Текст книги "Морской путь в Индию"

Автор книги: Генри Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

После Лопу Суариша губернатором стал Диогу Лопиш ди Сикейра. Его правление с 1518 по 1522 год не ознаменовалось какими-либо большими событиями (в Индии)[413]413
  Автор этим замечанием в скобках хочет, вероятно, отметить, что за пределами Индии (а именно – в Индонезии, особенно на Молукках) действия Сикейры привели к очень важным для португальцев результатам. – Прим. ред.


[Закрыть], сам он занимался тем, что повсюду вымогал деньги.

Пятым губернатором Индии был дон Дуарти ди Минезиш, страшный мошенник, развратный и алчный даже по нравам того времени. Он прибыл в Индию ровно за три месяца до смерти короля Мануэла. Минезиш некоторое время вел войну с Ормузом, ставшую, как могло показаться, непрерывной, а затем обратился к индийским делам.

Португальские историки хранят странное молчание по поводу многих событий, имевших место во время управления Минезиша.

Наиболее громким делом было, по-видимому, «открытие» могилы апостола Фомы около Мадраса.

Португальское правительство к этому времени наконец осознало, в каком стесненном положении находится португальская администрация в Индии, и увидело, что нужно провести большую чистку. Было бы совершенно невозможно поверить, если бы в нашем распоряжении не было многих документов того времени, что за два десятилетия положение могло так ухудшиться. В некоторых рассказах даются очень живые описания того, что там происходило. Часто португальские капитаны, получавшие деньги от короля на закупку провианта, половину крали, заставляя экипажи жить на полупайке в течение всего плавания. Один итальянец, посетивший Индию, писал: «Каждый год из Португалии приезжают две с половиной или три тысячи мужчин и молодых людей самого низкого пошиба. По большей части они кончают плохо». Старый португальский солдат описывает ужасы плавания в Индию, которое нередко длилось до семи месяцев; он пишет о том, как моряков и солдат, выходивших на берег полумертвыми, встречали крики возмущенной толпы, состоящей не только из ребятишек и взрослых туземцев, но и своих соотечественников – они улюлюкали и награждали приехавших непристойными эпитетами. «Тот, у кого нет денег или письма к другу или родственникам, спит на церковной паперти или же на берегу под лодкой… второй и третий день они тратят на то, чтобы заложить или продать свой плащ или меч… И они, собравшись по четыре или по шесть человек вместе, бродят по домам, отупевшие и голодные, так что многие… умирают». До нас дошли почти невероятные рассказы о том, как воровали и подделывали документы сборщики налогов и другие чиновники, как они с помощью взяток тайком разузнавали, где бы еще можно поживиться, как бесстыдно прикарманивали они государственные деньги и вымогали все, что только могли, у несчастных туземцев. Эти люди жили, как передает один хронист, «в роскоши, достойной какого-нибудь султана, но были скаредны, как старьевщики … Один из первых вице-королей [граф Видигейра, внук Гамы] после трех лет службы… едва смог погрузить на корабли [с которыми он возвращался в Португалию] весь свой багаж и ящики, а также багаж своих близких; корабли были переполнены драгоценностями, а вместе с тем и позором».

Вошедшее в обычай награждение таких людей, как Гама, и тех, кто занимал высокие посты после него, правом вести частную торговлю, выдача им денежных сумм и прочее привели в конце концов к тому, что государственные должности означали лишь королевскую милость и королевские подарки, – такую утечку средств не могли долго выдержать ни метрополия, ни колонии. Алмейда, первый вице-король, выступал против разрешения должностным лицам вести частную торговлю, но для действительного проведения в жизнь распоряжений, которые должны были положить конец злоупотреблениям, не предпринималось никаких шагов. Жалованье чиновников было невелико, но в качестве дополнительной компенсации они получали должности капитанов, командование крепостями, места аудиторов, право на торговлю и т. д.

Солдаты, которых посылали в индийские гарнизоны, по большей части были бедняками, и их судьба в Индии была трагической. Их набирали из деревень и из городских трущоб. С собой в Индию они не привозили ничего, и там их презрительно звали «descamisados» (буквально: «люди без рубашек»). Многие из них становились разбойниками и ворами, потому что удержать их от этого и справиться с ними, как это делалось в Португалии, в Индии было некому. Наряду с ними действовали отъявленные авантюристы и закоренелые преступники, завербованные на морскую службу. Плутовство, азартные игры, пьяный разгул – таковы были обычные развлечения португальцев в Индии при короле Мануэле. Один путешественник, писавший немного позже, с горечью замечал, что «главной характерной чертой первых пятидесяти лет (пребывания португальцев на Востоке) была жестокость». К этому нужно прибавить еще рост рабства в колонии. Рабов покупали и продавали, как скот, и обращались с ними, как со скотом. В квартале, где происходил аукцион, на улице Дирейта в Гоа, мужчин и женщин, чтобы продемонстрировать их достоинства, раздевали донага. Девушек, продаваемых в качестве девственниц, прежде чем португальцы покупали их в наложницы, во избежание обмана обследовали женщины. При этом африканок предпочитали азиаткам. У некоторых португальцев было до пяти-шести наложниц[414]414
  Невольниц покупали также метиски и туземные женщины – жены португальских авантюристов. Они посылали их на улицу для заманивания мужчин, а потом, по праву хозяек, с бесстыдством и жадностью отнимали у них заработанные деньги. Эти жены авантюристов нередко опаивали своих мужей дурманом, когда им хотелось завести шашни с другими. Такая практика была широко распространена, о ней писали многие путешественники.


[Закрыть]. Рабов привозили в Гоа из всех областей Индии, а также из Африки. Кроме невольниц в Гоа было очень много туземных женщин, общавшихся с солдатами, переполнявших таверны и дешевые жилища. Этих женщин любопытно описывает знаменитый ботаник того времени Гарсиа да Орта, проживший много лет в Индии. Он говорит о них: «Пламенные малабарские суки, многие из них миловидны, с тропическим темпераментом, они надушены сандалом, алоэ, камфорой, мускусом … и розовой водой. Они объяснялись на плохом португальском языке, с большой грацией танцевали, играли и пели».

Полное отсутствие португальских женщин представляло собой одну из важных причин, вследствие которых жизнь для португальцев в Индии была сурова и тяжела. Мужчины по большей части брали себе в жены туземок или метисок. Эти женщины вели праздную, сидячую жизнь, обслуживали их рабы. Что такое настоящая жена – об этом у них не было и представления.

Помимо всех этих зол, португальцы были очень восприимчивы к тропическим болезням. Нередко, ослабевшие от продолжительного плавания, плохого питания, цынги, они становились легкой добычей холеры, дизентерии и малярии, наравне с сифилисом и другими болезнями, которые они же сами и привезли в Индию. Один голландский автор указывает, что «неумеренное общение с женщинами (а также пьянство и болезни) могло измолоть человека в порошок и сдуть его, как пылинку, если бы он был даже из железа и стали. Эти бедствия уносят много человеческих жизней». Он рассказывает далее, что из пятисот человек, поступающих ежегодно в госпитали, только немногие выходят живыми.

По всем этим причинам португальское владычество в Индии стало быстро клониться к упадку, хотя еще было в живых поколение, на глазах которого был открыт морской путь вокруг мыса Доброй Надежды. Колония находилась в очень тяжелом положении. Пороки феодального общественного строя в Португалии нашли свое отражение и в Индии. До общего блага никому не было дела. Все – от губернатора до низшего чиновника – стояли только сами за себя, кругом царила жадность, грубая похоть, об умеренности и эффективном управлении нечего было и говорить[415]415
  Ради справедливости необходимо добавить, что, несмотря на все вышеуказанные дурные стороны их управления, португальцы в значительной степени способствовали улучшению качества пряностей и фруктов Малабарского берега. Они также расширили возделывание кокосовой пальмы и первыми стали продавать кокосовое волокно на мировых рынках.


[Закрыть].

Индия нуждалась, и нуждалась очень сильно, если только не было уже поздно, в мудром правителе и в эффективном, честном управлении. Новый король Жуан III, конечно, отнюдь не был человеком больших дарований, и он часто ошибался в государственных делах, однако нельзя целиком перекладывать на его плечи вину за крах португальского владычества в Индии. Начинания Мануэла оказались слишком обширными для того, чтобы их могла осуществить такая маленькая страна, как Португалия. Слишком велики были для нее усилия, и крах был неизбежен. Особенно тяжелый характер приняло разлагающее воздействие Индии на самую Португалию. Ведь в данном случае происходила не обычная колонизация необитаемой земли или страны, населенной низшим по развитию народом. В Индии была такая же высокая цивилизация, как и в Португалии XVI века, но цивилизация эта резко отличалась от португальской. Контакт этих двух цивилизаций обрекал усилия Португалии на неудачу. Индийская цивилизация сочетала сказочную роскошь с широко распространенной нищетой, здесь было немного богатых и множество голодающих, клянчивших горстку риса. То была страна самодержавных правителей, где головы отрубались по кивку государя. По образному выражению португальского рассказчика, «это была смесь благоухающих духов и запаха крови, смесь двуличности и жестокости с позорной трусостью, и все это соответствовало низким страстям завоевателей».

Вот что представляла собой португальская Индия, когда Васко да Гама прибыл туда в качестве вице-короля в 1524 году.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ.
ТРЕТЬЕ ПЛАВАНИЕ ВАСКО ДА ГАМЫ.
ВАСКО ДА ГАМА – ВИЦЕ-КОРОЛЬ. ЕГО СМЕРТЬ

И именно дону Васко да Гаме … он [Жуан III] вручил управление Индией с титулом вице-короля.

Каштаньеда, «История Индии», книга VI, глава XXI.

Обстоятельства, приведшие к назначению Васко да Гамы вице-королем Индии, неизвестны, и не найдено никаких документов об этом назначении.

В национальном архиве Португалии имеется присяга, которую адмирал принес перед свидетелями в Эворе, датируемая 28 февраля 1524 года, хотя в одном документе от 5 февраля того же года он. уже назван вице-королем. Этим последним документом Жуан III гарантировал, что в случае смерти адмирала его титул и владения будут унаследованы его старшим сыном без каких бы то ни было формальностей и задержек. Осторожный Гама, понимая, что за время его службы может многое произойти, очевидно, хотел гарантировать себя от всяких случайностей. Два его сына, дон Иштеван (со званием капитан-командора Индийского моря) и дон Паулу, сопровождали отца в плавании. Адмирал был все тем же суровым моряком с крепкими кулаками, каким он был во время первой экспедиции в 1497 году. Жизнь в Португалии, по-видимому, сделала его еще более надменным и еще более усилила его любовь к пышности и церемониям. Флот Васко да Гамы состоял из четырнадцати судов[416]416
  Семь кораблей, три галеона и четыре каравеллы.


[Закрыть] с экипажем в три тысячи человек, в том числе много фидалгу, кавальейру и придворных короля. Некоторые из них получили хорошее воспитание и образование. Кроме команды, имелся резерв для укомплектования судов, уже находившихся в Индийском океане.

Ввиду частых случаев смерти высших должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей вдали от родины король установил на время этого путешествия процедуру, которая впоследствии стала обычной. Адмирал вез с собой три запечатанных документа. В первом содержалось имя человека, который должен был наследовать вице-королю, если тот умрет, выполняя свои служебные обязанности; во втором назначался преемник преемнику вице-короля, если бы умер и этот, а третий обеспечивал преемника и для второго преемника на случай нужды. Эти документы должны были находиться у контролера Индии в Гоа – второго высшего сановника в колониальной империи – и вскрывались только по смерти вице-короля. Такая практика устраняла неразбериху, которая до тех пор обычно возникала в случае смерти правителя.

Суда отплыли из Лиссабона и миновали отмель Тежу 9 апреля 1524 года. Васко да Гама плыл впереди на флагманском корабле «Святая Катерина горы Синай». Непосредственно перед отплытием из Белена адмирал, зная по опыту, какие трудности возникали, когда на корабли украдкой брали женщин,

как ради спасения их душ, так и во избежание ссор и интриг, приказал с этой целью объявить на берегу и вывесить на мачтах объявления о том, что всякая женщина, найденная на кораблях после отплытия от Белена, будет публично высечена плетьми, даже если она будет с мужем, и [в этом последнем случае] ее муж будет отправлен обратно в Португалию в кандалах, а если она пленная или рабыни, то будет продана для выкупа пленного. Кроме того, любой капитан, который найдет на своем корабле женщину и не выдаст ее, потеряет свою должность.

Тем не менее, когда флот достиг Мозамбика и стал там на ремонт, Гаме были переданы три женщины, которые или сами пробрались на корабли, или были спрятаны командами. Гама запер их до прибытия флотилии в Гоа.

После отплытия из Мозамбика флотилия встретилась с трудностями. На нее обрушились сильные штормы, и три судна погибли со всем тем, что было на борту. Команда каравеллы Гашпара Мальоркима взбунтовалась, убила своего капитана, дезертировала из флотилии и стала заниматься пиратством неподалеку от пролива Баб-эль-Мандеб у входа в Красное море[417]417
  В 1525 году эта каравелла была захвачена Антониу да Мирандой д'Азиведу около мыса Гвардафуй. Судно было отведено в Индию, где значительная часть команды (по словам Корреа – все) была повешена, а остальные разжалованы.


[Закрыть]. Среди других команд разразилась цынга и другие болезни, и многие умерли, не достигнув места назначения.

Наконец корабли подошли к индийскому побережью в окрестности Дабула[418]418
  На Дабул (Дабхол) как на «весьма великую пристань», куда привозят коней из Египта, Аравии, Ирана и других стран, указывает и Афанасий Никитин. Эта гавань расположена у 17°40' северной широты; в настоящее время она не имеет никакого значения. – Прим. ред.


[Закрыть], где они попали в штиль. Внезапно в начале утренней вахты 8 сентября[419]419
  Другие современники указывают дату 6 или 7 сентября.


[Закрыть] «на судах началась такая килевая и бортовая качка, как если бы они находились на мели … и они спустили лодки в море с громкими криками, плачем и стрельбой из пушек. При промере лотом не удалось достать дна, и все плакали, моля бога смилостивиться, потому что суда швыряло так свирепо, что люди не могли удержаться на ногах, а ящики перелетали от одного конца судна к другому». Это было подводное землетрясение и очень сильное; толчки и моменты покоя чередовались б течение часа, а воды моря вокруг флотилии страшно бурлили. Доктор на борту флагманского корабля понял, в чем дело, и объяснил это Гаме. Один из авторов передает, что Гама отнюдь не испугался землетрясения. Напротив, он без всякого страха собрал команду и сказал: «Друзья, радуйтесь и будьте счастливы, потому что даже море трепещет перед нами»[420]420
  По этому случаю Камоэнс во второй песне «Лузиад», стих 87, пишет:
  Как даже в штиль, дрожа, вскипает влага!
  Но укрощает дикие стихии
  Мужей могучих доблесть и отвага!


[Закрыть]. Вскоре после этого суда стали на якорь в Чауле[421]421
  Чаул, где также побывал Афанасий Никитин, расположен к югу от Бомбейской бухты, у 18°40' северной широты. В настоящее время, как и Дабул (Дабхол), потерял значение. – Прим. ред.


[Закрыть], где вице-король назначил нового начальника крепости, повелев ему не слушать никаких приказов, которые могли бы быть даны уходящим в отставку губернатором Минезишем. Отсюда Гама направился в Гоа и прибыл туда через несколько дней[422]422
  Указания на даты, даваемые хронистами, невозможно примирить между собой.


[Закрыть].

Гаму с неподдельной радостью приветствовали лучшие из португальцев и туземцев, чувствовавшие, что его прибытие будет означать перемену к добру. Над ним распростерли изящный балдахин, и после торжества и речей он во главе большой процессии был проведен сначала в собор, а потом в крепость. Совет города направил королю Жуану письмо, извещая о прибытии адмирала и радуясь, что наконец-то прибыл честный и деятельный правитель.

Корреа, наиболее важный хронист третьего плавания Гамы, жил в Индии много лет и был свидетелем многих событий, последовавших за высадкой графа в Индии. Он ярко описывает, как адмирал жил в Индии:

Указанный дон Васко ввел большую пышность и великолепие, ему прислуживали люди с серебряными булавами, мажордом и два пажа с золотыми цепями, многие конюхи и лакеи, выхоленные и превосходно одетые. У него был роскошный столовый сервиз из серебра, прекрасные фландрские ковры, а стол, за которым он обедал, покрывался парчовой скатертью. Ему подавали за столом блюда такой же величины, какие подают королям, его слуга подносил ему кувшин и все остальное, что принято подавать королям. Утварь для его гардероба, постели и часовни была в полном комплекте… У него имелась стража в двести человек, вооруженная позолоченными копьями и одетая в особые ливреи. Он держал великолепный стол, и с ним обедали все дворяне и лица, пользовавшиеся почетом.

Хотя некоторые авторы называют это «показной роскошью», Гама знал, что для привлечения на свою сторону людей, которыми предстояло ему управлять, нужно было подавить их своей мощью и великолепием, так как они привыкли судить о собственных правителях именно по этим признакам.

Вице-королю были даны исполнительные, судебные и законодательные полномочия. Его слава обогнала его корабли, его боялись и уважали. Он сразу же воспользовался своими полномочиями, стремясь устранить укоренившиеся злоупотребления, восстановить, уважение к власти и повиновение ей. Прежде всего он обнаружил, что королевские офицеры продали здешним купцам много артиллерийских орудий. Он немедленно издал распоряжение, приказывая вернуть все подобное имущество в течение тридцати дней под страхом потерять как собственность, так и жизнь. Большая часть артиллерии была быстро возвращена! Говоря словами упоминавшегося выше письма совета города Гоа к королю» когда «многие лица пришли к Гаме с дарами, которые обычно делают вновь назначенным губернаторам», он отказался «взять что-либо у христиан или мавров и еще меньше у города, на что все мы смотрим как на странность, потому что, согласно обычаю, все эти подарки следует принимать». Гама нашел, что госпиталь заполнен людьми, использовавшими его в качестве жилища, и прогнал их оттуда. Он запретил принимать в больницу раненных в драке,. «сказав, что они дерутся из-за женщин». Команды кораблей должны были оставаться на кораблях в гавани и получать там свои пайки.

Затем Гама наказал трех женщин, пробравшихся на корабли в Лиссабоне, которые с того момента, как они были переданы ему в Мозамбике, находились взаперти. Он распорядился публично выпороть их. Правительственный глашатай кричал на улицах: «Справедливость короля, господина нашего. Она требует выпороть этих женщин, ибо они не побоялись его справедливого суда и прибыли в Индию вопреки его запрещению». После того как было сообщено о предстоящем наказании, население всех классов, «дворяне», епископы, монахи и братья милосердия вступились за женщин и тщетно предлагали большую сумму денег для их выкупа. В день исполнения приговора Васко отказался выслушать даже священников, которые несли распятие из францисканской церкви. Приказ о порке был выполнен; и хотя про Гаму говорили, что он жесток, наказание имело очень благотворное воздействие на потенциальных грешников.

Незадолго до своей смерти Гама сделал все, что мог, чтобы смягчить участь этих трех женщин. Он послал каждой из них по триста тысяч рейшов, «которые были даны им под большим секретом, а если они не захотели бы принять эту сумму, ее следовало удвоить и передать Святому дому сострадания (Santa Casa de Misericórdia). Располагая такими деньгами, они нашли хороших мужей и стали честными женщинами». Так рассказывает Корреа.

Вице-король был уже болен, но упорно проводил в жизнь свой план реорганизации управления португальской Индией. Потратив некоторое время на восстановление порядка и законности в Гоа, Гама отправился на юг, чтобы посовещаться с португальским губернатором в Кочине. Он работал беспрерывно и, несмотря на жар и обострявшуюся болезнь, не прибегал к обычному послеобеденному сну, а работал весь день.

Между тем отставленный правитель дон Дуарти ди Минезиш, крейсировавший в персидских и индийских водах, стремясь перед отплытием собрать всеми правдами и неправдами побольше добычи, прибыл в Кочин, чтобы приветствовать вице-короля. Гама не позволил Минезишу высадиться и арестовал его за служебные злоупотребления. Однако до соответствующего доклада королю в Лиссабон Гама разрешил ему под честное слово остаться на его (Минезиша) корабле. Тем не менее дон Дуарти перебрался на другой из своих кораблей, так как узнал, что вице-король болен, и надеялся, что тот умрет, а он, Дуарти, снова станет губернатором. Услышав об этом, Гама послал за доном Дуарти, но тот благоразумно отплыл в Португалию. В доказательство того, что суровость Гамы по отношению к Минезишу была оправданной, стоит прочесть рассказ Корреа о том, как Минезиш бежал с деньгами, украденными или полученными путем вымогательств во время своего правления. Когда он прибыл в Кочин, чтобы приветствовать Гаму, у него был ящик, «полный золотых вещей, бриллиантов и ювелирных изделий, которые стоили много». Двое из его людей подплыли к берегу на лодке

и вдвоем сняли ящик, железной лопатой они выкопали в песке яму и в эту яму положили ящик, а сверху поместили череп быка, и сделали приметы… но не очень точно, так как была ночь. Вероятно, кто-то из проходивших столкнул череп ибо когда священник [один из двух людей, закопавших ящик] пришел ночью и воткнул шест в то место, где был череп, он не обнаружил ящика… И они потратили много труда, разыскивая его еженощно… Спустя немного дней они напали на него,– когда уже отчаялись в поисках, потому что бог не допустил, чтобы такое большое сокровище было потеряно.

А между тем болезнь великого вице-короля становилась все более и более тяжелой, ее усиливала жара и переутомление вследствие непосильной работы, напряженной борьбы с Минезишем и другими бесчестными или неумелыми чиновниками. Здесь мы снова обратимся к Корреа:

Несколько дней вице-король страдал от жестокой боли в шее, которая перекосилась, и наружу у затылка вышло несколько нарывов[423]423
  Болезнь, которая унесла адмирала, определяется как карбункул.


[Закрыть]. Эти нарывы были очень тверды, и их нельзя было смягчить, несмотря на все примененные средства. Эти средства никак не помогли ему и лишь причинили такие мучения, что он не мог поворачивать голову ни в какую сторону. Он лег в постель и лежа давал все необходимые распоряжения, очень утруждая свой дух. Вследствие этого его поразила смертельная болезнь, сопровождаемая такой болью, что он лишился речи.

Понимая серьезность своей болезни, вице-король перебрался из крепости Кочина, где он жил, в дом Диогу Пирейры. Там он вызвал своего секретаря и других ответственных чиновников и сделал последние деловые распоряжения, включая вопрос о составлении меморандума правителю, который мог ему наследовать. После того как официальные дела были закончены и отложены в сторону, «он исповедался и причастился святых тайн, как подобает христианину-католику». Затем он вызвал своих сыновей, сделал завещание и

привел свои дела в порядок как добрый христианин, причастившийся всех таинств церкви, и приказал, чтобы его останки были перевезены в королевство [Португалию], как это и было сделано впоследствии. Проявляя в разговоре полное сознание, он закончил счет своих дней, отдав душу в сочельник рождества христова, в три часа пополуночи, в день двадцать четвертого декабря сего 1524 года. Хвала богу.

Согласно надежным источникам, ему было в то время около шестидесяти четырех лет.

Смерть вице-короля сохранялась в тайне,

не было плача и жалоб, и двери были закрыты весь день до часа чтения «Ave Maria», когда вое было готово. Тогда его сыновья и слуги объявили о его смерти с великим плачем, и много дворян, родственников и друзей вошли, чтобы присоединиться к ним. Вскоре после этого все население города пришло во двор церкви и каждый выказывал свою скорбь.

Тело, облаченное в шелковые одежды и с наброшенной сверху мантией ордена Христа, с мечом с золоченым эфесом, с золотыми шпорами на черных ботфортах и с темным круглым беретом на голове, было помещено непокрытым в зале на катафалке Братства Милосердия. Братья несли его на плечах, одетые в мантии своего ордена, горело много свечей, и весь народ сопровождал его.

Васко да Гама был похоронен с большой пышностью в монастырской часовне Святого Антония[424]424
  Этот монастырь больше не существует. На его месте стоит другая церковь.


[Закрыть], пока его останки не были перевезены в Португалию в соответствии с последним волеизъявлением адмирала

На следующий день там была совершена торжественная церковная служба, на которой присутствовали все братья ордена и среди них сыновья [адмирала], а мочью они отправились в монастырь, где оплакали покойника, как и подобало при утрате столь высокочтимого отца и человека, пользовавшегося такой заслуженной славой в королевстве Португалии.