Текст книги "Возвращение. Часть 2"

Автор книги: Геннадий Ищенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

   – Нет, сейчас уезжаю, – ответил Грушевой. – Я могу забрать с собой материалы по Чехословакии?

   – Конечно, – Леонид Ильич отдал ему одну из тетрадей. – Пока в работу не отдавай, мы с Сусловым прочитаем и внесем замечания.

   – Садись! – сказал он мне, когда генерал ушел. – Ты Вику к себе на день рождения приглашал?

   – Я, конечно, не против, чтобы она на нем присутствовала...

   – А в чем дело? – спросил он. – Что не так?

   – Мы пока не говорили родителям, к кому ездим.

   – Похвальная скромность. Объясняй все.

   – Мои знают, что со мной случилось, и им я, в принципе, мог бы рассказать. А вот родителям подруги я о себе говорить боюсь. А без этого и о вас говорить нельзя. Они и так уже растеряны от всего произошедшего за последний год. Я, конечно, скажу, но только после свадьбы.

   – Разглашение секретных сведений, – хмыкнул он.

   – А я, кстати, никаких подписок не давал, – возразил я. – И скажу, как и своим родителям, только о себе. Никакой информации о будущем я никому из родственников не давал и не собираюсь. Исключение – Люся. Но и она знает только в общих чертах, никакой конкретики.

   – А почему сейчас не хочешь сказать?

   – А вам было бы приятно узнать, что вашу дочь берет в жены восьмидесятилетний старик?

   – Понятно, какие тараканы водятся у тебя в голове, – сказал он. – Я бы, к твоему сведению, свою дочь в таком возрасте вообще замуж не отдал. И за старика не отдал бы. Но какой ты старик? Мальчишка, которому досталась чужая память. При раннем браке я бы радовался тому, что у меня зять с опытом. И честнее, по-моему, сказать заранее, а не поставить их перед фактом.

   С такой позиции я этот вопрос не рассматривал. Обрадуется ли Надежда моему опыту? Проверять не тянуло.

   – Нет, – сказал я. – Может быть, у меня в голове тараканы, но если я все расскажу, и мне после этого дадут от ворот поворот, мы не сможем пожениться. Мало того, мы даже не сможем нормально общаться. Хрен они меня подпустят к дочери! Да я за два года подохну! А мое молчание они простят.

   – Ладно, не хочешь говорить – дело твое, но Вику не обижай. Я с ней поговорю. Не такая она болтушка, какой кажется. Вот тебе номер телефона, позвони, к какому времени ее привезти. Свой подарок она отдаст сама, а я вам тоже кое-что подарю. Как у вас, кстати, с "Огоньком"?

   – Номер засняли, режиссер доволен. Теперь была бы еще довольна комиссия.

   – За это не беспокойся, все примут. Я думаю, что вам нужно больше выступать, а тебе писать больше книг. Известность – это тоже своего рода щит. Ну кто поверит в то, что человек, давший жизнь проекту, выступает на сцене, учится на актера и пишет книги? Это и мой интерес к вам объяснит, и многое другое. Сами американцы на такое никогда бы не пошли и тем более не подумают, что пойдем мы. То, что ты гуляешь свободно, большая удача. Если хочешь знать, были планы твоей изоляции. Не у меня, у других.

   – Спасибо, – сказал я. – Я это запомню.

   – Ты не знаешь, что у вас было с диабетом? – спросил он. – Я интересовался у Келдыша, но он сказал, что в разделе медицины у тебя по этой болезни ничего нет.

   – Я сам этим никогда не интересовался. Но сестра болела этой болезнью до самой смерти. И у нее диабет был не в самой тяжелой форме. Инсулин она, по крайней мере, не колола. Я знаю о болезни Виктории Петровны и, если бы мог чем-то помочь, давно бы сказал.

   – Нет, так нет, – вздохнул он. – Я хотел с тобой поговорить по ряду вопросов, но придется это отложить, нужно ехать в Кремль. Вику не дождешься?

   – Не получится, мне нужно ехать за Люсей. Я ей потом позвоню.

   Сегодня мы немного опоздали и встретили Люсю на полпути от школы до места, где нас ждала машина.

   – Не стала больше ждать на ветру, – сказала она, передернув плечами. – Холодно, пора уже надевать зимние вещи.

   – Дай сюда! – я забрал у нее из рук портфель. – Засунь руки в карманы, и пошли быстрее, ты вся замерзла! Сейчас приедем, буду отогревать чаем.

   – А почему сегодня приехали позже?

   – Белова забрала из секции по известному адресу, – объяснил я. – А там задержали. Извини, приехать быстрее просто не получилось. А одеваться действительно нужно теплее. Привыкли повсюду разъезжать в машине, и вот результат. Как бы ты не простудилась на этом ветру.

   К приезду у Люси потек нос и стало побаливать горло. Я развил бурную деятельность. Нагрел в колонке воду и усадил ее парить ноги, принес от нас банку малинового варенья и приготовил чай, а после того, как она его выпила, сделал массаж особых точек.

   – Ты за ней прямо как за женой ухаживаешь, – дрогнувшим голосом сказала Надежда. – Со мной так только Иван возился.

   – А родители? – спросил я, вытирая подруге ноги. – Одевай быстро теплые носки.

   – А я в детстве не простужалась ни разу, – сказала Надежда. – Младшие у нас болели, с ними и возились.

   – Значит, у Люси хорошая наследственность, – заключил я. – Не должна заболеть. Пойдем, уложу в кровать и расскажу сказку.

   – Только не вздумай ее целовать, – предупредила Надежда. – Еще сам заболеешь. Если завтра пойдет в школу, наденет зимнее пальто.

   То ли помогла наследственность, то ли вовремя принятые меры, но утром подруга чувствовала себя прекрасно, продемонстрировала завидный аппетит и была отправлена в школу. День прошел без происшествий, и мы вовремя прибыли к школе.

   – Не пойму, куда делись ухажеры? – спросил я подошедшую подругу. – Неужели потеряла привлекательность?

   – Нет, – ответила она. – Подружилась с одним из них. Помнишь того парня, которого Сергей отшил? Вот с ним и подружилась. Другие с ним стараются не связываться, а сам он не выходит провожать, потому что встречаете вы. А в благодарность приходится гулять с ним на переменах. Зато больше никто не пристает, а он просто ходит рядом и молчит.

   – Какое изощренное коварство! – делано возмутился я. – Мало того, что мне – почти мужу – ничего не сказала о своем хахале, так еще используешь бедного парня в своих целях. А если бы я по какой-то причине пришел к вам в школу, а вы там вдвоем ходите в обнимку? Ты не смотрела "Отелло"?

   – Я его читала! – засмеялась она. – А что мне осталось делать? Бросил одну на растерзание, и выкручивайся, как хочешь. Да, завтра я сдаю английский, а на понедельник договорилась насчет географии. И останется еще четыре экзамена. Во сколько завтра будем отмечать?

   – Что вы собрались отмечать? – спросил Сергей.

   – У моего жениха день рождения, – засмеялась Люся. – А через два месяца у меня, и все!

   – Что все? – не понял Сергей.

   – Все, братик, это и есть все! – объяснила она. – Конец одной жизни, и начало другой. До завтра, мы пошли!

   Я тоже простился, и мы вылезли из машины.

   – Вике позвонил? – спросила Люся. – Будет на дне рождения моя соперница, или нет?

   – Я ей, что ли, растрепал о своем дне рождения? Не могла сказать, что не знаешь?

   – Извини, не привыкла врать без необходимости. Зайдешь?

   – Позже, сейчас твоя мать потянет обедать.

   – Тогда сегодня лучше вообще не приходи, буду готовиться к географии. Да и уроки на завтра учить. Это ты у нас свободный человек.

   Утром она заметно волновалась.

   – Перестань трястись, – сказал я. – С твоим знанием языка меньше четверки все равно не получишь. Займись медитацией, время у тебя будет. Ни пуха, ни пера!

   – Придется вам теперь больше мотаться, – сказал я своим сопровождающим, когда они после школы заехали за мной. – У меня большая работа, поэтому занятия мордобоем придется сократить. Трех часов, я думаю, хватит. Поэтому через это время отвезете меня домой, а вторично приедете, когда нужно будет ехать за Люсей.

   – Как скажешь, – согласился Виктор. – Нас фактически за тобой закрепили. Но я предупрежу, чтобы прислали других, если мы будем на выезде.

   Тренер на мое решение, как я и ожидал, отреагировал без эмоций.

   – Надо – значит надо, – сказал он. – Это тебе нужно, а не мне. Сократим время на отработку, но я бы тебе советовал все же дополнительно заниматься дома.

   После занятий меня отвезли домой, где меня встретила растерянная мама. Причиной ее растерянности был довольно большой сейф, который привезли и установили в моей комнате где-то через час, после того как я уехал на тренировку. Открывалась эта дура двумя ключами и набором кода.

   – Сказали, что приедут менять дверь, тогда отдадут тебе ключи и покажут, как пользоваться. Для чего все это, Гена?

   – Это только меры безопасности, – успокоил я ее. – У меня будет длительная работа, а выполнять ее дома удобнее. Не обращайте внимания.

   – Другие обратят, – сказала она. – На нас уже и так из-за твоих машин косятся, а теперь еще поменяют двери. Надежда уже видела этот ящик. Сказал бы ты им, что ли? Или нельзя?

   – Боюсь, – признался я. – Поженимся, тогда скажу.

   – Это из-за возраста, что ли? – догадалась она. – Если так, то делаешь глупость. Они к тебе относятся, как к родному сыну, Надежда мне сама говорила. Стали бы они кому другому отдавать дочь в шестнадцать лет! Я сама к Люсе так же отношусь, да и вообще эта семья для нас уже вроде родственников. Ум и опыт это не преступление, а телом ты молод. Меня бы на месте Надежды такое не оттолкнуло. Вот то, что ты их держишь в неведении, действительно неприятно. По себе прекрасно помню.

   – Ладно, уговорила, – решил я. – Сегодня все расскажу. Но если они после этого уйдут, пойду и повешусь в ванной!

   – Дурачок! – взъерошила она мне волосы. – И ты после этого будешь утверждать, что тебе восемьдесят лет? Куда они уйдут, если вы с Люсей так связаны, что не разорвешь? Мальчишка ты, а не взрослый человек.

   – Не вовремя они затеяли с дверьми, – сказал я, чтобы сменить тему. – Будут выбивать короб, а это грязь. Может быть, поговоришь с Надеждой, и посидим у них? Вы будете у них готовить, а я здесь прослежу за работой и все уберу.

   – Я поговорю, – пообещала мама. – Начнем готовить у них, а там посмотрим.

   Она ушла к Черезовым, и буквально через несколько минут после ее ухода приехали менять двери. Вместе с рабочими была Белова.

   – Держи ключи от сейфа, – сказала она, передавая мне пару ключей. – На этой бумажке написан номер кода. Выучи и уничтожь. Сейчас вам поменяют двери, а чуть позже приедут штукатуры. Ставить сигнализацию будут завтра, тогда же тебе передадут документы.

   – А можно покрасить вашу штукатурку как-нибудь потом? – спросил я. – У меня день рождения, а тут эта вонь.

   – Поздравляю! – сказала она. – Я предупрежу.

   На замену двери с коробом ушло два часа. Причем внешне она почти не отличалась от той, которую сняли, но была в три раза толще и изготовлена явно не из сосны. Мне не пришлось ни освобождать прихожую, ни заниматься уборкой – они все сделали сами.

   – Держите, – протянул мне бригадир связку ключей. – Здесь по пять ключей на оба замка. Сейчас должны приехать штукатуры.

   К трем часам все работы были закончены. Если бы не свежая штукатурка, я, наверное, не сразу заметил бы, что здесь что-то меняли, разве что по замкам. Даже табличку с номером повесили, снятую со старой двери. Скоро позвонил Сергей, и я побежал одеваться.

   – Поздравляем! – сказал Виктор, когда я забрался в машину. – Осторожней, не сядь на торт. Будете уходить, не забудь взять его с собой. Это от нас.

   – Спасибо! – поблагодарил я. – Давайте быстрее. Долго у нее один экзамен принимать не будут.

   Люся ждала нас за калиткой в компании того самого парня. Увидев меня с Сергеем, он попрощался и ушел.

   – Отношения развиваются на глазах! – сказал я, забирая портфель. – Уже и от меня не скрываетесь. Ладно, хвастайся. Что получила?

   – Две пятерки!

   – Как две? – не понял я.

   – Сначала сдала английский, а потом набралась нахальства и подкатила к географичке. Она как раз почему-то задержалась. Так она меня почти и не спрашивала. А на ту пятницу буду сдавать физику. Потом химия и история, и я свободный человек! Пошли к машине. Здесь я тебя поздравлять не буду, у меня подарок дома.

   Когда приехали и поднялись на свой этаж, увидели моего отца, рассматривавшего новую дверь.

   – Что у вас здесь было? – спросил он, увидев меня.

   – Поменяли дверь, – пояснил я. – Подкрасят потом. А ты почему сегодня раньше?

   – В связи с твоим праздником ушел чуть раньше. Пришел – заперто, а замки другие.

   – Держи свои ключи, – сказал я. – Мама вместе с Надеждой заканчивает готовку, а я сейчас подойду.

   Иван Алексеевич тоже уже был дома и о чем-то разговаривал с женой и моей матерью в гостиной.

   – Иди сюда, жених! – сказал он мне. – Твоя работа?

   – Что именно? – не понял я.

   – Сегодня утром ни с того, ни с сего вызывают нас с твоим отцом к начальству и сообщают, что нам присвоено звание подполковников.

   – Вы уже порядочно ходите в майорах, – сказал я, сообразив о каком подарке говорил Брежнев. – Выслуги у вас достаточно.

   – Ты мне голову не морочь! – сказал он. – Выслуга здесь ни при чем. Офицерам с нашим образованием ничего выше майора не светит. А нас, вместо того чтобы выпроводить на пенсию, повышают в звании.

   – Где Ольга? – спросил я.

   – У подруги, – ответила Надежда. – А зачем она тебе?

   – Хочу вам о себе рассказать, – пояснил я. – Ей при этом разговоре присутствовать нельзя.

   Я быстро, не вдаваясь в подробности, рассказал им все, что посчитал нужным.

   – Из-за знания будущего со мной и носятся. А ваше повышение в звании – это подарок Брежнева на мой день рождения.

   – Всякого ожидал, но не такого! – сказал Иван Алексеевич. – И почему молчал?

   – Он боялся, что вы его отлучите от дочери, – сказала мама. – Как же, восемьдесят лет! А на самом деле мальчишка, разве что знает много.

   – Так у тебя уже была жена? – спросила Надежда.

   – И жена была, и дети, и даже внуки.

   – И как вы жили?

   – Сначала тяжело. Не из-за жены, она была замечательной женщиной. Просто не было своего жилья и пришлось раз десять менять съемное. Да и зарплата у меня была небольшая, а она или сидела в декретах, или не вылезала из больничных из-за детей. Потом уже все было, и деньги, и квартиры.

   – Не захотел повторять жизнь? – спросил Иван Алексеевич.

   – Сначала было только это, а потом влюбился в вашу дочь.

   – Не трясись, – сказала Надежда. – Мне теперь наоборот будет спокойней. Одно дело мальчишка, пусть даже и умный, а другое – человек с опытом.

   – Спокойной жизни у вас не будет, – сказал Иван Алексеевич. – И меня это не сильно радует. Но с дочерью говорить бесполезно: ты для нее – свет в окошке. Что-то говорить против – это только поругаться, и она все равно сделает по-своему, не сейчас, так позже. Поэтому мы вам мешать не станем. Ладно, давайте ставить и накрывать столы. Ты, кажется, кого-то пригласил?

   – Будет внучка Брежнева, – сказала Люся, которая весь разговор промолчала. – Он ей нравится, вот и напросилась на день рождения.

   – И сколько лет внучке? – поинтересовалась Надежда.

   – Тринадцать, – ответил я. – Ее пригласили к шести. Кто же знал, что отцы так рано придут со службы? Я сейчас позвоню и узнаю, не сможет ли приехать раньше.

   Около пяти приехала с работы сестра и почти тотчас же привезли Вику.

   – Оставляю ее у вас, – сказал мужчина, с которым она поднялась к нашей квартире. Перед тем, как закончите, позвоните по тому же телефону.

   День рождения прошел весело. Перед его началом позвонили на квартиру, где была Ольга, и уже через десять минут она сидела за столом. Я принял подарки, потом все ели, а в завершении включили магнитофон и стали танцевать. Мне, как единственному кавалеру, пришлось танцевать со всеми, начиная с Ольги и заканчивая сестрой. Закончили мой праздник в восемь.

   – Через неделю уже зима, – сказал я Люсе.

   Мы уже отправили домой довольную Вику, убрали со столов и разошлись кто куда. Я с Люсей ушел в мою комнату.

   – Он не провалит пол? – спросила она, имея в виду сейф.

   – Со временем прогнет паркет, – ответил я. – Но он мне нужен-то самое большее до лета. Напишу все, что является самым важным, и останутся только консультации. Надеюсь, меня не будут часто дергать. Знаешь, я очень рад, что наконец все рассказал твоим, и что они это нормально восприняли.

   – Они тебя любят, особенно мама, – сказала Люся. – Ты ее сегодня назвал мамой, так у нее на глазах выступили слезы. Они с отцом хотели сына, а родились мы.

   – Я им за тебя буду благодарен до конца дней. Как же я тебя люблю!

   – А как? – спросила она, забираясь ко мне на колени.

   – Потерпи два месяца, потом узнаешь.

   – Смотри, пошел снег! – сказала подруга, глядя в окно, за которым, кружась, падали редкие хлопья снега.

   Их число с каждой минутой становилось все больше, поднялся ветер, и вскоре за окном уже мела метелица.

   – За окном танцует вьюга, не прожить нам друг без друга, мы вдвоем! – запела Люся, обняв меня и положив голову мне на грудь.

   – Еще не вдвоем, но скоро будем. Вместе и на всю жизнь.

   – Нужно менять структуру кормовой базы, – сказал академик Авдонин. – Без этого мы обречены на закупку импортного зерна, особенно в годы, неблагоприятные для зернового производства. Или же нужно сокращать поголовье мясного скота.

   – Ни о каком сокращении скота не может быть и речи! – отрезал министр сельского хозяйства Мацкевич. – Что вы, Николай Сергеевич, можете предложить конкретно?

   – Чем меньше мы заготавливаем сена, тем больше его недостачу приходится восполнять фуражным зерном. Если для собственного потребления зерна выращивается в избытке, то на корм скоту, да еще при таком росте поголовья, в кризисные годы нам его однозначно не хватит. У нас большинство пашен и по плодородию и по климатическим условиям сильно уступают тому, что имеют основные экспортеры зерна. Целина это пример того, как не стоит вести хозяйство. А ведь распашка целинных земель продолжается до сих пор. Американцы в свое время на этом разбили себе лбы, а мы упорно наступаем на те же самые грабли! Травополье запрещено! Лесозащитные станции ликвидировали! Американцы восстанавливали плодородие своих почв, пользуясь работами русских почвоведов! Почему же у нас считают, что воля руководства превыше законов природы?

   – Вы говорите, Николай Сергеевич, да не заговаривайтесь! – привстал Мацкевич.

   – Не мешайте говорить человеку! – раздраженно сказал Суслов. – Вас мы еще послушаем!

   – Если сказал что лишнее, извините! – сказал Авдонин. – Просто наболело. Распахали пятьдесят миллионов гектаров, когда по плану нужно было в три раза меньше! Шесть центнеров с гектара – это урожайность? А степь загубили и продолжают губить. Нужно заниматься окультуриванием лугов и пастбищ, иначе скот у нас скоро будет есть одно зерно. А для большинства районов, где выращиваем зерно, засуха раз в три-пять лет это нормальное явление. Пока мы закупаем мало зерна, но если серьезно не повысить культуру земледелия, со временем закупки возрастут многократно. О какой продовольственной независимости можно говорить? Если вы действительно хотите воспользоваться моими советами, я могу разработать общую программу действий. Детализировать ее по регионам – задача вашего министерства, уважаемый Владимир Владимирович. Академия может в этом только помочь.

   – Что-нибудь еще можете добавить? – спросил Косыгин.

   – Мне не совсем понятна эта гонка за мясом. Это чтобы догнать Запад, или накормить народ? У нас громадные возможности по морепродуктам. Японцы, например, едят рыбы в пять раз больше мяса. Производство мяса нужно увеличивать, но не на столько и не любой ценой. Но это уже только моя личная точка зрения.

   – Спасибо, Николай Сергеевич, – поблагодарил Косыгин. – Ждем вашу программу. Когда будете готовы, сообщите Владимиру Владимировичу, мы ее рассмотрим. Теперь выслушаем вас, Мстислав Всеволодович.

   – Исследованием новых технологий в области полупроводниковой техники и микроэлектроники по предложенной белорусами программе занято тридцать два научных учреждения, – сказал Келдыш. – В основном это академические институты, но есть и несколько отраслевых и специальные конструкторские бюро. Хочу поблагодарить Совет министров за большую и своевременную помощь в приобретении необходимого оборудования. Проведена очень большая работа, но на выходе только две темы, по остальным еще предстоит работать два-три года. А потом начнем внедрять в производство. Отдача будет очень велика, но не раньше, чем через пять лет. Слишком много сложных вопросов приходится решать. Но без этого этапа нечего даже и думать подходить к изучению и реализации второго пакета научно-технической информации. Пока мы не испытываем необходимости в дополнительном финансировании, отпущенных средств вполне достаточно.

   – А если ускорить? – спросил Суслов.

   – Если начнем подгонять ученых, получим на выходе сырой материал, – ответил Келдыш. – Это потом аукнется на производстве. Там все цепляется одно за другое, прыгать не получается. Я сам бы хотел быстрее запустить в производство многие виды изделий, но, пока не отработана технология, этого делать нельзя.

   – Спасибо, Мстислав Всеволодович, – сказал Косыгин. – Давайте заслушаем Владимира Федоровича.

   – В нашем министерстве рассмотрели те мероприятия, которые были отданы на экспертизу, – сказал Жигалин. – Большинство из них это не наш профиль, но оценку им специалисты дали. Реализация предложенных планов приведет к экономии миллионов тонн металла, в основном чугуна и стали, к снижению металлоемкости изделий во многих отраслях производства. Но пока все это не более чем лозунги. Не существует нужного оборудования для производства необходимых материалов, в первую очередь высококачественных пластмасс. Необходимо заняться исследованиями свойств заявленных материалов и разработкой технологических процессов их получения. Мы рекомендовали институты соответствующего профиля. Часть работ можно провести в плане ОКР специализированных КБ Минхимпрома.

   – Хорошо, передайте вашу докладную записку секретарю. Все, товарищи, все могут быть свободными.

   Все, кроме Суслова и Косыгина, покинули комнату совещаний.

   – Ну и что будем делать с Чехословакией? – спросил Суслов. – Мнения в Политбюро разошлись.

   – А что думает Леонид Ильич? – спросил Косыгин. – На последнем заседании он не высказал свое мнение, только слушал других. Вы с ним обсуждали этот вопрос?

   – Он еще не определился, – ответил Суслов. – В Министерстве иностранных дел считают, что Дубчека и его окружение контролировать не удастся. В международном отделе ЦК очень скептически относятся к тому, что Новотный под нашим давлением оставит свои посты. Пономарев считает, что возможности влиять на оппозицию у нас очень малы.

   – Значит, силовой вариант? – спросил Косыгин. – Предложенные реформы отставляем?

   – Ему хорошо предлагать, – раздраженно сказал Суслов. – Контролируемые реформы! А как мы их будем контролировать? Через Гусака? Так ведь это он повел себя лояльно под прицелом наших танков. Хватит ли только одной угрозы? И потом, человек двадцать там надо убирать. Техническая возможность есть, но на такой падеж в рядах оппозиции только идиот не отреагирует, как бы это не маскировалось под естественные причины!

   – А если ввести танки не в шестьдесят восьмом, а сейчас? – предложил Косыгин. – Поговорить с Дзуром, он поддержит. Да и Новотный не должен сильно возражать. Оправдания всегда можно придумать, а наличие наших сил должно остудить горячие головы. А если кого не остудит, можно будет ими заняться. А Новотного все равно нужно менять. Вот кем менять, нужно подумать, возможно, и не Гусаком. Нужно посоветоваться с чехословацкими товарищами. Пусть Пономарев пошлет туда кого-нибудь из тех, кто курирует Чехословакию. Время еще есть, хоть и немного.

   Глава 15

   Среда седьмого декабря была особым днем. Люся сдавала последний экзамен за девятый класс, и этим экзаменом была история. Я было сунулся к директору с просьбой, чтобы экзамен принимала не завуч, а другая учительница, которая тоже вела этот предмет, но получил отказ.

   – Как бы Надежда Семеновна не относилась к Черезовой, специально занижать ей оценку она не станет, – сказал он мне. – А ты хочешь, чтобы я выразил ей недоверие. Вы уйдете, а мне с ней работать. Единственное, что я могу сделать – это присутствовать на экзамене.

   Для Люси этот день хоть и был последним учебным днем, но от занятий ее никто не освобождал, да и экзамен нужно было сдавать только после уроков, поэтому утром она уехала в школу, а я теперь ее ждал. Меня по-прежнему по утрам возили на борьбу, но уже к половине первого я был дома, обедал и садился за работу. Пара часов уходила на работу с документами, которые хранились в сейфе, потом я давал себе отдых и садился дописывать книгу. "Волкодав" вызвал изрядный шум и в следующем году его собирались переиздавать. Так что и вторую книгу должны были издать без проблем. Когда мне привезли документы для работы, как и говорил Грушевой, у куратора поселились два крепких парня, которые торчали в его квартире почти безвылазно. У всех в наших семьях, кроме Ольги, взяли подписку о неразглашении любых сведений, касающихся как меня, так и проекта в целом.

   Со времени последнего визита к Брежневу у меня не было ни одной консультации, да и Леонид Ильич тоже не вызывал. Скорее всего, для работы пока хватало тех записей, в которых я давал подробные комментарии к событиям. За ними раз в два дня приезжала Белова. За прошедшие две недели мы так никуда и не выбрались отдохнуть. Люся, не разгибаясь, сидела за учебниками, да и у меня было много работы. Один раз я пригласил ее просто пройтись по улице. Был небольшой ветер, а с неба густо сыпался крупный, пушистый снег. Я такую погоду люблю, поэтому сначала позвонил подруге, а потом – куратору. Сам он с нами не пошел, а послал одного из парней. Этот тип пристроился метрах в трех за нами и в течение всей прогулки буквально наступал на пятки. Получилась не прогулка, а конвоирование. После этого я подумал, что вопрос с охраной нужно решить как-то иначе, а пока придется обойтись без прогулок. Родители Люси, после того как я им о себе рассказал, сблизились со мной еще больше. Для них я окончательно стал своим.

   Я посмотрел на часы и начал одеваться. Вот-вот должна была приехать подруга, и я хотел встретить ее на улице. Сильного мороза не было, всего градусов пять, да и ветер стих, поэтому я с удовольствием стоял у подъезда и дышал свежим воздухом. Ожидание затянулось, и я понемногу начал волноваться, когда с улицы во двор въехала знакомая "Волга". Машина затормозила возле подъезда и из нее выбралась уставшая, но довольная Люся.

   – Все! – объявила она, отдавая мне портфель. – Я уже десятиклассница. По истории пять, и больше никуда не надо ездить. Сказали, что все документы будут через пару недель. А заявление на экстернат по десятому классу нужно будет писать после каникул.

   – Молодец! – сказал я. – Дома поцелую, сейчас слишком много свидетелей. Пошли быстрее, а то я уже давно жду и немного замерз.

   Я помахал рукой Сергею с Виктором, и мы зашли в подъезд.

   – Я не виновата в задержке, – начала оправдываться Люся. – Это Надежда прицепилась. Я ей все рассказала без ошибок, а она мне начала задавать дополнительные вопросы. Стерва она и есть стерва! Хорошо, что на экзамене присутствовал директор, а то бы она мне точно оценку снизила. Ему пришлось вмешаться.

   – Ладно, черт с ней, – непочтительно отозвался я о завуче. – Чем думаешь заниматься, свободная женщина?

   – Если ты намекаешь на то, что я должна опять засесть за учебники, я объявляю забастовку! Даешь развлечения!

   – Хочешь в цирк?

   – И в цирк хочу, и в театр, и в кино! Я сейчас даже на музей согласна, только бы не сидеть в комнате! Сколько можно? Разве мы с тобой не заслужили? Заходи в квартиру, не обсуждать же это на лестничной площадке.

   – Съездим и отдохнем, – согласился я. – А потом займемся делом. Не бойся, заниматься с учебниками начнешь только после каникул. Мне Брежнев сказал интересную вещь. И чем дольше я думаю над его словами, тем больше вижу смысла в его предложении.

   – И что же он предложил?

   – Нам с тобой больше выступать, а мне – писать книги. С точки зрения любой разведки люди с моими знаниями должны охраняться не хуже ядерных секретов. Примерно так охраняют белорусского деда. А за нами только присматривают, причем я постараюсь этот присмотр до лета сделать еще более ненавязчивым. Во-первых, я к этому времени дам развернутые комментарии лет на тридцать вперед и уже не буду настолько незаменим, а во-вторых, смогу самостоятельно начистить рыло двум-трем противникам и, наконец, со следующей недели у меня начинается стрелковая подготовка. После нее пообещали выдать серьезный ствол. Так что присматривать за нами по-прежнему будут, но уже не наступая на пятки. И машину нужно будут закрепить за какой-нибудь цивильной конторой. Водитель вооружен, поэтому надобности во втором охраннике я не вижу. Вокруг нас, по мнению генсека, должно быть как можно больше шума. Самая несерьезная часть общества – это люди искусства, то есть мы. А у него слабость к молодым дарованиям. В проект вовлечены сотни людей, поэтому рано или поздно на Западе о нем узнают. Вначале посмеются, потом задумаются, а дальше начнут искать и разбираться, из какого источника льются все эти знания о будущем. Понятно, что захотят захватить такую полезную вещь, а не получится, так хотя бы заткнуть, чтобы не пользовались противники. Леонид Ильич пообещал придумать что-то еще, помимо центра в Белоруссии, но и мы с тобой поработаем. Приготовим концертную программу и выступим. К Новому Году не успеем, а к майским праздникам – запросто. Если разучим еще пять-шесть песен, то, с учетом уже имеющихся в репертуаре, наберется на полноценный концерт. Разбавим его шутками на основе моих анекдотов и нескольких юмористических рассказов, и народ будет в экстазе. Я думаю, шума после такого концерта будет гораздо больше, чем если мы будем участвовать в каком-нибудь другом. А сцену нам Суслов обеспечит.

   – Мне читать юмористические рассказы?

   – А что в этом такого? Это сейчас читают одни мужчины, а в мое время были и женщины-комики, и пародисты. Ну что, даешь концерт!

   – Я тебя люблю! – она повисла у меня на шее.

   – Вы еще долго будете топтаться в прихожей? – спросила из комнаты Надежда. – И не кричите так сильно. У нас никто дверь не менял, и ваши крики слышны на лестничной площадке.

   – Извините, – сказал я. – Мы будем вести себя тихо-тихо.

   – Мам! – сказала Люся. – У меня пятерка по истории и перевод в десятый класс!

   – Я уже поняла, – сказала Надежда. – Раз нет слез и вы обсуждаете творческие планы на весну, значит, все в порядке. Гена, вам действительно может угрожать опасность?