Текст книги "Дверь в зиму"

Автор книги: Генри Лайон Олди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Его не слушали. Ему не отвечали. А он все продолжал рассказывать об установке в Пятихатках, о себе, о том, что у него сын во Флориде, тоже физик, в исследовательском институте, сын давно звал во Флориду, и институт звал, приглашал, гарантировал работу, но он не хотел уезжать, даже не собирался, вот, уехал, кто бы мог предположить, завтра в Венгрию, оттуда самолетом во Флориду, черт бы ее побрал, эту Флориду, как же хочется домой, домой, вот пешком бы побежал, будь такая возможность…

Рядом сидела жена: хрупкая, как фарфоровая статуэтка.

Молчала.

Напротив физика, сдвинув два матраса вплотную, спала пожилая пара – те, кому чиновница пообещала машину с утра. Ну как спали? Притворялись, будто спят, с головой накрывшись одеялами. Жена тихо плакала, стараясь, чтобы муж не слышал. Муж честно не слышал, только изредка гладил жену по плечу: якобы спросонок.

Я подошел к свободному матрасу. Постоял.

Вернулся в коридор.

Сна не было ни в одном глазу. Сходить в душ? Нам объявляли, что душ работает. Импровизированную душевую устроили в котельной, на скорую руку. Комфорта, ясное дело, мизер, но вода теплая. Мыло казенное, полотенца брать свои. Ну, или пользоваться парой общих. Там, наверное, очередь. С другой стороны, все равно делать нечего.

У дверей, ведущих в душевую, стояли воспитательница и хозяйка пса. Воспитательница что-то рассказывала собачнице. Та в ответ беззвучно шевелила губами: повторяла за собеседницей или бормотала свое, не знаю. Я подошел вплотную, насколько позволяли приличия, но не мог разобрать ни слова. Я только видел счастье. Хорошо знакомое мне детское, безбрежное счастье, оккупировавшее лицо беженки.

У ног хозяйки сидел пес. Завидев меня, он приветственно гавкнул – и вдруг завыл, как по покойнику.

– Это еще что за новости? – воспитательница строго посмотрела на собаку. – А ну живо прекрати! Нашел время…

Пес замолчал.

Я был так удивлен вмешательством не хозяйки, а постороннего, чужого человека, тем более что хозяйка и не подумала велеть псу замолчать. Вероятно, поэтому я не сразу сообразил: слова воспитательницы, обращенные к собаке, я разобрал ясно, до последнего звука. А когда понял, то обнаружил, что воспитательница смотрит уже не на пса, а на меня.

– Подождите в кабинете заведующей, пожалуйста, – уведомила она. – Я вижу, что вы мой клиент. Еще на улице увидела. Сейчас я занята, скоро освобожусь.

– Это где была регистрация? – глупо спросил я.

– Да.

И знаете что? Я пошел в кабинет.

Еще недавно полный людьми, сейчас кабинет пустовал. Я сел на стул, не рискнув занять кресло заведующей, и уставился на дверь. Следом за мной в кабинет вошел пес и лег мне на ноги. Не на колени, естественно, – на ступни. Придавил так, что не встать. Не знаю, откуда явилась безумная уверенность, но я не сомневался – отправься я сейчас искать хозяйку этого бегемота по всему детскому саду, и я ее не найду.

Минут через пять явилась воспитательница.

– Извините, что заставила вас ждать, – она улыбнулась. – Все, теперь я в вашем распоряжении.

Ее внешность. Когда я смотрел на нее, сейчас и раньше, я видел какие-то черты, какую-то одежду. Но убей меня бог, если мне удалось бы вспомнить этот облик, а уж тем более описать его.

Воспитательница, и все.

– Ладно, тогда начну я, – она правильно истолковала мое молчание. – У меня к вам есть предложение. Хотите вернуться в детство?

– Куда?!

– В детство.

– Родиться заново?

– Нет, так далеко я не смогу. Лет пять, плюс-минус пара месяцев. Такой вариант устроит? Пять лет – прекрасный возраст.

– Вы шутите?

– Нет.

Считайте меня идиотом, безумцем, придурком, рехнувшимся от убийственного стресса – я ей поверил. Эта может. Точно может! Так вот почему у меня не получалось найти в детском саду ее предыдущих клиентов! Они уже не здесь. Они там, далеко, где нет войны, взрывов, смертей, бегства…

Они спасены.

Воспитательница сказала: «Я вижу, что вы мой клиент». Она предлагает не всем. Господи, да я же счастливчик, я вытянул из коробки выигрышный билет! Пять лет? Детский сад – не этот, а былой, мой собственный, забытый с годами; потом я пойду в первый класс, забросив за спину глянцевый ранец…

…бабушка надевает на меня зимнее драповое пальто. Меховый – мутоновый! – воротник щекочет затылок. Горло перетянуто кусачим шарфом, я бурчу, что вот-вот задохнусь. Вываливаюсь в подъезд, вихрем слетаю по ступенькам, еще не зная, что дверь подъезда не откроется от моего толчка, что снаружи ждет дедово пыхтение, долгая работа лопатой, снег, сугробы, детство: румяное от мороза, запыхавшееся, счастливое…

Да, я знаю.

Знаю, какое у меня сейчас лицо.

Я уже видел эти лица: тех людей, к кому подошла воспитательница.

– Ну что? – она снова улыбнулась. – Вы согласны?

Да, хотел закричать я. Да, конечно!

– Я буду помнить себя? – спросил я. – Нынешнего?

Она отрицательно покачала головой.

– Извините, нет. Это было бы слишком жестоко. Мужчина на седьмом десятке в теле пятилетнего мальчика? Вы понимаете, что это ад? И для вас, и для окружающих?

Я молчал. Наверное, она права.

– Вы ничего не будете помнить. Вы просто начнете жить заново. Та жизнь, которая у вас была – вы проживете ее, как впервые. Мальчик, подросток, юноша, мужчина… Чем плохо?

– Начну жить заново? Свою былую жизнь?

– Да. Вам не кажется, что вы задаете слишком много вопросов? Клиенты, что были перед вами, вели себя иначе. На них я тратила гораздо меньше времени.

– Жизнь заново? Не помня, что я ее уже прожил?

– Да.

Похоже, она начала раздражаться.

– Детство, отрочество, юность? Без памяти о том, что все происходит во второй раз?

Теперь замолчала она.

– А потом опять будет война, да? Эвакуация? Детский сад, превращенный в приют? Вы, ваше предложение? И я снова начну жить сначала: детский сад, школа, институт, работа, война, эвакуация, детский сад… Вы с вашим предложением? И опять сначала? В третий, десятый, сотый раз?!

Я наклонился вперед, побеспокоив собаку:

– Но ведь дальше-то уже ничего не будет? Совсем ничего, так? После нашего разговора? После моего согласия? После детского сада? Совсем ничего, правда?!

Вместо ответа она пожала плечами.

– Я знаю тебя, – сказал я, чувствуя, как холодный пот стекает по затылку, просачивается за воротник. – Знаю, как тебя зовут.

– Все знают, – она еще раз пожала плечами. Внезапный переход на «ты» ее ничуть не побеспокоил. – Просто не все вспоминают мое имя, когда я прихожу сделать свое предложение. Всякий раз у меня другое имя и другое предложение. Соглашайся, это хороший вариант.

Я погладил пса:

– Ага, хороший. Правда, бегемот?

– Хороший, – повторила она.

– Ты предлагаешь мне то, что у меня уже есть. То, что никто не в силах у меня отобрать. Ни ты, ни война. Это было, это мое. Это есть и сейчас, здесь. Ты предлагаешь мне купить у тебя мое же имущество?

– Я не торговка. Думай, что говоришь.

– Хорошо, не купить, взять в подарок. Какая разница? Ну да, чем еще тебе торговать, как не чужим? У тебя ведь нет ничего своего…

– Я зря трачу время, – она повернулась, чтобы идти. – Вот, лови!

Сперва мне показалось, что я поймал змею. Гибкую, холодную, ядовитую змею. Нет, это был поводок, собачий поводок. Когда я отошел от внезапного страха, воспитательницы в кабинете уже не было.

– Что, бегемот? – спросил я пса. – Она тебе тоже кое-что предлагала? Щенячьи восторги, да? И ты тоже задал ей слишком много вопросов? Хозяйка согласилась без раздумий, а ты засомневался?

Пес вздохнул.

– Как тебя звать, а? Слышишь, бегемот?

Шершавый язык лизнул мою руку.

– А что, неплохое решение. Бегемот, за мной!

Командой «за мной» Бегемот пренебрег. В коридор он вышел первым.

* * *

Утром за пожилой парой приехал автомобиль. Я едва успел выскочить: беженцы уже сели в машину, еще минута, и они бы уехали.

– Попутчика возьмете?

Водитель, жилистый дядька лет пятидесяти, кивнул. Кивнула и его жена, пышная миловидная дама; по виду врач или завуч в школе.

– Только я с собакой!

– Поместимся, – вмешались пассажиры. – Вы не против?

Водитель был не против.

Я сел первым. Верней, третьим на заднем сиденье.

– Бегемот, залезай! Аккуратно, понял?

Бегемот не понял. Ложиться в ногах он отказался, расположившись на коленях сразу у всех троих, во всю свою наглую длину. Пожилая пара тут же принялась гладить мерзавца, любить и холить. Бегемот без устали работал слюнявым языком. Мне достался хвост, который больно бил меня куда придется.

– Он не кусается, – с заметным опозданием предупредил я.

Все засмеялись.

По дороге я залез в карман рюкзака: проверить, на месте ли документы. Помимо паспорта, там обнаружился незнакомый мне пакет, завернутый в пупырчатый целлофан. В пакете лежали бумаги на собаку. Бегемота, оказывается, звали Бастетом.

Ну, не знаю. Бегемот мне нравился больше.

У вокзала мы высадились. Я предпринял попытку расплатиться, достал кошелек – и был награжден таким взглядом водителя, что покраснел как ребенок, застигнутый с банкой варенья в руках.

Поездов утреннего отправления в расписании не значилось. Распрощавшись с попутчиками, я рванул через площадь к автовокзалу.

– Один билет до Львова, пожалуйста.

– Ждите, – диспетчер указала на свободное кресло. – Мне с дороги сообщат, есть ли места. Если есть, отправление в одиннадцать сорок.

– С Бегемотом возьмут?

– С кем?!

– С собакой, извините.

– Возьмут. Сейчас многие с животными.

Не знаю, задержусь ли я во Львове. Если да, то ненадолго.

Я возвращался. У меня снова был выбор.

Январь 2023 г.

Дверь в зиму

Посвящается Александру Акимову

1

Этим путем Сашка ходил редко.

Обычно он топал по проспекту, затем на перекрестке перебегал на другую сторону, самую малость не дойдя до углового гастронома со стеклянными витринами, вымытыми до блеска. Гастроном представлялся Сашке океанским лайнером. Он знал, что на корабле должны быть иллюминаторы, а не витрины, но ничего не мог с собой поделать.

Лайнер, и все тут!

Проспект пересекала улица Данилевского, который архитектор. По ней Сашка шел до упора – и сворачивал во двор, разделенный надвое мусоркой. К ней лепились гаражи и сараи. В дальнем конце двора стоял профессорский дом с аркой. Там на седьмом этаже жил Тимка, Сашкин одноклассник.

Квартира у Тимкиных родителей тоже была профессорская – с высоченными потолками, старинной резной мебелью и тяжелыми шторами на окнах. Из-за штор внутри даже в солнечный летний полдень стоял таинственный полумрак. Входя и вдыхая смесь ароматов кофе, пряностей и трубочного табака, Сашка испытывал легкое благоговение. Он тщательно вытирал ноги о пупырчатый резиновый коврик в прихожей – и все равно снимал обувь.

Зато перед Тимкой Сашка благоговения не испытывал. Тимка был выпендрёжник, но лишнего не зазнавался, и вообще, нормальный парень. Родители Тимки периодически ездили в загранку, причем не в Болгарию или Польшу – во Францию, Англию, в экзотические Вьетнам и Таиланд. Они привозили Тимке не только фирменные джинсы, кроссовки и шикарную японскую куртку – предметы зависти половины класса. Азиатские хлопушки-петарды замечательно бахали, пугая прохожих, а кучей жвачек Тимка щедро делился с друзьями-приятелями.

Недавно привезли игру «Монополия».

Вот это вещь! Рубились вчетвером целый вечер – оторваться не могли. Тимка, понятное дело, выиграл, но это не важно. Сашка уже понял, в чем фишка. Сегодня мы еще посмотрим, кто станет главным монополистом и всех разорит!

Нетерпение гнало Сашку вперед, заставляя ускорять шаг. Сегодня к Тимке напросился Славик. Пятый. А играть могут только четверо. Если опоздать, пролетишь, как фанера над Парижем. Довольствоваться ролью зрителя? Ну уж нет!

Перебежав проспект перед самым носом возмущенно бибикнувших «Жигулей», Сашка решил срезать путь через дворы. Так выходило быстрее, хоть и рискованней. Почему рискованней? Из-за местных пацанов. Это ж не Сашкин район! На улице, где полно народу, никто не докопается. А во дворах – запросто. Были случаи. Если со здешними приятелями ходить – нормально. А если самому…

Пару раз удалось отмазаться, назвав знакомых с района. А потом – не удалось. Сашка две недели щеголял роскошным фингалом.

Повторения не хотелось.

Двор за молочным магазином он миновал без приключений. Накатила и осталась за спиной волна аромата буйно цветущей сирени, частично обломанной влюбленными кавалерами; упал на голову дождь солнечных зайчиков, просеянный сквозь резные листья рябин. В арке терлись два мутных типчика, но на Сашку они внимания не обратили. Перемахнув узкую улочку, Сашка оказался в следующем дворе. Сейчас – мимо гаражей, мимо еще одних зарослей сирени, мимо рассохшегося дощатого стола, который по очереди оккупировали доминошники и картежники. Нырнуть в проходной подъезд…

Разгоряченный быстрой ходьбой, он с размаху ухнул в сырую сумрачную прохладу. Четыре ступеньки вниз, лестничная площадка полуподвального этажа, замызганные двери квартир. Скользкий каменный пол вытерт до блеска сотнями подошв. Четыре ступеньки вверх, скрипучая дверь…

Его накрыло.

Ударило, оглушило всем сразу: грохотом, ворвавшимся в уши, упругой волной огненного жара вперемешку с февральским холодом (почему февральским?!), ослепительной вспышкой, резким запахом гари…

Сашка отшатнулся. Вцепился в ручку двери, ошалело заморгал.

Что это?! Где это он?!

Он увидел незнакомый дом. Этажей двенадцать, честное слово. Облицованный гладкой розовато-желтой плиткой, с непривычно широкими окнами и вычурными балкончиками, дом состоял из корпусов-башен, собранных воедино – пучок праздничных свечей, каждая с отдельной крышей-колпачком цвета майской листвы.

Нет в городе таких домов!

Сашке очень захотелось жить в таком доме – и сразу же расхотелось. Потому что вокруг творилась настоящая жуть. Дело было не в снежной поземке, которую ледяной, до костей пронизывающий ветер с заунывным свистом гнал по улице. Рядом чадили закопченные развалины: скалились пустыми оконными проемами, топорщились сломанными обгорелыми балками на месте рухнувшей крыши. В вечернем небе полыхали багровые зарницы; где-то раскатисто ахало, заставляя содрогаться все Сашкино нутро. В уши ввинтился надсадный вой – и Сашка увидел, как с неба падает объятый пламенем самолет, оставляя за собой шлейф жирного черного дыма.

Самолет падал прямо на Сашку.

В ужасе он отшатнулся, захлопнув дверь, словно жалкий кусок дерева мог защитить его от горящей машины. Попятился, оступился и грохнулся на задницу, больно ушибив копчик. Боль привела Сашку в чувство. Подъезд, прохлада каменного мешка…

Тишина.

Никакого воя, взрывов, свиста поземки.

Война! – запоздало дошло до Сашки. Там идет война. Там – это где? Он не имел ни малейшего понятия. Но точно не у нас. Не у нас!

Вообще-то Сашка любил фильмы про войну. «Они сражались за Родину», «В бой идут одни старики», «А зори здесь тихие…», «Горячий снег». И книги любил. Мечтал: вот бы оказаться там, с автоматом в руках! Уж он бы не сдрейфил…

Сейчас Сашка хотел одного: оказаться как можно дальше от этого кошмара. Ждал, вжимая голову в плечи, что самолет рухнет на дом, погребет его, Сашку, под обломками стен и перекрытий, раздавит в лепешку…

Наверху лязгнул замок. Хлопнула дверь, по лестнице затопали тяжелые шаги. Стыдоба будет, если его застукают сидящим на полу с отбитой задницей и вытаращенными глазами по восемнадцать копеек. Сашка поднялся на ноги и пошел, побежал обратно – во двор, к маю, солнцу, свету.

На «Монополию» он опоздал. Был зрителем.

Смотрел, молчал.

Два дня ходил как пришибленный. На третий не выдержал. Вернулся во двор, прошел через подъезд, с замирающим сердцем приоткрыл дверь…

Знакомая улочка. Серая пятиэтажка напротив.

Ничего особенного.

2

После сдвоенных пар по «вышке», как студенты звали высшую математику, голова шла крýгом. Тупицей или бездарем Саня не был, математику любил, испытывая почти физическое удовольствие, когда удавалось красиво решить заковыристую задачу. Но две пары подряд – это уже перебор.

Одногруппники дружной компанией повалили в общагу. Звали с собой – в общаге дожидались надцать литров пива и связка таранок. Заманчиво, но пива сегодня не хотелось. Хотелось другого.

Чего? Он и сам не знал.

На него наткнулась тетка с тяжеленными сумками, больно ушибла Сане ногу. Выругалась: «Встал на дороге, ракло патлатое! Людям пройти не дает!» Тетка была права: место для задумчивости Саня выбрал не самое удачное. На автомате он перешел дорогу – и уперся взглядом в афишу кинотеатра. Ничего интересного. В последнее время, как грибы после дождя, расплодились видеосалоны с самым разнообразным репертуаром. Зубодробительный боевик – вот, что ему сейчас нужно.

В ближайшем салоне был эротический день: «Эммануэль-4», «Эммануэль-5», «Греческая смоковница»… Саня отправился дальше, изучая самодельные афиши, написанные цветными фломастерами: «Фантазм», «Фантазм-2», «Нечто», «Зловещие мертвецы-2»… Ужастиков не хотелось. «Рэмбо-1», «Рэмбо-2», «Красная жара», «Терминатор»…

Все смотрено по два-три раза.

Он срезал путь через двор. Возле разросшихся кустов сирени в памяти шевельнулось давнее воспоминание. Май, гаражи, сирень, он спешит к Тимке…

Май, сирень и гаражи были на месте. Стол тоже, разве что столешницу сменили на новую, из гладко ошкуренных желтых досок. За столом «забивала козла» компания мужиков лет за сорок, азартно стуча глянцево-черными костяшками. На Саню доминошники внимания не обратили.

Он нырнул в прохладу проходного подъезда. Четыре ступеньки вниз, лестничная площадка, уходящие вверх марши. Сбоку – другие ступеньки, которые ведут к скрипучей двери с облупившейся краской…

Удар.

Февральская стужа, грохот разрывов в небе. Чадят развалины. Он уже видел все это – и сейчас взгляд, заполошно мечась по безумному пейзажу, сам собой выхватывал не замеченные ранее детали. Припорошены снегом обломки на мостовой. Торшер с порванным зеленым абажуром свесился из оконного проема. Выбиты стекла в доме-башне. Иссечены осколками стволы деревьев. Обгорелый остов автомобиля на углу. Дымные трассы в небе.

Следы самолетов? Ракет?!

«Сейчас будет вой.»

Вой ввинтился в уши, словно только того и ждал. С неба падал горящий самолет, оставляя за собой жирный шлейф черного дыма. Саня дернулся, вцепился в ручку двери так, что боль скрючила занемевшие пальцы, но остался на месте. Самолет, как выяснилось, падал не на него – валился наискось куда-то за дом. Вскоре в уши ворвался раскатистый грохот взрыва.

Метров пятьсот? Дальше?

Кто-то объявился в конце улицы. Сумерки мешали рассмотреть: кто? зачем? Вглядываясь, Саня подался вперед из дверного проема. Запоздало мелькнула мысль, что это может быть опасно. В небе послышался зловещий шелест, Саня торопливо шагнул назад, оступился, чуть не упал…

Дверь захлопнулась.

Прохлада. Сумрак. Бешено колотится сердце. Тишина. Все звуки отрезало. Он постоял, успокаивая дыхание, и побрел обратно во двор. Как сомнамбула, вышел со двора, обогнул дом – и уставился на улицу: серые пятиэтажки, зеленые деревья. Видеосалон на углу: «Новинка! КАРАТЕЛЬ». Ниже, мельче: «Новый захватывающий боевик! В главной роли – Дольф Лундгрен!»

Саня вручил кассиру мятый рубль. Устроился в неудобном жестком кресле. Когда погас свет и пошли титры, попытался сосредоточиться на боевике: новом и захватывающем. Черта с два! В ушах стоял грохот других взрывов, перед глазами падал горящий самолет, и свешивался из окна зеленый торшер.

На экране все было ненастоящее.

Настоящее было там, за дверью в зиму.

3

Последняя рюмка была лишняя.

Однозначно!

Александр твердил себе это всю дорогу, в пьяной уверенности, что именно эта мантра помогает ему держаться на ногах.

Надо было раньше уйти. Но как уйдешь, когда после десяти самое разгуляево и началось? Шеф отжигал на танцполе с бухгалтершей. Брудершафт с Анечкой – аж дух захватило! Лидочка в «мини» плясала на столе. Мишени для «Дартса»: фотки не пришедших на корпоратив. Нечего от коллектива отрываться!

Откуда Алик-сисадмин знал, кто не придет?

А он и не знал, пришло запоздалое понимание. Он загодя фотки всех распечатал. Всех-всех-всех! Ну, кроме шефа. А потом достал нужные.

Александра повело, он едва не впечатался лбом в дерево. С минуту стоял, упершись ладонями в шершавый ствол, переводил дух. Ничего, сейчас воздухом подышим – и домой. Надо было такси вызвать. Нет, не надо. В такси его бы укачало.

А так – ничего.

Который час? Уличный фонарь светил тускло, циферблат часов на запястье расплывался перед глазами. Мерцал, кружился; стрелки отплясывали джигу. Черт, сколько же сейчас времени?! Да уже хрен знает сколько времени!

Вика! Она, небось, ждет, волнуется. Надю́шку спать уложила, а сама… Почему не звонит? С усилием Александр выпрямился, нашарил в кармане мобильник. Черт! Три пропущенных вызова. Все от Вики.

С трудом попадая пальцами в кнопки, набрал номер.

– Вика? Это я! Со м-мной все в порядке.

Вика что-то сказала, но слов он не разобрал.

– Извини, задержался. Все н-нормально, скоро буду.

Подумал. Добавил:

– Целую.

И снова не разобрал, что ответила Вика.

– П-прости. Скоро б-буду. Целую…

Вика повесила трубку.

Некоторое время он тупо смотрел на мобильник. Надо идти домой. Кстати, где это он? Места, вроде, знакомые. Кусты, гаражи… Куда он забрел? Дверь подъезда. Что-то слабо шевельнулось в памяти. Да, подъезд. Проходной. Надо пройти через него и выйти на улицу.

Кажется, так.

Он решительно ввалился в подъезд. Под потолком тускло горела желтоватая лампочка. Ее света хватило, чтобы благополучно добраться до противоположной двери. Александр вцепился в ручку, потянул на себя…

Хмель вышибло одним ударом. Казалось, боксер-тяжеловес врезал пьяному дураку под дых. На голову и плечи рухнул февральский холод. Проклятое deja vu распахнулось во всех своих безжалостных подробностях. Летняя ночь? Зимние сумерки. Надсадно выл, уже скрывшись за домами, падающий самолет. В небе лохматился, расползался неопрятными клочьями дымный след. Скалились провалы оконных проемов. Свисал вниз, зацепившись за подоконник, изломанный зеленый торшер…

За домами раскатисто ахнуло. В конце улицы возникло движение. Так было и в прошлый раз, тогда он не сумел разглядеть…

Сейчас сумел.

К выходу из подъезда приближался велосипедист в мешковатой темно-зеленой куртке и вязаной шапочке. Не сбавляя хода, он ловко огибал усеявшие улицу обломки – и жал, жал на педали. К багажнику была приторочена объемистая сумка.

Шелест в поднебесье.

Визг.

Не в силах пошевелиться, Александр стоял и смотрел. Лишь когда за спиной велосипедиста начали рваться снаряды, он захлопнул дверь и привалился спиной к обшарпанной стене, судорожно переводя дыхание.

Оно движется. Кто? Время.

Там, за дверью.

Каждый раз он попадает туда на несколько секунд позже. Видит еще кусочек. Еще, еще… Почему он это видит? Видит ли это еще кто-нибудь?!

До дома Александр добрался во втором часу ночи. Вика встретила его холодно. С каменным лицом выслушала извинения. Помирились они через два дня.

В ближайший выходной он решительно направился по знакомому маршруту. Миновал двор, прошел через подъезд, рывком распахнул дверь. Улица как улица. Пятиэтажка напротив, клейкая зелень лип. Он нырнул обратно в подъезд, вышел во двор. Вернулся. Снова открыл дверь. Ничего не изменилось. Никакой зимы, войны и падающих самолетов. Правее шла стройка. Стены поднялись до четвертого этажа, облицовки еще не было. Александр вгляделся в проступающие очертания. Когда он понял, что за дом здесь строят, по спине побежали зябкие мурашки.

Где-то? Когда-то?

Это случится здесь.