене возле полотна, вдруг исчезла информация о картине. Вместо нее возникла короткая надпись.
Он шагнул ближе.
Десять снежинок. Три капли. И один издевательский смайлик.
* * *
Вернувшись в зал, экскурсовод с неодобрением смотрела на хохочущего человека. В музеях так себя не ведут. В музеях не смеются: громко, заливисто, по-детски, мешая другим посетителям. Не кричат: «Роби! Роби, чтоб тебя!» – и снова начинают хохотать.
Экскурсовод хотела сделать замечание, но не решилась. Вместо одной руки у мужчины был протез – лаково-черный бионический протез последнего поколения с тактильными датчиками обратной связи. Ветеран войны, наверное.
И все равно, в музеях надо соблюдать тишину.
Февраль 2023 г.
